Текст книги "Признание маленького черного платья (ЛП)"

Автор книги: Элизабет Бойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Нет, прямо сейчас он предпочел бы темноту, настолько темное облако нависло над ним.

Ларкен проснулся в одиночестве в своей кровати, на беспорядочно спутанных простынях, и некоторое время размышлял, не были ли его воспоминания о мисс Лэнгли – его назойливой, невозможной Талли – всего лишь сном.

Со сном он сумеет справиться.

И все же красное пятнышко на его простынях – доказательство ее утраченной невинности – лишило его сомнений. Так же, как и ее сорочка, которую она забыла, торопясь ускользнуть от него.

Итак, ночь страсти в ее объятиях была настоящей. И это пугало Ларкена больше, чем любая тюрьма в Париже, чем любая тайная поездка в Испанию. Его страхи основывались не на том факте, что он обесчестил мисс Лэнгли – хотя ему не улыбалась ни перспектива встречи с Холлиндрейком на туманной лужайке с пистолетами и секундантами, ни то, как подобное свидание (дуэль, а не постельные забавы) отразится в его отчете – нет, причиной его страданий было то, что Талли заставила его почувствовать.

Прошлой ночью, в те последние предрассветные часы, которые они провели вместе, она что-то сделала с его сердцем. Нежность ее прикосновений, когда она исследовала его тело, сладкое искушение ее губ, и нежные вздохи, когда она испытала экстаз в тот последний раз.

Ларкен запустил пальцы в волосы и уставился на террасу и лужайку за дверями.

Талли находилась там и ему нужно будет что-то сказать ей.

Но что?

Скажи ей, какие она у тебя вызывает чувства. Что тебя не волнует, что она сделала. Что ты находишь ее невозможной и опасной – и слишком соблазнительной, чтобы устоять перед ней. Что ты хочешь, чтобы она всегда была рядом с тобой, потому что ее улыбка, любопытство и склонность к неприятностям могут принести в твою мрачную жизнь свет, без которого ты не можешь позволить себе жить.

Ларкен покачал головой. Он не может сказать Талли обо всем этом точно так же, как не и может бросить погоню за Дэшуэллом.

Но он должен. В первый раз своей жизни барон ощутил себя вовлеченным в жизнь вне шпионажа и ухищрений, которой он жил слишком давно. И все из-за нее.

Теперь, когда война во Франции закончилась, а борьба с американцами ослабевала, где он окажется, когда все закончится? На дипломатическом посту, который занимал его отец? Маловероятно. Особенно без помощи Пимма. А этого ему не видать, если Ларкен не поймает Дэшуэлла… и не прикончит его.

Но где-то там для него существовала и другая жизнь. И блестящие глаза Талли и ее улыбка служили путеводной звездой в тот мир. В мир, где он родился и которого так старательно избегал.

Ларкен уже собрался сделать шаг наружу, чтобы разыскать ее, сказать ей… рассказать ей все, когда опасный, мрачный голос пробудил сомнения в его душе.

А кто знает, что она не делала свою работу, так же, как ты делал свою? Что ей на тебя не наплевать… что она не оплела твое сердце, точно так же, как это сделала Аврора с твоим отцом… только чтобы освободить Дэшуэлла, чтобы остановить тебя?

В этих сомнениях оказалось достаточно правды, чтобы остановить его на полушаге, замереть на месте. Потому что барон не сомневался, что Талли знала, кто он – или, вернее, знала, кем он не был – потому что его вализа была перерыта, пока он спал.

Ларкен не смог удержаться и улыбнулся. А он-то полагал, что ее хвастовство насчет умения вскрывать замки являлось всего лишь попыткой встряхнуть его, заставить выйти из образа викария.

Что ж, теперь она этого добилась.

В его мысли проник образ. У залитого лунным светом окна стоит леди, держа в руке пачку бумаг, и на ее лице появляется опечаленное выражение, пока она читает их.

В то время Ларкен считал это частью своего сна, но теперь он понял, что каким-то образом сквозь вызванный наркотиками дурман сумел увидеть, как Талли изучает его бумаги. Те самые, которые, по его мнению, были так хитроумно спрятаны.

