Текст книги "Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира"

Автор книги: Элис Шрёдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 89 страниц)

Он стал совладельцем компании Cleveland Worsted Mills с активами¹²⁷, составлявшими 146 долларов в расчете на акцию. Сами же акции продавались по значительно меньшей цене. Уоррен чувствовал, что рыночная цена акций не в полной мере отражает стоимость нескольких полностью оборудованных фабрик.

Он написал небольшой отчет о пакете. Ему нравилось, что компания выплачивает большую часть прибыли акционерам, предлагая им синицу в руках. В отчете говорилось: «Дивиденды в размере восьми долларов обеспечивают хорошо защищенную 7-процентную прибыль к текущей цене в 115 долларов»⁸. Он использовал слова «хорошо защищенную», потому что считал, что Cleveland Worsted Mills получает достаточно прибыли для покрытия дивидендов. Однако эти слова не стали пророческими.

«После того как они урезали объем выплачиваемых дивидендов, я стал называть их Cleveland Worst Mills¹²⁸. Уоррен был так взбешен, что решил потратиться на поездку и узнать, что же пошло не так. «Я отправился на ежегодное собрание акционеров компании в Кливленд. Опоздал буквально на пять минут и узнал, что собрание перенесли. Я стоял там, двадцатидвухлетний парнишка из Омахи, вложивший собственные деньги в ценные бумаги. Председатель сказал, что я опоздал, но их торговый агент, входивший в совет директоров, сжалился надо мной, отвел в сторону и ответил на некоторые мои вопросы». Впрочем, его ответы ничего не изменили. Уоррен чувствовал себя ужасно, ведь он уговорил и других людей купить акции компании.

Больше всего на свете он ненавидел разочаровывать людей и чувствовал себя ужасно виноватым, когда они теряли деньги на рекомендованных им инвестициях. Точно так же он чувствовал себя в шестом классе, когда уговорил Дорис вложить деньги в акции городской транспортной компании, впоследствии разорившейся. Она не стеснялась напоминать ему об этом, и он чувствовал себя ответственным за свою ошибку. Теперь он был готов на все, лишь бы избежать неприятного ощущения, вызванного тем, что он подвел людей.

Уоррен начал ненавидеть свою работу и стремился стать менее зависимым от нее. Ему всегда нравилось владеть компаниями, и они вдвоем с товарищем по национальной гвардии Джимом Шеффером решили приобрести автозаправочную станцию. Они купили заправку «Синклер», расположенную по соседству с постоянно обгонявшей их по продажам заправкой «Тексако». «Синклер» стабильно проигрывала конкурентную гонку, и это сводило владельцев с ума. Уоррен и его зять Трумэн Вуд, муж Дорис, работали на заправке по выходным. Они мыли ветровые стекла с улыбкой, несмотря на отвращение Уоррена к физическому труду. Они делали все возможное, чтобы привлечь новых клиентов, но водители упорно заезжали на соседнюю заправку.

«Ее владелец пользовался популярностью среди местных жителей и обгонял нас месяц за месяцем. Тогда я осознал всю силу лояльности покупателей. Тот парень держал заправку уже целую вечность, у него был авторитет и постоянная клиентура. Мы были не в силах это изменить.

Идея с автозаправкой была дурацкой – я потерял две тысячи долларов, а в те времена это была для меня существенная сумма. Прежние потери никогда не наносили мне такого ущерба. Это было весьма болезненно».

Уоррену казалось, что все, что он делает в Омахе, заставляет его чувствовать себя еще более юным и неопытным. Он больше не был тем мальчишкой-вундеркиндом, ведущим себя как мужчина. Он стал молодым мужчиной, готовым жениться, но по-прежнему выглядел и временами вел себя как мальчишка. Акции «Кайзер-Фразер», по которым он с помощью Боба Сонера открыл короткую позицию двумя годами ранее, все еще болтались в районе пяти долларов, вместо того чтобы обесцениться, как ожидал Уоррен. Карл Фальк насмешливо смотрел на него и ставил его суждения под вопрос. Уоррена тошнило уже от самой сути своей профессии. Он начал думать, что его работа напоминает работу фармацевта. «Мне нужно было объяснять несведущим людям, что им выбрать – аспирин или анацин. И люди делали все, что велел “парень в белом халате” Брокеру платили исходя из количества продаж, а не данных им советов. Проще говоря, платили за количество проданных таблеток. За некоторые таблетки платили больше. Вы бы не пошли к доктору, зарплата которого зависит от количества принятых вами таблеток». Но брокеры в те времена работали именно по такому принципу.

