Текст книги "Любовник Дженис Джоплин"

Автор книги: Элмер Мендоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Больше никого нет, мой команданте!

– Одного не хватает, ищите лучше! Полицейские отправились продолжать обыск. Грегорио осмелился снова подать голос:

– Если вы ищете старшего, то его нет! – Начальник опять ударил его пистолетом.

– Послушайте, перестаньте же наконец, вы мне мужа убьете! Если вам нужен мой сын, то его здесь нет!

– Какой еще сын? – насмешливо спросил полицейский.

Давида так и подмывало признаться: «Тетя, ваш сын ни при чем, они пришли за мной, я убил Рохелио Кастро!» В этот миг начальник крикнул:

– Маскареньо!

В ответ с крыши послышался голос:

– Пусто, мой команданте!

– Спускайтесь! – приказал начальник.

Эдуардо Маскареньо спрыгнул во двор – высокий, атлетического телосложения, с тонкими усиками – своей внешностью он ломан привычное представление о полицейском.

– Лейтенант, помогайте допрашивать.

Задержанных отвели в гостиную, и Маскареньо принялся изучать портреты и семейные фотографии, которыми была увешана стена; здесь же красовались изображения знаменитых бейсболистов. На книжных полках в глубине комнаты расположились энциклопедия «Quillet», книги из серии «Сепан куантос», справочники по бейсболу, фарфоровые статуэтки и несколько аккуратных переплетов с изданиями «Суперхит». Сбоку от полок горел светильник и начинался коридор, в котором виднелись три раскрытые двери в пустые спальни.

– Вы уверены, мой команданте? – спросил Маскареньо и посмотрел на обитателей дома, задержав взгляд на Давиде. – Эк его трясет! Эй, Ротозей, уж не ты ли нам нужен?

– Это не Чато, – вмешалась тетя Мария. – Это мой племянник из Чакалы, он только что приехал.

– Старая уловка, – сказал начальник, хотя знал, что ему говорят правду. Словно получив приказ, Маскареньо нанес Давиду мощный удар ногой точно по печени, отчего тог повалился на бок. – Предъяви документы! – потребовал полицейский, но Давид не имел с собой никакого удостоверения личности. За всю свою жизнь он был обладателем только одного билета, даже не студенческого, а ученика начальной школы, которую окончил с неимоверным трудом. Да и зачем человеку документы в глухой сьерре? Однако ни боль от удара, ни угрозы лейтенанта, ни все более жестокое и пугающее поведение полицейских не могли подавить в Давиде неожиданной радости, вызванной внезапным пониманием того, что разыскивают не его, а Чато.

– Ты чего лыбишься, кабронсито?

Мария Фернанда сделала осторожную попытку заступиться за двоюродного брата. Ее до сих пор называти Йеной, поскольку она с младенчества так и остачась для всех «деточкой», но в будущем, по словам Грегорио, обязательно станет знаменитым адвокатом.

– Вы позволите, сеньор? Я состою в биологическом клубе вместе с Майтэ Бачьдерас, дочерью губернатора.

– Матерь божья! – оскачился полицейский начальник. – И это делает вас важной персоной? Зачем вы надели на волосы полиэтиленовый пакет?

Мария Фернанда покраснела и продолжила тонким голоском:

– Разумеется, вы пришли за моим братом, но папа давным-давно прогнал Чато из дома, и с тех пор мы его ни разу не видели. – Она старалась побороть в себе страх и соображала, как бы повыгоднее использовать факт своей дружбы с дочкой губернатора. – Мы не несем ответственности за действия моего брата и не заслужили подобного отношения к себе, а что касается Давида, то он всего лишь бедный деревенский юноша, который не способен и в птичку камнем бросить, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять это! А кроме того, он фактически только что приехал!

– Это сущая правда, – поддержала ее мать, – я его перед самым вашим приходом мачакой кормила, можете в кастрюлю заглянуть!

