Текст книги "Феникс (ЛП)"
Автор книги: Элизабет Ричардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Мне так не кажется, учитывая то количество ран, которые ей нанесли на руки, когда она защищалась. Они потратили на неё некоторое время, – отвечает Элайджа. – Стажам нравится заставлять заключенных страдать.
Элайджа укладывается, поворачиваясь ко мне спиной. Я вспоминаю, что говорила мне Натали об Элайдже – что он был в плену в штаб-квартире Стражей и понимаю смысл этой миссии поиска его мамы и «Оры». Это месть.
Глава 16
НАТАЛИ
ИЗ ТРУБЫ ПОЕЗДА вздымаются густые черные облака сажи и пара, которые покрывают платформу вязким туманом, и тот прячет ноги людей своей завесой. Это создает впечатление, что на железнодорожной станции толпиться сотня бестелесных призраков, пытающихся сесть в десять пятнадцать в поезд, который увезет нас из этого города.
Вокруг нас воет сирена, потому что город продолжает гореть. Пепел затрудняет дыхание, метель черного снега ухудшает видимость. Хотя все это помогло сегодня утром беспрепятственно добраться нам до станции.
Родители со слезами на глазах прощаются со своими детьми, в то время как те садятся в поезд. Маленькая девочка в красном платьице отказывается отпускать мать, и её отец буквально отрывает ту от матери и заносит девочку в поезд. Когда он возвращается к жене, на его лице выражение горя.
– С ней все будет в порядке, – говорит он ей. – Ей будет безопаснее в Центруме.
Это если девочки удастся отсюда уехать. Паровоз бронирован тяжелыми листами посеребренной стали, а на окна были поставлены решетки, чтобы защитить пассажиров от нападений бандитов и Разъяренных, когда поезд проезжает по диким и опасным Бесплодным землям.
Единственные возможные слабые места поезда, это люки аварийной эвакуации на крыше, но они в свою очередь защищены древесиной акации, на которую у Дарклингов аллергия, так что мне кажется, что с нами все будет в порядке. Я уже бывал в подобной поездке, когда переехала из Центрума в Блэк Сити, несколько месяцев назад, но тот поезд предназначался для перевозки чиновников, и уровень безопасности там был выше. Прямо сейчас, меня больше беспокоят гвардейцы на платформе, проверяющие пассажирские Эвакуационные билеты, чтобы убедиться, что никто из них не является особо опасным преступником из списка Пуриана Роуза.
Поезд выпускает струю пара, раздувая пепельный снег, открывая фигуру в черной униформе и фуражке, шагающей по платформе в сопровождение гвардейцев. Себастьян! Его голова гладко выбрита, чтобы всем было видно тату розы над левым ухом – знак отличия Пилигримов, преданных последователей «Праведной веры». На мундире небольшой разрыв ткани там, где когда-то висела медаль в виде серебряной розы, пока Полли не сорвала её. Когда он проходит мимо, я быстро поворачиваюсь спиной, хотя понимаю, что вряд ли он заметит меня, притаившуюся в тени железной лестницы. Нам очень нужно выбраться до того, как он нас увидит, но мы не можем никуда сдвинуться с места, пока не раздобудем последний Эвакуационный билет.
– Что он делает здесь? – шепчет Эш.
– Может они уже нашли Ника с Эми? – предполагает Элайджа.
Я кусаю губу, переживая и за нас, и за них. Я не вынесу, если Эми пострадает из-за меня. У меня в голове тут же всплывают образы мертвого тела Полли, но я гоню их прочь, вместе со своим горем. Я не могу прямо сейчас думать о своей сестре, потому что, если я это сделаю, то погружусь в бездну, из которой не выбраться. Поэтому вместо того что бы страдать, я заполнила пустоту более продуктивной эмоцией – гневом. Это именно то, что будет поддерживать меня до дня встречи с Пурианом Роузом. Когда я посмотрю ему в глаза и всажу нож в грудь.