Уоррен чувствовал, что конфликт интересов неминуем. Он советовал акции компаний вроде GEICO своим друзьям и родственникам и говорил им, что стоит придержать бумаги еще лет двадцать. Это значило, что он не получал от них комиссионных. «Невозможно зарабатывать таким способом. Система противопоставляет интересы клиента твоим».

Но даже несмотря на это, Уоррен обзавелся узким кругом постоянных клиентов среди своих университетских товарищей. Весной 1952 года он отправился в Северную Каролину, в Солсбери, чтобы отпраздновать Пасху с Фредом Стэнбеком. Он очаровал родителей Фреда рассказами о фондовом рынке и цитированием Бена Грэхема, а также просьбой покормить его бутербродом с ветчиной и пепси-колой на завтрак⁹. Вскоре после этого, когда он уже вернулся в Омаху, отец Фреда попросил его содействия в продаже акций компании «Тор Корпорейшн», выпускавшей стиральные машины. Уоррен нашел клиента, желавшего купить эти акции, через другого брокера, Харриса Апхе-ма. Затем ему еще раз позвонили из банка Стэнбека-старшего, и он решил, что у него два заказа. Не подумав хорошенько, Баффет дважды продал акции «Тор Корпорейшн», причем во второй раз – акции, которых у него не было. В итоге ему пришлось приобрести дополнительный пакет акций себе в убыток, чтобы закрыть вторую сделку.

Несмотря на ошибку Уоррена, мистер Стэнбек по-прежнему был к нему благосклонен. Он покрыл убытки, хотя это была не его вина. Уоррен был благодарен ему и не забыл его щедрости. Гораздо больше его беспокоил другой покупатель, известный как «Бешеный пес» Бакстер, поднявшийся во времена, когда Омаха была центром игорного бизнеса. Он был партнером во многих нелегальных игорных салонах. Придя в «Баффет-Фальк», Бакстер начал размахивать перед окошком кассира пачкой стодолларовых банкнот. «Карл Фальк посмотрел на меня, как бы спрашивая, неужели “Баффет-Фальк” теперь используется для отмывания незаконных доходов игорного бизнеса!» Подобные ситуации еще больше усиливали неприязнь Уоррена к своей работе. Он испытывал противоречивые ощущения, даже когда не продавал акции. Он превратил «Баффет-Фальк» в полноценного участника рынка, фирму-посредника, покупающую и продающую ценные бумаги¹²⁹. Фирма получала прибыль, играя на разнице между стоимостью покупки и продажи акций. Став участником рынка, брокерская фирма превратилась в полноценного игрока на Уолл-стрит. Уоррен гордился тем, что смог придать компании такое положение, но противоречивость ситуации все еще беспокоила его.

«Я не хотел сидеть за столом напротив клиента. Я не продавал ничего, в чем не был уверен сам, чем бы сам не владел. С другой стороны, я получал наценку, о которой не говорил клиенту по своей инициативе. Если кто-то спрашивал меня о наценке, то я давал искренний ответ. Но мне это не нравилось, я хотел сидеть за одним столом с людьми, являющимися моими партнерами, знающими, что в точности происходит. А агент не может так поступать». Сколько бы Уоррен ни размышлял о своей карьере биржевого маклера, все упиралось в неизбежный конфликт интересов. Он понимал, что его клиенты могут в любой момент потерять деньги и разочароваться в нем. Вместо продажи акций он предпочел бы вести финансы клиента, чтобы их интересы совпадали. Проблема заключалась в том, что в Омахе таких перспектив не было.

