Текст книги "Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира"

Автор книги: Элис Шрёдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 89 страниц)

Инвесторы начали вкладываться в золото, бриллианты, платину, произведения искусства, недвижимость, редкие монеты, золотые прииски, животноводство и нефть. Приобрело популярность выражение cash is trash³⁴¹. Любимым украшением старшеклассниц стали ожерелья, сделанные из крюгеррандов³⁴². Дерзкий новый сотрудник Grinnell по имени Стив Джобс, протеже уважаемого Боба Нойса, пытался обсудить с инвестиционным комитетом идею продажи всех акций и покупки золота²⁹. Джобс, инженер по образованию, не достигший еще и тридцати лет, был, по всей видимости, толковым парнем. Однако инвестиционный комитет настоял на своем, и Grinnell решила не покупать золото.

Баффет в своей статье в журнале Forbes писал об обратном: по его мнению, наступало отличное время для покупки акций. «Будущее никогда не казалось мне более ясным, – писал он. – Обычно вы платите на фондовом рынке определенную надбавку за консенсус, связанный с уверенностью в будущем. Но на самом деле неуверенность является другом покупателя, ориентированного на извлечение ценности в долгосрочной перспективе»³⁰. Он являл собой настоящего покупателя именно такого типа – но у него не было достаточного количества денег. Периодически с начала десятилетия на Баффета обрушивался денежный дождь – сначала 16 миллионов от распределения активов партнерства, затем еще несколько миллионов от продажи принадлежавшей лично ему компании Data Documents. Но все эти деньги направлялись в Berkshire Hathaway. Баффет же хотел получить деньги для инвестирования. Он платил себе вознаграждение, составлявшее всего 50 000 долларов в год, а чуть позднее поднял эту сумму до 100 000. Он занял кое-какие деньги в банках и вновь принялся инвестировать.

И наконец, Стэн Липси сделал тот шаг, которого Уоррен так долго ждал. Как-то раз в 1980 году Липси объявился дома у Баффета в Омахе, зайдя через постоянно открытую заднюю дверь, и сообщил, что его жена Джинни подала документы на развод и что ее адвокат, по мнению Стэна, собирается устроить ему адскую жизнь. Баффет напомнил Липси о том, чему его учил Том Мерфи: «Ты всегда можешь сказать, чтобы они убирались к черту завтра же». Он пригласил юристов обеих сторон в свой офис и помог им урегулировать спорные вопросы, возникшие между двумя его друзьями, не желавшими более жить друг с другом. Это упражнение он проделывал уже во второй раз. Незадолго до этого Баффет выступил в роли посредника между своим другом Эдом Андерсоном и его женой Ширли Смит Андерсон, также старой подругой Уоррена и Сьюзи, «наставницей по женскому объединению» для Дорис. Он умел решать проблемы своих друзей в сложных ситуациях. Баффет заговорил с Липси о том, что тому пора что-то изменить в своей жизни. Может быть, сейчас действительно самое время, подумал Стэн. В ходе беседы Баффет умело настроил Липси на переезд в Буффало. «Это было типично для Уоррена. Он хотел, чтобы я сам пришел к этому решению путем мучительных размышлений». Но, как и в случае с людьми, желавшими инвестировать деньги в партнерство, это должно было быть решение самого Липси.

Липси поехал в Буффало и остался там. Каждую пятницу после работы он звонил Баффету и делился с ним очередными «ужасными новостями». Но каждый раз, невзирая на то, насколько плохими были новости, Баффет сохранял присутствие духа и не забывал поблагодарить Стэна за звонок. «Его отношение к происходящему меня просто шокировало», – говорит Липси³¹. К концу 1980 года размер потерь составил уже 10 миллионов. Годовой отчет Blue Chip за 1980 год содержал предупреждения о тяжелом положении в газете. Мангер делал мрачные предсказания о «чехарде благ» для профсоюзов, повторяя то, о чем впервые писал в отчете за 1978 год: «Если Buffalo Evening News остановит работу вследствие затяжной забастовки, то газета будет вынуждена прекратить свою деятельность и самоликвидироваться»³².

