Текст книги "Искушение винодела"

Автор книги: Элизабет Нокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

1818
VIN DE CLERC [13]13
  Вино, преподносимое истцом секретарю суда, если дело решается в пользу истца (фр.).


[Закрыть]

На встречу с ангелом Собран принес бокалы и бутылку того вина, что они пили в первую ночь знакомства.

– Оно, конечно, еще не старое, – сказал винодел, – но давай посмотрим, как напиток держится.

Ночь была тепла.

Они выпили, потом молча глядели на Дом, на стенах которого, будто звезды, белели цветы.

– Вижу, погреб еще не готов, – заметил Зас.

– Год выдался плохой. Полный зла, – Собран поставил бокал на плоский пограничный камень. Близким винодел сказал, что притащил его сюда, дабы отметить старую границу между семейным виноградником и виноградником Кальмана. (Для Селесты камень стал чем-то вроде могильного памятника Батисту, и она посадила возле него бархатцы.) Собран достал из-за пазухи связку из трех перьев и протянул их ангелу. – Ты, похоже, линяешь.

Зас присоединил перья к своей ноше: бутылке турецкого белого вина и розовому кусту в извести, завернутому в промасленную ткань.

– Ты обронил эти перья в первую ночь, когда тебя унес вихрь, – пояснил Собран.

– A-а, – отвечал Зас.

1819
VIN DE VEILLE [14]14
  Бодрствующее вино (фр.)


[Закрыть]

Дары Заса, нетронутые, всю ночь простояли в узловатых корнях вишневого дерева.

Светало. Было прохладно.

Собран до самого рассвета пролежал на склоне холма в объятиях ангела. Четыре месяца назад умерла его дочь, восьмилетняя Николетта.

Собрану почти нечего было поведать Засу, разве что о том, как у детей началась лихорадка, как кожа у них покрылась сыпью и как сам винодел с женой испугались за малютку Батиста, как опасно близко была к болезни Селеста, вымотанная и истощенная кормлением и уходом за младенцем.

Сестра Собрана, Софи, приходила помогать – ее собственные дети уже переболели. В один день Николетте вроде как стало лучше, и они с Сабиной даже поели, сев на кровати, о чем-то болтали. Потом Сабина громко позвала родителей (у Собрана от ее крика кровь застыла в жилах; взбегая по лестнице, он чувствовал, как подгибаются ноги). Посиневшая Николетта лежала на кровати. «Она просто умерла, – сказала тогда Сабина. – Резко вздохнула и опрокинулась».

– Господи, нет! – вскричала Селеста, хоть и понимала, что спасать ребенка уже поздно.

Когда Зас прилетел на встречу, он все понял без слов – Собран не успел и слова вымолвить, как ангел подхватил его на руки, и оба опустились на землю.

На похоронах и после друзья, встречая Собрана, клали руки ему на плечи. Те, кто утратил своих детей, хорошо понимали, каково ему. И сам Собран поддерживал Селесту – по ночам, когда жена, плача, кормила малыша, в саду, где она стояла, сжимая и разжимая кулаки в безмолвном горе, глядя, как Сабина кормит цыплят: опустошив горшочек с кормом и застыв на месте, будто статуя, безмолвное воплощение тишины, их выжившая дочь смотрела на птенцов. Она низко опускала голову, так что становились видны шейные позвонки, а Собран, видя жену и ребенка неподвижными, заводил супругу домой, боясь, как бы дочь не заметила отчаяние матери.

Батист же хныкал, требуя вторую сестру, думал, будто родители спрятали ее от него, как прячут некоторые вещи, с которыми ему еще не дозволено играть.

Весь дом погрузился в печаль.

Друзья приносили Собрану бренди, выпивали с ним, обнимали его, однако ничьи объятия не могли унести страдающего отца прочь.

Объятия же Заса были крепки и нежны, свежи, будто река по весне. Ангел держал Собрана уверенно и терпеливо, пока тот рыдал у него на руках.

