Текст книги "Алый лев"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
– Нет, но на некоторое время изрядно тебе повредили, – Ансельм склонился к Изабель: – Вы знали, что его обвиняли в романе со сводной сестрой короля Филиппа?
– Да, знала, – бесстрастно ответила Изабель. – Но это было задолго до нашей свадьбы и не более чем жалкими кознями завистливых соперников. А я всегда умела отличать мусор от золота.
Ансельм одобрительно кивнул.
– Как и я, сестра, – произнес он с болезненной улыбкой. – Маргарита была великой женщиной, но ей далеко до вас.
Изабель поблагодарила его за комплимент вежливым кивком.
Ансельм некоторое время сидел молча, а потом задумчиво взглянул на Вильгельма.
– Итак, – спросил он, – Людовик все еще собирается высадиться в Англии?
Вильгельм покорно кивнул:
– Его отец предпочел бы, чтобы сын этого не делал, но в конце концов он согласится. Награда слишком хороша, чтобы не рискнуть.
– И ты выступишь против него, когда он вторгнется в Англию?
– У меня нет другого выбора.
Ансельм вытянул вперед дрожащую руку и взглянул на нее.
– Я рад, что не могу больше сражаться. Я тебе не завидую, хотя, думаю, и ты мне тоже, – он коротко, надтреснуто рассмеялся и закашлялся, но, когда Изабель что-то обеспокоенно пробормотала, махнул рукой, давая понять, что с ним все в порядке. – Я чувствую себя лучше, чем когда-либо.
Вскоре после этого он удалился в свои покои. Вильгельм долго молча стоял, глядя ему вслед, а затем тихо вышел из комнаты. Изабель последовала было за своим мужем, но затем передумала и оставила его одного. Она видела, как он сжимает кулаки, и по тому, как были стиснуты его челюсти, понимала, что сейчас ему больше всего нужно уединение. Общение понадобится ему позже, и тогда она будет рядом.
Глава 37
Лондон, весна 1216 года
– Не понимаю, зачем тебе с ним встречаться, – говорил Вильгельм де Фор Вилли, пока тот проверял и заново затягивал двойные подпруги своего гнедого скакуна и готовился сесть в седло. – Это же ничего не изменит, ведь так? Что ты собираешься ему сказать?
– Пойму, когда увижу его, – ответил Вилли, полностью поглощенный своим делом, что избавляло его от необходимости встречаться с неодобрительным взглядом янтарных глаз своего приятеля. – Отец попросил встретиться, и я не собираюсь ему отказывать.
– А я бы отказал.
– А я не ты, – отношении Вилли с де Фором за последние несколько месяцев, что они вместе провели в Лондоне, стали заметно прохладнее. Сперва де Фор смягчал ярость и горе Вилли после гибели Алаис; будучи ее сводным братом, он как будто давал слабую связь с ней. Но, по мере того как Вилли успокаивался, он стал замечать неприятные черты де Фора. Он всегда возвышался за счет других. Он роскошно одевался, но пожертвования раздавал из сжатого кулака и вообще был жесток. Если какому-нибудь псу случалось попасться ему под ноги, он пинал его с такой силой, что животное визжало. Вчера мальчик, помощник маляра, случайно забрызгал плащ де Фора известкой, и де Фор огрел его плеткой так, что глубоко рассек щеку ребенка.
Когда Вилли уже вскочил в седло и приготовился тронуться, де Фор задержал его, схватив за поводья.
– Твой отец только что вернулся из Франции. Ты передашь нам все, что он тебе расскажет.
– Я подумаю, – ответил Вильгельм, пришпорив коня, и де Фор был вынужден выпустить из рук поводья и отскочить назад. Вилли выехал с постоялого двора на дорогу в сопровождении двух рыцарей и двух воинов. На улицах было довольно много народу, спешащего по своим делам, но при виде вооруженных людей горожане торопились пройти мимо или отступали к обочине, склоняя головы и опуская глаза. Лондон открыл свои ворота мятежникам, но его жители были настороже. Всего два дня назад молодого торговца вином закололи во время стычки с одним из сторонников де Фора. Тому удалось ускользнуть прежде, чем его арестовали и повесили бы. Но поползли слухи, что де Фор дал ему денег, чтобы он сбежал на нанятой у французов галере. Подозрения подпитывались тем, что у де Фора были натянутые отношения с виноторговцем из-за неуплаченных долгов.