В то время пока Мангер писал эти строки и блуждал в юридических лабиринтах, связанных с разбирательством вокруг Buffalo Evening News, состояние его здоровья отнюдь не добавляло оптимизма. На протяжении нескольких лет он стоически терпел развивающуюся у него катаракту до тех пор, пока у него почти не пропало зрение. Операция на левом глазу привела к возникновению крайне редкого осложнения под названием «врастание эпителия». Эпителиальная ткань (возможно, клетки роговицы) попала внутрь глаза и начала расти, подобно раковой опухоли. Давление и разрушение зрительного нерва вызывали ужасную боль³³. Мангер, не в силах выносить ее, в конце концов принял решение об удалении глаза и замене искусственным. После операции он, по его собственным словам, «несколько дней чувствовал себя раненым зверем»³⁴. Несмотря на страдания от боли, он находил невыносимым то, что его купают медсестры. Он даже сказал Баффету, что хочет умереть. Боясь аналогичной проблемы и на втором глазу, в результате чего он полностью ослепнет, Мангер решил не проводить на нем операцию. Вместо этого он начал носить очки, стекла которых по толщине напоминали тело медузы.

В период вынужденного отсутствия Мангера профсоюз водителей Buffalo Evening News, осмелевший из-за того, что три года газета под новым руководством испытывает массу сложностей, потребовал оплаты сверхурочных за работу, которая на самом деле не была сделана. Evening News пошла на временную капитуляцию и рассчиталась с ними. Потом профсоюзники захотели, чтобы это условие было включено в постоянный трудовой контракт. Мангер и Баффет ответили, что этому не бывать. В декабре 1980 года после неудачных переговоров, продолжавшихся всю ночь, руководители профсоюзов, посчитавшие, что Баффет не сможет справиться с последствиями забастовки в самый разгар разбирательства с Courier-Express, покинули рабочие места ровно в шесть часов утра. Бок о бок с членами профсоюзов, решившими все-таки выйти на работу, Липси, Генри Урбан и Мюррей Лайт изо всех сил пытались выпустить вечерний номер газеты. Но в самый последний момент печатники тоже отказались работать и отправились по домам, вытащив перед этим уже набранные полосы газеты из печатной машины.

Баффет понял, что его корабль идет ко дну. Многолетний опыт в деле распространения газет подсказывал, что профсоюз водителей (насчитывавший всего 38 человек) обладает куда большими возможностями для закрытия газеты, чем печатники. Печатными работами могли заняться представители других профсоюзов или добровольцы, но без водителей, отвечавших за распространение, газета была мертва. Баффет не мог

воспользоваться услугами людей, не входивших в профсоюз, так как не был спокоен за их безопасность. «Я совершенно не собирался отправлять наших людей темным декабрьским вечером куда-нибудь в городские трущобы, где они могли бы получить по голове железякой. Сам я сидел в теплом кабинете в Омахе, но не хотел принимать решение, которое ставило бы под угрозу жизни большого количества людей».

Газета Evening News закрылась.

Баффет сообщил профсоюзам, что у газеты «ограниченный объем «крови». Если кровотечение будет слишком обильным, то она не выживет... Мы собираемся вновь открыть газету не раньше, чем появятся разумные основания считать, что она сможет нормально работать и дальше»³⁵. Точка кипения была уже совсем близко³⁶.