Горе словно притупилось, столкнувшись с телом Заса. Человек и ангел долго лежали неподвижно, в полной тишине, пока внизу не проехала повозка. Возница придержал лошадь, встал на козлах, присмотрелся – не обманули ли его глаза, правда ли он видел мужчину в объятиях ангела? А убедившись, задрожал, рухнул на место и погнал лошадь, будто за ним гнались все волки Бургундии.

– Твой сосед? – спросил Зас.

– Да, Жюль Лизе. Надеюсь, он решит, будто ему все привиделось.

– Твои домашние скоро проснутся. Нам обоим пора идти.

Глядя, как по дороге удаляется повозка соседа, Собран проговорил:

– Уходя на ночь по делам, я всегда возвращался с подарками, и девочки встречали меня криками: «Папа! Папа!» Они подпрыгивали на месте. Николетта была ниже ростом, но казалась тяжелее. Сабина успевала подпрыгнуть три раза, а Николетта – один. Она приседала и словно выстреливала вверх, вот настолько. – Винодел рукой обозначил высоту, – Я пытался научить Николетту говорить саму за себя, не позволять Сабине высказывать мысли за обеих.

Винодел надолго замолчал, а потом взошло солнце, и от каждого камня на пути его лучей потянулись длинные тени.

Зас провел ладонью по лицу Собрана, будто бы осушая слезы.

– Я постоянно заботился, чтобы девочкам всего доставалось поровну, но Николетту, – голос Собрана надломился, – я любил больше.

Вспомнилось, как они с младшей дочерью строили шуточные заговоры против более сильной старшей, как он с Николеттой на плечах носился по дому за Сабиной и обе девочки визжали от восторга. Вспомнилось, как Собран часами играл с младшенькой, постепенно входя в ее жизнь, ведь после армии отец вернулся для дочери совершенно чужим человеком.

– Найди ее на Небесах, Зас, – попросил Собран. – Ради меня найди.

Ангел разомкнул объятия и развернул Собрана к себе лицом.

– Ты хоть понимаешь, о чем просишь?! – проговорил он.

– Да, я прошу рассказать, как ей у Бога, – Собран заглянул в лицо ангелу и тут же почувствовал, как рука Заса рванула его за волосы. – Я знаю, тебе это ничего не стоит. Умоляю, найди ее ради меня.

Ангел поднялся во весь рост, уронив Собрана на землю. «Так и быть», – произнес он или что-то подобное, а может, не говорил ничего, но главное, Собран понял: ангел дает согласие.

Огромные крылья захлопали, подняв тучу пыли. Слезящимися глазами Собран следил, как Зас удаляется – летит в сторону дома, а затем витками поднимается в небо навстречу восходящему солнцу.

Закрыв глаза, винодел прокашлялся, встал на ноги и, снова открыв глаза, побрел к дому. Все мысли Собрана оказались заняты одним-единственным образом: ангел, стоящий перед ним во весь рост, раскрывший могучие крылья… Это видение затмило собой прочие воспоминания о Засе, преследуя Собрана весь следующий день и в дни после него – остаток лета, осень и зиму. Стоило виноделу закрыть глаза, как он видел солнце, отраженное от сияющих перьев, видел дорожки от слез на покрытой пылью безволосой груди, два бесцветных соска, перекрещенные полосы-подпись, белые губы на белом лице и глаза – бездонные и враждебные, словно море, на которое смотришь сквозь прорубь.

Собран будто влюбился. Он не мог выкинуть из головы образ ангела, да и не хотел, устал бороться с этой болью. И ему стало за себя стыдно. Все, что он знал об ангеле до того, позабылось.

1820
QUOI-QUE-CE-SOIT [15]15
  «Как бы то ни было», распространенный в XIX веке аперитив (фр.).


[Закрыть]

Ангел сидел на пограничном камне, скрестив перед собою крылья. Сидел он столь неподвижно, что, несмотря на ясный взгляд, бледная кожа наводила на мысль о хвори.

Собран надел выходной костюм, причесался, смазав волосы маслом, принес лучшего вина, какое смог отыскать.