Вилли выехал из центральной части города через Ладгейт, переехав по мосту реку Флит, вздувшуюся грязными коричневыми волнами после прошедшего недавно дождя, и продолжил двигаться по Флит-стрит, пока не добрался до огражденной территории, прилегающей к церкви Ордена храмовников. Весть о его прибытии опередила его, и Аймер де Сен-Мор, английский магистр Ордена тамплиеров, вышел из своей кельи у восточной части церкви и ждал его перед богато украшенным арочным входом. Лорд Аймер должен был в безопасности доставить Вилли из Темпла в Кавершам. Никто не посмел бы напасть на рыцарей-тамплиеров, путешествующих по своим делам.
Вилли передал поводья своего коня послушнику и преклонил колени, чтобы поцеловать кольцо лорда Аймера. Рыцарь приветствовал его с теплотой и вниманием, и Вилли почувствовал, как часть бремени сползает с его плеч. Ступая бок о бок с храмовником, он прошел к церкви и, перекрестившись у алтаря, преклонил колени для молитвы. Как и всегда, когда он бывал здесь, он почувствовал, как у него волосы на затылке встают дыбом, а по коже пробегают мурашки. Здесь в конце концов должен был упокоиться его отец и, возможно, он сам тоже. Округлый неф в виде камня, закрывавшего вход в пещеру в Иерусалиме, где был погребен Господь, был освящен патриархом этого города во время его приезда сюда за несколько лет до рождения Вилли. Гладкие колонны из пурбекского мрамора, поддерживающие сводчатый потолок, создавали впечатление спокойствии и величия и заставляли его обращать глаза к небесам, но в то же время ненавязчиво напоминали, насколько мал человек. В этой церкви царила атмосфера особой святости. Люди, погребенные здесь, действительно были благословлены.
– Я намерен вступить в Орден тамплиеров, – признался Вилли лорду Аймеру, когда тот поднялся, совершив молитву, и мужчины снова вышли из храма. Снаружи уже ждал эскорт из рыцарей в знакомых блеклых шерстяных одеяниях и конюх, который вывел из стойла коня магистра.
Принимая из рук конюха поводья, Аймер бросил в сторону Вилли внимательный взгляд.
– Ты наследник Пемброукского графа, – сказал он. – И должен продолжить род.
Вилли вскочил на коня.
– И я выполнил свои обязанности, но потом у меня все отняли, и кто знает, не было ли это знаком свыше? У меня четверо братьев, и все они вполне способны продолжить род. Гилберт ходит в послушниках, но пока не рукоположен, а остальные трое и вовсе никакими ограничениями не связаны.
Аймер озабоченно сдвинул брови.
– В тебе все еще говорит скорбь, – заметил он. – Со временем ты можешь изменить свое решение.
– Этого не случится, – убежденно произнес Вилли и пришпорил коня.
Сине-стальная река в Кавершаме отражала темное, переменчивое апрельское небо. За спиной Вильгельма, стоявшего на ее берегу и гадавшего, сколько еще весен ему осталось, было бессчетное множество домов. Маршал не сомневался, что для его брата Ансельма эта весна станет последней.
У дальнего берега реки, как всегда, гнездились лебеди. Самка отложила пять яиц, самец защищал их, раскрыв в грациозной ангельской симметрии крылья. Дальше трое его младших детей под присмотром женщин играли в догонялки. Пятилетняя Иоанна бегала, подхватив юбки, так что видны были ее тонкие лодыжки и худые икры. Ее волосы развевались, как знамя, и она визжала от восторга.
Его старший сын стоял рядом с ним, расставив ноги, скрестив на груди руки, с непроницаемым выражением лица – полная противоположность беззаботности младших.
– Ты не убедишь меня возвратиться к королю, – холодно произнес он.
Вильгельм сдержал раздражение.
– Я знаю. Ты упрямее моего старого осла. Я пригласил тебя сюда, чтобы поговорить, а не для того, чтобы изменить твое решение.
