Текст книги "Заказанная расправа"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 12. Исповедь Горелого

Бешмета привезли из Москвы уже через неделю. Рогачев быстро понял, что главарь банды не станет давать показания легко и просто. А потому приготовился к долгим допросам. Скорее всего, предполагал Славик, не получится обойтись и без очных ставок.

Московские следователи по телефону предупредили, что Бешмет – человек резкий, вспыльчивый и грубый, способный на любую, самую непредсказуемую выходку. Поэтому Допрашивать его лучше в присутствии охраны – двоих крепких, достаточно тренированных ребят, которые, в случае чего, смогут быстро утихомирить главаря крутых.

Славик тщательно готовил первый допрос. Продумал и записал все вопросы. Дал возможность Бешмету отдохнуть после дороги, прийти в себя и оглядеться.

«Конечно, защищать или выгораживать Барина и Конюха он не станет. Но и валить, высвечивать тоже не будет. Ему известно, что бриллиант спрятан. Но знает ли – где, у кого? Слышал ли он о Женьке и ее смерти? Связана ли она с пропажей бриллианта, или Барин попросту подставил девчонку как пешку? Кто ее убил?

Случайна ли цепочка из гибели Мартышки, Катерины и нападения на Фаризу? И при чем в этой истории переселенки? Где начало запутанного клубка? – ломает голову следователь, уверенный, что пусть не на все, но на часть вопросов Бешмет знает ответы. – Странно, что Ведяев, даже живя рядом с Барином, о многом не знал и не догадывался. А может, прикидывается? Но ведь сам попросился на допрос и казался искренним. Говорил, что жалеет о работе у Барина. Да только запоздало сожаление! Нахомутали, завязли в грязи оба. Теперь уж не отмыться. Ладно, мы, бывает, ошибаемся, но крутые не хватают невиновных. А значит, Конюх тоже завяз! Хочет выкрутиться, вырваться из болота? Интересно, как он выдержит очную ставку с Бешметом? А ее не миновать».

– Введите задержанного! – попросил следователь охрану. И через минуту в дверь вошел главарь крутых Бешмет.

Он уверенно присел на стул напротив Рогачева. Славик встретился взглядом с человеком, который мог спокойно убить его в ночь задержания. И пальцы невольно стиснули ручку так, что та переломилась.

Бешмет усмехнулся:

– Нервничаем? – спросил коротко. И добавил, отвернувшись к стене: – Будь на моем месте любой – тоже защищался бы. Ваших никого не размазали, а моих – четверых не стало. Кому из нас психовать нужно?

– Все еще ничего не поняли? Я или вы устроили частную зону?

– Да разве это зона? Так, санаторий для козлов. Разгрузочный курорт для ожиревших! Они там полезным делом занимались! – хохотнул Бешмет.

– Кто же вас уполномочил?

– Люди! Обычные! Кому вы не сумели помочь. Вы только расплодили всякую шушеру. А у нас любой из этой швали – либо кололся, либо откидывался. Все они – последние падлы. Ни единого не жаль. И сегодня, попадись мне такие, всех зажал бы в подвале.

– А сами пробовали там посидеть?

– Я никого не обобрал, не загнал в петлю! Не пустил на панель или на паперть. Я помогал людям вернуть свое. Потому к нам шли. Мы не сидели без работы. Нас искали! К тебе кто придет? А нам верили, что поможем.

Славик решил дать возможность Бешмету выговориться.

– Слышишь, у нас и бывший мент «дышал». Он тебя знал. Вы с ним вместе в Чечне были. В Грозном, полгода бок о бок. Ему обещали после той командировки квартиру дать. Когда вернулся, обещанье забыли. Другому отдали. А у него сын появился. Да только и тут радость подсекли. Зарплату не дали. Целых пять месяцев мурыжили. Сам, может, терпел бы. Но сыну нужно было. Вот и не выдержал. Нас нашел. Мы его поддержали. Он иногда тебя вспоминал. И Чечню…

– Все, с кем я был в Грозном, работают в отделах, – отмахнулся Славик.

– Ошибаешься!

– Может быть. Но сегодняшний наш разговор не о Чечне. Так вот меня интересует, кто попросил захватить Платонова и Ведяева?

– Попятное дело, Рашид! Три года ждал! Сколько еще можно? Терпеливый мужик!