На сей раз профсоюзы взялись за ум. Уже через 48 часов Evening News вновь появилась на улицах города. К тому времени News, несмотря на проблемы с воскресным выпуском, смогла отвоевать немного территории у Courier-Express и понемногу начала восхождение к лидерству, прочно удерживая свои позиции основной газеты, выходившей в будни³⁷. К концу 1981 года Липси и Баффет смогли сократить потери до 1,5 миллиона в год, что было в два раза меньше величины убытков Courier-Express³⁸. Победа в войне была налицо, но далась немалой кровью. Хотя Courier-Express не оставляла попыток восстановить ограничения, наложенные судьей Бриантом, ее владельцы видели, как другой судья – Рынок – уже вручал золотую медаль Buffalo Evening News. Владельцы Courier-Express попытались продать ее газетному магнату Руперту Мердоку, однако профсоюзы не согласились с предложением Мердока, согласно которому они лишились бы своей важной роли в переговорном процессе. Это была последняя карта на руках Courier-Express, и газета выложила ее на стол в сентябре 1982 года. Следующим шагом могла бы быть только капитуляция.

После этого Buffalo Evening News немедленно организовала выпуск утреннего издания и переименовалась в Buffalo News. Получив на руки козыри, Баффет с Манге-ром отправились на собрание сотрудников в гостиницу Statler Hilton в центре города. Кто-то заикнулся насчет новой схемы распределения прибыли. На это Баффет ответил: «Люди, сидящие на третьем этаже (он имел в виду журналистов), не могут ничего сделать для того, чтобы повлиять на нашу прибыль». Капитал принял на себя риски и заслуженно пожинал теперь плоды победы. Баффет и Мангер поставили на кон 35 миллионов долларов, судьба которых зависела только от правильности их решений. Они могли потерять все до последнего цента. Поэтому им ушла и вся прибыль. Сотрудники получали зарплату – ни больше ни меньше. Сделка есть сделка. Однако многие сотрудники были шокированы отсутствием у Баффета расположенности к ним после всего совместно пережитого.

Выходя с заседания, Баффет и Мангер прошли мимо издателя Генри Урбана, ждавшего, по словам Рона Олсона, «хотя бы малейшего знака одобрения». Мангер был известен тем, что мог садиться в такси, будто бы не замечая, что кто-то с ним разговаривает. Ему было свойственно исчезать за дверью сразу же после того, как он доводил до сведения других людей то, что считал нужным, не удосуживаясь услышать их ответ. Урбан, не знавший этого, так и остался стоять с открытым от удивления ртом. Баффет вышел вслед за Мангером, не глядя никому в глаза. Ни тот, ни другой даже не поблагодарили собравшихся. Олсон, оставшийся в комнате, обошел всех и пожал им руки, пытаясь сгладить неловкую ситуацию³⁹.

Уже через год благодаря росту тиража и притоку рекламодателей News заработала 19 миллионов долларов прибыли до налогообложения, что значительно перекрывало потери предшествовавших лет. Половина этой суммы пошла прямиком в карман Баффета. Как только напряжение спало, уменьшилась и степень его внимания к газете. И хотя он продолжал вспоминать о Buffalo News в своем ежегодном отчете, его интерес переключился на совершенно другой объект.

Глава 43. Фараон

Омаха • 1980-1986 годы

Пять сотен благодарных богачей, облаченных в смокинги и бальные платья, двигались по красному ковру шикарного нью-йоркского Metropolitan Club, где отмечалось 50-летие Баффета. Акции Berkshire Hathaway стоили по 375 долларов, и чистый объем состояния Баффетов более чем удвоился за последние полтора года, так что они могли арендовать эту площадку без проблем³⁴³. Между членами Buffet Group мелькали полузнаменитости типа дочери актера Гэри Купера. Сьюзи заказала торт в форме упаковки из шести банок столь любимой Уорреном пепси-колы. Он попросил своего старого друга и товарища по бизнесу с игровыми автоматами Дона Дэнли принести на праздник балансовую ведомость Wilson’s Coin-Operated Machine Company¹. Баффет начал собирать различные материалы, связанные с первыми попытками ведения бизнеса, – своего рода тотемы. Он показывал их окружающим с легким оттенком благоговения, так как они казались ему вещественными подтверждениями собственной состоятельности, абсолютно убедительными артефактами.

