Текст книги "Дорогами судьбы"
Автор книги: Элизабет Кларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава пятнадцать
Это жаркое, пыльное, тяжелое утро началось с того, что у одного из быков Шарлотты так сильно разболелось копыто, что даже к ней в голову постучалась мысль о том, чтобы забить Дэна, это бедное животное, на мясо. Маленький Джейкоб все утро плакал, Люсинда тоже вела себя странно, – ее слезам, казалось, не было ни конца, ни края.
– Я просто хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое! – наконец сказала она, переводя взгляд с Маркуса на Шарлотту.
Шарлотта пошла вперед, собирая щепки и ветки для ночного костра, стараясь не поддаваться тому наплыву чувств к Люку, которые готовы были захватить ее в любой момент, и, удивляясь, почему она была не состоянии рассказать Люсинде о том, что происходило между ними.
Теперь она знала, что никогда не сможет выбросить его из головы. Она знала это с такой глубокой определенностью, какую имеет надпись, выгравированная на надгробном камне. Он был для нее единственным,единственной настоящей любовью, которую они с Люсиндой всегда мечтали найти, единственным мужчиной, которого, как она поклялась, она никогда не захочет.
Конечно, как сказал сам Люк, он никогда больше не женится и никогда не будет ее любить так, как ей хотелось бы, чтобы ее любили. Все эти годы Шарлотта верила, что хочет жить в одиночестве, быть независимой и не нуждаться в мужчине. Какая-то частичка ее сердца так никогда и не поверит мужчине, ведь именно мужчины всегда становятся источником перемен, перемен к худшему.
И все же она хотела Люка. В глубине души она знала, что сможетвыжить без чьей-либо помощи, что она знает о животных, солнце и земле достаточно, чтобы жить самостоятельно и со всем справляться. Она также знала, что лучше не иметь мужа вообще, чем иметь плохого мужа.
И все же она хотела Люка.
Вдруг Шарлотта поняла, что наступила тишина, и она уже некоторое время не слышит ни голоса Люсинды, ни плача Джейкоба. Она повесила на крючок сумку со щепками, которые собирала, и влезла в фургон.
– Маркус! – позвала она.
Люсинда лежала на полу фургона с закрытыми глазами, бледная, как луна. На юбке на уровне ягодиц растекалась темная лужица крови. Маленький Джейкоб лежал рядом с ней и тоже спал: его крошечные губки-бабочки были приоткрыты, худенькие щечки были бледными.
Маркус просунул голову внутрь.
– Что? – спросил он.
Шарлотта почувствовала, что неторопливое движение влекомого быками фургона останавливается.
– Сходи, позови миссис Гундерсон, – тихо попросила она. По его лицу Шарлотта поняла, что он увидел кровь. Через мгновение он ушел.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, Шарлотта взяла младенца на руки и положила его на мягкое лоскутное одеяло, сшитое ее матерью для своего внука, которого она, возможно, никогда и не увидит.
Затем Шарлотта начала собирать все чистые тряпки, какие только могла найти, понимая, что уже начинает паниковать – кровотечение нужно остановить, а Люсинде дать еще спорыньи.
«Она не переживет этого во второй раз», – нашептывал Шарлотте внутренний голос. Она затрясла головой, стараясь отогнать дурные мысли, но руки ее начали неметь от нервного напряжения. «Думай! – приказала она себе. – Думай!Представь, что это не Люсинда, а лошадь или корова. Какое лекарство нужно было бы ей дать?»
Потом еще один вопрос прорвался сквозь панику: а что, если миссис Гундерсон вообще не придет? Несколько человек из каравана перестали общаться с Шарлоттой после того инцидента с Бидди Ли и семьей Смитерсов. Что, если миссис Гундерсон тоже отвернулась от нее?
Но в этот миг из-за полога показалось морщинистое серьезное лицо миссис Гундерсон, и она влезла в фургон.
– И ведь столько времени уже прошло со дня рождения маленького, – сказала она, качая головой. – Это нехорошо, Шарлотта. Ты это знаешь.
– Я знаю, что вы можете ей помочь, – сказала Шарлотта. – Вы спасли Ефимию Брайс и Джесмин Грант.
Миссис Гундерсон, продолжая качать головой, начала задирать юбки Люсинды, и в это же мгновение фургон дернулся, возобновляя свое медленное и неровное движение.