– Прытко пела рыбка! – прорычал Маскареньо, закипая яростью. – Этого птенчика мы заберем с собой, – и заставил Давида подняться с пола. – Ну, Ротозей, пойдем, познакомишься с Санта Клаусом.

«Думаю, настал твой конец», – издевательски произнес внутренний голос. Услышав, как покатывается со смеху его бессмертная часть, Давид не сдержался и выкрикнул:

– Нет! Уходи прочь! – Потом бросился на пол: – Прочь из моей головы! – и принялся таскать себя за волосы.

Воцарилась полная тишина, в которой раздавалось только тяжелое сопение Давида. Наконец тетя обняла его и стала успокаивать:

– Тихо, тихо, мой мальчик.

– Это дьявол, тетя, у меня в голове дьявол!

– Мой племянник болен, – обернулась тетя Мария к Маскареньо. – Ему плохо!

Полицейский уже привык никому не верить, но все же не шелохнулся. Остальные также стояли, словно завороженные этим проявлением безумия. Воспользовавшись замешательством офицера, Нена перешла в наступление:

– Команданте, Давид никак не связан с делами моего брата, а кроме того, нездоров. Он всего лишь простой крестьянин, вы только посмотрите на его руки; говоря словами Атауальпы Юпанки, мозоли – вот его верительная грамота, и он продлевает ее дважды в год.

– Хватит мне голову морочить! – оборвал ее полицейский. – Где находится Грегорио Палафокс Валенсуэла?

– Я прогнал его из дома, – ответил дядя, – потому что не согласен с их идеологией.

Маскареньо посмотрел на него с нескрываемым недоверием и, казалось, вот-вот ударит, но в это мгновение Джонленнон длинно пукнул, отчего стоящие рядом с ним полицейские рассмеялись. Один из агентов, который последним слез с крыши, приблизился к начальнику и шепотом сказал, что живет в этом районе, знает в лицо всех членов семьи и Давид действительно не Чато. Начальник сердито взглянул на него:

– Я не просил вас давать разъяснения! – Вид у него вдруг стал очень усталым. – Пошли отсюда, – приказал он. – Лейтенант, выводите «драконов»!

Когда обитатели дома решили, что вроде бы все уже позади, Маскареньо напоследок поддал Давиду спереди коленом, и тот, скрючившись от боли, покатился по полу.

– Будешь знать, как ломать комедию, Ротозей! Начальник подошел к Грегорио.

– В следующий раз я арестую вас, и тогда вам придется отвечать за проделки вашего сына!

Они ушли, оставив дверь открытой, и в доме воцарилась гнетущая тишина.

– Вот гадство! – пробормотал Грегорио. – И все из-за этого засранца!

Давид поднял голову и посмотрел в окно; луна была похожа на золотую монету.

Глава 3

Он не стал раздеваться, только стянул свои ковбойские сапоги. Джонленнон, спящий на соседней кровати, в очередной раз громко испустил кишечные газы. Внутренний голос твердил ему, что, совершив убийство, он заклеймил себя на всю жизнь, что память о Рохелио будет преследовать его вечно. Давид чувствовал себя совершенно разбитым. Он вспоминал снова и снова, как в зверином порыве спасти свою жизнь нащупывал невидимый камень. Несколько минут назад двоюродная сестра помогла ему подняться с пола, пока дядя Грегорио с горечью бранил Чато:

– Чтобы я о нем и слова не слышал в этом доме! – кричал он. – Понятно вам? Для меня он мертвый и в могилу закопанный!

– Да успокойся ты, старый!

– Папа, этого нельзя так оставлять, надо подать на них в суд!

– На кого подать в суд? На полицию?

– Конечно! – настаивала Мария Фернанда. – Пойми, нарушены наши гражданские права, мы не можем терпеть подобный произвол, иначе они из нас станут веревки вить!

Они сидели в гостиной. Грегорио совсем сник.

– Обязательно надо подать на них в суд, – настаивала Нена. – Мы находимся под защитой Конституции!

– Безнадежно судиться с полицией!