Я перевожу взгляд в сторону Себастьяна. Он стоит дальше на платформе, присматривая за сворой Люпинов, которые грузят на поезд ящики, антиквариат, картины и мебель. Это все из штаб-квартиры Стражей и принадлежащее моей матери! Но, полагаю, она в бегах и это ей все ни к чему, и Себастьян решил, что теперь это все принадлежит ему. Меня тошнит от этого, что Себастьян больше заботится о сохранении своего имущества, чем о человеческих жизнях, но я не удивлена. Он тихо разговаривает с Люпином, одетым в темно-красный сюртук и с вплетенными в волосы зубами. На его шее отчетливо видна тату в виде полумесяца. Должно быть он лидер «Лунных псов», о которых мне говорил Эш.
И в этот момент на другом конце платформы, в клубящемся дыму, появляется пять фигур. Я заглушаю крик. Это Гаррик и четыре Люпина из его своры: двое мужчин и две женщины. Они все выглядят похожими: в серой одежде, с серебристыми глазами и волосами, выстриженными ирокезами по центру головы (разве, что волосы у них короче, чем у Гаррика, а у одной из женщин они выкрашены в тон ярко-розовой помады).
Люди на платформе стараются поскорее убраться с их дороги, когда те шагают к Себастьяну и «Лунным псам».
– Нарисовались, я уже заждался, – рявкает Себастьян на Гаррика. – Нашел их?
– Нет, – говорит Гаррик. – Они покинули город.
«Лунный пес» в красном пальто усмехается.
– У тебя есть, что сказать мне, Джаред? – рычит Гаррик.
Мужчина зарычал на Гаррика, но сказать ничего не сказал. Я под впечатлением, значит, в своей иерархии Гаррик занимает высокое положение, если он способен в такой манере говорить с вожаком «Лунных псов». Между двумя сворами, одетой в серое «Первой ударной» Гаррика по одну сторону и в красных одеждах «Лунными псами» по другую сторону повисает напряжение.
– Мы найдем их, – говорит Себастьяну женщина с розовыми волосами.
– Лучше бы вы себя нашли в «Десятом», с остальными животными, – отвечает Себастьян.
Гаррик рычит.
– Псина, стань уже хоть в чем-то полезным, и загрузи все это на поезд, – невозмутимо говорит Себастьян. – Я не могу торчать здесь весь день.
Руки Гаррика сжались в кулаки, но он слабо кивнул. Его свора помогла «Лунным псам» погрузить мебель в поезд, в то время как Себастьян удалился. Мое сердце бешено колотилось. Как нам отсюда выбраться, когда Гаррик здесь?
Я смотрю на часы. Время: 10:05. Парни из «Люди за Единство» запаздывают на пять минут. Что их задерживает? Нам требуется еще один Эвакуационный билет. Ко всему прочему, они должны были сыграть наших родителей, которые сажают нас на поезд с другими детьми, которых эвакуируют из города. В противном случае трое детей, садящиеся в поезд сами по себе будут выглядеть слишком подозрительно. Эта уловка была идеей Эша. «Спрятаться у всех на виду», – предложил он. Им никогда и в голову не придет, что мы поведем себя настолько нагло и сядем на поезд с другими эвакуированными.
Я одергиваю подол куртки, которая мне коротковата. Мы все переодеты. Я одета как мальчик, в широкие серые штаны, рабочую рубашку и шерстяной пиджак в заплатах. Мои волосы спрятаны под кепкой, а грудь туго забинтована. Я удивительно похожа на мальчишку, что не очень-то радует моё эго. Мое брильянтовое кольцо для помолвки теперь висит рядом с кулоном, которое Эш подарил мне на день рождение, и оба они спрятаны под воротником рубашки.
На Элайдже кожаные штаны и длинный черный фрак, ненастоящие очки и кепка. Его хвост свернут и убран под фрак, саблевидные зубы втянуты, а коричневые пятнышки замазаны тональным кремом, поэтому он почти неотличим от человека.
Но самая большая трансформация из нас трех произошла с Эшем. На его кожу был нанесен театральный грим, поэтому теперь она имеет бронзовый оттенок, он надел виниры, чтобы спрятать свои клыки и еще ему дали голубые линзы, чтобы скрыть его сверкающие черные глаза. И чтобы завершить маскировку Эми с Роуч раздобыли светлый парик, позаимствовав его в реквизите школьного театра. Он похож... на человека.
Я сверяюсь с часами.
– Гаррик все еще там? – спрашивает Эш.
Я смотрю на платформу. Гаррик загружает последний стул в поезд, а затем приказывает своей своре уходить.
– Он уходит, – с облегчением говорю я.