Итак, Маркус повел упряжку дальше, про себя отметила Шарлотта. Другого выбора, кроме как продолжать путь, конечно, не было.
Худые ноги Люсинды выглядели как палки, вены были едва видны, колени были почти такими же маленькими, как у ребенка.
Когда миссис Гундерсон подняла юбку Люсинды еще выше, у Шарлотты перехватило дыхание. Она не хотела смотреть на то; сколько крови вытекло из тела Люсинды, не хотела думать, что означает то, что сестра не просыпается.
– Бедняжка, – прошептала миссис Гундерсон. – Я всегда говорила, что если бы мужчинам пришлось хоть раз испытать боль и страх смерти при рождении ребенка, наши «посиделки» с ними случались бы намного реже и с большими перерывами.
С чувством вины и стыда Шарлотта подумала о своем наслаждении прошлой ночью, о своих эгоистичных помыслах и планах. Она старалась выбросить из головы еще одну мысль, которая с самого утра преследовала ее: рождение ребенка. Дитя, которое могло появиться на свет в результате вспышки страсти, с которой у нее не хватило сил совладать.
– Ставь своей сестре компрессы так часто, как только сможешь, Шарлотта, – сказала миссис Гундерсон странным испуганным голосом. – Если у тебя нет чистых тряпок…
– Я найду их, – оборвала ее Шарлотта. – Это все? Миссис Гундерсон посмотрела ей в глаза.
– Дорогая, обрабатывай ее рану изнутри, благо твоя сестра находится в полусне… – Ее голос затих, когда она вытерла руки о носовой платок и полезла в свою сумку. Она с силой втиснула в руку Шарлотты маленький пакетик порошка. – Заставляй бедняжку принимать по одной щепотке этого каждые четыре часа, если она проснется. Это мой собственный рецепт: спорынья, чуточку ивовой коры и немного черного пороха для хорошего действия.
– Она должна проснуться, – сказала Шарлотта, глядя сверху на Джейкоба. Удивительно, но малыш продолжал спать.
«Люсинда должна проснуться, —говорила себе Шарлотта. – Как может женщина, у которой есть маленький ребенок, не проснуться хотя бы только для того, чтобы еще хоть раз вдохнуть запах его волос или почувствовать прикосновение этих крошечных пальчиков? Просыпайся, чтобы мы могли поговорить с тобой обо всем, – думала Шарлотта. – Просыпайся, чтобы Маркус мог сказать тебе, что я невоспитанная и сварливая, всюду сую свой нос, а ты ответишь, что мы сестры, и только это имеет значение. Просыпайся, чтобы сказать мне, чтобы я не влюблялась!»
Миссис Гундерсон погладила Шарлотту по щеке:
– Спасти твою сестру может только чудо, дитя мое, но если бы мы не верили в чудеса, никто из нас не отправился бы в это путешествие.
Еще через мгновение она ушла. Шарлотта накладывала компресс за компрессом, но это не помогало. Она понятия не имела, сколько времени прошло, когда с воплем проснулся Джейкоб. Шарлотта была уверена, что это знак о том, каким будет для нее этот мир без сестры.
Вопли Джейкоба превратились в визг. Он размахивал маленькими ручонками в воздухе, а Шарлотта подняла его на руки и держала у своей груди, уже не надеясь, что его крики разбудят Люсинду.
Сестра лежала неподвижно, находясь где-то слишком далеко, чтобы можно было вернуться.
– Я найду для тебя молока, – прошептала Шарлотта. – Обещаю, что найду, милый.
Она сказала Маркусу, что забирает Джейкоба, чтобы подыскать кого-нибудь, кто бы мог его нянчить, и Маркус с отсутствующим видом кивнул.
– Миссис Гундерсон сказала» что ничего не сможет сделать для Люсинды, – тихо произнес он.
Шарлотта пошла вперед, направляясь к женщине, которая, как она знала, недавно родила ребенка. Они до этого перебросились с Амелией Везервокс, у которой было больше всего детишек, всего несколькими словами. Но они купались вместе в ручье Альков, а ее фургон находился недалеко. По правде говоря, Шарлотта не могла себе представить, что найдется на свете женщина, которая сможет отвернуться от новорожденного, который, очень может быть, скоро потеряет свою мать.