Ему придется поговорить с мистером Стеннетом в следующий раз, когда он попадет в Лондон, о том, чтобы разработать новый дизайн для его дорожных вализ. Они не так защищены, как утверждал Стеннет. Ведь даже обычная мисс из Мэйфера смогла разгадать их тайны.

Мисс из Мэйфера, которая умеет взламывать замки, флиртовать как француженка и ругаться по-русски…

Он покачал головой. Нет, в Талли не было ничего обычного.

Ухватившись за дверной косяк так, что его ногти впились в дерево, Ларкен попытался придумать способ разобраться во всей этой путанице. Но нет, не оставалось ничего, кроме как подняться наверх, откопать Дэшуэлла – к черту приказы Пимма о том, чтобы сделать это тайно – прикончить американца и сбежать.

Покинуть этот дом. Покинуть Англию. Уехать от нее и от своего прошлого так далеко, как только удастся. Для него найдется кто-то еще. Какая-нибудь другая леди. Такая должна быть.

Та, которая ковыляет, пошатываясь, в украденных туфельках с высокими каблуками? Девушка, которая флиртует как куртизанка, а потом невинно падает в его объятия и крадет его сердце? Настаивает на том, чтобы держать мерзопакостную угрозу обуви вместо собаки? И обладает парой блестящих голубых глаз, которые умоляют увидеть добро в этом мире.

У Ларкена появилась тяжесть в груди, и когда он попытался сделать вдох, то ощутил себя так, словно кто-то проделал в нем дыру.

С помощью пушки.

Нет, он никогда не встретит другую такую леди, как Талли.

И все же, она способствует провалу его задания, делает все, что в ее силах, чтобы остановить его. Отвлекает внимание. Расстраивает планы.

Точно так же, как Аврора и ее «Орден Черной Лилии» поступали с его отцом.

– Черт возьми! – пробормотал барон себе под нос, пытаясь сложить все части вместе так, чтобы…

Нет, единственный способ покончить со всем этим – быстро обыскать этот дом сверху донизу, начав с апартаментов мисс Лэнгли и леди Филиппы. Где он, без сомнения, найдет Дэшуэлла.

Если только они уже не вывезли его из дома.

Повернувшись на каблуках и решительно настроившись покончить с этим делом, Ларкен обнаружил, что оказался лицом к лицу с другим своим противником.

С герцогиней Холлиндрейк.

– Мистер Райдер! – воскликнула она, торопливо приклеив на лицо улыбку, пока ее взгляд изучал его – осмотрительно, конечно же, – в поисках какого-либо признака нездоровья или иных расстройств. – Сегодня утром вы выглядите посвежевшим! – заявила леди, словно не до конца верила в это. – Что ж, тогда для вас еще есть надежда. В самом деле, вы даже кажетесь готовым к этому вечеру.

– Прошу прощения? – рассеянно повторил барон, его взгляд искал пути к отступлению. – К этому вечеру?

– Конечно, к балу, сэр! Вы ведь не забыли, не так ли? – Она издала точно такое же фырканье, которое предпочитала тетя Эдит, когда сердилась. – Полагаю, мисс ДеФиссер к тому времени должна быть здесь, хотя я никак не могу понять, что могло задержать ее, особенно когда я так многообещающе описала вас.

Ларкен приклеил на лицо улыбку.

– Вы слишком добры, ваша светлость, заботясь и беспокоясь обо всем этом. А теперь, если вы извините меня, у меня есть кое-какие дела…

Но герцогиня даже не слушала. Она схватила его за руку, повернула кругом и заставила выйти на террасу до того, как он успел сделать один вдох.

– Вы должны пойти на пикник и присоединиться ко всем остальным. Стейнс сказал, что вы не завтракали…

Барон бросил взгляд на изящный сверток с динамитом перед ним. Есть ли что-нибудь, чего она не знает о том, что происходит в ее доме?

Например, о том, где провела ночь ее сестра…

– О, Боже милостивый, – с трудом выдавил он, споткнувшись об угол плитки на террасе.

Герцогиня бросила на него взгляд.