Гаррик делает несколько шагов по платформе и останавливается. Он дергает носом и принюхивается к воздуху, слыша запах, он оборачивается. Взгляд его серебристых глаз скользит в нашем направлении. Я вжимаюсь спиной в железную лестницу.
Эш замечает мой испуганный взгляд.
– Он тебя видел?
– Не думаю, – отвечаю. – Кроме того, я же замаскирована. – Но это не поможет, если он нас учует. Я так благодарна, что вокруг нас столько народу, что помогает спрятать наш запах.
Моя кровь стучит в ушах, пока мы ждем. Проходит целая минута, и ничего не происходит. Я рискую бросить еще один взгляд на платформу. Гаррика исчез. Я судорожно выдыхаю.
Раздается свист, который дает пассажирам понять, что поезд отправляется. Я гляжу на часы – 10:13. У нас всего две минуты, чтобы попасть на поезд, в противном случае мы потеряем нашу лучшую возможность покинуть Блэк Сити. На горизонте до сих пор нет ни одного человека из «Люди за Единство». Где же они?
– Черт, давайте сами просто попытаемся сесть на поезд, – говорит Эш. – От поезда валит довольно много дыма и можно попытаться использовать его в качестве прикрытия...
– Вон они! – говорит Элайджа, кивая на трех людей, только-только появившихся на платформе, выглядящих нервными и взволнованными.
Я с облегчением вздыхаю.
– Так, ладно, помнишь план? – спрашивает Эш меня. – Ты идешь первой. Тебя зовут...
– Мэтью Дюнгейт. Мне четырнадцать, и я живу в Высотке с отцом, Робертом Дюнгейтом. Я помню. Мы тысячу раз это повторяли, – говорю я.
– Прости, – быстро говорит он. – Просто... береги себя. Увидимся в поезде.
Я бросаю взгляд по сторонам, убеждаясь, что никто не смотрит, и быстро целую Эша, стараясь вложить в этот краткий поцелуй как можно больше любви и эмоций. Он обнимает меня.
– Ребята, вы не могли бы побыстрее? Поезд отходит, – говорит Элайджа.
Мы буквально секунду обнимаем друг друга, а потом размыкаем объятья. По моим жилам течет адреналин, когда я перекидываю свой вещь мешок через плечо и выхожу из тени на платформу. Ну, все. Вчера мы бесчисленное количество раз прошлись по нашему плану, и он казался нам таким простым, но теперь я ни в чем не уверена. Что, если гвардейцы даже в этом маскараде узнают меня? С чего мы взяли, что это хороший план? Это безумие! Гвардейцы повсюду.
Страж-гвардеец с аккуратной подстриженной черной бородкой обращает на меня внимание и пристально разглядывает, когда я иду за своим «отцом», высоким, светловолосым мужчиной по имени Вивел, одним из высокопоставленных членов «Люди за Единство» в Блэк Сити. Мои ладони липкие от пота.
– Мэтью, вот ты где, я же просил не убегать, – говорит Вивел, в то время как бородатый гвардеец изучает нас.
– Прости, папа, – говорю я хриплым голосом.
Гвардеец глядит на нас секунду другую, а потом отворачивается, теряя к нам интерес. «Уф».
– Где ты был? – спрашиваю я едва слышно.
– У нас возникли неприятности в получении Эвакуационного билета, но у меня есть этот, – отвечает он, ведя меня к поезду. Нельзя терять время.
– Как ты покинешь город? – спрашиваю я его.
– За меня не переживай, – говорит он, закрывая на этом тему.
Двое других «Людей за Единство» встречают Эша и Элайджу у лестницы и ведут их дальше по платформе к другому вагону. Эш бросает через плечо взгляд на меня. Он кажется спокойным, за исключение напряженности вокруг его прекрасных (сейчас голубых) глаз, ничто не выдает волнения в нем. Я знаю, он переживает за меня. Всех четверых вскорости скрывает дым и пар, валящий из трубы поезда.
Вивел ведет меня к очереди детей, которые ждут своих родителей, чтобы сесть на поезд. Передо мной упитанная рыжеволосая женщина, одетая в длинный, почти до колен лоскутный жакет, спорила со своими почти одинаковыми круглолицыми дочерьми. Младшая из девочек цеплялась за фалды материного жакета, на глазах у неё наворачивались слезы.
