Текст книги "Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)"
Автор книги: Элизабет Хэйдон
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)
Король фирболгов посмотрел на регента, и в его глазах появилась жалость. Наконец Тристан Стюард повернулся к нему.
– Вам требуется помощь целителей? – спросил Акмед.
Лорд Роланд покачал головой. Король фирболгов кивнул и повернулся, собираясь уйти.
– Подождите, – окликнул его Тристан Стюард.
Тристан молча смотрел на хозяина Канрифа, и Акмед начал проявлять нетерпение.
– Ну?
– Армия... моя армия...
– Да?
Лорд Роланд вновь замолчал.
– Вас посетило вдохновение, когда вы решили привести сюда армию с целью поклясться в верности новым суверенам, – сказал Акмед, стараясь, чтобы его голос звучал искренне. – Теперь ваша армия, как и моя, подчиняется Рапсодии. Вы все рассчитали верно, и только к лучшему, что ваши солдаты присутствовали при ее коронации. Вы именно это хотели сказать?
Тристан Стюард молча кивнул.
– Да, – наконец выдавил он из себя.
– Я так и думал. Прошу меня извинить.
Акмед повернулся и быстро зашагал к другому костру в сопровождении Грунтора и своих адъютантов.
Рапсодия шла по спешно организованному лазарету вместе с Кринсель, повивальной бабкой и Искательницей, обрабатывая раны болгов и людей. Благодаря армиям Роланда и Илорка намерьены пострадали меньше, чем могли бы. Эши и пришедшие к нему на помощь воины помогли большинству выходцев с Серендаира благополучно выбраться из Чаши.
Рапсодия перевязывала сломанную руку смуглому намерьену, принадлежащему к расе кизов, когда к ней подошел хмурый Риал.
– Миледи?
Рапсодия посмотрела на своего вице-короля и улыбнулась, однако тут же помрачнела, увидев выражение его глаз.
– Что случилось?
Риал протянул ей руку.
– Пойдемте со мной, миледи.
Она взяла Риала за руку и последовала за ним. Они прошли через изрытое поле к распростертому на земле телу красивого черного скакуна. Над хозяином коня склонились Фейдрит, король каинов, и Элендра, невольно загораживая его от глаз Певицы. Рапсодия посмотрела на мертвую лошадь и задрожала.
– Нет, – прошептала она. – О боги, нет. Анборн.
Король наинов, из рассеченного лба которого струилась кровь, посмотрел на нее.
– Жизнь еще теплится в нем, – печально сказал Фейдрит. – У него сломана спина.
– Нет, – повторила она и склонилась над телом, встав между королем и Элендрой. – Анборн? Боги, что я с тобой сделала?
Голова намерьенского генерала лежала на коленях короля наинов, тело покрывал красный плащ Риала. Его лицо было мертвенно бледным, но он сумел слабо улыбнуться. Рапсодия взяла его руку в свои ладони.
– Ты помогла мне искупить вину, – тихо проговорил он. – Благодаря тебе исполнилось пророчество Мэнвин. Я нашел самых дальних своих родственников. И поймал небо, когда оно упало. Ты помогла мне... благодаря тебе я сумел залечить разрыв в своей душе... Я починил мост, который сам разрушил так много веков назад... через пропасть, разделявшую намерьенов. Ты видишь? За мной ухаживают лирины и наины, кто бы мог в это поверить?
Слезы покатились по лицу Рапсодии, она сжала его шершавую руку между ладонями и прижала к щеке. Анборн с трудом погладил ее волосы.
– Я бы с удовольствием отдал жизнь... или ноги... чтобы служить вам, миледи, – едва слышно проговорил он. – Это большая честь для меня... стать вашим вассалом.
– Рапсодия! Рапсодия!
Голос Эши заглушил потрескивание огня и вой ветра, в нем слышались отчаяние и страх. Анборн провел рукой по ее щеке.
– Иди... к нему, – приказал он.
– Я вернусь и постараюсь тебя вылечить, – пообещала она, вставая. – Не забывай, я ведь Певица, я исцелю тебя.
– Иди, – повторил Анборн.
Рапсодия оглядела поля, изрытые рваными трещинами и дырами, где лежали раненые и умирающие. Она последовала по ветру за голосом Эши и вскоре оказалась перед входом в Чашу, где еще вчера собирались намерьены, полные самых радужных надежд.
