Текст книги "Искушение винодела"

Автор книги: Элизабет Нокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

1850
CHARNU [54]54
  Насыщенный (фр.)


[Закрыть]

Я приду к тебе[обещалось в письме]. Не в ту же ночь и не на то же место, по крайней мере поначалу. Даже Батисту достанет ума дожидаться нас там.

Я приду. Помнишь, ты рассказывал про свою кошку? В детстве твою кровать ставили у очага, потому что кашель твой будил весь дом. Вы держали кошку. Ты любил, чтобы она ложилась рядом на кровать, но никогда не знал, в какой час она придет. Бывало, ты просыпался ночью, сердце твое бешено колотилось и ты ждал, когда же кошка придет и запрыгнет на постель. Я приду в одну из летних ночей, когда двери в арсенал будут раскрыты, – войду, заслонив собой лунный свет, и лягу рядом на холодные простыни. Если захочешь – сказки: «Хватит». Скажи, если сочтешь нужным. Мне достаточно обнимать тебя.

В другом письме говорилось:

Обратного адреса я не дам. Сейчас читай внимательно: в Батисте я видел тебя. Знаю многих ангелов, которые легко теряли голову при виде подобной схожести. Я все думал, задаваясь вопросом: «Что бы значило ваше сходство?»

Я верю в мудрость природы. Меня беспокоило, что Батисту я не нравлюсь и он не нравился мне, но когда его дыхание коснулось моего лица, я понял: Батист создан для меня. Он не родился, не вырос таким. Но люблю я тебя. Полюбил с той самой ночи, когда ты сообщил мне о смерти дочери и я держал тебя до самой зари. Дело не в жалости или твоем теле, а в том, что я знаю – в знании, которого я стыжусь.

Я должен был отдаться тебе до конца твоей жизни.

Что есть вера, когда теряешь что-то навеки? Я должен был владеть тобой хоть какое-то время – тобой, которого я однажды потеряю навсегда.

1851
MARC DE BOURGOGNE [55]55
  Бургундский ликер, подаваемый в конце трапезы (фр.).


[Закрыть]

Зас писал из Дамаска, куда отправился возложить цветы на могилу Афары, а застал полный дом ее наследников – дальних родственников. Ангелу приятно было думать, что подруга умерла, считая, будто помогла ему вернуться на Небо.

Собран поклялся себе никогда не говорить Засу, как, получив от него первое вымученное письмо, отправил Афаре свое послание, описав все злоключения ангела. Собран не знал, успела ли Афара получить его, а если успела, то мог представить, с каким сердцем отошла в мир иной.

У Аньес и Поля родился сын, которого нарекли Арманом в честь старого графа. А поскольку Аньес решила провести время после родов в Вюйи, ее не было рядом с Полем, когда начался государственный переворот – когда в город вошли солдаты Луи-Наполеона, заняли Отель-де-Вилле и начали пьянствовать. Как и прочие горожане, в те дни Поль терпеливо ждал, чем все закончится, пока солдаты пьянствовали, занимались муштрой, на углах улиц стояли канониры, готовые в любой момент запалить фитили пушек.

Когда начались убийства, Поль следовал за солдатами, нетронутый, все еще благородный господин. Он подобрал раненого человека, которого подстрелили прямо во дворе его собственного дома.

– Они вломились сюда, – говорил мужчина. – Что мне было делать, чтобы не оскорбить их? Спрятаться под кровать?

Рядом офицер, зажав уши, кричал солдатам, чтобы те использовали штыки – выстрелы звучали чересчур громко.

На мостовой лежала застреленная женщина – она несла на руках ребенка, а когда упала, тот покатился по камням, пеленки распутались, и само дитя изрешетили сразу из нескольких ружей. Поль прошел за солдатами до самого Монмартра, увидел всех мертвецов и вернулся к себе в дом. Пролежал два дня на кровати, после уехал в Вюйи.

– Останься дома на год, – говорила ему Аврора. – Ты бургундец, можешь покинуть Париж. Зачем он нам?

Аврора подумала: как похожи сейчас ее слова на речи дядюшки Армана.

В газетах о перевороте говорили немного, а потом епископ Отунский произнес в новогодней проповеди несколько слов хвалы императору. Аврора вернулась со службы и заметила:

– Этот наш правитель умеет покупать – церковь вот, например. Он убийца, который знает меру. Думаю, лучше бы нам к нему привыкнуть.

