Текст книги "Исчезающий Трон (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Они ничего для меня не значат, – его голос мягкий, мелодичный.

– Тогда почему ты сражаешься на моей стороне, спасая их? Ты мог бы дать Видящим умереть вчера и это было бы неважно.

– Потому что это было бы важно для тебя.

После этого моя злость уходит. Я подвинулась ближе к нему до тех пор, пока наша холодная, мокрая одежда не сцепилась вместе и его губы не оказались так близко с моими.

–Кто я для тебя, МакКей? – прошептала я.

Он прижал меня к себе, и прошептал слова от которых мурашки побежали по моей коже.

– Thamiduilich, – выдохнул он у моего виска так медленно, чтобы только я их слышала. – Когда ты вернешься, я покажу тебе.

– По крайней мере, это -обещание?

– Айе, – я почувствовала улыбку, когда его губы оказались на моем лбу, такие легкие. Такие ноюще мягкие. – Не забывай, почему ты там, – сказал он мне. – Те, кто будут на другой стороне, не захотят, чтобы ты вернулась. Turasmhathleat. Готова?

Я вздохнула и кивнула. Киаран толкнул меня под ледяную воду.

Поначалу все было в порядке. Затем мои легкие начали гореть. Даже зная, что должна делать, я не могу не сопротивляться. Я вырываюсь из хватки Киарана, пытаясь выбраться на поверхность, чтобы вздохнуть, но он крепко держит меня, его тело прижимает мое. Холод – непроницаемая вещь, настолько тяжелый на моей коже. Я открываю рот, чтобы вздохнуть, но не могу. Вскоре мое тело становится мягким.

Киаран отпускает меня. Я понимаю это в последний момент, когда мое мнение меняется. У меня еще есть достаточно силы, чтобы вернуться на поверхность. Это больно. Боль распространяется в моей груди…

Нет. Я должна сделать это. Я остаюсь под водой, чувствуя, как мое тело опускается ниже и ниже, пока спина не оказывается на гальке на дне моря. Мое последнее воспоминание – как губы Киарана прижимаются к моим.

Глава 29.

Я в темном лесу. Деревья высокие, словно башни, с острыми, как лезвия, ветками. Я не могу рассмотреть, где они заканчиваются, только звезды над ними, такие яркие – светятся зеленым, синим, бирюзовым. Небо – ярко темно-синего цвета, настолько красивое и не похожее ни на что, что я когда-либо видела прежде. Я опускаю свой взгляд, чтобы осмотреть узкую тропинку, которая простирается через лес. Арка из деревьев обрамляет проход в оба направления, и кажется, что тропинка в любом случае выведет из густого леса.

Спустя мгновения нерешительности я выбрала направление и побежала по мягкой, покрытой мхом земле. В лесу не слышно ни звука, даже моих шагов. Нет животных, нет никакого другого шуршания. Я продолжаю бежать через свод деревьев, мое дыхание учащается. Я бегу, пока пот не выступает бисером на лбу, пока мое дыхание не превращается в рев.

Деревья вокруг меня, кажется, становятся выше, гуще и темнее, но я фокусируюсь на тропинке. Определенно, это не может быть далеко. Кажется, что конец пути прямо здесь, столь близко. Я бегу до тех пор, пока не начинаю думать, что мои легкие сгорят, и в груди не начинает болеть. Деревья вокруг вытягиваются прямо к звездам.

Мне пришлось замедлиться до бега трусцой. Дыхание становится урывчатым. Я сглотнула, но в горле сухо. Голос зашептал у меня в голове. Киаран. “Просто вернись назад”.

Когда я не смогла бежать даже трусцой, я пошла. Я сосредоточилась на имени Киарана, на том, что должна делать. Я вспомнила его слова в воде, прежде чем мне стало так холодно, что ощутила, как мое тело умирает. Что на другой стороне не захотят, чтобы я вернулась.

Тогда эта тропинка действительно никуда не ведет. Как много глупых душ купилось на это, убегая в любую сторону, только чтобы попасть в никуда? Я не могу тратить время.

Я схожу с тропинки, пробираясь сквозь деревья, медленно обхожу изогнутые стволы. Даже с осторожными, обдуманными шагами, я спотыкаюсь о корни и упавшие ветки. Вскоре я ничего не могу разглядеть. Я попала в такую густую темноту, что сюда не проникает ни капельки света.

