Текст книги "Дорогами судьбы"

Автор книги: Элизабет Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава одиннадцатая

С утра они проехали шесть миль по сухой, пыльной жаре, и отдых во время полуденного привала всем показался слишком коротким. Шарлотте показалось, что едва она успела упаковать все тарелки после ланча, чтобы снова отправиться в путь, как послышался звук, который она надеялась не услышать до самого прибытия в Орегон – треск спиц сломанного колеса. Фургон накренился.

– Тпру! Тише, мальчики, – дала она команду своим быкам, подняв вверх кнут – знак, что им следует остановиться.

Маркус, Люсинда и малыш ехали в фургоне. Люсинда чувствовала себя слишком плохо для того, чтобы идти. Маркус высунул голову из-под тента и уставился на Шарлотту.

– Что это, черт побери, был за звук? – крикнул он.

– Выйди и сам посмотри, – ответила она.

Маркус выпрыгнул из фургона, его лицо было почти фиолетовым от гнева.

– Если бы ты правила упряжками, как все нормальные люди…

– Что бы тогда было? – сказала Шарлотта. – Спицы у всех ломаются, Маркус. Я как раз не подгонялабыков.

Маркус в ответ промолчал, и Шарлотта стала подставлять под фургон колодки, чтобы можно было снять сломанное колесо. Она успела положить его на землю как раз перед тем, как увидела, что к ней приближается чей-то фургон. Через пару секунд быки Смитерсов споткнулись о ее колесо, а затем протащили по нему тяжелый фургон. Естественно, от колеса остались одни щепки. Шарлотта увидела, что с другой стороны упряжек шел Скит, стегая быков, чтобы они следовали туда, куда он направлял их.

Второй фургон, которым управлял Джок, проехал по тому же самому месту – по железу и кускам дерева, которые когда-то были колесом.

– Джок Смитерс… – выкрикнула она, собираясь сказать ему, что хочет попросить капитана Тайлера созвать совет мужчин по этому поводу.

Но потом она увидела фургон Смитерсов сзади. Там лежала Бидди Ли, из-за бортика выглядывали ее полные страха глаза. Шарлотта не представляла себе, что могло случиться, но подумала, что Бидди Ли, должно быть, ушиблась или плохо себя чувствует, раз она едет внутри. И она не захотела причинять своей подруге лишние неприятности.

– Что здесь, черт побери, случилось? – спросил Маркус. В его глазах загорелся гнев, когда он обернулся и увидел колесо, разлетевшееся на множество кусочков.

– Спроси у своих друзей Смитерсов, тех, которым мне не надо переходить дорогу.

Маркус прищурил глаза.

– Ты хочешь сказать, что они разломали колесо? Шарлотта кивнула.

– Я даже не думаю, что они станут отрицать это, если ты спросишь.

Маркус покачал головой.

– И мне, конечно, нужно тебяза это благодарить, – пробормотал он, укладываясь на спину, чтобы достать одно из запасных колес, закрепленных ими с Фрэнсисом на дне фургона. Сейчас Шарлотте казалось, это было целую вечность назад.

– Может быть, тебе помочь? – наконец спросила она.

– Нет! – завопил Маркус. – Не нужна мне твоя помощь!

Пожав плечами, она влезла в фургон посмотреть, как чувствуют себя Люсинда и малыш. У Люсинды был такой блаженный вид, когда она кормила Джейкоба, что Шарлотта решила, что не станет рассказывать ей ничего плохого – ни о разбитом колесе, ни о Маркусе, ни о семье Смитерсов.

– Он как пес, который больше лает, чем кусается, – мягко сказала Люсинда. – И это моймуж, а не твой, Шар.

Слова Люка, произнесенные прошлым вечером, эхом отозвались в голове Шарлотты. Что именно он сказал? Что Шарлотта должна дать Люсинде возможность жить своей жизнью, принимать свои собственные решения, быть такой женой, какой она хотела. Шарлотта покраснела, вспомнив о том, что за этим последовало, о слишком откровенных словах Люка и его умелых, уверенных прикосновениях.

Шарлотта посмотрела в глаза сестры. Ей ужасно захотелось рассказать Люсинде, что произошло у них с Люком, но ей было стыдно.