Ангел долго колебался и наконец принял предложенный хрустальный бокал.

– В следующий раз, того и гляди, вынесешь сюда кресла, – сказал Зас.

– Мне по душе все как есть, – покраснел Собран.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать. – Малиновый жар еще не сошел с лица Собрана. – А потому без кресел будем обходиться, пока мне не стукнет полсотни лет.

– Посади перечное дерево. Через двадцать лет оно вырастет достаточно, и ты сможешь все лето обедать за столом под его кроной с семьей и одну ночь пить вино со мной.

Селеста, погреб, дерево… Чего только не предложит мой ангел, подумал Собран. Он срезал печать с бутылки, вытащил пробку и, прижав большой палец к горлышку, придержал пену. Разлил напиток по бокалам, а бутылку наполовину врыл в землю, чтобы не упала.

Зас отпил вина и очень тихо произнес:

– Недавно я видел Николетту. Один раз. Я не спешил искать ее, чтобы новость о ней оказалась для тебя именно новостью. – Ангел помолчал. – Разумеется, это не значит, будто она счастлива и всем довольна. Она в раю, и все тут. Дочь тебя не забыла, она само терпение – будет ждать, пока не придет твой срок и пока не придет срок для Сабины. Николетта не тоскует, в ее сердце нет места для боли.

Зас говорил очень тихо и ровно.

– Не знаю, что Николетта переживает, а потому ничего тебе не скажу об этом, но сам я воспринял Небеса такими: когда Бог создал меня, даровал сознание, то я осознал славу и проникся благодарностью, ибо, благодаря Бога, я сумел отделить Его от своих чувств. А чувствовал я именно славу Господню, согласие и радость. Сердце человека устроено иначе. Детьми в утробах вы постепенно учитесь двигаться, а при родах переживаете потерю – вам нужны пища, тепло, вы хотите слышать биение сердца матери. Новорожденный чувствует сначала желание, потом предвкушение и любопытство. Человеческой душе не забыть своего первого рождения – оно соткано из потерь. Даже в раю, даже в благословении.

– Но Николетта счастлива, – нерешительно произнес Собран.

– Я уже сказал…

– Она счастлива. Пусть и не так, как ангел. – Собран пытался уяснить суть сказанного Засом.

– Я никогда не упоминал счастья, когда говорил об ангелах, – возразил Зас.

Собран пробормотал что-то в извинение, как будто ангел упрекнул его: мол, демонстрируя свою боль, винодел уничижает себя. Собрану стало стыдно, и он поблагодарил ангела за новость о дочери, за откровенность.

– Пройдет пятьдесят лет, но для твоей дочери ничего не изменится. Не проси узнавать о ней снова.

– Не стану. Спасибо за беспокойство.

– Беспокоиться стоит тебе. – Зас вздрогнул. – Чего доброго, захочешь узнать об отце, о Батисте…

– Я не знаю, куда отправить тебя за Батистом. Вдруг он в чистилище?

– Да, разумеется, – ответил Зас, не уверенно, а словно просто признавая такую возможность.

Осушив бокал, он потянулся за бутылкой, а налив себе еще вина, попросил Собрана, как обычно, рассказать о делах в семье.

Собран послушно поведал обо всем, особое внимание уделив винограднику. Кажется, Всевышний благословил этот год.

Зас почти не говорил, только слушал, изредка задавая вопросы. Весь год Собрану не хватало этих бесед, уверенных советов ангела. А сейчас между ангелом и человеком будто выросла стена.

«Он злится на меня, – думал Собран, – за мою просьбу». Тут же возникла иная мысль: «Где же его сострадание?» И еще одна: «Больше не стану ни о чем просить Заса».

Будучи человеком неблагоразумным, он спросил, не скрывает ли ангел чего. Уж больно странно Зас ведет себя. Не виной ли тому просьба навестить Николетту?

Собран наклонил бокал, и шампанское пролилось на землю, потекло по склону холма пенящимся змеистым ручейком.

– Как она выглядела, – спросил Собран, – моя Николетта?

Зас тяжело вздохнул.

