355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эльмира Нетесова » Заказанная расправа » Текст книги (страница 16)
Заказанная расправа
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 02:51

Текст книги "Заказанная расправа"


Автор книги: Эльмира Нетесова


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава 8. Садист

Вячеслав Рогачев, конечно, не обошелся без неприятного разговора с начальником. Тот не стал намекать, а сказал впрямую, мол, если Славик самостоятельно не может справиться с порученным делом, придется не только передать его другому следователю, но и поставить вопрос о целесообразности работы Рогачева в милиции.

Славик вышел из кабинета начальника, почти ничего не соображая. Придя к себе, он вновь и вновь пересматривал все материалы, имеющиеся в деле, но они ничего не давали. Был лишь голый факт. Над ним уже начинали подтрунивать коллеги. А он так и не знал, где искать убийцу…

И вдруг ему позвонила Ирина Лапшина – малолетняя путанка, подруга убитой Мартышки:

– Мне увидеться надо с вами. Срочно. Разговор есть.

– На какую тему?

– Мне пригрозил один хахаль! Он у нас общим был. На троих. Но это не по телефону. Может, он Женьку урыл? С него станется.

– Ты дома? Я сейчас приеду! – хотел положить трубку, но услышал торопливое:

– Не дома я! В венеричке лечусь. Сюда приезжайте. Дома боюсь. Меня размажут, как Женьку!

– Ну и дела! – поморщился Рогачев. Но, вспомнив недавнюю взбучку у начальства, ответил, что, конечно, приедет.

Ирине разрешили поговорить со следователем в кабинете врача. Та вошла, робея, озираясь по сторонам. Рогачев заметил, как резко изменилась девчонка с момента последнего разговора. Осунувшаяся, побледневшая, с опущенными плечами, с темными кругами у глаз, она походила на цветок, погибающий в пыли, которому никогда не суждено расцвести в полную силу. Даже веснушки на ее лице казались линялыми, грязными следами слез.

Лапшина неуверенно поздоровалась.

– Присядьте. Что случилось? Кто вам грозит и за что? Какая связь между этим человеком и смертью Евгении? – Славик достал протокол допроса.

Ирина сразу запротестовала:

– Не нужно меня допрашивать. Я вам расскажу без протокола. А там сами решайте, кто виноват, – вытерла покрасневшие глаза. И, попросив сигарету, закурила, заговорила дрожащим голосом:

– Меня сюда привез Сашка. По дороге чуть не убил. В своей машине вез. И все время колотил. Обещал живьем урыть. Врачей просил обследовать насквозь. И предупредил, если подтвердится, что я его заразила – живой не оставит…

– Что за Сашка? – спросил Рогачев.

– Наш общий хахаль. Мы все трое с ним были. От кого он зацепил сифилис, теперь попробуй узнай! Женьки нету в живых, Наташка куда-то смоталась. Ей Сашка звонил. Она и слиняла. Только я не успела. Меня он вызвал во двор, как всегда. Я даже ничего не подозревала. Сашка сгреб в горсть, затолкал в машину. Думала, к себе везет. А он – сюда…

– Разве к себе – вбивают кулаком в машину? – усмехнулся Рогачев недоверчиво.

– Вы не знаете Сашку. Он всегда такой. Сначала измолотит вдрызг, потом лезет на метелку. С ним по доброй воле никто не соглашался, – опустила голову Лапшина.

– Почему? – спросил следователь.

– Он садист. С ним только по незнанью иль по бухой… Он зверюга. И по мужичьей части слабак, если не получит кайфа от мук бабы. Знаете, как лупит, прежде чем на какую-нибудь влезть. А и завладеет – всю дочерна исщиплет, искусает.

– А зачем соглашались, шли к нему? Да еще все трое с ним перебывали?

– Кто нас спрашивал? Тем более Сашка! Он для всех троих первым стал. Вначале Женьку за шиворот прихватил. Та только вышла на панель. Он ее за город увез. Так измесил, что не узнали. До утра трахал, как хотел. Потом в город вернул. Сунул деньги в карман ей и сказал:

– Скоро увидимся. А теперь отваливай!..

Женька с месяц в себя приходила. Мы с Наташкой

даже испугались, когда ее увидели. Думали, помрет она. Знаете, сплошная черная лепешка была! Во уделал, гад!

– А как же вы в его руки попали, уже зная, что это за человек? На деньги соблазнились?

