Текст книги "Золото Ариеля"

Автор книги: Элизабет Редферн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Он не знал, где еще искать. Наконец он запер дверь, вышел на улицу и сказал сторожу, что уходит. Уходя, он чувствовал, что сторож смотрит ему вслед с подозрением и неприязнью.

Пелхэм направился в город, тяжело ступая по набережной, где лежали груды просмоленных канатов и бегали крысы. Он прошел мимо стоявшего на разгрузке судна с углем, фонари на нем покачивались, в то время как рабочие с черными лицами поднимали мешки с углем на блоках. В этот полуночный час в их движениях было что-то таинственное. Пелхэм шел, опустив голову, а они ритмично перебрасывали мешки друг другу, напевая старинную песню грузчиков:

 
Еще пятеро пойдут, хо,
Уголечку принесут…
 

И тут он почувствовал на плече руку, круто обернулся, потянувшись за шпагой, и оказался лицом к лицу с рослым угольщиком, одетым в куртку из грубой парусины. Глаза угольщика блестели на измазанном лице. Угольщик спросил:

– Почему люди мечтают о золоте, когда могут иметь серебро?

Пелхэм воззрился на него.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вы слишком стараетесь, мастер Пелхэм. Перестаньте искать неприятностей, и вы увидите, что все ваши трудности исчезнут, как… ну, как утренняя дымка на реке, когда встает солнце.

 
Еще четверо пойдут, хо…
 

Угольщик подбоченился и усмехнулся. Пелхэм переспросил, задыхаясь:

– Кто вы? Кто вас послал?

– Вы задаете слишком много вопросов, мастер Пелхэм. Запомните это. Слишком много вопросов.

А потом человек ушел, или, точнее, его не стало видно, потому что он растаял среди остальных. Их было по меньшей мере дюжина, с черными лицами и руками, одетых в одинаковые просторные парусиновые куртки, перебрасывающих мешки с углем один за другим на пристань.

 
Еще трое пойдут, хо,
Уголечку принесут…
 

Ошеломленный Пелхэм ушел, спотыкаясь, в ночь.

И была еще одна встреча, на этот раз в отдельной комнате в Уайтхолле, и на этот раз не случайная.

Сесил и Нортхэмптон сидели лицом друг к другу за длинным лакированным столом, который блестел в свете, льющемся от позолоченного канделябра. В камине горели дрова вишневого дерева. На стол поставили графин с вином и два стакана, но ни один из них не пил. Слуги ждали снаружи.

– Есть один человек, – говорил Нортхэмптон, вертя стакан в унизанных перстнями руках, – которого, как я полагаю, вы, возможно, сочли бы полезным допросить. Его зовут Варринер.

– Нед Варринер? Не был ли он вашим э-э-э… слугой?

Слову «слуга» предшествовало ровно столько намеренного колебания, сколько требовалось, чтобы Нортхэмптон вспыхнул. Но он лишь улыбнулся и ответил:

– Безусловно. Пока не навлек на себя слишком много неприятностей. Тогда он мудро решил уехать за границу. Но теперь он вернулся. Он посетил миссис Кейт Пелхэм, близкого друга Рейли, и задавал слишком много вопросов. Но я думаю, что он может быть полезен. Пока.

Сесил кивнул.

– Как его легче найти?

– Освободите Кейт Пелхэм. Он сразу же пойдет за ней хвостом. Последите за ним немного. А потом – он ждет новой встречи со мной. Время и место еще не назначены.

– С ним не нужно обращаться осторожно?

Нортхэмптон слегка улыбнулся, показав зубы.

– Когда мы узнаем, что он задумал, будет не нужно. Совершенно не нужно, милорд, совершенно.

33

Любое семя, за которым ухаживает посадивший его человек, вырастет и будет нести в себе свой плод. Так и маг сочетает землю с небом, то есть он сочетает низшие вещи с дарованиями и силами высших вещей.