– Люк сказал то же самое вчера вечером, – сказала она, чувствуя себя так, будто она опускала пальцы ног в холодную воду пруда. Она посмотрит, будет ли Люсинда шокирована, заинтересована, или отреагирует как-то иначе.

– Вчера вечером? – спросила Люсинда, и уголки ее рта изогнулись в полуулыбке.

– Он попросил, чтобы я не выходила за переделы лагеря в одиночестве. Это из-за семейки Смитерсов.

Люсинда скептически посмотрела на старшую сестру.

– А потом он сказал тебе, что Маркус – мой муж, а не твой?

Шарлотта засмеялась.

– Не совсем так. Когда я с Люком, мы говорим обо всем. Почему-то я говорю все, что думаю, как будто у меня нет выбора. А он хочет все знать. Мои надежды, мои мечты…

– Он хороший мужчина, Шарлотта, – сказала Люсинда.

– Слишком хороший, чтобы это было правдой, ты это хочешь сказать? – сказала Шарлотта.

– Но почему? – спросила Люси. – Почему это не можетбыть правдой? Почему Люк Эшкрофт не может действительно быть таким, каким кажется?

– Вспомни папу, – сказала Шарлотта. – И Маркуса. Ты должна признать, что он не такой, каким был до женитьбы, Люси. Тогда он даже мненравился.

Щеки Люсинды покраснели, но она ничего не сказала. Она кивнула головой в сторону облучка. Шарлотта проследила за ее взглядом – к ним направлялся Люк Эшкрофт, неся в руках инструменты.

Шарлотту охватило зыбкое чувство растерянности, которого она никогда раньше не испытывала.

– Похоже, помощь тебе не помешает, Маркус, – сказал он, когда Шарлотта вылезала из фургона.

Маркус нахмурился.

– Только не твоя. И скажу тебе большое спасибо, если ты не будешь ставить свою палатку так близко к нашей сегодня вечером.

Глаза Люка вспыхнули.

– Я не знал, что ты застолбил эту землю. Ты что, надумал покинуть обоз и отправиться в Орегон самостоятельно?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – рявкнул Маркус.

– И я знаю, что я должен делать, – бросил Люк ему в ответ. – Я должен позаботиться о том, чтобы эти женщины добрались туда, куда хотят.

– Если ты хочешь произвести впечатление на мою свояченицу, поставив новое колесо, что любой дурак сможет сделать с закрытыми глазами, тогда милости прошу, – прошипел он, а потом быстро ушел прочь. Люк засмеялся.

– Что ж, придется сделать все возможное и невозможное, чтобы произвести на тебя впечатление, Шарлотта, – сказал он. Но потом его глаза стали серьезными. – Ну, теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил о семье Смитерсов? – спросил он. – Мы могли бы поговорить с ними, об их поступке до того, как я расскажу об этом на совете мужчин, но я не хочу, чтобы из-за этого пострадала Бидди Ли. Но теперь ты понимаешь, что это не шутки?

Шарлотта кивнула, а Люк стал собирать поломанные спицы.

– Так что почаще оборачивайся, Шарлотта. Я не смогу всегда быть рядом, чтобы делать это за тебя. – И он бросил на нее выразительный взгляд. – Хотя, признаться, это было бы очень приятно, – добавил он шепотом.

– А эта молодая леди, которой ты помогал, – прелестное создание, – сказал Джордж, разжаривая в сковороде бобы с олениной. – Создается впечатление, что она идеально подходит для такого мужчины, как ты. Просто идеально. – Он провел рукой по своей большой густой бороде, из-за которой Люк дразнил его со дня их первой встречи, состоявшейся более десяти лет назад.

– Займись лучше распутыванием своей свалявшейся бороды и оставь меня в покое, – сказал Люк. – Это ты ищешь себе жену, Джордж, а не я.

– О нет, дружище! Тигр никогда не меняет своих полосок. Тебе нужна жена. Даже если я доживу до ста лет, я никогда больше не увижу, чтобы женщине удалось так быстро закрепить повозку на колодках, как сделало это хрупкое создание.

Люк засмеялся.

– Это действительнобыло неплохо. То, как она помогла мне.

– Помогла тебе? О боже, мальчик мой, да ты пропадешь без этой женщины!