Весной 1952 года он написал статью о GEICO, привлекшую внимание очень влиятельного человека, и казалось, что удача снова повернулась к Уоррену лицом. Статья, опубликованная в журнале Commercial and Financial Chronicle, называлась «Мои любимые ценные бумаги». Она не просто рекламировала любимый Уорреном объект инвестиций, но объясняла его идеи по поводу инвестирования как такового. На нее обратил внимание Билл Розенволд, сын Джулиуса Розенволда, известного филантропа и председателя совета директоров Sears, Roebuck & Со. Младший Розенволд руководил American Securities, компанией, занимавшейся управлением финансовыми операциями. Компания была основана на доходы от доли семьи в Sears¹³⁰ и гарантировала высокую прибыль с минимальным риском и возможностью сохранить капитал. Розенволд связался с Беном Грэхемом и, когда тот дал Уоррену отличные рекомендации, предложил Баффету работу. В сфере управления финансовыми операциями было не так уж много столь престижных должностей, и Уоррен очень хотел принять предложение, даже если это означало переезд в Нью-Йорк. Впрочем, чтобы покинуть Омаху, ему требовалось разрешение национальной гвардии.

«Я спросил командира, могу ли я переехать в Нью-Йорк, чтобы получить эту работу, и он сказал, что мне необходимо обратиться к главнокомандующему. Так что я поехал в Линкольн, сел в холле Капитолия, и через некоторое время меня пригласили в кабинет генерала Хеннингера. Зайдя в кабинет, я представился: “Докладывает капрал Баффет”. Перед этим я написал генералу письмо с объяснением ситуации.

Он тут же ответил: “Вам отказано в разрешении”.

Так все и закончилось. Это означало, что я должен был оставаться в Омахе до тех пор, пока он не захочет отпустить меня».

Таким образом, Уоррен застрял в «Баффет-Фальк» и продолжал зарабатывать на жизнь «выписыванием рецептов». Единственное, что утешало его, была поддержка Сьюзи. Он научился полагаться на свою невесту, а она, в свою очередь, наконец-то смогла его понять. Она начала осознавать, какой ущерб нанесли его самооценке вспышки гнева со стороны Лейлы, и пыталась заживить его раны. Она знала, что прежде всего ему необходимо всегда чувствовать себя любимым. Его ни в коем случае не следовало критиковать. Ему также необходимо было осознавать, что он сможет стать социально успешным человеком. «Люди лучше воспринимали меня, когда я был с ней», – вспоминает он. Несмотря на то что Сьюзи все еще была студенткой университета Омахи, а Уоррен уже работал, когда дело касалось их отношений, он смотрел на нее с благоговением маленького ребенка. Оба они все еще жили каждый со своими родителями. Со временем Уоррен разработал стратегию общения с матерью. Он избегал оставаться с ней наедине, но играл на ее исполнительности, осаждая различными просьбами. Годы обучения в университете вдали от матери сделали его еще более чувствительным к ее присутствию. Когда Лейла и Говард приехали на свадьбу Уоррена из Вашингтона, Сьюзи заметила, что ее жених использует любой удобный случай, чтобы избежать общества своей матери. Когда они все же оказывались в одной компании, он отворачивался от нее, стиснув зубы.

Уоррену пора было переезжать. Он позвонил Чаку Питерсону и сказал: «Чейз, нам негде жить», и Чейз снял для него квартиру в паре миль от центра города. Уоррен дал Сьюзи, жаждавшей самовыражения, полторы тысячи долларов на обстановку их первой квартиры, и та, взяв с собой будущую золовку, Дорис, отправилась в Чикаго покупать современную разноцветную мебель¹⁰. Приближался день свадьбы (19 апреля 1952 года), как вдруг стало неясно, состоится ли церемония вообще. За неделю до этого выше Омахи по течению Миссури вышла из берегов. Вода прибывала, и власти предсказывали, что в конце недели река затопит город. Существовала вероятность того, что на борьбу со стихией мобилизуют национальную гвардию.

«Весь город высыпал на улицы, неся мешки с песком. На свадьбу приехали все мои друзья – и Фред Стэнбек, который должен был стать на свадьбе моей правой рукой, и шаферы, и остальные гости. Все шутили надо мной, потому что я служил в национальной гвардии, говорили: “Не беспокойся, мы подменим тебя на время медового месяца”. Так они и шутили всю неделю».