– Это еще почему? С какой стати мы должны позволять полицейским и остальной своре нарушать законы? Только подумайте, к какому разгулу насилия это может привести!

Тут тетя вспомнила о Давиде, который молча сидел, уставившись печальными глазами на книжные полки.

– Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит.

– Нена, дай ему таблетку аспирина, пусть умоется и ложится спать на кровати Чато. Бедняжка, ему-то ни за что досталось!

Спальня была очень большая. Джонленнон уснул беспробудным сном.

– Я сейчас вернусь, – сказала Нена. – Помнишь, где ванная комната?

Давид кивнул, а когда сестра вышла, чуть не заплакал; ему нельзя здесь оставаться, надо уносить ноги, не дожидаясь рассвета. Его все больше привлекала идея отправиться на заработки в США, но он понятия не имел, как добраться до страны, о которой столько слышал от друзей.

Такая ли на самом деле Калифорния, как ему описывали? Может быть, у них действительно пива хоть залейся и женщины ходят по улице почти голые? А вот броненосцы там водятся, сосны растут? Сумеет ли он найти работу на лесопилке? Давид углубился в размышления о возможности трудоустройства, когда в спальню вошла Нена и бросила ему пузырек с бальзамом.

– Смажь этим ушибленные места! – Потом подошла к кровати Джонленнона, поправила сброшенное им во сне одеяло и присела с краешку, чтобы поболтать. – Ну как, тебе больше не удавалось убить оленя?

– Нет, их почти не осталось, истребили гомеросы и партизаны.

– А почему ты решил поехать на заработки?

– Так просто.

– У тебя болит? – Да.

– Вот сволочи, мне даже смотреть больно было, честное слово, но ничего, мы на них в суд подадим, вот увидишь!

– Нена, зачем им нужен Чато?

– Похоже, юноше захотелось сильных ощущений, вот он и подался в партизаны.

– Он что, в людей стреляет?

– Мне кажется, у него просто крыша немного поехала; папа говорит, что Чато вернется, когда с голодухи припрет, но пускать ли его в дом, он еще посмотрит.

– Хоть бы ничего с ним не случилось!

– Ничего с ним не случится; сейчас мода такая, в партизанах ходить, а то модно, знаешь, что душе угодно.

Нена посмотрела на свои наручные часы.

– Ну ладно, ты ложись, а у меня завтра ужасный день – экзамен по математике, а я ничегошеньки не знаю! Если подумать, насколько тебе жить легче, не имея на шее учебы! Только попробуй вообразить этот ужас: экзамен по математике, в субботу, в восемь утра! – Она направилась к двери.

– Нена!

– Что?

– Зачем ты надела этот пакет себе на голову? Мария Фернанда опять покраснела.

– Понимаешь, я иногда смазываю волосы майонезом, чтоб блестели, это хорошее естественное средство.

– Разве они потом не пахнут?

– Большеньки-меньшеньки, но можно потерпеть ради красоты.

– Ай, сестренка, – воскликнул Давид и рассмеялся, – у тебя хотдог на голове! – Марии Фернанде шутка не понравилась, и она принялась старательно подтыкать одеяло вокруг Джонленнона, хотя в этом не было необходимости. – Нена, тебе никогда не доводилось слышать голос у себя в голове?

– Нет, – ответила она сухо. – Я еще с ума не сошла!

– А ты не знаешь, какая часть человека возрождается после смерти?

– Кажется, мне что-то попадалось насчет этого.

– Может, это болезнь?

– Трудно сказать… Если хочешь, завтра что-нибудь разузнаю об этом. Приятных сновидений!

Оставшись в одиночестве, Давид стал смотреть в окно и размышлять.

«Я даже не хотел идти на эти танцы и вообще уходить собрался, когда Карлота потащила меня танцевать». – «Не говори чепухи, – возразил ему внутренний голос. – Ты только об этом и мечтал весь день, пока гонялся за броненосцем. Скажи спасибо, что жених один явился, а то бы…» – «Замолчи!» – «Как-то поживает команданте Насарио?» – «Заткнись!» – «Что-то сейчас поделывают полицейские в Чакале?» – «Замолчи, я тебе сказал!» – «Думаю, погони тебе не избежать». Давид вспомнил последние минуты перед полетом, выстрелы, с тревогой подумал об отце и со слезами на глазах повалился на подушку – ему, несчастному двадцатилетнему юноше, судьба подложила жирную грязную свинью.