Сьюзи привезла из Сан-Франциско свой ансамбль и спела для Уоррена песню «Пора двигать в Буффало» с новыми словами:

Warren got fed up with candy With stamps he wasn’t handy...³⁴⁴

Куплет за куплетом в песне рассказывалось о том, как Уоррен собирал свое состояние и ехал в Буффало, чтобы купить несколько недооцененных акций.

Семья и друзья Баффета начали перечислять вслух – в его присутствии – список компаний и инвестиций, которые он коллекционировал, как бусины на четках. Сам Уоррен, брови которого выбивались над оправой очков, как побеги плюща, выглядел теперь значительно менее неловким в костюме с черным галстуком. Созданная им когда-то компания Berkshire Hathaway вела охоту за «новыми бусинами» для его «четок» с точностью хорошего часового механизма. Жажда новых объектов покупки приобрела у Баффета совершенно иные масштабы. Он наконец перестал собирать «сигарные окурки» и освободился от массы судебных разбирательств, преследовавших его несколько десятилетий. Великая машина сложных процентов работала на него, как верный слуга, со все возрастающей скоростью и привлекала все больше внимания широкой публики.

Его метод был тот же, что и раньше: оценка внутренней стоимости инвестиций, точный расчет гандикапа и риска, покупка на основании запаса прочности, концентрация, нахождение внутри круга компетенции... а затем он просто позволял компании работать, а сложным процентам – делать свое дело. Эти простые идеи были понятны всем, но далеко не все могли им следовать. И хотя, глядя на Баффета, можно было подумать, что этот процесс не заставляет его тратить силы, на самом деле присущая ему техника и дисциплинированность требовали огромной работы как от него самого, так и от его сотрудников. По мере разрастания его деловой империи от края и до края, от берегов озера Эри³⁴⁵ до пригородов Лос-Анджелеса в ее центре оставалась Kiewit Plaza – тихий, но постоянно занятый делами храм коммерции, заставленный старой потертой мебелью с металлическими каркасами и линолеумом на полу. Каждая новая инвестиция означала дополнительную работу, однако число сотрудников компании менялось крайне редко. Как и прежде, Баффет оставался за закрытыми дверями под защитой Глэдис. Разбогатевший Билл Скотт теперь работал только часть времени, а остальное уделял своему музыкальному ансамблю. В офис пришел новый менеджер Майк Голдберг. Верн Маккензи по-прежнему управлял финансами. Сотрудники нечасто покидали свои уютные кабинеты – разве что на время достаточно редких общих собраний, происходивших в переговорной комнате, которая была способна вместить лишь четырех человек. Никто не толпился и не болтал около кулера с питьевой водой. В ответ на вопрос, стало ли легче работать после завершения эпопеи с Buffalo Evening News, Маккензи ответил: «Легкого времени у нас не было никогда»². Сотрудники, пытавшиеся проверить на практике действие закона термодинамики Рикерсхаузера, обнаруживали, что действительно общение с «солнцем» было приятным, а само оно – достаточно теплым. Однако Баффет был настолько сконцентрирован на работе, а его мозг работал настолько быстро, что продолжительное общение с ним приводило, фигурально говоря, к ожогам. «Мой мозг изнемогал», – говорил один друг Баффета. «Мне нужно было восстанавливаться после встреч с ним», – признавался другой. А один из бывших сотрудников Баффета выразился так: «Казалось, что мне долбят по голове весь день».

Баффет обладал энергией и энтузиазмом неутомимого подростка. Казалось, что он помнит каждый факт и цифру, услышанные или увиденные когда-либо ранее. Он побуждал людей добровольно вызываться на тяжелую работу, затем рассчитывал на то, что они смогут сотворить чудо. Будучи достаточно терпимым к причудам и недостаткам других, он совершенно не выносил причуд и недостатков, стоивших ему денег. Он настолько сильно стремился к результату, настолько доверял профессионализму других людей и настолько слабо представлял себе различие между своим и их уровнем понимания, что в итоге хронически недооценивал уровень чужой нагрузки. Баффет, «солнце», вокруг которого вращались все остальные, сам по себе был невосприимчив к действию закона термодинамики Рикерсхаузера.