За пару дней до свадьбы Говард повез Уоррена и Фреда к реке. Тысячи волонтеров укрепляли берега с помощью мешков с песком, выстраивая стены высотой в два и шириной в полтора метра. Земля проседала под колесами тяжелых грузовиков, словно резина¹¹. Уоррен затаил дыхание в надежде, что временная дамба выстоит.

«Наступила суббота, и церемония должна была состояться в три часа. Около полудня зазвонил телефон. Мать сказала, что это меня. Я взял трубку, и парень на том конце провода спросил: “К-к-к-к-капрал Баффет? – мой командир очень сильно заикался. – Это к-к-к-капитан Мёрфи», – сказал он.

Если б он не заикался, я бы подумал, что это очередная шутка со стороны друзей. Я наверняка ответил бы какой-нибудь гадостью, что могло подвести меня под трибунал. Но я промолчал, и он сказал: «Наше подразделение приведено в состояние боевой готовности. В котором часу вы м-м-м-можете приехать в арсенал?» Уоррен чуть не заработал сердечный приступ¹². «Я сказал ему, что в три часа я женюсь и смогу подъехать около пяти». Он ответил: “Рапортуйте о п-п-п-прибытии. Мы будем п-п-п-патрулировать берега в восточной части города”. Я сказал: “Да, сэр”, – и положил трубку в крайней степени расстройства.

А через час мне позвонили снова: “Капрал Баффет?” – “Да, сэр”. – “Это генерал Вуд”¹³. Это был командующий 34-й дивизией, живший в Западной Небраске. Генерал Вуд сказал: “Я отменяю распоряжение капитана Мёрфи. Удачного дня”».

До самого важного события в жизни Уоррена оставалось два часа. Он заранее пришел к алтарю пресвитерианской церкви Данди. Свадьба сына конгрессмена и дочери Дока Томпсона стала по местным меркам большим событием. Ожидалось несколько сотен гостей, включая и тех, кто принадлежал к высшему обществу Омахи¹⁴.

«Док Томпсон едва не лопался от гордости. А я жутко нервничал, но потом подумал, что раз уж я не взял с собой очки, то все равно не смогу разглядеть всех этих людей». Уоррен попросил обычно неразговорчивого Стэнбека развлекать его беседой, чтобы не дать ему сосредоточиться на происходящем¹⁵.

Берти была подружкой невесты, а Дотти, сестра Сьюзи, – замужней подружкой. Когда были сделаны все фотографии, гости отправились в подвал церкви выпить безалкогольного пунша и поесть торта. Это было нормально, ведь ни Томпсоны, ни Баффеты не являлись особенными любителями вечеринок. У Сьюзи была улыбка до ушей, а Уоррен весь светился, придерживая ее за талию, будто они оба готовы были оторваться от земли. Сделав еще несколько фотографий, они переоделись и пробежали сквозь толпу приветствовавших их гостей к машине, которую Элис Баффет одолжила им на медовый месяц. Уоррен уже загрузил в машину справочники Moody’s и свои папки с документами, как Сьюзи вдруг увидела в этом зловещее предзнаменование¹⁶. Машина тронулась, и молодожены отправились в свадебное путешествие через всю страну.

«В день свадьбы мы поужинали жареной курицей в кафе “Вигвам” в городке Ваху», – вспоминает Баффет*. «Вигвам» был крошечной забегаловкой в часе езды от Омахи, с парой кабинок, декорированных в ковбойском стиле. Оттуда Уоррен и Сьюзи проехали еще тридцать миль и провели ночь в отеле «Корнхаскер» в Линкольне. «И больше я ничего об этом не расскажу», – говорит Баффет.

«На следующий день я купил свежий выпуск Omaha World-Herald и прочитал статью под названием “Гвардию остановит только любовь”¹⁷. В 1952 году случилось сильнейшее в современной эпохе наводнение. Попытка предотвратить его была подвигом, достойным Геркулеса. Все остальные парни целыми днями укрепляли берега мешками с песком и следили за уровнем воды в обществе крыс и змей. Я был единственным, кого не призвали».