Миссис Везервокс правила упряжкой своих быков, а ее дети ехали в фургоне. Когда Шарлотта приблизилась, миссис Везервокс – худая, со свисающими прядями редеющих темных волос и серыми беспокойными глазами, – глянула на нее и отвернулась.
– Моя сестра очень больна, – обратилась к ней Шарлотта. – Не могли бы вы приютить ее мальчика у себя ненадолго, миссис Везервокс?
Миссис Везервокс хлестнула одного из быков кнутом, как будто не слышала Шарлотту.
– Миссис Везервокс?
– Вперед! – прикрикнула она на своих уставших быков, чтобы те ускорили шаг.
– Моя сестра умирает! – услышала Шарлотта свой собственный голос и вздрогнула, надеясь, что ее слова не станут правдой.
– Я – женщина, которая ходит в церковь, и у меня есть муж, который тоже ходит в церковь, – отрывисто прокричала миссис Везервокс. – И, в отличие от вас, я считаю это правильным, миссис Далтон.
– Ради бога, почему вы думаете, что я стану вмешиваться в ваши дела? – закричала Шарлотта. – Я только хочу, чтобы вы покормили ребенка!
– Возможно, вам нужно было подумать об этом до того, как… – Ее голос замер. – Возможно, вам нужно было подумать об этом до того, как вмешиваться в дела Смитерсов и… делать все эти неприличные вещи.
Она снова взмахнула кнутом, и фургон двинулся вперед по дороге.
Шарлотта развернулась и пошла прочь, прижимая Джейкоба к груди, казавшейся ей совершенно бесполезной.
Люсинда.Она может уйти в любой момент. У Шарлотты было такое чувство, что в горячем, голодном тельце Джейкоба сейчас сосредоточена жизнь, которая, возможно, в этот самый момент ускользает из тела ее сестры.
– Так, так, так, – послышался за спиной Шарлотты женский голос. – Наносишь неожиданный визит Амелии Везервокс? – спросила Молли. – Ты что действительно думала, что она будет иметь дело с кем-то вроде тебя? Да большинство женщин в караване…
– Ты думаешь, что женщины нарушат приличия, если дадут немного молока младенцу?
Молли пожала плечами.
– Я тебе и раньше говорила: ты делаешь большую ошибку, надеясь, что мистер Люк Эшкрофт на тебе женится после того, как ты дала ему то, что мужчины рассчитывают получить после женитьбы. Моя мать говорит…
– Убирайся отсюда, пока я не вываляла тебя в пыли, – сказала Шарлотта. – Меня сейчас заботят более важные вещи. Я не намерена выслушивать, что именно думает твоя мать.
– Но…
– Ты меня поняла? – уходя, крикнула Шарлотта, и Джейкоб снова заплакал.
Уже через пять минут Джейкоба более чем охотно взяла к себе Нора Вестроу.
– Ты спасла нашего мула, Шарлотта. Ни за что на свете я бы не отказала тебе.
– Присмотрите за Джейкобом, пожалуйста, – сказала Шарлотта, – а я сбегаю назад и посмотрю, как там Люсинда. Хорошо?
– Можешь не торопиться, – ответила Нора. – Делай то, что должна делать.
В ушах Шарлотты это прозвучало погребальным звоном. Похоже, все думают, что Люсинда умрет. И сердцем Шарлотта понимала, что все эти люди, должно быть, правы. На протяжении всего пути, который они преодолели, Шарлотта видела уже более сотни могил. И это были могилы только тех людей, ради которых члены их семьи потратили силы и время, чтобы похоронить их достойно, а не просто опустить тело в яму и забросать землей.
Где-то в глубине души, глубоко-глубоко, Люсинда всегда была уверена, что не сможет завершить это путешествие… Пока Шарлотта шла к своему фургону, одно за другим на нее накатывали воспоминания. Вся жизнь проходила у нее перед глазами. Она вспоминала, – словно это произошло вчера, – как она зимой затаскивала сестру в сани. Лицо маленькой Люсинды было замерзшим, но решительным. Она вспоминала, как они делали печенье, чтобы удивить маму, при этом щеки и нос сестрички были перемазаны черной патокой и мукой. Она вспоминала, как обнимала ее ночью, когда та просыпалась от страшного сна, и как утешала ее, когда они слушали, как отец кричит на мать.
