Текст книги "Алый лев"

Автор книги: Элизабет Чедвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

Глава 12

Лонгевиль, Нормандия, лето 1203 года

Изабель пробовала ткань на ощупь, пытаясь понять, хороша ли она. Это была добротная фламандская саржа, сотканная из английской шерсти и выкрашенная в насыщенный синий цвет лучшей вайдой из Тулузы. Купец, торговавший тканями, специально приехал в Лонгевиль, чтобы показать свой товар, и сейчас внимательно наблюдал за ней, как гончая в ожидании команды.

Детские голоса, доносившиеся со двора, заставили ее подойти к окну и выглянуть наружу. Вилли, Ричард и шестилетний Гилберт учились наносить удары мечом под присмотром одного из рыцарей. «Они так быстро растут!» – с гордостью и тоской подумала она. Вилли в свои тринадцать тянулся вверх быстрее, чем пшеница по весне, а голос, все еще детский, вот-вот должен был начать ломаться. И мышцы у него развивались, хотя фигура все еще оставалась мальчишеской. А кажется, всего минуту назад он появился на свет, и она пеленала его и укачивала на руках. А сейчас он любыми способами уклонялся от ласки и компанию мужчин предпочитал женской. А Ричард быстро бежал за ним вслед, куда бы тот ни шел, поскольку разница в возрасте у двух братьев была всего восемнадцать месяцев.

С ее сыновьями тренировались несколько других ребят, в частности парочка де Брозов, помладше. Изабель в Лонгевиле навещала леди Мод, пока их мужья были в отъезде с королем. Изабель не слишком любила леди Мод, но не могла отказать жене союзника и одного из самых влиятельных людей при дворе. Вильгельм де Броз так высоко воспарил, обласканный королем, что походил на ястреба, высматривающего в траве куропаток. Награды, подарки и замки сыпались на него как из рога изобилия, но леди Мод это, похоже, мало радовало. Обычно грубоватая и самоуверенная, она приобрела неприятную привычку все время тереть руки, будто хотела что-то с них смыть. Изабель гадала, не начало ли давать о себе знать напряжение, вызванное необходимостью соответствовать королевским ожиданиям и запросам.

Вернувшись к рулонам ткани, Изабель сообщила торговцу, что возьмет синюю шерсть.

Мадам де Броз, рассматривавшая рулон льняного полотна, насмешливо фыркнула:

– А я-то думала, что ты слишком занята упаковкой вещей перед отступлением, леди Маршал, и не захочешь добавлять к ним еще тряпок.

– Детей надо во что-то одевать, миледи, а здесь выгоднее покупать фламандскую саржу, чем в Англии. Думаю, вы скоро поймете, что я готова ко всему.

– Я тоже так думала, когда была наивной, как ты, – запальчиво сказала Мод.

Изабель выпрямилась.

– Не стоит путать вежливость с наивностью, – осадила она ее. – Я знаю, как устроен мир.

– Да неужели? – мрачно спросила Мод и улыбнулась одной из своих безрадостных желтозубых улыбок. – Как и у меня, у тебя есть хорошие, сильные сыновья, которыми можно гордиться. Твои старшие скоро станут мужчинами; я видела, как ты за ними следишь, и я знаю, о чем ты думаешь. Еще пара лет – и старший станет оруженосцем, начнет таскаться за юбками, зажимать девиц по углам, если получится, отправится воевать, а его братья и сестры будут еще младенцами в колыбельках, а то и вовсе в утробе.

Изабель залилась краской и убрала руку с живота; это просто смешно, месячные у нее закончились на прошлой неделе, и она знала, что не беременна, даже несмотря на то что Вильгельм несколько раз приезжал к ней, расстроенный, разочарованный, нуждающийся в успокоении.

– Да, – ответила она, – я горжусь своими сыновьями по праву.

Выражение лица Мод смягчилось:

– Как и мои для меня, твои для тебя – это выражение твоих достижений. Все матери любят своих сыновей, хотя, кто знает, что теперь думает о Иоанне королева Алиенора. Он, должно быть, принес ей страшное разочарование. – Она показала на льняное полотно: – А получше у вас нет? – спросила она у торговца требовательно и придирчиво. – Эта ткань подходит для крестьянской одежды.