К моему разочарованию, вагон, очередь в который я заняла, охраняется гвардейцем, который минуту назад пялился на меня. Вот так удача! Он смотрит на меня, его рука покоится на ложе его винтовки, и мне трудно проглотить комок, застрявший в горле. Я хорошо поработала над своей маскировкой, он ни за что не узнает меня.
Очередь движется быстро, детей, словно скот, грузят по вагонам, но в то же время мой живот заполняют бабочки, нервы, как натянутые струны. Женщина передо мной протягивает гвардейцу два своих Эвакуационных билета, потом помогает детям взобраться в поезд. Времени для слезных прощаний нет, но она, похоже, этого не понимает, и перекрывает собой дверной проем.
– Я люблю вас, мои дорогие. Позвоните мне, как только доберетесь до Центрума, – всхлипывает она.
Я в нетерпении отбиваю ногой «чечетку», а Вивел с тревогой смотрит на свои карманные часы. Давай! Давай!
Последний свисток, и двигатели поезда издают рев.
Я бросаю панический взгляд на Вивела.
– Проходите, дамочка! – прикрикивает он на неё, засовывая мой Эвакуационный билет в руки гвардейцу, одновременно пихая меня в поезд.
Я заваливаюсь в вагон, толкая двух пухлых рыжеволосых девочек. У меня за спиной Вивел с их матерью орут друг на друга.
Двери с шипением закрываются, и я встаю на ноги, хватая свой вещь-мешок и помогая свободной рукой подняться девочкам. Поезд делает рывок вперед, едва не сбивая меня с ног, потом опять тормозит, вдали от платформы. Я ловлю взгляд Вивела через решетки на окнах. Он еще ругается с гвардейцем и женщиной. Обстановка накаляется, дело уже почти доходит до драки. Он ловит мой взгляд, и на его лице появляется маленькая, победоносная улыбка, как раз перед тем, как Страж поднимает винтовку и стреляет ему в голову.
Кровь Вивела забрызгивает окна и все дети визжат. Я прислоняюсь спиной к стене и крепко зажмуриваюсь. Меня охватывает паника. Что если они схватили Эша и Элайджу? Я заставляю себя открыть глаза и успокоиться. Я должна их найти.
В темном вагоне жарко и душно и он битком набит детьми. Все сидят на чем придется, многие на металлическом полу. Здесь уже невыносимо жарко. Пот течет по моему лицу и спине, и мне так хочется снять удушливую повязку вокруг моей груди, но народ может забеспокоиться, если у Мэтью Дьюнгейта вдруг вырастет грудь третьего размера.
Я помогаю двум рыженьким девочкам найти места, усаживаю их и быстро обнимаю. Младшая, с щелкой между передними зубами, хватает меня за руку.
– Не оставляй нас, – шепчет она.
– С вами все будет в порядке. Центрум, где вы будете жить, замечательное место. Всем детям там очень нравится, и там полным-полно парков, где можно играть. – Похоже, это немного развеселило девочку. – Мне нужно идти и найти... эээ ...брата. Мы разделились, и он будет волноваться. С вами все будет хорошо?
Маленькая девочку всхлипывает и кивает.
Я встаю и осматриваю вагон в поисках Эша и Элайджи, мы должны были все встретиться здесь. Никого. Я снова внимательно осматриваю вагон, вспоминая, что они переодеты и в гриме. Когда я в третий раз просматриваю лица, останавливаясь на каждом, но не узнаю в этих людях никого из них, у меня горло сжимается от напряжения. Их нет в поезде.
Глава 17
НАТАЛИ
МОЖЕТ БЫТЬ, они ждут меня не в том вагоне? Я успокаиваю себя, пока торопливо иду по поезду, то и дело, невзначай, толкая пассажиров вещевым мешком, висящим у меня на плече.
– Простите, извините, – бормочу я по дороге. У меня сжимается сердце, я очень надеюсь, что Эшу с Элайджей все же удалось сесть на поезд. А что, если их схватили? Эш уже мог быть в тюремной камере, пока я застряла здесь в поезде, неспособная ничем помочь.
