Текст книги "Золото Ариеля"
Автор книги: Элизабет Редферн
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
Нед нашел Льюка в «Черном быке», низеньком трактире за уголом Фейтур-лейн. Врач был пьян. Его собутыльников не было видно.
Нед вывел его в ночь. Льюка тут же вырвало в канаву. У водокачки Нед сунул голову доктора под кран, нажал на рукоятку, и хлынула ледяная вода. Потом поводил его по улице, пока старый врач не обрел способность говорить членораздельно.
– Наверное… болен, – бормотал Льюк, а вода капала с его тонких белых кудрей. – Голова…
– Перепили плохого эля. С еще более негодными друзьями, – коротко отозвался Нед.
Он отвел врача обратно в «Корону», усадил перед огнем и велел принести ему поесть. Когда Льюк съел немного хлеба с сыром, Нед придвинулся к нему и сказал:
– Льюк, если бы ты хотел убить человека, не оставив следов, чем бы ты воспользовался?
Льюк нахмурился и потер лоб.
– Не оставив следов? Тогда, конечно, яд. Медленно действующий яд. Лучше всего мышьяк. Не слишком много; полная доза вызовет конвульсии, изменения цвета лица; все будет слишком очевидно. Разумней регулярно использовать маленькие дозы, в течение нескольких месяцев. Никто никогда не поймет, что произошло.
Нед сказал решительно:
– Это не пойдет. Я думал о чем-то таком, что действовало бы мгновенно, но что нельзя было бы распознать. Что если, скажем, вместо того, чтобы человек что-то проглотил, он был бы вынужден вдохнуть какой-то яд? Может ли это вызвать смерть?
– Ну что ж…
Льюк снова поскреб голову, его слезящиеся синие глаза казались незрячими. Он с тоской посмотрел на эль Неда; Нед заказал ему кружку самого слабого пива, какое только было в «Короне», подогретого с пряностями. Льюк выпил с жадностью, потом откинулся назад, закрыв глаза.
– Яд, – напомнил ему Нед. – Льюк, это действительно важно.
Льюк кивнул.
– Дай подумать. Могут убивать пары свинца. Но на это потребуются месяцы. Самые ядовитые пары исходят при высушивании на огне сульфидной руды. Если человека заставить вдохнуть эти пары, легкие у него разрушатся, а сердце остановится. Почти немедленно. Никто не может выжить при вдыхании чистой ртути.
– Мне показалось, вы сказали – сульфидная руда.
– Сказал. Понимаешь, при нагревании руда испускает ртутные пары.
Ртуть. Меркурий. Планета, которая правит принцем Генрихом. Планета, которая правит мизинцем и тутовым деревом…
– И это не оставит никаких следов?
– Нет, видимых следов – никаких.
Нед пододвинул Льюку кусок хлеба.
– Съешь немного вот этого, и тебе станет легче. И выпей еще немного эля; это хотя бы приличный напиток, он не отравит тебя, как та дрянь, которую ты пил в этом последнем заведении. Еще один вопрос, Льюк, а потом можешь идти домой и лечь в постель. Ты не узнал, есть ли какие-либо медицинские причины, почему людям ампутируют пальцы, либо перед, либо после смерти?
Льюк, жевавший сухой хлеб, скривился.
– Пальцы? Нет. Я помню, ты меня уже спрашивал. Мизинцы… может, это связано с каким-то странным ритуалом. Возможно, это какие-то талисманы. Хотя я вспомнил, после того как ты спросил меня, я подумал, что это напоминает мне о маленьком трюке, который испанцы проделывали со своими пленными. Ты не слыхал разговоров об этом, когда воевал в Нидерландах? Они обычно отрезали пальцы пленным по одному, чтобы заставить их говорить. Я там видел нескольких человек с красноречивыми обрубками. Это были счастливчики, которым удалось выжить.
– Ты ведь служил там какое-то время?
– Да. Я был врачом в английских войсках пару лет, до того как умерла старая королева. Потом я опять вернулся домой. Я повидал достаточно. Испанцы были очень жестоки. Если трюк с пальцами не помогал – а ты удивишься, если узнаешь, сколько мучений может доставить человеку ампутация одного пальца, – они обычно придушивали своих пленников, чтобы вытянуть из них, что им нужно. Те, кто выжил, на всю жизнь остаются со шрамами.