– Как маленькая девочка с чудесными локонами.

Винодел хмыкнул, и ангел холодно произнес:

– Ты огорчаешь меня, Собран. Николетта играла с другими детьми. Они собирали камни, чтобы нырнуть на дно реки, протекающей по райской долине, среди зеленых трав с голубым отливом. Ни одна травинка в той долине не поедена, ибо насекомые на Небе не испытывают голода. Все всегда сыты. Дети бегали меж деревьев чуть выше реки, и были с детьми взрослые: они беседовали, читали, играли… Если хочешь знать, то кроме реки есть цветочная тропинка, буковый лес, где листья сверкают, а на ветвях сидят птицы. Есть дома из песчаника, город, в котором никто не торгует – только беседуют, занимаются музыкой. При мне даже кто-то играл на скрипке, правда не очень хорошо. Есть холмы, горы; иссиня-черное озеро – на берегу растут камыш и лилии. Если пройти сквозь небольшие заросли, потом по низине, по долине, то выйдешь к гигантскому лесу, где деревья одинаковой вышины, а дальше – берег, мангровые деревья и море… Одним словом, рай.

– Николетта, – продолжал ангел, – бегала по земле босиком. Когда я нашел ее, она смутилась, ибо прежде никогда не общалась с ангелами. Удивилась, узнав, что ее отец водит дружбу с одним из них. Впрочем, удивилась не сильно, она очень хорошо о тебе думает. Николетта уже нашла один камень и искала второй. На дне реки, говорила она, очень красиво и хорошо, но чтобы оставаться там, нужно два камня. Иногда можно увидеть, как мимо промелькнет рыбка – быстро-быстро, ведь река постоянно течет. Я помог Николетте найти второй камень, и она убежала. Твоя дочь, Собран, очень счастлива.

Винодел спрятал лицо в ладони.

– Так ли тебе надо было это узнать? Точно ли ты хотел знать больше, чем я тебе сообщил? – спросил ангел.

– Да. Да, всегда лучше знать больше.

– Да поможет тебе Господь, – с чувством произнес ангел.

Они долго сидели в молчании, затем Зас поблагодарил за вино и сказал Собрану, что пора бы ему возвращаться домой.

Собран нехотя поднялся на ноги. Протянул руку ангелу – тот пожал ее, а Собран поцеловал Заса в обе щеки. Ангел изумленно раскрыл рот.

– Тебе больно? – спросил Собран.

– Да, – ответил ангел, и тогда Собран, повинуясь порыву, упал на колени, развел руками крылья и дотронулся до ужасной раны на теле Заса.

Ангел резко свел крылья, так что Собран отдернул руки, отпрянул. В ужасе винодел чуть не потерял сознание.

– Из-за меня, – произнес Собран, – ты нарушил закон. Кто наказал тебя?

– Никто. Меня ранил другой ангел – кто же еще?

– Но ты совершенно свободен.

– Тот ангел решил, что это не дает мне права доносить вести от живых к мертвым и обратно. Не думай, будто все мы исключительно покорны.

– Прости.

– Полноте, довольно раскаяний. Однако подобной просьбы, Собран, я более выполнять не стану, ибо напуган.

– Твоя рана заживет?

– Да.

– Я чем-то могу помочь?

– Сейчас – иди спать.

Какое-то время они молча смотрели друг другу в лицо, затем Собран развернулся и зашагал к дому. В спальне он сел за стол у окна и стал смотреть на ангела – тот просидел под вишней до рассвета. Но вот взошло солнце, задул ветерок, и Зас поднялся на ноги, помогая себе крыльями. Взлетел и, проносясь над домом, слегка задел крышу.

Селеста проснулась.

– Что это было? – спросила она.

Собран закрыл ставни.

– Ничего, дорогая, просто ветер, – ответил он, – С добрым утром тебя.