С покрасневшими ушами человек зарылся снова в свои рулоны. Мод опять повернулась к Изабель:

– Я не хочу потерять своих мальчиков. Я беспокоюсь о них, и ты должна беспокоиться о судьбах твоих.

На Изабель накатил страх. Она почувствовала опасность.

– Жаль, что вы не изъясняетесь яснее, миледи.

Мод покачала головой:

– Я ничего не скажу. Бог все видит. Рано или поздно он всех нас взвесит на своих весах, и дела некоторых людей приведут их в ад. – Она обернулась к торговцу: – Я возьму два рулона того, алого. Для моего мужа сойдет, сохрани, Господи, его слепоглазую, глупую душу.

Мод осталась поужинать, но не стала налегать на засахаренные фрукты и цветы, настояв на том, что ей нужно отправляться в Дьепп, чтобы подготовиться к морскому путешествию домой. Изабель проводила ее до выхода из замка и со вздохом облегчения простилась с гостьей. Она попыталась заглушить тревогу, играя с детьми в жмурки, вслепую кидаясь то на одного, то на другого из них, но, когда игра закончилась, смолк смех и дети занялись другими делами, ее беспокойство вернулось.

Она позвала своего капеллана отца Вальтера и, когда он, войдя, поклонился ей, села на скамью в стенной нише и жестом велела ему сесть рядом.

– Леди де Броз сегодня вела себя очень странно, – сказала она ему и пересказала свою беседу с Мод.

Отец Вальтер почесал за ухом; на лбу, между карих, глубоко посаженных глаз, которые он тщательно отводил от нее, залегли морщины.

– Не пытайтесь что-то скрыть, – пригрозила Изабель.

Он выглядел задетым:

– Миледи, я надеюсь, вы уже достаточно хорошо меня знаете и не подумаете обо мне такого. До меня доходили кое-какие слухи о принце Артуре, но это все может оказаться только досужими домыслами и не иметь никакого отношения к сегодняшнему поведению леди Мод.

Изабель бросила в сторону капеллана красноречивый взгляд:

– Когда упоминается имя Артура, дальше жди рассказа о чем-то плохом. Иоанн освободил его? Милорд говорил, что ему стоит так поступить.

Вальтер нахмурился сильнее и покачал головой.

– Миледи, боюсь, это не так. Принц… – он сложил руки на груди и уставился на носки своих сапог, – …исчез.

– Что значит исчез?

Отец Вальтер с беспокойством взглянул на нее:

– О нем ничего не слышали с тех пор, как он попал в Руанскую крепость. Король Филипп несколько раз требовал встречи с ним, как и собственные вассалы принца, но безуспешно.

– Вы считаете, он мертв? – она уже пожалела о том, что начала этот разговор.

Он покачал головой:

– Я не знаю, чему верить, миледи.

Изабель подумала о беспокойстве Мод, о ее двусмысленных намеках, которые могли означать все или ничего. Матерь Божия, что если Артур действительно мертв? Если его убили? Скорее всего, Вильгельму де Брозу об этом известно, поскольку он все время рядом с королем и он был коннетаблем в Руанском замке. Она взглянула на своих сыновей, которые боролись, поставив руки локтями на стол, и у нее кровь застыла в жилах.

Отец Вальтер склонился вперед и сжал ее ладони в своих, чтобы вместе помолиться.

– Успокойтесь, миледи, – сказал он. – Это только слухи. Правда раскроется со временем, а Господь видит все.

– Да, – ответила она.

Она пыталась найти в этих словах успокоение, но они не могли растопить лед, сковавший ее душу.

– Господь все видит, – она закрыла рот, не произнеся вслух богохульного: «И ничего не делает».

