Текст книги "Призрачное счастье"

Автор книги: Елена Веснина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Ничего не скажешь, хорошо сохранился, – ответила Виктория Павловна. – Очень симпатичный, теперь вижу – Дианка на него похожа. Погляди, как одет: без претензий, но дорого.

Анна прижала палец к губам, мол, дай послушать.

– Итак, откуда псевдоним Доминик Шек? Мне кажется, что за этим скрывается романтическая история с участием прекрасной дамы? – начала Ольга Алексеевна.

– Прекрасная дама – моя дочь Доминика. Мой псевдоним появился благодаря ей.

– Так прозаично! И все-таки, в вашей жизни есть место романтическим историям?

– Разумеется, с героями моих романов они случаются регулярно. Хорошая история – стержень текста романа.

– Но давайте поговорим о романтике в вашей личной жизни. Нашим зрительницам, да и мне, это очень интересно.

– Я уверен, что публике я, прежде всего, интересен как писатель Доминик Шек. Как гражданин Шевчук я интересен исключительно моей семье.

И Юрий Владимирович стал рассуждать о тайнах литературы, о своих произведениях.

– Мое творчество было бы невозможно без моего доброго, все понимающего издателя, Петра Алексеевича Прилипко, без моей дочери Доминики и без друга семьи Бориса Медведева.

Они вдохновляют, подбадривают меня, помогают… – сказал он в завершении.

– И все же, напоследок, разрешите повторить вопрос о вашей семье. Почему вы не хотите о ней рассказывать? – спросила Ольга Алексеевна.

– Семья – понятие динамичное. Семья, по определению, должна то и дело увеличиваться. Надеюсь, моя семья в скором времени увеличится. Но говорить об этом рано.

– К сожалению, время нашей программы подошло к концу. У нас в гостях был Юрий Шевчук. С вами была я, Ольга Губская.

– Папа, я тобой восхищаюсь! Я бы не смогла выдержать напор такой энергичной дамы, как Губская. «Вижу цель – не вижу препятствий». А ты выдержал! Да мне у тебя учиться нужно!

– И Никушу вы так аккуратно пропиарили. И так красиво сказали насчет семьи?

– Никуша, я хочу с тобой серьезно поговорить, – обратился к дочери Юрий Владимирович. – Ника, прошу, поймите с Дианой друг друга, подайте друг другу руки. Ты же старшая, ты должна быть терпимее. Ты же мудрая девочка.

– Папа, при чем здесь мудрость? Я сентиментальная, я считаю дом, где выросла, своим домом. Поэтому, когда я вижу там посторонних провинциалок, которые начинают хозяйничать и обживаться… Используют твой дом как постоялый двор…

– Ну что ты, Ника! Диане просто некуда было больше пойти!

– Она что, нищая? И вообще, зачем она приехала сюда? – поинтересовалась Доминика.

– В институт поступать…

Но Доминика не слушала его:

– Папа, со мной ты знаком уже 28 лет. А с ней – несколько дней. Как ты считаешь, папа, если в нашей семье произошли столь серьезные изменения, с кем их стоило бы обсудить в первую очередь?

– Никуша, я не хотел тебя волновать! Да, у меня такой характер! Ника, я так переживаю. Еще этот юбилей! Я так хочу, чтобы мы собрались дружной семьей. Мы с Борюсиком, вы с Сережей и Диана с Артемом. Чтобы снова все было хорошо. Как раньше.

Доминика вдруг успокоилась:

– Папа, не переживай. Все и так будет хорошо. Но как раньше – уже не будет никогда.

Надежда Косарева явилась на прием к Борису Михайловичу. Ее просто невозможно узнать – элегантная, дорого одетая дама. Ухожена, причесана, держится с достоинством.

– Я к вам, Борис Михайлович, – сказала она томным голосом. – Меня зовут Надия Пашаева. Я наслышана о вас как о прекрасном специалисте. Многие мои подруги, жены банкиров и бизнесменов, рекомендовали вас с лучшей стороны. Мне бы хотелось внести некоторые… коррективы в свою внешность.

– Вы имеете в виду хирургическое вмешательство? – спросил Борис Михайлович.

– Именно его.

