Текст книги "Любовник Дженис Джоплин"

Автор книги: Элмер Мендоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 26

– А ну-ка, рассказывай все по порядку! – приказал начальник охраны.

– Я видел, как умер Сидронио Кастро, – отвечал Давид, – видел, потому что прогуливался возле своего барака и разговаривал сам с собой.

– Ага, а с ним еще кто-нибудь был? От чего он умер?

– От инфаркта миокарда. – Давид улыбнулся во весь рот.

– Ага, понятно, вы оба ведь из одной деревни, так?

– Да, из Чакалы.

– Ага… – Через несколько минут начальник, сонный и страдающий от похмелья, понял, что ничего от него не добьется. – Все заключенные одинаковы! – И передал Давида в руки специалистов.

Давид не на шутку встревожился.

"А вдруг меня спросят о Рохелио?" – "Они об этом ничего не знают". – "А если наведут справки?" – "Если не знают о Сидронио, тем более не узнают о Рохелио, скажи им, что, хоть вы из одной деревни, это всего лишь совпадение; думаю, ты легко сможешь их убедить! Самое главное – возмездие свершилось, твоя мать будет гордиться тобой! Кто бы мог подумать – Карлота Амалия убивает собственного мужа!" – "Разве мы с тобой не расстаемся? Ты же вроде собиралась уходить, даже попрощалась?" – "Повороты судьбы непредсказуемы, знаю только, что отныне мы будем шагать вместе и вперед, ты мое последнее тело, и спешить мне некуда".

Первым вошел агенте пышными щеками, похожий на Толстяка, сотрудника Маскареньо.

– Так это ты видел, как умер Сидронио Кастро?

– Да.

– А зачем он к тебе приходил?

– Он ко мне не приходил.

– Ага, а в котором часу ты слышал выстрел?

– Я не слышал никакого выстрела! Пышнощекий заполнил желтый бланк, отвел Давида в большую комнату и велел ждать. Едва он опустился на стул, как вошли два охранника, ведя с собой Роллинга. Он был гладко выбрит, но одет в ту же футболку с карикатурой Мика Джаггера; на голове у него красовался шов из десяти стежков.

– Ай, каброн, это же чертов сумасшедший! – Увидев Давида, Роллинг тут же вцепился ему в горло. – Ты заслуживаешь смерти, шпион и убийца, это ты убил Уолта Диснея и Джимми Хендрикса, непримиримый враг искусства!

– Уймись, вояка. – Охранники замахнулись дубинками, но не успели огреть ими Роллинга, потому что он отпустил Давида и ловко отскочил к противоположному краю помещения.

– Они повсюду! – предостерег Пеньюэлас конвоиров. Давид насмерть перепугался и с опаской поглядывал на обидчика; под рукой не было ничего, чем бы бросить ему в голову. Как только охранники вышли, Роллинг подсел к нему как ни в чем не бывало и сказал совершенно нормальным голосом: – Как дела, Санди?

"Что такое?" – удивилась карма. Давид испуганно вскочил на ноги.

– Спокойно, brother*, я слышал, тебя выпускают? – Пеньюэлас говорил спокойно и вел себя подчеркнуто дружелюбно, совершенно иначе, нежели в камере. – Наверное, так и есть, потому что здесь уже не тюрьма, а почти свобода, – добавил он.

* Братец (англ.)

"Все это время он только прикидывался сумасшедшим", – предположила бессмертная часть Давида.

– Роллинг, в чем дело?

– А ты что думаешь? Я хотел выйти на волю и, похоже, добился своего – здесь психи не нужны. Только не говори мне, что ты не притворяешься – это лицо умственно отсталого, постоянно разинутый рот, – я, признаюсь, с самого начала тебе не верил. – В этот миг распахнулась дверь, и Роллинг принялся за старое: – Им нужна свежая кровь, чтобы восстановить жизненные силы – мужчины, женшины и дети, цветы и цикады.

– Пошли, вояка, за тобой приехали родители! – Охранники увели его.

Давид сел, массируя себе горло.

"Как убедительно!" – восхитилась карма. "Убедительно? Каброн он после этого!"

В двенадцать сорок пять Доротео П. Аранго вручил начальнику тюрьмы письменное указание об освобождении Давида Валенсуэлы, подписанное губернатором штата.