– Вовсе нет! Мы боялись его, как огня! И постоянного места не имели. Чтоб не засек Женьку. Но Сашка нас увидел. И выскочил из машины, когда мы стояли спинами к дороге.

В этот раз он схватил меня. Не спрашивал, не уговаривал, враз за грудки и тоже за город. По дороге всю морду расквасил, как галошу. Свернул в кусты. Зашвырнул меня, что тряпку, в самую гущу. Сорвал все, что на мне было. Налетел последней сволочью. И давай щипать, мять, кусать. Думала, без сисек домой приеду. Чем громче орала, тем сильней мучил. Я молила его оставить меня. Не хотела денег. Но Сашка, как с ума сошел. Скалился, кайфовал от моих мук и всю ломал, выкручивал. Лишь под утро дал одеться и выбросил меня там, где взял. Деньги дал. Но кому нужен такой заработок? Я стала бояться Сашки.

Но он снова разыскал нас. И в этот день увез Наташку. Мы не смогли вырвать, отнять се. Он просто отшвырнул нас ногами. И пригрозил: «Когда ваша очередь придет, все напомню! И этот день». Наташку он тоже измесил. И она больше месяца не вылезала из дома.

Мы думали, что перепробовав всех троих, он отстанет. Да не тут-то было. Едва вышли вечером на мост, Сашка тут как тут. Мы с визгом от него. Готовы были с моста в реку броситься. Только бы не попасть в его лапы. Все трое, как от зверя, мчались с воем.

Женька оказалась последней. Сашка ее и приловил. На этот раз подальше от города увез. И всего два раза по морде съездил. Как сам признался, в тот день добрым был. Но когда в кусты забросил, только на уши не ставил. Задницу и ту искусал. До утра даже перекурить не дал, за что мы меж собой прозвали его сексуальной машиной. Истерзал он Женьку так, что она опять надолго свалилась.

А нам с Наташкой деньги были нужны. Мы не думали нарваться на Сашку через три дня. Ведь и место поменяли. А он нарисовался. Хвать Натку за шкирняк, та охнуть не успела. Так вот поневоле стал клиентом, от какого лишь в могиле, да и то вряд ли спрячешься, – вытирала слезы Ирина.

– Долго ли длились эти отношения? – спросил Рогачев.

– Порядочно. С самого начала и до конца. Вот до того дня, как в больницу привез.

– Жени уже не было с вами. Он о ней спрашивал вас или Наталью?

– Нет. Ни слова о Мартышке! Только когда в больницу вез, грозился: «Я тебя, суку, урою! И не только тебя! Все вы мне поплатитесь за заразу! Каждую угроблю! Из-под земли достану блядей! Никому дышать не дам!»

– Вы ему сказали, что Евгения погибла?

– Мне показалось, он знал.

– Почему?

– Вырвалось у него: «Думаешь, смоетесь? Я и в любом городе, и на погосте сыщу… Ни одна из моих рук живьем не выскочит!» Я его и здесь боюсь. Даже на прогулки во двор не выхожу. Если увидит – уроет живьем. Даже в палате страшно. Разве мы виноваты, если нас заразили? Может, сам Сашка!

– Как он узнал, где вы живете?

– Не только я! Всех выследил. Даже номера телефонов знал. Хотя мы ему не говорили. Это точно. Когда отказывались с ним увидеться, он ставил машину за соседним домом и отлавливал в подъездах.

– Какая у него машина? – спросил Рогачев.

– Самосвал, – усмехнулась Лапшина.

– Не понял. Личный самосвал? Или он работает где-то водителем?

– Личный. Он на нем кирпич возит из Белоруссии и продает в Москве. На разницу живет. Как сам говорил – заколачивает хорошие бабки. По бухой проболтался однажды. И все хвалился, что может всех сучек на корню скупить.

– А где он живет?

– Не знаю. Никогда не спрашивали. Да разве с ним поговоришь? Только рот откроешь, он его враз захлопнет.

– Номер машины помните?

– Он три раза менялся. Не знаю почему. Последний вот этот, – назвала Ирина номер самосвала.

– Фамилию его знаете?

– Нет. Да и ни один хахаль так подробно с нами не знакомился. Кто мы для них? Забава на миг… Игрушки, какие можно мучить и убивать, грозить и обзывать. Нас за людей никто не считает, – вздохнула девчонка тяжело.