– Вы отдали Рашиду его часть денег? Взяли с Барина и Конюха?

– Не все! Лишь кое-что! Но это не покрыло и половины долга!

– Скажите, Бешмет, вы взяли бриллиант?

– Нет. Темнил Барин. Не было камня там, где он наколку дал.

– А на кого он указал?

– Да на мокрушника – киллера. Мы его не успели накрыть, слинял козел!

– Кого он должен был убить?

– Какую-то бабу. Но мне это до зада. Я ее не знаю.

– Он убил ее?

– Если б размазал, принес бы выкуп. Значит, сорвалось!

– Кто этот киллер? Где вы хотели встретиться?

– На трассе. Он пас должен был ждать в определенный день и час. Но не возник, – тянул Бешмет.

– Как он выглядит?

– Я ж не видел его.

– А как искали? По каким приметам?

– Теперь не помню. После того облома много времени прошло. Сколько дел провернули! – уходил от ответа Бешмет.

– Забыли киллера, который обязан был принести выкуп? Не смешите! Вы его и под землей сыскали б! Это ж и ваш навар! Зачем небылицы городите? Неужели полагаете, будто я столь наивен? – злился Рогачев.

– Говорю, сорвалось! Иначе тех двоих козлов не держали б у себя!

– Но вы искали киллера! Значит, знали его адрес и приметы.

– Да нет у них адреса!

– Как искали? Кого? Поймите, вы умалчиваете о главном! Ведь убиты две женщины. Совершено нападение на третью. На кого, как не на вас, повесят эти убийства и покушение?

– Меня вообще не было. Я канал в Испании.

– Значит, ваши ребята пойдут под подозрение! Их затягиваете в болото!

– Они при чем?

– Кто-то же занимался Барином и Конюхом? Сами ведь говорите, получи вы с них долг, тут же отпустили б эту парочку. Но не они же искали киллера! Сидя в ошейниках на цепи…

– Я их киллером не интересовался. А те двое, что его искали, уже на том свете. Вы их убили в ту ночь, – выдохнул Бешмет.

– Быстро придумали, ничего не скажешь, – недоверчиво посмотрел на него Рогачев. – Но опять не вяжется. Когда ваши ребята искали убийцу, вы каждый раз обязательно должны были знать, куда они едут. На всякий случай! Мало ли как могла сложиться встреча? Так где искали?

– Я ж говорил, на трассе!

– На трассе встреча не состоялась. Искали где?

– Ну, рядом, поблизости…

– Скажите, Бешмет, почему скрываете киллера, если говорите, что не знаете его и выкупа не получили? Придумали убийцу? Кто-то из ваших с двумя женщинами расправился? Мало было убить их, даже трупы осквернили, воспользовались покойницами по мужской части…

– Что?! – главарь крутых подскочил со стула и, если бы не охранники… Те вовремя успели скрутить Бешмета и увести в камеру.

Когда его вели по коридору, крутой матерился, вырывался и грозил отплатить за оскорбленье. Он потерял контроль над собой. Бешмет не собирался мириться с тем, что ему и его банде приписывали чужие грехи, да еще такие!..

Лишь вечером, уже успокоившегося, его снова привели на допрос.

– Кто нашел и нанял этого киллера? Барин, Конюх или Рашид? – спросил Рогачев.

– Рашид не при чем!

– Кто посоветовал Барину этого киллера?

– Зачем? Нынче за баксы любой уломается скрутить башку хоть родному брату! – усмехнулся Бешмет одними губами.

– Рашид, конечно, был в курсе дела? Он знал убийцу! Иначе не доверил бы долг незнакомому!

– Да при чем здесь Рашид? У нас в залоге оба козла были! – пренебрежительно бросил главарь.

– Но они не могли выйти на связь с убийцей, сидя в траншее па цепи! Не могли и назначить встречу с вами. Только вы были дирижером всего концерта. Между прочим, если вы или ваши ребята сами убили этих женщин, я вам не позавидую. Никому уже не понадобится квартира! – вырвалось у Рогачева.

– Если б я знал того хорька, давно б его достал! Но в том-то и дело, что никто ни разу его не видел. Никогда! Иначе давно б о том деле забыли все!

– Но как вы его искали?