Здесь, возле ворот, скопилось особенно много тел. Эши стоял на коленях возле распростертого на земле лорда Стивена Наварна, своего лучшего друга. Рапсодия поспешила к ним.
– Помоги ему, Ариа, пожалуйста, не дай мне еще раз его потерять...
Голос Эши пресекся.
Он погладил лицо Стивена, пытаясь привести герцога в чувство, но его сине-зеленые глаза смотрели на другие миры.
Рапсодия опустилась на колени на залитую кровью землю и посмотрела на склон холма. Там стоял Гвидион Наварн, ее старший внук, который из последних сил старался сохранить мужество. Он обнимал сестру, Мелисанду, девочка рыдала так, будто ее сердце разбилось на мелкие осколки. Розелла стояла сзади, обнимая обоих за плечи, в ее глазах застыл ужас.
Рапсодия положила руку на грудь герцога, надеясь уловить биение сердца.
– Милорд?
Никакого ответа, кожа под ее пальцами оставалась холодной. Она положила руку ему на шею.
– Милорд?
Пульс был совсем слабым, а в его глазах Рапсодия увидела отражение Покрова Гоэн.
– Ариа, пожалуйста...
– Папа?
Голос Мелисанды вызвал поток воспоминаний. В последний раз Рапсодия разговаривала с лордом Стивеном возле Хагфорта; дул ледяной ветер, и она пришла рассказать о смерти Ллаурона. Он улыбнулся ей своей обычной улыбкой, а в его глазах она прочитала нежность.
"Вы же знаете, Рапсодия, мы с вами почти что одна семья. Неужели вы так и не начнете называть меня просто по имени?"
"Нет, милорд".
Рапсодия задумалась. Однажды ей удалось вернуть к жизни Грунтора, находившегося уже у самого порога смерти, хотя раны Стивена казались ей более серьезными.
– Стивен, – запела она, не убирая руку с его груди. – Стивен, оставайся с нами. – Она повернулась к Эши, его глаза лихорадочно блестели. – Как его зовут, Сэм? Назови его полное имя.
– Стивен ап Вайан ап Хааг туат Юдит.
Она повторила имя, напевая его в тон со слабым биением сердца герцога.
"Отведите свои руки, милорд Роуэн, – взмолилась она, используя силу Дающей Имя. – Оставьте его здесь, с нами, хотя бы ненадолго".
Рапсодия снова и снова повторяла имя Стивена Наварна, ее песня лилась до тех пор, пока не взошло солнце, а в горле не запершило. Когда тонкий луч восхода коснулся земли, она сосредоточилась на нем, пытаясь использовать его тепло, чтобы согреть Стивена, оставить его в этом мире. В ослепительном луче Рапсодия уловила силуэт лорда Роуэна. Он подождет ради нее, остановит свою руку, какими бы тяжелыми ни были раны лорда Стивена, заменит смертный приговор всем намерьенам, которым пришлось столкнуться с восставшими из могил мертвецами. Она сможет исцелить их, дать новые имена, спасти. Рапсодия с облегчением отвернулась, увидев, как уцелевшие солдаты собирают, словно дрова, тела тех, кого Энвин лишила вечного сна и вызвала из могил.
Она вернет их к жизни ради мира и служения высшей цели. Рапсодия представила их себе улыбающимися, перед ней возник образ Стивена, стоящего у двери музея.
И она заплакала. Она знала, что может вернуть его к жизни, но видела, что он уходит.
– Нет, – сказала она, всхлипывая. – Я не могу, Сэм. Не могу. Он должен сделать собственный выбор, сам пройти через Врата или остаться на нашей стороне. Я могу спеть, чтобы он вышел на тропу, но свой путь он выберет сам. Если Смерть решила его забрать, я имею на него прав не больше, чем Энвин.
– Ариа...
– Нет, – повторила она, и ее голос зазвучал тверже. – Я не могу заставить его пройти обратно сквозь Врата. У него есть любимые по обе стороны. Если он выберет другой путь, кто я такая, чтобы ему мешать? У него есть причины остаться и есть основания уйти. И мы должны уважать выбор, который сделают Стивен и Смерть.
