Текст книги "Искушение винодела"

Автор книги: Элизабет Нокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

1846
LA TETE DE CUVEE [50]50
  Лучший урожай (фр.)


[Закрыть]

В комнате для занятий было тихо, и послеполуденное солнце лило свет сквозь закрытые окна. Зас мыл доску, а Собран катал между пальцев кусочек мела Ангел пытался убедить любовника, что Бернару необходимо поступать в Сорбонну. Он был очень заинтересован в будущем мальчика. Больше, чем родной отец. Больше, чем был заинтересован в отце мальчика.

Закончив мыть доску, Зас принялся складывать карты – молча, словно бы ожидая ответа Собрана.

Ангел не застегнул запонки на рукавах, как положено слуге в присутствии хозяина, не стряхнул меловой пыли с жилетки, но почтительно, с уважением – как показалось Собрану – ждал, пока работодатель передумает. Зас сейчас старался заставить Собрана выдать свои мысли, не прикладывая к тому сил. Действовал он тем же манером, что и самые разумные из знакомых им женщин: Аврора и Софи, Сабина и Аньес. Или же Зас попросту мысленно унесся куда-то, далеко, в места, где жил когда-то, – те, которые, по его словам, прятались в складках привычного мироздания.

Собран отошел окну и открыл его – выглянул посмотреть, как два воробья гоняются за белой бабочкой по крыше слухового окна этажом ниже.

– Полагаю, – проговорил винодел, – что одного сына я могу отдать науке, раз ни одного не получилось отдать армии.

Солнце скрылось за тучей, но от нагретой крыши слухового окна все еще поднималось тепло.

– Это время я забуду, – сказал Собран.

Зас подошел к окну и облокотился на подоконник, скрестив ноги.

– Твои визиты – как ступени лестницы, ведущей в прошлое. Я помню каждую. Но этот раз – когда ты живешь у меня в доме, и я вижу тебя постоянно – так хорошо не запомнится. Когда я заболел, сошел с ум а, мое поведение сделалось таким холодным и бесстрастным, что доктор поставил диагноз: ностальгия, а в качестве лечения предписал научиться забывать прошлое.

– А ты… дай угадаю… велел гнать доктора в шею и привести отца Леси?

– Ты почти прав. Тогда я думал о спасении, о будущем. Ностальгировать я стал только сейчас.

– На другой день Аврора удивленно заметила, что больше думает о прошлом, нежели о будущем. Она четко помнила, как в тринадцать лет лежала в густой траве в саду Вюйи, преисполненная любопытства – направленного на саму себя. Делясь впечатлением с ангелом, она говорила: «Очень скоро это закончится – то чувство возможности. Или же оно постоянно присутствует, но кажется таким мгновенным, потому что ты помнишь его столь отчетливо. Однако сила уходит».

– И вот так она с тобой разговаривает? – поразился Собран.

– Аврора не чувствует ответственности за то, что случилось со мной. И есть вещи, о которых я стану говорить с ней, не с тобой. Не то чтобы я злоупотреблял ее терпением… Однако Аврора всегда к этому готова, потому и разговаривает со мной так.

Собран взял ангела за руку и поцеловал ее.

– Благодарю тебя за терпение.

– Его нет во мне. Терпения. У меня чешутся руки, когда я чувствую, как проходит твое время.

– Мне пятьдесят шесть лет.

– Ты постоянно считаешь.

– Такой вот я самовлюбленный.

Единственное, что беспокоило Аврору и Собрана тем летом, – это чувство винодела, будто его счастье скоро закончится. Он как наяву видел родных в траурных одеждах, плачущих над его могилой.

А любовники: она, которая моложе его на десять лет и по-прежнему привлекательная женщина, и обаятельный бессмертный – рука об руку идут дальше.

Столь прекрасного лета эти места еще не знали. Вюйи и Жодо-Кальман напоминали райские кущи. Работа на виноградниках отнимала все время, но по воскресеньям люди отдыхали, резвясь подобно язычникам, что гневило отца Андре и заставляло его писать жалобы епископу в Боне.

В одно из таких воскресений они устроили пикник на берегу Соны возле лодочного сарая шато. Мартин со своей избранницей устроились в привязанной лодке, старшие родственники, чьи спины уже плохо гнулись, и девушки в корсетах сидели в креслах, остальные же, расстелив покрывала, лежали на земле. Батист и Поль отдыхали чуть в стороне – пили вино каждый из своей бутылки, прямо из горлышка. Оба смеялись.