– О чем поговорить? Я думал, все уже сказано.
Вильгельм смотрел, как солнечные блики играют на воде.
– Всегда найдется, что сказать.
– Даже если никто тебя не слушает?
– Когда я говорю вслух, это помогает мне думать, и я не верю, что меня совсем уж никто не слышит, – он неприязненно посмотрел на своего наследника, который, судя по виду, готов был возражать на любую сказанную отцом фразу. – Король Филипп не хочет помогать Людовику в вашем общем деле, поскольку, как и все отцы, беспокоится о безопасности своего сына, но он ему не откажет. Предложение короны и свержение Иоанна – слишком заманчивые возможности, чтобы их упускать. Как отец Филипп прекрасно меня понимает, но как король он не сможет устоять.
– Так Людовик собирается вторгнуться в Англию?
– Скорее всего, да. И моя задача встать на его пути.
– Ты не сможешь сделать это в одиночку, а союзников у тебя осталось не так много, верно? – с вызовом спросил Вилли.
Вильгельма это не задело.
– Те, что остались верны королю, никогда не дрогнут и не убегут, – он предостерегающе взглянул на сына. – Не стоит нас недооценивать, Вилли. Мы прищучили вас в Лондоне и отвоевали Рочестер. Что бы ни говорили его враги, Иоанн не тюфяк.
– Все изменится, когда со своими войсками придет Людовик, – возразил Вилли. – Тогда вам будет нас не сдержать.
– Может, и так, а может, и нет. Успех достигается не только силой и численностью. Люди, которые сейчас восстают против Иоанна, могут позже решить, что он меньшее из зол, потому что его они хотя бы знают. Если Людовик решит отнять у них английские земли и отдать их французам, сколько, по-твоему, продлится ваш медовый месяц?
Сложив руки за спиной, Вильгельм принялся расхаживать вдоль берега реки, вынудив Вилли, таким образом, следовать за ним.
– Я не за этим тебя сюда позвал. Я не стану убеждать тебя в том, что ваш бой проигран, я, скорее, пытаюсь найти во всем хорошее. По крайней мере, у нашей семьи в каждом лагере есть сторонники, и это неплохо, – он прочистил горло. – Я только не хочу встретиться со своим сыном лицом к лицу на поле боя. Если ты собираешься принести клятву верности Людовику, я хочу, чтобы ты мне дал слово, что не станешь сражаться со мной. Я в свою очередь могу пообещать тебе то же самое.
Вилли нахмурился.
– Хорошо, – ответил он после долгого размышления. – Это разумное решение, которое не унижает ни одну из сторон, – он взглянул на своих младших сестер и брата. – Это все, чего ты хотел?
– Нет, не все, – Вильгельм остановился перед пристанью и принялся разглядывать маленькие лодки. Иногда они с Изабель плавали в одной из них вниз по реке, но в последний раз это было давно: у них совсем не было времени. Может, сегодня вечером получится, подумал он. Кто знает, другого подходящего случая может уже никогда не представиться. Он повернулся к сыну: – Мне нужно было сделать некоторые распоряжения. Пемброук отойдет к тебе после моей смерти, и его процветание будет зависеть от тебя. Я хочу поговорить с тобой об этом.
Он жестом показал, что им стоит возвращаться к замку.
– Ты не умираешь, – резко выпалил Вилли.
Вильгельм мрачно улыбнулся:
– Пока нет, но кто знает, как все изменится, когда здесь высадится Людовик, и я должен буду все время проводить на поле боя? Мой жизненный путь и сам по себе уже подходит к концу, так что стоит быть практичным.
– Тебе не заставить меня чувствовать себя виноватым!
– Я и не пытался, – устало произнес Вильгельм. Хотя его сын и был взрослым мужчиной, у Маршала все равно было такое чувство, будто приходится иметь дело с трудным подростком. У них было столько общего! А они, вместо того чтобы объединиться, стояли по разные стороны пропасти.
Вилли уставился на свои сапоги.
– В таком случае я должен извиниться. Сейчас трудно понять, кто что имел в виду.
Взвизгивая, потому что за ней гнались, малышка Иоанна подбежала к отцу.
– В домике! – закричала она, прижавшись к его ногам. – Я в домике!
