Текст книги "Дорогами судьбы"
Автор книги: Элизабет Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава вторая
– Прощай, Америка! – сказал мужской голос, когда Шарлотта с Люсиндой держась за руки, проходили вдоль обоза. Дорога вилась по самым красивым лугам, которые они когда-либо видели – высокая, волнистая трава прерий и дикие цветы, благоухающие первозданной, согретой солнцем сладостью, манили вперед, обещая, что в конце этого долгого путешествия они найдут бесконечную красоту и богатство природы.
– До свидания, Америка! Здравствуй, процветание! – выкрикнул другой мужчина, и Шарлотта увидела, что это был Джордж Пенфилд, который ехал с мистером Эшкрофтом в одном фургоне. Большой, похожий на медведя мужчина с бородой, напоминавшей Шарлотте полынь, которую она когда-то видела на картинке, мистер Пенфилд казался человеком жизнерадостным и веселым, стремящимся в полной мере насладиться поездкой. Прошлым вечером она видела, как он прогуливался по главной улице Индепенденса, напевая что-то себе под нос. Вероятно, он был немного навеселе. Пожилая Альма Блисс, с которой Шарлотта познакомилась еще в Эвингтоне, сказала:
– Мистер Джордж Пенфилд? Это лучший мужчина на свете, Шарлотта, не считая, конечно, мистера Эшкрофта, его попутчика. Теперь, когда я наблюдаю за ними уже дней десять, я могу сказать, что любой из них мог бы стать прекрасным мужем для молодой женщины, которой посчастливится привлечь их внимание.
В этот момент миссис Блисс посмотрела на Шарлотту своими проницательными старческими васильковыми глазами, и молодая женщина отвернулась. Неужели все люди на земле чувствовали ее сомнения, догадывались о том, что ее сердце переполнено вопросами о любви, об отношениях мужчин и женщин? Ей очень нравился Фрэнсис, однако их брак, безусловно, был несовершенным, и казалось, что миссис Альма Блисс могла чувствовать это так же легко, как биение своего собственного сердца.
Сейчас, гуляя по лугу, такому красивому, что дух захватывало, Шарлотта смотрела, как ее муж, Фрэнсис, правил – или пытался править – двумя упряжками быков.
– Я думала, что править упряжками будешь ты, – сказала Люсинда Шарлотте, медленно наклоняясь и одной рукой поддерживая свой животик, а другой собирая высохшие бизоньи лепешки. Она бросала их в брезентовую сумку, которую сестры сшили специально для какого странного вида топлива для костра.
– Маркусу понравилась эта идея, и он сказал, что ты куда лучше обращаешься с животными, чем Фрэнсис.
Шарлотта засмеялась.
– Это потому, что он думает, что я – тоже животное.Или близка к этому. Так что же он сказал, когда узнал, что мы с Фрэнсисом собираемся пожениться?
Лицо Люсинды посветлело, и Шарлотта вдруг осознала, что впервые за последние дни видит сестру улыбающейся.
– Шарлотта, сейчас же перестань дурачиться!
– Расскажи мне это еще раз, – сказала Шарлотта. – Мне очень нравится, когда меня сравнивают с мулом.
Люсинда хихикнула.
– Ну, хорошо. Маркус сказал, что ты как неповоротливый, упрямый, постоянно чего-то требующий мул и что лучше бы Фрэнсис женился на Беуле Бейкер, женщине, лишившейся своего языка в том несчастном случае с повозкой в Кастелтоне.
Шарлотта засмеялась и остановилась, чтобы поднять сухую бизонью лепешку.
– Единственное в Маркусе, на что я всегда могу рассчитывать, – это его необыкновенная симпатия ко мне.
Люсинда с любовью посмотрела на сестру.
– Ну, по крайней мере, он признает, что ты хорошо обращаешься с животными, – сказала она. – Он никогда и не пытался это отрицать.
Шарлотта вздохнула.
– Если бы Фрэнсис думал так же, как Маркус! Кажется, мой муж боится заставить меня пальцем пошевелить, чтобы что-то сделать. Боится, что быки сделают мне больно. Сдается мне, он даже не хотел бы, чтобы я дышала самостоятельно, и это сводит меня с ума.