И внезапно она ощутила уверенность, что те же самые воспоминания приходят сейчас и к Люсинде, касаясь ее души в последний раз.
– Она не просыпалась? – спросила она Маркуса.
Он посмотрел на нее окаменевшим от безысходности взглядом.
– А тыкак думаешь? – спросил он. – Капитан сказал, что через милю будем разбивать лагерь на ночь, – добавил он, как будто эта информация имела какое-то отношение к состоянию здоровья Люсинды.
Шарлотта протиснулась мимо Маркуса и влезла в фургон.
Люсинда шевельнулась! Она изменила позу и теперь лежала на боку. Дыхание ее было медленным и ровным. Шарлотта придвинулась ближе и встала на колени рядом с сестрой, приготовившись помолиться, наверное, уже в сотый раз в этот день.
Люсинда открыла глаза.
– Люси, – шепотом позвала ее Шарлотта.
– Ш-ш-ш, – в ответ прошептала Люсинда. Она протянула свою холодную тонкую руку и коснулась щеки старшей сестры.
– Со мной все будет хорошо, – пробормотала она.
– Теперь, когда ты проснулась, я могу дать тебе лекарство миссис Гундерсон! – сказала Шарлотта, начиная вставать.
Но Люсинда схватила ее за запястье и с удивительной силой удержала.
– Слишком поздно, – мягко сказала она. – Я вернулась, чтобы ты дала мне обещание.
– Какое?
– Пообещай мне, что присмотришь за Джейкобом. Я хочу, чтобы ты поставила его на ноги. Не Маркус с… с другой женщиной, а ты.
– Я… – начала Шарлотта, но слезы заглушили ее голос.
– Просто поклянись, – прошептала Люсинда, сжимая руку Шарлотты.
– Я обещаю, – наконец сказала Шарлотта надломленным голосом. Она часто перечитывала один рассказ, в котором старая индейская женщина точно знала, когда ей предстоит умереть, поэтому, когда пришло время, она поднялась на вершину своей любимой горы, легла, скрестила руки и отошла.
Теперь же, глядя на то, как ее сестра закрывает глаза, Шарлотта прошептала: «Нет! Пожалуйста, Люсинда!»
Ее сестра тоже читала этот рассказ – их мать читала его им обеим, сидя у огня, даже когда они выросли.
Люсинда знала, о чем думает ее сестра.
– Люсинда, – уже ни на что не надеясь, позвала сестру Шарлотта.
Пот градом бежал по лбу Маркуса, по его шее, по тонким, болезненного вида рукам. Он рубил землю так, как будто это был массивный дуб, и продвигался в своей работе так медленно, словно маленький мальчик с игрушечным совком.
– Если ты разрешишь мне сменить тебя, Маркус, мы сможем сделать могилу достаточно глубокой…
– Она ужедостаточно глубокая, – сказал он, отбрасывая мотыгу.
Шарлотта смотрела на него широко открытыми глазами.
– Да ты в своем уме? – закричала она. – Ты не выкопал и двух дюймов!
– Это бессмысленно, ты же знаешь, – сказал он, вытирая руки о штаны.
Он даже не успел как следует испачкать их, но уже считал дело сделанным.
– Знаешь, чего больше всего боялась Люсинда, отправляясь в это путешествие? – спросила у зятя Шарлотта.
– Нет, но я уверен, ты мне расскажешь, – сказал Маркус, собираясь уходить.
– Она боялась больше всего на свете, что, если она умрет, волки откопают и растерзают ее тело. Я хочу, чтобы могила была достаточно глубокой, чтобы быть уверенной, что этого не случится…
– Тогда ты дура! – огрызнулся он. – Завтра утром мы трогаемся.
– Тогда я сделаю это сама, а потом догоню обоз. Я ее не оставлю…
– Она умерла! – резко сказал Маркус и сплюнул на землю возле того места, где лежало тело Люсинды, завернутое в одеяло, которое Шарлотта сшила ей на ее десятилетие. – Этого уже не изменишь, – проворчал он и ушел.
Шарлотта знала, что ему больно, что смерть Люсинды доставляет ему страдание, даже если он демонстрирует это таким странным образом. Ему нужно заботиться о том, чтобы вырастить Джейкоба без матери, и, может быть, он еще не вполне осознал реальность смерти Люсинды.