Молодожены путешествовали по всему западу и юго-западу США. Уоррен прежде там не бывал, но Сьюзи неплохо знала Западное побережье. Они погостили у ее родственников, осмотрели достопримечательности, съездили к Гранд-Каньону и чудесно провели время. Баффет настаивает, что, несмотря на слухи, они не посещали компании и не интересовались возможными инвестициями. На обратном пути они заехали в Лас-Вегас, где теперь жили многие уроженцы Омахи. Эдди Баррик и Сэм Зигман, безработные букмекеры, переехали сюда незадолго до женитьбы Уоррена и выкупили часть отеля «Фламинго»¹⁸. Вскоре к ним присоединился Джеки Гоэн, инвестировавший в казино от «Фламинго» до «Барбари-Коуст». Все эти персонажи были клиентами бакалейной лавки Баффетов и дружили с Фредом Баффетом, несмотря на то что тот не был игроком. Уоррен чувствовал себя в Вегасе почти как дома. Город был полон людей, знавших его семью и напоминавших ему об ипподроме. Здесь он ничего не боялся. «Сьюзи сорвала джекпот в игровых автоматах. Ей было всего девятнадцать лет, и руководство отказывалось отдавать ей выигрыш. И тогда я сказал: “Ребята, но вы же приняли ее ставку”. И тогда они выплатили ей весь выигрыш».

Из Вегаса Баффеты отправились домой, в Омаху. Уоррен не переставал подсмеиваться над своими неудачливыми сослуживцами. «О, наш медовый месяц был прекрасен. Все три недели были прекрасны. А все это время парни из гвардии работали по уши в грязи».

⁵¹ Ваху больше всего известен миру как родина киномагната Дэррила Занука.

Часть третья

Гонки

Глава 20. «Грэхем-Ньюман»

Омаха и Нью-Йорк • 1952-1955 годы

Через несколько месяцев после свадьбы, в июле 1952 года, Сьюзи вместе с родителями и новыми родственниками отправилась в Чикаго на Конвент (съезд) Республиканской партии. Томпсоны и Баффеты ехали в Чикаго, чувствуя себя частью «республиканской армии». Как минимум с политической точки зрения они уже были одной семьей и в этом году собирались принять участие в «крестовом походе» по возвращению Белого дома республиканцам после двадцати лет агонии под властью демократов¹³¹. Дорис вместе с отцом работала в кулуарах мероприятия, а молодые и невинные Берти и Сьюзи проводили время за разглядыванием знаменитостей типа Джона Уэйна, принявшего участие в этой «гигантской вечеринке»¹.

Разумеется, Уоррен остался в Омахе и по уши погрузился в работу. Конечно, политика была ему интересна, но далеко не так сильно, как деньги. Он, как и прежде, ненавидел работу по «выписыванию рецептов» и искал любые возможности для того, чтобы найти выход из не нравившегося ему положения. Его старый учитель Дэвид Додд попытался помочь ему, направив Уоррена в компанию Value Line Investment Survey (занимавшуюся консультациями по инвестированию и публикациями различных исследований), которая искала «новых людей». Эта работа достаточно хорошо оплачивалась – «не менее 7000 долларов в год»². Однако Уоррен не планировал быть анонимным исследователем. Поэтому он продолжал попытки продать GEICO незаинтересованным клиентам, в то же самое время внимательно читая новости о партийном съезде, которые сопровождались огромными заголовками на первых полосах газет.

Впервые в истории работа съезда освещалась в телевизионных программах, и Уоррен внимательно смотрел выпуски новостей, поражаясь способности телевидения превращать события в масштабные явления и влиять на умы обывателей.