«Мне часто жалуются, что я слишком сильно давлю. Я никогда не делал этого специально. Некоторым начальникам нравится давить на подчиненных. Но это было не в моем стиле. В сущности, это последнее, что я стал бы делать. Мне самому не кажется, что я давлю на других, но мне так часто об этом говорят, что, наверное, так оно и есть».

Менеджерам в глубинке, управлявшим компаниями, принадлежавшими Berkshire и Blue Chip, повезло чуть больше, потому что Баффет чаще всего оставлял их в покое.

Суть его метода управления заключалась в том, чтобы найти одержимых перфекционистов, которые бы беспрестанно работали на него, а затем не обращать внимания на их действия, концентрируясь лишь на внимании, похвалах и других техниках Дейла Карнеги. Большинство менеджеров привыкли к этому стилю и не смогли бы работать в других обстоятельствах.

Решения Баффета относительно рынка акций в 1970-е годы представляли собой решительный шаг против пессимизма на «медвежьем» рынке, страдавшего от безудержной безработицы и роста потребительских цен на невыносимые 15% в год. Однако в какой-то момент ставки Баффета сработали благодаря действиям отчаявшегося президента Картера, который в 1979 году назначил на пост главы Федеральной резервной системы Пола Волкера. Волкер поднял учетную ставку до 14%, чтобы поставить инфляцию под контроль. В 1981 году новый президент США Рональд Рейган резко снизил налоги, приступил к дерегулированию бизнеса и поддержал Волкера, невзирая на огромное количество жалоб на проводимую им политику. Экономика и рынки проходили через сложнейшие процессы в течение двух с половиной лет. Затем в конце 1982 года «бычий рынок» 1980-х начал лихорадочно развиваться вслед за резким ростом корпоративных прибылей³⁴⁶.

Основная сумма денег, которые Баффет использовал для своих покупок, поступала к нему из «золотой жилы», связанной со страховками и скидочными купонами. В то время как National Indemnity процветала, купонный бизнес Blue Chip постепенно сокращался, однако инвестиции, ранее вложенные в бизнес по продаже предоплаченных купонов, исправно приносили вполне достойные суммы³.

Решение проблемы с Buffalo Evening News означало, что Баффет и Мангер могли наконец прекратить споры о том, является ли основной актив Blue Chip скорее живым, чем мертвым. Газета показала свою жизнеспособность и теперь могла обеспечить им новый стабильный поток доходов. В 1983 году они наконец пришли к соглашению относительно стоимости Blue Chip, и Berkshire полностью ее поглотила – это был последний шаг в огромном процессе распутывания сложной системы⁴. Теперь Баффет и Мангер впервые стали полноценными партнерами, хотя Мангер и предпочитал оставаться на вторых ролях.

Баффет назначил Мангера, которому теперь принадлежало 2% Berkshire, на пост заместителя председателя правления. Также Мангер стал президентом и председателем правления Wesco, небольшой по сравнению с распухшей Berkshire, но принадлежавшей ему самому компании. Wesco напоминала крошечную нить спагетти, торчащую из уголка рта Berkshire Hathaway, единственный кусочек, который Баффет еще не успел проглотить. Акционеры Wesco поняли, что в один прекрасный день он захочет это сделать, и предприняли ряд шагов по повышению цены акций Wesco, направленный на противостояние этой стратегии.