– Некоторым женщинам нравится такая забота, – тихо сказала Люсинда. Она всегда была симпатичнее своей сестры – у нее были ясные голубые глаза, блестящие черные волосы и великолепная белая кожа. Но когда ее что-то беспокоило, – совсем как сейчас, – ее лицо как будто сжималось и становилось худеньким.
– Ну, а мне – нет, – пробормотала Шарлотта. – Он, конечно, не обращался со мной, как с хрупкой фарфоровой безделушкой, когда мы были дома. И боюсь, у нас не будет детей, если… если ничего не изменится, – добавила она. Не имея никакого опыта в общении с мужчинами, она не знала, как изменить эту ситуацию. Может ли женщина протянуть руку и дотронуться до своего мужа, приблизить его к себе, поцеловать его, если он сам об этом и не думает? И что бы произошло после этого? Шарлотта знала, как это бывает у животных, но у людей это, скорее всего, происходило по-другому…
Люсинда посмотрела в глаза сестре.
– Для таких вещей нужно время, – сказала она спокойно. – Фрэнсис не такой как все: стал юристом, но так и не начал работать, как следует в своем офисе в Эвингтоне. Наверное, то же самое происходит и с вашим браком.
Шарлотта молчала. Непрошеные картинки заполняли ее мысли. Она не могла представить, чтобы Люк Эшкрофт был «не таким как все» в том, что касалось интимных отношений в браке, ведь даже при воспоминании о его таком земном, мужском запахе у нее дух захватывало.
Она посмотрела на мистера Эшкрофта, стоящего за два фургона впереди: сильный, мускулистый мужчина, который ходил рядом с фургоном и с легкостью правил упряжками. Ее Фрэнсис был на это не способен – движения кнутом у мужа были суетливыми и слабыми. Мистер Эшкрофт двигался так, будто он тоже был животным, – сильным, уверенным и мощным.
Шарлотта боялась на него смотреть, потому что каждый раз, когда она видела этого мужчину или даже думала о нем, она невольно вспоминала вьющиеся темные волосы на его широкой мускулистой груди, его сильные длинные ноги, штаны, обрисовывающие его напряженные мышцы. Но больше всего ей запомнились блекло-зеленые глаза, которые, казалось, смотрели ей прямо в душу.
Пытаясь усилием воли заставить себя думать о чем-то другом, – о чем угодно, только не о нем! – Шарлотта заметила, что их с Люсиндой брезентовые сумки уже до половины заполнены лепешками. Она переложила лепешки из сумки сестры в свою и отдала Люсинде пустую.
– Ты думала, что мы уже управились, да, Люси? Давай соберем побольше, чтобы приготовить сегодня отличный ужин – вяленую говядину с бобами и беконом, печеные яблоки и хлеб, если я придумаю, как его здесь испечь. На него можно будет намазать джем из крыжовника. Если, конечно, хлеб у меня не сгорит. Пойду-ка повешу эту сумку на фургон. Люсинда кивнула, лукаво ей подмигнув.
– Я знаю, зачем ты идешь к фургону,так что не думай, что тебе удастся обмануть меня, Шарлотта Далтон, – сказала она, улыбаясь.
Шарлотта увидела, что мистер Эшкрофт подошел к Фрэнсису и Маркусу и, кажется, давал им урок управления упряжкой. Она вопросительно посмотрела на свою сестру, недоумевая, неужели все ее утренние сомнения так легко читаются по ее лицу.
– Тебе просто хочется увидеть, как с наших мужей разок-другой собьют спесь, – сказала Люсинда. – Очевидно, у мистера Эшкрофта богатый опыт в обращении с животными, и он пытается показать нашим мужьям, как не дать скотине поставить себя в глупое положение. Так что иди, и расскажешь мне все самые интересные подробности, когда вернешься.
Шарлотте удалось улыбнуться. Ей было стыдно, что она скрывает свою ужасную тайну от родной сестры.
– Ваши, быки будут лучше вас слушаться, если вы будете идти на несколько дюймов дальше, чем сейчас, – говорил мистер Эшкрофт Маркусу, который забрал у Фрэнсиса кнут, как только Шарлотта приблизилась к фургону.
– Ладно, так и сделаю, – раздраженно ответил Маркус, – Я правлю этими упряжками целыми днями.
Поскольку мистер Эшкрофт знал, что Шарлотта наблюдает за происходящим, он повернулся к ней.