Вильгельм подхватил ее на руки и закружил. Ее пахнущие свежей травой волосы задели его щеку, и он почувствовал, как солнце нагрело их. Голубая ленточка, раньше стягивавшая их сзади, была теперь обвязана, как шелковый браслет, вокруг ее маленького сжатого кулачка.
– Точно! – рассмеялся он, но в его глазах затаилась грусть. Сравнение молодости и зрелости задело его до глубины души – какой невинной была его младшая дочь и каким искалеченным жизнью его старший сын!
Глава 38
Глостерский замок, лето 1216 года
Только что с маршаловских складов в Черинге прибыл караван пони с поклажей. Упитанные гнедые пони стояли во дворе, серебряные колокольчики на их упряжи позвякивали, когда они переступали, чтобы дотянуться до новой порции сена, а слуги разгружали седельные сумки. Тут были свитки пергамента и зеленый воск для печатей – это для писарей; рулоны льна и мотки шерсти, меха и кожа. Было привезено восемь коробов свечей, так как их запас заканчивался, а заодно воск и бечевка, чтобы изготовить новые. Специи, засахаренные фрукты, бочки, полные серебряных пенсов на мелкие расходы… Один из воинов, отвечавших за доставку всего этого великолепия, был молод и удивительно привлекателен, с блестящими темными волосами и сонными рыжеватыми глазами. Белла и Сайбайра хихикали, когда он оказывался рядом, и посылали в его сторону манящие взгляды из-под ресниц. Они вообще вели себя как курицы рядом с петухом. Изабель, закатив глаза, отослала молодого человека в комнату охраны, где для сопровождавших караван были приготовлены мясо и эль. А своих отбившихся от рук дочек она спровадила в их комнаты, не обращая внимания на возмущенные возражения.
– Наши дочери готовы к обручению, а половина семей, где есть подходящие женихи, – среди мятежников, – в отчаянии сообщила Изабель Вильгельму, который вошел в комнату мгновение спустя. – Иногда я не знаю, что мне с ними делать.
Она была так расстроена, что не сразу заметила выражение его лица.
– Разве только половина семей? – невесело отозвался он. – Нас осталось так мало, что у наших дочерей почти совсем нет выбора. С нами только Честер, Дерби и Ворвик, причем у Честера сыновей нет.
Она, наконец, заметила за его собранностью напряжение и взглянула на него внимательнее.
– Что стряслось?
– Людовик прибыл в Винчестер и заручился поддержкой Арондела, Уоррена де Воррена и Солсбери. Хьювил только что привез новости.
– Солсбери? – голос Изабель сорвался на визг, отчего ее дочери взглянули на них, как испуганные лани, а женщины прекратили свои дела. – Но он же сводный брат Иоанна! Что он делает у Людовика?
Она не на шутку встревожилась. Число сторонников Иоанна действительно стремительно сокращалось.
Вильгельм оглядел комнату и понизил голос:
– Говорят, что Иоанн надругался над Элой, пока Солсбери был в плену в Бовиньи.
– Святая Дева!
Ноздри Вильгельма расширились от отвращения.
– Это ложь. Я допускаю, что Иоанн мог быть жесток с Злой или запугал ее, но он не стал бы пытаться соблазнить или тем более насиловать ее. Она жена его брата, она его семья.
– Зная, как он способен поступать со своими родственниками, нельзя исключать такой возможности, – возразила Изабель.
Вильгельм сделал нетерпеливый жест.
– Ему нравится метить территорию других мужчин, но он не стал бы так поступать со своим младшим братом.
– Однако Солсбери думает иначе.
– Знаешь, поскольку французы наводнили весь юг страны, его больше волнует его графство, чем жена. Думаю, его терпение иссякло, и он просто ищет повод, чтобы восстать. А причины сейчас уже не важны. Главное, что он вместе с остальными принес клятву верности Людовику.
Изабель плюхнулась на обложенную подушками скамью и оглядела свою уютную, хорошо обставленную комнату.
– И к чему это нас ведет? В какую сторону мы теперь движемся?
Вильгельм присел рядом с ней и взял ее за руку.