– Мне хотелось бы сразу забрать его, сеньор начальник, и отвезти позавтракать. – Однако благодушное настроение адвоката испарилось, когда начальник сообщил ему, что Давид Валенсуэла находится под следствием в связи с убийством.

– Как вы сказали?

– Да, твой Валенсуэла так озверел, что укокошил одного парня прямо накануне своего освобождения, и не смейся, Доротео, тут не до шуток; твой ангелочек провел бурную ночь.

– А что же делала охрана?

– Охрана, как видишь, ему даже не понадобилась!

– Но мы же договорились с вами…

– Может, тебя это забавляет, Доротео, но у нас два убийства за два дня, и в обоих замешан Валенсуэла – не слишком ли много для одного? Он подозреваемый!

– Вы должны пойти мне навстречу, сеньор начальник, я выполнил ваше требование, вот предписание губернатора о его освобождении!

– Знаю, но пойми – убийство и в Африке убийство, обстоятельства изменились!

– Как же так, сеньор начальник, у нас с вами соглашение, прошу вас выполнить свои обязательства! Дон Серхио хочет, чтобы этот юноша вышел на свободу, давайте не будем его разочаровывать!

– Понятно, но поставь себя на мое место, он убивает другого парня, а я тут же его выпускаю, как я после этого буду выглядеть?

– Сеньор начальник, при всем моем уважении, вы гоните прочь курицу, несущую вам золотые яйца!

– Да пойми ты, надо жить сегодняшним днем, вчера было одно, а завтра неизвестно, что будет! – Аранго понимал, что уговорами ничего не добьется, начальник тюрьмы стреляный воробей и рассчитывает выжать из ситуации наибольшую выгоду.

– Кто убитый?

– Сидронио Кастро.

Вот те на, подумал адвокат, тот самый, а Мохардинто из-за него беспокоился!

– Какие у вас доказательства, что убийство совершил мой клиент?

– Он сам признался, – соврал начальник. – Проводили утром перекличку и нашли труп возле его камеры. Валенсуэла рассказал, что они вдвоем играли в карты, Кастро обвинил его в жульничестве, хотел ударить, а тот оказался быстрее и всадил ему пулю прямо в голову.

– Похоже на самооборону.

– Казуистикой здесь не поможешь!

– Тогда какой же выход из положения? Завтра этот человек должен быть в Лос-Анджелесе!

Начальник тюрьмы снял телефонную трубку и протянул ее адвокату:

– Думаю, надо позвонить тому, кто все может.

– Но прежде позвольте напомнить вам, что у меня есть договор с моими клиентами и я здесь официально их представляю.

– Да хватит тебе чушь молоть, Доротео, ты как маленький, честное слово! Хочешь, чтобы Валенсуэла очутился на свободе или нет?

– Вы же знаете, что я за ним приехал.

– Ну так не мешай мне работать, здесь тебе не богадельня, черт возьми!

– Честно говоря, мне не хотелось бы лишний раз беспокоить моих клиентов.

– Ничего с Сантосом Мохардином не случится!

– Сантос не самое страшное, а вот дон Серхио Карвахаль Кинтеро действительно может очень разгневаться.

– Ай-яй-яй, а я-то думал, что этим занимается лично Чоло.

– Дон Сантос в этом деле выступает в качестве посредника, вы же знаете принцип работы дона Серхио.

– В общем, договариваемся заново, а прежнее соглашение недействительно.

– Но, сеньор начальник…

– Мне приходится рисковать, Доротео, и есть еще одна причина, по которой я уже жалею, что согласился его отпустить. Если Валенсуэла действительно так метко бросает, как рассказывают, то он мог бы выступать за тюремную команду по бейсболу, у нее как раз подача слабовата! Что, если мы его все-таки оставим за решеткой в качестве питчера?

– Идея неплохая, однако я должен забрать его, а кроме того, вы не поверите, но он не любит играть в бейсбол!

– Вот засранец, но не будем отвлекаться: если парень тебе нужен, звони, или все-таки уступишь его мне?

– Нет, без него я отсюда не уйду.

– По правде, я уж и сам свыкся с мыслью, что Валенсуэла отправляется на все четыре стороны – зря мы, что ли, так долго готовили его освобождение! Но согласись, обстоятельства изменились, так объясни это своему клиенту!