Джордж смеялся, но с лица Люка улыбка исчезла. Раны прошлого были слишком глубоки, их было слишком много, а чувство вины было слишком глубоким. Он покачал головой, но не сказал ни слова, зная, что Джордж и так понимает, о чем он думает.

– В том, что случилось с твоей семьей, нет твоей вины, – сказал Джордж. – Ну, когда же ты это поймешь?

– Как же я это пойму, если это неправда? – спросил Люк, и его голос от горя и глубокого сожаления стал хриплым.

– Тебе нужно продолжать жить, – сказал Джордж. – Пармелии и Джона больше нет, они покоятся в земле. И вот появляется женщина, умная и сильная, подходящая тебе по духу…

– Я уже один раз женился, – резко бросил Люк. Боль в сердце стала почти невыносимой. – Раз и навсегда. Так ты собираешься есть или будешь читать мне нотации до самого утра? Потому что если ты намерен учить меня жить, я могу найти другое место, чтобы спокойно поесть.

Джордж с грустью покачал головой. Люк наколол вилкой кусочек оленины и положил в рот, сожалея о том, что Белый Лис, все еще находящийся где-то неподалеку, не воспользовался его приглашением на ужин. Ему бы не помешала такая компания – или уж лучше вообще никакой. Чего он хотел меньше всего, так это чтобы Джордж расспрашивал о его чувствах, как это обычно делают между собой женщины.

«Если твое сердце навсегда закрыто для любви, тогда чем же ты занимался с Шарлоттой несколько последних ночей? – спрашивал внутренний голос. – Что ты чувствовал, заставляя ее вскрикивать в ночной тьме?»

Ему не хотелось думать об этом. Он нуждался в ней так, как мужчина нуждается в женщине – хотел доставлять ей удовольствие, хотел открыть для нее прекрасный мир чувственной любви. Сам не зная почему, он стремился показать ей, какие чувства можно испытывать, когда рядом с тобой человек, который стремится доставить тебе радость и наслаждение. Все было так просто… Только радость и наслаждение, не более. Никакой любви. Он не нуждался в ней и не хотел, чтобы она была в его жизни. Не хотел…

Он поднял глаза и увидел Шарлотту и Люсинду, направлявшихся к нему. Люсинда несла на руках своего новорожденного малыша, а у Шарлотты было что-то, напоминавшее сдобный пирог.

– Мы хотели поблагодарить вас за то, что вы починили наш фургон, – сказала Шарлотта, когда они подошли ближе. – С того дня, как мы покинули Индепенденс, у меня как будто обе руки стали левыми, и моя стряпня может оказаться ужасной на вкус. – Казалось, она не хотела встречаться с ним взглядом. – Это должен был бытьпирог с сушеной клюквой и орехами гикори, хотя пахнет он подозрительно… и даже странно, – закончила она. – Но у вас с мистером Пенфилдом будет возможность проверить правдивость моих слов.

Джордж встал и подошел к сестрам.

– Думаю, ясниму с него пробу, – сказал он, со смехом забирая пирог. – Пахнет превосходно.

Люк нарочно не смотрел на мальчика. Джейкоб – так, кажется, его зовут.

Он помнил, каким был Джон в этом возрасте, помнил его аромат, помнил, каким он был сильным и в то же время хрупким, помнил ощущение приятной тяжести, когда малыш спал у него на груди. Люк надеялся, что когда сын вырастет, он будет еще более рослым и сильным, чем он сам. «Прости меня», – сказал он в десятитысячный раз. Но о каком прощении могла идти речь? Было уже слишком поздно. От чувства вины его не мог избавить никто.

Затем он посмотрел на Люсинду, которая неуверенно держала малыша, – было совершенно ясно, что она – человек раздражительный, боязливый и сомневающийся, – а потом перевел взгляд на мальчика, который начинал тихонько ерзать на руках у матери.

Люсинда улыбнулась и протянула малыша Люку.

– Вы хотели бы его подержать? – спросила она.

Люк открыл рот, но ничего не ответил. В его памяти снова возник образ Пармелии, однажды, солнечным мартовским днем, с теми же словами передающей Джона его приятелю.

– Я не умею обращаться с детьми, – пробормотал он. – Вот Джордж, тот справляется прекрасно.

Джордж засмеялся и отдал Люку пирог, принимая ребенка в свои большие руки.

– У вас прекрасный малыш, мэм.