– Какими шрамами?
– Какие могут быть от веревки. Вспухший, отвратительный рубец – сначала красный, со временем выцветающий до белого, но совсем он не исчезает никогда.
Льюк опять потянулся к элю, но Нед остановил его движением руки.
– Не сейчас. Слушай. Тебе не встречался на стороне англичан человек по имени Стивен Хэмфриз? Испанцы пытали его таким вот образом.
Льюк немного подумал, потом покачал головой.
– Хэмфриз? Нет. Я не помню такого имени. Но я был там только до 1602 года, а война продолжалась до 1604-го, когда король Яков заключил мир с проклятыми испанцами и бросил своих голландских союзников на произвол судьбы. Если ты на самом деле хочешь узнать о поступках этого Хэмфриза, то я знаю некоторых старых солдат, которые когда-то там служили. Они – завсегдатаи таверны в конце Олд-Дин-лейн. «Петух». Знаешь такую?
– Нет, – сказал Нед. – Но я найду. Теперь я отведу тебя домой, Льюк. Выспись как следует – и придешь в себя.
Льюк с трудом встал на ноги.
– Да и тебе не мешало бы – судя по твоему виду, – сказал он.
28
Напастей редкостных немало претерпела
Грудь слабая сия, но никогда
Подобной не встречала…
Эдмунд Спенсер (ок. 1552–1599). Королева фей. Книга 4, песнь 7, стих 14
На другое утро Кейт Пелхэм стояла в своем саду, где ветерок, прилетавший с реки, шелестел среди мертвых зимних растений – пустых семенных коробочек мака и водосбора, сухих листьев левкоев и гераней. Она думала о Рейли, который ходит по своей тюрьме в Тауэре, мечтая о далеких морях, далеких странах. Затем вынула из кармана запечатанное письмо, доверенное ей Рейли, и повертела в руках.
– Я хочу передать ему, что золотое вино еще есть и ждет, чтобы его выпили, – сказал ей тогда Рейли.
Было восемь часов. Рейли говорил, что она должна доставить письмо в свечную лавку на углу Беруорд-лейн сегодня. За четыре дня до Рождества.
Себастьян был на попечении няни. Пелхэм готовился уйти на новую службу и скоро уйдет. Она пошла в комнату слуг поискать служанку и сказала ей, что вскоре они поедут в город, на лодке.
– Опять в Тауэр, миссис?
– Почти так же далеко, Бесс. На пристань Вул.
Потом она прошла к себе надеть плащ и паттены, чтобы защитить башмаки от грязи; в этот момент муж и нашел ее. Его лицо побледнело от возмущения.
Она произнесла:
– Я думала, вы ушли.
– Именно так вы и поступаете, стоит мне уйти? Покидаете дом и оставляете сына одного?
– Я оставила его с няней, – ответила Кейт.
– Я только что был у него. Он болен. Он еле дышит. Как вы можете оставить его?
Она побежала к сыну и увидела, что он действительно дышит с большим трудом. Пелхэм уже послал за врачом, который пришел и сказал, что он мало что может сделать для такого маленького пациента; он рекомендовал камфору, поскольку более сильные лекарства не подходят для младенца, которому нет еще и двух лет. Придется подождать, когда пройдет приступ. Он вернется позже. Себастьян пытался вдыхать пары камфоры, которую приготовила няня согласно указаниям врача, но он был огорчен и напуган, и от этого ему было еще труднее дышать, он плакал, звал мать. Кейт обнимала его, такая же бледная, как и Пелхэм; она молча выслушала последние упреки мужа, которые он высказал ей и наконец-то ушел на службу.
Она укачивала Себастьяна, и плач его стихал. Дышать ему стало легче. Письмо Рейли тяжким камнем лежало у нее в кармане.
Она оставалась с сыном и ждала, когда вернется врач. Порой Себастьян засыпал, порой он просыпался и судорожно всхлипывал. Время шло. Когда ближе к вечеру врач вернулся, Себастьян дышал уже легко. Небо потемнело, и слуги зажигали свечи.
