Текст книги "Живые и прочие (41 лучший рассказ 2009 года)"
Автор книги: Елена Хаецкая
Соавторы: Александр Шакилов,Алекс Гарридо,Юлия Зонис,Елена Касьян,Линор Горалик,Юлия Боровинская,Марина Воробьева,Оксана Санжарова,Лея Любомирская,Марина Богданова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Иска Локс
МАКАРОНЫ ПО-ФЛОТСКИ
Началось все вполне невинно: в кафе появилось новое блюдо, макароны по-флотски. Затем к нему добавили «Морской коктейль», «Райский остров» (это был десерт из фруктов) и «Штормовые котлеты», а меню напечатали новое, с большой красочной надписью «Месяц морских приключений» вверху.
Он даже несколько раз брал эти котлеты, потому что они входили в бизнес-ланч. Они были вкусные, несмотря на дурацкое название. Затем он как-то в обед заметил, что в кафе немного покачивает. Он подумал было, что ему показалось, потому что не могло же на самом деле качаться кафе? Но случайно заметил, что официанты обходят столики как-то очень старательно, а один даже чуть не упал.
– Простите, – спросил он, – а почему у вас так качает?
– Качает? Да что вы! Ха-ха, как смешно! – Официант рассмеялся очень нервно и добавил: – Вам показалось! Потому что такого не может быть! Не может быть никогда.
Через неделю в кафе кричали чайки.
– Это у вас запись такая? – спросил он.
– Да-да, запись, конечно! Компакт-диск! Такие ведь тоже бывают!
– А запах?
– Какой запах? Котлета? А с ней что-то не так?
– Нет, запах моря. И водорослей.
– А… а это, знаете ли, японская кухня. Там используют водоросли. Много. Вот и пахнет. – Опять крикнула чайка, и официант инстинктивно прикрыл голову рукой.
Назавтра в кафе качало уже очень заметно. Столики привинтили к полу, и посетители хватались за них, чтобы не упасть, когда качка была особенно сильной.
– Так все же, почему здесь качает? – спросил он еще раз, доедая «Морской коктейль», присыпанный морской капустой.
– А, ну, мы решили развить концепцию и установили специальные такие приборы, ну, чтобы создать настроение. У нашего кафе теперь морская тема, если вы не заметили. Завтра сменим название на «Морскую звезду».
Когда он пришел в следующий раз, название уже было новым. Официанты были одеты кто в тельняшки, а кто вообще как пират, с повязкою на глазу и в треуголке.
Он заказал «Рыбу-боцмана с морским гарниром», «Борщ по-пиратски» и фруктовый коктейль «Тропический бриз».
Он как раз доедал свою рыбу, когда кафе встряхнуло особенно сильно. В центр зала, пошатываясь, вышел менеджер с микрофоном и произнес:
– Уважаемые господа, мы приносим вам извинения за причиненные неудобства, но по техническим обстоятельствам наше кафе через пять минут отча… то есть, простите, будет закрыто. Просим всех покинуть помещение! Платить за обед не нужно, просим всех побыстрее выйти на улицу!
Посетители, недовольно переговариваясь, потянулись к выходу.
Он же взял сумку и незаметно проскользнул в туалет, где и заперся в единственной кабинке. Затем в туалет вошел кто-то еще и начал дергать дверь.
Он решил было, что это официант пришел проверить, но из-за двери раздался мальчишеский голос:
– Да откройте же, вы тут не один хотите зайцем покататься! А не откроете, официанта позову!
Он открыл. В кабинку нырнул мальчишка с огромным рюкзаком за спиной и быстро закрыл за собою дверь на задвижку.
– Спасибо, – сказал он, бросая рюкзак на унитаз, – а то я так давно этого ждал! Каждый день сюда обедать приходил, а тут ведь дорого! Даже денег на новые игры не осталось! Но ничего, сейчас уже отчалим… главное, чтобы они не сообразили тут искать.
И правда, кафе заскрежетало и вдруг закачалось пуще прежнего. Затем оно вначале очень медленно, а потом все быстрее и быстрее двинулось вперед.