– Опишите, как он выглядит? – попросил Рогачев.

– Весь крутой! Стриженый коротко. В темных очках всегда. Среднего роста. Крепкий. Не худой, не толстый. Ходит враскачку, но бегает быстро. От него никто не сбежит. Мы просили свою «крышу» отмудохать Сашку.

Но наши отказались. Ответили, что не станут из-за нас с ним разборки устраивать.

– Кроме того, что возит кирпич, что еще знаете о нем?

– Он странный. Не как все хахали. Те угощали, сами Выпивали. Этот – нет! Один раз за все время поддатым был.

– Жадный?

– На угощенья! Но расплачивался с нами всегда. И нормально. За это мы на него не обижались.

– А почему думаете, что он Евгению убил?

– Кто ж еще, если именно по этой дороге всегда ездит. Он, мне кажется, живет в том направлении.

– Так вы же от воров уезжали в тот день. Откуда он мог знать, в какое время вы окажетесь на дороге?

– Он и в городе отлавливал нас даже среди белого дня. Его не нагадаешь. Сам себе хозяин. Появлялся, когда не ждали.

– Одного не пойму, почему он Мартышку убил, а тебя живой оставил?

– Я с ним не дралась. Боялась злить Сашку. Не ругалась, когда обзывал. Изучила. Его никак нельзя гладить против шерсти. Если защищаясь, даже по случайности, оцарапаешь или укусишь, потом всей своей шкурой поплатишься. Он вдесятеро намучает. Я даже Натке с Женькой подсказала. Но Мартышка не могла. Она лучше сдохнет, но не стерпит. Обязательно лягнется. А уж язык вовсе без привязи у ней был. Не могла не брехаться. А это Сашку распаляло. Он тут же любую скручивал в спираль.

– Кому из вас он отдавал предпочтение?

– Женьке. Они друг друга стоили. Он ее, не поверите, на ходу трахал.

– И ГАИ не останавливала?

– Кому они нужны? Да и пустой самосвал нет смысла останавливать.

– За что он мог убить? Наверное, за сифилис? – тихо, словно самого себя спросил Рогачев.

– Меня чуть в клочья не порвал. А Женька чем лучше?

– Почему же он с тобой не расправился? В больницу привез.

– Ему велели доставить партнершу. Без того самому лекарства не продавали. О том он сказал по дороге сюда и клялся всеми потрохами, что все равно убьет, – задрожала Ирина.

– Здесь бояться некого, если, конечно, не сбежите из больницы в город! – успокоил следователь.

– Не только выйти, выглянуть боюсь за ворота, – созналась Ирина.

– Скажите, сколько ему лет?

– Точно не знаю, но с виду не больше двадцати пяти.

– Он русский?

– Похоже на то.

– А почему тогда, еще в первую встречу, о нем промолчали?

– Он не грозил убить. А тут увидела, что не только припугнуть, но и впрямь угробить сможет. Хотя в тот день, когда узнали о смерти Женьки, о Сашке почему-то забыли.

– Лукавите, Ирина! Если все было, как говорили, о нем первом должны были вспомнить. Забыть его нереально. Так почему промолчали? – насторожился следователь.

– Запамятовала…

– Ложь! Он оплатил вам это молчание. Обеим. И вы до поры не говорили. Но либо не все деньги отдал, либо продолжал истязать, и вы устали. Но все обстоит не так, как вы говорите. Много событий не увязываются друг с другом. Впрочем, в ходе следствия все так или иначе раскроется, – сказал Рогачев, собрав свои записи, сделанные походу разговора.

– Я сказала все, как было. И Сашка никаких денег не давал за молчание, – вспыхнули красными пятнами щеки Ирины.

– Вы часто виделись с ним после смерти Жени?

– Всего один раз.

– Он увозил вас?

– Когда меня, когда Наташку!

– И не возник разговор о Евгении?

– С ним не поговоришь. Не тот человек. Он, кроме себя, никого не признает. Да и кто мы для него? Он не только с нами путался. Его все девки знают. Даже старухи, каким уже по двадцать лет. С ними начинал мужиком становиться. С нами озверел.

– Бывали случаи, когда он не платил вам?

– Нет. За все можно назвать гадом, зверем. А тут врать не стану. Рассчитывался за свое.

– Как он заразился? Без предосторожности сближались? – покраснел Рогачев.