Она взяла руку Эши, и он скорбно склонил голову. Они стояли и молча смотрели на Стивена, надеясь, что он вновь начнет дышать и на его щеках появится румянец. Но мгновения шли, его кожа все больше походила на алебастр, а руки холодели.
Когда солнце залило своим светом равнину, последние его отблески исчезли из глаз герцога. Рапсодия продолжала смотреть на него, и ей показалось, что она видит проблеск улыбки из тени Полога Гоэн.
– Будь добр к нему, милорд Роуэн, – прошептала она утреннему ветру.
Стоящий рядом Эши заплакал.
Рапсодия посмотрела на бледные лица Розеллы и детей и протянула к ним руки:
– Быстро! Идите сюда!
Она сжала холодную, как лед, руку Гвидиона Наварна, другой рукой обняла Мелисанду и кивнула на восходящее солнце.
В золотом свете над горизонтом они увидели очертания своего друга, лорда, отца, гордо расправившего плечи. Его тень тянулась к ним. В лучах солнца сияли золотом волосы.
Неожиданно рядом с ним возникла другая, хрупкая тень.
– Кто это? – спросила Мелисанда, прикрывая ладонью глаза.
Рапсодия прижала ее к себе еще крепче и улыбнулась сквозь слезы:
– Твоя мать.
И она тихо запела лиринскую Песнь Ухода, вплетая имя – Стивен – в древнюю погребальную песнь. На несколько мгновений восходящее солнце застыло над горизонтом.
Эши понял, что делает Рапсодия. Он протянул руку и коснулся лица Мелисанды, а потом положил ладонь на плечо Гвидиона Наварна.
– Попрощайтесь с ним, – сказал он детям.
Его голос вновь обрел силу, он отпускал своего друга. Гвидион Наварн поднял голову и посмотрел на далекий горизонт.
– Прощай, отец, – негромко сказал мальчик, а Мелисанда помахала рукой, не в силах вымолвить ни слова.
Позади тихо плакала Розелла.
Из глубин памяти Гвидиона вдруг всплыли слова отца, произнесенные на погребении Талтеи Прекрасной:
"Время держит нас в своих цепких руках, Гвидион. Целитель, как и все смертные, страдающие от капризов Времени, сражается за то, чтобы отсрочить конец, потому что не понимает – иногда она является благословением. Для нас с тобой Время продолжает идти вперед".
Гвидион протянул руку к встающему солнцу.
Оцепеневшая Рапсодия продолжала петь, свет слепил, голова у нее кружилась, сердце замерло, в душе сооружалась дамба, которая должна была остановить неизбежную боль. Наверное, мудрость Чаши дала ей силу сохранять спокойствие ради детей Стивена и всех намерьенов. Ради Эши.
И ради себя самой.
Она в последний раз смотрела на тех, кто стоял в далеком свете зеленой мирной долины за Покровом Гоэн.
Рапсодия допела погребальную песнь до конца.
– Прощай, Стивен, – прошептала она. – Я позабочусь о них за тебя.
Во всем блеске своего великолепия солнце встало над горизонтом, огромное, пронзительно голубое небо обнимало землю. Поднялся утренний ветер, унесший прочь запах гари и горький пепел.
Рапсодия оглядела потемневшие поля, стелющийся над ними дым и развалины Великой Чаши. Солдаты Роланда и Илорка сновали среди намерьенов, словно живые среди сомнамбул.
Король намерьенов встал и протянул руку Рапсодии.
– Пойдем, – сказал он. – Давай покончим с этим.
Стоя на развалинах Помоста, новые Король и Королева намерьенов оглядывали долину, раскинувшуюся у подножия Зубов, и людей, вчера поклявшихся им в верности. Их лица отражали боль понесенных потерь, но была и надежда: уж если даже солдаты-фирболги объединились с армией Роланда, то и беглецы с Серендаира должны забыть о давней вражде и вековых распрях ради строительства нового мира.
Рапсодия смотрела на рог, который держала в руках. Его гладкая поверхность потрескалась, магия клятвы, данная столетия назад намерьенами, была нарушена, она исчезла, точно блеск с проржавевшего металла. Однако рог все еще окружала аура радости, в нем осталась вера, которая вела намерьенов после гибели Серендаира, через ужасы Великой войны и даже в страшный час, когда восстали мертвецы. Рог звал их в будущее, полное надежды.
Рапсодия поднесла его к губам и заиграла песнь победы.