Одним из лидеров съезда был сенатор Роберт Тафт из Огайо¹³², известный под прозвищем «Мистер целостность». Тафт возглавлял небольшую группу в Республиканской партии, состоявшую в основном из изоляционистов Северо-Запада, которая хотела, чтобы правительство было небольшим, не влезало в вопросы бизнеса и прежде всего более агрессивно выступало против коммунизма, чем это делал Трумэн³. Тафт назначил своего друга Говарда Баффета главой своей президентской кампании в Небраске,

а также руководителем своей службы по связям с общественностью. Противовесом Тафту выступало так называемое «Восточное либеральное сообщество»¹³³, искренне презираемое Говардом. Эта группа выдвинула своим кандидатом отставного генерала Дуайта Эйзенхауэра – сторонника умеренных взглядов, в годы Второй мировой войны являвшегося верховным главнокомандующим союзных сил в Европе, а затем ставшего первым верховным главнокомандующим сил НАТО. Эйзенхауэр, политически ловкий дипломат с великолепными лидерскими навыками, был очень популярен и воспринимался многими как герой войны. По мере приближения съезда Айк¹³⁴" начал набирать очки.

То, что впоследствии стало известным как самый противоречивый съезд Республиканской партии в истории, началось в Чикаго с того, что сторонники Эйзенхауэра продавили достаточно спорное изменение в регламент, позволявшее их претендент)) выиграть выборы у других кандидатов уже при первом голосовании. Разъяренные сторонники Тафта почувствовали себя ограбленными. Однако Эйзенхауэр смог быстро с ними помириться, пообещав возглавить борьбу против «подкрадывающегося социализма», и Тафт настоял на том, чтобы его последователи подавили свой гнев и проголосовали за Эйзенхауэра во имя того, чтобы наконец заполучить Белый дом. Республиканцы объединились вокруг Эйзенхауэра и его правой руки Ричарда Никсона. Значки I Like Ike¹³⁵ были видны повсюду⁴. Повсюду, за исключением лацкана костюма Говарда Баффета. Он поругался со всей партией, отказавшись поддерживать Эйзенхауэра⁵.

Это был акт политического самоубийства. Он остался со своими принципами, но в полном одиночестве. Уоррен признавал, что его отец «загнал себя в угол»⁶. С первых лет своей жизни Уоррен всегда пытался избегать нарушения обещаний, сжигания мостов и конфронтации.

Случившееся с Говардом еще сильнее укрепило его сына в трех важных принципах – союзники крайне важны; обещания настолько священны, что давать их нужно как можно реже; принципиальная и упертая позиция редко приводит к значимым результатам.

Эйзенхауэр победил Эдлая Стивенсона на ноябрьских выборах, и в январе родители Уоррена вернулись в Вашингтон, чтобы провести там последние месяцы срока Говарда, ставшего «хромой уткой»¹³⁶. Уоррен, длительное время наблюдавший за навязчивыми идеями Говарда и Лейлы, которые так или иначе мешали им самим в жизни, начал понемногу принимать на вооружение некоторые элементы стиля своих новых родственников. Дороти Томпсон была спокойной женщиной, а ее муж, несмотря на свой автократизм, был куда более проницательным в человеческих отношениях, чем упертый идеалист Говард Баффет.

Чем больше времени Баффет-младший проводил со Сьюзи и ее семьей, тем большее влияние они оказывали на него.

«Уоррен, – говорил Док Томпсон с такой важностью, будто цитировал Нагорную проповедь, – всегда окружай себя женщинами. Они более лояльны и лучше работают»⁷. Но он мог бы и не говорить этого своему зятю. Уоррен и сам всегда жаждал заботы со стороны женщин, однако лишь до тех пор, пока они не начинали навязывать ему свои принципы. Сьюзи видела, что Уоррен совершенно не против того, чтобы она взяла на себя роль заботливой матушки. Поэтому она окружила своего мужа вниманием и упорно работала над тем, чтобы «ввести его в рамки», избавив от присущей ему хаотичности. «О боже мой, – говорила она, – вот это была работа!»⁸ И вспоминает, что, когда только познакомилась с Уорреном, она «не видела никакого другого человека, настолько переполненного болью».

Сам Уоррен мог не видеть глубины своей боли, однако часто рассказывает о роли, которую Сьюзи сыграла в его жизни. «Влияние Сьюзи было не меньше, чем влияние моего отца, а возможно, и больше, просто все строилось немного по-другому. У меня была куча защитных механизмов, которые она (в отличие от меня самого) могла объяснить. Возможно, Сьюзи видела во мне что-то, чего не могли увидеть другие люди. Но она знала: чтобы вывести мои положительные качества на поверхность, потребуется немало времени и усилий. Она заставила меня верить в то, что рядом со мной есть человек с маленькой лейкой, который не забудет полить всходы и даст им превратиться в цветы».