Неделей позже Собран выпивал с дружками в Алузе и подслушал один разговор: старая Анна Ватье собирала на окраине леса хворост и заметила под кустом спящего ангела. Приняв его поначалу за украденную из церкви статую, потыкала в него клюкой, а когда ангел проснулся и посмотрел на старуху, та в ужасе бросилась наутек. Вернулась с двумя внучатыми племянниками, однако нашла только хворост, заботливо собранный в вязанку.

Компания выслушала рассказ с интересом, а потом Кристоф Лизе вспомнил, как год назад его кузен Жюль видел двух обнимающихся ангелов на южном склоне холма Жодо. Тут уж все рассмеялись, а зять Собрана, Антуан, заметил:

– Так вот отчего у тебя, Собран, такой хороший урожай в этом году! За твою удачу!

– Да старик Жюль просто спятил! – вставил кто-то, но Собран тут же вступился за репутацию соседа, сказав, что подобное случается в жизни с каждым.

– А потому, – говорил Собран, – может, он и не спятил вовсе.

Все уставились в свои кружки. Никто не смел возразить Собрану – тому, как он смягчал чью-то сумасшедшинку, особенно после того, что странности стали водиться за Селестой.

1821
VIN D’UNE NUIT [16]16
  Вино на одну ночь (фр.).


[Закрыть]

Нет, говорил Зас, все верно. Он и впрямь на какое-то время обессилел и не мог лететь домой, а когда его, как какое-нибудь раненое животное, обнаружила Анна Ватье, ему пришлось на остатке сил добраться до лесной чащи где-то на севере Испании. Передохнув там, ангел отправился на постой к другу. Да, это была новость для Собрана: оказывается, у его ангела есть друг, точнее, подруга, к которой он наведывается чаще одного раза в год. Зовут ее Афара – богатая вдова средних лет из Дамаска, образованная, воспитанная, но не ведущая такого хозяйства, каким, например, наделен Собран.

– То белое вино – подарок от нее тебе. Афара кое-что знает о твоих делах. Почему бы нет? Эта женщина старше тебя, и если я чего-то в тебе не разумею, то обращаюсь за советом к ней.

Поначалу Собран не поверил словам Заса. Как так, какая-то женщина с Востока советует ангелу, что бы такое подсказать виноделу Собрану?! Мужчина ощутил укол ревности.

– Это она выходила тебя? – спросил Собран.

– Афара дала мне приют. Дом у нее очень тихий, и там имеется место, куда хозяйка никогда не пускает слуг, – библиотека и прилегающий к ней сад на крыше. Чудный сад: фиги, фонтан, жасмин, пионы в горшочках… У нас с Афарой крепкая дружба, особенно сейчас – с тех пор, как она пятнадцать лет назад отреклась от ислама.

Собран отвернулся и прихлопнул сверчка. Одно насекомое умолкло, но оказалось, что в винограднике их поет множество.

– Я и представить не мог, – заговорил Собран, – что ты окажешься столь беспечен и охоч до общения.

– Думал, я посвящаю себя исключительно собиранию роз и одному-единственному другу раз в столетие? Будто какой-нибудь одомашненный бессмертный зверь?

– Я думал, что все время без меня ты проводишь с другими бессмертными.

Зас издал тихий утвердительный звук.

– Я живу свободно… а что бы делал ты, окажись у тебя в распоряжении мой жизненный срок? – осведомился ангел.

– Творил бы добро.

Зас некоторое время молчал, затем спросил:

– Разве не сделал я тебе добра?

Кровь ударила в голову Собрану. Он придвинулся ближе к ангелу и схватил его за предплечья.

– Прости, – просил винодел, – я завидую.

– Знаю, – ответил ангел.

Собран взял его за кисть руки, поднес ее к губам и поцеловал.

– Ты мой самый любимый друг.

Внезапное признание взволновало ангела. Он отнял руку от губ Собрана и, дабы вернуть все на свои места, спросил, как дела в семье винодела.

Собрану было интересно, каким видит его ангел. Он подошел к зеркалу и внимательно к себе присмотрелся: смуглое красивое лицо со шрамами, густые каштановые волосы с редкой проседью. С праздника летнего солнцестояния прошла неделя, и в глазах винодела все еще виднелись одновременно веселье и усталость.