– Ну вот, – сказал мальчишка, – теперь они если нас и найдут, на берег ссадить не смогут. Мы уже от берега отплыли. Пойду посмотрю, что там делается.
С этими словами он осторожно вышел из кабинки и тихонько приоткрыл дверь в зал. Из зала доносился голос менеджера, который выкрикивал какие-то смутно знакомые по детским фильмам команды, а еще ощутимо тянуло морским ветром. Кричали чайки.
Некод Зингер
ПОДАРОК ХАЛИФА
Слон вошел в Иерусалим прохладным сентябрьским утром 798 года. В этот ранний час, когда солнце только-только поднялось из-за Моавских гор, Иерихонская дорога у Восточных ворот была запружена десятками повозок и навьюченных тюками верблюдов, ослов, быков и мулов. Это ждали открытия ворот те, кто не успел попасть в город накануне, проведя полдня в очереди и с наступлением темноты расположившись лагерем у входа. И всё же все эти люди и животные, измученные долгой дорогой и тягостным ожиданием, пропустили вперед белого Слона, которого вели чернобородый мужчина очень важного вида и маленький мальчик в высоком красном колпаке. У самых ворот мальчик повернулся к Слону лицом, призывно поднял правую руку, склонил голову, слегка подогнул колени и таким потешным манером стал пятиться задом наперед, маня великана за собой. Когда Слон, следуя его примеру, нагнул голову и медленно вошел в ворота, по толпе ожидающих прокатился восхищенный гул.
– Честь и хвала тебе, о Абу-Аббас! – торжественно возгласил бородач, а мальчик, похлопав громадное животное по шершавой ноге, ласково добавил:
– Умница, носатенький!
Следом за Слоном они под уздцы ввели в город Вола и Осла, впряженных в арбу. Заметим, что этот торжественный въезд в Иерусалим мог бы и вовсе не состояться. Ведь стражники и сборщики пошлины подолгу держали перед воротами каждого, кто пришел издалека, чуть ли не с самого края света, чтобы попасть на великую ежегодную ярмарку. Они бесконечно осматривали поклажу и мучили купцов допросами и придирками, всеми силами стараясь довести огромную пошлину за въезд до поистине непомерных размеров, а некоторых строптивцев, не пожелавших расстаться с изрядной долей состояния, отправляли восвояси. Однако Слоновий проводник с надменным видом развернул перед ними пергаментный свиток с большой печатью и пропел зычным голосом, привычным к ведению и общей молитвы, и рыночного торга, и дипломатической речи:
– По собственному поручению халифа Аарона Ар-Рашида, да продлятся дни его, с подарком Карлу Шарлеманю, великому кесарю франков, проездом из стольного града Багдада в стольный град Экс-де-Шапель!
Человека, умудрившегося войти в Иерусалим со Слоном, не заплатив ни динара, звали Исааком. Он был уроженцем Вероны, свободно говорил на пятнадцати языках и служил советником по иностранным делам у франкского короля, недавно провозглашенного в Риме императором. Его юный спутник был бедным сиротой из Багдада. Покойные родители назвали его Даниэлем в честь пророка, умевшего ладить со львами. Мальчик души не чаял в животных, и они отвечали ему доверием и любовью. Когда посол императора Карла выходил из Багдада со Слоном и целым караваном вьючных животных, погонщиками и воинами халифа, Даниэль, мечтавший увидеть дальние страны, прибился к ним и быстро завел дружбу со своим единоверцем Исааком и со Слоном. Вскоре Слон стал во всем слушаться мальчика, и посол Карла Великого не переставал радоваться, что Господь послал ему такого помощника. В Иерихоне посольство попало в эпидемию, скосившую половину жителей города. Среди выживших посланцев халифа распространилось твердое убеждение, что их предприятие неугодно Аллаху. Тем не менее Исааку удалось подавить их ропот, и они снова вышли в путь, однако на следующее утро, проснувшись в степи, Исаак и Даниэль обнаружили, что остались без помощников и без средств. Исчезли и люди, и поклажа, и все верховые и вьючные животные, кроме одного вола и одного осла. Вот почему королевское посольство вошло в Иерусалим в столь скромном виде, хоть и с подобающим достоинством.