Глава 13

Кентерберийское аббатство, Рождество 1203 года

Потягивая приправленное сладкое вино и закусывая жареным миндалем, Изабель сидела за столом и наблюдала за танцорами, кружащимися под мелодию рождественских гимнов. Их процессию возглавляла молодая королева; ее платье, расшитое драгоценными камнями, поблескивало, а заплетенные в косу волосы были перевиты серебряной лентой. В пятнадцать лет у нее была женственная фигура, но она все еще была стройной и гибкой, как молоденькая лань. Иоанн следил за ней похотливым взглядом, и ей было явно не по себе от этого.

– Я знаю, каково ей, – сказала Ида Норфолк, присоединяясь к Изабель. – Я однажды была в такой же ситуации: очень молодая, танцевала в красивом платье, а король, желавший только одного – сорвать его с меня, пожирал меня глазами заживо.

– И вы были так же напуганы, как она?

– Разумеется, но в то же время мне льстило, что сам король Англии уделяет мне такое внимание.

– Она что-то не выглядит польщенной, – пробормотала Изабель.

Ида пожала плечами.

– Она королева. У нее есть свои покои, и она вольна делать, что пожелает, в пределах разумного, конечно, когда его нет рядом. Он дарит ей наряды и драгоценности и любит хвастаться ею на людях. Когда она родит ему парочку наследников и дочь, он оставит ее в покое, – она положила руку Изабель на колено: – Не хмурьтесь так. Разумеется, мне жаль бедую девочку. Я за все дамасские шелка не захотела бы поменяться с ней местами. Я говорю только о том, что ей есть, чем утешиться. У нее тоже будет власть, однажды, когда она станет достаточно взрослой для того, чтобы это осознать.

Изабель промолчала. Она думала, что ничто на свете не может утешить того, кто находится во власти такого человека, как Иоанн. Когда она представила, что можно в пятнадцать лет оказаться под ним в супружеской постели, ее затошнило.

Ида переключила внимание с молодой королевы на своего мужа, который оживленно о чем-то беседовал с Вильгельмом и Боллвином де Бетюном.

– Только посмотрите на них, – ласково сказала она, – сплетничают, как старухи.

Изабель вслед за ней перевела взгляд и тоже улыбнулась при виде этой компании. Вильгельм был совершенно спокоен, его поза непринужденна, плечи расслаблены. Роджер Норфолк рисовал в воздухе картины, а Вильгельм согласно кивал и улыбался. Было приятно видеть его таким: в последнее время он мало смеялся, положение в Нормандии было отчаянным.

Король вернулся в Англию в начале декабря, оставив позади себя руины. Водрей и Радепон отошли французам. Гайар был в осаде, Руану грозила опасность. Лонгевиль и другие нормандские земли Вильгельма были в безопасности, но кто знал, надолго ли? Король Филипп уже пообещал один из замков Вильгельма графу Булонскому. Иоанн обещал заняться этим весной, а его приезд в Англию был в основном ради сбора денег на то, чтобы выгнать Филиппа из Нормандии.

– Ваши старшие дети участвуют в королевских празднествах? – невозмутимо спросила Ида.

Вопрос на первый взгляд мог показаться совершенно безобидным, но Изабель знала, к чему заводят такие приватные беседы. Эти собрания всегда можно было использовать как подходящий момент для заключения сделок и союзов. Вилли и Ричард, как и их сестра, были среди танцующих. Изабель с любопытством заметила, как Махельт рассматривает платья придворных дам оценивающим женским взглядом.

– Они достаточно взрослые, чтобы посещать такие приемы и не срамить себя, – ответила она и повернулась, чтобы поприветствовать Хавис, графиню Омальскую, жену Болдвина. Эта женщина была когда-то красавицей, но время и несчастья вытравливали на ее лице с тонкими чертами глубокие морщины, пока от красоты ничего не осталось. Когда-то, в момент полного расцвета, она недолгое время была любовницей Иоанна. А после этого переходила из одного брака в другой, пока не превратилась в увядший и засохший цветок, и ее рука ценилась куда выше ее личных качеств. Ее союз с Болдвином оказался тусклым и безрадостным, у них была лишь одна дочь, которая родилась в первый год их совместной жизни.

Изабель и Ида обменялись с ней обычными любезностями. Хавис Омальская улыбалась и кивала, но сама не обращалась ни к одной из женщин.