– Тогда вы не по адресу. Я пластической хирургией не занимаюсь. Для этого есть специализированные клиники. Моя профессия – красота как следствие здоровья. Красота без скальпеля. Лечу проблемы позвоночника, суставов, занимаюсь акупунктурой.

– А если мы с вами договоримся в приватном порядке? Я за ценой не постою. Так что вы скажете, Борис Михайлович?

Борис задумался:

– Признаться, у меня было в молодости желание переквалифицироваться в пластического хирурга, тогда вера в исключительность оперативных методов вмешательства в человеческую природу была весьма модной. Но… Потом желание не вмешиваться скальпелем в Божий промысел победило. Хотя понимаю и тех, кто идет на пластику, и тех, кто ее делает.

– И что же повлияло на ваши взгляды? – спросила пациентка.

– Жизнь.

– А вашими методами что можно сделать?

– Очень многое; например, избавиться от второго подбородка, очистить кожу, придать ей былую упругость и цвет. Хотя… зачем это вам, госпожа Пашаева? Вы прекрасно выглядите.

Медсестра удивленно смотрела на раскрасневшегося Бориса Михайловича.

– Через пять минут придет Ольга Алексеевна, – сообщила она.

Косарева поднялась:

– В таком случае, я вас покину. Но не говорю «прощайте», надеюсь, мы еще встретимся.

Она ушла, а медсестра спросила:

– Борис Михайлович, что с вами? Я раньше что-то не замечала такой активной реакции на клиенток. Вы влюбились?

– Что вы, Мариночка, я – старый холостяк и смотрю на женщин исключительно с медицинской точки зрения. Хотя нет, не всегда! Иногда – с эстетической. Но это – женщина исключительная. В ней есть то, что мужчины ценят больше любой красоты. В ней есть загадка!

«Новая» Косарева произвела впечатление даже на Самвела.

– Ты ли это, Надежда? – изумился он. – Я – человек бывалый, а к твоим перевоплощениям никак не привыкну.

– А что, хороша? А ты не хочешь на мне жениться.

– Зачем мне жениться? – удивился Самвел.

– Ладно, Самвел… У меня просьба. Если я тебя попрошу побыть часок моим братом, согласишься?

– Муж, брат… Новая афера?

– Да нет, просто я нехорошо себя чувствую, хочу вызвать врача на дом. Врач дорогой. А поскольку живу я у тебя, твою фамилию и назову, чтобы не было кривотолков. Не могу же я официально связываться с поликлиникой.

– Чувствую, тут опять что-то нечисто, – засомневался Самвел. – Лучше сразу расскажи старому другу и партнеру, что задумала на сей раз?

– Чисто жить, Самвельчик, скучно. Думаешь, я не пробовала? Еще как пробовала. Да ненадолго меня хватало. Каждый день одно и то же: встал, почистил зубы да на работу, потом пришел, снова почистил, да в койку. Я человек творческий, я сама себе писатель, сама себе режиссер и сама себе исполнительница главной роли – звезда! Свечу ярко.

– Конечно, звезда. Только в театр на тебя не ходят, сама для себя играешь, – заметил Самвел.

– А мне слава не нужна, мне прибыль важна… и кураж.

– Кураж… Как тебя Крокодил звезданул промеж ушей, так кураж вместе с искрами и просыпался.

Об этом не будем, я его еще достану. За мной не заржавеет, ты же знаешь.

И не знала она, что Крокодил вернулся к своему обычному промыслу – собирал с «нищих» деньги.

Пришел очередной подопечный и стал жаловаться:

– Тебе только деньги давай, а то, что на работе не бываешь, кому разгребать. Наезд был, тебе – до лампочки. Крыша нужна!

– Хватит ныть, а то сам тебе лампочек на лбу наставлю, ночью без фонаря светить будешь. Кто на тебя наехал, заходи, рассказывай, – Крокодил пошел в свой вагончик.

Татьяна с Михаилом вновь приехали в детский дом.

– Как вы понимаете, Виктория Павловна, нам это решение далось нелегко, – сказал Михаил, – хотя мы много думали… честно говоря, мы не рассчитывали, что наша семья не просто увеличится, а удвоится.

– Я же вас сразу предупредила, по закону разлучать сестер нельзя, – напомнила директриса.