– Эх, – сказал Вол Ослу, – друг мой Ослик! Как говорится, госпожа Справедливость приказала читать по себе заупокойные молитвы. Мы должны тащить тяжеленную арбу с провизией для этого великана, а он бессовестно прогуливается налегке да еще и нос воротит от нашего общества!
– Ну-ну, видно, история про Свинью-обжору, которую рассказывала нам в детстве старая Кобыла, тебя ничему не научила, приятель Вол, – отвечал ему глубокомысленный Осел. – Эту жирную бездельницу откармливали, как известно, только для того, чтобы к празднику зарезать и съесть.
– Эта древняя мудрость давно устарела, – сказал Вол. – С тех пор как в наши края пришли слуги Пророка, никто уже не режет свиней.
– Глупый, ты не в силах понимать иносказания и делать обобщения! Стоит ли тратить на тебя сокровища народного здравомыслия, – вздохнул Осел. – Я хотел сказать, что Господь в великой мудрости своей, верно, уж предназначил к чему-нибудь этого Слона, да и нам приготовил награду за тяжкий труд.
Пока Вол и Осел в который уже раз обсуждали между собой Слона, императорский посол думал о том, что нужно во что бы то ни стало заработать сегодня на ярмарке, чтобы обеспечить себе возможность дальнейшего пути в Европу. А ведь продавать им, кроме красного колпака Даниэля, было нечего. Пока Даниэль поил животных, Исаак, задумчиво поглаживая бороду, бродил вокруг общественного фонтана на площади перед мечетью халифа Омара. Вскоре в его голове, привычной к решению дипломатических проблем, созрел план. Он подошел к Даниэлю и велел ему попросить кое о чем Слона.
Мальчик поднял правую руку, призывая Абу-Аббаса ко вниманию, а затем провел ею плавную дугу в воздухе и обнял Исаака за талию, после чего приложил ладонь к собственному лбу. Умный Слон тут же с большой осторожностью подхватил франкского посла хоботом и, подняв его над потрясенной толпой, ждавшей в очереди перед фонтаном, усадил себе на голову.
– Почтеннейшие гости Иерусалима! – запел Исаак во всю силу своих легких, переходя с арабского языка на греческий, с греческого на еврейский, а с еврейского на арамейский, персидский, латинский, эфиопский, коптский, сирийский и армянский. – Спешите использовать единственную в вашей жизни возможность! Осмотр Святого Града и всей земли с высоты Слоновьего взгляда! Всего два динара за минуту обозрения! Выше верблюда, выше жирафа, выше страуса, выше орла! Направо посмотришь – увидишь могилу непокорного сына Авессалома! Налево посмотришь – увидишь еще и не такое! А что это там дальше? Что это блещет там серебром и лазурью? Ай-яй-яй, это Мертвое море и соляные столбы! А дальше что? Дальше не скажу, дальше смотрите сами!
Сначала никто не решался довериться Слоновьему хоботу и вознестись в поднебесье, но дразнящие призывы Исаака и собственное их любопытство скоро сделали свое дело. Люди эти, преодолевшие на пути пустыни, горы и реки, были не робкого десятка. И вот уже Абу-Аббас поднимает отважных, одного за другим, и сажает себе на голову, и пока они, затаив дыхание, осматривают панораму Святого Града, Слон отгоняет от них мух своими большими подвижными ушами.
Когда в красном колпаке Даниэля уже скопилось достаточно динаров на завтрак для людей и животных, толпа внезапно раздвинулась, и к фонтану приблизился кортеж самого градоправителя, почтенного шейха Асада Ибн-Джафара Аль-Кудси, заинтригованного небывалым скоплением народа. Шейх ожидал увидеть у фонтана кого-нибудь вроде каппадокийских гимнастов или индийских факиров и уже собирался потребовать от них немедленно покинуть площадь перед святой мечетью и убраться подобру-поздорову в рыночные кварталы. Но при виде белого Слона едва не потерял дар речи. Он, нужно признаться, впервые в жизни видел Слона.