– А что толку? Ни одна резинка у него не выдерживала. Рвалась, лопалась. Он зачастую забывал о ней! – ничуть не смутилась Лапшина.

– Он часто звонил вам домой?

– Не чаще, чем другим. С ним никто не хотел видеться.

– А дома у вас бывал?

– Нет, никогда не приходил.

– А к другим?

– Не говорили. Значит, не был. У нас друг от друга секретов не имелось.

– Ирина, я постараюсь разыскать этого самого Сашку. А вам придется прийти в милицию для опознания. Это общее правило, закон следствия. И когда я вызову, прошу вас не игнорировать вызов, не исчезать, явиться в указанный день.

Рогачев заметил, как побледнело лицо девчонки, задрожали руки. Ирина ничего не ответила. Но Рогачев понял, что добровольно она не придет.

Следователь покинул венерологическую больницу и, вернувшись на работу, занялся поиском машины и водителя.

Уже через три дня работники автоинспекции сообщили полные данные:

– Машина с указанным номером имеется. Ее владелец проживает в поселке. В сотне километров от города…

Рогачев не удивился, что по данным автоинспекции не совпало имя владельца. Зачастую мужчины, знакомясь с путанками не называют настоящее имя. И решив не терять времени, поехал по указанному адресу.

Двери ему открыла молодая заспанная женщина. Лохматая, неопрятная, она неприветливо оглядела Рогачева:

– Что вам надо?

– Хозяин дома? – спросил он бабу.

– Да кто б его потерпел до такого времени? Мотается, вкалывает! Не то что иные, – хмуро ответила она следователю.

– Когда его ожидаете?

– Должен через пару часов быть! – глянула на часы.

– Мне позволено будет подождать его?

– Ждите, – последовало равнодушное приглашение.

– Давно ли вы здесь живете? – решил завязать Рогачев разговор с хозяйкой.

– Тут родились. Где ж нам еще жить, как не в своем доме?

– Давно замужем?

– Шесть лет.

– Дети есть?

– Аж двое сорванцов. А вам это зачем? – удивилась хозяйка, оглядев гостя с опаской.

– Да вот говорят все, что теперь детей рожать страшно. Боятся люди пускать на свет свое подобие. Выходит, не все пугливые?

– А вы себя спросите. Чего по дворам шляться? Посчитайте, какая зарплата, на что ее хватит, сами себе и ответите. Вон мой мужик с утра до ночи вкалывает. Пожрать некогда. Домой заскочит на минуту, покажется, что живой, и снова в машину. Двоих детей нынче поднять нелегко.

– Где же они, ваши дети? – огляделся Рогачев.

– В деревне. У моей матери. Там им хорошо. Чистый воздух, свое молоко. Хозяйство большое – огород и сад вокруг дома. Ничего не надо покупать. Вышел задом, с борозды и с грядки все возьмешь.

– Это верно, в деревне прокормиться легче! – согласился следователь.

– Куда деваться? Теперь все ищут выход с трудностей. Вот мамаша с отцом тоже не с добра в деревню подались. Помучились на копеечную пенсию, а и мы, чем могли помочь родителям? Так-то и насмелились. Тут их болячки одолевали, теперь забыли про них. Помолодели. Еще и нам помогают харчами, – хвалилась баба.

– С мужем, видно, дружно живете.

– А чего не ладить? Не деремся, не гавкаемся. Ни одного плохого слова от него не слышала. Да и попробовал бы! Я повода не даю! Не то, что другие бабы. Не крашусь, не курю, не пью, срамное на себя не надеваю, не заголяюсь, как теперешние, по самый зад. И детей, и дом держу в порядке.

Следователь посмотрел вокруг, в доме и впрямь все блестело, сверкало ухоженностью, и человек, не выдержав, похвалил бабу:

– Такие жены теперь редкость. Вашему мужу просто сказочно повезло…

Хозяйка, услышав комплимент, мигом расцвела, подобрела, разулыбалась. Поставила перед Славиком кружку молока, кусок пирога отрезала:

– Ешьте на здоровье! – предложила радушно.

Рогачев отказывался, ссылаясь на плотный завтрак,

но хозяйка пообещала обидеться за неуваженье. Пришлось уступить.

– Мой мужик, как и другие, всяких баб навиделся и перепробовал прежде, чем со мной остепенился. Я ему все прошлое подрезала.