Когда Шарлотта услыхала, что он уходит, слезы покатились по ее щекам. Она будет продолжать копать, сказала она себе, поднимая мотыгу и вбивая ее в землю, словно в мире оставалась всего одна вещь, в которой она была уверена: что кости Люсинды никогда не будут выкопаны и ее тело действительно будет почивать в мире.
Только Господь знал, какие горькие мысли теснились у нее в голове! Как много она хотела сделать, и не сделала, а теперь ей оставалось только сожалеть об этом! Как ей хотелось рассказать Люсинде о Люке, рассказать ей все! Но почему-то каждый раз она находила какую-то причину, чтобы отложить это «на потом». Теперь Шарлотта понимала, что она просто боялась рассказать Люси о том, как сильно она влюбилась в Люка, потому что тогда это чувство станет реальным. Глубоко в душе она продолжала верить в то, что если об этом знает только она сама, она не сможет оказаться настолько глупой, чтобы действительно влюбиться.
А теперь было уже слишком поздно. Она больше никогда не сможет погладить худые плечи сестры, никогда они не будут вспоминать, как вместе с мамой шили, или кормили телят, или старались спрятать от папы новорожденных котят, или как обнимали друг друга после порки.
– О, Люси, – вслух сказала Шарлотта, – я буду так по тебе скучать!
А еще Шарлотте предстояло подумать о маленьком Джейкобе, которому Люсинда была необходима больше, чем кому бы то ни было на белом свете. Как долго он будет еще удивляться, куда делась его мама, подумала Шарлотта, прежде чем ее образ окончательно сотрется из его памяти? Когда он будет плакать ночью, удастся ли ей его успокоить?
Внезапно Шарлотта увидела, как рядом промелькнула чья-то тень. А затем кто-то обнял ее за талию.
– Пойдем, – сказал Люк, стараясь увести Шарлотту от могилы.
– Я копаю могилу для моей сестры! – выкрикнула Шарлотта, отшатнувшись от Люка.
– Пойдем со мной, – мягко сказал Люк и взял ее за руку. – Если ты когда-нибудь в будущем захочешь навестить свою сестру, может быть, вместе с Джейкобом, когда он подрастет, тебе понадобится место, которое ты всегда сможешь отыскать.
Люк остановился около группки молоденьких тополей, где рядом лежало три огромных валуна, как будто какой-то великан специально уложил их так. Сначала Шарлотта даже не заметила ямы глубиной три фута, которую уже выкопал Люк.
Она знала, что Люсинда умерла. Она копала ту, первую могилу, сама и больше часа смотрела, как копает Маркус. И все-таки только теперь вид глубокой ямы – зияющей черной дыры – принес ей ощущение реальности смерти Люсинды, которое, как нож, вошло в ее сердце.
И она горько расплакалась на груди у Люка, в первый раз с момента смерти сестры.
– Именно это тебе сейчас и нужно, – прошептал Люк, обнимая ее и мягко покачивая. – Плакать как можно сильнее, Шарлотта. – Прижимая ее к себе, он дышал ей в волосы и вспоминал прошлую ночь, когда он услышал, как она зовет его по имени. Он погладил ее по спине, закрыл глаза и представил, что они вдвоем – единственные люди на всем белом свете.
Он знал, что будет защищать ее всегда. Он помнил ощущение блаженства, которое он испытывал рядом с Пармелией, когда они лежали бок о бок по утрам, и он вдыхал запах ее волос, ласкал ее тело, любил ее. И хотел, чтобы это продолжалось вечно.
Вдруг Люк открыл глаза. Ему нужно было закончить траурный ритуал. А потом продолжать жить жизнью, которую он распланировал до последней мелочи. Заготовка леса и деньги. Никаких привязанностей, никакой семьи.
– Давай-ка продолжим копать, – мягко сказал он, – чтобы мы были уверены, что до нее никто и никогда не доберется, Шарлотта. А потом мы сделаем отметку на камне. Очень скоро другие люди тоже будут хоронить здесь своих родственников, думая о том же, о чем думали мы.
Даже в темноте он заметил, что глаза ее снова наполнились слезами.