– По-всякому. Среди знакомых и соседей этих козлов. Даже охрану тряхнуть хотели. Но все мимо. Барин, наверное, стемнил. Он сказал, будто вернувшись из Москвы в этот раз, они должны были встретиться с киллером и забрать бриллиант. Да мы помешали.

– Ладно. А как киллер отдал бы его вам?

– Ну, тут проще! Барин черкнул ему.

– Вы сами записку отдали? В руки?

– Нет! В условное место сунули.

– Где именно?

– На трассе. Не доезжая деревни. Если из вашего города ехать на Москву – неподалеку есть брошенная деревня. К ней сворачивает грунтовая дорога. На самом повороте – указатель с названием Березняки. Вот под этим столбом камень. Под него положили записку Барина.

– А может, не получил киллер ее?

– Через день приехали, записки не было.

– А почему именно там записку положили? Или киллер в деревне живет? – заинтересовался Рогачев.

– Черт его знает. Может, и там. Слышал, вроде та метелка, которую урыли в Березняках, к ворам прикипела. Может, козлы средь них уломали кого-то в киллеры? Я не в курсе.

– С ворами виделись?

– Ребята мои с их паханом тусовались. Он шпана. Ботал, что Барина не знает. И его кодла без понятия, – признался Бешмет.

– Значит, не они убили? Может, кто-то из бомжей?

– Не-ет, пустой номер, полный прокол.

– Кто же он?

– Сами больше месяца впустую потеряли. Во всех Березняках о Барине ни одна собака не слышала. Мы всю неделю тот указатель караулили. Никто на него даже не оглянулся! – проговаривался Бешмет.

– Ну, а самого Барина трясли? Он-то должен знать, откуда взял киллера.

– Мы этого гада не только трясли. Пытали! Жрать не давали. Вламывали до издыхания. Любой другой сдох бы! Молчал. Не раскололся. Вон, Конюх! С ним рядом дышал, а ни хрена не знал.

– Зачем же держали?

– Мы подводили его к Барину и секли ежом. Это плеть из колючей проволоки. От нее шкура дыбом встает. Но Барина не проняло. Хотя поливал его Конюх так, что нас пробирало. Потом самого начинали метелить. Мало не казалось. Но не вышибли ни хрена! – сознался Бешмет.

– А что было в записке Барина?

– Это я дословно помню, – усмехнулся крутой и процитировал: «Горелый! Отдай камешек людям, какие тебе передадут эту записку. Они – от меня! Завтра в десять утра жди их у указателя. Либо положи мое под камень. Они возьмут. Барин»…

– Горелый? Кличка, конечно. Не может быть, чтобы ее знал только Платонов! – сказал Рогачев.

– Мои ребята проверили все. Никого с такой кликухой не откопали, – отмахнулся Бешмет.

– А Конюх что-нибудь слышал о нем?

– Ни в зуб ногой! Сам Барин ему не доверял серьезное.

– Зачем же вы его держали?

– Он вместе с Барином задолжал Рашиду.

– Сколько вернул Платонов узбекам? И как?

– У него при себе были чеки. Он подписал их, когда мы отловили его и Конюха на дороге. Ну, а дальше просто. Подчистую вымели все, что было на счету фирмы. Разорили догола. Но не хватило этого. Даже рассчитаться с Рашидом не смогли! Ну, еще из офиса можно было взять кое-что. Только там охрана имеется. Шороха больше, чем навара… Не стали рисковать, – признал Бешмет.

После допроса главаря Рогачев тут же поехал в Березняки. Его гнало туда нетерпеливое любопытство. Он хотел встретиться с участковым, узнать у него, не слышал ли он клички Горелый среди бомжей?

Семен Степанович вместе с Казанцевым сидели за домом и что-то тихо обсуждали.

– Не помешал? – появился перед ними Рогачев. Оба собеседника вздрогнули от неожиданности. – О чем секретничали? – спросил Славик, улыбаясь.

– Все о том же! Хотим помочь тебе. Но не получается.

– Кого же на этот раз заподозрили? Уж не деда ли Федота? Он единственный в нетронутых остался! – смеялся Славик.