Люк заметил, что и Люсинда, и Шарлотта все время оборачивались, чтобы посмотреть в сторону своих палаток.

– Что случилось? – спросил он.

Их с Шарлоттой взгляды, наконец, встретились. И когда это произошло, он утонул в ее глазах. Будто невидимые шелковые нити связывали его с этой женщиной.

– Маркус, – пробормотала она. Сердце Люка быстро забилось.

– Если я не нравлюсь Маркусу, ему стоит поговорить об этом со мной, а не с вами. Я буду подходить к вам и справляться, все ли в порядке, так часто, как посчитаю необходимым.

Люсинда протянула руки к Джейкобу.

– Я думаю, мне лучше уйти, – мягко сказала она, когда Джордж передал ей малыша.

– Я пойду с тобой, – сказала Шарлотта.

Люк чувствовал, что Шарлотта не хочет снова встречаться с ним взглядом. Наверное, ей стыдно за вчерашнее, но ведь они не сделали ничего плохого. Он показал ей, что значит быть любимой мужчиной на физическом уровне. У нее было право знать это, более того, ей это было необходимо.

Однако без всяких слов было ясно, что она стыдится того, что между ними произошло. Может быть, потому, что уже почувствовала, что Люк никогда больше не полюбит женщину.

– Если этот Люк Эшкрофт поставит свою палатку в метре от нашей сегодня вечером, я подниму этот вопрос на совете, – ворчал Маркус.

Люсинда положила на колени одеяло, которое она чинила.

– Ты думаешь, это мудро? – спросила она.

Маркус был в ярости.

– Конечно, я так думаю, иначе почему бы я это говорил?

– Но Шарлотта… – она замолчала, ее голос замер. Он прищурил глаза.

– А что Шарлотта? У Шарлотты нет никакого уважения к умершим, и ты хочешь, чтобы весь караван говорил об этом?

Люсинда хотела было возразить, но не решилась.

– Шарлотта ведет себя как дура и шлюха, и ты хочешь, чтобы весь караван знал и об этомтоже?

– Ты уже наговорил достаточно гадостей, Маркус, – сказала Шарлотта. – Если тебе что-то не нравится в моем поведении, скажи это мне, и, пожалуйста, не вмешивай в это дело Люси.

–  Если мнечто-то не нравится? – выкрикнул он. – Фрэнсис, должно быть, в могиле переворачивается каждую ночь, когда ты убегаешь с этим типом и делаешь из нас дураков.

– Да у него и могилыне было бы, если бы не Люк, – выпалила Шарлотта. – Я не видела, чтобы тыи пальцем пошевелил, чтобы похоронить его, а ведь он был твоим родным братом!

Лицо Маркуса потемнело. Он опустил голову и, не сказав ни слова, широкими шагами ушел в вечерние сумерки.

– Такого больше не будет, – сказала Шарлотта, глядя, как Люсинда заворачивает Джейкоба в одеяльце. – По крайней мере, в том, что касается меня, Люси. Я не позволю ему так со мной разговаривать. – Но тут она вдруг снова вспомнила, что Люк просил ее позволить Люсинде жить своей собственной жизнью. Но как оставить ее с этим болваном Маркусом?

– Дорога меняет людей, – тихо сказала Люсинда. – Ты сама видела, как она изменила Фрэнсиса. Да, она изменила и Маркуса тоже. Я только думаю, что смерть Фрэнсиса стала для него ужасным ударом, а потом ты… – Ее голос умолк, а щеки покраснели. – Ты и мистер Эшкрофт…

Она замолчала, потому что к ним подошла Молли Смитерс.

– Я бы хотела извиниться за то, что мои папа и брат сделали с вашим колесом, – сказала белокурая красавица.

Шарлотта не могла поверить своим ушам.

– Что ты сказала?

– До тех пор, пока бьется мое сердце, Шарлотта, я никогда не извинюсь за ту куклу, потому что все знают о том, что рабы не могут иметь своих вещей. Но то, что мои родственники сделали вчера… Я считаю, это неправильно.

Шарлотта бросила взгляд на Люсинду, кормившую Джейкоба под платком, свисавшим с ее плеча, с безразличием женщины, родившей уже полдюжины детей. Возможно, думала Шарлотта, беременность что-то меняет в женщине, так же, как она чувствовала, что что-то изменилось в ней оттого, что Люк Эшкрофт стал уделять ей внимание.