Пико делла Мирандола (1463–1494). Речь о величин человека

Настало утро, канун Рождества, а Мэтью все еще не было. Нед предоставил Дейви и остальным искать брата далеко от дома, в Холборне, и обещал присоединиться к ним позже. Было девять часов, и Нед сидел в гостиной в доме торговца шелком Хагранса на Вудраф-лейн. Ночью подул холодный ветер, перед самым рассветом выпал снег, лучи зимнего солнца проникали сквозь окна из ромбовидных стекол, освещая стены в дубовых панелях и резную мебель, пахнущую воском. В очаге потрескивал огонь. За окнами колокола Святого Олава пробили час, и было слышно, как кричит угольщик, оповещая о своем товаре, как грохочет его повозка, двигающаяся по направлению к Тауэру; стук ее колес приглушал снег.

– Это верно, – говорил Хагранс, расхаживая взад-вперед по гостиной, – это верно. Я навел справки о человеке, о котором вы говорили, о Стивене Хэмфризе, и узнал две вещи. Во-первых, он, как вы и подозревали, не один раз посещал церковь Святой Этельдреды, у которой расположено испанское посольство.

– Но ведь посол там не живет, да?

– Не живет. Здоровье посла в плохом состоянии. Он живет уединенно, ожидая, когда прибудет его заместитель. Его помощник, Фабрио, живет на Крэб-лейн рядом с Тауэром, откуда он управляет большей частью посольских дел. Но некоторые посольские чиновники все еще остаются у Святой Этельдреды. И все знают, что тайных английских католиков с радостью допускают туда на мессу.

Сердце Неда учащенно забилось.

– Значит, Хэмфриз туда ходит. Но вы сказали о двух обстоятельствах. Какое второе?

– Второе…

Хагранс нахмурился и покачал головой.

– Он пишет Роберту Сесилу. О растениях.

Нед вздохнул.

– Хэмфриз – садовник с хорошей репутацией. Возможно, даже лучшей, чем я думал. Он поездил по Европе, изучая ботанику, когда его военная служба закончилась. Я знаю, что он работал в парке графа Шрусбери, прежде чем был нанят принцем Генрихом…

– И Сесил, ясное дело, – вставил Хагранс, – тратит часть своего огромного состояния на новый сад в Хатфильде. Скорее всего он советуется с этим Хэмфризом. Возможно, он даже пытается сманить его к себе от принца.

– Но зачем Хэмфризу посещать испанское посольство?

– Возможно, все очень просто – он тайный католик. Таких много.

Нед кивнул и встал.

– Благодарю вас. Крайне признателен.

Бертольд Хагранс предложил ему вина со специями и поздний завтрак, если он пожелает разделить его скромную трапезу. Но Нед покачал головой и вышел на улицу, где солнечный свет и снег превратили город в волшебное царство. Он стоял там в тени, отбрасываемой давно не жилым зданием братства креста, наслаждался городским пейзажем.

Он был почти уверен теперь, что Стивен Хэмфриз – это Стефано, предатель, который тайком помогал Испании захватить Остенде. Но конечно, Сесил, с его широко раскинутой шпионской сетью, не стал бы иметь ничего общего с человеком, который подозревается в том, что выдал английских солдат испанцам. Больше того, с человеком, который тайком посещает испанское посольство.

Каждый раз, когда Нед чувствовал, что вот-вот что-то поймет, картина снова сдвигалась, как в фокусе с зеркалами и тенями, который он как-то видел в палатке на передвижной ярмарке. Но возможно, Джон Ди все понял. И Джон Ди пытался предупредить своего старого друга Рейли, что в течение двенадцати месяцев его освободят тайные друзья, возможно, в то же время, когда Испании будет нанесен какой-то удар – удар, сравнимый с тем, что тринадцать лет назад нанес по Кадису Рейли со своими товарищами.

Вызов испанцам, который может поколебать мирные усилия тайного совета и может подорвать самое правление короля, отчаянно стремящегося к договору с Испанией и к испанскому браку для своего сына и который хочет больше всего остаться в стороне от нарастающей в Европе борьбы за Юлих-Клевское наследство. Что же они задумали? И как Джон Ди узнал обо всем этом в последний месяц своей жизни, да еще в таких подробностях, что смог написать заключенному Рейли и поманить его надеждой на близкое освобождение?