Казанцев тоже усмехнулся:

– Знаешь, Рогачев, смех смехом, а мне все это время не дает покоя одно очень нестандартное дело. Насколько мне известно, второго такого ни у кого не было. Пытаюсь его забыть, да оно, как шило из мешка, из памяти лезет!

– Ну, коль так, волоки его наружу! Давай сюда! – Рогачев решил сам немного расслабиться и заодно дать возможность пожилым людям выговориться. Ведь не часто в Березняках бывают гости. С кем, как не с ними, отвести душу в разговорах?

– Ты, конечно, знаешь патологоанатома Николая Ивановича Скворцова? – повернулся Казанцев к следователю.

– Конечно. Умнющий специалист!

– К тому же очень добрый, сердечный человек, хотя всю жизнь в морге проработал. Не стал циником, как другие, не зачерствел. Каким был в самом начале, тем и остался.

– Так ты про дело хотел рассказать! При чем тут Скворцов? – напомнил Костин.

– А я и говорю! Ведь Николай Иванович имеет к нему самое родное отношение. Было это лет пятнадцать назад. Тогда работать в морге никто не хотел. Зарплата маленькая, а работа – хуже некуда. Санитарку в морг ни кнутом, ни пряником не загнать. Только алкашки соглашались. У них нервы покрепче. А все прочее, что у других имелось, пропили давно. Так с пьянчужек какую работу спросишь? С утра напьются, покойника от врача не могут отличить.

Ну а где нормального санитара сыскать? Случалось Николаю Ивановичу самому трупы носить. Потом от него покойником за версту несло. Бывало, идет по улице, а вслед вся песья свора воет. Старухи в ужасе крестились и говорили: «Гля! Бабы! Упокойник с погосту сбег!»

Ну, да смейся сколько хочешь, а работать надо. И вдруг увидел Скворцов возле пивбара бездомного мужика. Еще не пропащего. Заговорил с ним. Человек тот крепкий. Не старый и даже не пожилой. Но без дела остался. Без работы. Угадал его Скворцов. И давай к себе в морг звать. Тот недолго ломался. Свое сообразил. Там, при морге комнатуха имелась. Ему ее под жилье пообещал Николай Иванович. На том поладили.

И на другой день Яшка вышел на работу. Нет, не испугался мертвецов. Оглядел спокойно. Николай Иванович объяснил новичку, что ему нужно делать. Тот согласился. И уже через неделю управлялся один за всю свору санитарок, – Казанцев закурил и продолжил:

– Прошел год. Стал Скворцов замечать, что Яшка имеет кое-что с родственников покойных. Одни поминальное дают, другие – деньги. Оно понятно. Ведь мужик готовил мертвых к погребенью. Мыл их, одевал.

Люди благодарили его, кто как мог. Скворцов даже слова не сказал. Понимал, всем жить надо. К Яшке он претензий не имел. Раньше самого средь ночи поднимали, чтоб морг открыл и трупы принял. Теперь Яшку сдергивали. Тот молча вставал. Никого ни разу не обругал за то, что спать не дают. А ведь трупы к ним везли со всего города. Милиция и гаишники, горожане…

Яшка и тут свой навар сыскал. Все карманы мертвецов выворачивал наизнанку. Кроме того, снимал с них часы и кольца, перстни, печатки, цепочки и серьги. Короче, все ценное, что могло самому пригодиться. Один раз родственники покойного хотели Яшке намылить рожу за перстень – он его с пальцем оторвал. Мол, как теперь хоронить увечным? Ведь целым был. Яков их так шуганул – враз о претензиях забыли.

Николай Иванович не стал вмешиваться. Дал самим разобраться. Только, уходя вечером, сказал Яшке, чтоб был осмотрительнее и избегал скандалов. Тот понял. А вскоре, помимо всего, – вот, прохвост, приноровился, – стал у мертвых снимать золотые зубы, мосты и коронки. В рот к покойнику – это он верно высчитал – мало было желающих заглянуть. А потому грабил безнаказанно.

– Что же Скворцов? Не видел этого? – удивился Рогачев.

– Может, и видел. Но уж очень боялся потерять Яшку. Тот замечаний не любил. А где ему замену сыщешь?

