Текст книги "Заказанная расправа"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Ну, не ожидал от вас, Марина! Разве пристало женщине лазить по заборам, как кошке, и воровать цветы у соседей?

– А у меня сегодня день рождения, – ответила она, опустив голову.

– Вот так, значит? Ладно! Идите домой! Надо исправить ситуацию! – рассмеялся он вслед женщине, презревшей калитку и на этот раз. К себе в дом она заскочила через окно.

Афоня оглянулся. Вокруг ни души. Он направился к самым красивым цветам. Набрав огромный букет, легко перемахнул через забор, стукнул в окошко. Марина открыла створку.

– Поздравляю с днем рожденья! – он протянул ей букет.

Врачиха взяла цветы и, отступив на шаг от окна; предложила:

– Входите! Кофе угощу!

Афанасий по глазам Марины понял, что она видела, как он покинул соседний палисадник. И теперь приглашала его зайти тем же манером в дом. «Оригиналка шибанутая! А если кто увидит, что подумает? У тебя не палисадник. Сплетни мигом поползут», – подумал укоризненно.

«Ну что? Слабо? Задница отяжелела иль звание мешает? Чего топчемся?» – глаза Марины смеялись вызывающе.

«Вот баба! Перец! Еще и подначивает!» – Афоня прыгнул через окно и сразу оказался в уютной чистой комнате.

– Пошли на кухню! Я там сварю кофе, – предложила хозяйка без жеманства, кокетства, присущего женщинам ее возраста. Она даже не переоделась, так и осталась в майке и шортах, босиком.

Марина пила кофе медленно, маленькими глотками, перемежая каждый затяжкой сигареты.

«Почему она до сих пор одна? В ее возрасте женщины больших детей имеют», – думал Афанасий, а вслух спросил: – В Афганистан послали или добровольно? В личном деле увидел: награды есть – «За отвагу», «За мужество».

– Добровольно. Пятеро нас было. Вернулись вдвоем. Я и Динка, подруга моя. Все пять лет не разлучались с нею… Тоже неспроста. Мы вдвоем в одного влюбились. В своего однокурсника. Он ничего не знал. Давно это было, – оборвала себя.

– Он жив?

– Нет. Погиб, – закурила новую сигарету. Лихорадочно дрожали пальцы рук.

– Вы и теперь его любите?

– Памятью. Хороший был человек наш Данила. Только несчастный. Мы с ним с самого детдома, От меня родительница отказалась. Назвала ошибкой молодости. Целину приехала осваивать по путевке. Там и познакомилась с отцом. Собирались, видимо, семью создать. Да не состоялось. Вот и отдала меня в приют. Говорила – на пять лет. Оказалось – навсегда. Так и выросла в детдоме. Там и Данилка был. Его и вовсе – у пьяной бабки отняли. В проруби хотела утопить, но люди помешали. Отобрали мальчугана. Все время мы с ним дрались. Никак нас примирить не могли. Даже в институт поступали врагами. А на втором курсе, как назло, прозрела! Увидела, что лучше Данилки никого на свете нет. Так оно и было.

– А может, он в плен попал?

– Нет! Эти детские сказки не для войны. Он на наших глазах… Раненого пополз вытащить. А тут снаряд… Прямое попадание в зенитную установку. Он уже подполз. Всех ребят с землей перемешало. В один ком. Собирали по частям. Я чуть не свихнулась. Почему смерть слепая и забирает из жизни лучших? – заледенели ее глаза.

– Вы после этого еще остались в Афганистане?

– До самого конца! Я вернулась в числе последних. Мстила за Данилку. Искала свою смерть. А она отвернулась. Вот и осталась жить. Динка замуж вышла. Тоже за бывшего афганца. Сына уже ему родила. Назвала Данилой. Муж согласился. К мертвым чего ревновать? А я все одна. Никак не встречу достойного Данилки. Были предложения, много объяснений в любви слышала. Но сердце не откликнулось. Вот и кукую. Хотя годочки катятся, и все под гору. Но что поделаешь, коль нет счастья в непредусмотренной, лишней жизни? Я и сама от нее порядком устала, – отвернулась к окну, и в свете лампы увидел Афанасий седые корни волос на висках Марины. Сколько их не закрашивай, горе все равно проступит.