– Это не еще один приступ расстройства желудка, ведь нет? Я могу послать Клэйвера наверх с еще одной порцией порошков, если вы этого хотите. Но предполагаю, что будет еще лучше, если вы что-нибудь съедите, сэр, чтобы поддержать запас жизненных сил. Я ожидаю, что все джентльмены выполнят свою часть обязанностей на моем балу и позаботятся о том, чтобы ни одна дама не осталась без кавалера.

Жизненных сил? Ему захотелось поставить герцогиню в известность, как он частично потратил их прошлой ночью, но передумал.

– Нет, ваша светлость, – ответил барон, безуспешно пытаясь вырваться из ее хватки. – Это было бы недопустимо.

– Совершенно верно, мистер Райдер. Я знала, что вы поймете, как это важно. А теперь пойдемте, потому что пикник вот-вот начнется и у нас есть еще гости, которым я хотела бы вас представить, – предложила она, взмахом руки указывая на ухоженный до безупречности ландшафт перед ними, где были установлены столы и даже натянут тент, чтобы создавать тень для леди.

Поблизости обе мисс Элсфорд, лорд Бойс, сэр Роберт и несколько других гостей, которых он не узнал, играли в шары на зеленой лужайке, тогда как мисс Браун держала двор под ярко-розовым зонтиком, по обе стороны от нее располагались Кранвич и Гримстон.

Но одна леди в особенности привлекла и удержала внимание Ларкена.

Талли. От вида ее светловолосой головы, склоненной над альбомом для набросков, его сердце начало биться в неровном ритме. Какой-то молодой франт стоял возле девушки, занимая ее светской беседой и пытаясь привлечь ее внимание.

Ларкен не узнал этого щенка, но немедленно ощутил к нему неприязнь. Он огляделся в поисках Брута и подумал о том, куда запропастилась эта дьявольская собачонка. Почему песик не выполнил свою обязанность и не вцепился в сапог этого надоедливого парня?

Солнечный свет лился на ее простую шляпку и на одинокий локон светлых волос, который вырвался на свободу и теперь свернулся на ее плече. Пальцы Ларкена начали зудеть от желания развернуть его.

О, милая, прекрасная Талия, подумал он, когда при виде нее внутри него поднялась волна отчаянной потребности в поэзии. Да и кое-что другое тоже не замедлило подняться, потому что когда Ларкен смотрел на мисс Лэнгли, то видел ее не в простом платье, а обнаженную во всем великолепии на своей кровати.

В этот момент она подняла голову и увидела его. Их взгляды встретились, и сердце Ларкена замерло. Неужели прошло всего лишь несколько часов с того момента, когда они были так близки, соединились так, что она казалась частью его?

И все же сейчас они стояли здесь, а верность и чувства привязанности разделяют их.

Герцогиня ослабила свою хватку на Ларкене, ее внимание отвлеклось, когда она начала раздавать указания нескольким лакеям, и тот воспользовался этим шансом, чтобы сбежать.

Торопись, Ларкен… Иди и сделай свое дело, и покончи с этим безумием…

Он снова бросил взгляд на Талли. Еще не время… Потому что теперь, когда он увидел ее, то понял, что, по крайней мере, должен извиниться. Это будет благородным поступком…

Благородным? Чувство вины замедлило его шаги по направлению к мисс Лэнгли. Благородным делом было бы умолять ее о прощении. Нет, предложить ей руку и сердце. Честно говоря, если бы у Ларкена была хоть крупица совести, то он не стал бы заниматься с ней любовью три раза. Он задумался. Нет, скорее, прошлой ночью было четыре раза.

Щеголь окинул барона взглядом, когда тот приблизился, и счел его заурядную внешность не стоящей внимания. Но Талли взглянула на него совсем по-другому, и он готов был поклясться, что заметил румянец, поднимающийся по ее щекам.

– Лорд Норридж, – проговорила она, – не могли бы вы принести мне футляр с принадлежностями для рисования? Полагаю, я оставила его в библиотеке.

Молодой человек нахмурил лоб, потому что, как казалось, у него не было желания уступать свое место рядом с мисс Лэнгли. Однако хорошее воспитание не позволило ему отказать в просьбе леди, так что полный надежд щеголь поклонился и отошел с гордым видом рыцаря, отправляющегося на поиски дракона.