Николай Иванович и так с алкашками сколько лет промучился. Бывало, напьется какая-нибудь стерва и завалится под бок к покойному. Всю ночь ему в ухо храпит. Утром Скворцов приходит на работу, а санитарка спит, вцепившись во все непристойности мертвого. Оттого прощал Яшке его грешки. На все закрывал глаза. Тот, может, и выпивал, но не ходил по моргу на карачках, не требовал с усопших бутылку с пончиком, не блевал на них и не спал на столе, где Скворцов проводил вскрытия.

– Да разве это возможно? – передернуло Славика.

– Все, о чем я говорю, пережил Николай Иванович. И пусть Яшка не был кристальным, но он в морге стал незаменимым. Хотя гадом оказался редким. Приспособился козел к покойным бабам. Там в морге выбор большой. От девчонок до дряхлых старух. И, заметьте, женщин в то время умирало больше, чем мужиков. Так Яшка, что ни день, имел новую любовницу.

– Псих какой-то, – фыркнул Костин.

– Я бы не сказал… Пользовался он покойницами достаточно долго. Ведь в морге проработал восемь лет. А попался глупо, по собственному недосмотру. Забыл ночью двери морга закрыть. А тут, как назло, милиция два трупа привезла с места происшествия. С милиционерами следователь приехал. Открыли дверь и видят, как Яшка с мертвой девахой прелюбодейничает, джигитом скачет.

Ну, его с галопа кулаком в ухо сшибли. Если б он, дурак, вовремя сообразил, упал бы в ноги, поклялся, что не повторит, его бы, может, и не забрали. Так нет! Этот придурок решил ментов на кулаки взять за то, что вошли, не постучавшись, и помешали ему. Вот подлец! Ну, вломили ему знатно! И враз в камеру! Возбудили дело, поручили мне.

Помню, допрашивал его, – так знаете, как защищался, змей? Целую философию развел. Мол, «почему соитие с мертвой аморально, а вот с живою потаскухой – нет? Живая – деньги требует, заражает, может опозорить. Покойная молчит. Из них ведь иные так и не познали при жизни мужика! Видно, не повезло, не нашли по себе, подходящего. Пусть хоть на тот свет бабами уйдут. Не пропадать же добру. Не то черти всерьез поверят, что на белом свете мужики вконец поизвелись.

А то до чего нынче дошло, – иные стали себе резиновых баб покупать взамен живых. На них тратиться не надо, они не ругаются, не изменяют и не стареют. А чем резиновые бабы лучше покойных? Все то же самое! Почему, – рассуждал, – меня в камере держите, а те, кто с резиной живет – на воле? Я ни одну не взял силой! Никакая не обиделась. Все довольными остались. Они мною, я ими! Никто из них на меня не жаловался. Ни одну не оскорбил и не унизил. Ни над кем не надругался. Я им, можно сказать, свое самое дорогое дарил. И всякую ласковыми словами из морга провожал. Вы таких добрых слов своим живым женам не говорите. А потому никакой вины за собою не вижу и не признаю!..»

Казанцев хмыкнул и умолк па время.

– Выходит, он осознанно все делал? А чего живою бабой не обзавелся? – удивился участковый.

– Боялся нарваться на такую, как твоя! – осек Жора Семена Степановича.

– Его осудили? – спросил Славик.

– Срок он получил, – ответил Казанцев и задумался, замолчал.

– А какое отношение его дело имеет к нашему?

– Мне кажется, самое прямое.

– Вы думаете, что тот Яшка убил Женьку и Катерину?

– Возможно…

– А разве он жив? Ведь в зонах с такими всегда жестоко расправлялись и не оставляли ни одного шанса на жизнь, – заметил Рогачев.

– Я тоже так думал и был уверен, что его давно нет в живых, – вздохнул Казанцев, – но…

Славик, затаив дыхание, слушал. Нетерпеливо покашливал участковый.

– Знаете, я здесь два месяца живу. Все это время – в доме. Редко выхожу во двор. А тут с неделю назад подсел к нашим мужикам на завалинку. Было совсем рано. Солнце не взошло. И вдруг у калитки появился мужик. Его человеком назвать трудно. Весь черный, рожа угольная. Волосы кустиками и все торчком. Непомерно большие уши. И глаза, глубоко запавшие в глазные впадины. Более мерзкого козла и среди бомжей трудно отыскать. Но наши бродяги, едва его увидели, разом оживились, подошли и загалдели:

– Яш, какая работа есть у твоего хозяина?