Нед должен был встретиться с Сарой Ловетт в этот вечер в Сент-Джеймском дворце, переодевшись странствующим музыкантом, что сделает его, как он надеялся, неузнаваемым, и затесавшись в толпу мимов и песенников, которые будут принимать участие в редком празднестве, которое принц позволил устроить в канун Рождества для своих слуг. Но сначала ему нужно повидать Кейт. Нед должен узнать, делается ли что-нибудь для ее освобождения. Он пошел по улицам, освещенным зимним солнцем, где дети играли на свежевыпавшем снегу, кричали продавцы горячих каштанов, а горожане спешили сделать последние покупки перед праздником. Мужчины несли зеленые ветки, везли на санках детей или поленья, которые предстояло сжечь на Святки. Лондонские хозяйки в сопровождении раскрасневшихся слуг несли корзины с праздничными припасами, и дыхание их на холодном воздухе превращалось в пар.

Над узким переулком, где собаки рылись в снегу, отыскивая объедки, мрачно и угрожающе нависала тюрьма. Нед подошел к тюремной решетке и приготовил монеты, чтобы купить себе доступ на Господскую половину, где содержалась Кейт. Сначала ему коротко сказали, что посетителей к ней не допускают, но он добавил монет, и его провели наконец-то в сводчатый внутренний холл, откуда коридор вел во всем известную Дыру. Это была огромная подземная тюрьма, в которую заталкивали самых бедных узников, где они не имели возможности уединиться ни на минуту и где содержались в зловонной темноте. Нед знал о людях, которые умерли там, – если их не уносила тюремная лихорадка, то это делали холод или голод, в котором держали многих из них.

– Она ведь не там, скажите? – спросил он, хватая тюремщика за руку. – Не могли же ее посадить туда, черт бы вас побрал…

Тот пожал плечами.

– Ее перевели из комнаты на Господской половине. Мы пытаемся узнать, где она. Придется вам подождать.

Нед заходил взад-вперед, чтобы согреться. Ему казалось, что он слышит стоны больных. Запах сырого воздуха и немытых тел пропитал холодный камень. Прошел час, два. Он снова и снова спрашивал, где Кейт, когда ему разрешат повидать ее, и слышал только: «Мы наводим справки».

Наконец он увидел идущего к нему тюремщика, который объяснил, что ее отвезли снова в Ньюгейт, чтобы она ответила на новые вопросы.

Нед вспылил:

– Вы могли бы сказать мне об этом и раньше. Я жду больше двух часов.

Едва удержавшись, чтобы не ударить тюремщика, Нед пошел к выходу. Он резко остановился, увидев трех сержантов полиции, которые разговаривали с надзирателем, и попятился, став так, чтобы его не было видно, но чтобы самому все слышать.

– Мы пришли узнать насчет вашей узницы, миссис Пелхэм, – сказал один сержант.

– Опять об этой миссис Пелхэм! – и надзиратель сделал жест отчаянья.

Второй сержант шагнул вперед.

– Это как? О ней еще кто-то спрашивал?

– Ну да. Какой-то парень ждал несколько часов, чтобы повидать ее. Был здесь и вчера вечером. И это не ее муж, будьте уверены.

– Где он сейчас?

Надзиратель огляделся.

– Только что был здесь.

Но Нед узнал достаточно. Тут появилась группа стражников, сопровождавших нового узника, который кричал и сопротивлялся. Нед проскользнул мимо них и вскоре уже быстро шел прочь от тюрьмы, сворачивая в занесенные снегом переулки, которые вели к Уэст-Чипу, смешавшись с толпой, теснившейся на оживленных улицах. Наконец он остановился, тяжело дыша.

Шли ли они за ним? Не дело ли это рук Пелхэма?

Натянув плащ на плечи, почти радуясь колючему холодному воздуху после тюремной вони, Нед некоторое время шел медленно, но осторожно, на каждом повороте стараясь определить, не идут ли за ним. Сержантов видно не было.

У Ньюгейта, где судьи слушали дела этого дня, он нигде не увидел Кейт. Он снова заплатил; чиновник сверился с регистрационной книгой и сказал: да, вчера она предстала перед судом, но ее имя не стояло в списке тех, кого предполагалось допрашивать сегодня. Чиновник устал и начал терять терпение от расспросов Неда. Сегодня предстояло слушать гораздо больше дел, чем обычно, потому что завтра, в первый день Рождества, был выходной.