– А вот и ваша милая невестка, которая пыталась учить меня обращаться с коровами. Жаль, что в Орегоне она не будет заниматься сельским хозяйством.
Подходя к мужчинам, Шарлотта пристально посмотрела на мистера Эшкрофта.
– Мне кажется, я говорила вам, мистер Эшкрофт, что в течение года после нашего приезда в Орегон я рассчитываю обзавестись собственной фермой, – сказала она, вешая сумку с бизоньими лепешками на крючок, прибитый к боковому бортику фургона.
– Конечно, говорили, миссис Далтон. Но ваш муж и зять только что рассказали мне о том, что они планируют открыть юридическую фирму, а вы…
– Я сказал «если Орегон станет территорией Соединенных Штатов», – вмешался в разговор Маркус, щелкая кнутом, от чего все четыре быка вздрогнули.
– О чем ты, Маркус? – спросила Шарлотта, на минуту забывая о присутствии мистера Эшкрофта. Она перевела взгляд на своего мужа. – Фрэнсис? Ты сказал мне, что покончил с юридической практикой «раз и навсегда». Это ведь твои слова? А теперь…
– Да мы даже не знаем, доберемся ли мы туда, – перебил свояченицу Маркус.
– Маркус! – вмешался Фрэнсис. – Я буду тебе благодарен, если ты не станешь перебивать мою жену!
Маркус со злостью посмотрел на брата.
– Тогда говори за себя сам, Фрэнсис. Мы не знаем, сможем ли взять верх над индейцами, – продолжил он.
– Я не думаю, что с индейцами придется воевать, – сказал мистер Эшкрофт. – Все мои контакты с ними были исключительно мирными. Что меня действительно беспокоит, так это люди, которые ожидают чего-то другого.
– Мы действительно ожидаем другого, сэр, – сказал Фрэнсис. – Я читал письма, из которых становится ясно, что индейцы – это грязные нищие, которые похищают женщин и детей, которых только смогут схватить. И если кто-нибудь из них косо посмотрит на мою любимую жену…
– Вы, сэр, читали какую-то чушь, – вмешался мистер Эшкрофт. – И я предупреждаю вас: если вы действительно верите в то, что говорите, лучше не отходите от своих упряжек или оставайтесь в своем фургоне, когда индейцы придут к нам. А они обязательно придут.
– Мы будем делать то, что захотим, и когда захотим, – сказал Маркус. Его бледное, обрамленное пышными темными волосами лицо стало красным от злости. Но даже сейчас оно оставалось красивым – правильные черты, серо-голубые глаза…
Мистер Эшкрофт выглядел удивленным, но, конечно, не испуганным.
– Ваше мнение, в любом случае, меня совершенно не волнует. Лишь бы только ваши действия не навлекли беды на другие семьи. Если вы разозлите индейцев, остальная часть обоза будет схвачена вместе с вами.
– Я не собираюсь ни на кого нападать, – хмуро возразил Маркус.
Глаза мистера Эшкрофта потемнели.
– Я буду присматривать за вами обоими, – предупредил он и быстро ушел широким и уверенным шагом.
Шарлотта посмотрела в глаза Маркуса – они были холодными и тусклыми, такими же невыразительными, как глаза лягушки.
– Это было необходимо? – спросила она. В ответ Маркус отмахнулся.
– А емуобязательно надо было это говорить? – спросил он, словно капризный ребенок. – И это восхваление индейцев! Хочет он, чтобы Соединенные Штаты расширили свои границы, или нет?
Шарлотта повернулась к своему мужу.
– Фрэнсис, мне показалось, ты говорил, что есть причина, по которой мы все должны ладить с мистером Эшкрофтом.
– Он – самый опытный охотник в нашей группе, – сказал Фрэнсис. – Но я сам позабочусь о тебе, Шарлотта. Обязательно позабочусь.
Шарлотта почувствовала, как глубоко внутри нее вспыхнула злость.
– Я не хочу, чтобы обо мне заботились, – начала она, но Маркус перебил ее:
– Мы с Фрэнсисом можем ходить на охоту, если будет нужно, – вмешался он. – А капитан знает дорогу.
– Капитан Тайлер раньше уже совершал такой переезд? – спросила Шарлотта.