– Возьми нас!

– Скольких берешь?

– Картоху окучить надо! Кто умеет? Четверо за мной! – услышал я ответ, и голос показался мне знакомым.

Я могу забыть лицо, но стоит человеку заговорить, сразу вспоминаю, по какому делу проходил, какие эпизоды ему вменили, по какой статье и на сколько лет он был осужден. Этот мужик, к счастью, не узнал меня. Да и что осталось в бомже от прежнего меня? Одна тень. А скоро и она добровольно поковыляет на погост, – Казанцев тяжко вздохнул.

– Значит, это тот самый, что приютился у фермера и живет в заброшенной бане? – спросил Костин.

– Думаю, ожил паскудник!

– Да, паскудник, но ведь не убивал никого! – не верилось Славику.

– Зато был жаден, как сто чертей! Говорю же – обирал мертвых. У него при обыске нашли столько, что увозили под охраной троих молодцов. Две трехлитровые банки золотых зубов и коронок! А сколько всяких украшений? Список на два десятка страниц растянулся. Так это то, что нашли! Уверен, имел гад и заначник. Да этот хорек за деньги что хочешь отмочит!

– Но он в зоне сидел. А этого Яшку весь город знает. Не стал бы наш фермер брать к себе в дом случайного человека. Наверное, уж расспросил о нем всех. Как рассказывал Федот, этот жил в городе, в деревянном доме барачного типа. Все имел. Даже семью. Жил неплохо. Соседи устроили пожар. И он все в нем потерял. Сам еле выжил. Кроме того, будь это тот Яшка, жадный, – что он мог поиметь с Катерины? Ладно, у Мартышки бриллиант выдавливал. А у переселенки? Фаризу чуть не убил… Сам говоришь, что тот гнус даром не перднет! – возразил участковый.

– Мне кажется, что в нашем деле замешан махровый преступник, а не любитель-одиночка, – засомневался Рогачев. – Ведь если вы правы, тогда Яшка должен быть знаком с Барином. А как? Платонов человек недоверчивый и вряд ли нанял бы в киллеры увечного. Да и не могло остаться незамеченным появление в Березняках Платонова, – задумчиво потер подбородок и добавил тихо: – Хотя кличка «Горелый» могла появиться после пожара… Но остальное – под вопросом. Многое здесь не вяжется.

– Я предлагаю его прощупать. Если ты откажешься, я сам сумею все проверить и докажу тебе, что на этот раз я не ошибся. Больше некому было убить этих баб! Да и после, уже мертвых, не оставить в покое! Его почерк! Надо брать!

– А если снова промах? Сколько их было в этом деле? – вздохнул Славик.

– Да Яшка совсем увечный! Куда такому убить Катерину? Она бы его пальцем размазала. Ты хоть глянь! Он весь как в штопор скрученный. Ему живые бабы без просьб и уговоров из жалости уступят. Разве что защитные очки наденут. Да и то, сумеет ли справиться самостоятельно? – захохотал участковый.

– Чего смеешься? Ты с ним за руку здоровался когда-нибудь? А наши бомжи обоссывались после его рукопожатия. Сам я не рисковал с ним здороваться. Не хочу, чтобы узнал меня. Предчувствие нехорошее.

– Боишься, что в штанах не только тепло, а и горячо станет? – пошутил Костин.

– Нет! Если он меня узнает, обязательно постарается убрать, чтобы я не рассказал о нем правду не только бомжам, но и фермеру.

– В таком случае он убил бы первым Скворцова! – напомнил Рогачев.

– Николай Иванович в городе! Работает последний год. А там – на пенсию. Кстати, Яшка, видимо, помнит, что у патологоанатома плохое зрение и слабая память. Я по голосу узнал гада. А Скворцову и это не дано. Он Яшке не опасен. Вряд ли даже помнит его. За эти годы у него столько всяких работало, что не только имя, лицо, само дело забылось. Вот нам хранить такое в памяти нужно обязательно – чтобы не повторялось! Потому я его помню. И опасаюсь неспроста. Знаю, чувствую, надо брать этого урода. Но как? Ума не приложу! – развел руками Казанцев.