– Что это? – немного придя в себя, грозно спросил он Исаака, поклонившегося ему низко, но с достоинством.
– Эта Божья тварь именуется Слоном, о доблестный шейх, и носит имя Абу-Аббас. Сам халиф Аарон Ар-Рашид, да продлятся дни его, послал его в подарок великому кесарю франков.
– Как же вы тратите на пустую потеху силы столь бесценного животного, облеченного миссией самого халифа, да продлятся дни его?
– Не на потеху, а на просвещение, о всемилостивейший шейх, – возразил королевский посол. – Дабы всякий мог иметь более полное представление о мире Господнем.
– Разве не истинная вера просвещает и наставляет человека? – поднял брови градоправитель. – И разве не знание ее догматов и законов свидетельствует о подлинной мудрости?
– Даже самая чистая вера и глубокое изучение законов без эмпирического познания становятся подобием слепоты, о неколебимый в праведности шейх, – почтительно улыбаясь, ответил Исаак.
– Ну что же, чужеземец, – заявил градоправитель, решивший воспользоваться удачным случаем, чтобы проучить самонадеянного иноверца. – Докажи нам твое утверждение. Пусть этот, как ты его называешь… слун послужит тебе примером. Только сделай это немедленно, не сходя с этого места, иначе тебе придется поплатиться за дерзость!
Исаак не заставил шейха ждать и, словно вспомнив что-то, слегка усмехнулся и попросил его привести на площадь самых почитаемых праведников и мудрецов трех религий с завязанными глазами, ни в коем случае не говоря им заранее о том, что их ожидает. Асад Ибн-Джафар отдал слугам соответствующее распоряжение и в ожидании предстоящего испытания расположился на подушках у фонтана. Толпа любопытных на площади успела вырасти еще в три раза.
Первым к Слону четверо телохранителей поднесли на подушке престарелого наставника правоверных, муллу Абу аль-Наджада. Прежде чем благочестивый старец в белом тюрбане и с завязанными белоснежным платком глазами коснулся Слона, тот сам протянул к нему хобот.
– Прочь, о исчадье Джаханнама! – закричал наимудрейший высоким дребезжащим голосом. – Ты, соблазнивший человека и принесший в мир смерть! Будь ты заклят именем Аллаха и проклят проклятием Пророка, гнусный Змей-искуситель!
Когда Абу аль-Наджада унесли, поводырь почтительно подвел к Слону едва державшегося на дрожащих ногах рабби Иссахара бен-Берехию, глаза которого также были повязаны платком. В этот момент Даниэль сделал Слону знак, и тот невежливо повернулся к раввину задом. Богобоязненный книжник поднял тощую руку и ухватил белого великана за жесткую кисточку хвоста.
– Благословен Господь, загодя посылающий сынам народа своего, Израиля, пальмовый побег для исполнения святой заповеди вознесения лулава в праздник кущей! – радостно возгласил светоч письменного и устного учения.
Последними городские стражники подвели к Слону группу ученых монахов в опущенных на глаза капюшонах. Гладя руками массивные ноги Слона, просветленные пустынники стали наперебой восхищаться незыблемыми и стройными столпами Церкви Господней, чудесным образом явленной им в Святом Граде.
Толпа, уже не в силах сдерживаться, вовсю хохотала, а градоправитель, велев снять повязки с глаз мудрецов, пристыдил их за невежество. После этого он обратился ко всем собравшимся со строгим указом:
– Мы вменяем в обязанность всем жителям Иерусалима и пришлым гостям в течение трех дней ярмарки навестить на этой площади дивное творение всемогущего Аллаха… слуна Абу-Аббаса, и тщательно осмотреть и ощупать оного, дабы впредь иметь более верное представление о мире.
Плату за осмотр Слона он в своей великой щедрости повелел делить пополам между собственным казначеем и Слоновьим проводником, так что когда Исаак с Даниэлем и животными покинули Иерусалим, направляясь к Лидде, их снова сопровождал нанятый на ярмарке эскорт.