Поезд набирает скорость и за решетчатыми окнами мелькает Блэк Сити. Через два дня мы будем в Джорджиане, где все, за исключением нас сойдут с поезда, чтобы продолжить дорогу в Центрум. Мы же пересядем на другой поезд до Фракии. Я внимательно всматриваюсь в лица в следующем вагоне, а потом и в следующем, отчаяние во мне все нарастает, когда от вагона к вагону я никого не узнаю. Я прохожу через грузовой вагон, который доверху забит красно-белыми эмалированными тазами и уже на грани истерики дергаю стальную дверь в следующий вагон.
Я замираю как вкопанная.
Весь вагон забит гвардейцами. Их там, по крайней мере, человек пятьдесят. Они все смеются, играют в карты и пьют Шайн. На каждом столе по цифровому экрану, по которым транслируются последние новости Си-Би-Эн. У их ног стоят автоматы и мечи. Они поднимают на меня глаза, и я быстро надвигаю свою кепку ниже, пряча лицо.
– Простите, я ищу своего брата, – бормочу я, и спешу по проходу.
Я прохожу мимо тощего гвардейца с бритой головой и с вытатуированной розой над левым ухом. Он пристально наблюдает за мной, глаза прищурены, и у меня начинает сосать под ложечкой, когда я понимаю, что знаю его. Его зовут Нил или типа того. Он раньше работал в штабе Стражей, когда мама была еще Эмиссаром. Должно быть, я сотни раз проходила по коридорам мимо него.
Он поднимает ногу, упираясь ею в стену, преграждая мне путь.
– Я тебя знаю? – спрашивает он.
Я мотаю головой.
– Нет, сэр.
Он проводит большим пальцем по своей губе. Мне никак нельзя быть поблизости, пока он не догадается, кто я такая. Я перешагиваю через его ногу и со всех ног бросаюсь в следующий вагон. Навстречу мне по проходу идет, обеспокоенно вглядывающийся в лица пассажиров, высокий красивый голубоглазый загорелый блондин. У меня уходит одна секунда, чтобы понять, это этот загорелый Адонис – Эш. Элайджа идет позади него. На меня накатывает волна облегчение. Я пробираюсь через толпу, перешагиваю через вытянутые ноги и багаж и встречаюсь с ними на середине вагона. Эш тянет меня в крепкие объятья.
– Я так волновался за тебя, – шепчет он.
– Я тоже, – отвечаю я, поглаживая его лицо.
Детишки, сидящие поблизости, бросают на нас насмешливые взгляды, и я вспоминаю, что одета как четырнадцатилетний мальчишка.
Я вынуждена отстраниться.
– Нам нельзя... я только что нарвалась на знакомого гвардейца.
– Он тебя узнал?
– Я показалась ему знакомой, но он не смог задержать меня.
– Нам нужно вернуться обратно, – говорит Элайджа, указывая на вагон, из которого они только что пришли.
Мы направляемся в следующий вагон, и Эш находит пустое пространство на полу, чтобы можно было усесться, зажатое между рядом сидений и грязным туалетом, у которого вместо двери ширма. Я стараюсь не слишком впадать в уныние от того, что мы застряли здесь на несколько дней.
– Я не стану здесь сидеть, – говорит Элайджа сквозь стиснутые зубы. – Я сын Консула и не привык, чтобы со мной обращались, как с какой-нибудь собакой.
– Идти больше некуда. Если, конечно, ты не хочешь сидеть на чертовой крыше? – говорит Эш, тыча пальцев в эвакуационный люк над нами.
Элайджа чертыхается себе под нос.
Рядом с нами сидит кудрявая черноволосая девочка-подросток, которая с любопытством поглядывает на нас. Я начинаю чувствовать давление вокруг груди, моё беспокойство растет, еще и от того, что мы заперты в ловушку в этом поезде с пятью десятками гвардейцев Стражей, которые находятся всего в нескольких вагонах от нас. Это был сумасшедший план! Я дергаю свой бандаж под рубахой.
– Ты в порядке? – спрашивает Эш.
– Мне необходимо ослабить повязку. – Я иду в туалет и закрываюсь ширмой от коридора.
Кабинка тесная, освещена одной-единственной масляной лампой, которая висит над головой, освещая все вокруг оранжевым светом, что нисколько не улучшает вид на проеденный ржавчиной металлический унитаз и раковину. Запах невыносим, но я стараюсь не обращать на него внимания, лихорадочно расстегивая рубашку и ослабляя повязки. Я открываю воду и делаю несколько глотков чуть теплой воды, начиная чувствовать себя лучше.