Тогда я услышала крики. Люди выкрикивали мое имя, голоса, которые знакомы мне по моей жизни в Эдинбурге. Те, кто умерли во время атаки фейри. Они вопят, винят меня, проклинают мое имя. Это тысячи голосов, от которых я не могу сбежать, приходят из всех направлений.

“Ты провалилась”. “Ты позволила нам всем умереть”. “Ты провалилась”.

Вина физическим грузом сваливается мне на плечи, грудь, пока все мое тело не отяжелело ею. Вина вынуждает меня вспомнить те заключительные моменты рядом с печатью, когда я замешкалась, чтобы поставить последний символ на место – и это все, что потребовалось. Один момент – единственная секунда – замешательства, и на этом все закончилось.

“Смерть – ее бремя. Куда бы она не пошла, она следует за ней”.

Как только я начала думать, что больше не выдержу, я вспомнила слова Гэвина: “Она бы убила тебя, и это бы все равно случилось. Это всегда должно было случиться”.

Это всегда должно было случиться. Я никогда бы не одержала победы. Не важно, что произошло, я бы все равно оказалась здесь. В этом лесу.

“Не забывай, почему ты там”.

Я удержала напоминание Киарана и пошла по веткам. Я попыталась уйти от голосов, но они становились только громче.

“Ты виновата”, – их обвинения неумолимы в темноте. “Твоя вина, твоя вина, твоя вина, моя вина…”

Я проглотила назад слезы. Сосредоточься. Я тянусь вперед, заставляя себя бежать. Я вдыхаю воздух, который становится внезапно холодным – очень болезненно – когда я прокладываю свой путь через деревья. Я концентрирую свои мысли на людях, которые живы и которым нужно, чтобы я вернулась обратно. Я не подведу их снова.

Как будто почувствовав мое сопротивление, голоса стали громче, превращаясь в бесконечную какофонию. Три ветки поймали и попытались задержать меня. И вдруг я поняла, это не ветки – это руки.

Холодные пальцы сжались на моих руках достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Их прикосновения такие ледяные, что обжигают кожу. Я удержала в себе крик, когда попыталась вырваться из их захвата, но они зажали сильнее, очень сильно. Мое дыхание участилось, пока я прорывалась через черноту. Мне нужно продолжать идти.

Они кричали мое имя. Они умоляли помочь им. Они царапали меня, и у меня текла кровь. Больше рук неумолимо хватали меня, но я шла дальше.

Внезапно они исчезли. Голоса, ледяные руки, тьма. Передо мной костер посреди леса. Я падаю перед его теплотой, мое дыхание убыстряется.

Столь же быстро я понимаю: этого не должно быть здесь. Этого не должно…

– Нашла тебя, – прошептал голос позади меня.

Я обернулась. Среди деревьев стоит фигура, тяжелый плащ затеняет любые черты, но я уверена по ее хрупкому, крошечному телу, что это женщина. Ее волосы длинные, седые, цвета кости, и тонкие, как паутина. Их пряди отражают звездный свет и блеск, как кварц. Несмотря на темноту, ее глаза блестят, и она наблюдает за мной так, как можно было бы наблюдать за насекомым в банке.

Наконец, она шагнула в освещаемую костром зону, и холодный ужас наполнил меня. Ее черты так сложно различить; одно мгновение – она молодая женщина, почти дитя, с пухлыми щеками и румянцем на коже. В следующее – она старая, костлявая и хрупкая. Плащ на ней не из ткани, а из теней, плотных, темных и огибающих по краям.

Каждое мгновение лицо женщины меняется, то старое, то молодое, то еще моложе. Она не говорит, просто изучает недоступным пониманию взглядом.

Ее лицо заставляет меня отпрянуть назад. Я узнаю ее.

Она из моего кошмара.

Я спиной прижалась к стволу дерева, и беспомощно огляделась, ожидая увидеть смеющихся ворон, с капающей из клювов кровью.

– Ты была в моем сне, – говорю я. – Кто ты?

Я говорю осторожно, зная, что в любой момент она может напасть, и у меня есть два варианта: сражаться или бежать.

– Ты читала старые истории, Айлиэн Мойра РоссалинКэмерон, – сказала она, ступая дальше от теней… – Ты знаешь мои имена, так же, как я знаю все твои.