В ответ намерьены испустили клич, полный ликования, и летний воздух наполнился криками радости.
Рапсодия уступила место Гвидиону, стоявшему рядом с ней. Он вознес хвалу тем, кто храбро сражался, почтил память погибших, после чего заговорил о том, что так и не успел сказать, когда под ними разверзлась Земля.
Гвидион еще раз пригласил глав государств и народов остаться в Канрифе, чтобы обсудить процесс объединения всех намерьенов. Остальным предлагалось вернуться через год на следующий Совет, который в дальнейшем будет собираться раз в три года. Свадьба состоится через три месяца, в первый день осени, возле побега Дуба Глубоких Корней, растущего рядом с руинами Дома Памяти. Он поблагодарил намерьенов за участие в Совете, схватил Рапсодию за руку, и они скрылись с Помоста, прежде чем толпа успела их окружить.
Рапсодия бросила прощальный взгляд на Акмеда и Грунтора, молча смотревших им вслед. Она неуверенно улыбнулась им: Грунтор наблюдал за ней с непроницаемым лицом, но Акмед понимающе улыбнулся. А потом Рапсодия исчезла, ускользнув от волнующейся толпы.
Из своего укрытия на нижнем карнизе Рапсодия наблюдала, как толпа медленно покидает развалины Чаши. Она понимала, что пройдет много дней, прежде чем поля вокруг опустеют, ведь здесь после многолетних раздоров объединялись Дома, встречались старые друзья, не видевшие друг друга долгие годы. Не говоря уже о том, что перемещение сотни тысяч людей занимает время. Она вздохнула. Акмед без единой жалобы решал все возникающие вопросы. Рапсодия чувствовала свою вину, ведь ему предстояла огромная работа по наведению порядка в Илорке. Она договорилась с Акмедом, что Чаша станет традиционным местом проведения Совета, но не рассказала заранее об их помолвке с Эши. Она все еще считала себя виноватой.
Рапсодия ощутила странное покалывание на всей поверхности кожи, кончики волос потрескивали, подушечки пальцев чесались. Потом она услышала голос и нахмурилась.
– Надеюсь, ты разрешишь мне принести искренние поздравления с твоим избранием и помолвкой.
Казалось, слова исходят из самой земли или из воздуха, Рапсодия так и не сумела определить их источник.
– Благодарю, – ответила она, не зная, куда повернуться. – Пожалуйста, оставь меня в покое, Ллаурон. Мне не о чем с тобой говорить.
Его смех эхом отразился от земли, и она почувствовала, как поднимается ветер – так бывало рядом с Элинсинос. Но вместо того чтобы ласково погладить ее волосы, ветер разметал пряди.
– Сомневаюсь, что это правда, дорогая.
Она постаралась сохранить спокойствие.
– Ты прав, я попробую сформулировать свою мысль иначе. Есть множество неприятных вещей, которые мне следовало бы тебе сказать, Ллаурон, но я лучше промолчу. Оставь меня.
– Уже лучше. Сожалею, что ты все еще сердишься, Рапсодия. Конечно, у тебя есть для этого все основания. Однако я надеялся, что твоя поразительная способность прощать распространяется и на отца будущего мужа. И я не смогу попросить твоего прощения, если ты не станешь меня слушать. Ведь ты сама говорила, что мы должны прощать друг друга.
– Есть вещи, которые невозможно простить, – послышался жесткий голос Гвидиона из-за спины Рапсодии. – Оставь Королеву в покое, отец. После всего зла, которое ты ей причинил, у тебя нет права с ней разговаривать.
Рапсодия потянулась к нему.
– Сэм...
– Его слова – сама истина, – ответил нежный голос Ллаурона. – Я более не имею никаких прав. Но я просто жду твоего прощения.
– Сэм, почему бы тебе не спросить у Акмеда и Грунтора, не нужна ли им помощь, чтобы разобраться с этой чудовищной толпой? – мягко предложила Рапсодия. – Я могу сама о себе позаботиться. Пожалуйста, иди.
Гвидион с сомнением посмотрел на нее, все понял и с недовольным видом ушел.
– Он все еще разгневан и страдает, – вздохнул Ллаурон; казалось, источником его голоса являются земля и воздух одновременно. – Надеюсь, ты поможешь ему справиться с яростью, моя дорогая.