– Дело не в законе, я просто по-человечески никогда бы на это не пошел, не подумав. Но, взвесив, всё продумав, ближайшую и более отдаленную перспективу, мы пришли к решению взять девочек Косаревых.

– Хорошо, а что скажет ваша жена, ведь самое трудное ляжет именно на ее плечи? – Виктория Павловна внимательно приглядывалась к Татьяне.

– Муж так давно мечтал о ребенке, а я, несмотря на все усилия, не смогла родить. Поэтому я готова…

– Вы опять ссылаетесь на мужа. А я спрашиваю именно вас. Порой нелегко бывает любить своего ребенка, а уж чужого… Да еще двоих! И еще… вы берете одного маленького ребенка и уже большого, почти сформировавшегося, поэтому подготовьтесь к тому, что он не будет отвечать вашим ожиданиям.

– Мы с женой согласны на это.

– А какие у вас жилищные условия? – спросила директриса.

– Жилплощадь небольшая, в Озерке, здесь недалеко, но для девочек есть отдельная комната… хорошая комната, светлая… – пояснила Татьяна.

– Кем вы работаете? Где служите?

– Мы работаем в частном доме на хозяев. Они приличные люди, с достатком. Мы попали к ним по рекомендации. Естественно, что мы тоже интересовались, к кому нанимаемся на работу.

– А ваши хозяева не будут против усыновления? А то разные случаи бывают. Богатые люди обычно хотят, чтобы в доме было тихо, спокойно, безопасно, поэтому подбирают бездетных работников.

– Нет, этих проблем не будет, – заверила Татьяна. – Наша хозяйка, правда, сейчас в больнице, пробудет там еще довольно долго, потом ей надо будет восстановить силы, может, поедет куда-то отдохнуть, ей пока не до нас. А там – договоримся. Я думаю, у нас всегда найдутся варианты.

Но Виктория Павловна хотела все знать заранее.

– Поймите меня правильно, я не придираюсь, – объяснила она. – По закону я обязана дать свое согласие на удочерение. А для принятия окончательного решения должна владеть всей информацией. Я так волнуюсь, будто сама удочеряю девочек. Давайте поговорим о дальнейших шагах. Пока вы оформляете документы и получаете разрешение, вы можете брать девочек к себе домой. Сначала на день, потом посмотрим, может, с ночевкой.

– Да, мы хотели с Мишей еще посоветоваться, как оформить детскую, что купить…

– Конечно, конечно… – закивала Виктория Павловна. – Я обязательно расскажу о сестричках, особенностях их характеров, привычках, наклонностях. Да, и еще… очень важно – продумайте, в какой форме вы скажете детям, что вы – приемные родители. Лучше все продумать заранее – меньше травм в будущем. Думаю, что терпение и любовь станут главными советчиками. Лёля мне уже все уши прожужжала, пристает, где ее папа, когда он приедет. Ну что, присядем на дорожку. Как говорится, еще есть минутка подумать. Я веду девочек?

– Да, мы готовы, – кивнул Михаил.

Виктория Павловна привела сестричек. Лёлька неожиданно спряталась за директрису и не захотела здороваться.

– Ну, вот те раз, дядя Миша подумает, что ты разговаривать совсем не умеешь, – пожурила Виктория Павловна.

– Иди ко мне, – позвал Михаил.

Лёля подошла и спросила:

– А почему ты тогда уехал? Пап, а когда мы поедем домой?

Ритка грызла гранит науки. Гранит был твердым. Преподавательница Мария Феодосьевна, казалось, говорила на иностранном языке:

– Последствиями условного факта, определяемыми по состоянию на отчетную дату при формировании бухгалтерской отчетности, могут быть условные обязательства или условные активы. Под условным обязательством понимается такое последствие условного факта, которое в будущем с очень высокой или высокой степенью вероятности может привести к уменьшению экономических выгод организации…

Ритка посмотрела в окно, увидела Ваську, который махал рутами, покачала головой: мол, не выйду.

– Калашникова, повторите, пожалуйста, о чем я только что говорила.

Ритка встала, медленно обвела взглядом группу и неожиданно для всех ответила:

– Последствиями условного факта, определяемыми по состоянию на отчетную дату при формировании бухгалтерской отчетности, могут быть условные обязательства или условные активы. Под условным обязательством понимается такое последствие условного факта, которое в будущем с очень высокой или высокой степенью вероятности может привести к уменьшению экономических выгод организации.