Всю ночь Давида терзал внутренний голос, отчего голова у него разболелась, точно сжатая в огромных тисках. Он слышал, как его бессмертная часть разгуливает по мозгу, будто осматривая свои владения, и твердит ему, чтобы перестал дурака валять, что пора уж привыкнуть к ней, что все его страхи выеденного яйца не стоят. Она говорила с ним колким, уничижительным, властным тоном и уверяла, что ему уже никогда не избавиться от ее присутствия. Этот кошмар длился до самого утра и прервался лишь после того, как сестра потрясла Давида за плечо.

– Тебе что-то страшное приснилось?

– Нет… – Весь в холодном поту, он сел на кровати.

– Ты так кричал; наверное, это тебя совесть мучает – дядя Альфонсо нам уже все рассказал!

– Папа?

– Вставай, он совсем недавно приехал, ждет тебя на кухне!

Было уже около десяти утра. У Давида ломило все тело, в местах ударов образовались кровоподтеки. Он с трудом обулся.

– Пошли, – торопила его Мария Фернанда, – твой отец очень беспокоится!

– Он один приехал?

– Ну да, а ты кого-то ждал?

«Наверное, команданте Насарио! – издевательски подсказал внутренний голос. – Или, может, Карлоту Амалию?»

– Маму, – ответил Давид.

Альфонсо Валенсуэла добирался до родственников на попутках. Лицо его осунулось от усталости и бессонной ночи, но в то же время выражало удовлетворение, словно ему удалось избавиться от большой неприятности. Посадив сына в самолет, он, набравшись храбрости, тут же отправился на переговоры с отцом убитого. Ему удалось добиться от дона Педро Кастро обещания пощадить Давида при условии, что ноги его больше не будет в Чакале.

– Это тебе приказ, понятно?

– А как же мои друзья, моя работа на лесопилке?

– Тебе лучше сразу свыкнуться с мыслью, что ты уже никогда не вернешься домой!

– Атьфонсо, а полиция не вмешается?

– Полиция сделает так, как распорядится дон Педро; команданте Насарио приходится ему кумом; он полицейских даже оружием снабжает!

– Да, видать, они у него хорошо прикормлены, – заметил Грегорио.

– Прикормлены – не то слово!

– Я видел, как полицейские убили несколько ребят в ушелье Какачила, – вставил Давид, – сказали, что они партизаны.

– Властям все позволено, а нас за дураков держат – смотри и молчи!

Давид слушал и удивлялся: отец впервые предстал перед ним таким – холодным и расчетливым. Он понимал, что должен освободить отца отлишней обузы, и рассказал ему о своем плане уехать в Штаты на заработки. Альфонсо ответил, что, само собой, надеяться только на отцовскую помощь Давид не может, но время для игр закончилось, надо начинать самостоятельную жизнь и искать работу, чтобы избавить от лишних трудностей дядю Грегорио и тетю Марию.

– Ну, пока что все наоборот, – возразил Грегорио, – это из-за нас они на него набросились вчера, верно, Давид? Ох, и досталось же ему!

– А вот тебе не зря наподдали, в воспитательных целях, а то у тебя здесь и дел никаких нет, кроме твоего долбаного бейсбола, а ты пойди-ка займись настоящим трудом!

– Ну уж нет, я вам не ишак, только ты у нас любитель спину гнуть!

Мария разлила по чашкам кофе.

– Альфонсо, Давид плохо себя чувствует!

– Еще бы, Мария, как он может чувствовать себя хорошо после того, что пережил!

– Он слышит голоса и от этого очень страдает, – продолжав Мария. – Тебе бы надо показать его врачу.