Влияние Мангера на мысли Баффета всегда перевешивало сравнительную величину его финансовых активов. Эти двое мужчин думали настолько похоже, что их поведение в бизнесе практически не различалось. Единственное исключение состояло, пожалуй, в том, что Мангер мог время от времени использовать право вето относительно сделок, которые приводили в восторг увлекающегося Баффета. Они совершенно одинаково относились к своим акционерам. После завершения операции по слиянию оба бизнесмена сформулировали в годовом отчете для акционеров Berkshire за 1983 год набор принципов, по которым планировали вести свою деятельность. Эти принципы получили название «принципов ориентации на владельца». Никакие другие управляющие компаниями не делились с владельцами подобными мыслями.

«И хотя мы действуем в условиях юридической формы корпорации, мы относимся к нашему бизнесу как к партнерству, – писали Баффет и Мангер. – Мы рассматриваем компанию не как единственного владельца наших активов, а как канал, посредством которого акционеры владеют активами»⁵.

Это обманчиво простое заявление полностью соответствовало принципам корпоративного управления, действовавшим в старые добрые времена. Руководители корпораций тех дней воспринимали акционеров как мелкую неприятность, порой шумную, порой тихую, как толпу, которую нужно было то успокаивать, то игнорировать. Разумеется, акционеры не казались управляющим ни партнерами, ни начальниками.

Однако Баффет и Мангер заявили, что не будут играть в бухгалтерские игры. Они сказали, что им не нравится, когда у компаний накапливается большая задолженность. Они управляли бизнесом, обращая особое внимание на достижение наилучших результатов в долгосрочной перспективе. Все это казалось набором трюизмов – вот только мало кто из руководителей компаний мог искренне сказать эти слова.

Так совпало, что в том же году Баффет написал следующее: «Вне зависимости от цены у нас нет никакого желания продавать какую-либо из хорошо работающих компаний, принадлежащих Berkshire. Также мы не хотим продавать компании, показывающие средние результаты (даже если это влияет на общий результат), до тех пор, пока ожидаем, что они смогут заработать деньги или пока верим в хорошие связи между руководителем этой компании и ее сотрудниками»³⁴⁷. В этих словах содержался намек, адресованный Гари Моррисону, преемнику Кена Чейса в Berkshire, который занял свой пост в 1982 году, после того как исчерпавший свои силы Чейс вышел на пенсию. К тому моменту Баффет закрыл фабрику в Манчестере и снизил объем производства в Нью-Бедфорде на треть.

«Текстильный бизнес зарабатывал деньги, условно говоря, в течение всего десяти минут, работая при этом целый год. Мы делали половину всей подкладочной ткани в стране, но никто и никогда не приходил к портному и не говорил: “Я хотел бы сшить серый костюм в полоску с подкладочной тканью Hathaway”. Квадратный метр ткани, производившейся на нашей фабрике, стоил дороже, чем у любого из конкурентов, а капиталисты обращают на такие вещи пристальное внимание. Мы получали от Sears, Roebuck награду “Поставщик года”, ездили с их представителями на рыбалку, снабжали их материалами во время Второй мировой войны, а я лично был другом председателя правления Sears. Они часто говорили, что мы делаем прекрасную продукцию. Но как только мы заикались о повышении цены на полцента за метр, они отвечали: “Да вы с ума сошли!” Так что дела в этом бизнесе шли просто ужасно».

Вместо того чтобы «делать деньги», Моррисон упрашивал Баффета, чтобы тот дал дополнительные средства на перевооружение производства. Баффет отказывался.

Тем не менее он не хотел отказываться от этого бизнеса в принципе. Еще сложнее ему было отказаться от Rockford Bank, одного из самых прибыльных направлений своего бизнеса. Начав задумываться о его продаже, он испытывал почти физическую боль, будто ему без обезболивания раскрыли нервный канал в зубе. Тем не менее банк пришлось продать. Этого требовали положения закона о банковских холдингах, в противном случае Berkshire не могла бы продолжать свою небанковскую деятельность (особенно в страховом бизнесе)⁶. Но даже после продажи банка он продолжал носить в своем бумажнике купюру с портретом Джина Эбегга.