Оставив сына на попечении няни, она позвала Бесс и сказала домоправительнице, шпионке Пелхэма, что ей нужно купить лекарства для Себастьяна. Потом, когда совсем уже стемнело, она и служанка наняли лодку до пристани Вул. Выйдя на берег, Кейт бессознательным движением плотнее завернулась в плащ.
Рейли предупреждал ее, что эти места оживают с наступлением темноты. Мужчины собирались на освещенных фонарями углах, смотрели, что происходит, обменивались новостями. Начали наполняться таверны.
Было что-то морское в облике этой части города, расположенной рядом с рекой и доками. Многие мужчины носили яркие, хотя и потрепанные костюмы, а в ушах у них были серьги с драгоценными камнями или золотые кольца. Кейт была хорошо одета и понимала, что этим привлекает к себе внимание. Хотя Бесс и шла рядом с ней, она чувствовала себя беззащитной.
Кейт уже почти подошла к тому месту, где, по словам Рейли, должна находиться свечная лавка, на середине Петти Уэлс. Здесь, в палатках и лавках, особенно там, где торговали съестным, еще толпились люди; обычно такие заведения торгуют до позднего вечера; но, пройдя дальше, она с огорчением увидела, что в свечной лавке уже темно и ставни закрыты.
Она обернулась, чтобы сказать Бесс, что им нужно торопиться обратно на пристань. Придется прийти сюда завтра. Но тут какой-то человек вышел из темного бокового проулка, а потом еще один, и они преградили ей дорогу. Сначала она решила, что они хотят ограбить ее, но они были одеты в темное платье и изъяснялись грамотно, не так, как все вокруг.
Первый сложил руки и сказал:
– Очень странное место для такой леди, как вы.
– У меня здесь дело, – ответила она с вызовом. – В свечной лавке.
– Ну-ну. Мы отправились за покупками, а? И не взяли с собой слуг-мужчин. А служанка только что исчезла в темноте. Необычная прогулка, как вы считаете, для леди вашего положения?
Мужчины надвигались на нее. Улица словно вымерла.
Второй мужчина сказал:
– Известно, что мастер Кобб, свечник, знается с пиратами и склонен к дурным поступкам. Какова истинная причина вашего прихода сюда?
Она высоко подняла голову.
– Я уже сказала. Причина чисто деловая. Мой отец был мореплаватель, после него остались секстанты и карты, которые я хотела бы продать. Я подумала, что мастер Кобб поможет мне избавиться от них…
– А мы думаем, – мягко сказал первый мужчина, – что вы лжете. Мы думаем, что у вас есть письмо к мастеру Коббу. Пойдемте с нами, миссис Кейт Пелхэм.
В таверне «Петух», что на углу Олд-Дин-лейн и Шемблз, не привыкли к чужакам, и сначала на явившегося туда Неда завсегдатаи посматривали враждебно. Но когда он протянул руку за элем, кто-то заметил свежие рубцы на его руках; нескольких вопросов хватило, чтобы все выпивохи поняли, что Нед два года служил наемником в Нидерландах. К тому времени, когда он прикончил две пинты крепкого напитка, подаваемого в «Петухе», они уже считали его своим. Как сообщил ему Льюк вчера вечером, в этом месте собирались старые солдаты, и некоторые из них уцелели при осаде Остенде.
Нед знал, что Спиноле потребовалось три года, чтобы превратить великую прибрежную твердыню Остенде в обломки, прежде чем был подписан мирный договор.
– Я слышал, – сказал Нед, – что некоторые английские солдаты, когда попытались получить помощь для города были схвачены, и испанцы пытали их. В последние месяцы войны.
– Это верно, – согласились одни. – Они вышли ночью, чтобы добыть провизии и боеприпасов. Горожане умирали с голоду. Суда с боеприпасами не могли прорваться в течение нескольких недель. Эти храбрые солдаты пустились в путь под покровом темноты. Но они больше не вернулись. Проклятые испанцы окружили их и отвели в свой лагерь. Там их пытали, душили и жгли, привязав к столбу. И все время наш король и его советники здесь, в Лондоне, сытые, удобно расположившись в своих дворцах, вели переговоры о мире с королем Испании. Они умерли, эти солдаты. Все до одного.