Талли подождала несколько мгновений, а затем подняла подол своего платья, чтобы показать ящичек, стоящий рядом с ее ногой.

– О, Боже, полагаю, я послала его с дурацким поручением. – Шаловливая улыбка изогнула ее губы.

Сердце Ларкена глухо стукнуло дважды. Он не знал, какое качество он любит в ней больше: то ли ее коварные уловки, то ли полное отсутствие у нее угрызений совести.

Любит? Его горло сжалось. Он любит ее. Нет, он не может. Не станет.

– Полагаю, вы послали с этим поручением правильного человека, – произнес барон вместо этого.

– Более подходящего, чем вы думаете, – ответила девушка, протягивая руку к футляру и вытаскивая тряпочку. Она стерла угольное пятно, а затем продолжила работать над наброском.

Ларкен перевел взгляд на ее альбом – где были изображены мисс Мэри Элсфорд и лорд Бойс – и восхитился ее талантом, потому что Талли сумела запечатлеть тот момент, который отражал их юность и веселый нрав.

– Вы неплохо рисуете.

Она рассмеялась.

– Вам не нужно произносить это с таким удивлением.

– Извините. По правде говоря, я не ожидал ничего больше простого пейзажа.

– Ах, и это было вашей ошибкой.

– Ошибкой? – спросил он. – Как так?

– Сэр, как давно вы меня знаете?

Ее вопрос застал барона врасплох.

– Прошу прощения?

– Как давно вы меня знаете? – повторила Талли.

– С позавчерашнего вечера.

Она помолчала и бросила на него кокетливый взгляд через плечо.

– Разве я из тех женщин, которые обладают простыми мнениями или талантами?

Туше.

Ларкен рассмеялся.

– Просто дело в том, что ваш талант довольно примечательный. Вы нарисовали портрет мисс Мэри в точности так, как она выглядит, вплоть до изгиба ее носа. Я узнал бы ее где угодно, будь у меня в руках этот набросок. Вы обладаете редким мастерством.

Ларкен посмотрел вниз, их глаза встретились, и он больше не думал об умении Талли владеть угольным карандашом, но о том, как ее поцелуй воспламенял его. Это талант сам по себе.

Один из многих, хотелось добавить ему, но момент и так стал достаточно неловким, что не стоило произносить такие слова.

Девушка отвела взгляд и кивнула в знак признательности.

– Вы говорите как мой отец. Когда папа понял, как хорошо я схватываю сходство, он заставил меня рисовать всех людей, с которыми мы встречались, и включал эти наброски в мешки с дипломатической почтой, которые отправлял домой.

– Я удивлен, что ваш отец так и не завербовал вас для работы в министерстве иностранных дел, – проговорил он.

Она рассмеялась.

– Боюсь, мои таланты давным-давно зарезервированы и осмелюсь сказать, что мой заказчик не позволил бы мне отправиться развлекаться ради короля и страны. Она утверждает, что здесь у меня есть более важные дела, которыми нужно заниматься.

– Ваш заказчик?

Талли опять засмеялась.

– Да, моя сестра. Герцогиня ухватилась за мои навыки много лет назад, когда мы жили в школе в Бате, если быть точной. С тех пор она загружает меня работой по рисованию холостяков для ее «Хроники».

Талли перелистала свой альбом.

– Да, вот здесь мой первый заказ. Лорд Джон Тремонт.

– Господи! – пробормотал барон, прежде чем смог остановить себя. Эта шалунья сумела в точности изобразить Безумного Джека.

– Да, я предполагала, что вы узнаете его светлость, – сказала она, величественно приподняв бровь. Потому что какой же агент на службе Его Величества не знал лорда Джека или не проходил через его поместье возле Гастингса на пути к кораблям контрабандистов, с которыми он договаривался о перевозке во Францию или еще дальше.

Корабли, которые включали «Цирцею» – покрытое дурной славой судно Дэшуэлла.

Ларкен отступил на шаг, земля под ним закачалась, словно девушка только что выбила почву у него из-под ног. Потому что этими словами мисс Лэнгли совершенно ясно выразила свою позицию – что она точно знает, кто он такой – и вернулась обратно к рассеянному перелистыванию альбома, словно не имело никакого значения, что он – не кузен герцога, а шпион, которого прислали сюда разузнать ее секреты.