Аврора посмотрела на Собрана – тот наблюдал, как Бернар с Антуаном пытаются уговорить гувернера искупаться: вода такая теплая, так почему нет? Кэли покачал головой и, расстелив пиджак на траве, лег на него. Стал смотреть в небо.

Собран с Авророй одновременно покачали головой, сказав: «Похоже, он счастлив».

Оставался единственный человек, сердце которого Зас не покорил, но и с ним он держался стойко. За обедом Батист, желая расстроить гувернера, рассказал, как отец выразил протест против того, что англичане сделали с Наполеоном: Собран стал выплачивать пенсии четырем местным ветеранам. Вся семья пришла в замешательство. Селеста выговорила сыну:

– Об этом мы не рассказываем никому, Батист.

А Найлл Кэли мягко поправил его:

– Ирландцы – не англичане, мсье Батист.

Антуан, обрадованный унижением старшего брата, поведал отцу историю: когда он, Батист и мсье Кэли помогали Мартину отталкивать лодку от берега, Батист что-то сказал о гувернерах как о слугах с претензиями. Мсье Кэли ответил: «Наш король служил гувернером при дворе швейцарского монарха, вы знаете? Это профессия настоящих благородных мужей».

– Я смеялся, – сказал Антуан. – Батист фыркнул и спросил: «Вы что же, надеетесь взлететь как Луи-Филипп?» – а мсье Кэли ответил на это: «Боже упаси! У меня в жизни подобного было достаточно».

– Он счастлив, – сказала Аврора, – потому что ему и надо-то немного. Он любит людей, любит работать. Вот бы он еще придумал, как обезоружить Батиста. Мне в голову совершенно ничего не приходит. А тебе?

– Не спорь с Батистом, – попросил Собран ангела, когда они в следующий раз остались наедине, – Пожалуйста.

Зас перестал притворяться спящим и издал раздраженный звук.

– Ты мог бы просто отстраненно кивать головой, как делают женщины, когда не соглашаются с мужчинами, но не желают при этом вступать в утомительные споры, недостойные высоконравственно воспитанного человека. Лучше уступить, сохранив достоинство, чем ввязываться в драку. К тому же Батист постоянно пьет, и я не знаю, что делать с его пьянством. Батист – хороший работник, и его просто нельзя отослать прочь, как Леона.

– Нет, – согласился Зас.

– Он очень несчастлив.

– Очень.

– А ты – нет.

– Нет.

1847
CELLIER [51]51
  Винный погреб (фр.)


[Закрыть]

Жодо вышли из церкви Святой Мадлен, что в городе Везеле, которую они посетили, дабы полюбоваться прекрасными капителями, а заодно навестить сыновей Антуана-каменщика, занятых на ее реставрации. Бернар что-то говорил, Собран натягивал перчатки. Селеста, увидав, сколько ей предстоит пройти пешком обратно до гостиницы, томно вздохнула. Собран взял ее под руку.

Бернар говорил гувернеру, что больше всего ему понравились изображения гигантов и пигмеев, а еще – людей со свиными рылами.

Кто-то окликнул Собрана по имени, но винодел этого человека не узнал. Он видел мужчину, шагавшего как-то боком, словно ступни его слишком длинны для нормальной ходьбы. Присмотревшись, Собран, однако, понял, что мужчина зовет вовсе не его самого – незнакомец поднимался по ступеням прямиком к Бернару и гувернеру.

Собран велел Алине:

– Отведи мать вон в то кафе, – а остальным сказал: – Идите дальше, я догоню.

Собран не успел остановить незнакомца, но подойдя, встал между ним и Засом.

– Да? – спросил винодел. – Я Собран Жодо. Мы знакомы?

– Разве я обращался к вам? – ответил незнакомец с акцентом. Он был выше Собрана, здоровее, моложе, богаче – это стало понятно по перстням, унизывающим его пальцы. – Собран, – обратился мужчина к Засу и дальше заговорил по-английски.

Собран не понимал ни слова, видел только, как расширились глаза и отвисла челюсть у Бернара.

Винодел посмотрел вслед родным – они шли по направлению к кафе. Антуан задержался и обернулся. Уберечь получится только женщин, подумал Собран, понимая, что происходит. Объяснить сыновьям он ничего не сможет. Тогда он произнес имя Заса, прося этим ангела: «Сделай хоть что-нибудь».