Иерусалим сперва отдалился от них, а потом и вовсе скрылся за Иудейскими горами.
Вол и Осел с довольным видом шли налегке впереди вьючных мулов, рассуждая о том, что и правда ведь все в этом мире устроено Господом разумно, все предусмотрено заранее. И даже такое никчемное существо, как Слон, имеет свое назначение и свой смысл.
Слон тоже о чем-то думал. Только пойди разбери Слоновьи мысли! Хоть он и выглядит таким умным и ведет себя так, словно все понимает, но мысли свои прячет в такой крепкой черепной коробке, под такой толстой и прочной броней, что редкий мудрец способен их уразуметь – уж куда нам с вами!
Исаак думал, что воистину в Святом Граде Иерусалиме знаменательные события и ныне происходят, как в славные древние времена, и Бог в нем не оставляет без своей заботы и без утешения тех, кто попал в беду.
А Даниэль с радостью думал, что впереди его ждет еще столько интересного и неведомого, что путь далек, а мир вокруг него полон чудес.
И действительно, еще без малого два года добирались они до Франции, останавливаясь на пути в десятках городов. И повсюду люди, встречавшие его любимого Слона, изумлялись ему и от этого изумления делались и мудрее, и радостнее, и благодарнее Создателю за то, что созданное им никогда не перестанет их изумлять и радовать.
Кэти Тренд
ВСЕ ВСЕХ ВИДЯТ
У Свина ярко-зеленый ирокез, расписанная вручную куртка, майка с тщательно прорисованными потеками крови вокруг нарисованных пулевых дырок, и весь он такой стильный рафинированный панк из тех, что дома обедают на белой скатерти, моют за собой посуду, а потом идут и срут на Красной площади. И я веду его к себе домой. Попрошу папу сварить нам того самого кофе, ну, с розовыми бутончиками. Если папа, конечно, дома.
А вот мама дома, работает она там. И мы со Свином как раз об этом и говорим. Свином он сам себя назвал в честь того еще Свина, но вообще-то он не похож. Он похож на мультяшку.
– Так ты чего, погоди, мать у тебя, что ли, дома? Офигела? Да ее же от меня столбняк хватит.
– Размечтался, – говорю я Свину, – она решит, что ты мой воображаемый друг. У нее у самой сейчас, наверное, русалка сидит.
– Русалка – это училка по-русскому? Так сейчас уже не говорят.
– Русалка – это русалка. – Я достаю магнитный ключик и тыкаю в домофон.
* * *
Мама в студии, пишет. Вопреки ожиданиям, у нее не русалка, а что-то вроде тени, клубящейся в кресле. У тени ясно видна шляпа и руки, а в руках – вполне реальная книжка, моя, между прочим, «Алхимик» Коэльо, уж не знаю, кто из нас ее выдумал, но читать ее я уже начала.
– Э-э, – взвыла я с порога, – а чего он мою книжку читает?
– Солнце мое, – ласково отозвалась мама, не отрываясь от холста, – ты все равно сейчас читать не будешь, ты с другом, а книжка беленькая такая, мне было нужно белое пятно. Да и нечего тебе читать такие глупости, вон, Борхеса возьми.
– Ы-ы-ы… – промычал Свин, – а это чего это?
– Не бери в голову, – посоветовала я. – Пошли пожуем чего-нибудь.
В холодильнике нашлись котлеты – это значит, бабушка где-то поблизости, – и торт, значит, вместе с дедушкой. А вот маринованных огурцов нет, значит, папы еще нету, он их всегда притаскивает. Мы перехватили по бутерброду с котлетой, и я утащила Свина к себе, уроки-то никто не отменял.
– Рулезно у тебя тут, – покрутил головой Свин, – это чего, все мама твоя рисовала?
– Это мы с ней вместе. Ну, за математику?
Не успели мы расположиться, Свин – на диване, я за столом, как дверь скрипнула, и в нее просунулся длинный нос Джона Леннона:
– Excuse me, haven't you ever seen my Lucy?
– Granma in mother's room, I hope, – ответила я, – and I have seen her once or twice.