– Не имея выбора.

Доротео П. Аранго набрал номер Мохардина и объяснил, в чем дело.

– Скажи этому хапуге, что я согласен уплатить дополнительную сумму, – сердито сказал Чоло.

– Отличная работа, – похвалил адвоката начальник тюрьмы. – Расследование смерти Сидронио подождет, сейчас надо поскорее оформить освобождение нашего милого юноши!

Таким образом полицейский чиновник не упустил своей выгоды и за десять минут сумел заработать на ничтожном заключенном десять тысяч долларов.

– Теперь я могу его забрать?

Начальник тюрьмы улыбнулся.

– Я гляжу, ты привык доводить дело до конца! Мне нужно пару часов, чтобы избавиться от трупа и закрыть расследование.

– Но в камере мой клиент подвергается опасности!

– Не переживай, до завершения бумажной работы он останется со мной в кабинете. А пока сгоняй домой, передохни.

Аранго согласился; и в самом деле, торопиться некуда, самолет до Тихуаны будет ждать Давида только завтра. Всякий раз перед окончанием очередного напряженного дела адвоката посещало приподнятое настроение и желание расслабиться. Вот и сейчас он решил воспользоваться советом и съездить ненадолго домой.

Как только Аранго ушел, начальник велел привести Давида к себе в кабинет.

– Ну, Валенсуэла, как с тобой обращаются?

Давид посмотрел на него со смешанным чувством обиды и недоверия.

– Хорошо, – ответил он.

– Не сомневаюсь, что Мохардин твой лучший и настоящий друг, раз готов уплатить, чтобы тебя выписали из нашей гостиницы. Если бы ты сейчас вернулся в камеру – а этого не случится, – то нашел бы ее пустой.

– Почему?

– Таков закон, друг Валенсуэла, когда кто-то покидает нас, его имущество распределяется между остающимися. – "Ну, что, убедился? Этот тип отпетый, бессовестный мошенник!" – Давид слушал начальника, не понимая, а тот продолжал: – Скоро за тобой приедет адвокат Аранго и заберет тебя у нас, чтобы отправить в Лос-Анджелес, на свадьбу вашего патрона, поэтому сразу переоденься в одежду, которую тебе привезли. – Он показал на сумку, лежащую на стуле. Давид чуть не запрыгал от радости и заулыбался во весь рот.

– А кассету? – А?

– Кассету, что я слушал в камере?

– Не беспокойся, ты уже выходишь на свободу, а там уж как-нибудь раздобудешь себе новую!

Давид переоделся в одежду, присланную ему Сантосом: льняные брюки кофейного цвета, черные ботинки и рубашка. После этого начальник тюрьмы усадил его за стол, и они вместе пообедали рыбным бульоном, которым угостил их начальник охраны.

– Настоящий деликатес, – похвалил полицейский. Давиду показался знакомым вкус бульона. – Тебе понравилось? – Он утвердительно кивнул. – За несколько дней до тебя к нам привели женщину, источающую необычайно возбуждающий запах, просто нельзя устоять; возможно, ты ее знаешь – она из Альтаты. Не женщина, а чудо, и начальник охраны… – "Нет, только не это!" – …сразу пристроил ее к себе. Она тоже быстро привыкла и теперь даже не хочет возвращаться домой. Этот бульон – ее приготовления!

Давид не хотел слушать дальше, уставился в тарелку и сосредоточился на еде; начальник тюрьмы прав, теперь ему уже не о чем беспокоиться, даже палец с оторванным ногтем больше не болит, он навсегда уедет отсюда, как только появится Аранго, достанет себе новую кассету, ведь в Лос-Анджелесе наверняка найдутся кассеты с записями Дженис! Снова поселится в гостинице "Сикс", будет грызть кубики льда, не спеша прогуливаться по бульвару Сансет и найдет ту улицу, где они с Дженис познакомились, дом с плакатами, индейскими статуэтками и подушками – Are you Kris Kristofferson? Скажи мне, что ты помнишь, и я скажу, кто ты.

– Доротео скоро приедет, он уже был здесь часа два назад, – сказал директор. – Я тоже отойду ненадолго. Если хочешь, можешь прилечь вон на той раздвижной софе, только не советую тебе покидать мой кабинет.