– Если так пойдет, Калашникова, я вам гарантирую прекрасное место в одной престижной фирме, – расплылась в улыбке преподавательница.

– Этой фирме придется еще очередь занимать за право заполучить меня, – фыркнула Ритка. Тут у нее зазвонил телефон: Доминика просила Ритку зайти к ней в больницу.

– Что я говорила, еще одно предложение – из Америки, – объявила Ритка группе, потом ответила в трубку: – Я согласна.

– Тогда вам, Калашникова, придется пойти на курсы английского языка. Чтобы легче адаптироваться в чужой среде. Хотя, быть может, вы уже знаете английский?

– Май нейм из Рита, – с готовностью произнесла Рита.

Все засмеялись.

У Ритки была насыщенная жизнь. Ее провожал Владик, с которым она сидела рядом, встречал Василий, требовавший, чтобы она вернулась на базар. Ритка с Василием была строга.

– Ты давно у детей был? Алименты жене бывшей носил? – вопрошала она.

– Да они и не ждут от меня уже ничего, – оправдывался Васька.

– Видишь, от тебя женщине даже деньги не нужны.

– Ах, вот как ты заговорила!

– Не пугай – нс страшно.

– А я тебя еще и не пугал по-настоящему.

Но Ваську Ритка не боялась.

Ритка рванула в больницу.

В этот день Доминику осмотрели врачи.

– Не могу сказать, что я недоволен, – объявил лечащий врач, – напротив, вы достаточно быстро восстанавливаетесь после такой тяжелой травмы. Мне сообщили, что вы нарушили режим и покидали больницу?

– Бывают ситуации, когда решает не разум, а чувство.

– Но я не знаю случаев, когда бы поступки, продиктованные чувствами, были удачнее, чем просто разумные, – заметил профессор.

– А в вашей жизни не было исключений, профессор? Профессор сделал вид, что не расслышал вопроса:

– Можем поговорить о выписке, но не для возвращения к работе. Покой, природа, свежий воздух – вот лучшие лекарства. В санаторий. Гипс уже можно снимать и потихоньку разрабатывать руку.

Когда Ритка заглянула в палату, там никого не было. Ритка присела на стул и стала ждать, пока санитарка убирает палату.

– Кто так моет? – не выдержала Ритка и схватила швабру. Она ловко управлялась со шваброй и рассказывала.

– Вот когда я работала уборщицей у немецкого бизнесмена, он меня заставлял зубной щеткой ежедневно батареи вылизывать, а потом приходил и проводил белым платочком.

И где он их брал только – каждый день чистые… А меня больше всего раздражал его затылок – выбритый, гладкий, противный, и сам он такой начищенный, будто его десять немок каждое утро скребли.

– А платил как, немец-то? – заинтересовалась санитарка, довольная, что можно передохнуть.

– Когда платил, то хорошо, в срок, даже время соблюдал – ровно в двенадцать часов. А когда не платил, то обязательно выдавал мне бумажку с нарушениями – там были указаны время нарушения и сумма штрафов. И что интересно, зарплата все сокращалась, а список штрафов все увеличивался. Пока мне это не надоело. Я взяла эту бумажку, плюнула на нее и прилепила ему на лоб.

– И что?

– Больше я у него не работала, – Ритка завершила и уборку, и свой рассказ.

Девушка поделилась с Доминикой радостной новостью:

– Сегодня мне на курсах предложили престижную работу. Но я сказала – подумаю. О, вам гипс сняли, поздравляю.

– Я же просила тебя говорить мне ты, – напомнила Доминика.

– Помню-помню, сестры по крови.

– Я подумала, пойдешь моим секретарем? – спросила Доминика. – Поработаешь у Амалии Станиславовны, пока я вернусь. Так ты разберешься, что и как мы делаем, как работает фирма, да и я всегда помогу. Или ты хочешь на производство? У меня сейчас появляется сеть ресторанов – выбирай любую профессию, учись и приступай.