– Бедные вы наши девчонки! Когда вы с нами, не видим и не ценим мы вас! Живем слепцами. Все ищем счастья за облаками. А рядом, стоит приглядеться… Да только когда начинаем понимать, уже поздно и все потеряно. От жизни одни угольки, а в памяти – Пепел сожаления. Быстро горим и слишком много теряем. Все считаем себя орлами. Хорохоримся. А чуть придавит жизнь, хуже дождевого червяка. Не то что звание мужское, имя забываем…

– Вы тоже теряли? – спросила Марина тихо.

– Случалось, – выдохнул мужик с трудом. И не пожелав рассказывать, решил свернуть визит. Подойдя к окну, легко перескочил во двор, пожелал спокойной ночи хозяйке дома, исчез в темноте.

Он не собирался ухаживать за Мариной. Ему не нравились такие женщины – с мужскими чертами в характере. Коробила ее манера поведения. Ведь врач. А войдя в кабинет, садилась на стул верхом, лицом к спинке.

Слышал Афанасий, как материла она молодого лейтенанта, посмевшего войти к ней в дом ночью, не постучав. Над этим незадачливым ухажером вся застава долго потешалась. Но Марина никому не жаловалась.

Она очень любила цветы. Особенно горные маки. Часто ходила за ними в горы совсем одна. Эти же цветы любила Аннушка – дочь Афанасия. Вот уже второй год пошел, как уехала она в Ашхабад. И за все время ни разу не навестила отца. «Может, и у нее появился свой Данила? Полюбила и не хочет ни на минуту расстаться с ним? Да, если она станет такою же, как Манана, ее мужу можно только позавидовать», – думал Афоня.

Он часто звонил детям. Звал их домой, погостить. Говорил, что скучает. Сын отвечал, что уходит на ученья. Потом сказал, что проходит десантную подготовку. А еще через полгода радостно сообщил, что ему присвоено офицерское звание. Афанасий радовался и боялся. Вырос Виктор. Но так и остался доверчивым, добрым ребенком, не послушавшимся отца.

Аннушка успокаивала. Говорила, что влюбляться ей некогда. Помимо занятий в училище, закончила компьютерные курсы и теперь решила в совершенстве изучить иностранный язык.

– Послушай, Аня, зачем это тебе? – не понял Афанасий.

– Я скоро приеду на каникулы. Дома все объясню! Я готовлюсь в институт! Ты не будешь против?

– Молодец, дочка!

– Вот и хорошо! Через две недели я дома!

Своей радостью он поделился с Мариной. Та обрадовалась, что дочь Афанасия хочет стать медиком. И предложила:

– Если Аннушка захочет, может вместе со мною вести прием больных. Я думаю, мы с ней подружимся.

Как-то само собою получилось, что Афанасий и Марина стали запросто, без приглашений и предупреждений приходить друг к другу.

Часто общаясь, Афанасий ближе узнавал эту женщину. Его перестали коробить ее привычки и тяга к куреву.

– Слушай, Афанасий, а почему ты столько лет живешь один? – спросила однажды Марина. – На заставе столько баб, а ты их не замечаешь. Если б не имел детей, я бы подумала, что импотент!

– У меня есть сравненье. И точно так же, как и ты, не нахожу равной. А жениться лишь бы иметь женщину рядом – не вижу смысла.

– Выходит, мы с тобой одной бедою мечены? – вздохнула она тяжело.

Марина и не предполагала, что вокруг них по заставе поползли сплетни.

– Он к ней в окно залезал, я своими глазами видел, – говорил радист старшему сержанту.