Маркус пребывал в нерешительности.
– Они с Эшкрофтом оба уже совершали такие путешествия. Дорог много, и к тому же не обязательно иметь привычку жить под открытым небом, чтобы добраться до Орегонских земель живым и невредимым. Мы получили образование и не хуже других умеем читать надписи на дорожных столбах.
Шарлотта не могла больше ни минуты выслушивать самонадеянные речи Маркуса.
– Мы с Люсиндой снова пойдем собирать лепешки, – сказала она. – Мы хотим устроить сегодня праздничный ужин…
– Пожалуйста, будьте осторожны, – перебил ее Фрэнсис. – Будьте осторожны обе, слышишь, Шарлотта? Я говорю это и тебе тоже. Я не хочу, чтобы ты ходила одна. Ты понимаешь?
На мгновение она подумала, что, хотя Маркус и сравнивает ее с упрямым, своенравным, доставляющим много хлопот мулом, ей хотелось бы, чтобы и Фрэнсис думал о ней так же. Или хотя бы признал, что она – сильная, и способна многое сделать без чужой помощи. Ведь ее муж еще дома узнал, как много работы по хозяйству она выполняла. Он всегда заявлял, что восхищается ее «навыками в обращении с животными», а однажды она даже слышала, как Фрэнсис хвалился перед приятелями, что его жена умеет колоть дрова «лучше, чем любой мужчина».
– Со мной будет все хорошо, Фрэнсис, – сказала она, стараясь скрыть свое раздражение.
– И помни, что ты не у себя дома на ферме, – предупредил он.
Шарлотта отвернулась, решив, что попробует держать язык за зубами. Если она вышла за Фрэнсиса отчасти потому, что он был с ней нежен и близок ей по духу, а значит, станет великолепным отцом для их будущих детей, разве он не заслужил ее признательности своей добротой и заботой?
Вернувшись к сестре, Шарлотта заметила, что та сцепила зубы от боли.
– С тобой все хорошо? – спросила Шарлотта. Люсинда вздохнула.
– Как бы я хотела, чтобы ребенок появился на легком этапе нашей поездки! – Слезы покатились по ее лицу. – Или чтобы мы отправились в путь уже после его рождения. Я не понимаю, что мог бы изменить еще один месяц.
Шарлотта ничего не сказала, поскольку разделяла мнение сестры. Но она точно знала, что их мама, услышав подобные речи: непременно прочитала бы дочерям нотацию о том, что если мужчина принял решение, даже табун диких лошадей не может заставить его повернуть назад. «Так уж устроен мир», – закончила бы она со вздохом.
«Моя воля так же сильна, как и воля дикой лошади, – сказала себе Шарлотта, – и я бы скорее умерла, чем позволила бы Фрэнсису обращаться со мной так, как Маркус ведет себя с Люсиндой».Но, в конце концов, она тоже согласилась ехать тогда, когда решили мужчины. Правда, не потону, что Фрэнсис и Маркус спешили, а потому что так будет лучше для домашних животных, которые сопровождали хозяев в этом грудном путешествии.
– У тебя все будет хорошо, – Шарлотта обняла сестру. – И с ребенком все будет отлично, – добавила она, глядя в полные сомнений глаза Люси. Должно быть, сестра думала, что они, с помощью своих мужей, сделают все от них зависящее, чтобы все прошло хорошо. Но был только один мужчина, чья сила поразила воображение Шарлотты Далтон, мужчина, на которого, – она знала это, – она могла положиться в этом жестоком, суровом переходе через прерии. И этого мужчину звали не Фрэнсис и не Маркус.
Люк наблюдал, как Шарлотта готовит ужин. Когда она вставила в землю две рогатки и положила между ними жердь, Люк решил, что это для тяжелого железного котелка, который стоял рядом на земле. Но если ей не удастся быстро развести хороший огонь, подумал он, котелок так и останется холодным.
Им с Джорджем за последние несколько минут женщины предложили больше еды, чем они могли бы съесть за две свои жизни вместе взятые. Женщины были так благодарны им за молоко Вайолет – и за пахту и масло, взбивавшееся в ведре, которое Шарлотта привязала сегодня к его фургону, – что готовы были делиться с ними едой на время всей поездки. Малиновое варенье с хлебом, бобы с черной патокой, жареные пирожки с клюквой и тыквенный пирог – вот только некоторые из принесенных лакомств.