Зас ничего не сказал. Лишь отвел англичанина в сторону и сжал его запястье так крепко, что мужчина побледнел. Ангел заставил его пятиться, пока они не спустились со ступеней и не отошли на приличное расстояние.

Антуан поспешил на помощь, потому что видел только одно: на его отца напали, а мсье Кэли торопится избавиться от этого малого.

Собран окликнул Антуана – тот застыл на месте, дрожа как пес, затем нехотя поднялся по ступеням.

– Отец, как ты? – спросил он.

– Со мной все хорошо. – Он обнял обоих сыновей. – Идемте к остальным.

– Но мы не можем бросить мсье Кэли! – возразил Антуан.

– Мсье Кэли способен сам о себе позаботиться. Антуан сбросил с плеча отцовскую руку – пришлось встряхнуть его, сжать плечо покрепче.

– Не понимаю, – сказал Бернар, – получается, мсье Кэли представился тому человеку тобой, отец?

– Откуда мне знать? – раздраженно ответил Собран.

– Так этот человек напал не на тебя? – догадался Антуан и позволил наконец себя увести.

– Однако, – не унимался Бернар, – англичанин сказал мсье Кэли: «Я не видел тебя десять лет».

– Ты, должно быть, ослышался.

Антуан снова встал.

– Я не могу так просто уйти. Все это как-то неправильно.

– Думаешь, меня заботит, что есть правильно, а что – нет? Я начинаю соглашаться с Батистом: образование сделало из тебя бабу. – Собран пришел в ярость. – Кто мы такие, чтобы беспокоиться о сцене, произошедшей на ступенях церкви в городе, где нас никто не знает?

– Ты не прав, отец. Ты ничего не понимаешь и просто не прав, – Антуан развернулся к мсье Кэли, который спешил обратно к ним.

– Простите, – извинился Зас.

– Вы не ранены? – спокойно спросил Антуан, а затем добавил возмущенно: – Что такое происходит?

– Я должен объясниться перед вашим отцом. Со мной все хорошо, не стойте тут.

Он жестом велел юношам идти – те посмотрели на отца, всем видом показывая: мол, на этом разговор не окончен.

Когда Бернар с Антуаном ушли, Зас сказал:

– У меня под ногтями осталась его плоть. Я сказал, что убью его, если он снова приблизится ко мне, – Ангел, казалось, поразился собственным словам.

Кадык у него на шее дергался, а глаза смотрели куда-то вдаль. Собран положил руку Засу на плечо и проговорил:

– Идем назад в церковь.

Внутри имелись темные углы.

– Мне нельзя оставаться с тобой, нельзя оставаться с людьми. Я должен жить где-нибудь в пещере.

Собран развернул Заса и повел обратно к церкви, высматривая по пути англичанина, но того и след простыл. В церкви они встали у изображений Клеветы и Алчности. Собран обнял ангела, шептавшего:

– Я чуть не убил его. Думал, он заберет меня от всех вас.

– Всех нас?

– От твоей семьи.

Собран заметил, как на них возмущенно смотрят две женщины в черном. И как догадались, что Зас – не его сын? Винодел разжал объятия и повел ангела вдоль по проходу к Иакову, борющемуся с ангелом.

– Что это был за ангел? – спросил Собран, глядя вверх на капитель и опасаясь, как бы вопрос не поставил Заса в тупик.

– Думаю, то был Яхве, – ответил он.

– Ты успокоился?

– Я боюсь.

– Да, когда вернемся в Жодо, может, составим тебе список известных нам имен, которые никому не принадлежат? На будущее. Сможешь пользоваться ими по очереди, выбирая по одному раз в четверть века.

Собран смахнул пылинки с пиджака Заса и поправил ему воротник.

– Что скажешь Бернару и Антуану? – спросил ангел.

– Это не их дело.

– На обратном пути веди себя со мной холодно. Я же притворюсь беспокойным, словно каюсь. Иначе решат, будто мне все сходит с рук.

– Этого, думаю, будет достаточно.

Зас кивнув, позволяя Собрану поцеловать себя в обе щеки.

– Так не может продолжаться, Собран.

– А я и не увижу, чем это закончится, – ответил винодел со смесью сарказма и триумфа в голосе.