Кто-то заговорил о военных событиях у Слюиса. Нед заказал еще эля и вдруг понял, что за ним наблюдает старый хромой солдат, сидевший за соседним столом. Он поманил его к себе. Неприятно дыша на Неда табачным дымом, солдат привлек его ближе и прошептал:
– Это неправда. То, что он сказал насчет Остенде. Не все, кто принимал участие в этой вылазке ради спасения, умерли. Один из них, который спасся, самым распрекрасным образом предал нас всех.
– Предал вас всех? Откуда вы знаете? Вы были там вместе с ними?
– Да. Я участвовал в этой вылазке. Предатель был англичанином. И он заранее сообщил испанцам, что мы собираемся выйти из Остенде в ту ночь, чтобы попытаться получить помощь от принца Морица в Слюисе. Этот англичанин, будь он проклят, был, верно, тайным католиком; он, верно, все время состоял на жалованье у испанцев…
И он сплюнул на тростники, которыми был устлан пол.
– Если он работал на испанцев, – сказал Нед, – почему они его пытали?
– Они хотели, чтобы все выглядело как взаправду, эти люди Спинолы, верно ведь? И я думаю, что они на свой лад презирали этого ублюдка за то, что он предал своих товарищей. Так что его наполовину придушили, как и всех остальных, пока испанцы допрашивали нас насчет планов голландцев и о боеприпасах.
Он протянул руку к своей кружке, которую Нед поспешил наполнить пивом.
– В середине допроса этого предателя, который к тому времени потерял сознание, унесли. Наши стражники-испанцы сказали нам, что он нас выдал. Сказали, что это их агент. Они посмеялись над нами – дескать, мы были такими дураками, что посвятили его в наши планы. Затем заявили, что он умер – они тоже не любят предателей, – но я знаю, что он выжил, проклятый. Я знаю, что он все эго пережил, потому что я снова встретил его.
– Где? – спросил Нед.
– В Слюнсе, несколько месяцев спустя, после заключения мира. Я ждал корабля, чтобы вернуться в Англию. Погода была мерзкая, никакой корабль не мог войти в гавань. Но я видел его там, узнал его по багровому шраму вокруг шеи. И он видел меня. Проклятие! Мы же очень хорошо знали друг друга. Наши глаза встретились, и он тут же исчез в толпе. Как будто две проклятые души встретились в преисподней.
Нед сказал тихо:
– Вы знаете имя этого человека?
– Испанцы, – сказал старик с презрением, – называли его Стефано.
Нед немного помолчал. Потом сказал:
– Предполагалось, что в живых не останется никого. Вы не рассказали мне, как вам удалось спастись.
Старый солдат быстро оглянулся.
– Вы только не говорите другим. Сдается мне, что вы ищете Стефано, потому я вам все это и рассказываю. Я убил товарища-солдата, чтобы убежать. Молодого голландца. После первого дня пыток нас сковали попарно на ночь. У меня в одежде был спрятан нож. Я убил паренька, с которым был скован, и отрубил ему руку.
Он с вызовом посмотрел на Неда, словно подзадоривая его выразить удивление или ужас.
Нед сказал:
– Я был когда-то солдатом. Я знаю, что такое война.
Человек кивнул, одобряя эти слова.
– Так вот я и убежал, – заключил он. – Стража не ожидала, что кто-то хотя бы попытается бежать. Остальных сожгли заживо. Я хотя бы избавил от этого молодого голландца.
Вдруг он схватил Неда за руку.
– Он еще жив, этот Стефано? Потому что если это так, ты найди его для меня, и я убью его своими руками.
Нед заказал ему еще эля и вскоре после этого ушел из таверны. Ночь оказалась морозной. Он постоял немного, глядя на звезды.
Может ли быть, что Стефано – это Стивен Хэмфриз? И работает ли он все еще на испанцев?
На другое утро в открытых дверях высокого дома на Вудраф-лейн стоял французский торговец по имени Бертольт Хагранс, который ввозил с континента тонкие шелковые ткани. Это был хорошо одетый красивый человек средних лет, и он прощался со своими друзьями, которые один за другим отходили от его дома и торопливо удалялись по улице, проходя мимо заброшенного дома Братьев Креста. Когда ушел последний, мастер Хагранс вздохнул с облегчением, собравшись закрыть дверь – погода была промозглая, – как кто-то подошел к нему и сказал:
– Мастер Хагранс, могу я поговорить с вами?