1852
LIQUEUR D’EXPEDITION [56]56
  Ликер, который добавляют в шампанское (фр.)


[Закрыть]

– Как ты прошел незамеченным через Алуз?

– Я приплыл по каналу.

1853
VIN DE GARDE [57]57
  Марочные вина, предназначенные для хранения (фр.)


[Закрыть]

Зас прислал фотографию, сделанную в студии в Глазго: ангел стоял, облокотившись на мраморный плинт на фоне задника – туманных гор. Он полностью вошел в кадр, и каждая деталь, даже глубокие зрачки, были отчетливо видны. Однако Зас будто бы и не стоял твердо на земле. Казалось, он вот-вот скинет туфли и поднимется в воздух по видимой ему одному лестнице.

В письме, прилагавшемся к фотографии, Зас писал:

Я впечатлен городским некрополем. Еще ни разу не видел, чтобы погост столь четко напоминал настоящий город – надгробия здесь походят на печные трубы, торчащие из-под земли, под которой покоятся сами дома. И когда же вы начали вот так относиться к смерти? Где мрачность и ужас?

Я навестил Джорджа Кэли, чье имя украл. Я видел его знаменитое летательное устройство – оно больше, тяжелее и менее послушное пилоту, нежели творение моего графа. Когда же я упомянул имя графа, Кэли ответил, что никогда о таком не слыхал, а значит, моя «гибель» остановила последующие эксперименты с крылом.

1854
DOSAGE [58]58
  Дозировка шампанского с применением ликера, дабы пополнить объем напитка после очистки его от осадков (фр.).


[Закрыть]

– Я прибыл на поезде.

1855
PLEIN [59]59
  Полный, насыщенный (фр.)


[Закрыть]

Батист отбыл в Дижон на год, а когда вернулся, заранее предупредив родных, то привез с собой новую жену – вдову и ее семилетнюю дочь. А еще для отца он привез трубку из белой глины, чашка которой была вылеплена в форме человеческой головы, имевшей поразительное сходство с одним их общим знакомым: ясный, утонченный лик, к щекам которого жались, будто сложенные крылья, локоны волос.

1856
JOURNAL [60]60
  Мера площади в Бургундии: участок земли, который можно обработать за день (фр.).


[Закрыть]

Собран рассказал Авроре, что все это время он бдил в одну и ту же ночь, ждал – иногда просто наедине с прошлым.

Затем сменил тему, спросив, что предложил торговец вином, который приезжал, пока Собран лежал с простудой в постели. Мартин не говорил, чем закончился разговор о «Шато Вюйи д’Анж дю крю Жодо», но сейчас Аврора передала Собрану предложение по поводу вина урожая 1850-го.

– Я не согласилась, – призналась Аврора, – сказав, что вино – для причастия. Торговец ответил, что вино для причастия продается вот уже две тысячи лет.

– А что Поль? Мартин?

– Остались на моей стороне.

– Хорошо. Даже Фома неверующий поверил тому, что чувствовало его тело. Все эти люди – они верят лишь в землю.

Собран из-за боли в ногах принял настойку опиума. Поздним утром сон выплюнул его из себя – боль ушла, но тело буквально дышало дремотой. Рядом спал ангел.

Собран протянул к нему руку – на фоне роскошного плеча собственная рука показалась Собрану сухой, загар оттеняли поседевшие волоски, а локоть напоминал крупный узел. Тонкие маленькие перышки прорезались между швов на спине Заса, как пробивается трава в трещинах между плитами мостовой.

Коснувшись плеча ангела, Собран прошептал:

– Ты правда спишь?

Зас перевернулся на спину, потянулся и, глубоко вздохнув, открыл глаза. Он научился спать и даже видел сны, в которых почти всегда летал и стыдился того, что утратил крылья даже среди тех, кто крыльев не имеет. Когда ангелу становилось грустно, он до сих пор садился спиной к стене.

– Но ты-то теперь большую часть времени счастлив. Правда? – спросил Зас, коснувшись волос на высоком, чуть облысевшем лбу Собрана.