Несколько месяцев спокойствия для Заса стали продолжительной отсрочкой, когда казалось, будто он принадлежит семье, нужен ей и никуда не уйдет.

1848
НА [52]52
  Французское сокращенное обозначение для гектара (фр.)


[Закрыть]

В жаркую сентябрьскую ночь, в воскресенье, когда пришло время ужина, солнце село, но семья еще не легла спать, пошел град. Сначала его услышали на самом винограднике, затем в одном из флигелей кто-то закричал.

Сначала град зарядил по черепицам крыши, окно в гостиной треснуло. Собран помчался на улицу, дверь была открыта: Антуан – без пальто – уже выбежал. В прихожей раздался грохот, когда мужчины принялись хватать шляпы и пальто из гардероба и выбегать на улицу, на виноградник, начинавшийся у самого края узкой подъездной дорожки. Дочери Собрана остались на крыльце, но Селеста подошла к мужу, подняв над головой один только шелковый платок. Батист, который ночевал на винодельне, уже бежал вверх по склону и все вертел по сторонам непокрытой головой, защищая лицо руками. Антуан упал на колени у подножия холма и плакал.

Землю усеивали расколотые льдинки вперемешку с раздавленными спелыми ягодами. Град усилился, и Собран накрыл голову пиджаком.

Селеста позвала сыновей:

– Бегите в дом! – и сама поспешила вернуться. Она вскрикнула, когда в плечо ударила особенно крупная градина.

Зас прошел мимо Собрана на улицу, склонился над Бернаром. Затем вдруг выпрямился и прокричал что-то на том самом пугающем незнакомом языке. В то же мгновение сплошную стену града словно раскололо клином, и над драгоценным южным склоном образовалась безопасная брешь рядов в пять шириной. Потом в эту брешь хлынула волна все того же града, и Зас вздрогнул от боли, прижал руку к лицу. Ангел поднял Бернара с земли и отвел в дом. Собран вошел вместе с ними. После прибежал Антуан и последним – в крови, проклиная все на свете – Батист.

У Заса на щеках красовались кровавые отметины, будто два братских поцелуя.

– Когда град перестанет – иди и проверь, как Мартин, – велел Батисту Собран, – Если град задел Вюйи, спроси у Авроры, что она собирается делать. Если у них все хорошо, возвращайся и скажи нам. В противном случае приводи Мартина, будем собирать урожай здесь, посмотрим, что можно спасти.

Прибежала Алина с тряпкой, чтобы вытереть кровь с лица Батиста.

– Теплая вода будет готова через пару минут, отец, – сказала Алина.

– Умница, дочка, – ответил Собран.

Вытерев лицо и посмотрев на тряпку, Батист пробормотал:

– В следующем году, я думаю, придется на чем-то экономить. – На гувернера, впрочем, он не посмотрел.

– Один потерянный год не ослабит нас, Батист. Смотри: град сменился дождем. Почему бы тебе не отправиться уже по делу?

Батист ушел.

Женщины увели Бернара и Антуана в дом умыться, и тбгда Собран спросил Заса, что тот сказал Богу.

– С Богом я не говорил, я обращался к граду. Бог, впрочем, меня тоже слышал.

Зас коснулся щеки и протянул Собрану руку с капелькой крови на пальце. Винодел слизнул ее, словно совершая детский жест непослушания по отношению к Богу, – он отведал вкус того, что лежит позади винограда и перед дубовыми бочками лучшего вина Вюйи.

1849
ТACHES [53]53
  Запачканный; болезнь белого винограда (фр.).


[Закрыть]

В одну холодную мартовскую ночь, когда свет казался водянистым, а небо – белой, изношенной от стирок простыней, приехали Поль и Аньес. Они искали Батиста по дороге от Вюйи до Жодо – тот покинул их очень пьяный, не пожелав остаться на ночь или дождаться, пока приготовят карету. Аньес говорила, Батист отпихнул Поля в сторону, а ведь они двое не то что не бранились, даже почти не спорили.

Чета де Вальде легла спать, однако через час супруги поднялись с кровати и велели готовить карету.

– Сон не шел, и мы поехали искать Батиста сами, не стали посылать слуг.

Оба – и Поль, и Аньес – очень расстроились.

– Мы не нашли его, а на улице холодно, – сказала Аньес.

В дверях библиотеки возник Бернар.

– Откуда здесь карета Поля… О, доброе утро, Поль, доброе утро, Аньес!