– О, Люк, – прошептала она и снова упала в его объятия. Он хотел бы держать ее так всю жизнь! Хотел обнимать ее, вдыхать ее запах, ощущать ее в своих объятиях. И верить, что это может продолжаться бесконечно. А потом он поймал себя на мысли, что не должен был позволять себе так увлекаться женщиной. Никогда, ни за что. Он никогда не полюбит снова, никогда не будет чувствовать того, что он чувствовал по отношению к Пармелии и Джону. Не будет привязанности, не будет брачных уз, не будет чувства вины.
– Давай лучше поработаем, – тихо произнес он, отпуская ее. Он сказал себе, что должен держать дистанцию, как бы Шарлотта его ни искушала.
«Дорогая мама, – писала Шарлотта, и слезы ручьем текли по ее лицу. – Мне ужасно жаль писать тебе об этом, но я должна сообщить тебе плохие новости. Люсинда…»
Глава шестнадцатая
Шарлотта думала, что этой ночью она не уснет. Сколько же будет продолжаться ее бессонница? После смерти сестры она ни одной ночи не спала нормально. Ее мысли снова и снова возвращались к этому ужасному дню.
Люк перенес тело Люсинды к могиле и положил ее туда вместе с лоскутным одеялом.
– У тебя есть еще что-то, что ты хотела бы положить сюда? – мягко спросил он. – Что-нибудь от Джейкоба и что-нибудь от тебя.
Шарлотта ушла и вернулась с мягкой пеленкой Джейкоба, своей косынкой и письмом, которое их мама написала много лет назад. Когда они с Люком забрасывали тело Люсинды сырой, холодной землей, она зарыдала…
А потом сон милосердно позволил ей на время забыть все то горе, которое ей принесли эти сутки. Нора Вестроу нянчила маленького Джейкоба, пока он, как сказала Нора, «не обпился молоком, бедняжка». К счастью, он всю ночь спал, уютно укутанный в свои пеленки, у Шарлотты на груди.
Шарлотта проснулась в полной темноте, и ей показалось, что в палатке кто-то есть.
– Не пугайся, – прошептал ей женский голос.
Младенец издал какой-то звук, и Шарлотта потерлась губами о его макушку: она часто видела, как это делала Люсинда. Макушка была мягкая, шелковистая и теплая. Она осторожно положила Джейкоба в клубок из одеял.
– Это я, – произнес голос. – Бидди Ли.
– Бидди?.. Который сейчас час?
– Ш-ш, – опять зашептала Бидди Ли. – До рассвета еще час. Я не знала, что у тебя с собой ребенок.
Шарлотта пожала в темноте плечами.
– Я сама удивилась, что не пришлось из-за этого ссориться с Маркусом. Но ему, вероятно, нужно было поспать. Что ты здесь делаешь?
– Прячусь, – ответила Бидди Ли. – Клянусь, никаких больше проблем для тебя или для меня не будет, но этот Скит пять минут назад вломился ко мне в палатку и принялся меня щупать. Мне очень хотелось закричать что есть мочи, но… Помнишь, как мистер Люк Эшкрофт, заступаясь за тебя, врезал Джоку Смитерсу и вывалял его в грязи?
При этом воспоминании Шарлотта не могла сдержать улыбку.
– Я этого никогда не забуду.
– А ты знаешь, как долго потом Джок Смитерс не мог позабыть об этом? Он все твердил своей жене, что придет день, когда целый табун диких лошадей не сможет защитить тебя от него. А если бы я закричала так, как мне этого хотелось, прибежал бы Бен Люциус и бил бы Скита, пока не убил бы. И после этого Бену пришлось бы худо.
Джейкоб зашевелился и начал двигать своими розовыми и пухлыми губами, как будто целовал кого-то во сне. Бидди Ли посмотрела на него и покачала головой.
– Такой невинный, – сказала она. – Никак не пойму, почему они обязательно должны превращаться в мужчин?
Шарлотта рассмеялась. Засмеялась и Бидди Ли, положив руку на плечо Шарлотте.
– Знаешь, смеяться – это хорошо, – сказала она, словно читая мысли Шарлотты. – В твоем сердце поселилась боль по твоей сестре, боль, которая не уйдет никогда. Но ты должна жить дальше, Шарлотта. Люсинде хотелось бы именно этого.