Нет, в самом деле, в Талли Лэнгли не было ничего обычного.

Так как Ларкена никогда прежде не разоблачали, то он попытался придумать и произнести какие-то слова. Что-то, что будет противоречить ее слишком верному предположению, но вместо этого его взгляд упал на мелькающую череду картинок в ее альбоме, пока Талли перелистывала страницы.

Рисунки Брута, леди Филиппы, герцогини, пожилой леди с вязанием, даже мисс Браун, хотя он изо всех сил постарался проигнорировать рожки, выступающие на голове и хвост, торчащий сзади из платья леди.

– Как вам удается все это? – спросил он, усмехаясь изображению мисс Браун. С рожками она действительно выглядела более веселой.

– Удается что? – спросила девушка, глядя вниз на рисунок.

– Воплощать кого-то в жизнь подобным образом?

Она пожала плечами:

– Папа всегда говорил, что это все из-за того, что я вижу людей по-другому.

– По-другому? Как же?

Талли на мгновение замолчала, словно не была уверена в том, как это объяснить.

– Я вижу не только внешние черты людей, но и то, что в их сердцах. Их «сущность», как называла это нянюшка Рана. – Она продолжила перелистывать страницы с набросками.

– Остановитесь, – произнес Ларкен, указывая на один из них.

– Я так и думала, что вы можете узнать его, – ответила мисс Лэнгли.

– Дэшуэлл, – тихо проговорил он.

– Да, Дэш. Я зарисовала его прошлой зимой, если хотите знать. До того, как его поймали, – подчеркнуто произнесла она, словно пленение капитана было подлым злодеянием.

Ему захотелось напомнить ей, что даже тогда Дэшуэлла разыскивали, так что ее помощь капитану перед балом у Сетчфилда, где его поймали, выглядела таким же предательством, как и помощь в освобождении его из Маршалси. Барон собирался спросить, какую роль Талли сыграла в этой миниатюре – старухи или кучера – но она опередила его, добавив:

– Едва ли он выглядит как внушающий ужас дьявол, каким все представляют его себе, не так ли? И когда-то он был вашим другом, или так мне рассказывали.

К его смятению, мисс Лэнгли запечатлела самую, как она это назвала, сущность Дэшуэлла – ирландские искорки в его глазах и лихой срез его квадратного подбородка, благодаря которым он больше походил на веселого собутыльника, чем на грозного врага Англии.

– Не мое дело решать так ли это, – чопорно ответил он, возвращаясь к персоне мистера Райдера. Временами этот напыщенный парень был очень удобен. И чтобы снова сменить тему, он кивнул в сторону леди Филиппы, которая стояла под деревом с лордом Госсеттом. Кузина Талли выглядела вполне увлеченной ослепительным виконтом, который демонстрировал ловкость рук, чтобы очаровать грациозную красавицу.

– Ваша кузина выглядит веселой.

– Она всегда намного счастливее в деревне.

– А вы?

Талли сморщила нос.

– А я нет. Я люблю городскую жизнь. Больше людей, больше развлечений. Мест, которые можно изучать. – Она вздохнула. – Когда войны наконец-то закончатся, я собираюсь вернуться в Париж, Вену и Неаполь и снова осмотреть их от и до.

– В одиночестве? – Внутри Ларкена всколыхнулось благопристойное, чопорное, чрезвычайно английское чувство приличия. Чтобы Талли путешествовала по континенту сама по себе? Никогда! Особенно если это зависело бы от него.

Но в этом-то все и дело. Это от него не зависит. И не будет зависеть. Ему вообще не следует быть здесь, флиртуя с ней как тот глупый щенок, который занимался этим перед ним.

Девушка пожала плечами, не ответив на него вопрос. Перелистнув еще несколько страниц, она добралась почти до конца своего собрания, когда один рисунок в особенности привлек внимание Ларкена.

– Вот этот…

– Этот? – спросила она, вернувшись к изображению Брута и – конечно же – сапога.

– Нет, другой – рисунок женщины.

– Вот этот? – произнесла Талли, перевернув страницу. – Вы ее знаете?