– Пока назад в Уэльс, чтобы присмотреть за границами, – ответил он, – а оттуда при необходимости можно быстро перебраться в Ирландию. Сомневаюсь, что французы поспешат туда. Иоанн сейчас в Корфе, но собирается нанести удар через центральную часть страны.
Существовал еще путь: склониться перед Людовиком так же, как сделали остальные, но Изабель знала, что Вильгельм скорее умрет, чем отступится. Это было делом чести. Неважно, как обращался с ним Иоанн, важна была данная им самим клятва.
– Хьювил также сообщил, что Людовик пожаловал Вилли титул маршала всей Англии, – сказал Вильгельм, – так что он – это я во вражеском лагере, – он рассмеялся. – Я не верю, что кто-то, будучи в своем уме, пожелает такой титул сейчас, но, по крайней мере, он может считать, что его признали и оценили по достоинству.
Изабель посмотрела на их сплетенные руки. Она виделась с Вилли, когда он приезжал в Кавершам с Аймером де Сен-Мором. Он вел себя отстраненно, но вежливо, выполнял сыновний долг, но был равнодушным и при первой возможности возвращался в общество храмовников, пока не пришло время уезжать. Это ранило Изабель в самое сердце, хотя она и скрывала свои чувства. Каждый день она молилась за него.
– Разумеется, это все равно, что писать против ветра, – добавил Вильгельм. – На самом деле Вилли хочется заполучить Мальборо, но Людовик отдал его Роберту Дрё: он предпочитает, чтобы управление замками было в руках французов. Нам это может быть только на руку. Чем больше он отдает своим придворным и чем меньше – английским сторонникам, тем в конечном счете лучше, если у нас есть время рассчитывать на этот «конечный счет».
Вилли не верил своим ушам.
– Ворчестер? – спросил он Людовика, как будто это слово сочилось змеиным ядом. – Вы хотите, чтобы я взял Ворчестер?
Людовик поднял взгляд от карт и чертежей, лежавших на его походном столе. Он побарабанил по нему пальцами, а потом спокойно положил руку на столешницу.
– Ты ведь способен на это, Маршал, не так ли? – в голосе Людовика сквозило недовольство и намек на то, что, если Вилли не готов выполнить приказ, есть множество других рыцарей.
– Да, но он находится в управлении моего отца…
Людовик поднял темную бровь.
– А разве не ты маршал всей Англии? – холодно спросил он. – Как ты можешь им быть, когда такой же титул носит твой отец? Или, может быть, ты боишься его?
– Я не боюсь своего отца, – надменно произнес Вилли, – но я его уважаю. Я не понимаю, почему вы посылаете меня в сердце его владений, если не отдаете мне Мальборо.
– Неужели Мальборо действительно так много для тебя значит? – с недовольной гримасой поинтересовался Людовик.
– Больше, чем оно значит для Роберта Дрё, – с вызовом ответил Вилли. – Оно принадлежало моему деду еще во времена короля Стефана, а мой дядя был там кастеляном.
Людовик посмотрел на свои карты и планы и порылся в них.
– Если ты хочешь получить эту землю и мое доверие, тебе придется их заслужить. Завоюй для меня Ворчестер, и мы снова поговорим о Мальборо.
– Сир, – Вилли плотно сжал губы, поклонился и поспешно покинул комнату. За ним последовал Вильгельм де Фор.
– Твой отец будет недоволен, – произнес он со злорадством.
– Ничего не могу с этим поделать, – огрызнулся Вилли. – Что я, по-твоему, должен делать, отказаться?
– Я могу поехать вместо тебя, – в глазах Де Фора появился голодный волчий блеск.
– Нет, я сам, – с яростью произнес Вилли. Сейчас он уже достаточно хорошо знал де Фора и его аппетиты, чтобы не желать присутствия этого человека поблизости от Ворчестера. – Принц Людовик велел мне выполнить эту задачу.
– Что ж, тогда желаю тебе доброй охоты, – де Фор с улыбкой протянул ему изящную, ухоженную руку. Вилли не принял ее и, наклонив голову, направился к конюшне. По пути ему нужно было переговорить с Гилбертом де Клером, графом Хертфордским, и Вильгельмом Солберийским, который все еще сомневался, правильно ли он поступил, примкнув к Людовику. Он и с Вилли пытался это обсуждать, но у того не было ни терпения, ни желания обсасывать эту тему.