И теперь, глядя на Молли Смитерс, она недоумевала, что могло заставить девушку попросить прощения за действия своего отца и брата.

– Я удивлена, что женщина, которая думает, что у девочки-рабыни не может быть куклы, считает неправильным то, что ее брат нарочно раздавил чье-то колесо, Молли.

– Это абсолютно разные вещи, Шарлотта, абсолютно разные. – И она посмотрела в глаза Шарлотты. – Но на самом деле, я пришла, потому что хотела тебе сказать кое-что другое, ведь я знаю, что вы с Люком Эшкрофтом проводите много времени вместе.

Шарлотте казалось, что все ее тело вдруг напряглось.

– Я не считаю, что это касается кого-то, кроме меня и мистера Эшкрофта, – сказала она.

Молли пожала плечами.

– Как женщина женщине я хочу тебе сказать кое-что. Потому что я и сама пару дней назад все еще была неравнодушна к Люку.

Шарлотта по-прежнему была начеку.

– Это твоедело, – сказала она.

Молли смотрела на нее в упор, при этом ее голубые глаза были сияющими, ясными, торжествующими.

– Ты знала о том, что Люк женат? – спросила она.

Краем глаза Шарлотта увидела, как Люсинда быстро подняла глаза. Но об этом она думала не дольше того мига, когда заметила это. Нет, то, о чем она подумала потом, причинило ей куда большую боль: она вспомнила, как вздрагивала от прикосновений пальцев Люка, выкрикивала его имя, обнимала его… Она уже успела понять, что влюблена в него, хотя и клялась, что такого с ней никогда не случится. Наверное, всему виной те слова, которые он произносил, спрашивая Шарлотту о ее надеждах, мечтах и желаниях. Как будто она нравилась ему, или он даже любил ее.

– Я вижу, ты удивлена, – сказала Молли. – Я тоже удивилась, когда узнала, Шарлотта. Поэтому я решила, что должна тебе сказать об этом. – Она вздохнула, глядя сопернице в глаза. – Я знаю, что мы думаем по-разному, наверное, о многих вещах – рабство и так далее…

– Ты имеешь в виду свою веру в то, что можно по собственному усмотрению распоряжаться жизнью человека, когда такое в принципе невозможно, Молли? Веру в то, что противоречит Богу и природе?

– Это ты так думаешь, – спокойно сказала Молли.

– Это факт, – сказала Шарлотта. – И ты поймешь это, Молли, рано или поздно, когда будешь наказана за то, что сделала.

Молли прищурила глаза.

– Ты можешь думать что угодно, – сказала она. – А может быть, это тыбудешь наказана за то, что была с женатым мужчиной, у которого там, на Западе, куда мы едем, есть красивая жена. Я видела ее фотографию, Шарлотта. Попроси Люка показать ее тебе. – Она пожала плечами. – В любом случае, я думала, что должна сообщить тебе об этом, как подруга. У тебя прелестный ребенок, Люсинда, – бросила она, поворачиваясь и направляясь к своему фургону.

Шарлотта не могла найти в себе силы, чтобы посмотреть в глаза сестре. Ей казалось, будто позор запятнал ее кожу грязью.

– Он удивительный мужчина, Шар, – сказала Люсинда. – Сильный и смелый, и такой же красивый, как небо. Я уверена, многие женщины думают о нем. – Она немного помолчала. – Ты ведь не знала, – добавила она нежно.

«Женат, – думала Шарлотта. – Люк женат!» И лжец к тому же. Или, в лучшем случае, лицемер, ведь даже если забыть о том, что она никогда не спрашивала его, был ли он когда-нибудь связан с какой-нибудь женщиной супружескими узами, он никогда и словом не обмолвился о том, что у него есть жена.

Она вспомнила, как хорошо им было вдвоем прошлой ночью – она шепотом повторяла его имя, вздрагивала от его прикосновений, с ума сходила от удовольствия, больше которого, она точно знала, нет на свете. И чем все это обернулось?

Люк Эшкрофт решил поразвлечься в дороге? Она думала обо всем том, что он говорил, вспоминала, как он убеждал ее, что она заслуживала знать, что это значит, когда о тебе заботятся, когда тебе дарят наслаждение.