Чтобы облегчить душу, Собран пошел в церковь, но там страсть полыхнула в нем, встав огненной стеной между человеком и Богородицей, чье изваяние словно дремало за барьером из тонких длинных свечей. Год назад Собран пытался говорить с Господом напрямую – столько всего накопилось в душе, чего не расскажешь священнику. Сегодня же он хотел просить Всевышнего о милости – простить за запретную страсть, за несовершенство духа. Молитвы не вышло – мешало воспоминание, как он пролежал всю ночь в объятиях Заса. С Собрана тогда будто содрали кожу, и эти объятия успокоили боль, подобно перевязке, умащению маслом или бальзамом. В мыслях винодел опять обнимал ангела, ощущая телом бессмертную плоть, и чувствовал, словно готов целовать уста, произносившие столь мудрые речи.

Собран не сумел проронить ни слова молитвы. Не смог выкрикнуть: «Боже мой, помоги!» Он не чувствовал ни стыда, ни страха. Напротив, страсть горела в нем триумфальным огнем. Зас прекрасен – не любить его просто нельзя, и таким его создал Бог. Он же наделил ангела мудростью.

«Что делать? – вопрошал Собран, смеясь и мысленно посылая в небо волны страсти, будто они были дымом от жертвенного костра. – Пожни, Господи, плоды Твоего великого творения».

1822
VIN TROUBLE [17]17
  Мутное вино (фр.).


[Закрыть]

Для встречи с ангелом Собран надел все самое лучшее. Сорочку застегивать не стал, будто желая дать прохлады разгоряченному работой телу. Однако он был чист и свеж, а ночной воздух приятно обволакивал кожу. Собран не стал надевать башмаков, и босым ступням было чуть больно ступать по земле.

Зас принес бутылку «Сен-Сафорин», Собран – две бутылки лучшего вина из второго урожая Жодо-Кальман.

– Ангелы не пьянеют, – произнес Зас, глядя на подарок, – Однако я уже говорил об этом.

– Ну тогда смотри, как пьянею я, – ответил Собран, излучая уверенность. Открыв бутылку, он уселся на землю и уперся спиной в пограничный камень. – У меня к тебе одно дело, Зас.

– Мне нравится, как ты всегда умеешь найти мне применение, – улыбнулся ангел.

Собран отпил вина и пристально посмотрел на Заса, жадно вбирая глазами свет – уже одно это было для него наслаждением. Как же прекрасен ангел! Ни возбуждения, ни волнения Собран не испытывал, он словно грелся на солнышке утром, привалившись спиной к каменной стене.

– Смотрю, мы снова пьем из горлышка, – заметил Зас.

Собран отпил еще вина и кивнул. Поднялся на ноги, отставил бутылку на камень. Подошел к ангелу, присел перед ним на корточки и, взяв за запястья, поцеловал в губы.

От изумления ангел раскрыл рот. Отвернулся. Теперь Собрану оставалось только вдыхать морозную свежесть волос Заса.

Ангел покачал головой, а Собран припал губами к его шее, ощущая биение живчика.

– Меня переполняет счастье, обними меня, – говорил винодел. – Я люблю тебя.

Зас отгородился от Собрана крылом.

– Я уважаю твою супругу, – произнес ангел без видимой уверенности. – Селесты тебе должно хватать.

Губы ангела налились цветом, перестали быть мраморно-белыми.

– Тем более, – продолжил Зас, – ты не знаешь, что делать со мной.

Но Собран все продумал заранее, пришел его черед учить ангела чувствам. Отвечая Засу, винодел запинался, ему не хватало дыхания.

– Замолчи, – умоляюще произнес ангел. – Ты нарушаешь земные законы.

– При чем здесь законы? Какая связь между ними и тем, что я чувствую? В своих чувствах я не могу ошибаться.

– Принуждение, по-твоему, это не ошибка?

– Но я хочу тебя.

– Раз в году?

– Если большего мне не дано…

Зас гневался, но в голосе его звучало сострадание:

– Я ангел…

Но тут Собран перебил его:

– Я и люблю тебя за то, что ты – ангел!