Хагранс обернулся, лицо его омрачилось, хотя голос оставался спокойным.
– Нед Варринер. Сколько лет, сколько зим. Следует ли мне опасаться вашего появления здесь?
– Я больше не служу шпионом ни для кого. Я мог бы предположить, что вы с вашими друзьями служили здесь мессу – один из них был, без сомнения, скрывающийся священник. Но я пришел сюда не за этим.
Мастер Хагранс смотрел на него еще некоторое время, потом открыл дверь и провел Неда в маленькую гостиную.
– Насчет вас ходят всякие слухи, Нед. Когда вы уехали из Англии два года назад, говорили, что вы знаете довольно много о побеге старого Айвена Эшворта из-под стражи по дороге в Тауэр.
Хагранс закрыл дверь гостиной и посмотрел на него.
– Я знаю, что Эшворт бежал на континент и до сих пор великолепно играет на лютне в особняке богатого банкира в Турине. Вы всегда были добры к нему. И ко мне. Вы предупреждали меня по меньшей мере в двух случаях, когда Френсис Пелхэм собирался неожиданно напасть на мой дом.
– Я предупреждал всех католиков, которых знал, когда Пелхэм собирался напасть на них. Это привычка, с которой трудно бороться.
– Теперь вы пришли сюда не по этой же причине?
– Нет. О нет. На этот раз я пришел сюда просить вас об одолжении.
Нед сел на стул, указанный ему хозяином, и взял предложенный стакан со сладкой марсалой.
– Мастер Хагранс, мне нужно знать побольше о человеке по имени Стивен Хэмфриз, который работает садовником в Сент-Джеймском дворце. Мне нужно знать, испытывает ли он симпатии к католикам.
Мастер Хагранс нахмурился.
– Вы хотите, чтобы я выдал товарища-католика.
– Этот человек, если правда то, что я слышал, при осаде Остенде выдал многих английских солдат, и по его вине они погибли от жестоких пыток. Я думаю, вы согласитесь, что человека, так поступившего, трудно простить, каковы бы ни были его религиозные взгляды. Вы мне поможете? Как я помогал вам в прошлом?
– С одним условием, – сказал мастер Хагранс немного устало. – Если вы узнаете, что в этом деле скрыто больше, чем кажется на первый взгляд, больше, чем вы мне сейчас рассказали, и что любые расспросы с моей стороны могут быть сочтены за преступление, вы предупредите меня, чтобы я мог бежать во Францию?
– В таком случае я уеду с вами, – проговорил Нед.
Он вышел из дома Хагранса и остановился на Вудраф-лейн. Было холодно и ясно. И тут он увидел знакомую высокую фигуру.
– Пэт, – окликнул он. – Есть новости? Мэтью скучает по тебе.
– И я скучаю по нему, – сказал рослый ирландец. – Но не по шлюхе, которая спит с ним. Нед, тут есть такое, о чем тебе следует знать.
Нед насторожился.
– Новости из доков?
Пэт покачал головой.
– Нет. Это касается не оружья. И не кораблей. Тут кое-что другое. Я услышал это в городе сегодня утром. Жена Френсиса Пелхэма арестована и посажена в тюрьму на Вуд-стрит.
Нед поднес руку ко лбу. Он медленно проговорил:
– Мне бы хотелось, чтобы ты принес новости получше. В чем ее обвиняют?
– Пока обвинения не выдвинуты. Но говорят, что она собиралась побывать в свечной лавке мастера Кобба, что на пристани Вул. Конечно, все знают, что мастер Кобб по локти засунул руки в дела с крадеными товарами из доков. Говорят, что она должна была отнести ему записку, но она не сказала, кто дал ей эту записку. Поэтому ее взяли, чтобы допросить.
На мгновение Нед ощутил такую слепящую ярость, что почти не мог думать. Кейт использовали как посыльного. Кто? Неужели Пелхэм вовлек ее во все это?
Он огляделся, соображая, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до пристани Вул.
Но Пэт сказал:
– Проку нет идти туда прямо сейчас, Нед. Ее допрашивает полицейский судья. Говорят, это займет не один час.