Рогачев усмехнулся краешками губ. Вспомнил недавний разговор с Ириной Лапшиной, подумал: «Наивная простота. Пока ты дома сидишь, твой благоверный стольких сучек в кустах изомнет».

А женщина продолжала:

– На первых порах и мой трудно отвыкал от холостяцкой жизни. То к друзьям, то в пивнушку завалится. Оттуда уже теплый выходит. Ну да я его сразу в оборот взяла, запрягла так, что дышать стало нечем. Не то что в закусочную, по малой нужде отскочить некогда. Перестала с ним нянчиться, жалеть его. Чем больше трясешься над мужиком, тем скорей его теряешь. Так моя мамка всегда говорила. А она жизнь знает…

– Да уж вашему грех обижаться! А работать приходится много, что поделаешь! Копейка даром никому не дается, – сочувственно вздохнул Славик.

– Во! И хозяин приехал! Легок на помине! – глянула в окно баба. Следователь увидел, как во двор въезжает грязный, запыленный самосвал. Водитель выскочил из машины, закрыл ворота. И, вымыв руки во дворе, разулся на крыльце, вошел в дом.

Славик, увидев его, – онемел от удивления. Какие двадцать пять лет! Водителю, даже при беглом взгляде, было не меньше сорока пяти. Худой, низкорослый, с потными косицами волос, прилипшими ко лбу, он никак не походил на Сашку, описанного Лапшиной.

Рогачев поначалу растерялся. И спросил:

– Скажите, вы давно купили эту машину?

– Месяца еще не езжу. А что?

– У кого приобрели?

– Да у Николая Иванова купил. По дешевке!

– А с чего он ее продал? – поинтересовался следователь.

– Старым сделался. Болеет часто, – сел хозяин к столу. Жена тут же стала кормить его.

– Сколько ж ему лет?

– Иванычу? Уже семьдесят. Лет десять за баранку не садился. А раньше, по молодости, ох и лихачил! После войны стал шоферить. Да простыл. Теперь уж на приколе сидит. Как путевый старик.

– А кто на его машине ездил?

– Да хрен знает. У него родни больше, чем комаров на болоте! И все с деда тянули. Пока было, что взять. Самому никто не помог, когда болячки скрутили. Даже хотели в стардом отдать, а избу продать. Но прав не имели.

Не было завещанья. А Иваныч встал на ноги всем назло. Привел в дом хозяйку. Она, елки-палки, моложе его младшей невестки. И смотрит за мужиком лучше родни. Вот и чужая!

– А сыновья у него имеются?

– Конечно! Целых три козла! А толку ни от кого! Все только к себе гребут. Отца не видят! Я б передушил эдаких выродков. Они даже пенсию у старика забирали. Теперь – шалишь! У новой хозяйки ни из рук, ни из зубов – не вырвать. Машину тоже по ее совету продал, покуда родня вконец не раздолбала ее! О! Сколько тут крику было! Требовали подарить. Не просили, вымогали. Грозили отдать его на обследование и сдать в дурдом по слабоумию! Когда он их выгонять стал, упрашивали оформить доверенность снова. Он отказал. Тогда пошли на хитрость, мол, сдай ее нам в аренду, платить будем. Иваныч им всем по локоть показал. И продал мне вместе со всеми запчастями. Теперь вот нас его машина кормит, – улыбался хозяин.

– Вы Николая Ивановича давно знаете? – поинтересовался Рогачев.

– С детства его помню. Как иначе? Всю жизнь в одном поселке.

– А сыновей его?

– Конечно! Старший – мой одноклассник. А средний и младший тоже на моих глазах росли.

– Младшему сколько лет?

– Двадцать пять, по-моему.

– Как зовут его?

– Сашка! Ну, Александр! Он поздним родился. Тупой оттого. Не любят его в поселке. Головой и руками работать не мог. Только кулаками. Оттого самого тыздили часто. Да что взять с поскребыша? Мозгами обделен. Такую девку в жены взял! Но живут хуже, чем кошка с собакой. Всяк день дерутся!

– С женой дерется? – удивился Славик.