– Я вижу здесь вашего сына, – заметила Ида. – Он собирается остаться с вами и Болдвином?

Хавис покачала головой.

– Он возвращается в Пуату на Новый год, – ответила она бесцветным голосом. – В имения своего отца.

– А, – сочувственно протянула Ида. Ее собственный первенец, рожденный от связи с королем Генрихом, вырос в семье короля, а не с ней во Фрэмлингеме. – Вы будете по нему скучать. Я знаю, потому что я ужасно скучала по моему Вильгельму.

– Ему лучше бы остаться там, где он есть, – сказала Хавис полным тоски голосом.

Ида обменялась с Изабель беспомощным взглядом. Всем было известно, хотя вслух об этом и не говорилось, что сын Хавис не был родным сыном ее второго мужа Вильгельма де Фора, а был кукушонком, подброшенным в их семейное гнездо Иоанном, перед тем как он в первый раз продал Хавис в другой брак. Изабель взглянула на мальчика, который был ровесником Махельт. В его внешности определенно проступало что-то от Иоанна, и, похоже, некоторые черты его характера были тоже от отца. До этого она видела, как он тянул девочку-служанку за косу так сильно, что та расплакалась… хотя, возможно, это было от злости или горечи, а не от жестокости. Она промолчала, не высказав своего мнения.

– А ваша дочь? – спросила она, тактично меняя тему. – Как дела у Алаис?

Хавис слегка пожала плечами.

– Все в порядке, миледи, – ответила она. – Она слишком мала, чтобы посещать двор, и я этому только рада. Здесь слишком много опасностей. Слишком много хищников.

– Вы правы, – согласилась Изабель. – Но, возможно, вы с Болдвином навестите нас в Кавершаме. Я могу пообещать, что там вас ждет теплый прием и там вы будете в безопасности.

– Вы очень добры, графиня, – Хавис выглядела так, будто вот-вот расплачется. Она вдруг извинилась и поспешила в сторону жилых покоев.

– Бедная, – мягкий взгляд карих глаз Иды был полон сочувствия. – Вот что происходит с женщинами, которым Господь не дал хорошего мужа.

– Разве Болдвин плохо с ней обращается? – спросила Изабель, метнув взгляд в сторону мужчин. Болдвин только что хлопнул Вильгельма по спине, очевидно рассказав что-то очень смешное, поскольку все трое от души рассмеялись. Роджер Норфолк даже пополам согнулся. Изабель сделала вывод, что шутка, очевидно, была очень грубой, потом надо будет спросить Вильгельма.

Ида тихо вздохнула:

– Я знаю, что твой муж дружит с Омалем с юности и что со временем ваш старший сын, скорее всего, женится на их дочери. Болдвин, разумеется, хороший человек, но это проявляется с друзьями. И это вовсе не значит, что он хороший муж.

Изабель подняла брови. Иду Норфолк нельзя было назвать очень образованной, но она хорошо понимала людей и с ее связями при дворе часто участвовала в распространении слухов и сплетен. Но она не просто передавала то, что услышала от кого-то. Она была слишком мудра и умела сопереживать, но то, что она знала, часто накладывало отпечаток на ее суждения, и иногда она могла сделать достаточно обидное замечание.

– Одна Дева Мария знает, – сказала Ида, – иногда мне хочется посадить моего Роджера на бочку с порохом и поджечь фитиль, но вечером мы снова возвращаемся в нашу комнату и говорим о том, что произошло за день. Мы встречаем трудности вместе, и он ценит меня, а я наслаждаюсь его обществом. И судя по тому, что я вижу, у вас с мужем дела обстоят так же. Но что до Болдвина и Хавис… – она слегка пожала плечами. – Огонь в их очаге погас, и мне их жаль. Я надеюсь, что, с кем бы мои дети ни связали свою жизнь, их избранники будут согревать их сердце.

– Аминь, – заключила Изабель и обернулась: к ней подлетела Махельт – густые рыже-каштановые волосы выбились из перевитых голубыми лентами кос, глаза блестят, как звезды. Вежливо поклонившись Иде, она потянула Изабель за рукав.