– Ладно, – тихо сказал Нед. – Тогда мне нужно побывать еще и в других местах.
29
Френсис Пелхэм ходил по двору лондонского Тауэра. Низкое зимнее солнце поднялось над крепостной стеной, и вороны с карканьем кружили над головой. Он ходил, всем своим видом напоминая одного из тех королевских львов, что сидели в клетке внизу, в главной башне, поскольку его жена опозорила себя, посещая это место. Она навещала изменника Рейли.
Вчера ему сообщили об этом, и утром он собрался посетить ее в тюрьме. Собрался пройти под мрачным порталом на Вуд-стрит, пройти мимо надзирателей и тюремщиков, которые так хорошо его знают. Но сначала ему нужно было сделать здесь одно дело.
Он услышал свое имя и обернулся. То был сэр Уолтер Рейли, торопливо подходивший к нему, опираясь на палку. Пелхэм узнал в нем того доблестного морского капитана, который был одним из командиров Азорской экспедиции двенадцать лет назад. Но жизнь сурово обошлась с ними обоими.
Рейли подошел к нему.
– Пелхэм, – сказал он. – Мне сказали, что вы здесь. Я должен объяснить, насчет вашей жены…
Пелхэм обхватил себя за плечи.
– Сэр Уолтер, – прервал он Рейли, – я должен сказать вам, что, женившись на Кэтрин Ревилл, я запретил ей всякое общение с вами. И вот я узнаю, что она меня не послушалась, и к каким последствиям это привело…
Он потер висок сжатым кулаком.
– Сэр, вы должны сказать им, что ее посещения были совершенно невинны, совершались в полном неведении с ее стороны; я уверен, что вы постараетесь, чтобы ее освободили немедленно. У вас остались влиятельные друзья…
– Стойте, – сказал Рейли, – стойте, Пелхэм. Разве вы не знаете, что ее арестовали из-за письма?
Пелхэм отступил.
– Какого письма?
Рейли сделал жест отчаянья.
– Я свалял дурака. Я попросил ее отнести записку к одному старому другу. Ее задержали с этой запиской. И ее будут допрашивать, как допрашивали и меня. Они всегда пытаются связать мое имя со всякими заговорами…
Пелхэм ушам своим не верил.
– Заговор? Вы хотите сказать, что существует заговор и моя жена принимает в нем участие?
– Если заговор и существует, – тяжело сказал Рейли, – это не моих рук дело, и ваша жена ничего об этом не знает. Совершенно ничего. Но она относила мое письмо.
Пелхэм уже повернулся и пошел прочь, крикнув страже, чтобы его выпустили. «Будь она проклята, – думал он, – будь она проклята, она же совсем погубит меня; разве не достаточно, что предприятие ее отца уже почти погубило меня?»
Ему хотелось отречься от нее, как честные мужчины – он слышал о таких вещах – отрекались от своих жен, узнав, что те – тайные католички, которые поддерживают отношения с тайными священниками.
Пелхэму сказали, что на Вуд-стрит Кейт содержится в верхних комнатах, известных как Господская половина; это место он хорошо знал, потому что именно туда помещали католиков, которых подвергали допросам, если они были достаточно богаты и хотели избежать ужасов мрачных нижних камер. Его одолевал стыд – подумать только! – его жена находится в тюрьме! Если есть вероятность ее освобождения, придется отвечать на вопросы, подписывать бумаги, платить деньги судьям.
Но сначала Пелхэм пошел из Тауэра в свою контору в дептфордских доках, чтобы проверить ждущую его документацию и сказать сослуживцам, что будет отсутствовать час или два. Пелхэм решил, что другие клерки будут рады, что он уйдет, поскольку его вопросы и упорные поиски следов исчезнувших товаров в записях ни у кого не вызвали симпатии к нему. Хотя если сослуживцы думают, что он не станет выполнять свой долг, они плохо знают Френсиса Пелхэма.