Ритка откашлялась и начала свою речь:

– Дорогая Доминика Юрьевна! Я убрала вашу палату, но это означает лишь то, что у меня разносторонние жизненные интересы и универсальные способности. Вам несказанно повезло, встреча со мной расширит ваши жизненные горизонты. Зарывать свои способности и таланты, кроша салаты и разнося пирожки, для меня нерационально. Лучше я сразу начну руководить, не теряя драгоценного времени. Одним словом, я согласна. Благодарю за внимание.

Медсестра внесла огромный букет цветов.

– От кого это? – удивилась Доминика.

– Не сказали. Парень привез на большом мотоцикле, ничего передавать не велел и умчался, – улыбаясь, объяснила медсестра

А Косарева начала большую игру. Люди Самвела привезли Бориса Михайловича в хозяйский дом. На пороге его встретил Самвел:

– Вы уж извините, что потревожили. Сестре плохо стало. Она только прилетела, смена климата, перепад давления… А тут она никого, кроме вас, не знает. Послушайте ее, пожалуйста.

Борис не знал, как себя вести:

– Я крайне растерян, обычно я по вызовам не езжу. Это не совсем мой профиль… А тут налетели ваши, затолкали в машину, повезли, я рта раскрыть не успел.

Самвел покаялся:

– Извините меня, эти олухи как всегда перестарались, я просил – пригласить доктора, а не притащить. Дикие люди! Будут наказаны. Ну, не буду вам мешать. Надия, дорогая, не стесняйся, спроси у доктора все, что нужно, я оплачу любую консультацию.

Самвел вышел, а Надежда светски предложила:

– Присаживайтесь, Борис Михайлович, в ногах правды нет. Я так рада снова вас видеть. Вы уже поняли, что моя болезнь – инсценировка для брата. Он меня очень любит, встревожился не на шутку.

– Рад за вас. Но что вам от меня нужно, госпожа Пашаева? – оробел Борис.

– О! Госпожа Пашаева – это так официально. Надия, меня зовут Надия.

– Признаюсь, мне бы хотелось познакомиться с вами ближе при несколько иных обстоятельствах. Скажите правду, чего вы добиваетесь?

– В этой ситуации правда в том, что мне действительно нужно сделать пластику. Но я не хочу огласки.

– Это понятно, но я действительно этим не занимаюсь. Я не лукавил.

– Я поняла, такие люди, как вы – искренни, честны, надежны, на них можно положиться, – Косарева нежно глядела на Бориса. – Мой брат и я не постоим за ценой. Вы наверняка знаете хороших хирургов. Составьте мне протекцию и обеспечьте полную конфиденциальность. Вот и все, о чем я вас прошу, дорогой Борис Михайлович.

– Но я не понимаю… позвольте узнать, зачем вам пластика? С такой-то внешностью? – Борису Косарева явно понравилась.

– Я и стала жертвой своей внешности. Прежний муж… Понимаете. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Вы готовы помочь несчастной женщине? Вы же доктор, вы давали клятву Гиппократа.

– Но там сказано: не навреди, – заметил Борис. – Я и стараюсь не навредить своим вмешательством.

– Мне не к кому больше обратиться за помощью. Вы же не оставите в беде бедную беззащитную женщину.

– После того, как меня сюда притащили силой, мне этот дом беззащитным не кажется, да и вы тоже.

– Здесь все не мое, здесь все мне чужое… – Косарева потянулась было к Борису, но тут вошел Самвел. Косарева отпрянула, сказала будничным тоном:

– Спасибо, Борис Михайлович, я думаю, мы обо всем договорились. Самвел, проводи доктора.

Когда Борис ушел, Косарева пристала к Самвелу.

– Вот, ты не хочешь меня послушать, а зря. Я свои планы продумываю до конца. Согласись, Самвел Михалыч, что девчонок из приюта забрать нужно по-любому. Потому как это – толстый кусок хлеба и притом – с маслом.

– Слушай, Надежда, ты никогда не слышала, что такой хлеб всегда маслом вниз падает? – поинтересовался Самвел.

– Я бутерброд, Самвел Михалыч, маслом с двух сторон намазываю. И упасть я ему не дам. Тем более, сейчас, когда этот паскудник Крокодил так на бабки меня кинул. Нужно мне восстанавливать пошатнувшееся материальное положение. И как тут мне – слабой женщине – без твоей помощи справиться?