– Бернар, ты не мог бы прислать сюда служанку разжечь огонь в камине, потом пойти и самому одеться?

Бернар ушел исполнять просьбу, а после вернулся вместе с гувернером – тоже, к слову, одетым.

– Что-то случилось с Батистом? – спросил Бернар.

С негодованием Собран убедился, что Бернар из детей – самый строгий.

– Батист, – отвечал отец, – должно быть, свалился в канаву по дороге между Вюйи и Жодо, Не могли бы вы вдвоем помочь искать его?

– Нам идти пешком? – спросил Зас.

– Возможно. И надо одеться потеплее, – сказал Бернар.

С этим они ушли.

Аньес согревала руку Поля меж своих ладоней.

– Сейчас я велю принести вам завтрак, – сказал Собран, – И если хотите, можете рассказать, о чем это вы поспорили с Батистом.

– О его пьянстве, – ответила Аньес.

– Ну разумеется.

Двумя часами позже вернулся красный как рак Бернар и, выпучив глаза, сообщил, что Батиста сейчас укладывают в кровать тетушка Софи и Алина.

– Мне пойти к нему? – без особого, впрочем, интереса спросила Селеста.

– Он еще не протрезвел, чтобы его отчитывать.

Собрану стало интересно, что такого наговорил Бернару Батист, а потом он вдруг ощутил прилив возбуждения.

– А где же мсье Кэли? – спросил он.

Бернар покраснел так густо, что в глазах его будто бы загорелся лихорадочный огонь.

– Не знаю, – ответил он.

– Батиста вы нашли вместе?

– Да… Отец, я замерз и промок, можно мне пойти переобуться?

Собран жестом руки отпустил его.

Он молчал некоторое время, в течение которого семья ждала от него какого-то решения по поводу Батистова пьянства: решения, как всегда, жестокого и безрезультатного. Пять минут спустя Собран сказал, что пойдет спросит у Софи, как Батист, а сам отправился в комнату Бернара.

Войдя к сыну, он закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

– Что случилось? – спросил он.

Бернар в ответ покачал головой.

– Забудь смущение. Просто расскажи, в чем дело.

– Расскажу, если ты сядешь, а мне позволишь встать.

Найдя себе стул, Собран сел и посмотрел на сына снизу вверх – спокойно, как ему казалось, и ободряюще.

Тогда Бернар единым духом выпалил все: Батист целовался с мсье Кэли. Бернар и гувернер как раз вели Батиста, поддерживая его с обеих сторон, когда он освободился от рук Бернара и обнял учителя.

– И что же потом?

– Они поцеловались. Оба целовали друг друга.

Собран посмотрел на свои ноги, пошевелил ими.

Да – ноги как ноги, и эти ноги – его.

– Уволю ли я мсье Кэли, – сказал винодел. – Почему ты не спрашиваешь, уволю ли я его?

– Слишком поздно. Мсье Кэли сказал что-то Батисту – очень тихо, я не слышал что – и ушел прочь по дороге.

– И?..

– И мы стояли, глядя ему вслед. Батист окликнул Кэли, во второй раз он даже кричал, будто жалел о содеянном, будто сглупил. Потом я догнал Кэли.

– Он остановился?

– На минуту. Он ничего не сказал, только пожал мне руку.

– И ушел прочь. – Собран даже не спрашивал, утверждал.

Бернар кивнул.

– Я вернулся с Батистом домой. Одному его тащить было тяжело, да еще этот холод. Батист же вел себя так, будто все – одна большая шутка. Смеялся. Пришлось пару раз его тряхнуть, а он все хохотал и хохотал.

Собран кивнул.

– Я не понимаю, что происходит, отец. Я все видел, но ничего не понимаю.

– Да… – согласился Собран.

Он поблагодарил Бернара за откровенность и вышел из комнаты. Спустился вниз и велел кучеру готовить коляску. Съездил в Алуз и узнал, что мсье Кэли видели на стоянке дилижансов.

Следующим днем Батист с утра пришел на винодельню и вместе с Антуаном решил несколько часов посвятить работе. Они взяли лопаты и корыта, собравшись перетаскать землю, которая зимой сошла с вершины холма, обратно наверх, дабы она отдала силу следующему урожаю. Бледный, с покрасневшими глазами, Батист приветствовал отца осторожно, словно избегая. Увидев Собрана, Антуан подхватил корыто с землей и удалился, оставив брата наедине с отцом. Батист уселся на ступеньку пресса и посмотрел отцу в глаза.