– Взглянешь на неё еще раз, и я перережу твою чертову глотку, – огрызается Эш по другую сторону ширмы.
Я смотрю через щели ширмы и вижу, как рука Эша вцепилась в горло Элайджи. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что Бастет смотрел, как я раздевалась. Блин!
– Эш, отпусти его, пока кто-нибудь не позвал гвардейцев, – говорю я через ширму.
Он убирает руку, а Элайджа потирает горло в пострадавшем месте.
Я застегиваюсь на все пуговицы, а потом роюсь в карманах штанов, в поисках лекарства для сердца. Я достаю одну белую таблетку, запивая её водой, а затем смотрю на свое отражение в потрескавшемся зеркале над раковиной. При виде себя, я кривлю губы. Без грима, я выгляжу просто ужасно. Как я могу нравиться парням? Мои глаза выглядят тусклыми и желтыми... желтыми?
Я ближе наклоняюсь к зеркалу. Белок в левом глазу слегка желтоват, особенно в уголке, как в ночь моего дня рождения. С ним определенно что-то не так. Может я подхватила инфекцию или типа того? Этого только не хватало. Я вздыхаю и выхожу из туалета, сознательно пиная Элайджа по ноге, когда сажусь на пол. У Эша мой жест вызывает кривую ухмылку.
– Чувствуешь себя лучше? – спрашивает он.
– Намного, – говорю я.
– Что ж, нам придется как-то устраиваться. Мы здесь проведем несколько дней, – вздыхает Эш.
В течение последующих шести часов мы с Элайджей развлекаем друг друга всякими историями и играми, стараясь оттянуть наступление скуки и волнения, в то время как Эш читает дневник своей матери, надеясь узнать хоть что-нибудь о таверне на фотографии, поскольку это наша единственная зацепка в поисках «Ора» и мамы Элайджи. Кажется, время едва-едва ползет, и один час тянется как три, потому я испытываю разочарование, когда смотрю на свои часы, а те показывают что всего четыре часа дня. Я вздыхаю и прислоняюсь к Эшу, который все еще читает дневник.
– Нашел что-нибудь интересное? – спрашиваю я.
Он мотает головой.
– Я просмотрел весь дневник в поисках любого упоминания об «Ора», Фракии, Зеркального города или Иоланды, и ничего не нашел. – Он убирает дневник. – Большинство записей о маминой жизни в подростковом возрасте и когда ей было лет двадцать. Это интересно, но боюсь, не очень полезно.
Я изучаю фотографию, которую он использует в качестве закладки. Это снимок пяти Дарклингов, сделанный в лесной узкой долине с горой на заднем плане.
– Это семья твоей матери? – спрашиваю я.
Он кивает, протягивая фотографию мне.
– Это мама, дедушка с бабушкой и Люсинда, – говорит он, показывая, кто есть кто.
– А кто это на заднем плане? – спрашиваю я.
– Не знаю, – отвечает он.
Я переворачиваю снимок и вижу надпись на обратной стороне.
– Лес теней, Эмбер Хиллс? Где это?
Он пожимает плечами.
– У меня не было еще возможности взглянуть на карте.
– Можно мне взглянуть на другое фото, в таверне? – спрашиваю я.
Эш протягивает её мне, я изучаю фотокарточку с четырьмя девушками в таверне Фракии. Элайджа склоняется ближе, чтобы у него тоже была возможность рассмотреть снимок, обволакивая меня своим теплым пряным запахом. Я провожу пальцем по фотографии, пытаясь раскрыть её тайны, но безрезультатно. Обыкновенная таверна, с деревянной барной столешницей, с полками, заставленными бутылками с Шайном, и длинным зеркалом на дальней стене.
Нечто в зеркале привлекает мое внимание. Я подношу фото ближе к лицу, чтобы рассмотреть тщательнее. Это может быть... да! Я издаю писк восторга, привлекая внимание кудрявой девочки-соседки. Она с мгновение рассматривает меня, прежде чем отвернуться.
– В чем дело? – спрашивает Эш низким голосом.
Я указываю на зеркало.
Эш выгибает бровь.
– Ага... зеркало. И что?