– Какого хрена, сестра, у моего сына, может, и есть заскоки, но он не сумасшедший! – Он повернулся к Давиду: – Ты все еще слышишь голоса?

Давиду захотелось плакать, но он сдержался – даже если перед ним возникну! все черти преисподней, отец не увидит и слезинки у него на лице!

– Ага, – подтвердил Давид.

– А ты начал слышать их до или после того, что случилось с Рохелио?

– После.

– Ну. вот видишь? Ничего, это от испуга, скоро все голоса исчезнут, а ты о них и думать забудешь!

– Да, верно, – согласился Грегорио.

«Как бы не так!» – прошептал внутренний голос. Давид хотел сказать об этом присутствующим, но тут Мария спросила:

– Вы разве завтракать не будете?

– Мне надо ехать, – отказакя Альфонсо. – Меня ждет хозяйский самолет в аэропорту, обещали подбросить.

– Ну, нет, не поедешь, пока не поешь, педик чертов, мне наплевать, что ты опоздаешь на самолет! Старая, состряпай-ка чего-нибудь по-быстрому, а то этот каброн будет потом всем говорить, что приехал к нам в гости, а ему тут и воды напиться не дали, у него язык что помело, уж я-то знаю! – Мария приготовила яйца «по-конски», поставила на стол сыр, тушеную фасоль, напила мужчинам свежего кофе.

– Давай-‹а, каброн, наворачивай и знай, что в доме твоей сестры гебя всегда накормят, ядрена корень, и учти, что от этих яиц будет стоять, как в тридцать лет, приедешь домой – сам убедишься, если ты вообще что-то умеешь!

– Нуда, учил баран волка, как овцу крыть!

– Может, хоть теперь ты выполнишь свой мужской долг перед Тере!

– Да замолчи, ты-то что понимаешь в мужских делах! – Все это время Давид молча слушал, как всегда, не понимая смысла перепалок, обычно возникающих между отцом и дядей.

– Ну а как Чато? – поинтересовался Альфонсо.

– Вот этот каброн действительно сошел с ума! Вообрази себе – хочет свергнуть правительство!

– Весь в тебя!

– Что за хренотень эта нынешняя молодежь, недоумки поганые! Все что-то читают, музыку слушают, да такую, что не понятно, как у них барабанные перепонки не лопнут!

– А прически, – подхватила тетя Мария, – волосы у мальчишек длиннее, чем женские, не хватает только, чтобы начали в косички заплетать или платочки на головы повязывать!

– Наслушаются своей музыки, а потом принимаются критиковать правительство, предпринимателей, и уж никому не под силу научить их уму-разуму! Ну, откуда, скажи, в башках у этих обормотов берется, к примеру, что религия – опиум для народа? Ну, глупости же говорят, честное слово!

– Дать им хорошую взбучку – сразу утихомирятся! Появится Чато – пришли его ко мне на несколько деньков, вернется как шелковый.

– Если бы, сейчас уж не так, как в старину, я с Чато чего уж только не делал – и говорил по душам, и денег давал, и на курорт отправлял, и трепку задавал, и что же? Да ничего, свалил из дома, шатается теперь как ни в чем не бывало неизвестно где, а наша гребаная полиция в довершение ко всему наезжает на меня, грозятся арестовать!

– Серьезно?

– Их чертов брюхач команданте так и заявил мне, да только у этого сукина сына руки коротки, я вот на них в суд подам!

– На полицию в суд?

– Конечно!

– Не будь еще большим дураком, нельзя этого делать!

– А мы с Неной считаем, что это надо сделать обязательно! – вмешалась Мария. – Почему мы должны сидеть сложа руки?

– Да если мы это оставим просто так, они с нас потом не слезут!

– И что вы надеетесь добиться, Мария? Да эти каброны тут же наедут на Грегорио, смешают с дерьмом и всю спесь из него выбьют! Первое предупреждение вам уже сделано, сами понимаете!

– Мы находимся под защитой Конституции, – возразила Нена. – У нас правовое государство!