– Слушай, Надежда, устал я что-то про дела слушать. Смотрю вот на тебя… Почему же ты раньше такой не была? Почему не носила все это? – Самвел смотрел на Косареву с вожделением. – Знаю, Надежда, за просто так ты и шагу не ступишь.

– Правильно знаете, Самвел Михалыч, – подтвердила Надежда. – Ты тогда отмахнулся от моего предложения облагодетельствовать детский дом, и был не прав. Я возвращаюсь к этому вопросу. Не хочешь на мне жениться, Самвел Михалыч, так объяви меня своей сестрой. Брат и сестра Пашаевы – уважаемые люди, сами выросли без родительской любви и ласки и хотят помочь бедным детишкам. Так будут писать газеты. А потом все будет чисто и красиво.

Твоя забота – подарить им пару телевизоров и узнать, там ли еще мои девки. Забросишь им, что не прочь посмотреть детей для усыновления.

– А как я твоих дочек узнаю?

– Очень просто, Самвел Михалыч. Я поеду с тобой.

– Так вот для чего тебе нужна пластическая операция? – догадался Самвел.

– И для этого тоже. Кстати, как там твой участковый? Он Крокодила ищет?

– Не нравится мне твой тон, Надежда, не люблю, когда в мои дела нос суют, – поморщился Самвел.

– Да что тон, Самвельчик, лишь бы я сама тебе нравилась… – кокетливо улыбнулась Косарева.

Амалия повезла Сергея осматривать интерьер нового ресторана «Ника».

– Какой-то странный цвет, мы никогда его не использовали, – заметила Амалия. – Это вообще не наша корпоративная гамма. А что это за вывеска? Мы же остановились на использовании пластика… Вы же помните, Сергей Анатольевич?

– Уже поздно исправлять, мы готовимся к открытию, – напомнил Сергей.

– Хочу заметить, что свои замечания я высказала в срок, но Ника прибежала и все перерешала за моей спиной. Все нововведения надо обосновывать и просчитывать. Или хотя бы советоваться. Дерево стоит намного дороже! Это влетит фирме в копеечку, и Ника не могла этого не знать.

Сергей пожал плечами:

– Но будет так, как нравится Нике, она же хозяйка!

– Сергей Анатольевич! – возмутилась Амалия. – Я не заслужила того, чтобы мне поминутно тыкали в глаза моим положением. Я отлично знаю свое место и на нем прекрасно себя чувствую.

– Дорогая Амалия… Станиславовна, хочу вам сказать, что я выполняю условия нашего договора, Доминике о вас – только хорошее.

– Или ничего, как о покойнике, – тихо пробормотала Амалия.

– Вы сегодня явно не в духе. Ну, не из-за цвета же барных стоек, в самом деле?

– Я тоже говорила Нике о вас.

– Благодарю, но, думаю, все бесполезно. Кажется, Ника уже приняла решение и просчитала наши совместные маневры… Спросила, не в заговоре ли мы с вами, уж больно друг друга хвалим, как петух кукушку.

– Она-то умна, да вы-то – не очень, – бросила Амалия.

– Амалия Станиславовна, вы забываетесь! – обиделся Сергей.

– А вы нет? Я заметила, как вы вдруг решили отдаться работе с пылкой страстью. Остаетесь вечерами! Похвальное рвение, но подозрительное.

Шофер Амалии Толик собрал обширную информацию о Ритке. Выполняя дальнейшие распоряжения, он нашел Василия. Тот, как всегда, был навеселе.

– Василий – это ты?

– Ну, можем подискус-с-с-ировать на эту тему: я это или не я. Вопрос, как говорится, философский. Выпить хочешь?

– Нет, я по другому делу, – отказался Толик.

– Все дела начинаться должны правильно. Если по делу – тогда ставь бутылку: на сухую разговор не получится.

Толик согласился.

Через полчаса Толик вошел в кабинет Амалии Станиславовны.

– Что-то ты задержался, друг мой. А ну-ка подними голову. Фу, да ты пьян, как сапожник! Что с машиной? – спросила Амалия.

– Пьян. Был вынужден положить свое здоровье на этот, как его… на алтарь… Машина – в порядке, друг выручил… В общем, я все узнал. Вот.

Толик выложил перед Амалией три этикетки с бутылок портвейна.

Та опешила:

– Это как понимать?

– Как отчет о проделанной работе.