Как только начальник вышел, Давид улегся на софу; от съеденного бульона его потянуло в сон, да еще сказывалась бессонная ночь, но он все же пока не чувствовал себя в безопасности, поэтому спросил мысленно, не поступит ли опрометчиво, если вздремнет.

"По-моему, нет, – ответила карма, – если уж твой друг сумел вытащить тебя вопреки всему, что тебе мешает отдохнуть прямо здесь?" – "Наверное, Чоло и за это заплатил…" Уже засыпая, Давид подумал, что ему надо остерегаться братьев Кастро. Вначале их было человек семь, сколько же осталось? Они будут искать меня повсюду, но я им не дамся! "Z".

Глава 27

Нос зачесался, и он потер его подушечкой пальца, но что-то продолжало щекотать поверхность носа; Давид снова потер, однако раздражение не проходило, и тогда он очнулся, открыл глаза и спросонок решил, что у него галлюцинации: боже милосердный, Маскареньо склонил над ним мертвенно-бледное лицо и водил по носу кончиком дула "смит-вессона".

– Как дела, Ротозей? Что ж ты уходишь не попрощавшись? – Его нездоровая бледность вызывала неприятное чувство. – Прытко пела рыбка, если уж ты стал моим человеком, расскажи, что нового от Бакасегуа? Разве я не велел тебе разговорить его? – Давид понял, что это не галлюцинация; команданте движением руки дал команду, и Франко вместе с другим полицейским заставили его встать с софы. Директор тюрьмы сидел за письменным столом, и по его притихшему виду Давид догадался, что произошел какой-то сбой. – Смотри-ка, у него, видать, язык отнялся! А скажите, дорогой начальник, почему вы отпускаете этого заключенного без моего согласия? Больше такого не должно повторяться, ну, как же – ни с того ни с сего, это противоречит моим принципам, я не позволю, чтобы посторонние вторгались на мою территорию, понятно вам? – Начальник тюрьмы тяжело сглотнул и промолчал. – Я заберу его с собой и верну вам через пару часов.

– Но на каком основании, команданте?

– Этот тип получил от меня секретное задание и обязан отчитаться, а вчера очень много моих людей получили ранения на митинге, организованном ради этого вот типа! – И он дважды ударил Давида по лицу. – Мне просто необходимо побеседовать с ним. – Начальник тюрьмы опять с трудом сглотнул.

– Но, команданте…

Лицо Маскареньо перекосило от ярости.

– Вы что, вздумали возражать? – бесцеремонно перебил он начальника. – Ага, понимаю, фактор гуманности, это очень хорошо, тогда – во исполнение фактора гуманности – может, и мне что-нибудь перепадет? – Его голос выдавал физическую слабость, лицо еще больше побледнело. Директор тюрьмы решил попытаться и волков накормить, и овец сохранить.

– Команданте, с вашего позволения я сделаю один телефонный звонок!

– Сделайте, сеньор начальник, сделайте, скажите им, мы готовы торговаться, и поскольку юноша принадлежит нам, нам хотелось бы знать, припасено ли что-нибудь и на нашу долю!

"Этот человек очень проницательный!" – заметила карма.

Начальник объяснил ситуацию Чоло, изумленному неожиданным поворотом:

– Вот сукин сын, он догнал нас на финишной черте! Дайте ему трубку!

– Дон Сантос!

– Давайте сразу к делу, команданте!

– Хорошо, как вам угодно: с учетом того, что мне задолжал Родригес, предлагаю освободить вашего друга в обмен на дом в Альтате. – Чоло даже поперхнулся от такой наглости и обматерил бы собеседника, если бы не вцепился пальцами в рукоятку лежащего рядом "магнума" и постарался подавить, а себе вспышку гнева. – Что скажете? Я прекрасно знаю, что вы не хотите уступать дом полиции и даже пообещали взорвать его; что ж, отлично, уступите дом лично мне в обмен на вашего друга.

Чоло судорожно сглотнул, чтобы смочить вдруг пересохшее горло.

– Этот дом стоит сто восемьдесят тысяч долларов; даю вам двести тысяч наличными.

– Меня не интересуют деньги, сеньор Мохардин, дом или прытко пела рыбка!

– Команданте, мы с вами деловые люди, так давайте вести себя соответствующим образом.

– Прытко пела рыбка – либо да, либо нет!