– Начальство уже предупредило меня за необоснованные задержания. Сами знаете, чем это может закончиться. Конечно, заманчиво все выглядит, если этот Яшка окажется Горелым. Но вдруг снова мимо? Тогда хоть самому к фермеру в работники просись. Вся милиция зашпыняет. Мало того, что по новой прокололся, так еще и убогого задержал!

– Нет, Славик. Чую, в этот раз попадем в цель, – убеждал Казанцев и продолжил: – Давай будем говорить о фактах. Здесь мертвые женщины осквернены и там было то же самое. На такое способны единицы. Тот жил одиноким, этот так же…

– Но у нынешнего была семья!

– Сказать и я могу все, что угодно. А вот доказать свои слова – другой вопрос. Ведь живя с семьей, он обязательно работал бы. Тем более, был хорошо обеспечен. Что же, все его состояние в квартиру барачного типа было вложено? Не верю. Даже если дом сгорел, остались документы. А в них сведения – что за люди проживали в каждой квартире, где работали, какою была семья. Короче, все ответы па вопросы, какие мы теперь друг другу задаем. Эти же сведения должны быть в вашем паспортном столе. В архиве.

Надо обязательно выяснить, получил ли погорелец Яшка документы после пожара? Потому что в паспорте у него будет особая отметка о прежней судимости! Если б у меня были прежние полномочия, я бы в течение часа точно узнал, тот ли это человек.

– Жора! Чего кипишь? Славик с этим быстро справится. У него же сотовый телефон! – напомнил участковый.

Рогачев не стал терять времени даром, позвал обоих в дом, чтобы там, без оглядки на соседей и прохожих, поговорить с работниками паспортного стола.

…Через час в Березняки приехали трое оперативников. Все как один в камуфляже, в масках, вооруженные до зубов.

– Ну, показывай, где твой фермер? Мы сейчас с ним разберемся! – рассмеялся водитель, приглашая в машину следователя.

Тот оглянулся на Казанцева, предложил коротко:

– Давайте с нами!

Жора мигом устроился рядом, благодарно глянув на Рогачева. Следом за ним, потеснив ребят, влез и участковый. Машина помчалась к ферме, оставляя далеко позади рыжий хвост пыли.

К ферме они приехали через десять минут. У ворот дома их встретил удивленный хозяин.

– Милиция? А зачем? Я вас не вызывал! – захлопнул он калитку перед участковым.

– Да ты нас не интересуешь. Мы к твоему работнику! Дома Яков? – спросил Костин.

– Куда ж денется? Вот только недавно к себе пошел, – указал на небольшую пристройку возле дома и спросил: – А на что он вам сдался?

– Поговорить с ним хотим.

– С Яшкой? Ой, уморили! Да у него всякое слово калеными клещами через задницу тянуть надо, – рассмеялся хозяин.

– Попробуем, – направились все в пристройку.

Первыми в нее вошли оперативники. Сзади участковый с Жорой и следователем.

В комнате было тихо и сумрачно. Занавески на окнах задернуты. На койке, раскинувшись, спал человек. Он не услышал чужих людей. Никого не ожидал к себе.

Глянув на него, вошедшие содрогнулись.

Комок горестного уродства лежал на койке, тихо постанывая. На лице гримаса боли, идущей откуда-то из глубины.

– Неужели он? – тихо засомневался Костин. Казанцев взглядом одернул его. Рогачев указал оперативникам их места в комнате, приказав преградить возможные пути к бегству. Старший наряда уже достал наручники, чтобы надеть их Горелому, и тут заметил, как тот открыл глаза, секунды соображал, откуда взялись незваные гости… И вдруг неожиданно резко вскочил. Сбил с ног оперативника, склонившегося к нему с наручниками. Те, звякнув, отлетели в угол. Яшка бросился к окну. Но, получив удар в висок, рухнул к ногам второго оперативника.

– Цепляй наручники. Ему одних мало! Вторые надень для страховки, – посоветовал Казанцев и сказал Рогачеву: – Вот теперь нужны понятые. Без них обыск не проведешь. Зови фермеров! – Он оглядел заросшую с потолка до пола паутиной комнату. По всем углам она была завалена каким-то хламом. Старые сумки, пыльные чемоданы, стоптанные валенки, куски войлока и кучи разноцветного рваного тряпья валялись повсюду.