Все это оказалось ложью.

Но это справедливое наказание, говорила она себе. Наказание за все грешные мысли, возникавшие у нее с момента, когда она встретила его, – мысли о мужчине, который не был ее мужем.

– Ты слышала, что я сказала? – спросила ее Люсинда. – Ничего плохого не произошло, Шарлотта.

Шарлотта крепко зажмурила глаза.

Ничего плохого не произошло.

Тогда отчего же так болит ее сердце? Почему ей так жаль распрощаться с надеждой на то, чего, она точно знала, она никогда не должна была желать?

Глава двенадцатая

Когда Шарлотта проснулась, она попыталась забыть привидевшийся ей плохой сон: Люк был женат и… и это был не сон.

Она села и протерла заспанные глаза, думая, как могла она оказаться настолько сумасшедшей, чтобы полюбить, если всегда знала, даже еще будучи ребенком, что ей не суждено любить никого, кроме своей семьи и домашних животных. Она думала об этом, когда слышала, как ее отец кричит на маму день за днем, ночь за ночью. Она думала об этом в восьмилетнем возрасте, когда умерла ее маленькая сестра Андриетта, и ни одной слезы не скатилось у него по щеке. Она думала об этом, когда ее отец сказал, что она невзрачная и что ни один мужчина никогда не захочет ее.

Но сейчас… В эту минуту Шарлотта вспоминала все слова, сказанные Люком, и ненавидела себя за то, что поверила им. И доверилась ему. И полюбила его.

– Шар, – позвала Люсинда, заглядывая в палатку Шарлотты. – Нора Вестроу говорит, что севернее лагеря есть прекрасная рощица ирги [3]3
  Темно-пурпуровые, с сизым налетом ягоды ирги имеют пресно-сладкий приятный вкус с легкой кислинкой.


[Закрыть]. Хочешь пойти со мной за ягодами? Нора говорит, что испекла уже три пирога!

– Звучит прекрасно, – сказала Шарлотта голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций. Какая разница, пойдет ли она за иргой или нет? Ей казалось, что глубоко в сердце появилась дыра. Мысль о том, что когда-то она позволила себе испытать какие-то чувства к Люку Эшкрофту, приводила Шарлотту в ярость. Она поступила неправильно и теперь понесла наказание за свой грех, за то, что с первой встречи желала его.

За завтраком Шарлотта пожалела, что у нее не хватило смелости надеть сковороду с лепешками на голову Маркусу, который снова нарывался на ссору. Но, с обожанием глядя на маленького Джейкоба, она решила, что потеря утреннего завтрака не стоит того, чтобы услышать его плач.

Но позже, когда они с Люсиндой с корзинами и ребенком отправились в путь, Шарлотта сказала себе, что плохое настроение было ее собственной ошибкой. Она открыла свое сердце не тому человеку, и должна спокойно принять последствия своего опрометчивого шага.

Не имело значения, что она полюбила Люка Эшкрофта. Не имело значения, что он говорил ей то, что ни один мужчина до него не решался сказать. Не имело значения, что теперь ее мысли будут заняты им день и ночь и что в ее сердце будет кусочек, который вечно будет по нему тосковать.

Люк женат, а она согрешила. Она позволила себе быть эгоистичной и ветреной, смелой и страстной, тогда как должна была оставаться стойкой и хладнокровной. Она должна была быть глухой к словам Люка, к интересу, который он проявлял к ее жизни. Должна была быть непреклонной даже перед очарованием его силы и красоты, этих глаз цвета морской волны, полных чувств. Она никогда не должна была позволять себе познать вкус его губ или почувствовать его близость. И она никогда не должна была позволить ему прикоснуться к ней.

Она шла рука об руку с сестрой, думая, что она могла бы сделать, чтобы все изменить. Это было почти забавно – для большинства людей переход в тысячи миль становился испытанием на выносливость, ценой проигрыша в котором могла стать жизнь. Но Шарлотта не боялась грядущих трудностей, ведь для нее имело значение только то, что ее сердце жестоко разбито мужчиной. Мужчиной, который даже не был ее мужем.