– При всем моем уважении к тебе, племяшка, прибереги эти сказки для своих экзаменов, потому что они не имеют ничего общего с действительностью! Рассказать, как я договаривался вчера с доном Педро Кастро? Его сын Сидронио подоспел, когда я еще находился на взлетной полосе, и дон Педро, по своему обычаю, дал мне на объяснения ровно столько времени, сколько у него уходит, чтобы выкурить одну сигару. Думаешь, справедливо, что нам пришлось расстаться с Давидом? Нет, конечно, но если бы я не согласился, его бы убили.

– А если обратиться в полицию, дядя Альфонсо? Неужели не вступится?

– Кто, команданте Насарио? Да он присутствовал при нашем разговоре!

– Вот каброн! – зло оскалился Грегорио. – Думаешь, не обманут?

– Уговор дороже денег. У нас в горах люди мстительные, но честные. Опять же, дон Педро Кастро отнесся с пониманием, и Насарио тоже, один лишь Сидронио требовал возмездия, больно кровь у него горячая. Вы даже не представляете, чего мне только не пришлось им наобещать, чтобы дон Педро его утихомирил!!

Прежде чем Альфонсо успел продолжить свой рассказ, его перебила сестра:

– Альфонсо, захвати для Тере эту материю, пусть сошьет что-нибудь дочерям, и вот еше, возьми, – и сунула ему в руки полиэтиленовый пакет с мачакой.

– Мария, не нагружай меня, ради бога!

– Если ты ему ничего не всучишь, наступит конец света!

– Это ты так думаешь!

– Мать, если будут звонить из команды, скажи, я уже еду, только подброшу этого педика в аэропорт!

Они сели в дядин «валиант» (или «валиум», как называл его Чато); Давид расположился на заднем сиденье и слушал, о чем беседовали отец и дядя Грегорио.

– Неужели город настолько изменился?

– Да, представь себе; то и дело где-то стреляют – одни говорят, это разборки гомерос, другие – что партизаны шалят, а с нас в конечном итоге стружку снимают!

– Я знаю одно – судебными исками от полиции ничего не добьешься.

– Да, полиция бдит денно и ношно, – подвел черту Грегорио.

Когда они свернули на шоссе, ведущее в аэропорт, Альфонсо повернулся к Давиду и потребовал:

– А теперь, сынок, рассказывай мне все, как было.

Давид поведал отцу, как пытался убежать, как его сбили с ног посреди двора, как само провидение подсунуло ему камень под кончики пальцев и подсказало, что спастись можно, лишь бросив его в голову Рохелио.

– Самая настоящая вынужденная самооборона, – убежденно сказал Альфонсо и, увидев мокрое от слез, несчастное лицо сына, встревоженно спросил: – Тебе нехорошо, сынок?

– Дьявол говорит, что никакая это не самооборона, что я самый обычный убийца.

– Ты и сейчас его слышишь? – Юноша порывисто закивал головой. – А что еще он говорит?

– Говорит, что мне придется отсосать. Дядя Грегорио рассмеялся:

– А ты скажи ему, пусть сам отсосет.

Все замолчали, а Давид вспомнил красную курточку и чуть влажное ушко Карлоты.

– Как там Карлота?

– Ох, сынок, не хотел я этого касаться, да, видно, никуда не деться, ты уже взрослый!

– Я хочу жениться на ней.

– Вот тут ты и допустил самую большую ошибку – нельзя трогать чужую невесту! Разве не учил я тебя уважать обычаи? Ты и ей неприятности причинил, и всем Кастро дорогу перешел, а потому не видать тебе теперь ни Чакалы, ни Карлоты, понятно? – твердо сказал отец и добавил: – И учти, чтобы больше камня в руку не брал!

На некоторое время в машине воцарилось молчание; за окнами расстилалась запитая солнцем долина. Наконец Давид не выдержал и стал оправдываться:

– Она сама меня танцевать потащила!

– Ну и что же! – суровым голосом перебил его отец. – Подле невесты чужому не место, заруби себе на носу!