Рассвет наступил неожиданно. Он был таким светлым и ярким, и это означало (Шарлотта была в этом совершенно уверена), что день будет жарким и безоблачным.
Джейкоб открыл глаза, посмотрел на Шарлотту и громко заплакал. Шарлотта прижала его к себе.
– Я позабочусь о тебе, малыш, – пробормотала она, прижимая его к груди и думая о том, как было бы славно, если бы она не зависела от другой женщины, которая будет кормить его молоком.
Он стал недовольно выворачиваться из ее объятий – движение, которое она узнала, несмотря на то, что никогда раньше такого не видела: кулачки уперлись ей в грудь, маленькое тело напряглось, и затем он начал кричать. Шарлотта чувствовала боль от отсутствия Люсинды сейчас острее, чем когда бы то ни было. Она скучала по сестре, вспоминая все те годы, – и хорошие, и плохие, – которые они прожили вместе. Но в плаче Джейкоба ей теперь слышались все потерянные Люсиндой надежды на материнство, на те радости, которые оно сулило ее сестре и которых она теперь никогда не узнает.
– Я возьму немного молока у любезной миссис Вестроу, – сказала Шарлотта, одеваясь. И в этот момент она увидела, что Бидди Ли держит под мышкой Элизабет Грейс.
Бидди Ли протянула куклу ей.
– Можно Элизабет Грейс пока побудет у тебя? Я не перестаю думать, что кто-то из Смитерсов может бросить ее в огонь, как это сделал твой папа.
– Конечно, – сказала Шарлотта.
– Ну ладно. Я молюсь только об одном – чтобы Карлин и Молли спали, когда эту скотину потянуло на подвиги.
– Ты думаешь, они видели, как Скит залазил в твою палатку?
Как будто черная тень пробежала по лицу Бидди Ли.
– Эти две красотки уже представили себе картинку хуже, чем было на самом деле, Шарлотта. Помолись за нас обеих. Главное, чтобы об этом не узнал Бен.
С этими словами она ушла.
– У-а-а! – закричал маленький Джейкоб, и Шарлотта крепче прижала его к груди.
– Сейчас я достану немного молока, а потом мы попробуем стать одной семьей, только ты и я, и еще иногда твой папа. – Она заглянула в его большие голубые глаза и подумала, что, может быть, он спрашивает, почему с ним нет его мамы. – Твоя мама сейчас в прекрасном месте, Джейкоб. И она следит за тем, чтобы я тебя достаточно хорошо кормила, и достаточно целовала, и достаточно любила. И я не собираюсь ее разочаровывать. Хорошо?
Его глаза были красивыми и загадочными.
– Даже если ты этого не понимаешь, милый. Я никогда не забуду обещания, которое дала твоей маме, и она никогда-никогда тебя не забудет, – сказала она.
Когда Шарлотта выходила из палатки под уже совсем просветлевшее небо Запада, она поклялась себе, что не позволит никому, даже Маркусу, помешать ей выполнить данное Люси обещание.
Солнце на небе было ярким и палящим, и из-за поднимавшегося от земли жара Шарлотте казалось, что с момента ухода Люсинды прошло намного больше времени, чем на самом деле. Они как будто входили сейчас в другой мир, более сухой и пустынный. Мир, который Люси никогда не видела и уже не увидит.
Она отнесла Джейкоба Норе Вестроу, чтобы та понянчила его во время завтрака, в знак благодарности подарив ей кувшин джема и немного сушеных слив.
– Можешь оставить его в фургоне вместе с моим малышом, – сказала Нора, отдавая Джейкоба назад Шарлотте, хотя это предложение прозвучало как-то неуверенно. Но Шарлотта в любом случае ответила бы на это любезное предложение отказом. Фургоны имеют обыкновение переворачиваться, случаются и другие неприятности… К тому же они с Джейкобом должны получше узнать друг друга.
Только теперь, когда она возвращалась с Джейкобом назад в фургон, она поняла, что в жизни Маркуса уже появилось нечто, чего она раньше не давала себе труда заметить, – другая женщина.
Пенни Клусен, прелестная рыжеволосая девушка лет восемнадцати-девятнадцати, которая путешествовала со своей сестрой и родителями, как раз в этот момент разговаривала с правившим упряжками Маркусом, идя с ним совсем рядом и улыбаясь каждому его слову.