Впереди Шарлотта увидела Бидди Ли, окруженную со всех сторон высокими травами прерий, блестевшими под жарким солнцем. И Шарлотта почувствовала приступ стыда. Она провела ночь и утро, жалея себя, хотя знала, что, по сравнению с жизнью Бидди Ли, ее жизнь казалась сплошным удовольствием.

– Давай догоним Бидди Ли, – сказала она Люсинде. Люсинда засмеялась.

–  Тыбеги к ней, Шар. А мы догоним. Нам с малышом за тобой не угнаться.

Через минуту Шарлотта уже поравнялась с Бидди Ли.

– У тебя все в порядке? – спросила она, подстраиваясь под ее шаг. – Я видела, ты ехала в фургоне Смитерсов. Я все время гадала, что бы это значило.

– Это значит, что я ушибла колено и Скит сказал мне ехать в фургоне. А потом миссис Карлин устроила страшный скандал, и я выпрыгнула и пошла пешком.

– Нога уже не болит?

– Бывало лучше, но бывало и хуже, – сказала Бидди Ли. – А теперь скажи мне, отчего ты выглядишь печальнее девочки, потерявшей лучшую подругу, куклу и маму в один день, или мне попробовать угадать самой?

Шарлотта улыбнулась.

– Я плохо выгляжу?

– Могло быть и хуже, – сказала Бидди Ли, когда они подошли к зарослям ирги.

Шарлотта покачала головой в нерешительности, потому что знала: если она расскажет Бидди Ли о Люке, то жалость к себе разгорится с новой силой, а ведь сердце ее и без того было разбито.

Бидди Ли вздохнула.

– Скажешь мне, когда будешь готова. Посмотри вокруг! Посмотри, какая красота!

Шарлотта сорвала ягоду, положила в рот и почувствовала ее сок на языке. Она была одновременно сладкой и кислой, горькой и ароматной, и Шарлотте действительно показалось, что она в жизни не пробовала ничего более вкусного.

– Прекрасные ягоды, – сказала она, сорвав другую. – Кажется, я не принесу ничего в лагерь, а вместо этого наемся их здесь и сейчас. Бог с ними, с джемом и с пирогами!

Бидди Ли засмеялась.

– Я тоже. Я скажу Карлин, Молли и миссис Смитерс, что их уже не было, – сказала она, засыпая горсть себе в рот.

Наконец появилась и Люсинда. Шарлотта попросила сестру закрыть глаза и открыть рот и положила ей на язык пару ягод.

– Ммм… вкусно, – сказала Люсинда. – Как давно я не пробовала такой вкуснятины! – Она удобнее устроила Джейкоба у себя на груди. – Так мне будет удобнее, и я стану есть намного быстрей, – сказала она, смеясь и вытирая сок с подбородка.

Шарлотта засмеялась и на миг снова почувствовала себя счастливой девчонкой. Совсем как в детстве, когда дома они с Люси рвали ягоды у ручья: немного для себя, немного для пирогов, которые испечет мама (она никогда не делала меньше четырех за один раз). Мама всегда говорила, что никогда не знаешь, кто может зайти в гости.

И потом она вспомнила встречу с Молли, омрачившую ее утро, и новость, которую та принесла. Эта новость была похожа на грозовую тучу, застилающую небо. Люк. И его жена. И ее собственное глупое сердце, эмоции, которые взяли верх над ее силой воли.

Но Шарлотта знала, что может быть сильной. Она была счастлива еще минуту назад, делясь ягодами со своей сестрой и подругой. В тот момент ей не нужен был Люк, и она заставит себя не нуждаться в нем больше никогда.

* * *

– У тебя встревоженный взгляд, – сказал Белый Лис, внимательно глядя на Люка и передавая ему трубку.

Люк засмеялся, втягивая дым, которого он давно уже не пробовал.

– Кажется, все мое тело встревожено, – сказал он. – Я старею, Белый Лис.

Индеец – сам уже пожилой мужчина, длинные волосы которого уже украсила седина, – в ответ не улыбнулся.

– Мужчина, который учит мальчика стрелять из лука, не может быть старым, – тихо произнес он.

На миг Люк углубился в воспоминания, пришедшие, кажется, из другой жизни, хотя речь шла о дне, который от дня сегодняшнего отделяло всего четыре года. Тогда он познакомился с несколькими индейцами-канза во время очередного привала. Пятилетний мальчик, внук Белого Лиса, которого звали Быстрое Перо, плакал, потому что братья дразнили его за то, что он не мог попасть в цель из лука. Рассерженный мальчик отказался принять помощь отца и Белого Лиса и ушел в прерии, утащив с собой свой лук и несколько потрепанных стрел.