– Пока я не увижу тебя, мой разум не может обрести порядок. К счастью, в этом смысле годы теперь проходят быстро. А для тебя?

– Я терпелив, пока они проходят, но не жду ничего от них – и со мной случается столько всего.

– Ты молод. – Зас рассмеялся. – Я хочу сказать, ты открыт для всего нового. Я же становлюсь похожим на твоего знакомого монаха.

– Найлла.

– О, так ты одолжил его имя. Ирландский монах-пчеловод, про которого ты говорил, будто он уходит от мира, словно косточка, выпадающая из засохшей мякоти персика. Я начинаю чувствовать себя точно так же.

– И как? Как именно ты себя чувствуешь?

Интересно, думал Собран, хочет ли ангел понять его личные ощущения или ощущения человека как такового? Слова надо было подобрать очень точно, а потому винодел на некоторое время задумался, прежде чем ответить:

– Мне кажется, будто я больше не соответствую тому месту в мире, которое сам для себя создал. Да, вот так: я больше не занимаю этого места, я в него провалился.

1857
DOMAINE [61]61
  Виноградник, поместье, земля в частном владении (фр.).


[Закрыть]

Было раннее осеннее утро, жатва еще не началась. Собран поднял с пола поднос с завтраком, который, по обыкновению, оставил перед дверью слуга. Подняв голову, винодел увидел, как по лестнице из каретного сарая поднимается Аврора. Пожелал ей доброго утра.

– Как спалось, дорогой? – спросила она.

– Плохо, – улыбнулся Собран.

Он придержал для баронессы дверь открытой. Гостья прошла в арсенал и тут же увидела Заса: ангел сидел на полу и смеялся, читая письма Бернара. Увидев Аврору, он вскочил и обнял ее.

Женщина оттолкнула ангела и внимательно его оглядела.

– Ты, – произнесла она, – доставил мне массу хлопот. И барон, и Поль уже извелись, хотят знать, что за странник присылает мне фотографии с видами разных мест: памятник сэру Вальтеру Скотту, пароход у Лазурного берега, Вандомская колонна, Пьяцца делла Синьория во Флоренции… мужчины в парусиновых штанах на каменных скамейках…

– Я уже подумывал приобрести фотокамеру, но потом понял: фотограф не может заснять того, что вижу я, точнее, того, как я это вижу. Например, каким мне увиделось небо над равниной Амьен – похожим на гладкую, плотную кожу. Словно оно спало и его вот-вот должны были грубо разбудить. Знаки… Как можно сфотографировать знаки?

– Если все-таки купишь себе камеру, то присылай мне фотографии в пакетах, Зас. Столько почты… и вся без обратного адреса! Барону я говорю, будто во время паломничеств познакомилась с множеством людей, и он отвечает: «Твои поклонники, не иначе». К счастью, некоторые бессмысленные фотографии подтверждают это мнение. Они как афиши, вроде «Христос выходит к преторианцам». Если честно, я в растерянности. К тому же почта такая дорогая.

– Я не ем.

– Ты не зарабатываешь.

– Нет, зарабатываю. Я работал кочегаром на канальном пароходе. Нарисовал для себя карты – в уме. Они состоят из предложений, описаний всего, что я вижу в конце улиц, в святынях, позади мильных камней, старых деревьев. Картографы – они будто ангелы, способны видеть землю с высоты птичьего полета. Мне нравится учиться путешествовать, это просто неисчерпаемый источник опыта. – Зас снова уселся на пол и, подобрав очередное письмо, обернулся к Авроре (письмо он при этом читал словно бы пальцами).

Аврора поведала, что в Вюйи не многое изменилось, зато железная дорога даровала им процветание: вино теперь можно перевозить намного быстрее.

– Я же говорил, – напомнил Зас Собрану, – Я чувствовал, что у тех насосов в шахтах Мюльхейма есть будущее. Впервые звук их работы представился мне грохотом, с которым кто-то прорывается в наш мир, – Ангел обнял за ногу винодела, который стоял рядом в одной только ночной сорочке.

Аврора и Собран переглянулись, словно родители, которым предстоит сообщить ребенку плохую новость.

– Зас, – обратилась к ангелу Аврора, – думаю, ты заметил, что Собран – уже не тот мужчина, которым однажды был.

Зас поднялся с пола – быстро и плавно, – отошел в сторону.