– Вы должны поступать так, как велит вам совесть, – отрезал он и послал оруженосцев за своими рыцарями.
Солсбери выглядел обиженным:
– Это легче сказать, чем сделать… если только ты не Вильгельм Маршал.
Пока Вилли готовился к отъезду, он заново обдумывал слова Солсбери и гадал, легко ли это удавалось его отцу. Или честь и совесть – одно и то же? А если нет, то как человек должен был выбирать между ними? И не бывало ли после этого выбора горько, как от желчи?
В Стригиле Изабель распаковывала дорожные сундуки, доставленные из Кавершама, когда громкий крик заставил ее вздрогнуть от ужаса. Пока она в сопровождении своих женщин бежала, в голове пронеслась череда воспоминаний, острых, как наточенное лезвие. Сайбайра держалась за голову и выла, как ведьма-банши. Белла стояла рядом с ней, красная от переживаний. При виде матери она виновато отвела глаза.
– Святая Дева Мария, что здесь стряслось? – требовательно спросила Изабель. – Дайте мне посмотреть!
Она бросилась к девочкам, отвела руку Сайбайры от ее головы, и увидела, что ухо дочери залито кровью из рваной дыры внизу мочки.
– Это Белла виновата, – поспешила сообщить малышка Иоанна, глаза у нее от ужаса были размером с обод кубка. – Это она сделала.
– Я не виновата! – разрыдалась Белла. – Сайбайра меня заставила!
– Что заставила? – спросила Изабель, изо всех сил стараясь не кричать.
Белла разжала кулак и показала матери лежавшую у нее на ладони византийскую сережку тонкой резьбы, дужка которой блестела от крови Сайбайры.
– Они лежали в шкатулке для драгоценностей, и Сайбайра сказала, что хочет их надеть. Она меня заставила…
– Я не знала, что ты такое устроишь! – закричала Сайбайра; у нее на щеках блестели слезы. – Я должна была догадаться! Тебе если даже смертью пригрозить, ты все равно шить не сможешь!
Изабель взяла у Беллы сережку и взмолилась, чтобы Бог послал ей терпения. Это украшение было семенной реликвией. Когда-то ее купили у возвратившегося из крестового похода рыцаря, потом она попала в дом Маршалов в Черинге, а оттуда – в шкатулку в их покоях.
– Пресвятая Богородица, вы же не гречанки! Когда вы станете взрослыми женщинами, вы должны будете на людях закрывать волосы и уши, снимая вуаль только в личных покоях и при муже. А незамужним девственницам нельзя носить такие побрякушки.
Сайбайра вздернула подбородок. Видимо, ей было уже не так больно.
– А я видела однажды в Лондоне женщину с сережками в ушах, и папа говорит, что во время турниров женщины тоже часто носят в ушах украшения.
Изабель вытерла дужку сережки подолом своей юбки и бросила ее обратно в шкатулку, которую собиралась отнести в свои покои; она требовательно протянула руку за ключом, который достали где-то ее девочки.
– Ни одна из моих дочерей не станет ошиваться на турнирах, – жестко произнесла Изабель. Позже она, возможно, посмеется над этим, но сейчас надо быть серьезной, потому что ее дочки отчаянно стремились доказать свою правоту. Передав шкатулку Сибилле Дэрли на хранение, Изабель взяла платок и чашу с розовой водой, чтобы промыть рану.
– Я могу придумать для тебя много других занятий, кроме того, чтобы ты тешила свое тщеславие, – пригрозила она, когда Сайбайра дернулась и начала что-то ворчать сквозь сжатые зубы. – Пусть это послужит тебе уроком, и ты должна лишний раз помолиться Богородице. Ты же не хочешь получить заражение крови, чтобы военный хирург твоего отца отрезал тебе ухо.
Сайбайра сразу озабоченно посмотрела на нее. Изабель вернулась к распаковыванию сундуков. Она подумала о том, как хорошо, что Вильгельм никогда не рассказывал при дочерях о женщинах, которые часто посещали турниры и танцевали на них!