Любое удивление, которое я испытала бы услышав все свои имена – которые я не слышала длительное время и которые она не должна знать – затмилось внезапным страхом при виде ее посоха. Пульс ускорился, и я не могу отвести взгляд от того, как трава под древним посохом сохнет и покрывается льдом, пока она приближается.

Никто не видел Кайлих тысячи лет.

Это она. Я знаю это из историй. Я чувствую это костями.

– Ты Кайлих, – прошептала я.

Тонкие губы на ее костлявом лице изогнулись в улыбку, одновременно теплую и пугающую.

– Айе, monighean.

Неуверенная, я замираю. Кайлих – самая старая фейри, самая могущественная из них. Некоторые считают ее богиней, но я едва знаю, как древние люди обращались к бессмертным фейри: все же богов следует задабривать.

Когда-то она была единовластной королевой Благого и Неблагого Дворов. Они сказали, что она покинула человеческий и фейрийский миры, создала еще одну сторону в этой реальности – место между жизнью и смертью.

У Кайлих так много сторон: она могла радовать людей так же легко, как и вселять в них страх. Ребенком я читала истории, в которых утверждалось, что она создавала горы и реки ударом молота, и приносила зиму своим посохом. В хорошем настроении она давала людям плодородную землю, водный источник, и все, что необходимо для жизни. В приступе гнева она могла все разрушить и убить каждого на своем пути.

Я резко закрываю глаза. Кайлих, должно быть, хочет моей смерти. Она бы не оставила мне то послание во сне, если бы не хотела. Я, скорее всего, была на грани смерти от яда фейри, раз уж тогда она вторгалась в мои сны.

– Что ты хочешь от меня? – спрашиваю я. Мой голос не дрогнул. Я отказываюсь казаться слабой, даже для Кайлих.

Уверена, она слышала незаданный вопрос в конце: “Ты здесь, чтобы уничтожить меня”? У Кайлих только два предназначения: помогать или разрушать, и никогда ничего среднего.

Температура вокруг меня упала, так бывало, когда Киаран начинал злиться. Только сила Кайлих делает это намного ощутимей: удушающий холод, который заставляет меня обнять себя, чтобы согреться. Пальцы немеют, а кожа горит. В глазах пляшут звезды, и вдалеке я слышу оглушительный грохот молний.

Кайлих протянула руку и схватила мой подбородок, ее ногти впились в мою кожу. Затуманенным взором я встретила ее глаза, холодные и бесконечно черные. В этом взгляде нет ни капли человечности, нет сострадания.

– Я здесь, чтобы убедиться, что в этот раз ты не вернешься назад, – говорит она мне голосом, от которого позвоночник покрывается льдом.

“После этого твои дни сочтены, Охотница. Скоро увидимся”.

Она притворялась моей мамой. Она вторглась в мой разум. Одна эта мысль превратила мою кожу в пылающую от гнева. Я сузила глаза и начала бороться против ее контроля. Выпрямилась. Я позволила холоду пройти сквозь меня. Я не позволю ей контролировать меня.

Клянусь, она практически улыбнулась. Она отпустила мой подбородок, и температура внезапно повысилась. Меня оставили, тяжело дышащую, качающуюся от головокружения, но мне удалось устоять.

– Почему? – выдавила я между вздохами.

– Ты – Соколиная Охотница, – сказала она просто, вставая рядом с огнем. На мгновение он осветил ее неизменные черты: высокие скулы и сердцеобразной формы губы. Лицо, такое же безукоризненное, как и у других фейри.

Я услышала двойной смысл в ее утверждении: “Ты убиваешь мой вид”.

Я посмотрела по сторонам в поиске любого пути убежать. Побег обратно в лес приведет меня снова к голосам. Сражаться с самой старшей фейри в мире может быть ужасающе не мудрым…

– Смотри на меня, – срывается она. Ее голос холодным лезвием ударил по моим рукам, это вернуло мое внимание обратно к ней.

– Моя дочь, Эйтиннэ, никогда не должна была создавать твой вид, – сказала она. – Твое существование – это катастрофа и для людей, и для sithichean, – она изучает меня темными и бескрайними глазами. – Уверена, ты ведь сама это видишь?

Я уставилась на нее, холод пробрался в самое сердце. Никогда не должна была создавать Соколиных охотниц. Создавать Соколиных охотниц.