Все старались угостить мистера Пенфилда и мистера Эшкрофта, кроме одной женщины, на которую он сейчас смотрел и которая пыталась разжечь огонь. При этом ее прелестная нижняя губка выступала вперед от гнева и решимости. Она не была самой красивой женщиной в караване. Но, безусловно, ее можно было назвать самой мужественной. Полнотой этой губки, изящной линией подбородка она вдруг напомнила ему Пармелию – ту Пармелию, которая умоляла его не уходить, Пармелию, которая просила его…
И он отвернулся. «Не делай этого», – сказал он себе. Чувство вины уже переполняло его сердце. Разве не должен он быть честным? Разве не была Пармелия женщиной, которую он будет любить всегда?
– Ну, давай же, – услышал он возглас Шарлотты.
Люк не мог сдержаться. Своими мозолистыми руками он взял несколько лепешек, горевших в его собственном костре, подошел и положил их в центре дымящейся кучи, уложенной Шарлоттой.
– Вот, – сказал он, опускаясь на колени рядом с ней. – Это должно помочь вашему огню разгореться.
– Мне не нужна ваша помощь, – сказала она, не глядя на него.
– Чтобы развести огонь? – спросил он. – А мне кажется, нужна.
На мгновение их глаза встретились. В эту минуту он как будто даже забыл, что должен дышать. Ему казалось, что он уже прикасался к ней, что он знал ее всю свою жизнь.
– Нет, не нужна, – пробормотала она. Он засмеялся.
– То есть вы уже согрели еду?
Глаза Шарлотты потемнели от ярости. Он видел, как ее губы приоткрылись, дыхание участилось. Ее грудь поднималась и опускалась от гнева и нетерпения.
– Мистер Эшкрофт, – сказала она, остановив на нем свой темный гипнотический взгляд, – не нужно меня дразнить. Мне не нужна помощь. Я вам не городская девчонка-неумеха, которая никогда раньше не разводила огня.
– Разве я говорил, что вы такая? – спросил он. Ему нравилось, что ее щеки покраснели, а на шее часто пульсировала жилка.
– Я могу сказать, что именно вам надо бы управлять вашими упряжками, а не вашему мужу или зятю. Если бы вы так настойчиво не отказывались от моей помощи, вы бы заметили, что многие люди делятся тлеющими угольками. – Он замолчал. – То, что ваш муж считает вас нежным цветком, не означает, что вы не можете время от времени принимать какую-то помощь от человека, который знает, что вы в ней обычно не нуждаетесь.
Краска прилила к лицу Шарлотты, но вместо огня, который он инстинктивно искал в ее глазах, он увидел в них грусть. И ее молчание говорило больше, чем могли бы сказать слова, заставляя его пожалеть о том, что он дразнит ее.
– Как давно вы вышли замуж за Фрэнсиса Далтона? – тихо спросил он.
– Вы думаете, это подходящая тема для разговора между мужчиной и женщиной? – ответила она вопросом на вопрос, глядя на огонь мимо него.
– Я не очень-то обращаю внимание на правила, – пробормотал он. – Никогда не обращал и никогда не стану.
Еще раз она направила на него свой пристальный взгляд. Она прищурила глаза, и знакомый гневный настрой вернулся к ней во всей красе.
– Тогда, очевидно, в отличие от меня, вы можете позволить себе эту роскошь, мистер Эшкрофт. Моя мама, сестра и я, мы продали нашу ферму, чтобы отправиться в эту поездку. Мама, которая недавно овдовела, отказалась от всего ради того, чтобы мы с сестрой начали новую самостоятельную жизнь. И мне нужно беспокоиться о том, что подумает мой муж, если увидит, что вы снова разговариваете со мной. Мне нужно беспокоиться о том, чтобы быть в состоянии вести хозяйство, когда мы приедем в Орегон, – если мы приедем…
– Мы приедем, – сказал он спокойно.
– Вы ведь не знаете этого заранее! – воскликнула она.