– Я не уверена, что это следует делать, – вскинулась она. – Быть может, нам обоим лучше все помнить.
Из земли послышался низкий смех.
– Возможно, ты так действительно думаешь, Рапсодия, но ты ошибаешься. Ты недостаточно злопамятна. Боюсь, тебе и без того хватает дурных впечатлений. А если учесть продолжительность твоей жизни, тебе придется носить в себе слишком много боли. К тому же ты не из тех, кто долго держит камень за пазухой.
– Ну, если я забуду, почему не хочу с тобой говорить, то всегда смогу вспомнить этот день: Анборна, который, спасая меня, превратился в калеку, Стивена, отдавшего жизнь за то, чтобы намерьены сумели выбраться из Чаши. И ужасы, которые наслала на нас Энвин, пожалуй, я не забуду. Время покажет, способна ли я носить камень за пазухой.
– Но почему ты так на меня сердита? – В голосе, принесенном ветром, слышалось искреннее недоумение. – Что я такого сделал?
Рапсодия раздраженно отмахнулась от ветра.
– Где ты был? Почему не помог? Ты мог спасти жизнь многим, а ведь речь шла о намерьенах, которых ты любил. Почему ты сам не расправился с Энвин? Ты ведь мог.
– Она была моей матерью, Рапсодия.
– Гвидион твой сын. Анборн брат. Стивен был твоим другом. И это твой народ. По-моему, вполне уважительные причины, чтобы поднять руку на мать.
– У Гвидиона есть ты. Многие считают Анборна своим другом. Стивен, да благословит его Создатель, был любим женщиной и двумя чудесными детьми, а также всеми, кто его знал. Намерьены связаны между собой нерасторжимыми узами, что придает смысл их жизни. А у Энвин остался лишь я. – Теплый ветер погладил ее волосы. – Надеюсь, придет день, когда ты меня поймешь и простишь. И еще я надеюсь увидеть внуков. Ты ведь не откажешь мне в этом?
– Сомневаюсь, что я когда-нибудь пойму мотивы твоих поступков, но не в моих силах что-либо тебе запрещать, Ллаурон, – ответила Рапсодия. – Теперь ты живешь в своем собственном мире. И однажды, если у нас будут дети и если они захотят тебя увидеть, никто не станет им мешать. – Потом ее зеленые глаза потемнели. – Но только в том случае, если ты больше не попытаешься вмешиваться в нашу жизнь.
– Наши миры настолько далеки друг от друга, что едва ли я смогу вмешиваться в ваши дела.
– Будем надеяться.
– Рапсодия, я должен попросить тебя кое-что запомнить, – принес ветер звучный голос Ллаурона.
Она посмотрела на намерьенов, разбившихся на небольшие группы и что-то оживленно обсуждавших.
– Да?
– Уж не знаю, понимаешь ты или нет, но все, что вызывает у тебя такую ненависть в отношении меня, однажды еще повторится.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю о том, – раздался голос дракона, – что ты выходишь замуж за мужчину, который тоже дракон, и настанет день, когда ему придется сделать выбор. И если его человеческая сторона победит, ты станешь вдовой и узнаешь боль, пережитую мной. А если он выберет мой путь, ну, тогда у тебя будет окно, куда вы сможете оба шагнуть. У меня и в мыслях не было посягать на твое счастье, моя дорогая, но таковы законы нашей семьи. Просто я не хочу, чтобы ты однажды проснулась и почувствовала себя обманутой.
Боль сжала горло Рапсодии. Она поняла, что Ллаурон говорит правду. Вот только не знала зачем. То ли Ллаурон предупреждал ее о предстоящих трудностях, то ли рассчитывал отговорить от свадьбы с сыном.
Она вновь посмотрела вниз, на дно Чаши, где Гвидион утешал детей Стивена Наварна и Розеллу.
– Прощай, Ллаурон. – Она встала и подобрала юбки. – Полагаю, мы встретимся на свадьбе, во всяком случае я буду ощущать твое присутствие.
Она спустилась вниз и поспешила туда, где ее ждал муж.
87
В главном зале Тириана, на вершине Томингоролло, под аккомпанемент веселых звуков труб торжественная процессия несла свадебный дар, чтобы поместить его на пьедестале рядом с диадемой. Дар был с подобающим благоговением выставлен для всеобщего обозрения.