С огромной печалью он расстался с Беном Рознером, который в конце концов покинул Associated Cotton Shops. Подчиненные Рознера немало насмехались над тем, как тщательно он влезал во все детали и пересчитывал содержимое пачек с туалетной бумагой. Но как только бизнес попал к ним в руки, Associated сразу же ушла в минус. В течение многих месяцев Верн Маккензи мотался по всему Нью-Йорку, пытаясь найти кого-нибудь, интересующегося компанией, разваливавшейся на части⁷. Наконец, он нашел покупателя, готового заплатить полмиллиона долларов за бизнес, который не так давно приносил Berkshire по два миллиона в год.

Некоторые из принадлежавших Berkshire компаний обладали столь большой автономией, что порой было сложно понять, действительно ли они хорошо управляются или просто поймали попутный ветер. Глава Wesco Луи Винченти, не выносивший чужих советов, успешно умудрялся на протяжении нескольких лет скрывать от Баффета и Мангера, что страдает болезнью Альцгеймера³⁴⁸.

«Мы виделись с ним достаточно редко, – говорит Баффет, – и он умудрялся настраивать себя, собираться с силами и преодолевать действие болезни. Честно говоря, нам не особенно и хотелось с ним встречаться. Мы с Чарли настолько сильно любили его, что нам было больно смотреть, как болезнь берет над ним верх».

«Лу Винченти был решительным, умным и честным человеком, – вспоминает Мангер. – Он не побоялся потратить последние деньги компании и даже взять заем для того, чтобы купить в Калифорнии компьютерную систему учета вкладов, несмотря на то что с финансовой точки зрения было бы дешевле пригласить для временной работы по учету вкладов студентов колледжа. Его действия часто служили для нас с Уорреном источником вдохновения. Он был капризным и независимым, но при этом оставался прекрасным человеком. И мы любили его настолько сильно, что, даже узнав о его заболевании, оставили его на рабочем месте вплоть до того момента, пока ему не пришлось переехать в больницу. Он любил заходить к нам, пока у него была такая возможность. Он никогда не сделал ничего нам во вред»⁸.

Порой Баффет и Мангер даже шутили о том, что им хотелось бы приобрести и другие компании, которые могли бы хорошо управляться даже менеджерами с болезнью Альцгеймера.

* ^{348 348}

Баффет крайне серьезно относился к этой болезни. Он гордился своей прекрасной памятью. Но теперь столкнулся с тем, что память начала терять его собственная мать. Отчасти это было связано с тем, что Лейла стремилась жить воспоминаниями прошлого и создавать в своем мозгу некую идеальную реальность. Чем-то это напоминало память самого Баффета – достаточно было «вытащить пробку», и все плохие воспоминания смывались в «канализационную трубу». Ей было уже под восемьдесят, и основная радость ее жизни была связана с успехами сына. Несмотря на это, Уоррен до сих пор трясся от одной только мысли, что ему предстоит проводить время в ее обществе. В этом не было ничего удивительного, так как у Лейлы до сих пор возникали вспышки прежней ярости. К этому времени практически каждый член семьи успел столкнуться с неприятной ситуацией, когда, подняв трубку телефона, нарывался на ругань на другом конце. Все ее жертвы бежали за утешением к Сьюзи, которая говорила: «Вы должны понять, что время от времени такое бывает – не только с вами, но и со всеми остальными. Уоррен и Дорис терпели это многие годы. Так что не обращайте внимания на то, что она говорит, – это неправда»⁹.