Я медленно складываю вместе все кусочки, что знаю об Эйтиннэ. Она сражалась на стороне Охотниц. Она была заперта во время битвы с фейри. У нее есть способность исцелять. Возвращать назад мертвых. Дар созидания, унаследованный от Кайлих. Ее матери.

Матери Киарана.

– Соколиные охотницы – люди, – прошептала я. – Фейри не могут создавать людей.

Я вспомнила слова Дэниэла, такие сухие: “Ты не человек”.

Глаза Кайлих скользнули по мне. В них были тысячи мыслей, в которых она жалела меня. Начинала с жалости, а заканчивала неприязнью. Потому что, несмотря ни на что, люди всегда будут слабее фейри и по силе, и по опыту. У нас нет тысячелетий, чтобы устранить наши эмоции.

Мы горим ярко, и мы сгораем. Вот, что значит быть человеком.

Тени из плаща зазмеились к ее бледным пальцам – длинным, скрюченным и морщинистым от возраста. Она наклонилась и ненадолго прижала кончики пальцев к влажной почве. Пока я наблюдала, кожа на ее руке стала более молодой и мерцающей.

Из земли поднялась одиночная виноградная лоза. Длинная и толстая, как ветка дерева, она изгибалась вокруг себя снова и снова, пока не приобрела форму кресла. На виноградной лозе распустились цветы, яркие лепестки переливаются бирюзовым.

– Садись, – указала Кайлих. – И я покажу тебе правду. Все, что пожелаешь.

Я замешкалась. Фейри не предлагают ничего просто так, только взамен.

– Что ты хочешь за это?

Я могла бы умереть в холоде от улыбки Кайлих. Я чувствую вес ее возраста, как будто бы меня проглотила земля, сила толкнула меня вниз на землю.

– Ах, monighean. Я уже взяла кое-что у тебя, – пробормотала она. – У меня есть твоя жизнь. Ты больше ничего не можешь мне предложить. Я могла бы держать тебя в моем лесу вечность, но вместо этого я предлагаю тебе правду. Это не то, что я даю бесплатно.

Та версия правды, что предлагает Кайлих, всегда жестока, я не хочу соглашаться. Если то, что она сказала ранее, правда, тогда она тянет мое время, так чтобы Эйтиннэ не смогла меня найти.

“Если ты не вернешься назад, я оставлю их на милость Лоннраха”.

Если Киаран сын Кайлих, то это не та угроза, которую я не должна воспринимать всерьез. Я доверяю ему свою жизнь, но не жизни моих друзей – не Гэвина, Кэтрин или Деррика.

“Они ничего для меня не значат”.

– А если я откажусь? – спрашиваю я осторожно. Мне позволят отказаться? Отказатьфейри – значит пробудить в ней злость, а гнев Кайлих не знает себе равных.

Выражение лица Кайлих безжалостно.

– Конечно же, выбирать тебе, – сказала она легко, но слова не отражались на ее лице. – У меня, возможно, и ограниченное количество сил в твоем мире, но я знаю, что все, кого ты оставила, находятся в том королевстве пикси. Определенно, ты бы хотела их безопасности?

Вот что значит выбор в понимании фейри: откажи мне, и я убью всех, кого ты любишь. Откажи мне, и я заставлю тебя пожалеть.

Мне придется согласиться. Я найду способ обмануть Кайлих, если придется, но прямо сейчас я не могу отказаться от ее предложения.

– Хорошо.

Она потянулась ко мне рукой, которая была настолько тонка, что виднелась кость. Ее лицо снова сменилось, именно так я и представляла Смерть – костлявая, с глазами, напоминающими бездну.

Кайлих дотронулась до венка на моей голове и, прежде чем я смогла сделать что-либо, brigh, который был у меня в волосах, упал на землю. Цветы увяли и умерли, сияние в центре бутона тут же пропало.

Ее пустые глаза встретили мои.

– Только я и ты, monighean. Теперь моя дочь никогда не найдет тебя.

Я почувствовала первое ледяное прикосновение страха, затем ее пальцы прошлись по моему лицу. Ее прикосновение было подобно лезвию, прошедшему по моему черепу. Я прикусила язык, чтобы удержаться от крика.

– Открой глаза, – сказала она мне. – Смотри.