– Нет, – почти сразу же ответил он, то есть до тех пор, пока снова не взглянул на страницу, пока образ из его сна не появился перед ним, словно приведение, и не начал сливаться с портретом. – Боже мой. – Аврора? Это вполне могло быть. – Может быть, и знаю, – признался барон. – Кто она?

– Не имею ни малейшего понятия, – проговорила девушка, склонив голову, чтобы заново изучить рисунок. – Я увидела ее возле почтовой гостиницы, где мы на днях меняли лошадей. Я подумала, что она имеет интересный вид. Но я нарисовала ее не совсем верно…

– Ее лоб, – предположил Ларкен. – Ее лоб должен быть более выраженным. – Он бросил взгляд на компанию других леди. – Пожалуй, как у мисс Браун.

Она посмотрела на леди, а затем опустила глаза на рисунок.

– Пожалуй, да, так и есть. – Талли потянулась за тряпочкой, потерла линии тут и там, а потому приступила к работе, чтобы нарисовать все правильно.

Когда она закончила, то подняла голову и взглянула на него.

– Вы уверены, что не знаете ее?

– Нет. – Барон попытался произнести эти слова твердо, но внутри его головы произошел яростный спор.

Но ты знаешь ее. Это она.

В Суссексе? У почтовой гостиницы? Что она могла делать здесь?

Ты не учитываешь всех фактов…

Последний голос очень напоминал голос его отца. Он всегда предпочитал взвешивать все факты перед тем, как прийти к заключению. Но опять-таки, эта нерешительность стоила Ларкену-старшему жизни.

– Нет, я не имею ни малейшего понятия, кто она, – повторил мужчина.

Талли вздохнула и еще раз изучила рисунок.

– Знаете, теперь, когда я поразмыслила, я думаю, что мне достался именно ее сундук. В отличие от меня, она выглядела женщиной того сорта, которые умеют носить те самые туфли.

Ларкен рассмеялся. На самом деле ему очень нравился способ, каким Талли передвигалась в тех туфельках, но он не собирался говорить ей об этом.

Мисс Лэнгли продолжала свою историю.

– Она прибыла почтовой каретой как раз в тот момент, когда, по приказу Фелисити, весь наш багаж был развален беспорядочной кучей по всему двору гостиницы. – Она на мгновение замолчала. – О! Точно! Так и должно быть! Не знаю, почему я не подумала об этом раньше. – Девушка подняла голову и улыбнулась ему. – Милорд, полагаю, вы раскрыли эту тайну.

Ларкен ощутил, как дрожь пробежала по его спине, словно нити, которые скрепляли все это дело вместе, намеренно задели его, призывая обратить на это внимание.

На историю о потерянном багаже и путешествующих вдовах? Теперь он на самом деле сходит с ума.

Точно таким же безумием будет продолжать стоять здесь, заигрывая с женщиной, которую ты не сможешь получить.

– Мисс Лэнгли, по поводу прошлой ночи…

– Сэр, я думаю, будет лучше, если мы не… – проговорила она, даже не поднимая глаз от своей работы.

– Но я считаю необходимым, честь обязывает меня…

Талли перестала рисовать и подняла на него глаза.

– Честь обязывает? Если бы вы обладали хоть какой-то честью, милорд, то вас бы здесь не было.

Глава 14

Джеффри, барон Ларкен

(Дополнение, датированное 12 мая 1814 года)

Он был со своим отцом, когда того убили в Париже во время перемирия ‘01 года. Я вспомнила об этом, потому что папу отозвали от двора, чтобы нанять надлежащий эскорт для сопровождения Ларкена и тела его отца обратно в Англию. В то время ходили слухи о связах старшего лорда Ларкена с французами, и некоторые из них и по сей день продолжают порочить репутацию его сына. Холлиндрейк утверждает, что Ларкен превосходно и честно служил королю. Но, к сожалению, война ужасным образом отразилась на его личности, и он стал ожесточенным молодым человеком, заблудившимся в кошмарах прошлого, которые он не может забыть или простить…

«Холостяцкая Хроника»

Талли знала, что заплыла в мрачные, опасные воды в тот момент, когда поставила под сомнение его честь. Разве она не читала запись о нем в «Холостяцкой Хронике» этим самым утром? А теперь Талли поставила себя на одну доску с такими сплетницами, как мисс Браун и ее противная мать.