Нед поел в соседней пивной, и когда он вышел за городские ворота, короткий зимний день уже подходил к концу. Он шел к западу, мимо деревни Холборн и Барнардз-инн, по обсаженным деревьями заснеженным дорогам, которые вели в глубь страны. Когда оранжевое солнце опустилось, точно огненный шар, за дальний горизонт, он наконец подошел к дворцу принца, где голые вязы и тисы были усыпаны снегом, а покрытые инеем крыши блестели на фоне оловянного неба. Еще не дойдя до ворот, он услышал музыку и смех, что было большой редкостью для этого сурового места. Он низко надвинул на глаза свою шляпу с пером и, выставив перед собой лютню как пропуск, сказал страже принца, что музыкант, и его пропустили. Ему указали в сторону внутреннего двора, где смоляные факелы горели в железных канделябрах на стенах, и кричаще-яркие костюмы мимов пестрели на снегу. Слуги и придворные стояли вокруг, тепло одетые, потирая руки над открытыми жаровнями, смеялись в ответ на кривлянье мимов и пили вино с пряностями. Хэмфриза видно не было. Не видно было ни принца Генриха, ни его главных советников. Наверное, решил Нед, побыв здесь некоторое время из вежливости, они удалились под священные своды церкви. С их уходом стало веселее, и Нед почувствовал себя в большей безопасности, хотя и старался держаться в тени.

Он надеялся, что Сара Ловетт увидит его из какого-нибудь окна наверху, что Нортхэмптон лгал, говоря, что она безнадежно больна. Он ждал ее и смотрел на мимов, которые изображали действо о святом Георгии и драконе, особенно смакуя кровавые сцены. Шут расхаживал среди зрителей, его колокольчики звенели, он протягивал шапку за деньгами, то и дело отпуская язвительные замечания. Вдруг Нед заметил помощника Хэмфриза, Николаса Ловетта. Юноша был поглощен созерцанием действа, как вдруг какие-то люди – дворцовые слуги, как решил Нед, свободные на этот вечер от своих обязанностей, – стали приставать к Николасу, размахивая факелами перед его глазами, прищелкивая пальцами. Один размахивал факелом в опасной близости от лица Неда. Нед схватил слугу за запястье и твердо потребовал:

– Ради бога, оставьте его в покое.

Они разразились ругательствами и снова угрожающе махнули факелами перед Николасом. Тогда Нед выхватил факел и погасил его в бочке с водой.

– Оставьте его.

Он держал шипящий факел в руке, как дубинку.

Слуги стояли в нерешительности, но тут их внимание привлекла новая бочка с элем, и они решили, что не стоит связываться с Недом. Они ушли, отпуская через плечо шуточки в его адрес. Малый пробормотал благодарные слова, и Нед коротко кивнул.

– Мне следовало быть с ними, – сказал Николас, указывая на мимов. – С ними. Тогда никто не стал бы мне надоедать. Никто не понимает, знаете ли. Никому нет дела, что мою маму увезли.

Он уставился на Неда своими круглыми грустными глазами. Нед положил руку ему на плечо.

– Что ты сказал, Николас?

– Мою маму увезли, – повторил юноша. – Она была больна. И мне не дали увидеть ее, а потом она уехала.

– Куда ее увезли?

– Не знаю. Они сказали, что она не вернется. Я хотел сказать ей, что мне очень жаль, что я делал то, что меня заставляли…

Николас побрел прочь, а Нед остался стоять в темноте.

Как раз в эту минуту одна из дверей, ведущих со двора, распахнулась, оттуда быстро вышел человек, следом за ним шли несколько стражников. Это был Джон Ловетт, и шел он прямо к Неду.

– Задержите его! – кричал он. – Задержите этого человека!

Нед уже бежал к темным конюшням.

Его бросились ловить люди Ловетта, но в последний момент Неду удалось спрятаться. Ловетт сообщил всем, что сбежал шпион Нортхэмптона. Выглянув из своего укрытия, Нед увидел, что несколько стражников стоят перед Николасом Ловеттом и расспрашивают его, сердито жестикулируя. Может, они заметили, что парень разговаривал с Недом? Вот Николас поднял палец, чтобы указать направление, и Нед услышал, как он сказал голосом, на удивлением четким:

– Он пошел вон туда. К церкви.