Из множества богатых подарков, представленных на суд королевы лиринов, имелись сокровища огромной ценности от королей и герцогов, мечтавших получить ее руку. Однако она выбрала простой свиток, перевязанный черной бархатной лентой. Он был запечатан необычной тринадцатиугольной медной печатью – говорили, что во всем мире их осталось лишь две.
Ходили слухи, что в свитке записана удивительная песня. А поскольку сама королева являлась непревзойденным музыкантом, все верили, что песня должна быть волшебно прекрасной, если она выбрала именно этот дар. Свиток лежал на блюде, на котором было выгравировано имя: Гвидион из Маносса, Король намерьенов.
Во время этой церемонии королева, в соответствии с обычаем, отсутствовала. Во всяком случае, ее никто не заметил, поскольку она лежала на полу балкона Главного зала и из-под туманного плаща вместе с Гвидионом наблюдала за происходящим. Им обоим лишь с огромным трудом удалось удержаться от идиотского смеха, когда она продемонстрировала выбранный ею дар Риалу, после чего ей пришлось убежать из его кабинета, чтобы не нарушить торжественности момента.
Песня была даром только для невесты. Гвидион грозился, что там будет записан один из любимых маршей Грунтора. Но, развернув свиток, Рапсодия обнаружила, что ее уроки не пропали даром: на тщательно разграфленном пергаменте были без единой ошибки начертаны ноты, из которых складывалась фраза: "Эмили и Сэм навсегда".
Букет зимних цветов, который он преподнес вместе со свитком, напомнил ей об Элизиуме. День за днем цветы понемногу раскрывались, причем каждый следующий лепесток был красивее предыдущего. Букет заморозила магия, остановившая процесс цветения. Настоящее чудо, но королева не пожелала его ни с кем делить.
"Еще одно доказательство моего эгоизма", – сказала она своему избраннику, но тот в ответ лишь улыбнулся.
– И кто же свершит обряд нашего бракосочетания? – спросила Рапсодия у Гвидиона во время их прогулки по садам Томингоролло. – Ты Главный жрец и Патриарх, в религиозной иерархии нет никого выше.
Гвидион улыбнулся.
– Ты слегка отстала от жизни, – ответил он, поцеловав ей руку. – Пока ты отказывалась со мной встречаться, мне пришлось придумать себе занятие, которое бы не дало мне сойти с ума, вот я и позаботился о том, чтобы передать эти полномочия другим.
Рапсодия рассмеялась.
– Да, в самоуверенности тебе не откажешь. Мне казалось, ты сомневался в том, что станешь Королем намерьенов.
– А я действительно ни в чем не был уверен. Просто я всегда считал, что руководство церковью – работа не для меня. К тому же если бы ты вышла замуж за Акмеда или Анборна, я бы бросился в море и дальнейшее уже не имело бы для меня никакого значения.
– Значит, ты намерен сохранить оба титула себе?
– Да, но я назначил двух людей, которые, как мне кажется, сумеют справиться с этой непростой задачей и при этом станут сотрудничать. И даже если этого не произойдет, я рассчитываю на гармоничное сосуществование двух различных верований.
– Прекрасно. И кто же теперь является Главным жрецом?
Эши остановился и посмотрел вдаль.
– Гэвин. А вот и тот, кого бы я хотел видеть Патриархом, – конечно, сначала Весы Джерна Тал должны определить, достоин ли он этого. Мне показалось, что его удивило мое предложение. Я попросил его прибыть в Тириан после Совета намерьенов, чтобы ты с ним познакомилась. Он недавно принял веру, но очень мудр. Пойдем, я представлю его тебе.
Рапсодия взяла Эши за руку и последовала за ним через сад туда, где их ждал немолодой человек. Его длинная борода слегка курчавилась, в светлых волосах блестела седина. Несмотря на солидный возраст, он был высоким, стройным и широкоплечим, а его улыбка показалась Рапсодии знакомой, хотя издалека она не смогла его узнать.
– Он был на Совете? – спросила она Гвидиона.