– Бернар мне все рассказал, – начал Собран. – Выходит, мсье Кэли покинул нас, оставив все свои вещи. Впрочем, надеюсь, он за ними пришлет – за вещами и за жалованьем.

– Какой он скромный, прямо барышня, – сострил Батист.

Собран подождал.

– Я думал, – продолжил Батист, – оскорбить его настолько сильно, насколько вообще смогу. А он сказал, что был твоим любовником.

– Бернар говорил, будто он прошептал тебе что-то…

– Не прошептал – посмотрел мне в глаза и сказал, что был твоим любовником.

– Я же старик, Батист.

– Ты говоришь это с сорокового дня рождения, отец. – Батист пожал плечами. – Не знаю, что на меня нашло.

– О… нашло вот так вот, неожиданно?

Батист признался, что подобное находило на него несколько раз.

– Я думал, он твой сын – твой и любовницы, о которой ходили слухи. Поговаривали, будто это баронесса, но она сама призналась мне, что вы с ней просто друзья. Когда мать становится совсем дурной, то грешит на Алину Лизе. Но может, есть и другие кандидатки…

– Значит, ты не решился поцеловать его раньше или когда был трезв, потому что считал его своим братом?

Батист скорчил презрительную мину и пробормотал что-то. Собран велел говорить громче.

– Не понимаю, как ты мог привести в дом любовника и сделать его учителем родных сыновей?

– Ты поверил ему?

Какое-то время Батист сидел молча, скрестив руки на груди и стиснув зубы. Потом сказал: хоть в уме у него сейчас нет ясности и он не может разрешить вопрос логически, но верил устам Кэли, его поцелую.

– Зачем лгать, когда есть столько простых слов для возражения – неужто Кэли не мог сказать: «Вы что, сошли с ума?» Это одно лишило бы меня уверенности, отрезвило бы.

Некоторое время оба молчали, потом Батист сказал: что ж, по крайней мере Антуан свое образование получил, да и Бернар может попытаться поступить в Сорбонну уже без водительства Кэли. А девочек ему учить и не надо: у Катрин и Вероники есть своя гувернантка. К тому же обучение Бернара и Антуана Найллом Кэли всегда напоминало обучение Александра Великого Аристотелем. С той только разницей, что Бернар и Антуан – не такие великие.

Было ясно видно: Батист признает талант Кэли и что ирландец – хороший гувернер, даже чересчур хороший для младших братьев Батиста. И в то же время Батист ненавидел его, потому что считал сыном Собрана, которого винодел – совершенно очевидно – любит больше остальных сыновей.

– Все видели, как ты смотришь на него: будто на чудо жизни – точно так Поль и Аньес смотрят на Ирис. А потом…

Батист вытянул руки – точь-в-точь такие же жесткие, узловатые, волосатые руки, какие были у Собрана в возрасте Батиста. Сыну сейчас было тридцать три, как и самому Собрану в год, когда с ним «приключилось несчастье». Если Зас не мог владеть будущим Собраном, пятидесятидевятилетним, который уже в шестьдесят пять собирается отказаться от занятий любовью с вечно юным ангелом, он мог захотеть получить назад то, от чего вначале отказался, – молодого мужчину, сына старика.

– Должно быть, я неверно его расслышал, – сказал Батист. – Я был пьян.

– Перестань столько пить. Возьми себя в руки. Подыщи другую жену.

– Нет.

– Ты упрямец, как и я. К счастью, твоя мать всегда умела вернуть меня к жизни.

– Не баронесса?

– Аврора слишком сильно уважает мои чувства. Твоя мать продолжала тащить меня, несмотря ни на что. Я мог бы замкнуться в себе и лелеять свою скорбь, но пока оставался здоров и крепок телом, она умела убедить твоего отца зачать еще одного ребенка.

– До самого конца, – сказал Батист, выдержав отцовский взгляд.

– Даже тогда. Я не понимал, что Вероника не моя дочь, пока Аврора не пересказала мне слухи. Вероника вполне могла быть моей дочерью.

Выдержав еще одну долгую паузу, Батист встал, подобрав корыто для земли и лопату.

– Я только лишь хотел поцеловать его, – мрачно произнес он. – Всего-то.

– Ха! – усмехнулся отец.