В мгновение ока Зас поднялся, расправил крылья и стал взлетать. Пыль дымовым облаком окутала Собрана.

– Не уходи! – вскричал винодел.

Схватил ангела за оконечность крыла и потянул вниз. Свободное крыло продолжало бить по воздуху, сбивая с вишен ягоды и осыпая мужчину бордовым градом. Оба повалились на землю. В душе Собрана вспыхнули одновременно стыд, триумф, решительность, удивление…

Зас поднялся на ноги, помогая себе руками и крыльями, ударил Собрана в челюсть, и винодел покатился вниз по склону холма. Остановившись, Собран выплюнул кровь и выбитый зуб, успевший вонзиться в язык. Сверху на мужчину обрушился ангел – будто ястреб, он высоко задрал крылья, словно уберегая их от когтей и зубов жертвы. Наклонившись к самому лицу Собрана, ангел прошептал:

– Слушай внимательно и запоминай. Договор гласит: «Зас может быть свободен, но Господь разделит страсти его, а Люцифер – наслаждения». Если ты сейчас ублажишь себя так, как желаешь, ты ублажишь тем самым дьявола. А я не отдам тебя ему.

Затем он выпрямился и взлетел, подняв столько пыли, что Собрана едва не погребло под ней. Винодел лежал и вслушивался в хлопанье крыльев, а завидев меж звезд одинокую тень, закрыл глаза.

Овдовевшая Аврора де Вальде, ее сын и дядя возвращались в шато Вюйи из Шаньи в сопровождении слуг, няни Поля и служанки Люсетты. До дома оставалась буквально одна миля, как вдруг граф изъявил желание повидать отца Леси. Авроре стало тревожно. С чего бы дяде исповедаться? Нежели он почувствовал приближение болезни? Неужели задумал покинуть племянницу?

Граф со слугой выбрались из экипажа и вошли во двор церкви через низкий арочный проход в стене. Аврора смотрела им вслед, и темный портал казался ей гладью озера, в котором только что сгинул близкий человек. Тогда молодая графиня стремительно выбралась из экипажа – слуга даже не успел опустить перед ней сходни! – и помогла выйти маленькому Полю. Следом за хозяйкой поспешили няня сына и неотступная Люсетта, тут же раскрывшая над головой Авроры зонтик, дабы прикрыть ее от палящих лучей солнца.

У самого входа в церковь Поль, которого мать вела за руку, высвободился и махом взбежал по ступенькам. Женщины хором закричали ему вслед: «Куда вы, мсье Поль?», «Прошу, осторожней!» и «Ты куда это побежал?!»

Аврора сразу узнала место, куда однажды приходила с родителями и дядей на пасхальное воскресенье. Поль тем временем отыскал деревянного ястреба – украшение, отвалившееся от одной из скамей. Поиграв им немного, мальчик принялся изучать отверстие в дощатом полу. А его мать заинтересовалась двумя сценами: у купели и в залитом солнцем дворике за скромным окошком-розеткой.

У чаши с водой, подняв над головами траурные платки на манер тента, две девочки разглядывали свои отражения. Одна девочка была смуглая, вторая – светлая; обе примерно одного возраста – лет по пятнадцать.

У дверей ризницы граф остановился – навстречу ему вышли отец Леси и женщина, в которой Аврора признала госпожу Жодо. Она присела перед графом в реверансе, который сама Аврора так и не сумела освоить в совершенстве, несмотря на все старания преподавателя танцев. Дядя Арман взял Селесту Жодо за руки и коротко с ней переговорил о чем-то, пока отец Леси дожидался, являя собой воплощение того, что граф называл суетливостью. Так и говорил: «Пускай отец Леси и суетлив, зато он…»

К церкви подкатила повозка, в которой сидели трое мужчин. Один, светловолосый, – должно быть, Лизе. Самый высокий, правящий повозкой, был Собран Жодо. Он сбрил бороду, и Аврора признала его только по походке. Жодо, а вслед за ним смуглый крепкий мальчишка спрыгнули на землю и направились к могиле у стены кладбища и стали выпалывать сорняки, проросшие среди цветов.