Сьюзи хорошо понимала уязвимость Уоррена и то, насколько он нуждается в утешении, комфорте и поддержке. Все чаще она замечала, к каким последствиям привело влияние матери Уоррена на своих детей. Проблемы Дорис были гораздо более значительными, однако Лейла смогла убедить и ее, и Уоррена в том, что они ничего собой не представляют как личности. Сьюзи обнаружила, что практически во всем, что не связано с бизнесом, ее муж постоянно сомневается в себе. Он чувствовал, что его никогда не любили, и ему казалось, что и он сам не способен любить⁹.

«Я нуждался в ней как сумасшедший, – рассказывал Уоррен. – Я получал удовольствие от своей работы, но не от самого себя. Она буквально спасла мою жизнь. Она воскресила меня¹⁰. Она собрала меня воедино. У нее была такая же безоглядная любовь, которая бывает у родителей к детям».

Уоррен хотел, чтобы его жена давала ему то, что обычно дети получают от родителей. Кроме того, он вырос в семье, в которой мать делала за него практически все. Теперь ее место заняла Сьюзи. И хотя основная модель их семейной жизни была типичной для того времени – он зарабатывал деньги, она заботилась о нем и делала все по дому, – на практике это работало необычным образом. Все в доме Баффетов вращалось вокруг Уоррена и его работы. Сьюзи понимала, что ее муж – особенный человек; она добровольно превратила себя в кокон для его эмбриональных амбиций. Он работал целыми днями, а ночи проводил за изучением Moodys Manual. Он также добавил в свое расписание время обязательного отдыха, во время которого играл в гольф и пинг-понг, и даже записался в члены «Омаха Кантри Клаб».

Сьюзи, которой исполнилось чуть больше двадцати лет, никак нельзя было назвать «Бетти Крокер»^{137, однако она умела готовить простые блюда и вести хозяйство примерно так же, как любая жена в 1950-е годы. В те времена женщины из Омахи буквально стояли в очереди для того, чтобы попасть в число участниц на телевизионное шоу «Типичная домохозяйка», шедшее на местном канале KTMV. Героиня посвящала себя выполнению просьб своего мужа: пепси в холодильнике, лампочка в его лампе для чтения, смесь мяса с картошкой в любой комбинации на ужин, полная солонка, попкорн в шкафу и мороженое в холодильнике.}

Уоррену требовалось, чтобы кто-то следил за его гардеробом, содействие в общении с людьми, нежность, объятия и поглаживания по голове. Она даже сама подстригла его, так как Уоррен боялся ходить к парикмахеру¹¹.

По словам самого Уоррена, он был без ума от Сьюзи, которая чувствовала все, что происходило внутри него. Он описывает ее роль как дающего, а свою – как получающего. «Она впитывала все происходящее и чувствовала в отношении меня гораздо больше, чем я – в отношении нее». Они постоянно целовались и обнимались. Сьюзи часто сидела у Уоррена на коленях. Она постоянно говорила ему о том, что он напоминает ее отца.

Через шесть месяцев после свадьбы Сьюзи забеременела и была вынуждена прекратить учебу в Университете Омахи. Ее сестра Дотти также была беременна, но уже вторым ребенком. Они со Сьюзи сохраняли особенную близость между собой. Темноволосая красавица Дотти умом пошла в отца и, по семейным преданиям, обладала самым высоким показателем IQ среди всех учеников в школе Сентрал-Хай. Однако с точки зрения внешности и семейной жизни она гораздо больше напоминала свою мать¹².