– А теперь, когда у нее нет хозяина, мне можно жениться на ней?

– Нельзя! – потеряв терпение, выкрикнул Альфонсо. – Забудь о ней, говорю тебе!

– Да, дерьмо лучше не шевелить, – поддержат его Грегорио.

Альфонсо сделал глубокий вдох и продолжил уже спокойнее:

– Отныне у тебя наступит новая жизнь, дядя Грегорио поможет с работой, будешь жить один, делать что хочешь, но Карлота для тебя больше не существует!

Приехапи в аэропорт. Давид издалека узнал принадлежащий лесопилке «пайпер-чероки» и догадался, что именно на нем папа полетит домой. За последние тринадцать часов он видит уже второй самолет. Перед расставанием отец отсчитал ему несколько банкнот.

– Вот, возьми на расходы. – И, помедлив, добавил: – Я уже дал денег дяде Грегорио, чтобы ты ни в чем не нуждался; он подыщет для тебя жилье.

– Да, папа.

– Делай все так, как я тебе велел; из города никуда ни на шаг!

– Да, папа.

– Я не хочу, чтобы у тебя опять возникли неприятности.

– А как же дьявол?

– Выброси это из головы! Позаботься о Давиде, – обратился он к Грегорио. – Когда найдешь для него дом, помоги обустроиться и навешай иногда.

– Не беспокойся.

– И не вздумай подавать в суд на полицию, все равно ничего не добьешься, они же над тобой и посмеются!

Давид отказался покидать аэропорт, пока самолетик не взлетел и не скрылся из виду. На обратном пути в город он думал о том, как отец защищал его от дона Педро, вспоминал Чакалу, которую не увидит уже никогда в жизни. Давид почувствовал боль от образовавшейся в душе пустоты. «Умираю», – мысленно решил он. «Да нет, – возразил голос. – Это всего лишь одно из проявлений того, как человек воспринимает одиночество». Дядя Грегорио посмотрел на Давида в зеркало заднего обзора и поинтересовался, нравится ли ему бейсбол.

– Бейсбол? – переспросил Давид. – Не знаю, никогда в него не играл.

Пять часов спустя он стоял на краю бейсбольной площадки и наблюдал за игрой команды «Депортес Бейб Рут», которую тренировал и содержал на свои деньги дядя Грегорио. Она проигрывала с разгромным счетом: один – одиннадцать. На восьмой подаче, когда стало ясно, что поражение неминуемо, дядя предложил Давиду выступить в роли подающего.

– Надо просто бросить мяч кэтчеру!

– Я не умею…

– А ты вообрази, что перчатка – это кролик!

– И все?

– Ну, на самом деле тут целая наука, но сейчас объяснять некогда, что получится, то и ладно!

– Хорошо.

– Тогда переодевайся! – И дядя дал ему форму, которая раньше принадлежала Чато.

– Играть будешь? – спросил Джонленнон, сидя на спортивной сумке, грызя картофельные чипсы и запивая их газировкой. Грегорио подозвал кэтчера, Сантоса Мо-хардина по прозвищу Чоло, крепкого парня с темными пятнами под глазами, и познакомил с Давидом.

– Это мой племянник Давид, он будет подавать, принимай мяч по центру. А ты, Давид, постарайся попасть точно ему в перчатку.

Идея ввести в игру новичка, очевидно, пришлась Чоло не по вкусу.

– Они могут опротестовать результаты матча!

– Не важно, мы и так проиграли! – Чоло смерил взглядом нового питчера, и поскольку тот, похоже, не показался ему обладателем большого ума со своим разинутым ртом и выпяченными зубами, решил возразить:

– Послушайте, какой смысл менять шило на мыло?

– Ты что, каброн, возомнил себя Альбертом Эйнштейном? Все равно тебя русские не завербуют, мать их!