И он указал в сторону, противоположную той, где притаился Нед.

Стражники поколебались, потом повернулись и пошли в указанную сторону. Нед пробормотал короткую благодарственную молитву за Николаса, который, знал он это или нет, спас его. Нед ринулся в лабиринт сада, петляя между покрытыми снегом кустами и зимними грядками. Он нашел бесснежную тропу, чтобы скрыть свой след, как лиса, бегущая от своры собак; потом подбежал к стене, из последних сил перебрался через нее и упал на снег, который нанесло с другой стороны. Он лежал там, переводя дух. Сара Ловетт, его единственный союзник, уехала. Больна, как сказал Нортхэмптон. Николас сказал, что она не вернется.

А Хэмфриза нигде не было видно.

Нед прятался некоторое время в лесу, на случай погони, но вокруг стояла полная тишина. Он пошел, хромая, под полной луной, к дому на Аллее Роз. Его путь лежал через поля и тихие леса, простиравшиеся между дворцом и городом. Он подумал, что слышит лай собак в отдалении, и ему показалось как-то раз, что за ним наблюдают светящиеся глаза Варнавы из теней среди заснеженных деревьев. Но то была лисица, она остановилась и смотрела на него янтарными глазами, когда он шел мимо.

Он выбрался на Шу-лейн, где начинались дома и таверны, сам же старался, где можно, держаться в тени. Нед слышал, как похрустывает наст под ногами; время от времени с крыш срывался снег. Наконец он добрался до Аллеи Роз, где благодаря снегу стало очень красиво, чего с этой улицей давно уже не бывало. Сияла луна. Серебряная Луна Робина.

Сначала он зашел в дом Мэтью, надеясь вопреки всему, что брат вернулся, но там не оказалось никого, кроме старого Тью, помешивающего какое-то колдовское, дурно пахнущее варево. Он нагнулся к Неду.

– Все ушли, – сказал Тью. – Все до одного. Все еще ищут вашего брата.

– Элис еще не вернулась? – крикнул Нед.

– Элис что?

– Я спрашиваю: Элис еще не вернулась?

– Элис тоже нет. Хотите поесть? – и Тью указал на котелок.

– Наверное. Попозже.

Он снова вышел из дома – без всякой цели. Дом был противоестественно тих без брата и его друзей. Он заметил проблеск огня в окне пекарни и попробовал дверь. Она была незаперта. Робин, склонившийся над печкой, обернулся с наполовину виноватым, наполовину испуганным лицом. «Кого это он ждал?» – подумал Нед, но когда мальчик увидел, что это Нед, его глаза загорелись от радости, и он произнес:

– Нед, Нед, вы должны это видеть. Смотрите, что происходит.

Нед вошел и закрыл дверь.

– Что именно?

Робин отошел и указал на тигель.

И у Неда, несмотря на усталость, захватило дух и широко раскрылись глаза. Он придвинулся ближе; внутри стеклянного сосуда, который он сам так давно – как теперь казалось – наполнил навозом и кислым вином, разрастался сад. В парах, исходивших от слегка пузырящейся жидкости, пестрели цветы – яркие, как радуга, переливчатые, как солнечный свет на маслянистой воде. Он сел на скамью у печки и молча смотрел, в то время как Робин сел рядом с ним и тоже уставился на тигель, опершись подбородком на руки.

Наконец Робин задумчиво процитировал:

– «Когда разложение нашего семени будет таким образом завершено, огонь можно усилить до появления великолепных цветов, которые сыны герметического искусства называют Cauda Pavonis, или Павлиний Хвост. Эти цвета появляются и исчезают, в то время как жар осторожно регулируют, пока все не станет красивого зеленого цвета…»

Нед спросил:

– Это не из моего письма, да?

– Да. Это написал Тритемиус, – пояснил Робин.

Его худое лицо все еще светилось от удивления. Он смотрел на тигель, словно опасаясь, что тот может внезапно исчезнуть.

– У мастера Тобиаса было несколько его трудов, и я выучил их наизусть, потому что они такие красивые.

– Робин, этого не может быть. Это какой-то фокус.

Робин не ответил. Он встал и осторожно подложил в печку углей; потом повернулся к Неду.