И вот он вошел в контору, где были зажжены свечи, чтобы разгонять зимний полумрак. На улице начинался дождь. Пелхэм сказал младшим клеркам, что скоро вернется. Они встретили это сообщение, не скрывая свою неприязнь к нему, но он повторил распоряжения и заставил клерков подтвердить, что они их получили, чтобы потом те не могли отговориться – дескать, мы ничего не сделали потому, что Пелхэм нам ничего не поручал. Потом вышел на пристань, где с грохотом катились повозки, груженные лесом и парусиной, где кричали матросы и высоко над покрытой рябью водой Темзы галдели чайки. Теперь дождь полил сильнее. Поэтому Пелхэм запахнул плащ и низко надвинул шляпу, мысли его угрюмо обратились к Вуд-стрит, к жене, как вдруг он увидел быстро идущего к нему Неда Варринера.
Пелхэм хотел наброситься на него. Но Варринер, у которого было бледное и небритое лицо и такой вид, будто он не спал несколько дней, подошел к нему с поднятыми руками, показывая, что у него мирные намерения, и сказал, стоя под проливным дождем:
– Пелхэм, я пришел насчет вашей жены. Вы должны помочь ей. Вы должны вызволить ее из этого места.
Горький смех Пелхэма раздался в воздухе.
– Что за чушь! Вы, вы, предатель, шпион Нортхэмптона – и вы приходите ко мне сказать мне, что мою жену арестовали по моей вине?! Сейчас я иду в тюрьму. Я сделаю для нее, что могу, хотя и не знаю, что именно. Прочь с дороги.
Но Нед, по-прежнему бледный, вытер мокрое от дождя лицо тыльной стороной руки и не двинулся с места.
– Вы знаете, что вы можете сделать. Вы должны сказать властям, что ваша жена оказалась невольной соучастницей махинаций. Вы должны объяснить, что она не виновата, сообщить им, что ею воспользовались…
Пелхэм уставился на него.
– Слушайте, Варринер. Ваша неосведомленность и ваша самоуверенность, как всегда, поразительны. Вы, очевидно, понятия не имеете, что мою жену арестовали, потому что она носила тайные письма этого изменника, сидящего в Тауэре.
– Она носила письма для Рейли?!
– Вот именно. Вам следует хорошенько проверять полученные сведения, Варринер.
Нед быстро сказал:
– Кейт, наверное, делала это в полном неведении. Как дружеское одолжение. Она очень уважает Рейли – он был другом ее отца.
Пелхэм смотрел на него с каменным видом.
– Не могли бы вы сообщить мне, какое вам до этого дело?
– Когда-то мы дружили. В детстве. Когда-то мой отец был другом ее отца. Я не могу поверить, что она замешана в чем-то нехорошем.
– Ваш отец, – сказал Пелхэм, – был проходимец, который покончил с собой от стыда за то, во что он превратился. Что же до дурных поступков моей жены, то она постоянно лгала мне относительно своих посещений Рейли, которые я запретил, женившись на ней. Почему бы ей было не обманывать меня и другими способами?
– Скажите мне одно. Вы собираетесь помочь ей?
– Зачем? Если она не принесла мне ничего, кроме бесчестия и неприятностей?
Нед сказал спокойно:
– Если вы не станете ей помогать, тогда помогу я.
Он повернулся и пошел прочь под проливным дождем, Пелхэм продолжал стоять, глядя ему вслед.
Друзья детства, значит?
К тому времени, когда Пелхэм, вымокший до нитки, наконец добрался до тюрьмы на Вуд-стрит, уже стемнело. Кейт находилась в отдельной комнате с камином и свечами, но стены комнаты были каменные, голые, и холодный сквозняк проникал сквозь высокие окна.
Она встала, услышав, что он вошел, и молча повернулась. Он начал расспрашивать ее о письме, которое дал ей Рейли. Поначалу Кейт попыталась хитрить, заявила, что оно вовсе не от Рейли, что сама написала его. Но Пелхэм возразил: Рейли сам сообщил ему, что дал Кейт письмо. После этого она больше ничего не сказала, даже когда Пелхэм сурово упрекнул ее за посещения Рейли вопреки его явному запрещению.
– И надо же, – сказал он, – чтобы все это случилось в такое время. Мне дали шанс проявить себя, а теперь я стану посмешищем. Моя жена якшается с осужденным изменником…
Когда он кончил, она ответила тихим голосом:
– Рейли был близким другом моего отца. Мой долг был посещать его.
– Вам, сударыня, – сказал он, – надлежит помнить о вашем долге передо мной. И лучше бы вы не забывали об этом.