– Не могу поверить, что ты пил это. Это же дешевая гадость!

– Мой объект так не считает… Хотя портвейн действительно не высший сорт. Зато я все выяснил и записал. Вот, читайте.

– Что я должна читать, Анатолий?

– Претите, Амалия Станиславна, – Толик перевернул этикетку.

– Да, информация действительно ценная, хвалю. А теперь иди, проспись. И… постарайся, пожалуйста, не дышать, пока до двери дойдешь.

Толик икнул.

Артем приехал к Диане, удивился, что дверь в квартиру не заперта.

– Проклятая рассеянность, – пожаловался Юрий Владимирович. – Но заметьте, никто ни разу этим не воспользовался.

– Кроме меня.

– У тебя к нам дело? – спросила Диана, отрываясь от вязания.

– Ди, не злись, тебе не идет. Я пришел узнать, как ваши дела? Как вам пишется, как тебе вяжется?

– Спасибо, творческий кризис, похоже, преодолен, – отрапортовал Юрий Владимирович. – Молодец, что не оставил там Дианку, привез обратно.

Наконец Артем задал вопрос, ради которого приехал:

– А как ваша старшая дочь? Как ее здоровье?

– Я звонил профессору, он сказал, что доволен. В целом. Это тем более хорошо, что я вас всех приглашаю на свой юбилей. Тебя с Дианой, Никушу с Сергеем и Борюсика. Больше никого не будет. Я хочу видеть вокруг только близких родных людей.

– А кто это – Сергей? – спросил Артем.

– Никушин муж, очень симпатичный молодой человек, вы подружитесь.

Диана рассмеялась:

– Конечно-конечно, они подружатся и тоже станут братьями.

– Я вижу, вам нужно поговорить. Я пошел.

– Пап, ты куда? Не уходи. Ничего нам не нужно.

– Я загляну в новый Никушин ресторан, она просила держать ее в курсе дел. А ты, дочка, помни, что откровенный разговор никогда не помешает. Хороший диалог может спасти даже плохую сцену.

Когда в ресторане появился Юрий Владимирович, Амалия с Сергеем уже заканчивали осмотр.

– Только не говорите, Юрий Владимирович, что вы просто шли мимо и решили зайти, – предупредила Амалия.

– А почему, собственно, я должен врать? Я приехал, потому что Доминика просила меня быть в курсе всех дел в фирме. Я и стараюсь. Все-таки я главный акционер «СуперНики», это мои право и обязанность.

– А как же писательство? – спросил Сергей. – Бизнес не помешает созданию образов и плетению сюжета? Это фактически несовместимые вещи – творчество и бухгалтерия. Как говорится, или-или.

– Наоборот, практическое участие в живом деле активизирует и образ мыслей.

– Как продвигается ваше расследование? – Сергей боялся, что расследование идет успешно.

– Юрий Владимирович, вы еще и следователем подрабатываете, чтобы активизировать мыслительный процесс? – удивилась Амалия.

– Амалия Станиславовна, вам всегда шла улыбка, а вы ее так тщательно прячете, – огорчился Юрий Владимирович и ответил Сергею: – Расследование, Сережа, в романе продвигается весьма успешно, а вот в жизни, к сожалению, зашло в тупик. Есть еще одна ниточка, и она мне кажется очень перспективной. Я собираюсь за нее подергать – это шантаж.

– Шантаж? Кто? Кого? – оторопел Сергей.

– Подчеркиваю, это только предположение, не больше. Хочу поговорить начистоту с одним человеком, у которого на руках могут быть все козыри.

– И кто этот человек? – заволновался Сергей. – Я его знаю?

– Конечно, – кивнул Юрий Владимирович. – Это ваша горничная Танюша. Понимаешь, Сережа, в романном расследовании я нашел неожиданный, но очень эффектный ход. У меня там во всем виноват муж погибшей героини. Именно муж, чтобы скрыть свои проделки на любовном фронте, инсценировал всю ситуацию. Бедная жена поверила, разнервничалась и разбилась на машине. Ну как?

– Невероятно. Муж, изменяющий жене, – это действительно что-то свежее в детективном жанре, – высокомерно заявила Амалия.

Сергей не согласился:

– Но это не логично, так не бывает.