– Да, он принадлежит к диаспоре. Я встретился с ним за несколько дней до того, как Второй флот прибыл на Совет. Я спросил его, откуда он появился, и его ответ меня смутил. Он заявил, что он из того места, которое ближе и дальше, чем любой известный край нашего мира. Мы провели вместе несколько дней, и на меня произвели впечатление его мудрость и дар предвидения, а также удивительная способность к исцелению. За эти дни он с поразительным мастерством вылечил от серьезных болезней несколько человек. От него исходит ощущение покоя. Я решил предложить ему пост Патриарха, если у меня будет такая возможность. Мне кажется, он тебя знает. Этот человек спрашивал о тебе, но тогда я ничего не мог ему рассказать. Полагаю, ты будешь приятно удивлена.
Рапсодия замерла на лесной тропе, не в силах отвести глаз от мужчины в рясе. На его морщинистом лице появилась улыбка, заставившая ее покраснеть от нахлынувших воспоминаний.
– Константин!
Он протянул к ней руки, на которых время оставило свой след, и она поспешила к нему навстречу, обняла, поцеловала в щеку и ужасно покраснела воспоминания были не только приятными. Однако его глаза оставались безмятежными, и он лишь улыбнулся.
– Привет, миледи, – произнес он знакомым низким голосом. – Для меня большая честь, что вы меня помните.
Рапсодия протянула руку и коснулась его щеки.
"Я провела за Покровом Гоэн семь лет, а когда я вернулась в наш мир, снег даже не успел засыпать рукоять меча, – подумала она. – После моего возвращения прошло полгода. Боги, удивительно, что он еще жив".
– Я же говорила, что никогда тебя не забуду, – мягко ответила она.
Константин поцеловал ее руку.
– Как и я. Желаю вам счастья. Король намерьенов счастливый человек.
– Спасибо, – одновременно сказали Гвидион и Рапсодия.
Король намерьенов привлек к себе Рапсодию.
– Константин согласился – если Весы его одобрят – занять пост Патриарха в ночь летнего солнцестояния, – сообщил Эши. – И тогда они вместе с Гэвином нас поженят, если ты не против, Ариа.
Рапсодия улыбнулась:
– Конечно, я не против. Благодарю тебя, Константин. – Она внимательно всмотрелась в его лицо. – А почему ты решил уйти?
Его глаза потемнели, но он не отвел взгляда.
– Время пришло, – только и ответил он.
Рапсодия вспомнила, как Анборн говорил, что иногда лучше проявить мудрость и остаться в неведении. Потом она повернулась к Королю намерьенов, с интересом следившему за их разговором.
– Я восхищена твоим выбором, дорогой. Он занимался с самыми лучшими учителями, и я уверена, что в нем нет ни капли зла. – Ее глаза хитро сверкнули, и Константин рассмеялся.
На лице Гвидиона отразилось недоумение.
– Пойдем, Сэм. – Рапсодия потянула жениха за собой. – Нам нужно найти место, где его милость мог бы отдохнуть, ведь он проделал очень долгий путь. Мы расскажем тебе его историю. Ты будешь удивлен, когда узнаешь, что новый Патриарх помог нам прикончить ф'дора.
Гвидион только развел руками.
– Ну, Рапсодия, ты обладаешь поразительной способностью испортить любой сюрприз.
Верная своему слову, Рапсодия потребовала простое платье, как и обещала Гвидиону после свадьбы Тристана Стюарда в Бетани. Шлейф платья тянулся за ней всего на пару футов, плечи остались открытыми солнцу, поскольку свадьба проходила в первый день осени.
Несмотря на кажущуюся простоту наряда, портнихи Тириана трудились над ним очень долго. Миресилл нашла кусок белого с голубым отливом кандеррского шелка, прекрасно гармонировавшего с золотистой кожей Рапсодии. Платье было скроено с удивительным изяществом и простотой – истинным знаком мастерства, объяснила Рапсодия своему недоумевающему жениху, отправляясь на седьмую примерку.
– Платье не украшено ни вышивкой, ни кружевами. Многие белошвейки используют их для того, чтобы скрыть недостатки материала или мастерства. А Миресилл всегда стремится к совершенству.
Гвидион обнял невесту и поцеловал ее.
– Не сомневаюсь. Уверен, что мне понравится платье, несмотря на то что ты слишком часто уходишь от меня к нему.
– Ты такой жадный, – с шутливой суровостью сказала Рапсодия. – Боюсь, ты бы предпочел, чтобы я и вовсе обходилась без одежды.
– Точно.