Они заспорили; Пелхэм ударил ее. Она чуть не упала и снова опустилась на стул, держась за щеку. Издалека через сводчатые каменные переходы донесся крик истязуемого человека; потом настала тишина. Пелхэм стоял, тяжело дыша. Он спросил:
– Нед Варринер уже побывал здесь?
Тут она быстро обернулась, и он увидел, что глаза у нее широко раскрыты от страха.
– Нет, – сказала она. – С какой стати ему навещать меня?
– Вот об этом я и спрашиваю. Что для вас Варринер?
Она покачала головой и ничего не сказала.
– Что для вас Варринер?! – повторил он. – Он ваш любовник? Отвечайте.
Она встретила его взгляд с твердостью.
– Я и двух слов с ним не сказала с тех пор, как он вернулся с войны.
– А вы знаете, что он был шпионом Нортхэмптона? Вы знаете, что он был любовником Нортхэмптона?
– Я думаю, что среди нас мало кому не приходится скрывать что-то, содеянное в молодости.
– Я говорю о настоящем времени, – сказал он, ударяя кулаком о ладонь. – После своего возвращения он снова стал девкой этого старика; неужели вы не понимаете, что весь двор знает это и смеется?
Краска мгновенно сбежала с ее лица, и ему показалось, что сейчас она упадет в обморок. Но Кейт встала и проговорила:
– Оставьте меня. Если в вас еще сохранилось какое-то благородство, оставьте меня.
Он повернулся и вышел.
Пелхэм подписал бумаги, в которых брал на себя ответственность за нее. Он заплатил деньги за удобства и питание, которые предоставлялись заключенным на Господской половине, и сказал, что пришлет к ней ее служанку на все то время, пока она не выйдет на свободу. Он понял, что Кейт пробудет здесь по меньшей мере еще одну ночь. Завтра Кейт снова предстанет перед судом, и будет вынесено решение, виновна она или нет.
Пелхэм не смог заставить себя спросить, в чем ее обвиняют.
Он пришел домой темной сырой ночью, велел Бесс, служанке жены, отправиться к своей госпоже с одеждой и прочими необходимыми вещами. Затем обнял Себастьяна, который хотел знать, когда придет домой мама. Он помог своему маленькому сыну расставить вокруг кроватки оловянных солдатиков.
– А я скоро стану солдатом? – спросил Себастьян.
– Скоро, – заверил его Пелхэм, крепко прижимая к себе, – ты станешь таким же славным солдатом, как самый великий из рыцарей короля.
Пелхэма позвали вниз, в холл, потому что к нему пришел посетитель, его ростовщик Дюпре. Пелхэма удивило и расстроило, что этот человек незваным вторгается в его дом; но Дюпре поднял руку, чтобы остановить его возражения, и сказал, что пришел потому что, к сожалению, просрочена выплата крупной суммы денег. Пелхэм провел Дюпре в свой кабинет и запер дверь.
– Прошу объяснить, – сказал Пелхэм.
И Дюпре сказал, что ему придется лишить Пелхэма права выкупа заложенного имущества, если две сотни фунтов не будут уплачены в ближайшие три дня.
– Три дня? Но мы же договорились. Я сказал вам, что получил новую должность в доках, с регулярным жалованьем; мы решили, что я буду выплачивать свой долг постепенно.
– Разве? Я думаю, сэр, что этот долг уже просрочен.
Пелхэм сказал:
– Но у меня нет денег.
– Три дня, – тихо сказал Дюпре. – К сожалению, такова деловая необходимость.
С тринадцатого века в лондонском Тауэре содержали зверинец для развлечения монарха и его друзей. Король Яков особенно увлекался львами, помещение для которых было расположено к западу от средней башни. У них был двор, вымощенный камнем, и их выпускали из клеток, чтобы подвигаться, через деревянные двери, которые сторожа поднимали при помощи веревок и блоков.
Летом этого года окотилась львица, и король находил бесконечный источник любования, глядя, как растут ее детеныши. Король побывал там в этот вечер, двадцать третьего декабря, в сопровождении знатных лордов и придворных; он обсуждал с Уильямом Уадом, комендантом Тауэра, благополучно ли пройдет для львят эта холодная зима.