– А почему не в двери? Ему кто запретит?

– Чтоб соседи не увидели. Неужели не понял, дурак?

– Ну и что с того, что увидят? Он один, она – без мужика. Кто им укажет иль высмеет?

– Не хочет, чтоб знали. Выходит, таскается без серьезных намерений. Если б вздумал основательно, приходил бы засветло, как порядочный мужик! А то по ночам, будто кот в окно заскакивает!

– Тебе-то что за горе? С бабой живешь! С чего за чужую хварью страдаешь? – не понял сержант.

– Не за хварью! Он у меня в палисаднике все цветы для нее ощипал. А попробуй, скажи. Он – начальник! Ему все можно!

– Что-то не похоже, что врачиха нашего Афанасия схомутала. Не родилась такая, чтоб на него уздечку накинуть. Этот конь любую со своей шеи сбросит. Шибко резвый и норовистый, засиделся в холостяках.

– Совсем холостяк! Так пристроился! Подженился и в ус не дует. На глазах у всех. Попробовал бы ты или я такое отмочить, давно бы с заставы вышвырнули!

Афанасию никто не посмел ничего сказать в глаза. А вот Марину встречали ухмылками. И говорили в спину громко, чтоб услышала:

– Небось Юрку с порога поперла матом!

– Звездочек на погонах не досчиталась. Вот и вышибла.

– Хоть и через дверь вошел!

– Рыло у него суконное. Всего-то лейтенантик! А вот Афанасий!

– Да у него дети – ровесники врачихи!

– Это ничего! Старый конь борозды не портит. Зато он – начальник!

– Да с ним чего толку? Юрка хоть согрел бы в постели!

– Зато Афоня подарки носит.

– А ты видел?

– Своими глазами! Только что конфеты купил. Коробку шоколадных. Ночью ей понесет.

Марина не обращала внимания на досужие разговоры и сплетни. Ей было смешно. А когда ж им видеться с Афанасием, как не вечером? Ведь с утра все работают. И до темна… На заставе почти никогда не бывает ни выходных, ни праздников… И лишь те, кто не несли дозоров, не ловили перебежчиков и караваны, не знали истинной цены тишине на заставе.

…В тот день троих нарушителей увидел дозор. Началась погоня. И одного из пограничников задела пуля.

– Врача! Срочно! Мы продолжаем погоню! Дайте подкрепление! – зажглись сигнальные ракеты.

Те трое нарушителей оказались разведкой. Следом за ними шел караван… Оттуда нарушителей поддержали огнем.

– Застава! В ружье! – загремел сигнал тревоги. Включились дополнительные прожектора. С вышек затрещали пулеметы. На поимку нарушителей выпустили служебных собак. Никто не остался в стороне.

Какой там отдых? О нем забыли вмиг. Афанасий стрелял прицельно – только по ногам нарушителей. Скольких свалил, вышиб из этой схватки, никто не считал. Лишь с рассветом утихла стрельба и пограничники смогли спокойно вздохнуть.

Четверых ребят из дозора ранили нарушители в этой перестрелке. Всех их увезли в Ашхабад в военный госпиталь на вертолете. Марина оказала им первую помощь. И сказала Афанасию, что у двоих ранения слишком серьезные. Вряд ли вернутся они из госпиталя на заставу.

– Что делать, Марина? Такая у нас работа. Утешаемся тем, что задержали нарушителей. Живыми! С ними теперь разберутся! Никого не упустили, не убили. А вот свои… Но куда деваться? За всякий успех платить приходится. Хорошо, что живыми останутся. Случалось, гибли. Вон за заставой могилы. Целое кладбище. Никто не умер своей смертью. Все молодые ребята, пограничники. Каждого жаль. Но иного выхода не было. Да и я не раз мог оказаться рядом с ними. Случайность, а может, удача уберегла! Скорее всего, Бог видит и щадит. Значит, покуда нужен в этой жизни, детям! – говорил Афанасий.