– Я наблюдал за вами весь день, – сказал он. При виде выражения ее глаз дыхание в его груди замерло. Бесспорно, Шарлотта Далтон отдавала себе отчет в том, что он уделяет ей внимание, и ценила это. Эта мысль заставила его бедра напрячься. Пускай она с утра до вечера говорит ему, что ей его внимание не нужно, но какая-то частичка ее существа нуждалась в нем – частичка души женщины, которая не выходилазамуж за Фрэнсиса Далтона и которая никогда не будет принадлежать мужчине, настолько не годившемуся ей в мужья.
И это странно, думал Люк, потому что в караване были женщины более красивые, чем Шарлотта Далтон. Даже под ситцевым чепчиком, защищавшим голову от солнца, ее волосы выглядели непослушными и растрепанными. К тому же она наверняка полагала, что у нее слишком большой рот и слишком маленькая грудь. Однако несмотря ни на что эта женщина понравилась ему с первого взгляда.
– Вы справитесь и с погодой, и с вашими животными, – сказал он. – Это очевидно для всех. – Он замолчал, думая о ее муже. – Или почти для всех. И я верю, что у вас всегда будет достаточно и мяса бизонов, и оленины, и рыбы. То, чего я опасаюсь, не касается ваших умений, миссис Далтон. Я опасаюсь, что ваше плохое мнение обо всех без исключения мужчинах принесет неприятности всем нам.
Он рассматривал ее с ног до головы, представляя себе скрытые складками юбки нежные изгибы ее женственности, готовые к наслаждению. Он представил себе, как она извивается под ним, царапает его спину и выкрикивает его имя.
– И потом, миссис Далтон, – продолжал он хриплым голосом, – хотя ваш муж Фрэнсис, возможно, и не обладает опытом перехода через прерии, все же он сделал хороший выбор, женившись на вас.
Внезапно он осознал, что ему все-таки придется выполнить ее недавнюю просьбу: он должен будет оставить эту женщину в покое. Что-то в ней запало ему в душу, – то, как она вглядывалась в горизонт, или ее решимость всю ночь провести у очага, пытаясь развести огонь, только бы не признавать, что она не может сделать этого сама, а может, то, как ловко она справилась с его коровой, будто всю свою жизнь только и делала, что занималась животными, – все это вместе привлекало его, мешало уйти прочь.
И в умоляющем взгляде ее полных слез карих глаз он наконец-то прочитал правду: было нечестно с его стороны разговаривать с ней так, будто она была свободна, – была тем, кем хотела быть, и с тем, с кем она хотела. Жена Фрэнсиса Далтона попросила его оставить ее в покое. И ему ни к чему думать о ней. Черт побери, разве он не считает себя порядочным человеком?
Так что, если он собирался и дальше считать себя таковым, эта женщина не могла стать частью его жизни в дороге. Конечно, она будет играть исключительно второстепенную роль, роль чего-то такого, что не даст ему ночью терзаться муками совести, когда он снова будет думать о…
Черт! Он не мог даже подобрать нужных слов. Когда он думал о своей жизни дома и о тех, кого оставил там, в Индиане… Простите меня, Пармелия и Джон.Но он знал, что ему не будет; прощения – никогда.
– Все, о чем я вас прошу, миссис Далтон, это чтобы вы говорили мне, если вам что-то понадобится. Понимаете?
Ее рот приоткрылся, между блестящих губ показались жемчужно-белые зубы. Она выглядела удивленной.
– Но как же быть с Вайолет? – спросила она. – Мне нужно будет научить вас доить ее или убедиться, что другие женщины будут делать это по очереди…
Он рассмеялся.
– Я не вижу в этом ничего смешного, – сказала Шарлотта, Ее щеки стали цвета вечерней зари. – Корова, которую не доят как следует, будет болеть так же, как собака…
– Да, я знаю это, миссис Далтон. Я сам вырастил несколько десятков коров за эти годы. Думаю, стоит отдать Вайолет семье Вестроу.
Карие глаза Шарлотты почернели.
– Тогда зачем же, скажите на милость, вы делали вид, что нуждаетесь в моей… – Она замолчала. – О, теперь я, кажется, отлично понимаю, зачем вы это делали. Вы хотели одурачить меня…
Люк не мог ничего с собой поделать.
– Вы ошибаетесь, миссис Далтон, я старался заключить самую важную сделку в моей жизни, – пробормотал он. И ушел, говоря себе, что на этот раз сдержит свою клятву, – ради нее самой.