Для Чоло сохранить за собой дом было делом чести; в каком свете он предстанет перед своими людьми, если позволит отнять его? Кроме того, он хорошо усвоил истину, что любые дела с полицией решаются с помощью денег и торг на самом деле идет лишь по поводу суммы.

– Честно говоря, вы ставите меня в трудное положение.

– А что вас заботит?

– Моя будущая жена обожает этот дом. Забудьте о нем, и я готов выложить перед вами, не выезжая из Кульякана, двести пятьдесят тысяч зеленых лягушачьих шкурок!

– Мне думается, это вы ведете себя сейчас не как человек дела, не желая верить, что я знаю, чего хочу. А потому для пущей убедительности даю вам на раздумья полчаса.

– Постойте, постойте, а как же мой парень?

– Позвоните мне по два-ноль-пять-семьдесят. – Маскареньо положил трубку. Его подчиненные улыбались с довольным видом.

– Прытко пела рыбка, – сказал команданте начальнику тюрьмы, а затем обратился к Давиду: – Дорогой мой, как мне ни хотелось поработать с тобой вместе, но, видать, придется обойтись своими силами; твое счастье, что у тебя есть такой щедрый друг, можешь идти!

– Я свободен?

– Ни больше ни меньше, сеньор Валенсуэла, уносите ноги, пока не поздно!

– За ним должен заехать его адвокат, – вмешался начальник тюрьмы.

– Прытко пела рыбка, незачем заставлять его ждать! Давай, Давид, забирай пожитки и катись, свобода ждет тебя! – Давид вскочил на ноги, ему хотелось одного – поскорее оказаться как можно дальше от Маскареньо, но начальник тюрьмы отозвал его в сторону и дал денег на такси:

– Желаю удачи, парень! Маскареньо тоже попрощался с Давидом:

– Желаю удачи, и не забывай старую истину: не имей наличных, а имей друзей отличных!

По дороге к выходу Давид выслушал наставления начальника тюрьмы:

– Будь очень осторожен, не нравится мне все это. Скажи, куда ты направляешься, чтобы я сообщил Доротео.

– Домой к дяде с тетей, в Коль-Поп.

– Хорошо. – И приказал тюремному охраннику: – Отведи его к Кармело зарегистрировать освобождение, а потом проводи до ворот и проследи, чтобы он сел в такси.

Уже за воротами тюрьмы охранник сказал Давиду:

– Так, Рожей-не-вышел, деньги с собой есть? – Давид вынул банкноту, которую дал ему начальник, и охранник тут же забрал ее. – Тебе на такси не положено, земляк, поезжай на автобусе. – И дал ему два песо на билет. Потом, провожая Давида взглядом, сплюнул ему вслед: – Твое место у параши, ублюдок долбаный!

Засаженные помидорами поля не радовали глаз Давида, зато поросшие лесами горы вдали заставляли его сердце учащенно биться. Наконец-то свободный, он вышел на шоссе и сел на городской автобус, идущий до кульяканского автовокзала. Через окно лицо жгло четырехчасовое солнце.

"Ну вот, вышел из тюрьмы – и слава богу, а там будь что будет! Но как же я расплачусь с Чоло? Мне столько денег не заработать, даже если всю жизнь буду перегонять баркасы с товаром!" – "Поскольку Рапидо мертв, ты можешь занять его место и стать отважным пистолеро!" – "Это дело мне не нравится, я уж лучше начну играть в бейсбол; надеюсь, питчеры хорошо зарабатывают там, в Лос-Анджелесе! Надо заехать в Альтату за моим сокровищем". – "Забудь о нем, думаю, под боком у Чоло оно тебе больше не понадобится! А ты разве не хочешь вернуться в Чакалу?" – "Хочу. – Давид почувствовал острое желание увидеть мать, и из автобусного окна бросил последний взгляд на тюрьму. – Каково-то придется Карлоте хоронить Сидронио? Его братья станут разыскивать меня, а я в это время буду в Лос-Анджелесе искать пепел Дженис. А вдруг она жива?" – "Вполне возможно, иногда артисты инсценируют свою смерть, чтобы исчезнуть из поля зрения публики".

Подъехав к месту, где к шоссе примыкала дорога из аэропорта, водитель остановил автобус, в него поднялся Франко и, не задерживаясь, направился к Давиду.