– Ну да! Она ж у него работник милиции. От самбо до мамбо все знает. Вламывает ему так, что мало не кажется. Иная с ним не уживется. А эта и скакуна в штопор свернет. Своего Саню в ежовых рукавицах держит. – Мужик ел горячий борщ и рассказывал:

– Я видел, как она его из пивбара домой гнала. С месяц назад то приключилось, когда все они поняли, что машина им не обломится! Небось с горя решил Сашка ужраться и ввалился в бар. Там, как всегда, взъелся на кого-то и закрутилась драка. А его дом напротив. Ну, баба в окно высунулась и приметила. Выскочила наружу и в пивбар. Ее мужика свои же поселковые уже на сапоги взяли. Вламывали, что надо. Баба своего последыша вырвала из-под ног, взяла за шиворот, тряхнула – он вмиг протрезвел. А она как засадила ему в ухо! У нас, на что уж мужики, внизу живота от ужаса все заледенело. Тот Сашка от самого пивбара до родных ворот кувыркался через жопу. А баба подошла, приподняла за воротник, и нет, чтобы втащить во двор, – через забор перекинула. Уж не знаю, как и чем он продышался, по жена опять поставила его на ноги, да как врезала поджопник. Сашка мордой двери в дом открыл. С тех пор на улицах не появлялся долго. Мужики над ним хохочут. Да и есть за что. А баба у него хорошая, правильная. Самая лучшая из этой семьи. Если того обормота в руках не держать, добра не жди…

– Где живет Александр?

– Напротив пивбара и поныне. Это на соседней улице. В самой середине, – ответил хозяин.

– Можно взглянуть на документы машины? – попросил Славик и поинтересовался:

– Кто из сыновей Николая Ивановича чаще других пользовался самосвалом?

– Конечно, Сашка. Кирпич возил из Белоруссии в Москву. Перепродавал. Все хотел себе машину купить. Да только серьезные дела с пустой головой не делаются. А может, не везло ему, кто знает? – отмахнулся хозяин.

Рогачев пришел к дому Сашки уже через полчаса. Двери ему открыла рыжеволосая зеленоглазая женщина в спортивном костюме и легких тапках. Узнав, что за гость пожаловал к ним, насторожилась. Погасли озорные огоньки в глазах:

– Что он отмочил? – глянула умоляюще на Рогачева. Но тот уклонился от ответа, спросил коротко:

– Он дома?

– Где ж еще? Заходите, – пропустила следователя и вошла следом.

Александр подгонял двери в спальне. Весь в опилках, стружках, как заправский плотник, он никого не ожидал и не оглянулся на вошедшего.

– Эй, Санька! А ну иди сюда! – позвала жена. И, указав взглядом на следователя, спросила леденящим душу тоном:

– Что отмочил, козел? Колись, шарамыга! подтолкнула к столу.

– Ничего, нигде, – удивился Сашка.

– Не суши мозги. Просто так следователи не приходят. Да еще из уголовного розыска!

– Ни сном, ни духом! Сама знаешь – все дни дома, как сыч в дупле, сижу.

Рогачев глянул на Сашку. Ирина Лапшина довольно точно описала его.

– Нам нужно побеседовать с вашим мужем наедине, – сказал Рогачев женщине. Та сникла, спросив одними губами:

– Что-то очень серьезное случилось?

Славик слегка кивнул головой. Женщина вышла во двор.

– Александр, когда вы в последний раз виделись с Евгенией? Той самой малолетней путанкой по кличке Мартышка? С нею и двумя ее приятельницами вы состояли в близких отношениях довольно продолжительное время. Только предупреждаю заранее, доказательств собрано достаточно. И говорить, что вы не знаете этих девиц, наивно и бессмысленно.

Сашка смотрел на следователя тяжелым взглядом. Что-то обдумывал или вспоминал. Потом прорычал глухо:

– Заложили, высветили, подставили суки! Ну, доберусь я до них!

– Кому грозите? – усмехнулся следователь.

– Знамо дело! Этим вонючкам! – у Сашки потемнели глаза.

– Хватит звереть! Ваша песня спета! Кому бы грозить?! Убили девчонку, да еще ее подруг обвиняете?

– Я никого не убивал!

– Кто насиловал всех троих, измывался, доводя до полусмерти? Кто избивал малолеток так, что они на ноги встать не могли? Кто сожительствовал с ними, издеваясь над телом каждой? Кто грозил им расправой? Кто караулил их во дворах и подъездах и обещал урыть живьем? Кто заразил сифилисом? И, отправив на тот свет Евгению, изнасиловал ее уже мертвую? Кто отправил Ирину в вендиспансер? Или снова скажете, что не вы?