Дотти вышла замуж за Гомера Роджерса, пилота и героя войны с красивым баритоном, которого все называли Бак Роджерс¹³⁸, несмотря на то что он не любил распространяться о своих военных подвигах. Гомер был общительным, энергичным, мускулистым, как бычки, которых он покупал и продавал. В доме Роджерсов всегда было много народу, Дотти играла на пианино, в то время как Гомер напевал что-нибудь вроде «Кэти, Кэти, прочь от стола, эти деньги оставлены мне на пиво». Сьюзи и Уоррен не участвовали в жизни дома Роджерсов, так как были склонны к более серьезному восприятию действительности и не употребляли алкоголя, но тем не менее сестры проводили много времени друг с другом.

У Дотти была постоянная проблема с принятием решений, и, с тех пор как у нее появился первый сын Билл, она постоянно мучилась различными вопросами, связанными с ее новой ролью матери. Сьюзи буквально взвалила всю ответственность на себя и помогала сестре.

Сьюзи также сблизилась со своей золовкой Дорис, которая вышла замуж и работала в Омахе школьной учительницей. Ее муж, Трумэн Вуд, был привлекательным мужчиной с хорошим характером. Он происходил из видной семьи. Их семейная жизнь протекала достаточно спокойно, пока Дорис не почувствовала, что она начинает застаиваться, как беговая лошадь в стойле. Будучи человеком действия, Дорис предложила Трумэну «пришпорить» ситуацию. Он начал двигаться чуть быстрее, но не намного.

Готовность Сьюзи защищать Уоррена и его сестру особенно сильно проявилась в январе 1953 года после того, как Эйзенхауэр принял присягу, срок полномочий Говарда в Конгрессе завершился и он с Лейлой вернулся в Небраску. Дорис и Уоррен почувствовали огромное напряжение от того, что Лейла вернулась в город. Уоррен едва мог выносить нахождение в одной комнате с матерью, а та время от времени продолжала свои нападки на Дорис.

Говард вернулся в Омаху, не представляя, чем будет заниматься дальше. Уоррен основал партнерство «Баффет и Баффет», которое позволило формализовать их совместную деятельность по покупке акций. Говард вложил в партнерство часть капитала, а Уоррен (помимо небольшой суммы) – свои идеи и рабочее время. Однако Говард с большой тревогой воспринимал перспективу в третий раз вернуться к работе на фондовом рынке. Уоррен вел его финансовые дела в то время, пока сам Говард работал в Конгрессе. Однако Говард знал, что Уоррен ненавидит эту работу, не оставляет попыток убедить Бена Грэхема взять его в свою компанию и при первой же возможности готов уехать в Нью-Йорк. А Говард скучал по своей истинной любви – политике. Он лелеял надежду вернуться к политической деятельности, попав в Сенат, особенно с учетом того, что теперь в Белом доме хозяином был республиканец. Однако его амбиции входили в противоречие с его крайними политическими воззрениями.

30 июля 1953 года – в день рождения Элис Баффет – у Сьюзи и Уоррена родился первый ребенок, девочка. Они дали ей имя Сьюзан Элис, однако чаще называли ее Малышка Сьюзи или даже Малышка Суз. Сьюзи оказалась страстной матерью, целиком отдавшей себя ребенку.

Малышка Сьюзи была первой внучкой Говарда и Лейлы. Неделю спустя Дотти, сестра Сьюзи, родила второго сына, получившего имя Томми. А еще через несколько месяцев забеременела и Дорис. Первый ее ребенок, дочка, получила имя Робин Вуд. К весне 1954 года Сьюзи забеременела вторым ребенком. Теперь у старших Баффетов и Томпсонов появился новый объект внимания – внуки.

* * *

Через несколько месяцев пробил, как показалось Говарду, его час. Утром 1 июля 1954 года из Вашингтона пришла новость о том, что сенатор от Небраски Хью Батлер попал в больницу с ударом и вряд ли выживет. Срок для выдвижения кандидатуры на первичные выборы в Сенат истекал в тот же вечер. Говард не мог не следовать приличиям, поэтому отказался подавать документы до тех пор, пока Батлер не умрет. Баффеты провели в напряженном ожидании весь день. Они знали, что Говард настолько хорошо известен в графстве Даглас, что если бы его кандидатуру внесли в список для специального голосования (минуя обычную процедуру согласования кандидатов партией), то он имел бы отличные шансы на победу, невзирая на неудовольствие партийных лидеров.