– Эй, – окликнул его водитель, – а платить кто будет? – Но тот в ответ только повернулся и показал ему свой пистолет сорок пятого калибра. Что происходит? Давид почувствовал сильный позыв испражниться; полицейский без единого слова стащил его с сиденья и выволок из автобуса. Сцепив зубы, Давид подчинился. Что теперь? Франко запихнул его на заднее сиденье стоящего тут же автомобиля, где уже находился второй агент, а сам сел с другого края.

– Привет! – произнес спереди слащавым голосом Маскареньо. – Ты, наверно, уже не надеялся увидеть нас? – "Любовь не вздохи на скамейке", – заметила бессмертная часть Давида. Несмотря на включенный кондиционер, команданте был весь в поту и бледный как смерть; Давид со страхом посмотрел на него; полицейский за рулем тронул машину с места. – Хотел смыться до того, как я получу свою долю? Прытко пела рыбка! Знаешь этого сеньора? – Маскареньо кивнул на агента, который сидел справа от Давида, – это был Элвер Лоса.

– Элвер, что случилось, тебя схватили? Лоса бросил на него презрительный взгляд:

– Идиот!

Маскареньо с самодовольным видом продолжал:

– В тюрьме он был нашей подсадной уткой. Ему уже давно стало ясно, что необходимо сотрудничать с нами, и очень скоро он навел нас на след своего лучшего друга; тот не вынес пыток и потерял рассудок, а теперь проводит время, распевая "Облади-облада". Потом он достал для нас ценную информацию о твоем двоюродном брате, и мы взяли его во время прогулки напротив отделения Банко де Мехико в Масатлане.

По ходу рассказа лицо Давида постепенно кривилось в болезненной гримасе, пока не превратилось в страшную маску.

"Ты только послушай, тот, что считался самым крутым, оказался обычным дерьмом!" – заметила карма.

– Сведения, полученные Лосой, имели важнейшее значение для ликвидации местных очагов подрывной деятельности, и поскольку здесь работа завершена, мы теперь переводим его в Герреро, где внедрим в ряды партизан Лусио Кабаньяса.

"Вот ублюдки!" – подумал Давид. Он старался ни на кого не смотреть – особое отвращение у него вызывал Лоса, – но невольно обратил внимание на гадкие улыбочки Франко и Маскареньо. Почему они смеются над ним? Ведь обо всем уже договорились с Чоло! Через десять минут машина остановилась у ресторана "Лос-Пикачос". Давида оставили в машине, надев ему на голову капюшон из плотной материи. Маскареньо вышел вместе с Франко, и их встретила красивая смуглая молодка с похожими на маслины глазами.

– Команданте, как ваше здоровье? – Она знала, что Маскареньо оперировали язву желудка в одной из больниц Хьюстона.

– Уже хорошо, разве по мне не заметно?

– Когда вы приехали?

– Три часа назад.

– Вы бледны. Разве врачи не велели вам восстанавливать силы?

– Я этим и занимаюсь, просто вышел на службу решить кое-какие неотложные вопросы и не мог удержаться, чтобы не повидаться с вами.

– Вы мне льстите, команданте, но если не побережете себя, вам грозит рецидив болезни, а это может привести к очень неприятным осложнениям. Скушаете что-нибудь?

Маскареньо окинул ее алчным взглядом.

– Хотел бы я скушать…

Смуглянка кокетливо улыбнулась; в это время зазвонил телефон, и она подняла трубку:

– Команданте, это вас.

Забирая трубку, Маскареньо взял девушку за руку:

– Эти глаза убивают меня, Мелита!

– Значит, так, команданте, – раздался в трубке голос Чоло, – объясню вам доступным языком. – В его голосе звучали раздражение и тревога.

– Ну-ка, ну-ка, я весь внимание!

– Поезжайте на Меркадо-Буэльна, там, на углу Хуарес и Гранадос, увидите белый "рено", в котором вас будет ожидать женщина невысокого росточка; она вручит вам триста тысяч долларов, а вы передадите ей моего парня.

Маскареньо рассмеялся.

– Прытко пела рыбка, а я-то надеялся, что вы всерьез восприняли мое предложение; итак, либо вы отдаете мне дом, либо ваш друг сгниет в военном лагере номер один!