– Мама, пошли танцевать, – потребовала она.

Рассмеявшись, Изабель позволила втянуть себя в кольцо танцующих женщин.

– И вы, – сказала она Иде. Ту не пришлось упрашивать: она взяла Махельт за другую руку и присоединилась к танцующим.

Изабель протанцевала несколько танцев со своей дочерью, но потом ритм изменился, и заиграли мелодию, под которую мужчины и женщины обходили друг друга кругами. Махельт с восторгом оказалась партнершей Хью Биго, старшего сына Иды, который уже превратился в великолепного девятнадцатилетнего юношу. Со светящимся лицом она позволила ему закружить ее вдоль цепочки людей и обратно. Изабель и Ида переглянулись и ничего не сказали, но обе женщины улыбнулись.

Изабель схватил Вильгельм де Броз, и она чуть не задохнулась в облаке винных паров, которые он выдыхал. Его роскошная шелковая одежда была в пятнах от соуса и в марципановых крошках. Крошки были и в бороде. С налитыми кровью глазами, он тяжело дышал. Де Броз часто при дворе искал общества Вильгельма, называя его «другом» и «соседушкой» и шлепая по спине так сильно, что у Вильгельма плечи чуть за грудную клетку не вылетали. Он был бы не прочь и выпивать вместе с ним, чего Вильгельм пытался избегать. Он признавался Изабель, что для того, чтобы служить королю Иоанну, нужно либо быть полным дураком, либо обладать умом, подобным только что наточенному клинку, причем последнее предпочтительнее. А вот одурманивание себя вином не приветствовалось.

Изабель заставила себя принять руку де Броза и повернулась к нему. От него несло затхлым потом, как будто он не мылся уже целую вечность, а его глаза были блестящими и пустыми, как черное стекло. Испытав облегчение, когда танец кончился и можно было от него избавиться, она почувствовала себя так, будто попала из огня да в полымя, потому что ее руку взял Иоанн.

– Давно мы не танцевали вместе, графиня, – произнес он мечтательно. – Насколько я помню, вы тогда были молодой женой и еще краснели от удовольствия, полученного на супружеском ложе.

– У вас, сир, и в самом деле отличная намять, – ответила Изабель будничным голосом, как будто волосы на ее затылке не встали дыбом от его тона. В те времена его поступь была легка, как у кошки, и хотя с тех пор он прибавил в весе, но не утратил ни гибкости, ни пугающей сексуальной притягательности. Изабель знала, как ему нравилось выводить из себя жен своих лордов… а иногда ему удавалось и больше, чем просто вывести их из равновесия. Несколько мужчин купили королевскую благосклонность, послав к Иоанну в постель своих жен или дочерей-девственниц. Изабель не думала, что сейчас он осмелится домогаться ее, но все равно испытывала беспокойство, а зная его пристрастие к невинной плоти, она внимательно следила за Махельт.

– Да, и крепкая, – сказал он, хищно блеснув белыми зубами. – Быстро бежит время, не правда ли? Ваш старший сын был не более чем узелком у вас в утробе, когда мы танцевали в последний раз, а теперь он почти мужчина, как и его брат. У вас совершенно очаровательные сыновья, миледи.

Если де Броз вообще вряд ли заметил, что танцевал с Изабель, Иоанн буквально буравил ее взглядом, пытаясь проникнуть ей в душу и разгадать ее мысли и чувства. Она заставила себя не смотреть со страхом на своих детей и продолжать улыбаться.

– Спасибо, сир, я горжусь ими, – пробормотала она, – как и мой муж.

– Уверен, что это так, – медовым голосом произнес Иоанн. – Я надеюсь, что в один прекрасный день мои сыновья, которых подарит мне жена, станут такими же крепкими.

Он поклонился и двинулся дальше.

Он говорил вежливо, и Изабель не могла бы пожаловаться на его поведение, однако она чувствовала смятение, как будто он захватал своими руками ее тело или поцеловал в губы, засунув ей в рот свой язык.