– Думаете, я притворяюсь, будто не вижу, как он постарел? Все я вижу. Но Собран для меня настолько свой, что его старость – не чужда, она не скрывает, подобно туману, тело, которое я знал когда-то, она – не противоположность моей «юности». Годы Собрана – это тоже он сам, как и его молодость.

Аврора вздохнула.

– Спасибо тебе, – поблагодарил ангела Собран, – ты очень тактичен, но ошибаешься в мыслях. Ты привык к моему старению, как привык ходить пешком. Но самим собою ты был, когда улетал на рассвете, оставляя после себя лишь облако пыли. Я же был самим собой в пору юности, расцвета сил. Теперь для меня уже ничто не имеет былого значения. Чувства мои притупились.

– Хочешь сказать, что ты меня больше не любишь? – спросил Зас.

– Теперь, – ответил Собран, – ты говоришь как юноша.

Зас принялся собирать с пола разбросанные письма от Бернара. Не глядя на Аврору, он спросил ее:

– Зачем вы начали этот разговор? Надеетесь единолично владеть Собраном в его старости?

– Он и так со мной. И со своей семьей. Ты же приходишь и уходишь.

– То есть вы говорите мне уйти?

Аврора ощутила себя несчастной. Сказала, что никогда бы не попросила его о подобном. Ангел и женщина просто не понимали друг друга. Неужели, вопрошала она, по мнению Заса, ей кажется, будто ангел и не замечает, что ложится в постель со стариком? Они ведь оба делают это.

Тут Собран возразил: мол, десять лет, которые ты мною владеешь, не дают тебе права называть меня стариком.

– Помолчи-ка, – ответила баронесса. – Зас, мы с Собраном только пытаемся подготовить тебя, как родители. Когда Собрана не станет и ты будешь тосковать по нему, он не сможет утешить тебя.

Зас подошел к Собрану, чтобы отдать ему письма, и мужчина притянул его к себе за свободную руку. Некоторое время ангел стоял, вжавшись лбом в плечо Собрана, потом посмотрел ему прямо в глаза.

– Мы по-прежнему с тобой одного роста. Не прогоняй меня, Собран, и не веди себя по-отцовски. У меня впереди вечность, которую предстоит прожить без тебя. Я бы приходил к тебе чаще, но успел примелькаться в округе.

– К тому же тебе не сидится на месте.

– Да. Если я и задерживаюсь где-то, то лишь потому, что встречаю там людей. Но мне нельзя больше нигде останавливаться, пока не научусь никого не беспокоить.

1858
LE PARFUM [62]62
  Аромат вина (фр.).


[Закрыть]

Жемчуг хранился в коробке, стоявшей на туалетном столике между расческами и одеколоном Собрана. Аврора отдала драгоценности Собрану со словами:

– Я ни разу их не надевала, но Ирис увидела нить и попросила поносить. Не хочу, чтобы девочка надевала этот жемчуг, отдай его Засу.

Собран совершенно позабыл привезти жемчуг в арсенал и потому, когда ангел явился, попросил подождать, дабы вернуться домой и принести архангелову нить жемчуга.

Дома, в Кло-Жодо, Собрана задержала младшая дочка – она отказывалась понимать, отчего это отец сам носится по делам, а не пошлет слугу. Нет, нельзя ему самому скакать на лошади обратно до шато, надо запрячь карету. Иначе что скажет мама!

В арсенал винодел вернулся только под вечер, принеся жемчуг в кармане пиджака. Вероника не желала отпускать отца без ужина, а Антуан сказал, что Батист хотел о чем-то переговорить с Собраном: он, дескать, сейчас на винодельне, но если отец подождет, Антуан сбегает за старшим братом.

Собран отговорился, сказав, что встретит Батиста по дороге в шато.

Уже смеркалось, когда Собран отдал поводья лошади конюху в Вюйи и зашагал по направлению к каретному сараю, расправляя на ходу плечи и приглаживая волосы.

В дверях он заметил Батиста. Да, точно, его старший сын в рабочей одежде и шляпе с мягкими полями только что исчез в темном дверном проеме.