У самого Гвидиона с костюмом возникли проблемы. Хотя покрой костюма жениха был достаточно простым, ему предстояло разместить на нем отличительные знаки многочисленных союзов и сообществ, к которым он принадлежал в течение своей жизни. Каждый такой знак являлся эмблемой и подтверждением его высокого статуса. Никто и мысли не допускал, что Гвидион может прийти на свадьбу без них. Рапсодия не могла удержаться от хохота, когда он с возмущением разложил все это на столе в Главном зале Тириана. Стол длиной в двадцать футов был плотно уставлен самыми разнообразными предметами, каждый из которых Гвидион должен был прицепить к своему костюму.
– Тебе придется больше есть – твои размеры следует увеличить по меньшей мере в десять раз, – смеялась она, разглядывая сотни шляп, кинжалов, посохов, церемониальных мечей, корон и гульфиков, покрывавших стол. Она взяла одно из двадцати с лишним колец с печаткой, лежавших в куче. – Так, посмотрим, по одному на каждый палец на руках, на ногах и еще одно для твоего...
– Не говори ничего, – с шутливой угрозой перебил ее Эши. – Иначе сегодня ночью тебе будет не слишком удобно, моя дорогая. Я могу выбрать кольцо с самыми острыми краями.
– А вот это мне нравится больше всего, – заметила Рапсодия, поднимая жуткую боевую маску наинов. – Неужели они носят такие штуки во время сражений?
– Да, и даже хуже. – Он оглядел стол и тоскливо вздохнул. – Я буду выглядеть смешным, если все это надену, Ариа. А если выберу лишь часть, то рискую оскорбить тех, чьих символов на мне не будет. Если же их совсем не надевать, оскорбленными почувствуют себя все. Что же делать? Как ты думаешь, еще не поздно сбежать?
– Один раз мы уже так поступили, помнишь? Сейчас нам предстоит официальная церемония, ты и я уже совершили самое важное без свидетелей. Она улыбнулась ему, надеясь успокоить. – Ничего, я тебе помогу. Давай разберем все это вместе, и ты расскажешь, от кого они и что символизируют.
Через месяц, утром перед репетицией свадебной церемонии, она протянула ему коробочку, обтянутую бархатом.
– Это тебе за терпение, которое ты проявил во время примерок моего подвенечного платья, – сказала Рапсодия, и Гвидион нежно ее поцеловал. Открой ее и посмотри, не решает ли она твою проблему.
В коробке лежало длинное ожерелье, цепь, состоящая из шестиугольных пластин, оправленных в красное золото. Пластины были инкрустированы отличительными знаками всех сообществ. Здесь даже имелась жуткая маска наинов с горы Сардоникс, украшенная небольшими самоцветами. Гвидион не удержался от смеха, когда представил себе ювелира, потратившего долгие часы на поиски камня подходящего цвета, чтобы изобразить жидкость, капающую из миниатюрных ноздрей маски.
– Как и все, что связано с тобой, этот подарок само совершенство, нежно пробормотал Гвидион, привлекая Рапсодию к себе.
– Очень хорошо. Теперь я могу не опасаться всех этих больших заостренных предметов?
– Да, всех, кроме одного.
Гвидион подтащил ведро к двери маленького домика, спрятавшегося за водопадом, и выплеснул из него грязную воду на зеленую траву.
"Как она это делает?" – удивленно подумал он, со стоном усаживаясь в удобное старое кресло. Он как-то помогал Рапсодии наводить порядок в доме в Элизиуме, но тогда это доставляло ему удовольствие. Гвидион покачал головой и рассмеялся. Если бы Рапсодия находилась рядом и держала его за руку, он бы согласился, чтобы его заклеймили каленым железом.
Эши вспомнил о прошлогодних дремотных утренних часах – запахе свежего кофе, мыла и нежном пении. Рапсодия всегда вставала до рассвета, наводила в Элизиуме чистоту, гладила одежду, работала в саду – и все это задолго до того, как нормальные люди открывали глаза. Дело в том, что она выросла в деревне, объяснила Рапсодия, когда он пытался затащить ее обратно в постель, если она заходила в спальню. Воспоминания о спокойной совместной жизни стали для него самыми любимыми, оставаясь островком здравого смысла в мире, где все охвачены безумием. Он вздохнул, с радостью предвкушая возвращение этих дней.