– Взгляни на отражение, глупенький, – говорю я, указывая на прямоугольный объект, отразившийся на зеркальной поверхности. – Это коммунальный щиток, с расценками на комнату. И держу пари, что сверху подписано название этого места.
Элайджа лучезарно улыбается мне. Мы по очереди изучаем снимок, пытаясь понять, что за надпись отражается с щитка.
– Я не понимаю, на каком языке это написано, – шепчу я, так чтобы не слышали остальные пассажиры.
– Это фракийский, местный язык, который используется в Провинциях, – объясняет Элайджа так же тихо. – Тут вроде то ли лума, то ли луна? – Он указывает на второе слово.
– Мне кажется, первое слово ла и последнее estrella...? – говорю я. – Трудно читать задом наперед.
– La Luna Estrella? Что это значит? – спрашивает Эш.
– Мой фракийский слегка хромает, но мне кажется, это означает «Лунная звезда», – отвечает Элайджа.
Эш хватает дневник матери и листает страницы, пока не находит то, что ищет.
– Мне уже попадалось оно, – говорит он мне, протягивая дневник.
Я читаю вслух, но негромко.
– Дорогой дневник... Что за неделя! Митинг имел оглушительный успех, даже, несмотря на то, что гвардейцы Стражей арестовали нескольких выступающих. У муниципалитета собралась несколько тысячная толпа, многим из которой пришлось проделать долгий путь, чтобы присутствовать там, прямо как мы! Это так здорово быть окруженной единомышленниками. Мы завели несколько очень хороших друзей в пансионе, в котором остановились. Люси особенно сдружилась с этой очень нахальной девушкой по имени Лэнди...
– Лэнди? – перебивает Элайджа, выхватывая дневник из моих рук.
– Эй! – говорю я.
– Извини, просто Лэнди, было прозвищем моей мамы, – говорит он, изучая дневник.
– Было бы полезным знать узнать это раньше, – проворчал Эш. – Знаешь ли, до того, как я просмотрел весь дневник в поисках Иоланды.
Он смотрит на Эша.
– Мне и в голову не пришло. Никто не звал её Лэнди, кроме отца.
– Что еще там говорится? – напоминаю я тему нашего разговора.
Элайджа продолжает читать с того места, где я закончила.
– Мы часами говорили о политике и о том, как мечтаем о справедливом, демократическом правительстве, которое представляло бы все четыре расы. Я по-настоящему верю, что когда-нибудь мы научимся мирно сосуществовать, но Киран считает меня наивной. Он думает, что после всего того, что случилось у Холмов Эмбер война между Дарклингами и Стражами неизбежна.
– Кто такой Киран? – спрашиваю я.
– Это Люпин, они вмести выросли с мамой, – объясняет Эш.
Элайджа читает дальше:
– Люси и я направляемся в Блэк Сити, потому как она слышала, что движение за гражданские права там набирает обороты. Мы пытались убедить присоединиться к нам и Кирана, но он отдал свое сердце дочери владельца «Лунная звезда», Эсме, которая не может уехать, потому как её отец болен.
Его глаза встречаются с моими при упоминании «Лунной звезды».
– Вот, должно быть, куда отправилась моя мама!
Я поднимаю фото.
– Думаешь, барменша и есть Эсме?
– Ага, скорее всего, – отвечает Эш, забирая дневник у Элайджи. – Вот, послушайте это... «Мне кажется это так мило, как Киран с Эсме любят друг друга. Они повсюду ходят вместе, как будто склеенные. Люси этого не понимает, но она никогда не верила в любовь с первого взгляда». – Он закрывает тетрадь. – Мне кажется Киран с Эсме близнецы, о которых упоминала Люсинда в своем письме. Тогда все сходится.
Элайджа прислоняется спиной к стене, и с облегчением выдыхает.
– Так вот, значит, куда моя мама отправилась на встречу с Люсиндой. В «Лунную звезду».
– Надеюсь, Эсме даст нам хоть какие-нибудь зацепки, чтобы понять, куда они отправились, – говорю я.
Эш улыбается мне, его глаза сияют надеждой. Я разделяю его чувства, хотя понимаю, что нам все еще предстоит долгий путь до того момента, когда мы найдем «Ора». Для начала, нам необходимо добраться до Фракии, не будучи обнаруженными. Я разминаю ноги, чувствуя, как они затекли от долгого сидения на жестком полу. Темноволосая курчавая девочка встает и обращается к своей подруге.