– А как думаешь, те, что караваном подошли, отступили насовсем? Не вернутся?

– Да кто ж их знает? Вообще не было таких случаев. И если уходили, то надолго. Понимали, здесь им не прорваться. Нащупывают участки, где охрана на границе слабее. Кому из них захочется лишиться головы? И все же прошу не рисковать, не ходить в горы за цветами. Мы высчитываем их по своей логике. Нас тоже высчитывают. Там… И могут предположить, что успокоимся сегодняшним результатом. Расслабимся. Поверим, что прогнали. Навсегда… А они не уйдут, только отойдут. Недалеко и ненадолго. А ночью попытаются прорваться. Эти не наркотики везли. Вон как отстреливались! Профессионально! И огонь был плотный. Значит, оружие у них! Много!

– Думаешь, в Чечню?

– Хотя бы! Теперь эти деляги повсюду промышляют. Оружие стало самым ходовым товаром. Против кого оно? Конечно, против нас! – вздохнул тяжело.

Но и в этот, и в последующие дни на заставе было спокойно. А вскоре приехала на каникулы Аннушка. Она стала совсем взрослой. И хотя очень изменилась, Афанасий, с восторгом глядя на дочь, узнавал в ней себя.

Ловкая, быстрая, она привела в порядок дом. До вечера управилась со всем и, позвонив отцу, попросила вернуться пораньше.

– Соскучилась одна? Теперь и меня поймешь. Годы один жил, как сыч, – пожаловался он дочери. Та рассмеялась. Но от Афанасия не ускользнуло, что Анюта чем-то озабочена, обеспокоена.

– По своему парню скучаешь? Надо было привезти. Познакомились бы! – шутил Афанасий. Дочь отмахнулась и спросила:

– Когда от Витюшки последнее письмо получил?

– Он редко мне пишет. Последнее – месяца три назад. На ученья собирался поехать. Знаю, что звание ему присвоили. Теперь он лейтенант. Домой не спешит. Наверное, другой магнит появился. Взрослым стал.

– А ты знаешь, где он теперь служит? – присела рядом, обняла за шею.

– Нет, не написал пока, куда его распределили. Знаю, что стал десантником. А больше ни слова не сказал.

Анюта встала, сварила кофе. Разлила по чашкам. Афанасий заметил, как дрожат ее руки.

– Скажи, что случилось? Чего нервничаешь? Какая заноза застряла?

– Я неделю назад получила письмо от Витьки. В Чечне он…

Афанасий выронил чашку. В услышанное не поверил. Переспросил хрипло:

– Где он?

– В Чечне, – отозвалось эхом рядом.

– Послали? Или добровольно?

– Послали, наверное…

– Письмо у тебя с собой?

– Да… Я кое-чего в нем не поняла. Но он просил не говорить тебе, – тихо добавила Анна.

– Дай письмо! – потребовал Афанасий. И дочь достала из сумки конверт, подала неуверенно.

Афанасий пробежал строчки глазами:

«Здравствуй, Анютик! Как ты там в своем Ашхабаде? Прокисаешь от жары? Говоришь, что дышать нечем? Это еще не беда! Скоро и мне будет жарко. К самому черту в пекло попал – в Чечню. Да ты не вздрагивай! Нас сюда не надолго. Всего три месяца пробудем и нас заменят. Командиры говорят, что пришло время проверить на практике, как усвоили теорию, и обкатать всех в боевых условиях. Уже неделю торчим в Аргунском ущелье. Нас пока держат в запасе и в атаку не пускают. Я еще ни одного бандита в глаза не видел. Только старики, бабы и дети иногда приходят. Просят у нас пожрать. Не к своим, к нам идут. А ночами каждый день стреляют. И мины закладывают. На них свои же гибнут. Не поймем, с кем же они воюют, те, в горах? Вчера опять двое подорвались. Старик и мальчишка. Овец перегоняли… Оба насмерть. Ладно, дед. А пацана за что? Ему не больше десяти лет было. Звери! А дня два назад ребята снайпера взяли живьем! Не поверишь – баба! Лет сорока. И она, это чучело, в наших стреляла. За каждого у них своя такса есть! За солдата – сто долларов. За офицера, в зависимости от звания. За такого, как я, от силы двести долларов заплатят. А я не согласен! Дешево меня оценили. Лучше жить буду! У нас за убитых не платят, за спасенных награждают. Вот только меня зло берет. Почему мы, рискуя жизнями, должны спасать чеченцев от чеченцев? Ночью в нас стреляют не только с гор, но и из селений. Поймали мальчишку, тот утром у нас жрать просил, а днем – мину ставил на нашей дороге, совсем рядом. Ему бандиты заплатили. Ну и надрали уши гаду! Привели к командиру, тот им сам займется. Хочет отправить самолетом подальше от войны, чтоб от голода вконец не свихнулся. Да и как с таким воевать? Он еще мужиком, человеком стать не успел. Но, слышал я, что чеченцы даже баб впереди себя посылают при наступлении. А еще называют себя кавказцами. Их мужиками считать не за что. Ну да ладно о них! Время идет. Сегодня уже восьмой день. Завтра нас обещают взять в разведку. Кого именно – не сказали. Хотел бы я увидеть этих пещерных джигитов! Они даже мата не стоят, черт их возьми!

Анютка! Только ты ничего не говори отцу, где я сегодня. Не расстраивай попусту! Вот вернусь из Чечни, получу отпуск – нам обещали. И завалюсь к отцу, как сугроб на голову. Зачем его тревожить? И без того хватает. Он сам на границе каждый день головой рискует. Пусть узнает все от меня, когда Чечня останется за плечами. А если поедешь к нему, это письмо не показывай, очень тебя прошу. Обещаю, после Чечни заехать за тобой, вместе отправимся к отцу на заставу! Договорились? Ну то-то! Я всегда помню и скучаю без тебя. Пиши чаще! А то при встрече надеру уши. Виктор».

– Что тебе тут непонятно? Все честно написал. А вот мне не ясно только одно – почему согласился поехать туда?

– Пап! Ну ты ж его знаешь. Ему всегда не хватало острых ощущений. Он с детства любил играть в войнушку Ходил весь в синяках и шишках, но счастливый. Его не переделать. Ни ты, ни я не смогли переубедить, – уговаривала Анна не только отца, но и себя.

Она не могла не бояться за него. Виктор был ей не просто братом, а другом с самого детства, все годы…

– Я знаю, видела некоторых из тех, кто прошел Чечню. Всякое рассказывали о ней. Видно, многое зависит от того, как воспринимать эту войну и насколько она коснулась личной жизни каждого.

– Виктора никаким боком не задело. Захотел пороха понюхать, доказать, что стал взрослым. Ведь мог отказаться, приехать сюда – на границу. Но нет! Решил по-своему! Эх-х, мальчишка! – выдохнул Афанасий. И с того дня постоянно прислушивался к сводкам из Чечни. А они были тревожными.

За время каникул Аня сдружилась с Мариной. Вместе они ходили в горы за цветами. Приносили их охапками. И не обращали внимания на предупреждения Афанасия – зачастую уходили слишком далеко, туда, где уже и пограничники не могли их видеть. Но обе возвращались. Постепенно на заставе привыкли к их прогулкам, перестали волноваться и бояться за девчат. Ведь вот больше месяца прошло с того нападения. А не только днями, даже ночами на границе стояла тишина.

– Твоя Анна счастливая! Мы ее не отпустим! Смотри, за то время, что она на заставе, ни одного нарушителя даже издали не показалось! – шутили пограничники.