Собран заторопился. У подножия лестницы, взглянув вверх, он увидел, как на втором этаже осветилась лестничная площадка – как раз на пороге двери, что вела в арсенал. Дыхание перехватило, но Собран все равно выкрикнул: «Батист!» – и полоска света в дверях остановилась, не расширившись до конца, – Батист успел раскрыть дверь лишь наполовину. Он стоял и смотрел на отца.

– Ты хотел видеть меня? – спросил Собран на ходу. – Погоди!

В собственном голосе Собран слышал тревогу. Сын, нахмурившись, склонил голову набок, потом на его лице появилось выражение триумфа. Стоило Собрану подойти вплотную, схватить сына за рукав, как тот распахнул дверь в арсенал…

…где в свете лампы стоял Зас – без рубашки и босиком. Совершенно спокойный.

Собран тяжело оперся о дверной косяк.

– Вы… – выдохнул Батист.

– Я, – ответил ангел и спросил у Собрана: – С тобой все хорошо?

– Да, только надо отдышаться, – сказал Собран, глотая ртом воздух.

– Кэли… – произнес Батист.

Зас издал некий звук, вежливо уходя от ответа. Протянул руку Собрану.

Батист отошел в сторону и посмотрел на отца – настороженно, но не злобно.

Достав из внутреннего кармана нить жемчуга, Собран опустил ее в сложенную чашечкой ладонь ангела.

– Аврора двадцать лет хранила ее в банке, боялась, что она может принести в Вюйи несчастье. И боится до сих пор.

Зас надел нить на шею. Зеленовато-черные, маслянисто поблескивающие жемчужины придали ангелу величественный вид. Или же все дело было в выражении лица Заса.

– Полагаю, мой пояс ты сохранил? – спросил ангел.

– Пояс с топазом, тигровым глазом и ляпис-лазурью? Помню, я снял его, когда мыл тебя, а после не видел. Все случилось так давно. Должно быть, его забрал он. Аврора последовала за ним до самых дверей, там же он бросил ей эту нить жемчуга. Но баронесса не говорила, чтобы он что-то забирал с собой.

– Наверное, пояс он все же забрал. На память.

– Или же твой пояс закопали.

Зас прижал нить жемчуга к губам, посмотрел на Батиста.

– Кажется, круг замыкается, я собираю все, что принадлежит мне. Похоже, не стоит больше приходить, Собран? – Вопрос прозвучал довольно грустно.

– Это почему же?

– Он похож на тебя… – сказал Зас, не глядя на Батиста, который стоял неподвижно и внимательно слушал разговор отца с бывшим гувернером, – когда тебе было сорок. Когда ты пришел к пограничному камню, весь украшенный печалью и сожалением, открыв шрамы, оставленные у тебя на лице снегами России, опираясь на трость, с белым, застегнутым до самого верха воротничком и с распятием. В ту ночь ты был само ледяное негодование. Ты сказал: «У меня к тебе вопросы. Можешь ответить на них, а затем убирайся и более не приходи».

– И что ты ответил мне, Зас? – спросил Собран, потому что почти ничего не помнил, только свой гнев – да и то слабо. Отчетливо Собран помнил лишь, как ангел сидел на пограничном камне, закрывшись крыльями.

– Я спросил, обдумал ли ты все хорошенько?

– Как я мог? – Собран еще на шаг приблизился к ангелу и положил ладонь ему на щеку. – Ты не оставишь меня навсегда только потому, что Батист похож на меня? Больше ты его не увидишь. Он не сможет сторожить меня, да и я не инвалид и не дурак.

– Я все-таки должен, – ответил Зас, и, к удивлению Собрана, по его щеке скатилась горячая слеза. – Ну почему он похож на тебя? Я бы и по сей день был единым целым, если бы не напоминал никого. Сходство есть грех. Оно грех.

Зас отвернулся от Собрана и принялся искать ботинки, сорочку, пиджак. Челюсть у Батиста отвисла, стоило ему увидеть спину ангела, окаймленную первыми лучами рассветного солнца.

Отыскав сорочку и пиджак, Зас надел их и попросил Собрана:

– Ничего ему не рассказывай. Это и моя история тоже, не хочу ею с ним делиться.

Эти и предыдущие слова прозвучали так обиженно и раздраженно, что Собран ощутил смесь нежности и страха за ангела, с которой просто не знал, что делать. Тогда он произнес как можно спокойнее:

– Я снова увижу тебя. – Посмотрел Засу в спину, когда он шел к раскрытым дверям. – Мы еще встретимся!