Сантос сглотнул слюну.

– Ладно, команданте, ваша взяла! Забирайте дом.

– А документы?

– У адвоката Угарте, его офис находится в здании Биржи. Как насчет парня?

– Отпущу его, как только увижу документы. Он бросил трубку и подошел к девушке.

– Ну, так когда? Она покраснела.

– Я уже сказала вам в прошлый раз, что не могу.

– Обратите внимание, что я выполнил все ваши условия – сделал операцию и все остальное, о чем вы просили.

– Это для вашего же блага!

– А я хочу, чтобы и для вашего! – Опять зазвонил телефон, и Маскареньо покинул ресторан. – Франко, – с чувством сказал он своему помощнику, прежде чем вернуться в автомобиль, – эта женщина должна стать моею.

– Осмелюсь напомнить вам, что ее жених – сын президента Ассоциации фермеров.

Маскареньо выглядел утомленным.

– Не имеет значения, я же сказал: она должна быть моею!

– Понимаю, вам виднее, команданте.

Они проехали несколько кварталов и остановились у здания Биржи. "Свободу Давиду В." требовали лозунги, намалеванные на каменных заборах, местами поросших мхом от чрезмерной влажности. Кульякан принадлежит к тем городам, где всех детей жалеют, как своих. В офисе Угарте вместе с ним находился Аранго.

– Где документы?

– Они в дороге, команданте, будут здесь с минуты на минуту.

– Ага, понятно.

– А наш клиент?

– Мы с ним прогуляемся, пока вам не подвезут документы. Передайте дону Сантосу, что каждая минута ожидания стоит его другу один вырванный ноготь! – Маскареньо почти упал на сиденье автомобиля и приказал: – Поехали на базу!

Давид с трудом мог дышать под капюшоном. В чем дело, почему меня не отпускают? Внезапно он почувствовал знакомый запах фекалий и услышал жалобные голоса пленников – его опять привезли в "драконовские" застенки.

"Постарайся не совершать ошибок", – предупредил его голос.

Давида провели по всему коридору и только в конце сняли с головы капюшон – он находился в той же комнате для пыток, что в прошлый раз. Ему едва удалось сдержать крик отчаяния. Давид начал мысленно повторять: ничего не будет, ничего не будет, – но это не помогало, потому что грудь сдавило от страха.

– Ты меня не на шутку разозлил, – выкрикнул команданте. У Маскареньо пересохли губы и глаза стали похожи на две глубокие впадины. – Как мне сообщили, вчера митингующие будто и слыхом не слыхивали о других заключенных, все скандировали: "Свободу Давиду Валенсуэле"! Ты можешь объяснить, почему. Ротозей? Кто организаторы митинга и почему они тебя знают? Это дружки Сантоса Мохардина? Ох, сдается мне, что ты у них за вожака, верно, каброн? Ну и плут же ты!

Давид видел, что Толстяк и Длинный стоят наготове, и с бьющимся сердцем спросил:

– В котором часу вы меня отпустите? Маскареньо взорвался:

– Отпустить тебя, каброн, мать твою? Думаешь, я тебя отпущу в обмен на какой-то вшивый долбаный дом? Ну, нет, прытко пела рыбка, и не надейся, мы, "драконы", стоим большего! Гребаные наркоторговцы считают, что им все подвластно, но меня купить у них кишка тонка! Почему этот пендехо Мохардин заодно с партизанами? Какую он получает выгоду? Я ему кислород перекрою, вот увидишь! – Давид заметил, что из-за долгой тирады Маскареньо выбился из сил. – Я умею выполнять договоренности, – заявил он вдруг. – Конечно, я отпущу тебя, но сначала ты мне назовешь организаторов митинга!

– Клянусь вам, что мне ничего неизвестно, я в это время сидел взаперти!

Франко перебил его:

– Послушай, кабронсито, твой двоюродный брат сначала твердил то же самое, мол, никого не знаю, но когда мы его хорошенько обработали, а потом отрезали яйца и ему же скормили, он, естественно, заговорил по-другому – очень уж любил наряжаться в женское платье, вот и запищал, как педик.

– Ублюдок!