– Да вот же он! – воскликнула Пенни, увидев Шарлотту. Она протянула руки к малышу. – Можно мне подержать его?
Шарлотта не успела ничего сказать, как Маркус уже подхватил ребенка.
– Он только начал засыпать! – закричала Шарлотта на своего зятя.
Маркус бросил на нее предостерегающий взгляд.
– У него для этого есть еще целый день, Шарлотта. А Пенни никогда не видела моего мальчика.
– О, он такой очаровательный, – проворковала Пенни. – И он так похожна своего красивого папочку!
Походка Маркуса, когда он шел рядом с Пенни и своим сыном, стала горделивой, как у петуха. А Шарлотте пришлось уйти.
Да, она знала, что Маркус заслуживал того, чтобы гордиться своим сыном. И конечно, она знала, что он, вероятно, снова женится. Но она никогда не думала о том, что в таком случае станется с маленьким племянником.
Она решила насобирать побольше бизоньих лепешек и проверить, все ли в порядке у ее быков, но совершенно неожиданно для самой себя изменила решение: ей безумно захотелось побыстрее уйти куда-нибудь подальше, пока она не наговорила Маркусу такого, о чем потом будет жалеть. Еще немного, и она бы вырвала Джейкоба из рук Пенни Клусен и залилась слезами.
Маркус, судя по всему, уже ухаживал за Пенни Клусен. Или что-то в этом роде. А Пенни, похоже, была не против позаботиться о Джейкобе.
– Я обещала Люсинде, – вслух произнесла Шарлотта, – Этого просто не может быть!
Она еще не знала, что собирается сказать или сделать, но понимала, что ей придется реагировать на происходящее. Она пообещала Люси заботиться о ее сыне, и дала такое же обещание своему маленькому племяннику.
Шарлотта повернулась и направилась назад к каравану. Она как раз проходила мимо одной из палаток Смитерсов, когда услышала крики.
Это был голос Карлик – возбужденный, пронзительный и полный ярости.
– Ты просто свинья и лжец! – визжала она. – Если я не сойду с ума от всего этого, Скит, клянусь честью, я никогда не позволю твоим мерзким рукам, которые ласкают рабынь, прикасаться ко мне!
– Ты все выдумываешь, – услышала Шарлотта голос Скита. – Клянусь, это все – плод твоего воображения, Карлин.
– Не смей даже смотреть на меня! – пронзительно взвизгнула Карлин.
Она пулей вылетела из палатки, и они с Шарлоттой столкнулись буквально лицом к лицу.
Карлин Смитерс дрожала и была бледной от гнева. И в то же время она оставалась прекрасной, подумала Шарлотта, как фарфоровая кукла, принадлежащая состоятельной француженке или англичанке. Голубые, с фиолетовым оттенком глаза Карлин, казалось, тоже дрожали, а темные ресницы ярко выделялись на ее молочно-белой коже.
– Твои добрые и мерзкие друзья будут выброшены из каравана, – зло бросила она Шарлотте.
– Это звучит замечательно, – сказала Шарлотта. – Дайте свободу своим рабам, Карлин. И я с удовольствием буду путешествовать с ними, а не с вами.
Карлин поджала губы, смерила Шарлотту долгим и тяжелым взглядом и затем плюнула на землю.
– Вот что я думаю о тебе, Шарлотта, и тебе подобных, – сказала она.
Шарлотта рассмеялась.
– Вот уж никогда не думала, что ты опустишься до такого, Карлин Смитерс!
– Ты только подожди, – сказала Карлин. – Когда путешествие закончится, ты узнаешь, что делают хорошие, добропорядочные люди с такими шлюхами, как ты!
Уже почти стемнело, и Шарлотта качала Джейкоба на руках. Она поужинала одна и теперь старалась не думать, почему они были с Джейкобом одни, а Маркус ушел куда-то вместе с Пенни. Люк был занят, помогая друзьям, и каждый раз, когда он проходил мимо Шарлотты, он что-то ел – вяленую говядину, картошку, кусок хлеба – и улыбался.
– Мне кажется, что таким образом я съедаю больше, чем если бы мы с Джорджем сели поесть к костру, – сказал он, когда в очередной раз проходил мимо и жевал что-то, очень похожее на кусок настоящего, выпеченного в городе пирога.