– Теперь мы должны работать, чтобы достичь стадии Серебряной Луны. Дайте мне глянуть на ваше письмо.

Нед вынул письмо и молча протянул Робину. Тот прочел вслух:

– «Увеличь огонь, пока не появится великолепная радуга Востока. Берегись, Меркатор растет до полного размера под громкие фанфары и взрывы. Соответственно ты должен подогревать и улучшать благородную белую смесь…»

Нед понимал, что все это – обман зрения. Но он не устоял и позволил своему рассудку на некоторое время отдаться во власть этого архаического языка и красоте того, что происходит в тигле.

Переливающиеся цвета все еще трепетали на старых, покрытых паутиной стенах пекарни, превращая ее на мгновение в сказочную пещеру, место, где обитает волшебство, неземные силы.

Он произнес:

– Я думал, для таких опытов требуются годы, даже целая жизнь. Я думал, что этот процесс нужно повторять снова и снова.

– Тритемиус сказал: «Мастер столько же может достичь за одну минуту, сколько за столетие». Я не мастер. Но доктор Ди был им. И он все это записал вот здесь. – Робин благоговейно коснулся письма. – Осталось достичь еще двух стадий: Белого Камня, то есть Серебряной Луны, и Красной – философского камня. Я должен оставаться здесь, при тигле. Я не могу допустить, чтобы на этом этапе что-то пошло не так.

Нед встал. Цвета в стеклянном сосуде исчезали, но лицо у мальчика по-прежнему было восторженное. Нед ни за что не смог бы убедить его, что происходящее нереально.

– Робин, – сказал он, – помни, и теперь больше, чем когда-либо: жизненно важно, чтобы никто не знал о письме, кроме тебя и меня.

Исходил ли от тигля красноватый отблеск – или Робин действительно покраснел?

– Конечно, – ответил мальчик.

Нед вернулся в дом Мэтью, где уже в полном унынии сошлись товарищи брата. Они собрались вокруг стола, молча поедая варево Тью. Льюк отвел Неда в сторону и спокойно сказал, что кто-то искал здесь, но не Мэтью, а его, Неда.

Нед отложил ложку. Люди Ловетта? Или Нортхэмптона?

– Он сказал, что ты должен встретиться с ним на пристани Святого Павла, – продолжал Льюк. – В десять. Но сперва поешь. Судя по твоему виду, тебе это не помешает.

– Он назвал свое имя?

– Нет. Но он сказал, что ты его знаешь. Он хорошо одет, в ливрею какого-то знатного лорда, и он заикается. Он велел передать тебе, что хочет тебе помочь.

Нед отодвинул тарелку.

– Ты не поел…

– Я доем потом, – ответил Нед.

Снова выйдя в ночь, он размышлял о том, на чьей стороне Саймон Терстен. Вряд ли на его.

Вдруг он вспомнил, что завтра – Рождество.

Снег кончился, речной берег был тих, склады пустынны. Дойдя до пристани, где стоявшие на якоре суда торговцев и лодочников качались на отливной волне, Нед поместился в дверном проеме заколоченного склада; он ждал и наблюдал. Было почти десять. Поднимался холодный туман, заполняя легкие ледяным воздухом и клубясь странными призрачными фигурами в промежутках между высокими зданиями, стоявшими вдоль кромки воды. Услышав плеск весел по воде, Нед сначала решил, что это просто игра его воображения. Но потом плеск стал слышен более отчетливо.

Снизу подходила лодка. Из тумана появился лодочник, стоявший на носу, как Харон. Одним ударом весла он направил лодку к ступенькам. Высокая фигура в плаще неловко поднялась на берег, сунула лодочнику несколько монет и послала лодку плыть своей дорогой, обратно в темноту.

Нед шагнул вперед. Как всегда неуклюжий, Саймон с трудом преодолел остальные ступеньки и пробормотал ругательство, потом увидел Неда и поднял руку приветственным жестом:

– Нед, р-рад вас видеть.

Его лицо, покрытое шрамами, посинело от холода. Он сжал руку Неда своими руками, одетыми в перчатки из хорошей кожи, отороченные мехом.

– Нортхэмптон велел мне связаться вами. Он сказал, что Кейт в безопасности. И он хочет помочь вам обоим покинуть Англию. Как можно скорее.