Я сделала, как она приказала, и поняла, что мы больше не в лесу, не рядом с костром. Я не сижу в кресле из виноградной лозы и цветов. Мы на поле, окруженные мертвыми.

Человеческие тела лежат у наших ног, разбросаны посреди темного луга. Большинство из них женщины. У некоторых перерезаны горла, а другие лежат спинами вверх, как если бы они пытались убежать. Их кровь блестит в свете луны, аромат смерти витает в воздухе.

О Боже. Я сложилась пополам. Меня чуть не вырвало содержимым моего желудка. Я не смогла сделать и шага, и упала на траву.

– Кто это сделал?

Кайлих не выдала никаких эмоций.

– Мой сын.

Киаран. Это сделал Киаран.

– Почему? – я едва могу говорить.

Я подумала о том, как Киаран смотрел на меня, когда мне удавалось пробиться к нему, как он смотрел, когда говорил, что скучал по мне. Как его губы прижимались к шрамам на моем горле…

“Я убивал людей каждый день. Пока не произнес клятву”.

Он сделал это. Он убил всех этих людей.

– Большинство людей не могут сопротивляться заманиванию на Дикую Охоту, – объяснила Кайлих. – Каждое стадо должно прореживаться, monighean, даже человеческое. В этом предназначение моего сына.

– Это не предназначение, – сорвалась я. – Это бессмысленное убийство.

Кайлих выглядит разочарованной от моего ответа.

– Смерть всегда служит цели.

Она двинулась среди тел с изяществом воды. Наклонилась и слегка коснулась лица молодой девушки. На моих глазах плоть девочки исчезла с черепа. Ее кости рассыпались и превратились в пыль. И из земли вырос единичный цветок, красивый и совершенный.

– Мой сын – огонь, что уничтожает лес, – продолжила Кайлих. – Моя дочь – это дождь, которая заставляет его снова зеленеть. Этим путем мы следуем тысячи и тысячи лет.

Я хочу сказать Кайлих, что не думаю, будто массовое убийство является естественным ходом вещей. Что я никогда не соглашусь стоять в стороне, пока фейри охотятся в моем городе – то как я поступила, когда Сорча убивала мою маму – только потому, что они это делают. Люди существуют не для того, чтобы быть убитыми фейри, когда бы они того захотели. Именно этой цели они служат?

Я проглотила назад свою злость и спросила:

– Зачем ты показываешь мне это?

Кайлих сорвала цветок и сжала его в своем кулаке. Он словно пепел посыпался с ее пальцев.

– Здесь все началось. Эта Охота, это поле, и эти смерти. Кадамах объявил войну именно здесь.

Войну?

– Значит, они Соколиные Охотницы, – решительно проговорила я.

– Нет, – сказала Кайлих. – У всех мужчин из их деревни было Зрение. Женщины, что умерли здесь, не смогли сопротивляться песни Охоты Кадамаха.

Живот сжало еще сильнее. Если эти женщины не были Охотницами, они были беспомощны. Они были всего лишь напуганными людьми, которые попали на Дикую Охоту, и Киаран убил их, будто бы они были никем. Они не могли защитить себя, у них не было силы против него. Мужчины – Видящие – которые лежали на этом поле, должно быть, умерли, пытаясь их спасти.

– И предположу, фейри было плевать на них, – сказала я с горечью.

Она повернула ко мне свой взгляд, он был жестким, беспощадным.

– Множество из sìthichean умерли на этом поле наряду с твоими людьми.

Боже, я практически сказала вслух, но не стала.

– Полагаю, и их смерть так же не была бессмысленной? – сказала я, пытаясь удержать свой тон ровным.

– Не зли меня, дитя. Это было необходимо, чтобы обеспечить будущее нашему виду. Кадамах превосходно сыграл свою часть.

Я окидываю поле взглядом сотни мертвых мужчин и женщин, и не могу управлять своими мимолетными, ужасающими мыслями. Те, что чаще появляются, слова Лоннраха: тебе следовало убить Кадамаха, когда у тебя был шанс.

Прошлое Киарана буквально связано со смертью, его секреты могут заполнить пространство между галактиками. Он заманивал людей той же песнью, которую использовали солдаты Лоннраха, чтобы убивать в моем городе: мою семью, людей, которых я знала в прежней жизни. И прямо как те солдаты, он так же оставлял людей, разбросанных по полю, как отходы.