– К сожалению, мы, писатели, еще не достигли того уровня моделирования неожиданностей, на которые способна жизнь. Реальные события могут удивить даже самых изобретательных из нас. Помните историю о…

Сергей его перебил:

– Юрий Владимирович, простите, а что вы сказали о горничной Танюше, я не понял?

– А, да. Это версия, кстати, не моя, а Борюсика. Он, представьте, додумался, что Танюша вполне могла найти какие-то улики против кого-то и ими шантажировать этого кого-то. Но тут придумка разбилась о реальность. Нику никто не шантажировал, она бы мне сказала, меня тоже никто не шантажировал, остался только ты, Сережа.

– Я?

– Но ведь тебя тоже никто не шантажировал?

– Ннн-ет, – неуверенно ответил Сергей.

– Вот круг и замкнулся.

– Обычно в ваших романах так говорят о круге подозреваемых, – прокомментировала Амалия.

– А вы таки их читаете. Ну, я вижу, здесь все в порядке. Тогда откланиваюсь. Мне надо написать сегодня еще несколько страниц. До свидания.

– Хорошо, что он ушел, – сказала Амалия, проводив взглядом Юрия Владимировича. – Я его и так терпеть не могла, а сейчас и подавно. Ходит, вынюхивает. Так неприятно жить в атмосфере недоверия! Вы не находите, Сергей Анатольевич?

– Да уж, – согласился Сергей. – А как вы думаете, Амалия Станиславовна, Юрий Владимирович действительно ведет серьезное расследование происшествия с Никой?

Амалия вдруг взорвалась:

– Причуда старого мужика, которому нечем заняться. Выдумывает себе игрушки. Главный акционер! Да он пальцем не пошевельнул для фирмы. Только красуется на презентациях – «наша фирма», «мы работаем». Отец-основатель! Трутень. Графоман.

– За что вы его так не любите?

Амалия спохватилась:

– Почему не люблю? Наоборот, я ценю его преданность Нике, его самоотверженность. Будучи профаном в деле, он стремится поддержать дочь, как может.

Его можно понять – он должен хоть как-то оправдать деньги, которые Ника тратит на его содержание. Романами не проживешь, если ты не… Хемингуэй, или еще там кто. А вот почему вас так взволновал вопрос этого независимого писательского расследования? Он же не следователь, а фантаст с детективным отклонением?

Сергей рассмеялся:

– Амалия Станиславовна, вам бы работать в контрразведке, ни один шпион не укрылся бы от вашего проницательного взора. Эта семья, к сожалению, подвержена болезненным фантазиям, не всегда безопасным для окружающих.

– Зачем вы лукавите, Сергей Анатольевич, ведь эти, как вы выразились, болезненные фантазии часто имеют под собой реальную почву, и кому как не вам это знать лучше других, – серьезно сказала Амалия.

– Мне иногда кажется, Амалия Станиславовна, что Доминика для каждого из нас становится большой проблемой, – заметил Сергей. Он и побаивался Амалию, и хотел иметь ее в своих союзниках.

– Простите, я не ослышалась: вы употребили в отношении своей жены слово «проблема»? – уточнила Амалия.

– Нет, Амалия Станиславовна, я не оговорился, а вы не ослышались. И мне, и вам сейчас приходится решать множество сложных проблем, связанных с присутствием в нашей жизни Доминики. Я всего лишь озвучил то, о чем каждый из нас… Не так ли?

Амалия не согласилась:

– Напрасно вы ставите меня с собой на одну доску, Сергей Анатольевич. Да, мы все многое пережили, но я ни единой секунды не считала Нику своей проблемой. Считаю ее почти дочерью – да. Своей болью – тоже да. Но у меня нет, не было и не будет с ней никаких счетов личного характера. А с вами меня примиряет лишь то, что Ника вас когда-то любила.

– А почему вы говорите об этом в прошедшем времени? – заволновался Сергей.

– Да потому, что все это там и осталось – в прошедшем времени. И не будь вы таким самовлюбленным Нарциссом, давно бы поняли это сами. Сережа, я выполняю условия нашего договора, я уговариваю Нику быть к вам снисходительной. Потому что худой мир всегда лучше доброй ссоры.

Но, признаюсь честно, на ее месте я бы никогда не простила ваших измен.