Оставшиеся в экипаже двое мужчин старательно избегали смотреть в глаза друг другу, словно поссорились.

Аврора отвернулась от окна. Сын ползал по полу возле дыры в полу и жевал кусочек бумаги, оторванный от кулька со сладостями. Получившийся шарик Поль затолкал в дырку.

Мадам Жодо стояла в одиночестве, глядя на двух девочек у купели (граф и отец Леси удалились в ризницу). Неподвижностью и странным взглядом женщина напоминала хищное животное, оценивающее другого хищника.

Одна из девочек, заслышав звуки во дворе, радостно побежала к выходу. Вторая дернулась было за ней, но Селеста Жодо окликнула ее:

– Сабина! – И не спеша двинулась вдоль скамеек к дочери. – Неужто тебе везде надо таскаться за ней?

– Ты про Алину, мама? – смутилась Сабина.

Аврора выглянула во двор, где Алина Лизе беседовала с Собраном Жодо. Мальчик-крепыш подарил ей василек; мужчина последовал его примеру: С нарочитой галантностью преподнес девочке второй цветок. Алина засмеялась, принимая оба подарка.

Стоявшая рядом с Авророй Люсетта прошептала:

– Очень занимательно, – и кивнула головой.

Сабина тем временем обратилась к матери:

– Там с Кристофом Лизе дядя Леон.

Девочка замолчала в нерешительности.

– Ну так ступай к нему, – сказала Селеста Жодо.

Девочка убежала. Из окна было видно, как она подошла к мальчику и Алине и стала им помогать. А Собран Жодо вошел в церковь и, подойдя к супруге, взял ее под руку.

Селеста сказала:

– Какая картина! Она растет красавицей!

– Да, – подтвердил Собран Жодо, вместе с женой глядя на дочь из тени церкви.

– Я говорю об Алине Лизе.

– Да, Алина тоже красивая. – Помолчав, Собран добавил: – Просто удивительно, что ты не заметила, кто со мной приехал.

– Мм?

– То есть ты заметила его?

– Почему бы тебе не сказать все прямо, Собран? Да, Леона я заметила Стало быть, ты его простил?

– Думаю, будет справедливо вновь начать доверять ему.

Мадам Жодо пожала плечами. Проследила за взглядом мужа – до дерева, растущего у могилы. Стоило улыбке исчезнуть с лица супруга, а бровям – нахмуриться, она всмотрелась внимательнее.

Аврора также проследила за его взглядом: Алина Лизе подошла к брату, поздоровалась с Леоном Жодо. Тот, кажется, поприветствовал девочку в ответ, только не посмотрел на нее саму.

Аврора отвернулась. Когда глаза привыкли к сумраку, она заметила, что Селеста Жодо ушла Собран Жодо в одиночестве подошел к алтарю, постоял некоторое время, очень пристально глядя на побитую статую, а потом повесив голову удалился, так и не преклонив колен перед Господом.

Только сейчас Аврора поняла, что держит служанку за руку, а няня Поля, хмурясь, глядит на них обеих. Осознав собственное недостойное поведение, Аврора окликнула сына, и все вместе они покинули церковь. На улице их встретили граф и отец Леси. Священник расстроился, узнав, где была Аврора.

– Графиня! Боюсь, для вас там чересчур мрачновато, – сокрушался святой отец.

Аврора заверила его, что беспокоиться не о чем. А сама постаралась не показывать почерневших перчаток.

Вышли на солнечный свет, где неотступная Люсетта поспешила раскрыть над хозяйкой зонтик.

Семейство Жодо тем временем погрузилось в коляску и поехало в одну сторону, а Кристоф и Алина Лизе пешком отправились в другую. Глядя на это, граф произнес: «Гмммм…»

– Такова архитектура дома Господня, – сказала Аврора, – что волей-неволей получается за кем-то подглядывать.

– Согласен, – ответил граф.