Но что, черт побери, ей оставалось делать? Потому что Ларкен на самом деле выглядел очень решительно настроенным, когда начал…

Девушка вздрогнула, потому что было невозможно даже подумать об этом. Неужели он и правда собирался совершить благородный поступок и сделать ей предложение?

– Мисс Лэнгли, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, особенно когда наши обстоятельства призывают… нет, требуют, чтобы мы…

– Мистер Райдер, – проговорила она резким шепотом, делая настолько сильный акцент на его фальшивом имени, насколько это было возможно, – я не имею понятия, о чем вы говорите, потому что у нас нет никаких обстоятельств…

Боже мой! Он говорит серьезно. Серьезно насчет предложения и женитьбы на ней. Неужели он сошел с ума?

Что ж, Талли сама почти сошла… потому что на какой-то безумный, импульсивный момент была готова принять предложение Ларкена перед тем, как он узнает о ней правду.

И если Дэш сбежит сегодня ночью… если сумеет ускользнуть от тех, кто охотится за ним, и вернется на свой корабль… и если никто не свяжет все это со мной и Пиппин, то тогда…

Может ли это стать возможным?

Нет. Потому что Талли не сможет пойти с ним под венец с нечистой совестью.

Тьфу, пропасть, прошлой ночью Талли одурманила этого человека, и кто знает, что его импульсивные (и невероятные) занятия любовью, как и это неуверенное предложение, не стали всего лишь реакцией на порошки, которые она высыпала в его заварочный чайник?

Она посмотрела вверх, в его темные глаза, и пожалела об этом. В них горел яростный свет, и вина пронзила ее вплоть до подошв туфелек.

Посмотрите, что история мисс Браун сделала с Пиппин и Дэшем. И даже несмотря на то, что слова скандально известной мисс были против слов Дэша, Пиппин все равно пришла в ярость от галантности капитана. А Дэш? Такой же упрямый и далекий от раскаяния, как и любой сверх меры гордый человек, он отказался опровергать что-либо из этого рассказа.

А теперь мистер Райдер, нет, лорд Ларкен, на волосок от того, чтобы сделать предложение Талли, и она ставит под сомнение его честь и пытается прогнать его – мужчину такого типа, в мечтах о котором она провела всю свою жизнь.

Все ужасно запуталось, превратилось в кошмарную неразбериху.

– Мисс Лэнгли, разве вы не понимаете, что значила прошлая ночь?

Талли знала, что она означала для нее. Девушка открыла мир невыразимой страсти в его объятиях. Как она может сказать Ларкену, что где-то в предрассветные часы она влюбилась в него?

Влюбилась в человека, которого ее сестра охарактеризовала как «заблудившегося» и «ожесточенного». Да и как же ему не стать таким, когда это жуткое министерство иностранных дел требовало от него так много? Послало его убить друга. Какая же в этом может быть честь?

Как же это может не разъедать саму душу человека?

Талли, которая любила красоту, любила жизнь, наполненную светом и одухотворенностью, посмотрела на Ларкена и подумала о том, что он видел… и делал… и есть ли какая-то возможность помочь ему облегчить кошмары, заполнить его душу новыми воспоминаниями, чтобы заклеить черноту, омрачавшую и искажавшую его лицо, когда он ворочался и метался на простынях.

Да, как она сможет помочь ему, когда ей все еще нужно расстроить его планы? Остановить его. Обмануть.

– Я не могу постичь, что вы хотите сказать, сэр, – ответила девушка, уставившись вниз, на свой рисунок. – Прошлая ночь? Да ведь прошлая ночь не отмечена никакими событиями. И едва ли стоит упоминания.

Если только вы не хотите увидеть, как разобьется мое сердце…

– Как скажете, мисс Лэнгли, – проговорил барон, протяжно выдохнув, а затем переводя взгляд на других гостей. – Ваша кузина кажется довольно счастливой, – заметил он, кивнув в сторону Пиппин и лорда Госсетта. – Я думал, вы говорили, что она уже испытывает привязанность к кому-то другому…

– Положение дел изменилось, – торопливо проговорила Талли. Точно так же, как это произошло с ней, когда она в первый раз увидела Ларкена. – Полагаю, лорд Госсетт сможет направить сердечную склонность Пиппин в новом направлении, ведь теперь она знает, что судьба не дает ей возможности последовать за другим.