– Что ты сказал? – Маскареньо подал знак Толстяку, и тот пинком опрокинул Давида на пол; Длинный принес капельницу, одной рукой сдавил пленнику рот, а другой вставил в нос катетер; Франко и Лоса тем временем держали его за обе ноги. Давид захлебывался, каждый очередной пузырек означал продолжение ада, так что его бессмертная часть заговорила что-то о подводном плавании и ржавых саблях. Его отпустили, только влив в него все до последней капли. Давид не сразу пришел в себя, нестерпимая жгучая боль долго не ослабевала.

– Смотри сюда, Ротозей, – велел ему бледный Маскареньо, с отвратительным бесстыдством достал свой член и стал мочиться в опустевшую бутылку. – Нам стало известно, что ты обожаешь сидр, и мы сейчас доставим тебе это удовольствие. – Закончив мочиться, он прерывающимся от тяжелого дыхания голосом обратился к Франко и Лосе: – Теперь вы внесите вклад в общее дело, – и передал им бутылку. Всем троим удалось наполнить ее доверху.

"Вот, не хотел пить свою мочу, теперь придется чужую", – сказала карма. "Может, от нее мне полегчает?" – "Как бы не так, от чужой мочи пользы никакой!"

– На колени, Ротозей! – Длинный и Толстяк зажали его с обеих сторон. Несмотря на изможденный вид, Маскареньо вызвался напоить мочой Давида из собственных рук; Толстяк пальцами зажал нос жертве, а команданте вставил бутылку в рот. – Я уже сказал, что освобожу тебя, вот, попей на дорожку, чтоб не мучила жажда. – У мочи был резкий, кислый вкус, Давид поперхнулся несколько раз, едва сдерживая приступы рвоты.

– Наслаждайся, Ротозей! – приговаривал команданте. "Болтун спотыкается чаще, чем хромой", – заметила карма.

– Вы только посмотрите! – засмеялся Франко. – Парню пришелся по вкусу этот сорт пива!

– Похоже, он не отказался бы от добавки! – подхватил Лоса. – Придется созвать весь полк. – Давид большими глотками допил остатки.

– Отлично, Ротозей, вот это по-нашему, будь для нас и дальше своим человеком, потому что мне необходима информация! Про Чуко и Бакасегуа я уже знаю, но у меня мало сведений о новичках, о тех, кто поступает к нам в эти дни. А поскольку Лоса переводится в Герреро, угадай, кто останется в тюрьме вместо него! – Давид сыто рыгнул, и все загоготали. – Голодать мы тебя не заставим, для нас это принципиально, в следующий раз накормим тебя до отвала нашим дерьмом! – Лицо Маскареньо устало осунулось; внезапно его глаза потускнели, пустая бутылка выскользнула из рук. Франко и Лоса бросились к нему и удержали от падения.

– Команданте, вам надо на воздух!

– Да, вы правы, Имельда, наверное, надо передохнуть. Чертова язва, пулевое ранение и то бы так не донимало!

Как только Толстяк открыл дверь, Давид кинулся к лежащей на полу бутылке. "Помни, некоторые благоприятные возможности уже не повторятся никогда!"

– Берегись! – воскликнул Лоса, но прежде, чем кто-либо сумел выхватить из кобуры пистолет, Давид выпрямился и с криком "За Чато!" мощно метнул бутылку. Франко заметил ее, но не успел даже руку поднять.

"Пок!" Удар по голове был так силен, что он упал на троих своих товарищей, и все четверо растянулись на полу. Длинный вскочил первым, подбежал к пленнику и чудовищным ударом сбил его с ног. Лоса спихнул с себя безжизненное тело Франко:

– Ах ты, гад! – и бросился на подмогу Длинному.

Смертельная рана на голове у Франко продолжала кровоточить. Длинный уже начал душить Давида, но Маскареньо приказал:

– Не трогай, он мой! – Кожа у него на лице приобрела цвет зубного порошка. – Прытко пела рыбка!

Франко лежал в темной луже. Длинный сидел поверх Давида, который лихорадочно шарил руками в поисках какого-нибудь метательного снаряда.

– Прытко пела рыбка, – насмешливо повторил команданте. – Хотел убить меня? Пендехо, еще не родился человек, который меня одолеет! – Каждое слово угрозы давалось ему с трудом, его кожа покрылась потом. – Ты идиот, и тебя постигнет та же участь, что и твоего двоюродного брата, только ты упадешь с вертолета живьем, ведите его!