– Тьфу, черт! Ну сущий старьевщик! – сморщился Костин и добавил с досадой: – До ночи в этом говне проковыряемся…

Рогачев оглядел оперативников, связавших Горелого. И пошел за понятыми. В душе ему не верилось, что вот в этой грязи и вони Яшка спрятал бриллиант. Да и имел ли он его? Ведь получив такое сокровище в руки, разве стал бы жить в этих условиях? Давно уехал бы куда-нибудь подальше с глаз.

Фермеры неохотно согласились стать понятыми при обыске в своем доме и никак не хотели верить, что их работник замешан в каком-то преступлении.

– Брехня все это! Яшка целыми днями у нас на глазах, делом занят! Минуты не сидит без работы! – возмущалась крепкая, плотная баба и, оглядев следователя презрительно, добавила: – Не шляется по чужим домам дворнягой. Не позорит никого, не отнимает время у себя и других.

Они нехотя вошли в комнатенку Яшки и пожалели того:

– За что на тебя, бедолагу, все беды сыпятся?

Рогачев с участковым начали обыск. И только Казанцев не спешил. Внимательно присматривался, изучал все по-своему. Не простукивал стены в поисках тайника, не ворошил хлам, не заглядывал под стол и койку. Толстый слой пыли и без того доказывал, что туда давным-давно никто не лазил.

По своему долголетнему опыту Жора знал, что человек, завладевший сокровищем, обязательно будет рассматривать его, греть свою душу ночами. А когда наступит подходящий момент, постарается им воспользоваться и исчезнуть навсегда вместе с драгоценностью.

Бывший прокурор, уже имевший дело с Горелым, понимал: тот не станет держать улики на виду. Спрячет надежно – так, что не сразу догадаешься. Ведь вот и тогда, много лет назад, он закопал банки с золотом в подвале. Но в этой комнатухе ничего такого нет. Может, на чердаке?

Казанцев вышел во двор, не предупредив никого. «Рогачев, – решил он, – пока не переворошит весь хлам, ни о чем не станет слушать». А время терять не хотелось. Он обошел пристройку и наткнулся на лестницу, ведущую па чердак. Перекладины у нее были хлипкие, подгнившие. Но лестницей пользовались совсем недавно. Вон кусочки глины прилипли, даже не просохли. А может, внуки фермеров играли на чердаке? Дети любят укромные места, где можно спрятаться от глаз взрослых… Жора полез вверх. На последней перекладине остановился. Открыл дверь. Отметил про себя – паутина при входе оборвана на рост взрослого. Казанцев всматривался в следы человека, побывавшего здесь недавно. Тот оказался неосмотрительным и натащил на обуви много глины.

«Но может, фермер поднимался сюда? За сеном, к примеру. Вон сколько его здесь. А чем-то надо кормить коров! Хотя о чем это я? Ведь вся скотина на выгоне! Лето! Травы полно. Кому нужно сено? О нем теперь не вспомнят. И фермерам нынче не до него!» – подумал Жора.

Приглядевшись, обратил внимание, что все углы забиты сеном очень плотно. «А вот у слухового окна слой примят, видно, кто-то сидел здесь, а может, лежал». Подошел ближе. «Из окна хорошо видны двор и дорога к ферме. Ждал кого-то? А может, следил за кем?» – хотел присесть и уперся рукой во что-то жесткое, корявое, больно ободравшее ладонь. Казанцев откинул сено и отпрянул. На него, словно из преисподней, смотрела рогатая голова Мефистофеля.

– Надо ж, свой портрет сообразил! Ну, ни дать пи взять сам Горелый. Только вот рогами и отличаются. Яшке их, видать, пообломали, – рассмеялся Казанцев, разглядывая находку. Она явно была кустарного изготовления. Вырезалась ножом, полировалась наждачкой, потом смолой. Нужно запастись терпеньем, чтобы сделать из полена вот такого хозяина ада.

Жора даже забыл на миг, зачем он здесь оказался. Рассматривал деревянную голову черта с детским любопытством. Он много раз видел подобные. Они отличались лишь размерами и материалом, из которого были сделаны. Его удивляло другое. Зачем нормальным людям выстругивать, выпиливать эту образину и держать возле себя? Щекотать самолюбие или дергать за нервы – испытывая выдержку на прочность? Дурная затея!