– Thanks. – Нос исчез.
– What does it mean? Тьфу, черт, я хотел сказать, какого черта это было? Это чего, Джон Леннон?! Его же убили.
– Это бабушкин Леннон, – объяснила я, – ну, она же у меня старая битломанка, еще с шестидесятых.
– Так, – насупился Свин, – чего-то я не понимаю. У мамы твоей сидит в кресле какая-то хрень. Бабушку разыскивает Леннон. И я теперь у тебя воображаемый друг.
– Погоди, ты еще не видел, чего папа с дедушкой вытворяют. Вот как раз они сегодня собирались винду переставлять, это будет круто. Как ты думаешь, зачем дедушке торт?
– Зачем может понадобиться торт? К чаю, что ли?
– Ну да, к чаю. Но не для еды. Ну ладно, пока их нет, ты мне объясни, что ли, задачку, чего-то я не понимаю.
– Да ну, там же все просто! – Свин мигом отвлекся, загорелся и нырнул в цифры по самые уши.
* * *
Когда мы закончили и математику, и химию и даже успели провести парочку рискованных опытов с моими реактивами, оказалось, что папа и дед давно дома, из междверья доносятся невнятные вопли и бормотание.
– А вот теперь пошли подсматривать. – Я оторвала Свина от исписывания невидимыми чернилами его дневника и потащила в коридор.
Вовремя успела! Там как раз дед вызвал Билла Гейтса и готовился залепить в него тортом. Билл Гейтс, заранее готовый к экзекуции, стоял понурясь. Папа, не обращая ни на что внимания, быстро шелестел о чем-то по клавишам.
Хрясь! Торт влетел в лицо Биллу Гейтсу и стек на пиджак, компьютерный магнат вздохнул, счистил пальцем крем с носа, облизал палец и исчез.
– Эх, как на душе все-таки легчает сразу, – отряхнул руки дед и повернулся к сыну: – Юр, а Юр, мы кофе-то пить будем? Вон, гляди, и молодежь повылезала.
Свин выглядел разочарованным. Он уже начал привыкать к эффекту, который неизменно производит его зеленый аутентичный ирокез на старших, и на тебе. С такими титанами ему не сравниться.
– Да ты не расстраивайся, – похлопала я его по плечу, – щаз дед папу из-за компа вынет, и тебя ждет самый вкусный кофе на свете. Джинн Абу-Али-ибн-Хусейн другого не варит.
– Знаешь, я, пожалуй, кофе ждать не буду, – мрачно сказал Свин, – увидимся в школе.
– Ну чего ты? – расстроилась я.
– Да ничего. Пойду я.
Покидал книжки в мешок, поправил ирокез перед дверным зеркалом и вправду ушел.
Вот дурень.
* * *
Кофейника хватило и на бабушку с дедом, и на родителей, и на меня. Бабушкин Леннон и мамин Тень успели уже исчезнуть, папа выдумал себе только кота-бегемота, потому что устал на работе, а коту кофе без надобности.
– Ну чего грустишь, дщерь? – Папа поплескал остатком кофе в кофейнике. – Где твой друг-то?
– Ушел. Обиделсо.
– Не выливай, о достопочтенный повелитель волшебных устройств, – раздался голос из кофейника, – я сам здесь выпью.
– Как скажешь, Абу-Али. Так выдумай его заново, – это уже мне.
– Ты чего, он настоящий! Мы в одном классе учимся, это же Свин, ну, Славка Морозов. – Тут я тоже обиделась. Тоже мне семейка Аддамс. У других нормальные семьи, мамы воображаемых друзей не видят, папы ругают за бардак, дедушки не понимают в компьютерах, а бабушка вяжет носки, а не отплясывает с былыми музыкантами. Вырасту большая – всё всем запрещу.
И тут в дверь позвонили.
Я пошла открывать. За дверью верхом на толстой розово-зеленой свинье сидел донельзя довольный Свин. Свинья подняла на меня мелкие глазки и подмигнула:
– Ну, я подумал, а чего я тут буду стесняться. А кофе не осталось?