Нед обдумал сказанное. Потом проговорил:

– А что если я не хочу уезжать?

Саймон нахмурился.

– Но ведь это именно то, о чем вы просили! Возможность покинуть страну вместе с К-кейт…

– А он не хочет сначала повидаться со мной? Не хочет ли он узнать, что я обнаружил для него?

– Насчет махинаций, о которых вы подозревали?

Нед сказал:

– Это хуже, чем махинации, Саймон.

Саймон тревожно оглянулся на окутанную туманом пристань.

– Нед, я думаю, он уже все знает. Он велел передать вам, чтобы вы не беспокоились. Он договорился, что вы вместе с Кейт сядете на корабль в Грейвсенде…

Неду показалось, что он слышит шаги в темноте. Снег приглушал их, но шаги были быстрыми.

– Что происходит, Саймон?

– Ах, Нед, – тихо ответил Саймон, – вы всегда были слишком упрямы себе во вред.

Неду показалось, что он видит тени, двигающиеся между складами. Саймон тоже увидел их – он поднял руку. Нед понял, что это знак и что тени, которые он заметил между складами, окружают его.

Нед круто повернулся. Под ним, там, где серая река билась о пристань, он увидел ряд привязанных лодок. Прыгнув вниз, в какую-то лодку, с такой силой, что чуть не задохнулся, а лодчонка сильно закачалась, он стал перебегать, где прыгая, где крадясь, с одного суденышка на другое. Он слышал крики людей Нортхэмптона, их топот, ругательства, они поднимали фонари, пытаясь рассмотреть сверху, в какую сторону он направился, но вскоре потеряли его в темноте. Нед побежал обратно, перепрыгивая с лодки на лодку; потом нашел лестницу. Он поднялся по ней; перекладины рвались под его руками. Низко присев, побежал в маленький проулок между складами. Кто-то из людей Норт хэмптона увидел его издали и поднял крик, но Нед свернул в открытый дверной проем заброшенного дома и подождал, пока преследователи пробегут мимо.

Потом он медленно вышел из своего укрытия. Он увидел Саймона, который ходил взад-вперед по пристани, с негодованием ударяя одним одетым в мех кулаком о другой, и вглядывался в темноту. Он был один.

Нед в мгновение ока накинулся на Саймона, утащил его в темноту, одной рукой завел ему руку за спину, а другой рукой обхватил шею.

– А теперь говори, Саймон. Говори, почему Нортхэмптон послал тебя сюда лживыми посулами безопасного отъезда за границу вместе с Кейт. Для чего я нужен на самом деле?

Саймон задыхался.

– Я не могу говорить, я задыхаюсь, черт бы вас…

Нед повернул его к себе, толкнул к стене и поднес к его горлу нож.

– Так лучше?

Саймон сглотнул, лицо у него побледнело. Он сказал:

– Нортхэмптон хочет допросить вас. О заговоре в доках и о принце Генрихе. Ради бога, острожней с этой штукой…

Нож проткнул ему кожу. Блеснула кровь.

– Тебе ничего не грозит, пока ты говоришь, Саймон. Разве они никогда не объясняли тебе? Куда было приказано отвести меня?

– В Т-тауэр…

– Тауэр. И дыба, это уж точно. Я был бы очень важным узником, да, Саймон? Но ведь у Нортхэмптона нет такой власти – помещать не признанного виновным человека в Тауэр для допроса?

– Нет. Н-но у Сесила такая власть есть…

– A-а. Вот теперь мы кое-что выяснили, кажется. Так Сесилу я тоже нужен?

Саймон молчал.

– Сесил и Нортхэмптон, старые враги, объединили свои силы, – вздохнул Нед. – Значит, Саймон, дело серьезное.

Он все еще держал нож у горла Саймона. Тот следил за ним широко открытыми испуганными глазами.

– Отпустите меня, Нед, и я помогу вам, – взмолился он. – Я увезу вас из Англии, клянусь. И эту женщину, Кейт. Это не ваша ссора, не ваша и не моя. Уберите свой нож, дайте мне отдышаться, и мы поговорим по-хорошему…

Нед чуть-чуть ослабил хватку. Саймон оттолкнул его и закричал, созывая людей, но осекся на удивленной ноте, потому что Нед бросился на него, держа рукоятку ножа обеими руками, и нанес изо всех сил смертельный удар в грудь.