– Да, – ответил Зас и выпрыгнул наружу.

Батиста пошатывало. Собран взял сына за руку и отвел к креслу у камина, усадил.

– У него перья на спине… – пробормотал Батист, стуча зубами.

– Видел бы ты крылья – упал бы в обморок, – успокаивая сына, произнес Собран, – Аврора однажды видела их в действии, говорила потом: они как два зеркала, смотрящих друг на друга. В них страшная божественная симметрия.

1859
SERVIR FRAIS [63]63
  Подается охлажденным (фр.)


[Закрыть]

…Этой зимой я прибыл к соляному куполу в Турции. За последнюю четверть века они увеличили объем-добычи соли на несколько тонн в год. Испарительные пруды занимают целые акры земли, их края – горки из спекшейся грязной соли – по ночам обозначены факелами. Я решил отыскать тайник, где прятал медные сосуды, в которых таскал воду в преисподнюю, и нашел на его месте трубу, уходящую в соль. Пошел вдоль нее до озера и спросил у одного из рабочих, зачем она здесь. Бригадир отвечал, что бей, владеющий этой землей, нанял английского инженера, дабы он построил трубу для откачки воды из озера. И – нет, он понятия не имеет, куда труба отводит пресную воду. Куда-то под землю…

1860
SLEEPINESS [64]64
  Ягоды, на которых завелась серая гниль (фр.)


[Закрыть]

В мае Собран приехал в Шалон-на-Соне на крестины третьего ребенка внучки, первого правнука. Почувствовав себя дурно, он слег – Селеста, Сабина и последние незамужние дочери Сабины ухаживали за ним, ни на минуту не оставляя одного. Из этого Собран заключил, что болен он серьезно. Когда основной приступ боли миновал, винодел стал мало-помалу возвращаться к жизни – женщины беспокоили его только время от времени: взбивали подушки, подкладывали «утку» под костлявый зад или усаживали на постели – покормить с ложки бульоном.

Тех, кто не приходил, Собран стал забывать. Из виду не пропадала только троица: жена, старшие дочь и внучка. Сыновья входили строем, но из всех только Мартин опустился на колени у постели отца и заплакал. Батист принес отведать бокал «Шато Вюйи д’Анж дю крю Жодо» – поднес его к отцовским губам, и Собран ощутил морозную свежесть. Потом Собрана будто сжало и вытолкнуло из тела. Со всех сторон его окружило занавесом, а после чернота сменилась бирюзой, и винодел будто бы выплыл на поверхность озера – взглянуть на горы, увенчанные шапками снега, изрезанными чернотой скал и зеленоватыми прожилками сверкающего на солнце льда. Но место это было не для него, и Собран вернулся обратно в плотный мир, не столько в тело, сколько к воспоминаниям, предпочтениям и любви к тем, кого он пытался при себе удержать.

Аврора просидела у постели Собрана больше часа. С улицы донесся шум – семья возвращалась в дом, – и Аврора подумала, друг проснется от этого. В часы его бодрствования в доме все будто бы ускорялось. Вошел младший сын Сабины после уроков, а вслед за ним – его отец, завершивший дела надень. Аврора заслышала голоса Поля и Аньес – дети приехали из гостиницы поужинать с семьей Сабины.

Лучший друг не пошевелился, словно репетировал собственные похороны.

Дневной свет начинал меркнуть. Аврора обернулась к окну, и сережки качнулись в ушах, мелко и живенько пощекотав шею, словно отмечая важность прошедшего дня – момента, застывшего, как остановившийся маятник. Сумеречный свет отразился в блюдцах с мочой больного, которую врач Собрана по непонятной для Авроры причине оставил на подоконнике.

Вошла Селеста, неся в руках лампу с плафоном из розового матового стекла. В ее свете лицо Селесты казалось спокойным и очень гладким для женщины возрастом под семьдесят. Собран выглядел лет на десять старше супруги – высохший старик с покрытой пятнами кожей, неподвижно лежащий на кровати.

Селеста поставила лампу на стол и подошла к постели мужа.