Его взгляд немедленно отвлекся от наблюдения за Пиппин и его глаза встретились с глазами Талли, и поэтому она решила и дальше настаивать на своем, раз уж завладела его безраздельным вниманием. Продолжила бросать предательские крохи информации, чтобы Ларкен смог схватить и проглотить их.

– Потому что как сможет леди любить кого-то, кто для нее потерян? Утрачен. Очень далеко и вне пределов ее досягаемости.

Девушка не знала, как еще отчетливее выразить свою ложь, если только не заявить прямо: Милорд, Дэшуэлл уехал. И вы ничего не сможете с этим поделать.

– Моя кузина унаследовала очень практичную натуру, – добавила Талли. Во всяком случае, более практичную, чем у меня, дополнила бы она, если бы была настроена это сделать. – И поэтому способна более ясно видеть преимущества лорда Госсетта, чем другая, более романтически настроенная леди. Учитывая ее предыдущие, скажем так, затруднительные отношения с мужчиной далеко не благородного поведения, Пиппин заново осознала, что же означает любовь.

Они оба посмотрели на пару, лорд Госсетт заставил Пиппин рассмеяться, устроив представление – вытащив из ее уха монетку при помощи ловкости рук.

– Очевидно, что он увлекся ею, – проговорила Талли, заставив себя улыбнуться. – И со временем… что ж, я могу представить, что если это будет зависеть от лорда Госсетта, то кузина обнаружит, что ее сердце переменится. И это будет к лучшему, как сказала бы моя сестра.

– А вы, мисс Лэнгли? Вы тоже считаете перемену сердца вашей кузины к лучшему? Я не могу представить, чтобы вы так легко отказались от своего сердца, если бы находились на ее месте. – Ларкен сделал паузу, ожидая, что она возразит ему, скажет ему о том, что чувствует. А когда девушка не произнесла ни слова, он закончил свою мысль: – Хотя, с другой стороны, может быть, вы уже на нем находитесь.

Талли закрыла глаза, но не стоило трудиться, потому что Ларкен повернулся на пятках и ушел прочь. Стук его сапог, пока он шагал по плиткам террасы, отдавался в ее разрывающемся сердце. Она крепко зажмурила глаза, чтобы удержаться от подступающих слез, потому что знала, что если откроет их, то начнет искать его взглядом.

Позовет его назад. Во всем признается. Сообщит ему ответы, которые выдадут ее.

Я должна это сделать, разве вы не понимаете, милорд? Я должна сделать это ради Пиппин.

И ради вас тоже. Потому что вы не можете иметь жену-предательницу, когда так тяжело трудились для восстановления фамильной чести. А что станет с вашей и так уже беспокойной душой после убийства друга?

К ее вящему ужасу, лорд Норридж примчался обратно и рассыпался в извинениях.

– Мне так жаль, мисс Лэнгли, потому что мои попытки разыскать ваш футляр для рисования оказались безуспешными. – Он на мгновение замолчал. – Но, ах, он здесь, у ваших ног!

Девушка посмотрела вниз на футляр, а затем подняла глаза на фигуру в темной одежде, исчезающую в доме.

– Это мне очень жаль, милорд. Я оказалась никудышной дурой.

Но она произнесла эти слова в интересах лорда Норриджа.

Устроившись в удобном кресле, тетушка Минти потянулась за вязанием, удивляясь редкой удаче, которая обеспечила ей такое комфортабельное существование на старости лет, после того, как она провела большую часть жизни в качестве самой лучшей воровки, которая когда-либо залезала в карман в Лондоне. Затем, когда возраст начал брать свое, и ее пальцы стали недостаточно проворными, она начала укрывать краденые карманные часы, драгоценности и другие безделушки для некоторых грабителей с большой дороги, из тех, что пользовались самой дурной славой. Но вместо того, чтобы раскачиваться в петле, как многие из ее знакомых, теперь она находилась в уюте и безопасности.