– Я не понимаю, – сказала я. – Какую часть?

– Проживать ту же историю на протяжении веков, – сказала она тихо, почти для себя. Затем:

– Мы все создания войны, monighean. Кадамах ведь научил тебя этому? Битва в нашей крови, – Кайлих развернулась, тень накидки извивалась подобно змеям на земле. – Так наша цивилизация развивалась. Так мы стали завоевателями.

Глава 30.

Кайлих скользит через ряды тел, каждое из которых погружается в землю, когда она проходит.

– Пойдем. Мы еще не закончили.

В мгновение ока мы идем по дорожке между крошечными каменными хижинами с соломенными крышами, в деревне темно и тихо. Никакого щебетания птиц на деревьях. Снег падает вокруг нас, тает, как только достигает земли. Кайлих осторожно переходит дорогу, хилая походка старухи, спина сгорбилась, седые волосы рассыпались по плечам. Ее кожа вновь облепила кости, сухая, морщинистая и старая.

Прямо за поворотом – костер. Пылающий пепел возносится в небо и разрушается, оставляя после себя аромат горящего тиса. Тринадцать женщин собрались в полукруг рядом с танцующим пламенем. Некоторые их голоса раздавались в ночи испуганным шепотом, другие устойчивыми голосами, все на языке, которого я не слышала ранее. Они одеты в грубо окрашенные многослойные капюшоны и платья, чтобы защитить себя от холода.

Я узнаю одну из женщин. Эйтиннэ. Ее глаза светятся серебром и золотом в свете костра, ее волосы гладкие и черные, как сажа. Она выглядит, как богиня, сияющая в лунном свете. На ее обнаженное плечо садится сокол. Даже его солидные когти не могут проколоть ее неуязвимую кожу фейри. Он кажется довольным, сидя там, его крылья сложены, спина прямая и гордая.

Эйтиннэ подняла руку, чтобы замолчали хриплые голоса женщин вокруг костра. Когда я посмотрела на их лица, увидела там слезы, злость, их ощутимое горе. Никогда не видела людей, выглядящих так беспомощно. Так безнадежно.

– Кто они? – спрашиваю я Кайлих.

– Первые Соколиные Охотницы, – сказала она. – Они были единственными женщинами, выжившими в той деревне. Моя дочь спела песню, чтобы приманить их сюда.

Я напряглась, ожидая худшего после того, что увидела на поле. Когда Кайлих обещает правду, это всегда больно. Это снимает завесу с секретов, которые хранят люди, и обнажает все до такой степени, что ты хочешь никогда не знать об этом. И ты желаешь никогда не принимать этого.

Эйтиннэ манипулировала этими женщинами, чтобы они пришли сюда. После того, что я узнала о Киаране, я ожидала, что она убьет их прямо передо мной. “Не заставляй меня ненавидеть тебя”, – думаю я, – “пожалуйста, не заставляй меня ненавидеть тебя”.

Я изучила женщин: на их лицах разводы грязи, одежда забрызгана и пропитана кровью, дорожки слез на их щеках. Они не воины, не суровые амазонки из мифов, как я думала. Вместо этого, они напуганные женщины, которые только что потеряли свои семьи, они из первых рук знают, насколько жестоки могут быть фейри.

Когда Эйтиннэ заговорила, все было на другом языке, но я понимала слова. Кайлих позаботилась.

– Я позвала вас сюда, чтобы договориться, – сказала Эйтиннэ командирским голосом, который я никогда не слышала от нее. Одна женщина начала возражать, но сила Эйтиннэ рассекла костер так резко, что заткнула ее. – Я не давала тебе разрешения говорить.

Я дернулась, вспоминая голос Лоннраха у моего уха, шепот сквозь сжатые зубы. “Я не говорил, что ты можешь двигаться”.

Это не та Эйтиннэ, которую я знаю, Эйтиннэ, что спасла мне жизнь. Которая предложила забрать мои воспоминания о Лоннрахе, чтобы облегчить мою боль. Она говорит, как он, будто ей плевать на людей.

Более того, она стоит со всей уверенностью воина, лидера: плечи отброшены назад, подбородок высоко поднят, и те странные глаза, полные огня. Сокол на ее плече вскидывает крылья и резко взмахивает ими. Она ощущается неумолимой, могущественной, устрашающей, как ее мать.