Люк решил, что стоит попробовать предложить мальчику поднатаскать его. Примет Быстрое Перо его помощь или нет, он не знал. Люк подошел к нему и указал на куст, который будет его целью, затем объяснил, что нужно задержать дыхание перед тем, как отпускать тетиву. Чтобы было понятнее, он положил свою руку на руку мальчика. «Это твоя единственная ошибка, Быстрое Перо», – сказал он мальчику тогда.

Быстрое Перо какое-то время упражнялся в стрельбе под присмотром Люка. Когда они вернулись в лагерь вместе, его глаза ярко сияли гордостью, ведь он мог продемонстрировать обидчикам свое мастерство.

И Белый Лис радостно улыбался, когда они вместе с Люком смотрели на него. «Из тебя получится прекрасный заботливый отец, – сказал вождь племени Люку. – Ты был счастлив, когда помогал моему внуку».

– Ты умираешь от печали.

Это скоро пройдет, говорил себе Люк, это острое, сильное чувство боли и вины. Но он знал, что лжет самому себе. Разве может исчерпать себя печаль по двум любимым людям, потерянным навсегда? Или это будет продолжаться вечно?

Он все еще помнил – сейчас лучше, чем когда бы то ни было, поскольку с ним снова был Белый Лис, – радость, которую он ощутил, когда Быстрое Перо поднял на него глаза, сделав свой первый точный выстрел. Представлял, как будет передавать Джону все навыки, полученные им самим в путешествиях, и думал, как здорово, что они с сыном смогут всю жизнь пройти рука об руку, обучая друг друга… Но маленький Джон умер, потому что Люк в очередной раз погнался за своими эгоистичными мечтами.

– Расскажи мне о своих тревогах, – сказал вождь.

Люк покачал головой, вспоминая слова Пармелии о том, что Джон, долгожданный и желанный ребенок, был ниспослан им Богом и ничего плохого с ним произойти не может.

– Что сделано, то сделано, – тихо сказал он. Он никогда и никому не открывал своей души, и теперь не собирался этого делать. Чувства мужчины – его слабое место.

– Но ведь можно все изменить, – мягко сказал вождь. – Боль потери огорчает твой разум и твое сердце, терзает тебя весь день и всю ночь. Из-за своего упрямства ты будешь совершать новые ошибки. – Что-то случилось с твоей женой и сыном? – спросил вождь.

Люк пристально посмотрел на него. У него появилось ощущение, будто его ударили в живот, но одновременно с болью пришло какое-то странное облегчение.

– Откуда ты узнал?

– Это горе, которое разрушает душу мужчины.

Люк чувствовал, что его душа снова готова закрыться.

– Может быть и так, но с этим ничего не поделаешь.

– Оно съест тебя заживо, твое горе, если только ты не отпустишь его.

– Без обид, Белый Лис, но ты не знаешь, о чем говоришь. Белый Лис приподнял бровь.

– Я точно знаю, о чем говорю, мой друг. Я жил своей собственной жизнью. Я шел дальше. Я создал новую семью.

Любопытство Люка почти взяло верх над сдержанностью. Что именно случилось с семьей вождя? Но потом он передумал задавать вопрос.

– У тебя было так, – сказал он. – А у меня все по-другому Белый Лис бросил на Люка долгий и тяжелый взгляд. Люку показалось, что время остановилось, и он потерял способность шевелить руками и ногами. Белый Лис между тем внимательно смотрел на него, и Люку казалось, что он поддается действию его чар.

– А теперь послушай, – сказал Белый Лис.

– Что?

– Просто послушай, – сказал Белый Лис. – И скажи мне, что ты слышишь.

Вдалеке Люк слышал голоса детей – наверное, это были малыши Вестроу, которые очень часто пели песни.

– Кто-то поет, – сказал он. – И обычные звуки животных – мычание быков, ржание лошадей…

Белый Лис прищурил глаза.

– А еще?

– И… – Люк засмеялся. – И голос старого, говорливого вождя, задающего мне кучу бесконечных вопросов.