– Ваши дети здесь, приехали вместе с Ирис, – обратилась она к баронессе, впервые признавая связь между ними именно как связь, а не повод для споров, – Еще приехал Антуан, и дом трещит по швам. Сын Сабины собрал вещи и книги, решив переехать на время к другу. Баронесса, вам лучше спуститься к остальным. Если муж мой проснется, я дам знать.

Аврора встала.

– Как он? Я не могу понять, что с ним.

– Сегодня он дважды разговаривал с нами – все спрашивал. Я ухаживала за его отцом и, вскоре после нашей свадьбы, за дядей, который, как говорят, умер слишком молодым. Так что могу сказать: эти Жодо не уходят в мир иной, пока не спросят обо всем, о чем надо.

Внизу Поль приветствовал мать сыновним поцелуем. В гостиной мест на всех не хватало, и Батист с Антуаном и Мартином стояли, облокотившись о каминную полку, не давая тем самым жару проникать в комнату. Аврора велела им подвинуться.

– Олухи, – сказала Аньес, но когда Антуан присел на пол рядом с ней, она погладила брата по голове.

– Я есть не хочу, – сказала Ирис, когда прозвенел колокольчик, возвещающий о начале ужина.

– Нет, хочешь, – попенял ей Поль.

– Да проходите же к столу, что вы сгрудились в одном месте? – велела Сабина, входя в гостиную.

– Сабина говорит, отцу уже лучше, – поведала Аньес свекрови.

– Да, точно так же думает твоя мать. – Аврора не могла двинуться с места, ошеломленная бурным весельем. Она покачала головой, когда сын протянул ей свободную руку, приглашая к столу (другой рукой он держал супругу).

– Вам не по себе, потому что вы ничего не едите, – без обиняков попенял ей Антуан; такую манеру разговора он позаимствовал у гувернера.

– Я уговорю ее поесть, – обещал Батист, – а ты скажи Сабине, чтобы начинали. Баронесса просто собирается с духом, придумывает остроумные отговорки, чтобы не садиться за стол.

Батист остался с Авророй наедине.

– На этот раз он еще не умрет, – пообещал он баронессе.

– А когда умрет, я овдовею, не получив того, что вдове причитается.

– Все знают об этом, баронесса.

– Мы всегда с ним дружили на его условиях.

Батист улыбнулся.

– Те же претензии могут предъявить и его дети. Отец всегда либо был занят сам, либо озадачивал нас. Такой вот он человек. Стоило нам явиться к нему неожиданно, он смотрел на нас так, словно мы прыгнули на него откуда-то из темноты, как дети. Собственно, детьми мы так и поступали, это была наша любимая игра, пока не умерла моя вторая старшая сестра. Как бы там ни было, отец всегда давал понять: он серьезен, как никто другой.

– Хорошо подмечено, Батист. Ваш отец становился холоднее льда, стоило мне нарушить его условия. Будто я злоупотребляла титулом и богатством. И когда бы Собран ни «заболевал», он каждый раз употреблял всю силу без остатка на то, чтобы окружить себя непроницаемой стеной тишины, за которой лелеял свою скорбь. Теперь он лелеет свои лихорадку и сон.

Наклонившись к баронессе чуть ближе, Батист тоном заговорщика прошептал:

– Так, может, подкрадемся к нему и дернем хорошенько за бороду?

Подумав немного, Аврора ответила:

– Знаете, я лучше поужинаю.

На следующий день Авроре представилась возможность приободрить этого инвалида, который спросил, не похож ли он на мертвеца.

– Нет, – отвечала баронесса.

В глазах Собрана загорелся огонек злобного веселья.

– А на высохшего старикана с желтой кожей я похож? – спросил он.

Чуть помявшись, Аврора ответила: да, похож. И рассмеялась вместе с другом – аристократичным, сдержанным, но беззаботным смехом, потому что Собран наконец перестал зажиматься, отпустил ревность.

К жатве Собран вернулся в Вюйи – ходил сам, хоть и с тростью. Появился Зас. Ангел окружил Собрана заботой, словно – как ворчал сам винодел – какой-нибудь сорняк, опутавший стебель виноградной лозы.

– Я не умру, – Пообещал Собран, – Ты только сам себе разбиваешь сердце. Уйди пока, но не затягивай с возвращением.

Любовью они, само собой, не занимались.