Саймон встретился с ним взглядом, глаза его наполнились удивлением, потом ужасом. Он протянул неуверенно руки к рукоятке ножа, но Нед с силой толкнул одной рукой его в грудь, а другой вытащил лезвие. Хлынула кровь. Саймон с посеревшим лицом опустился на колени.

Нед быстро вытер нож плащом Саймона, потом схватил его, подтащил к краю пристани и сбросил вниз. Раздался тяжелый всплеск. Причаленные лодки подпрыгнули на волнах. А Нед уже бежал по улицам, хотя и знал, что теперь нигде не будет в безопасности. Нортхэмптон и Сесил…

И они знают о Кейт. Она тоже в опасности.

Он побежал к дому брата, но, свернув за угол Аллеи Роз, остановился. Ему следовало предвидеть это, следовало предвидеть, что именно так и будет.

Улица в конце Шу-лейн была пуста. Обычно даже в такой поздний час у двери таверны стояли кучки пьяниц, а шлюхи смотрели из окна.

Но теперь дверь таверны была плотно закрыта, окно загораживали ставни. Даже жаровня нищих была брошена.

Нед пошел осторожно, держась в тени. Стояла зловещая тишина. И тут он увидел пекарню.

Пекарня была разрушена, хотя это была крепкая каменная постройка. Двери и окна выбиты, крыша рухнула, стены почернели от огня. А дом Мэтью, эта надежная твердыня беззакония, был окружен приходскими констеблями, которые сновали туда-сюда через сорванную с петель дверь.

Из шайки Мэтью не было видно никого. На складе Черного Петри было тихо.

Нед снова вжался в тень, сердце у него громко стучало. Знал ли Саймон, что это должно произойти? Было ли это частью согласованных усилий Сесила и его союзников, среди которых был теперь Нортхэмптон, усилий, целью которых было заполучить Неда и его письмо и разрушить всякое возможное для него убежище?

Он увидел, что к нему кто-то бежит – знакомая фигурка в кожаной шапке с ушами и куртке, большой, не по размеру. Робин.

– Нед, Нед, это в самом деле вы?

По лицу Робина потекли слезы.

Нед быстро втянул его в укрытие.

– Расскажи, что случилось.

– Мэтью мертв, – всхлипнул Робин. – Нашли его тело. Потом пришли констебли. Я побежал спрятаться, но услышал крики, когда они вломились. Констебли расспрашивали всех нищих, всех людей Черного Петри, всех, кого могли задержать, о пекарне и об Элис…

– Элис?

Лицо Робина было воплощением страдания. Он прижимал к груди какой-то сверток.

– Они сказали, что Элис тоже мертва, что она пыталась продать тайну получения золота.

Нед вздохнул.

– Откуда Элис узнала тайну, чтобы торговать ею?

Робин проговорил через силу:

– Это моя вина. Я рассказал ей. Простите меня, Нед. Она прочла мои выписки из вашего письма…

Нед провел рукой по волосам.

– Почему? Почему ты ей показал их, будь ты проклят?

– Она пригласила меня в свою комнату. А потом… Робнн замолчал и повесил голову.

– Потом?

Молчание Робина говорило за него. Нед сказал с горечью:

– Стоила ли она того? Нет, не трудись, не отвечай. Удалось ли вовремя убраться Дейви и остальным ребятам?

– Да. Все догадались, когда увидели сержанта в конце Шу-лейн, и убежали.

– Мы тоже должны смываться. Если у нас вообще есть такая возможность.

И он посмотрел в оба конца улицы, втиснув Робина в темноту, потому что новый отряд констеблей торопливо прошел мимо.

Робин прошептал:

– А тигель все-таки у меня, Нед. Я унес его.

Он похлопал по свертку под своей курткой.

– Если его держать в тепле, он проживет еще какое-то время.

Нед произнес угрюмо:

– Я думаю, что нам с тобой повезет, если мы проживем еще какое-то время. Пошли.

– Куда мы идем?

– На Бригитта-филдз. Там у меня могут еще найтись друзья. Бежим, бога ради.