– Я пойду, раздобуду какой-нибудь еды. Хочешь чего-нибудь? – спрашивает она.
Её подруга кивает. Девочку уходит по проходу.
– Проголодалась? – спрашивает Эш.
Я киваю, и он поднимается на ноги.
– Я не откажусь от рыбы и стакана молока, – говорит Элайджа. – О, может быть немного ягод Калума, если есть. Но только, если те спелые. Ненавижу зеленые.
– Будешь довольствоваться тем, что есть, – рычит Эш.
– Будь осторожен, – говорю я.
Он сжимает мою руку, а потом уходит вниз по коридору вагона в поисках чего-нибудь съестного.
Поезд стучит по рельсам, мерно качаясь, а мир мелькает за окном. Пока мы ехали, небо сменило цвет от светло-голубого до пронзительно-багряного, а это может означать только одно: мы приближаемся к Бесплодным землям. Красное небо результат поднятых песков в воздух, торнадо, которые настолько обширны, что могут сметать города. Через пустыню пролегает глубокий каньон, который убегает вдаль настолько далеко, насколько хватает глаз.
Элайджа вздыхает, дергая воротник рубахи.
– Они могли бы открыть несколько окон. Я потею как свинья в этой одежде.
– Очаровательно, – говорю я. – Окна закрыты, чтобы на поезд не смогли проникнуть Разъяренные.
Элайджа расстегивает несколько пуговиц на рубашке, обнажая гладкую загорелую кожу под ней. Блестящие бусинки пота медленно скатываться вниз по горлу, заставляя крошечные волоски на его теле мерцать. Не понятно почему, но моим щекам становится жарко. Я отвожу взгляд, но он успевает заметить, как я разглядывала его.
– На что уставилась, красотка? – спрашивает он.
Я фыркаю.
– О, прошу тебя, я пытаюсь сделать так, чтобы меня не стошнило.
– Ну, мне очень понравилось то, что я видел. – Его взгляд скользит по моей груди.
Я пинаю его по ноге.
– Больше не подглядывай за мной.
Он ухмыляется.
Дверь в конце коридора открывается, и мое сердце учащенно бьется, это может быть гвардеец Стражей. Я расслабляюсь, когда в проеме появляется кудрявая брюнетка с подносом, на котором лежит немного черствого хлеба, два подгнивших яблока и стоит бутылка молока. Остальные дети бросают на поднос голодные взгляды. Она перехватывает мой взгляд, когда садиться. Я с нетерпением жду, когда смогу сойти с этого поезда, и оказаться подальше от гвардейцев Стражей. Слышно шипение пара, и поезд стремительно замедляется. Внезапное падение скорости толкает меня в Элайджу. Я, растерявшись, отталкиваю его от себя.
– Твоя кепка, – бормочет Элайджа сквозь зубы.
Я прикасаюсь к голове и понимаю, что кепка слетела, обнажив мои волосы. Я быстро поправляю её, убирая свои кудри под неё, но кудрявая брюнетка успевает это заметить. Я коротко улыбаюсь ей. Она с минуту пристально смотрит на меня, а затем улыбается в ответ. Я расслабляюсь.
Я подхожу к окну, желая узнать, почему мы остановились. Мы на железнодорожной станции – это по большей части деревянная платформа с одной-единственной билетной кассой. На платформе куча ящиков; на каждом подписано ЦЕНТРУМ, и еще какая-та печать в виде красной бабочки с боку.
Несколько гвардейцев, включая Нила, выходят из поезда, и пока они грузят коробки, один из них неудачно берет ящик и роняет его. Крышка ломаясь, слетает, и дюжина бутылок с жидкостью цвета смолы выпадают и разбиваются. Теперь повсюду валяются осколки стекла. Я понимаю, что это за жидкость – это эссенция акации. Они облили такой крест Эша перед казнью. Должно быть здесь её производят, поскольку деревья акации произрастают именно в Бесплодных землях.
Как только они заканчивают с погрузкой ящиков, поезд начинает медленно набирать ход, отъезжая от платформы мимо надписи, сделанной от руки ПЕСЧАНАЯ ЛОЩИНА. На ней висят несколько трупов Разъяренных, чтобы отпугнуть других таких же. Меня передергивает.