Эта Эйтиннэ никогда не запиралась под землей на две тысячи лет мучений.

Она снова заговорила, обходя костер по кругу и наблюдая за женщинами тем непроницаемым взглядом.

– Никому из вас не следует бояться меня. Я не из тех, кто убивал ваши семьи. – она остановилась, ее кожа светилась. Она великолепна: устрашающая и такая бесчеловечная. – Но я могу предложить вам отомстить тому, кто сделал это.

Я посмотрела на Кайлих. Ее взгляд ожесточился, глаза запали в костлявое лицо. Что бы Эйтиннэ ни собиралась сделать – это источник гнева ее матери.

“Моя дочь, Эйтиннэ, никогда не должна была создавать Соколиных Охотниц”.

Волна непонимания прошла через группу. Женщина, которая пыталась говорить ранее, внезапно обрела голос, хриплый, едва слышимый.

– Это ловушка.

Я ожидала, что Эйтиннэ ответит так же жестко, как делала раньше. Но вместо этого я увидела вспышку в ее взгляде, слабость за этой тяжелой броней. Она тоже горюет.

– Никаких ловушек. Никакого обмана. Я хочу, чтобы вы взяли у него то, что он украл у вас, – затем прошептала. То, что только я могла едва уловить: – То, что он украл у меня.

– Что это значит? – спросила я Кайлих. Я не хотела спрашивать, но мне надо знать. – Что он украл?

Кайлих облокотилась на свой посох; отчего земля промерзла вокруг моих босых ног.

– Она горюет о потери своих подданных. Которых убил мой сын. Моя дочь родилась такой мягкой. Призвать людей, чтобы сражались на ее стороне в войне … – она скривила губы в отвращении. – Я бы сама убила ее за это, если бы могла.

Ее подданные? Кусочки начали складываться: я сложила вместе истории и все, что знала о Киаране и Эйтиннэ. Все, что выучила о фейри.

Два королевства: светлое и темное, каждое со своим монархом, и фейри каждого королевства служили своей цели: темное королевство приносило смерть, а светлое королевство созидало.

Мое сердцебиение застучало в ушах. Женщины вокруг костра встали, но я больше не могла сфокусироваться на том, что они говорят. Все, о чем я могла думать, это Киаран, сидящий на каменистом берегу после сражения с mortair.

“Зачем ты искал кристалл”?

“Я был Неблагим, Кэм. Как ты думаешь? Я хотел убить Благую Королеву”.

– Эйтиннэ – Благая Королева, – шепчу я. – Ведь так? – затем я произношу слова, которых не хочу, часть истории, которая я надеюсь была неправдой, но все во мне знает, что так и есть. – А Киаран – Неблагой Король.

– Айе, – тихо проговорила Кайлих.

Воспоминаниями я возвращаюсь к тем временам, когда пыталась объединить прошлое Киарана, и я перебирала каждую возможную комбинацию – каждая более ужасная, чем предыдущая – но я не могла вообразить этого, только не это.

Моя привязанность к Киарану ослепила меня. Даже с проблесками, когда я видела Кадамаха, я никогда не могла в действительности постичь те ужасные вещи, которые он делал, потому что часть меня не хотела этого. Я не хочу думать о тысячах людей, за чьи убийства он ответственен. Потому что Неблагой Король не сравниться с другими фейри. Он живет и дышит смертью. Он сожжет мир дотла.

“Ты всегда будешь Киараном для меня”.

Кадамах. Его зовут Кадамах, и он Неблагой Король.

Теперь я понимаю, почему столько замешкавшихся, когда Кайлих предлагает им правду. Правда никогда не бывает привлекательней лжи. Никогда не бывает такой привлекательной. Это как меч в животе, то, что напоминает нам, что некоторые люди не те, за кого мы их принимаем.

Правда вынуждает нас противостоять самым ужасным частям людей, которых мы любим. Чудовищным частям.

Я опустила взгляд.

– С меня хватит.

Кайлих не двинулась, лицо снова приняло красивую форму. Теперь, когда я увидела ее снова, я понимаю, как сильно она похожа на своих детей. Те же темные волосы, безупречные черты лица и бездонные глаза.

– Ты приняла мое предложение, – сказала она, ее посох ударяет по земле. Снег падает вокруг нас. Холодный ветер режет по моей шее, и я дрожу. – Я еще не закончила.