Даже Афанасий успокоился. Дочь заверяла его, что они не уходят за реку, разделяющую границы. И собирают цветы лишь на своей земле.

Вот и в тот день они убежали в горы уже после обеда, никого не предупредив. А к вечеру заметили пограничники подозрительное оживление на противоположном берегу. Едва опустились сумерки, грянули внезапные выстрелы. В кого?

Афанасия с утра грызла тревога. Он тут же проверил дозоры. Все в порядке. Позвонил домой, дочь не ответила, промолчал и медпункт.

«Ущелье проверить надо. Возможно, там они. Пока не совсем стемнело, пойду, потороплю, верну их домой», – решил он.

Марину и Аннушку он увидел сразу. Они словно отдыхали на самом краю обрыва. Лежали, раскинув руки, глядя в небо уже остекленевшими глазами.

Небольшое кровавое пятно на груди Марины, кровь на виске Анны…

Афанасий не поверил глазам. И закричал так, что его услышали на заставе.

Что было дальше? У него все поплыло перед глазами. Он ничего не помнил. И того ночного боя на границе, в котором впервые не участвовал, тоже. Что с ним случилось? Он перестал различать лица. Видел лишь темноту, разрываемую молниями, какими-то видениями. Потом, как в просвете, увидел лицо врача. Весь в белом, будто из снега, он что-то говорил. Но так тихо, что Афанасий не мог разобрать слов. А тот силился достучаться до его сердца.

Лишь через несколько дней Афанасий расслышал, понял все на свою беду.

– Погиб ваш сын… Он награжден посмертно…

– Вы путаете! Дочь убили! А сын живой! – пробудилось сознание человека.

– Сын погиб! Вот извещение и приказ о награждении. Погиб героем!

– Слушай, ты! Отдай сына! Живого! Мертвого героя оставь себе! – закричал Афанасий, не выдержав второй беды. Он еще не успел прийти в себя от первой.

…Почему он оказывался связанным, а тело болело от множества уколов, Афанасий не знал. Забыл, кто он сам, как его зовут. Он уходил искать своих детей. Афанасия возвращали, снова помещали в палату, пытались вернуть рассудок и память. Зачем? Ведь именно они убили в нем человека…

– Анютка! Витек! Ну хватит! Не прячьтесь! Я устал играть в прятки с вами. Идите ко мне. Не можете? Почему? Я живой! Еще живой? Дети мои! Возьмите меня к себе! – плакал слабым ребенком поседевший и состарившийся до неузнаваемости Афоня. Он искал мертвых среди живых. Ему мерещились голоса детей. Он потерял всякий интерес к жизни.

Афанасия держали в больнице для душевнобольных. Нет, он не буйствовал. Это было лишь поначалу. Афоня перестал набрасываться на врачей, требуя показать ему сына. Он звал детей и видел их. Он разговаривал с ними днем и ночью. Носил им одежду и еду. Оставлял их на чужих могилах, веря, что покойники общаются меж собой, для них не существует расстояний и они могут передать его детям все.

Со временем от него устали в больнице. Афанасий постоянно удирал через заборы, унося с собой пижамы, халаты, тапки и одеяла. Его возвращали. А через день все повторялось. И человека перестали жалеть. Никому не хотелось собирать с могил простыни и одежду, которые Афоня щедро дарил мертвецам. Ругать человека было бесполезно. Он не понимал обид и злобы живых, самого себя воспринимал мертвым, заблудившимся на земле. Его не грели земные радости. И однажды, завидев Афоню с кучкой грязного белья, взятого из прачечной, за ним навсегда закрыли ворота больницы. И он попал к бомжам.

Среди них имелись всякие. И посмешнее Афони. Иногда их били. Они не чувствовали боли, никогда никому не жаловались. Жили мертвыми тенями среди живых. Ожидая единственной награды за все муки – своей смерти. Жизнь для них стала наказаньем. Ее считали проклятьем и просили Бога об избавлении…