Она раскладывала его рубашки и штаны, девочки неохотно помогали ей, пытаясь искупить вину, когда Вильгельм с устрашающим выражением лица ворвался в комнату.
– Людовик ввел свои войска в Ворчестер! – прорычал он.
– Ворчестер! – глаза Изабель расширились от ужаса.
– И командует ими Вилли, – взгляд, который он бросил в ее сторону был полон гнева и боли. – Это зашло слишком далеко, Изабель, я не потреплю такого.
Он подошел к одному из нераспакованных сундуков, откинул крышку и вытащил оттуда кожаный мешок со своей кольчугой.
– Этот щенок захватил город и занял замок!
Сердце Изабель заколотилось от страха.
– Что ты собираешься делать?
– Отправиться туда, конечно. Я не позволю ему бесчинствовать на моих землях. Мы в Кавершаме заключили договор не вмешиваться в дела друг друга столько, сколько сможем, но он, очевидно, решил нарушить данное слово.
– Не уезжай, – произнесла она дрожащим от ужаса голосом. – Пошли одного из своих рыцарей…
Вильгельм передал мешок ожидавшему оруженосцу и велел другому достать из сундука доспехи и плащ.
– Если я ничего не сделаю, это сделают Честер и Ворвик. И к тому же он нарушил данное мне слово, и я должен выяснить почему.
– Может быть, его загнали в угол, – Изабель пошла за ним, когда он со своими оруженосцами направился во двор.
– Что же, теперь он загоняет в угол меня, – мрачно отозвался Вильгельм.
Ральф Музар держал оседланного и готового к путешествию коня Вильгельма. Этель покусывал удила.
– Возвращайся невредимым, – неуверенным голосом попросила Изабель, – и будь осторожен с Вилли.
Она чувствовала себя беспомощной, неспособной найти какие-нибудь ободряющие или успокаивающие слова, которые помогли бы все исправить. До ее сына было не достучаться. А теперь и до Вильгельма, который поцеловал ее на прощание, почти ее не замечая, тоже было не достучаться.
– Не могу ничего обещать, – сказал он и, отвернувшись от нее, пришпорил коня.
Вилли отпил густого красного вина и почувствовал, как оно обожгло горло и обволокло язык. Его взяли вместе с несколькими флягами медовухи и большой головкой сыра из винной лавки рядом с монетным двором.
Как Вилли и предполагал, ворчестерцы сдались ему и его войскам почти без сопротивления. Он был «молодым Маршалом» – известность его отца вкупе с его собственными заслугами расположили людей к тому, чтобы не препятствовать их вторжению в город. Вилли следил за порядком. Не было сожжено ни одного дома, над людьми, не оказывавшими сопротивления, не чинилось никакого насилия. Мародерство пресекалось.
Вино заполнило желудок Вилли, как расплавленный свинец. Скорчив кубку гримасу, он отставил его в сторону. Он не испытывал жажды и понимал, что, если продолжит пить только ради того, чтобы напиться, потом будет плохо. Вино не изменит его настроение, лишь позволит на время забыться.
– Боже Всемогущий! – пробормотал он и стянул сапоги, чтобы лечь. Оруженосец застелил койку свежим бельем. Одеяло было из некрашеной шерсти, а покрывало простым, домотканым, в полоску – это была постель монаха, а не наследника графства. В последнее время он заметил, что сон быстрее приходит к нему в такой постели.
Дверь отворилась, впустив холод, и снова плотно закрылась. Вилли, решив, что это оруженосец, начал было говорить, что хочет побыть один, если только нет ничего срочного… Но, присмотревшись к высокой фигуре в плаще, нырнул вниз за поясом с мечом.
– Оставь это, – отрезал его отец и подтянул к себе переносной походный стул.
– Как ты прошел мимо моих людей?
Вильгельм фыркнул.
– У тебя слабые дозоры, а Ворчестер давно находится под моим управлением. Горожане, может, и впустили тебя, но это не значит, что они в восторге от происходящего. Здесь полно зажиточных англичан, которые не хотят, чтобы их город был занят сторонниками французского принца. Они с радостью проводили меня сюда, а рыцари твоего войска слишком чувствительны, чтобы вмешиваться в дела между отцом и сыном, – он иронически улыбнулся. – Несмотря на твой титул, мое имя пока кое-что значит.