Лежа той же ночью в отведенных для них покоях в постели с Вильгельмом, она пыталась составить в своем сознании цельную картинку из разрозненных сведений, которые ей удалось узнать при дворе. Это было все равно, что с завязанными глазами залезть руками в мусорную кучу и надеяться найти там золотое кольцо, прекрасно сознавая, что, скорее всего, главным призом послужит навозная лепешка.

Она взглянула через неплотно закрытые занавеси над кроватью на спящих сыновей, свернувшихся, как щенята, на походных кроватях с оплетенными веревками рамами. Махельт с сестрами была в маленькой комнате со своей няней и двумя женщинами Изабель. Оруженосцы Вильгельма спали на соломенных подстилках у двери. Невинность. Ей хотелось обхватить их руками и закрыть от всех горестей мира, какие только могут их коснуться, сознавая, что они растут и она должна сделать совершенно противоположное – отпустить их. Ее глаза вдруг наполнились слезами, и она расплакалась.

Вильгельм повернулся на бок и положил руку ей на талию:

– Что случилось?

– Ничего, – она покачала головой. – Просто они так быстро растут! Я вижу, сколько при дворе грязи, и хочу защитить их от всего этого, но знаю, что не могу. По правде сказать, чем больше они узнают, тем более защищенными станут, но я не хочу, чтобы они утратили радость жизни.

– Не утратят, – Вильгельм погладил ее шею. – Разве я ее утратил? Или ты? Можно все понимать, но не давать злу себя замарать.

Изабель вытерла лицо ладонью.

– Кстати, о радости жизни, – сказала она, – я сегодня видела де Броза.

Вильгельм ничего не ответил, но наклонился вперед, задул свечи и плотнее задернул полог. Она предпочла бы видеть выражение его лица, но понимала, что ему вряд ли этого хочется, поэтому он и загасил огонь.

– Принца Артура никто не видел уже восемь месяцев, и Иоанн ни слова ни сказал о том, где тот может находиться. Он мертв, не так ли?

Она почувствовала, как он съежился.

– Я это допускаю, – произнес он будничным тоном, – иначе Иоанн бы его уже предъявил.

Изабель обняла его плоский живот и поиграла с полоской волос, тянущихся от его пупка ниже.

– Значит, если он мертв и это случилось в Руанской крепости…

– Бессмысленно обсуждать это. Что бы ни произошло, это уже в прошлом. Этого не изменить.

– Нет, но то, что он исчез, влияет на наше будущее, не так ли? Это уже происходит. Теперь у французов есть предлог, чтобы вторгаться во владения Иоанна.

– До тех пор пока держатся Гайар и Арк, у нас есть опора. И мы можем вести с Филиппом переговоры.

Она легонько потянула за курчавые волоски и спросила хрипло:

– Когда ты говоришь «мы», ты говоришь вообще обо всех или только о нас?

Наступила долгая пауза. Она почувствовала, как он коснулся сначала ее руки, а потом груди, его ладонь и пальцы были твердыми, натруженными упражнениями с мечом, с мозолями от перевязей щита, но в то же время нежными.

– Тут перед нами встает вопрос, – прошептал он. – Что нам делать? Мы сегодня танцевали с Иоанном, но для того, чтобы сохранить наши нормандские владения, нам нужно танцевать и с королем Филиппом.

– Нам нужно быть осторожными.

– Согласен, – сказал он, – даже очень осторожными. Еще есть вероятность, что Иоанн возьмет верх и вернет то, что потерял. Но если дойдет до столкновения, то я охотнее заключу сделку с королем Филиппом, чем соглашусь потерять Лонгевиль, Орбек и Бьенфэ.

– Нам есть что терять и на этом берегу Узкого моря, – предупредила она его.

– О да, балансировать придется очень искусно, и я бы вообще не стал ввязываться в эту игру, пока не станет ясно, что другого выхода действительно нет.

– Да, – произнесла она неуверенно.

– Ты веришь, что я смогу пройти по этому лезвию?

– Да, но оно никогда не было таким острым, и я не хочу смотреть вниз.

– Мы не упадем, – он подтолкнул ее руку ниже и поцеловал жену, и Изабель растворилась в любви, потому что сейчас было проще чувствовать, чем думать.