Вас на самосвале не раз видели жильцы соседних домов и очень подробно описали ваш кожаный костюм и джинсовую куртку. Вас знают слишком многие. А потому отрицать свою вину – бессмысленно. Давайте собирайтесь, поедем в отдел! – потребовал Рогачев, вставая, и увидел, что лицо Сашки на глазах становится серым. От Лапшиной он слышал, что это признак приступа ярости, с каким Сашка самостоятельно справиться не мог.

– Не убивал я никого! Хотя их всех размазать стоило, – еле продохнул сквозь зубы хозяин.

– Вот там и выясним, кто в чем виноват.

– Я не поеду в милицию. К вам стоит попасть, потом до конца жизни не очистишься! – упрямо не хотел вставать Александр.

– Вас доставят!

– Я понимаю! Вы пришлете свору своих легавых, ведь собраны улики… Но они – еще не доказательство!

– Куда ж дальше? Вы грозили всем троим малолетним путанкам расправой! Тому есть свидетельница! Одна! Но живая! Вторая – мертвая! Со следами насилия, истязаний! Это ваша работа! Ваш почерк!

– Я никого не убивал! Я оплачивал им все. И они были довольны!

– Ложь! Они скрывались, прятались от вас. Убегали! Не хотели видеть.

– Послушайте! Каждый в городе знает закусочную, где мы обедали. Там этих путанок – свора! Выбирай любую. Почему, если я такой плохой, эти трое дрались с остальными из-за меня? И сами разыскивали и вешались на шею?

– Это ваши фантазии, – не поверил Рогачев.

– Фантазии? А номера телефонов всех троих сучек? Сами дали!

– Узнали по справке…

– Я и сегодня не знаю их фамилий. Какая справка даст номер телефона по именам? В городе сотни Женек, Ирок и Наташ.

– Значит, силой заставили сказать…

– Чепуха! За такие деньги, какие давал им, я мог поиметь целый притон. И ни одна не вякала б обо мне хреново! Да и зачем мне убивать сикуху, если их по городу хоть бульдозером сгребай! На каждом шагу по сотне. Была б возможность со всеми справиться, – ухмыльнулся Сашка криво.

– Почему избивали их до полусмерти?

– У каждого свой кайф! Я не терплю ленивых и послушных телок. Мне с огоньком нужны, чтоб выли и стонали, извивались всем телом. Что толку иметь метелку – ленивую размазню. Пусть скачет, тогда сам загораешься, – поделился сокровенным.

– Ну а если вас прижучат всем притоном, те, кого вы изводили? И тоже измесят? Они жалеть не будут! Душу на куски порвут за все пережитое! И за Женьку! Ее то зачем убили?

– Женька? Это какая из них?

– Вот эта! – достал фото Мартышки Рогачев.

– Я вообще никого не убивал. А эту держал особо. Она была на десерт. Как вобла к пиву! – рассмеялся Сашка. – Таких не гробят, берегут. Морда у нее была корявой. Зато во всем остальном – буря! Умела любить, метелка! Когда меня раскусила, сама стала зверковать. Только суну ее в кабину, враз набрасывалась. Всего обгрызет, искусает, облапает да с визгами, стонами, криками. Едва зарулю с ней в кусты, она выскакивает, уже голая. И плевать ей, что кто-то увидит. Хоть весь город смотри! Я с нею чаще, чем с теми, виделся. Однажды средь ночи позвонил. Так Женька уже через две минуты в кабине была. Всего обласкала. Эх, если б жена такою была, ничего другого у жизни не просил бы! – вздохнул Сашка.

– А сифилисом кто наградил всех троих?

– Я у них был не единственный. Весь город! Но заразилась только Ирка! Это точно. Мартышка не болела. У нее бабьи дела пошли. Вот и решил с Иркой покувыркаться. Подвалил. А на третий день понял, что подцепил заразу. Стал лечиться срочно. Месяц в венеричке продержали, как в тюрьме. Жена в розыск подала. Ей и сообщили, куда загремел. Во где баба мне вломила! Думал – уроет! Так выходила, еле отдышался. Мало того, уйти собралась от меня. А кто я без нее? Вот и пришлось на мослы падать, умолять простить дурака. Просил, пусть тогда лучше убьет. Во всем покаялся. Сам рассказал, как что было. И поклялся завязать с сучней навсегда.