Вилли покраснел.
– Я не вызывался выполнять это задание.
– Нет, но я уверен, что твое сердце не истекло кровью, когда Людовик предложил тебе это. Ты, наверное, только жалел, что речь идет не о Мальборо. Ты испытываешь мое терпение, – глаза Вильгельма горели от злости, хотя под ними залегли тени. – Ради Бога, зачем тебе понадобилось являться именно в Ворчестер, если ты знал, что это прямо у меня под носом?
Головная боль, которой Вилли старался избежать, не допив вино, начинала пульсировать в висках.
– Тебе не надо было приезжать. Он у тебя под носом, потому что ты решил, что твоя обязанность вынюхивать тут. А чего ты от меня ожидал? Что я буду сидеть в лагере Людовика и носа оттуда не казать?
– Позволь мне задать тебе тот же вопрос. Неужели ты думал, что я стану отсиживаться в Глостере или Стригиле и позволю тебе забрать у меня Ворчестер? – Вильгельм налил себе вина из фляги, отставленной Вилли. – Я буду говорить с тобой прямо, как и стоило давным-давно, вместо того чтобы молчать. Ты винишь свою мать в том, что случилось с Алаис, потому что она якобы была недостаточно внимательна и осторожна. А она поощряет тебя тем, что и сама себя винит. Вы словно два узника, запертых вместе в темнице, и трагедия в том, что ни один из вас этого не заслуживает. Твою мать можно простить: она считала, что в сердце Пемброука Алаис в безопасности, – он ткнул в сына пальцем. – Можно простить, Вилли. Вы оба нуждаетесь в прощении. Горевать, тосковать и помнить – естественно, но нельзя, чтобы горе и тоска принимали такие формы и доводили до такого кошмара. – Он отпил вина, а затем поставил чашу на свое колено. – Я знаю, ты думаешь, что это Иоанн стоит за смертью Алаис, но у тебя нет доказательств, а людей, которых можно было бы так же обвинить в убийстве, предостаточно. Альбус Фирнсский проклял нашу семью и предсказал, что наш род вымрет уже в следующем поколении. Я бы не стал зарекаться, что он не поспособствовал осуществлению своего предсказания. Еще есть Вильгельм де Фор. Его посланник был в Пемброуке в тот день, когда Алаис погибла, он якобы привез утешительное и примирительное письмо. Я знаю, какие усилия де Фор приложил к тому, чтобы договор о приданом Алаис был аннулирован, до того как вы поженились, и как он злился, что потерял эти земли. И есть еще масса подозреваемых, их можно в очередь выстраивать, а доказательств нет.
Вилли подавил рвотный позыв.
– Ты так меня к себе не расположишь, – его голос звенел от отвращения.
Взгляд отца был печальным и полным сочувствия.
– Боже Всемогущий, сынок, я и не пытался. Ты уже навредил себе сильнее, чем если бы уселся вместо снаряда в чашу камнеметалки, – он допил вино и отставил кубок. – С рассветом здесь будут Ранулф Честерский и Генрих Ворвикский. Я расположился за милю отсюда со всем своим войском. Мы выступаем с первыми лучами солнца, и сохрани тебя Господь, если ты решишь встать у нас на пути. Тебе решать, будешь ли ты сражаться или отступишь, но в любом случае ты покинешь Ворчестер. Он мой. Не захочешь отдавать город – получишь его только через мой труп.
– Ты не станешь со мной сражаться, – Вилли сжал челюсти. Он чувствовал себя как ребенок, которого отчитали, и в груди у него кипело возмущение.
– Надеюсь, что нет, но я поступлю так, как должен. Я буду молиться, чтобы тебе хватило здравого смысла отступить, прежде чем дело дойдет до битвы. Мы выедем сразу после службы, и учти, что наши солдаты прекратили поститься, – отец поднялся на ноги, подошел к двери, но помедлил у выхода, держась за ручку двери. – У тебя передо мной преимущество, Вилли, и это несправедливо. Если ты решишь сражаться, я дал тебе несколько часов на подготовку. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.