– Да ладно, сказать ничего нельзя…

Не обращая внимания на Чоло, Давид начал разминаться и взял бейсбольный мяч, чтобы набить руку, бросая его в перчатку свободным членам команды, но тут к нему подкрались неожиданные сомнения: мяч был такого же размера, как тот камень, что послужил причиной гибели Рохелио Кастро, только весил поменьше. Тогда он обратился к дяде:

– Послушайте, дядя Грегорио, папа не велел мне больше бросаться камнями.

– Это не камень, а мяч, так что успокойся! Тебе что, разонравилось попадать в кроликов?

– Нет вообще-то…

– Так это то же самое, только вместо кролика – перчатка!

– Хорошо, как скажете. – Давид ради тренировки бросил мячик семь раз, и это занятие ему понравилось. Он решил, что метить в неподвижную перчатку даже проще, чем в кролика. Тем временем Грегорио договорился насчет нового игрока с арбитром, а Чоло подбодрил остальных членов команды:

– Держись, ребята! Как говорил Йоги Берра, ничто не кончается прежде, чем наступает конец, и это как раз тот случай!

Сантос подошел к питчерской площадке, где уже стоял Давид, и посоветовал ему бросать как можно сильнее. Очередной игрок соперников с битой занял свое место, и по сигналу Чоло Давид сделал первый бросок, который получился мощным, точным, с хорошей скоростью. Отбивающий промахнулся, и Давид заработал «страйк».

– Вот вам, мать вашу! – восторженно завопил Чоло. Тренер противоположной команды немедленно подошел к Грегорио, чтобы оспорить результат.

– Гойо, откуда у тебя взялся этот парень?

– Мне его только что прислали из Штатов!

– А я думал, его подослали русские!

– Не будь пендехо, Риос, в России не играют в бейсбол! – Арбитр молча сметал шеткой песок с площадки отбивающего.

– Ты же знаешь, что проиграл, и я могу запретить своим ребятам отбивать!

– Не будь каброном, Риос, дай мне опробовать в деле этого парня! Сегодня ты мне, завтра я тебе, сам понимаешь!

– Ну ладно, – согласился тренер соперников, однако в душе у него остались сомнения.

И недаром. Для двух отбивающих его команды броски Давида закончились сплошными «страйками», из других лишь один успел сделать «хоумран», обежав все базы, а самый последний отбил мяч высоко вверх, и тот, повертевшись в воздухе, упал в аут.

– Матч-ин, земляк! – восторженно закричал Давиду Чоло, а Грегорио и вся команда ликовали.

– Чертов пацан, откуда он взялся! – досадовал тренер соперников.

К пущему восторгу Грегорио, приехал президент бейсбольной лиги и сообщил о назначении его тренером кульяканской команды «Лос-Томатерос», которой предстояло поехать в Лос-Анджелес и сыграть там шесть матчей. Ему давалось две недели, чтобы подобрать игроков в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, оформить им паспорта и сшить бейсбольные костюмы.

– Послушай, Грегорио, ты ведь планируешь включить в команду этого питчера?

По дороге домой в своем зеленом «валиуме» Грегорио говорил Давиду:

– Вот так, племяш, ты хотел поехать в Соединенные Штаты и поедешь, только не батрачить, а играть в бейсбол, как тебе это?

– Нравится.

– У меня есть две недели, чтобы обучить тебя парочке приемов; слышал когда-нибудь о «слюнявой подаче»?

– Нет.

– Если уж ты сумел одним броском парня ухлопать, то вполне сможешь играть против гринго; ты же самородок, неграненый алмаз, как говорится! Руки у них коротки, у засранцев! – Дядя сердито насупился и сказал: – Если бы Чато перестал херней заниматься, мог бы шорт-стопа сыграть, да вместе с Чоло, представляешь, какая у нас была бы мощь?

– Дядя, а разве Чоло не старше двадцати?

– Да, но по свидетельству о рождении ему восемнадцать.

Восторг дяди Грегорио начал передаваться и Давиду, хотя он все еще не очень хорошо понимал, что происходит. Одно ему было совершенно ясно – чем дальше его увезут от Чакалы, тем лучше.