Единственным внуком, которого Лейла оставляла в покое, был Питер. Возможно, это было связано с тем, что, по ее мнению, он очень напоминал Говарда и даже имел такую же походку. Однако это сходство было лишь внешним. Питер покинул Стэнфорд, чуть-чуть не доучившись до конца последнего курса, и женился на Мэри Лилло, разведенной женщине старше его на шесть лет, матери двоих четырехлетних дочек-близняшек – Николь и Эрики. Питер относился к ним как к собственным дочерям, они получили фамилию Баффет и стали любимицами Большой Сьюзи. Уоррен пытался заинтересовать Питера делами Berkshire и даже послал к нему на беседу своего протеже, бывшего партнера Сьюзи по теннису, Дэна Гроссмана, но Питера это совершенно не заинтересовало. Его будущее было связано с музыкой¹⁰. Он продал акции Berkshire на 30 000 долларов и основал на эти деньги звукозаписывающую компанию Independent Sound. В своей квартире в Сан-Франциско он записывал рекламные ролики, а Мэри стала его промоутером и менеджером¹¹.

Благодаря своему увлечению музыкой Сьюзи находила с Питером множество общих интересов. В то время она увлеклась идеей возобновления своей музыкальной карьеры и начала работать с парой продюсеров – Марвином Лейердом и Джоэлом Пейли. Она переманила их в Омаху и провела по всем джазовым клубам в районе Старого рынка. Они чувствовали, что их пригласили для развития карьеры «своей любимой школьной учительницы английского». Хотя Сьюзи и не демонстрировала им своего богатства, но они что-то узнали и о газете, и о компании Sees и подумали: «Что ж, этот бизнес может оказаться достаточно сладким».

Они смогли договориться о том, что Сьюзи выступит в нью-йоркском клубе Delmonico на благотворительном концерте в пользу Нью-Йоркского университета. Она хотела, чтобы продюсеры помогли ей создать шоу, в котором она могла бы полностью раскрыть свое внутреннее «я» – представительницы богемы с мятущейся душой и отличным, немного злым чувством юмора. В итоге дело закончилось тем, что вместо душевных и страстных песен 1977 года она исполнила ряд классических хитов: String of Pearls, I’ll Be Seeing You, The Way You Look Tonight, Satin Doll, Take the A Train, Seems Like Old Times³⁴⁹.

Присутствовавший на бенефисе жены Уоррен сиял, глядя, как Сьюзи работает с залом. Лейерд и Пейли поняли, что Баффет испытывает огромную гордость и удовольствие, демонстрируя окружающим свою прекрасную и талантливую жену. Им казалось, что выступление Сьюзи не связано с тем, что он пытался лишний раз потешить свое эго (что было бы типичным для людей из шоу-бизнеса). Выступление Сьюзи позволяло установить связь с аудиторией, и почему-то это было крайне важно для ее мужа¹².

Лейерд и Пейли, часто называвшие себя в шутку «музыкальными жиголо», стали неотъемлемой частью карьеры Сьюзи. Они часто встречались с Питером и много работали над музыкальной карьерой Сьюзи еще несколько лет, в течение которых она раздумывала, стоит ли ей заняться серьезной концертной деятельностью. Они никогда не встречались со Сьюзи-младшей, которая переехала в Вашингтон. Кэтрин Грэхем заинтересовалась ее судьбой и устроила ее на должность помощника редактора, сначала в New Republic, а затем – в U.S. News & World Report. В ноябре 1983 года она вышла замуж второй раз. Ее избранником стал Аллен Гринберг, адвокат, защищавший общественные интересы, работавший на Ральфа Нейдера³⁵⁰. Свадьба была устроена с размахом в нью-йоркском Metropolitan Club. Гринберг имел такой же холодный и аналитический ум, как и ее отец. Он напоминал человека, проводящего в библиотеках основное время своей жизни. Родители Сьюзи моментально приняли своего нового зятя. Люди часто отмечали, насколько Аллен напоминал Уоррена – и своей рациональностью, и бесстрастностью, и умением сказать «нет». Молодожены переехали в таунхаус в Вашингтоне, однако сдавали его большую часть другим арендаторам, довольствуясь небольшой уютной квартиркой. К тому времени Сьюзи-младшая уже продала все свои акции Berkshire (которые продавались по цене чуть меньше 1000 долларов).