– О смерти Женьки ей сказал?

– Я сам услышал о том, когда Ирку в больницу вез лечить сифилис. Телка брякнула, что Мартышку расквасили. Ну, не поверил ей. Думал «темнуху» лепит. Женька не только любить умела. А и махалась классно. Научилась в своре. На такую не наедешь. С нею один на один хрен кто справится. Любому жопу зубастой сделает. За что я ее уважал. Не рохля! Эта не ждала, когда клиент к ней подвалит. Сама за уши хватала.

Ну и решил проверить Иркины слова. Позвонил домой Женьке. Трубку подняла ее мать, – перекосилось лицо Сашки. Он умолк не надолго, потом заговорил, откашлявшись:

– Та, старая плесень, совсем свихнулась. Стала меня звать помянуть Женьку с пей за столом и в постели. Ну, я, понятное дело, послал ее по всем падежам. А сам стал Наташку шарить, чтоб узнать, кто грохнул Мартышку? Но Натка куда-то смылась из города.

Приехал опять к Ирке. На десяток минут в больничный двор вытащил. Эта идиотка возомнила, что меня по мужичьей части приспичило. Визг подняла. Обматерил дуру. Пригрозил, если раскроет хлябальник, размажу в лепешку стерву. О Женьке ничего не пронюхал. Не у кого. А жену просить о таком – рисково. Самому шею скрутит, – признался Сашка.

– Ну а вам зачем узнавать, как она умерла?

– Если б умерла! А то услышал, что убили. Вот и хотел узнать, кто посмел? Уж вломил бы тому по всей программе! А там, будь что будет. Но не нашел.

– Где ж искал? – поинтересовался Славик.

– Какая разница теперь? Все мимо и впустую, – Сашка горько вздохнул.

– Что-то не вяжется одно с другим. То без жены жить не можешь, то за Женьку готов был рисковать всем на свете?

– С женой мы помирились. Она простила меня. А Женька в памяти осталась той искоркой, какая любого мужиком сделает. Она особая. Кто с нею побывал, до конца жизни не забудет. Если б нашел того гада, клянусь, он и покойникам долго жаловался бы на расправу…

– Если бы она жила, продолжал бы встречаться с нею?

– Не знаю. Я жене слово дал. Она за мной следить бы стала. И уж тогда хана всему. Я свою бабу знаю. Эта обоих достала б. Наверно, пожалел бы Мартышку. Моя баба махается круто. Не только Женьке, мне не устоять на катушках.

– И все-таки, где искали убийцу, если это правда? – спросил Рогачев.

– Зачем мне темнить? Я и впрямь искал его. Для начала расспросил Ирку, с кем они путались в последнее время? Оказалось, жили в какой-то деревне. Она неподалеку от магистрали. Деревуха, забытая всеми. Никого в ней нет. Но избы остались и в них приютился всякий сброд. Одни мужики.

Вот они и сняли метелок к себе, прямо с панели. Надолго. Пользовали всех троих. Поначалу – сносно. Потом вломили сикухам всей кодлой. Те из деревни смылись. Ирка с Наткой на машине, а Женьку водило не взял. Зассал гаишников. И тут Мартышку прихватили.

Я думал: наверное, те мужики, кто в деревухе остались, протрезвели и решили догнать, отнять деньги, какие дали блядешкам за услуги. Две сикухи уехали. А с одной Женькой они мигом справились. Их было много. Потому не сумела отмахнуться.

Ирка назвала кое-кого. Но я их в городе не сыскал. В деревухе, кроме бомжей, – ни единой души. А эти бродяги про баб слышать не хотят. Ничего не знали. Я спрашивал кое-кого в городе, но те, на кого подозревал, оказались ни при чем. Хотя того вора – Мишку, хорошо взгрели в камере. Не менты его тыздили, наши мужики. Искали ему пятый угол. Легавые отняли. Но он до того каждой кишкой поклялся, что не убивал Мартышку. Пальцем не трогал.

Но кто тогда? Ведь вокруг никого. Только магистраль. А кто на ней знал Женьку? Таких, как она, на дороге полно. Тем более – недалеко от города. Хотя среди водителей тоже всякие случаются. Могло и ей не повезти. Встретился какой-нибудь гад, свое сделал, платить не стал. Женька враз в мурло ему вцепилась иль под яйца врезала, как всегда. А он озвереть мог, как только в себя пришел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю