Текст книги "Исчезающий Трон (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Затем его губы снова оказались на моих. На щеке, плече, ниже. Наша одежда разбросана по сторонам, и я мельком увидела его мускулистое, мерцающее тело, прежде чем он прижал меня к стене. Киаран схватил меня за ягодицы, приподнимая, чтобы я обернула ноги вокруг его талии.

Он сдержал свое обещание. Я не могу насытится его губами, поцелуями, руками, касаниями. Везде.

И я, наконец-то, познала, какого это, когда тебе поклоняются.

Глава 34.

Иногда ночью я открывала глаза, чтобы найти Киарана спящего рядом со мной. Мы лежали лицом друг к другу, наши голые ноги переплелись вместе под тяжелым одеялом. Почти полная луна ярко светила через окно, она освещала его черты, блеск кожи был еще ярче при попадании света.

За все то время, что я знаю Киарана, я никогда не видела его спящим. Сон смягчает его черты. Он выглядит моложе, практически уязвимым. Он крепко удерживает меня в объятьях, его пальцы запутались в моих волосах, и что-то в этом жесте заставляет чувствовать меня в безопасности, уютно.

Затем мой взгляд зацепили отметки на его плечах и ниже по рукам. Я видела, когда целовала его ранее, что они так же проходят вниз по его торсу и по всей спине, красивые витиеватые узоры расположились по всей коже, как будто порезы, нанесенные острым лезвием. Я потянулась прикоснуться к ним кончиками пальцев.

Губы Киарана изогнулись в улыбке.

– Нравится то, что ты видишь?

Проклятье. Я покраснела, лицо запылало, и я убрала руку назад.

– Как ты делаешь это? Как ты постоянно умудряешься ловить меня на том, что я рассматриваю тебя?

– Ммм, – Киаран прижал меня ближе, нежно целуя лоб, щеку, изгиб шеи. Легчайшие касания, которые пробудили воспоминания о том, как его руки, губы были везде. – Я превосходно умею угадывать, – сказал он мне.

– Да? Тогда о чем я сейчас думаю?

– Что тебе нравится это, – рука Киарана скользнула вниз по моему бедру. – Что ты хочешь, чтобы мы остались такими, как сейчас.

Что-то в том, как он это произнес, заставило меня замереть.

– Думаешь, мы не останемся?

– Кэм…

– Подожди, – я прижала палец к его губам. – Я передумала. Не отвечай.

Киарана кажется это позабавило.

– Тогда что я должен сказать?

– Что-нибудь еще. Тогда мне не придется думать о тебе и обо мне, или о Лоннрахе, или где этот чертов кристалл находится. Какой твой любимый цвет? У тебя есть любимый цвет? Насколькоточно ты можешь воспроизвести число Пи?

– Кэм.

– Нет. Не это. Давай начнем сначала, – я подперла руками подбородок. – Скажи мне… – губы Киарана обрушились на мои. – Скажи мне … – он снова поцеловал меня, сильнее. Что я собиралась сказать? Не могу вспомнить. – Ты специально это делаешь.

– Научился у тебя, – ответил Киаран. – Импровизирую.

Я должна была догадаться, что он использует тот поцелуй после атаки огоньков против меня.

– Очень умно.

– Ты говорила про начать сначала, – Киаран провел своими губами по линии челюсти. – Мы должны начать снова? Я – Киаран, – еще поцелуй. – Ты – Кэм, – еще один. – Приятно познакомится.

Я засмеялась.

– Знакомство обычно не включает поцелуев, МакКей.

– Это включает.

– Это делает все намного проще для меня, – сказала я. – Сначала я должна очаровать тебя. Затем я поймаю тебя в ловушку, когда ты меньше всего ожидаешь, – быстрым движением я перевернула нас, забираясь на него сверху. Наши тела идеально сошлись, прижимаясь ближе. Я обхватываю его запястья с триумфальной усмешкой. – Ха! Ну вот. Ты мой, Киаран МакКей.

От того, как он смотрит на меня, у меня перехватывает дыхание. Он смотрит вверх на меня, будто я могущественна. Будто я великолепна. Не думаю, что когда-либо чувствовала себя более красивой.

Затем он высвободился из моего захвата и прошептал мне в губы.

– Так и есть, – проговорил он. – Я твой.

Я проснулась и нашла Киарана, стоящего у окна спиной ко мне. Луна снаружи окутала его в ореол света. Я изучаю часть его спины вдоль позвоночника. Узоры, запечатленные там, должно быть, выжжены металлом фейри.

Я поднялась с постели и встала позади него. Он ничего не сказал, когда я скользнула кончиками пальцев вверх по коже плеча, чтобы исследовать узоры. Некоторые завитки крошечные, некоторые огромные. Это самые красивые искусные работы, которые я когда-либо видела.

– Что они значат? – спрашиваю его. Я следую по линиям снова и снова, чувствуя, как кожа приподнимается на крошечных, запутанных рисунках.

– Когда sìthiche дает клятву, его кожа отмечается ею. Это напоминание, которое мы носим постоянно, покаяние, – говорит он. – Эта – мое обещание Катрионе.

Боль появилась в моей груди, тупая пульсация.

– Твое покаяние?

Киаран закрыл глаза и потянулся за моей рукой, как будто он нуждается в уюте от прикосновений. Как будто я могу исчезнуть.

– Каждый знак свидетельствует о человеке, которого я убил.

Я задержала дыхание, мои глаза прошлись по всей длине узора. О Боже. Если бы я попыталась сосчитать их, я бы сбилась со счету. Так много завитушек, слишком много. Ничего не могу поделать, встаю на носочки и скольжу рукой по узору, от запястья к внутренней стороне предплечья.

Киаран позволил мне продолжить мое исследование дальше по участку спины, по плечам, к другой руке. Тысячи витков. Тысячи.

Я уже не могу дышать, когда достигаю другого запястья в том месте, где узор наконец-то заканчивается. Я вспоминаю его бесконечную темноту и безнадежный взгляд, когда видела его в прошлом.

“Кадамах не сделан для любви. Его дар – смерть”.

Киаран носит свои отметки прямо как я. Они – воспоминания, и стыд, и боль – все в одном. Если хоть кто-нибудь когда-нибудь спросил бы меня, что случится, когда хаос и смерть встретятся, я бы сказала им, что вместе мы несем шрамы от наших даров. Они – напоминание о том, что случилось, когда мы пытались выбрать нашу собственную судьбу.

– Кэм, – прошептал он.

И это все. Только мое имя, как будто он говорит: “Ты понимаешь?”

– Ты выбрал человеческое имя, – говорю я мягко. Я даже не понимала этого, пока не сказала. – Киаран МакКей – человеческое имя.

– Айе, – ответил он.

– Почему? – я проследила по отметкам вверх по его позвоночнику и почувствовала его мурашки от моих прикосновений.

– Я хотел что-нибудь свое, – сказал он. – Поэтому я выбрал себе имя.

Вся жизнь Киарана была спланирована за него с того момента, как он родился и до смерти – шаблон, прямо, как Кайлих описала. Это удивительно, как нечто такое маленькое и простое может стать таким важным. Что-то, что говорит: “Это – мое”. Я выбрал его. Я принадлежу ему.

Имя. Просто имя. Если бы я начала все сначала, возможно я бы не выбрала Леди Айлиэну Кэмерон, дочь Маркиза Дугласа. Или даже Соколиную Охотницу, девушку, чей дар – хаос. Возможно, я была бы просто Кэм – девочка, которая выжила.

Я нашла ответвление в узоре, которое было меньше и более витиеватей других, и прикоснулась кончиком пальца к каждому завитку. Один за другим.

– Что заставило тебя охотится на собственный вид? – спрашиваю я. – Я всегда задавалась этим вопросом.

Киаран почти повернулся, но я остановила его. Я пробежалась руками по его плечам, по тем жизням, что он забрал. Я запоминала его отметки, прямо как он мои. Моя очередь.

– Я видел часть себя, которую пытался уничтожить, в них, – слова слетели с его языка, с эмоциями в голосе его акцент стал более заметен. – Поэтому я убивал их всех.

Я замерла. Разве я не делала то же самое? Фейри, которых я убила, занимали место Сорчи. Когда бы я не смотрела на них, я видела ее. Каждый раз, когда я убивала одного из них, в мыслях я убивала Сорчу и мстила за мамину смерть.

Лбом я прислонилась к его спине. Я почувствовала выпученную кожу под собой и мне стало любопытно, кто все эти люди.

“Его дар – смерть”.

“Куда бы она не пошла, смерть следует за ней”.

– Ты когда-нибудь чувствовал себя проклятым? – шепчу я напротив его шрамов. Я, да.

– Каждый день, – говорит он.

Киаран поворачивается лицом ко мне, и я не могу ничего поделать – прижимаюсь с поцелуем к его ключице, пальцы проводят по тому месту, где заканчиваются отметки.

– Дай мне взглянуть на твою клятву Сорче, – говорю я. Потому что это все, что я могу сказать. Покажи мне. Мы можем сравнить наши проклятья. Ты уже знаешь все о моем.

Он берет мою руку и прижимает к своей груди. Этот узор через его грудную клетку отличается от других. Это грубые и рванные линии, тернистые ответвления, которые расползаются сетью, начинаясь прямо над его сердцем.

Этот узор не красив. Это клятва – обязательство, традиция, не результат любви. Я ненавижу способ, которым Сорча отметила его тело. Я ненавижу, что на нем обещание ей просто потому, что этого ожидали.

– Теперь я понимаю, – прошептала я.

– Что?

Я встретила его глаза.

– То, что ты сказал мне тогда в Глазго, когда я обвинила тебя, будто ты хочешь, чтобы я прятала шрамы. Я смотрю на него и ненавижу ее еще больше.

Он переплел свои пальцы с моими.

– Это так же напоминание мне.

– О твоей клятве ей?

– Нет, Кэм, – говорит он. Он смотрит на мои шрамы, просто на мое плечо. Один, два, три укуса. Пятнадцать воспоминаний.

– Вся моя жизнь была распланирована еще до моего рождения. Эта отметка говорит мне о том пути, которым я мог бы пойти. Это напоминает мне, что я лучше умру на своих собственных условиях, чем буду жить на чьих-то других.

Глава 35

Сегодня Хогманай (Канун Нового Года), последний праздник перед Новым Годом. Скоро наступит 1848, но, несмотря на все то время в плену, я все еще чувствую, будто должны идти последние недели 1844. Все то время, что я пропустила… мне трудно поверить, что оно ушло.

Я прогнала все эти мысли из своей головы, встала напротив зеркала в спальне в наряде, который для меня создал Деррик. Он насыщенного темно-красного цвета, что более подходит для моей кожи. Рукава закрывают шрамы, а высокий воротник подчеркивает наклон плеч. Талия обхвачена в экстремальном изгибе, прежде чем взорваться пышными юбками, драпированными белым кружевом.

Под слоем юбок я одела привычные ботинки и брюки. Несмотря на это, я нахожу себя столь же обмотанной, как одна из тех чертовых рождественских елок посреди площади Шарлотты. Теперь я точно знаю, почему терпеть не могу эти проклятые вещи.

– Я не могу дышать, – говорю я Деррику.

– Я сделал тебе платье, которое в случае необходимости, можно по щелчку превратить в пальто, а ты жалуешься на способность дышать? Как неблагодарно! – он перелетел на мое плечо и сморщил нос. – Ух! Ууууух! И ты пахнешь как daoinesìth. Он оставил свой запах на тебе, как будто дерево пометил.

– Деррик!

Он улетел с моего плеча, будто за ним гнались все гончие ада, вместо этого усевшись на моем грязном пальто. Представляю, как оно пахнет грязью, потом и мной.

– Теперь я не могу даже посидеть у тебя на плече, – прохныкал он. – Он все разрушил. Не могу поверить, что ты с ним после всего того, что рассказала Кайлих.

Я взглянула на него и снова проверила платье. Он даже вшил в него скрытые карманы для оружия. Я вложила меч Эйтиннэ в специальный карман, где он ощутимо повис у моего бедра – но просто взглянув на меня, вы не узнаете, что он там. Боже правый, Деррик потрясающий, моя жалоба на невозможность дышать осталась в стороне.

– Ты говорил, что не хочешь, чтобы я ненавидела его, – напомнила я.

Деррик надулся, его крылья запорхали сильнее.

– Это было до того, как он испортил твое такое идеальное плечо, на котором я обычносижу, своим ужасным запахом.

– Ну хорошо, – я смахнула его с пальто и на мгновение укутала этой тканью свои плечи. Я пыталась не съежиться от того, как это пахнет. И обо что я только терлась на том пляже? – Вот. Теперь я воняю морскими созданиями. Доволен?

Деррик подлетел ко мне и понюхал. Он все еще не выглядит особо довольным, но все-таки приземлился среди моих волос.

– Пойдет. Полагаю.

Я вздохнула.

– Ты собираешься вплести больше сил в защиту? Мы, вероятнее, отправимся в путь завтра.

– Айе. Мне, возможно, придется сделать это еще несколько раз к уходу, чтобы удостовериться, что она будет держаться, – он полетел к двери, затем остановился, усмехаясь. – Хочешь пойти со мной? – посмотрев, навыражение моего лица, он продолжил: – Ты умерла, тебя вернули, и тебе ни капельки не любопытно увидеть, какие еще дары ты получила вместе со Зрением?

– Конечно, хочу.

После металлического цветка, который я создала, я хочу испробовать пределы своей силы. Я хочу увидеть, что смогу сделать Лоннраху, когда снова его увижу.

Я окинула взглядом свое отражение в зеркале, ожидая увидеть хотя бы крошечные изменения. Возможно, более фееподобную себя. В конце концов, во мне кровь Благой Королевы. Увы, я все та же веснушчатая рыжая девчонка, которой я была вчера, и даже ни капельки, хотя бы чуть не более блистательная.

– Я не чувствую изменений, – говорю я.

– Конечно же, нет, – ответил Деррик. – Ты уже была рождена с силой, глупышка. Ее просто нужно было пробудить, – он полетел к двери. – Ну?

– Я обещала Гэвину, что спущусь еще полчаса назад, – я наклонилась к нему и прошептала: – Прилетай за мной через пятнадцать минут, просто в случае, если меня придется спасать.

– От кого? – Деррик встрепенулся крыльями. – Только не говори, что ты уже готова сражаться с Киараном после того, как ты и он…

–Ради Бога, – я уставилась на него, – не от Киарана. Дэниэля. Или, возможно, Кэтрин. Я ейеще не сказала, что мы уходим.

Деррик зашелся смехом.

–Не сказала… ? Ох, не могу дождаться, чтобы увидеть это.

Я посмотрела на него.

– Пятнадцать минут.

– Тридцать. Я планирую съесть все пироги со столов.

– Ты можешь съесть все за десять. Дам тебе двадцать пять только в случае, если тебе придется выйти наружу, чтобы прочистить желудок.

Он выглядел удовлетворенным.

– Договорились.

Я кивнула раз и вышла из комнаты. Меня тут же охватил аромат сосны, мясных пирогов, огня и специй от подогретого с пряностями вина. Я сразу вспомнила о доме, торжествах в Залах для приемов, танцевальных залах, освещенных светом от камина. В то время я считала их такими приземленными, такими унылыми и утомительными. Теперь я никогда не перестану наслаждаться ароматом, теплом, огнями танцевального зала.

Фонари парят вокруг зданий, освещая некоторые самые темные переулки между высокими многоэтажными домами.

А если вдруг какое-то, относительно затемненное, место фонари пропускали, огоньки, натянутые от окна до окна, более чем исправляли это. Город – сверкающее место, оживленное, красивое и яркое. Оркестр расположился в центре площади, скрипачи играют мелодию, которую я помню со своего пребывания в стране. Люди танцуют в центре вокруг костра, веселый танец с хлопками, смехом икружением юбок. Они все выглядят такими счастливыми, такими радостными, как будто ничего ужасающего не происходит за этими стенами или в их прошлом. Я восхищаюсь ими за это.

Деррик пролетел мимо меня, ликуя.

– Прошу прощения, уверен, я видел несколько мясных пирогов, которые срочно должны оказаться в моем рту, – подмигнув, он устремляется вниз и энергично набрасывается на стол с пирогами.

Улыбнувшись, я покачала головой и облокотилась о перила. Я напеваю мелодию, играющую внизу, покачиваясь в такт музыке. Если я закрою глаза, то смогу притвориться, будто вернулась в Зал для приемов в Эдинбурге. Слушаю похлопывания танцующих, смех и разговоры. Скрипачи играют энергичную мелодию.

Вот поэтому мне не хочется уходить. Время, проведенное здесь, может и не было идеальным, нослышать, как люди танцуют, смеются, играют на инструментах – мне не хватало этого. Когда я была в плену, думала, что больше никогда не увижу другого человека. Я не слышала музыку. Не было радости или голосов, кроме тех, что были в моих воспоминаниях.

Если я уйду завтра, не знаю, когда снова все это получу.

– Ты собираешься спуститься вниз или будешь просто смотреть? – сказал голос.

Я обернулась и обнаружила на балконе позади меня Гэвина, держащего две дымящиеся кружки. Он одет прямо так, как я его помню – совершенным джентльменом. Черное трико и шелковый жилет, темно-синий шейный платок, завязанный отличным узлом, безукоризненно сидевшее на нем пальто. Я узнаю эту одежду. Он одевал ее в ночь сражения, когда должен был сопровождать меня в Зал для приемов для объявления о нашей помолвки. Даже волосы удалось приручить, они приглажены, как положено. Все это, в отличии от его шрамов (несовершенство, которое, с другой стороны, было безупречным) было внешним видом джентльмена.

Шрамы Гэвина служат мне напоминанием, что он не тот мужчина, которым когда-то был. Ни один из нас уже не тот.

– Буду ли я там желанна, если спущусь?

Гэвин вручил мне одну из кружек. Аромат подогретого с пряностями вина заполняет все мои чувства: пьянящие специи, сладость. Боже, я обожаю этот аромат. На протяжении зимы мама часто звала меня в библиотеку на вино с пряностями. Мы пили его у камина и играли в шахматы или собирали паззлы, если снаружи шел дождь. Это были спокойные дни, безопасные. Моя мама обычно делала глоток вина и каждый раз заявляла, что оно идеально.

– Конечно же, будешь, – сказал Гэвин, его голос прервал мое воспоминание. – Только потому, что ты уходишь, не значит, что ты не желанна.

– Предсказания Дэниэла пугают его, – говорю я.– Я не виню его за то, что он не хочет, чтобы я оставалась здесь.

– Айе, – сказал он тихо. – Но это не значит, что я не хочу, чтобы ты осталась.

– Может после того, как я убью Лоннраха. Но до этого… я не хочу рисковать, – я положила руки на балкон, посмотрела вниз туда, где Кэтрин танцевала со своим мужем. – Я все еще не знаю, как сказать Кэтрин.

– Это просто. Просто произносишь слова.

Дэниэл покидает свое место в кадрили, чтобы покружить Кэтрин, движения полностью выбиваются из ритма. Она смеется.

– Просто? – я грустно засмеялась. – Что будет, когда она узнает, что во мне кровь фейри?

– Эйтиннэ все мне рассказала, пока Деррик зашивал ее. О Королевствах. О тебе. Знаешь, о чем я сразу подумал?

– О чем? – я боюсь того, что он скажет.

Гэвин пожал плечами, небольшая улыбка промелькнула на его лице.

– Что это полностью все меняет.

Я врезала ему по плечу.

– Ты подлец. Ты специально пугаешь меня.

Его улыбка исчезла.

– Айлиэн. Это всего лишь одна вещь из того, что делает тебя той, кто ты есть. Как цвет глаз или волос, или веснушки у тебя на носу, – его глаза встретились с моими. – Думаешь, от этого ты будешь меньшей подругой, чем была? Менее значима? – его голос стал еще тише. – Менее человечней?

Я отвела взгляд. Сразу же вспомнились слова Киарана прошлой ночью: “Каждый день я задаюсь вопросом, когда твоя человеческая жизнь закончится, и это чертовски пугает меня”. Может, в моих венах и течет кровь фейри, но однажды он потеряет меня.

– Нет, – шепчу я. – Я никогда не чувствовала себя более человечной. – потому что Охотницы всегда умирают молодыми. Всегда. А я уже однажды обманула смерть. Так же, как и Гэвин. – Ты никогда не рассказывал мне, что ты видел на той стороне.

Гэвин напрягся. Я вижу отражение парящего фонаря в его глазах, такого яркого и красивого. Энергичная музыка начала замедляться и переходить на вальс, а песня заставила мое сердце болеть. CuachagnanCraobh, “TheCuckoointheGrove”.(название песни и исполнителя). Я не слышала ее многие годы, с тех пор, как была ребенком.

– Нет, – сказал он тихо, – не рассказывал.

– Все в порядке, – я наблюдала за людьми внизу, как они кружатся и кружатся в вальсе. Их смех не соответствует моему внезапному мрачному настроению, – ты не обязан.

Мне стало интересно, если бы у меня был выбор, я бы сохранила в секрете все, что мне рассказала Кайлих? Возможно, я бы похоронила все эти воспоминания о Киаране глубоко в самом дальнем уголке своего сердца, где заперта моя скорбь. Мне бы не хотелось помнить его убийств, его даров.

Я могла бы целовать Киарана, а он мог бы касаться меня и шептать мне слова, и я могла бы притвориться, что Кадамах был совершенно отдельной личностью; двойник, дьявол. Мне бы не хотелось знать, что эта часть его все еще здесь, и единственное отличие лишь в том, что Киаран лишился своей силы, выбрал человеческое имя, и что у него были тысячи лет, чтобы нести отметины каждой жизни, что он забрал.

Гэвин и я теперь молчали. Он наблюдал за танцующими внизу и отпивал свое пряное вино. Напряженность в его теле была совершенна очевидна по тому, как крепко он держал кружку.

– Ты когда-нибудь слышала историю о Томасе Рифмоплете? – спросил он внезапно.

Я покачала головой. Я помню это имя, но никогда не читала истории. Я перестала читать человеческие истории о фейри после смерти моей мамы. Именно эти истории научили меня тому, что железо защитит меня. Что все, что мне надо сделать – это пересечь воду, и я буду в безопасности. Что, еслия буду держаться города, то фейри никогда не найдут меня. Правда в том, что это ложь, которую люди рассказывают, чтобы чувствовать себя в безопасности от фейри. И эта ложь чуть не убила меня.

– Сэр Томас уверял, что Королева фейри забрала его в Sìth-bhrùth на какое-то время. Когда он вернулся, у него был дар пророчества, – в голосе Гэвина звучит горечь, как будто он вспоминает историю, которую ненавидит с каждым разом все больше. – Он предсказал войну и смерть в стихах, – потом он посмотрел на меня загнанным взглядом. – Я читал ее, когда обрел Зрение. Я задаюсь вопросом, может, Томас все понял превратно? Может, он думал, что находится в реальности фейри, но вместо этого на самом деле умер?

Гэвин остановился и, когда казалось, что он уже не продолжит, я подалась вперед.

– И что же?

Мне бы хотелось забрать его воспоминания. Мне бы хотелось забрать все плохие и закрыть их в том же месте, где я храню свои.

Он допил вино.

– По правде говоря, Томас был лживым ублюдком. Если бы он видел хоть долю того, что видел я за завесой, он бы не написал поэмы. Он бы пожелал остаться мертвым.

Ты тоже предпочел бы оставаться мертвым? Я почти задала ему этот вопрос, но потом решила, что лучше не надо.

Гэвин уставился вниз на танцующих.

– Знаешь, я видел их, – он продолжил спустя некоторое время. – Всех тех людей, что так и не удалось спасти от фейри. Я смотрел, как они умирают, их трупы придавливали меня к земле, пока я больше не мог дышать. Мне пришлось прорываться через них.

Я замешкалась, а потом взяла его за руку. Это такой знакомый жест, но я не уверена, что должна была это делать. Затем его пальцы сжали мои, и я почувствовала загрубевшие мозоли, которых не было до моего пребывания в Sìth-bhrùth. Его гладкие руки джентльмена стали грубыми, трудолюбивыми руками выжившего.

– Я не стала рассказывать Эйтиннэ всего, – сказала я.– Я пропустила ту часть, где они взывали ко мне. Все, кто умер в Эдинбурге – я дотронулась до лица Гэвина, потом до его шрамов. – Ты намного смелее меня. Ты видел, как это случилось. Я бы хотела избавить тебя от этого.

Как будто он и не слышал моих слов. Этот загнанный взгляд никогда не покидал его лица.

– Ты говоришь о храбрости, – сказал он. – Я никогда не чувствовал себя храбрым.

Я улыбнулась.

– Тебе и не нужно ощущать себя таковым, чтобы это было правдой.

Я допила свое пряное вино. От напитка покраснели щеки, напоминая мне о днях, когда я не сражалась с фейри и была лишь девочкой в белых платьях.

Я снова могла побыть той девочкой, всего лишь на несколько часов. Только этой ночью.

– Так ты собираешься пригласить меня на танец?

Призрачная улыбка заиграла на его губах.

– Кажется я совсем забыл о манерах, да? – он вытянул руку ладонью вверх. – Окажете мне честь?

– Всегда, – говорю ему.

Мы опустились с балкона в город внизу, и Гэвин сопроводил меня в центр площади. Никто не остановился, чтобы посмотреть на меня. Никто не заставил меня чувствовать себя нежеланно или некомфортно. Не было напряженности среди танцующих, никаких повернутых шей или перешептываний о смерти моей мамы. Здесь у меня не было прошлого, не было репутации, которую нужно поддерживать. Никакого титула, который нужно чтить.

Гэвин и я начали шаги шотландки, и меня захватили воспоминаниями о том, как мы детьми танцевали в его гостиной. Я снова девочка в белом платье. Я смеялась и кружилась, мы переплетались с другими парами. Пьянящий вкус подогретого с пряностями вина дошел до моей головы, и от огней закружилась голова. Это не та официальная шотландка, к которой я привыкла. Это простой задорный, радостный танец со скрипками, хлопками и смехом.

– Я не видел, чтобы ты так смеялась, – сказал Гэвин, когда танец закончился, -с тех пор, как мы были детьми.

Я улыбнулась ему.

– Могу сказать тоже самое о тебе.

Он взял мою руку, склонил голову, и быстро поцеловал. Этим все было сказано: прощение, раскаяние, сожаление. Надежда.

Кто-то позади нас прочистил горло. Я повернулась и увидела неуверенно стоящего Дэниэла. Его одежда и близко не была так хороша, как Гэвина, но он все же хорошо одет, привлекательно. Предположу, что фейри что-то сделали, чтобы все сегодня были хорошо одеты.

– Леди Айлиэн, могу я поговорить с вами? – он посмотрел на Гэвина. – Ты же не возражаешь?

Я удивленно уставилась на Дэниэла, но Гэвин заговорил первым.

– Конечно нет, дружище, – он хлопнул его по плечу. – Тогда мне нужно просто найти другого партнера, да?

Дэниэл предложил свой локоть, чтобы сопроводить меня. Чуть замешкавшись, я приняла предложение. Он повел меня в тихий уголок на площади, рядом с дымящимися кружками подогретого пряного вина, и вручил мне одну. Я сделала глоток, ожидая, что он заговорит, но он молчал. Как будто бы теперь он не знал, что сказать.

– Мне очень жаль, что я вел себя так, пока ты была здесь, – наконец, сказал мне Дэниэл. – Я хотел, чтобы ты знала это.

– Это Кэтрин тебя надоумила?

Дэниэл оглянулся на свою жену. Гэвин увел ее у партнера и затанцевал с ней вокруг другой пары.

– Я так и не сказал ей еще, – он заметил мое лицо. – Вижу, и ты тоже.

– Честно говоря, я избегала этого, – сказала она. – Я сомневаюсь, что она будет рада услышать это от любого из нас, – особенно от меня. В прошлый раз, когда я хотела удержать Кэтрин в безопасности, она чуть не погибла. – Я собиралась сказать ей завтра, прямо перед тем, как уйти.

Я пыталась подумать о месте, куда пойду. У меня нет дома. Мне снова придется оставить всех, о ком я забочусь, чтобы они были в безопасности. В любом случае, разве не такова жизнь Охотницы? Не имеет значения, как хорошо я сражаюсь или насколько сильна, само мое существование всегда будет подвергать риску людей, которых я люблю.

Спустя мгновение, Дэниэл прочистил горло и сказал:

– Ты же знаешь, она захочет, чтобы ты осталась.

Я уставилась на Кэтрин в ее длинном платье, смеющуюся, пока она танцует с Гэвином. Несмотря на все то, через что она прошла, она все та же. Ее сердце не ожесточилось, и она не сломлена, она никогда не теряет веру в меня. Никогда. Мы, может быть, и не связаны мамой или папой, но Кэтрин моя сестра и всегда ею была. Мы сильнее крови.

– Мы оба знаем правду, не так ли, мистер Рейд? – говорю я. – Мы должны сделать все, что можем, чтобы выжить, и пожертвовать всем для тех, кого любим. Иногда в этом нет места сантиментам.

Дэниэл сделал глоток своего напитка, и я заметила, что это не подогретое пряное вино – это виски. Отличный выбор.

– Никогда не думал, что настанет день, когда Эдинбургская дебютантка скажет такое, – он долго и тяжело посмотрел на меня. – Я готов был поспорить, что скорее вытащу золото из своей задницы.

Я улыбнулась.

– Как ты думаешь, чему нас учили на уроках этикета?

– Полагаю, как заманить в ловушку мужа? – он растягивал слова в своем грубом акценте.

– Неверно, – говорю я, – в том мире, мы выживали взамужестве. В этом учимся приспосабливаться. Эдинбургская дебютантка научена самосохранению с детства. Это все, что мы знаем.

Впервые за то все время, что я видела Дэниэла, он выглядел настолько ошеломленным.

– Получается, у нас есть кое-что общее?

Я вспомнила, что он говорил о своем отце, его первой смерти.

– Айе. Я просто надеюсь, что ты понимаешь, насколько тебе повезло. Она удивительная женщина, которая считает тебя достойным.

Дениэл уставился на свою жену.

– Это так, – сказал он. – И поверь мне, я это знаю.

Как будто услышав их, Кэтрин взглянула на Дэниэла, и я увидела, как сильно она его любит. Как ее глаза засветились, а губы изогнулись в улыбке от взгляда на него.

Я посмотрела вниз на вино и сделала глоток.

– У меня так и не было шанса поблагодарить тебя.

Он нахмурился.

– За что?

– За то, что спас ее жизнь, – говорю я. – Это из-за меня она оказалась на той дороге. Если бы я…

– Они приходят быстро, как ночь, – прервал он. – Они спускаются, как тени. Ты могла закрыть ее в подвале, и они все равно нашли бы ее. Знаешь, что является на самом деле бременем в имении Зрения? – он посмотрел на Кэтрин, как она танцует. – Это знание, как быстро они убивают. Что если ты спасаешь одного человека, ты не можешь спасти еще сотню других. Это знание, что я оказался на той дороге, когда ее экипаж атаковали, вместо того, чтобы оказаться на другой дороге с другой каретой. Там, где другие люди не выжили. И жить с этим каждую ночь. Ты же кое-что знаешь об этом, да?

–Айе, – шепчу я. – Я знаю. Я…

Толпа замолчала. Весь город погрузился в совершенную тишину вокруг нас. Скрипачи перестали играть, и все прекратили танцевать. Я услышала несколько почти беззвучных шепотов и посмотрела на источник их внимания.

У меня перехватило дыхание. Это были Киаран и Эйтиннэ, каждой мелкой деталью выглядящие, как правители фейри. Эйтиннэ надела изящное сиреневое платье, которое струится, как водопад по ее длинным ногам. Никаких нижних юбок, никакого корсета. Просто красивое, обтягивающее фигуру платье, которое блестит так, как будто усеяно звездами. Ее длинные темные волосы распущены и, сияя, спускаются вниз к талии.

И Киаран … я уже видела его, одетым как джентльмена, но никогда – так. Не в вечерней одежде, с темными брюками, жилетом и отлично завязанным шейным платком. Затем его глаза встретились с моими. И я никогда прежде не видела такого неприкрытого желания в них. Как будто он поглощает меня. Я могла бы утонуть в его взгляде.

Теперь он направляется через молчаливую толпу прямо ко мне, и внезапно оказывается здесь, моя рука в его руке. Его губы у моего уха.

– Потанцуй со мной.

А потом мы танцевали, и больше ничего не имело значения. Его рука прижималась к моей талии, наши тела сближались, когда мы кружились. Как будто мы были одни. Никто и ничто не имело значения. Ни музыка, ни шепот, ничего. Только Киаран и я, и этот наш первый танец. И это так же изящно и плавно, как, наши сражения. Мы связаны вместе, мое тело напротив его, его щека прижимается к моей, пока мы кружимся.

– Ты никогда не говорил мне, что умеешь танцевать, – замечаю я.

Я почувствовала его нежную улыбку.