Текст книги "Призрачное счастье"
Автор книги: Елена Веснина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Извините, Ольга Алексеевна, но мне пора. У вас, по-моему, на завтра назначен прием. Вы приедете?
Ольга Алексеевна молча кивнула головой. В глазах ее читалась грусть.
– Это хорошо. Тогда и поговорим. До свидания.
Борюсик направился к Доминике. Ольга Алексеевна во все глаза смотрела на очень высокую симпатичную молодую даму.
Доминика повернулась к отцу:
– Скажи мне, пожалуйста, вот что. Когда ты познакомился с женщиной, которая родила эту девушку, ведь это было еще при жизни мамы. Она… мама моя об этом знала?
– Нет.
– Нет? Господи, что же это происходит? Я запуталась полностью. Я не знаю, что – правда, а что – нет. Но если из-за этой твоей мимолетной связи мама… умерла…
– Нет, Никуша, нет, не думай так!
– Я думала, что у нас с тобой – общая жизнь, а оказалось, у каждого – своя!
– Столько лет прожила – ни слуху ни духу, а теперь как гром среди ясного неба – «Здравствуйте, я ваша сестрица», – возмущалась Доминика, когда Борис мчал ее по городу. – И что мне теперь делать?
– М-да, ситуация, – задумчиво кивнул Борис. – Во-первых, точно, ясно и без эмоций разложить по полочкам происшедшее, не давая эмоциональной оценки. Иногда помогает. Итак, у твоего отца была в молодости связь.
– Но он всегда утверждал, что любил только маму, – напомнила Доминика.
– Тем более. Что тебя шокирует? Это даже изменой не назовешь. Ровным счетом ничего. И случается с миллионом мужчин. – Доминика внимательно смотрела на Борюсика, он продолжал: – От этой связи родился ребенок. Это патология? Ей надо было сделать аборт?
– Нет. Ни в коем случае! – испугалась Доминика.
– Вот видишь. К тому же, судя по всему, мать хранила имя отца ребенка в секрете столько лет. Это характеризует женщину с лучшей стороны, она все самое сложное взяла на себя. А ведь в свое время могла разрушить брак твоих родителей.
– Ты прав, – вынуждена была признать Доминика.
– А сейчас девочка имеет все основания для того, чтобы получить то, чего была лишена в детстве. Она приехала к отцу. И это нормально. С просьбой помочь устроиться в жизни. А как может быть по-другому? – подытожил Борис, и Доминика попросила:
– Останови. Я хочу пройтись пешком, мне нужно подумать.
– Ты куда?
– В офис. Через час забери меня оттуда, пожалуйста. Посмотрю, ждут ли меня там.
Юлька разложила на столе журнал, над ним склонились несколько сотрудниц. Одна стояла «на шухере», чтобы предупредить о появлении Амалии. Юлька читала интервью с Амалией:
– Как вы относитесь к людям, одержимым брендами? Женщины рассмеялись.
– С чего это вдруг она решила Амалию спросить об этом? – удивилась Нина Ивановна.
– Зачитываю ответ: у меня нет любимого бренда в одежде. Потому что, в первую очередь, я ценю в человеке внутреннее богатство, а не внешний лоск… и тому подобная лабуда, – фыркнула Юлька.
– Как трогательно. Сейчас разрыдаюсь, – поддержала ее Людмила.
– Слушайте, – продолжала Юлька, – а на вопрос: имеет ли для вас значение, во что одет ваш собеседник, эта старая крыса ответила: «Я не имею привычки заглядывать собеседнику за шиворот и смотреть на бирки».
– Как же, как же! Они привыкли, чтобы перед ними ползали, пол языком полировали, что Татьяна и делает, – сказала Нина Ивановна.
– Это она организовала ей интервью? – удивилась Ольга.
– А кто ж еще? Думает, Доминике конец и нужно прокладывать другие дороги в светлое будущее.
Сергей сидел за столом в своем кабинете, но ему было совсем не до работы. Татьяна массажировала ему шею, а сам он блаженно разглагольствовал:
– Знаешь, Татьяна, мне иногда хочется сравнить нашу жизнь с одним большим супермаркетом. Заходи, бери, сколько унесешь, нагрузись, чего душа пожелает, ни в чем себе не отказывай, наваливай свою корзинку по самое «не могу». Но. Но впереди – касса.
– Нельзя тебе нервничать. Ты в последнее время сам не свой, – разминая его плечи, ласково говорила Татьяна.
– Будешь тут спокойным, когда со всех сторон тебе на психику давят. Еще и эта Амалия, кастрюля без крышки. Мне даже страшно представить, какая она в постели. Хенде хох! Гитлер капут! Фу, ужас какой.
Татьяна улыбнулась и нежно поцеловала Сергея в шею. Но тот не унимался:
– Представляешь, я никогда не видел, чтобы она ела. Или сморкалась. Сплошной орднунг! Немец не умеет быстро, немец умеет хорошо! Если она останется руководить фирмой, нам всем капут.
– А что, с Доминикой все так плохо? – осторожно уточнила Татьяна.
С Доминикой в данный момент все было действительно не так хорошо. Она медленно шла… по коридору офиса! Оглядываясь по сторонам, Доминика рассматривала его, будто видела впервые. Она выглядела несколько странно – в джинсах, кроссовках, майке. Может, поэтому не все сотрудники ее узнавали. Но те, кто соображал, кто вернулся на рабочее место, бросались по кабинетам с новостью.
– Доминика! Это она, – шептались они.
– Она уже вернулась? – радостно интересовались другие.
– Здравствуйте, Доминика Юрьевна, – спешили навстречу третьи.
Доминика кивала в ответ и шла дальше. Из кабинетов выглядывали любопытные, провожая ее взглядами.
Доминика прошла прямо в приемную. Людмила, которая стояла на страже у двери, отшатнулась, как от привидения.
– Там – Доминика, – прошептала она.
– Кто?! – хором спросили сотрудницы.
Когда вошла Доминика, все остолбенели, лишь через мгновение женщины бросились к ней.
– Боже, Доминика Юрьевна, вы? – хлопотала вокруг нее Нина Ивановна.
– Как вы себя чувствуете? – суетилась Людмила.
– Спасибо, замечательно. – Доминика держалась весьма сдержанно. – Юля, Амалия Станиславовна у себя?
– Нет, она будет позже, – покачала головой Юлька, все еще не веря собственным глазам.
– Доминика Юрьевна, а вас уже насовсем отпустили? Если бы вы только знали, как мы все ждем вашего возвращения! – сказала Ольга, но Доминика очень спокойно отреагировала на восторги сотрудниц. Она была чем-то озабочена.
– А Сергей Анатольевич на месте? – спросила она.
– Да, он в кабинете, – в глазах у Юльки промелькнул недобрый огонек, но Доминика этого не заметила: она уже взялась за ручку двери кабинета. Юлька за ее спиной подняла кулак: сейчас произойдет НЕЧТО!
Татьяна продолжала делать Сергею массаж, он блаженно откинул голову. Открылась дверь, в кабинет вошла Доминика. Сергея и Татьяну словно окатило ледяной водой, они застыли в ужасе. Доминика мгновенно оценила обстановку.
– А вы, Татьяна, тоже были любовницей моего мужа? – любезно осведомилась она. Выдержав паузу, глядя на растерянные лица мужа и Татьяны, Доминика повторила вопрос: – Вы не ответили, Татьяна Николаевна, вы тоже были любовницей моего мужа?
Татьяна быстро взяла себя в руки и смело посмотрела Нике в глаза:
– Не скрою, Доминика Юрьевна, мне этого очень хотелось, хочется и сейчас. Но, к сожалению, Сергей Анатольевич не ответил мне взаимностью, как я ни старалась.
Сергей удивленно глянул на Татьяну. Доминика тоже.
– Какой редкий случай, – видно было, что она ничуть не поверила Татьяне. – Значит, вы чуть ли не единственная обойденная его вниманием женщина среди всего нашего коллектива.
– Как тебя отпустили из больницы? Это же очень опасно! – подал голос Сергей.
– Не опаснее, чем жить вообще. Захотела посмотреть, как тут без меня существует наша «СуперНика». А вы, Татьяна Николаевна, можете быть свободны, – распорядилась Доминика.
– Вы меня увольняете? – уточнила Татьяна.
– Ни в коем случае, – покачала головой Доминика и невесело усмехнулась. – Уволить женщину, которая не смогла соблазнить моего мужа? За что? Тем более, я вас ценю как специалиста-маркетолога. Вы же безропотно тянете весь воз работы и за себя, и за Сергея Анатольевича.
Татьяна посмотрела на Доминику, на Сергея и поняла, что она здесь лишняя:
– Я, пожалуй, пойду.
Юлька со змеиной улыбкой смотрела на Татьяну, выходящую из кабинета Сергея.
– Что-то вы бледны, Татьяна Николаевна, нездоровится? – злорадно поинтересовалась она.
– Я в полном порядке. Здорова, весела, у начальства на хорошем счету, – парировала Татьяна.
– Да ну?! Так ли? – недоверчиво наклонила голову Юлька.
– А на твоем месте я бы не грубила сотрудникам, а прикинулась больной и быстро сматывала удочки, – зло бросила Татьяна.
– С какой это радости? – вскинулась Юлька.
– Радость у нас большая: Доминика Юрьевна на работу вышла, – Татьяна показала на дверь кабинета. Юлька побледнела, и Татьяне явно понравился произведенный эффект. – Она сегодня в боевом настроении. Очень многим грозит бледность и нездоровье, особенно тем, кто что-то от нее скрывает.
Татьяна не дала Юльке ответить и вышла из приемной.
Из кабинета Сергея появилась Доминика. Юлька, которая еще не отошла от предупреждения Татьяны, испуганно смотрела ей в глаза. Доминика подошла к ее столу.
– Юля, не бойся, я не буду спрашивать тебя, что ты делала с моим мужем у меня дома в ночь со вторника на среду. Я это и так знаю. Меня сейчас больше занимает вопрос: кто и по чьему поручению принес мне в больницу пакет с фруктами?
– Какой пакет? – от страха Юлька соображала медленно.
– Повторяю еще раз, па-кет с фрук-та-ми, – по слогам произнесла Доминика.
– Это Амалия Станиславовна… – залепетала Юлька.
– Амалия Станиславовна сама ходила и покупала? – недоверчиво переспросила Доминика, и Юлька исправилась:
– Нет, конечно, покупала я по ее списку… Вот он… где-то здесь был… Я ничего не выбрасываю… что исходит от Амалии Станиславовны… Она потом любит перепроверять свои поручения. Ну где же он?
– Уймите дрожь, – скривилась Доминика. – На вас жалко смотреть. Раньше нужно было волноваться.
– Вот он, этот список, – с готовностью протянула Юлька мятую бумажку Доминике. – Смотрите: бананы, ананас, апельсины, киви, манго…
– Больше ничего? – заглянула в список Доминика. Ничего. Я все купила и отправила пакет вам в больницу, – вспомнила Юлька.
– Сама отвезла? – уточнила Доминика.
– Нет, администратора из «СуперНики» напрягла. Он сначала выпендривался, я пригрозила увольнением, он и взялся за доставку. – Юлька не могла понять, что нужно от нее Доминике.
А та усмехнулась:
– Это хорошая мысль – внедрить в наши супермаркеты службу доставки продуктов. Оказывается, и от тебя может быть польза фирме, вот уж не ожидала. Дай-ка мне все распоряжения и приказы Амалии Станиславовны. Распечатай и принеси в кабинет.
– В кабинет Амалии Станиславовны? – переспросила Юлька, но Доминика отрезала:
– В мой кабинет.
Юлька подняла глаза на вывеску на двери.
Доминика перехватила ее взгляд и увидела табличку: «Генеральный директор Гжегоржевская Амалия Станиславовна».
Анжела, уже в который раз за последнее время, торговала одна. Зямчик прогуливался вокруг палатки.
Анжеле было скучно, грустно и тягостно. Подошел Васька, как всегда помятый и небритый, но сейчас он выглядел вовсе уж удрученным.
– Проводила Ритку?
– С таким видом и таким тоном, как у тебя, спрашивала только о проводах в последний путь, – дернула плечом Анжела.
– Тошно мне. Если Ритка от нас уйдет… – заныл Васька.
– Завел шарманку! Никуда она не денется. Ей не только жить где-то надо, ей нужно и пожевать чего-то время от времени. Не будут же они ее кормить. А это значит, вернется она скоро к нам, своими кастрюлями торговать.
– Эти буржуи, если уже глаз на Ритку положили, то не отпустят, они ей и работу дадут, – скулил Васька.
– Зачем она им? У них и своего добра хватает. Помогут немного и платочком помашут, кому охота по жизни другого тащить? Ты вот лучше смотри, какое нам с Зямчиком фото прислали. Из заграницы. – Анжела достала из конверта фотографию приятного господина с маленькой собачкой на руках. – Письмо из Франции, понял? «Здравствуйте, дорогая незнакомая мадам». Это я – мадам.
– Во даешь! Ты что, по-ихнему рубишь? – изумился Васька.
– Мне в собачьем клубе перевели. «Мы с моей маленькой Жози шлем вам большой привет». Это ихнюю собачку зовут Жози. «Надеемся на скорую встречу. Жози хочет поскорее увидеть своего сладенького жениха с трудным именем Зямчик», – Анжела поцеловала своего мальчика. – Да, моя бусинка?
Зямчик с готовностью залаял.
– Ничего, жениться захотят – не только имя выучат, – уверенно заявила Анжела.
– Если Ритка появится, позови меня, будь другом, – попросил Васька, которому Анжелины поцелуи с Зямчиком быстро надоели.
Доминика рассматривала кабинет, ныне ставший кабинетом Амалии. На стенах висели фотографии: Амалия – перед микрофоном, Амалия – в поварском колпачке, Амалия – на телевидении с ведущей Ольгой Алексеевной. На столе лежало несколько газет и журналов. В них были тоже фотографии Амалии. Заголовки кричали: «Амалия Гжегоржевская: «СуперНика» – фирма будущего», «Рецепты элегантности от Амалии Гжегоржевской». Доминика подняла глаза, увидела свой портрет на стене, нажала на селектор и попросила:
– Юля, пожалуйста, набери мне немцев. Да, Шварца.
– Хорошо, Доминика Юрьевна. Гуттен таг, господин Шварц? Здравствуйте, госпожа Никитина хочет поговорить с вами. – Юля переключила линию, – Доминика Юрьевна, Шварц на проводе.
Из своего кабинета вышел Сергей.
– Доминика, – шепотом сообщила Юля. – Чует мое сердце, досиживаю я здесь последние денечки. Не знаете, Сергей Анатольевич, вашу супругу навсегда выпустили или так, на побывку?
– Вот и узнала бы, – буркнул Сергей.
– Воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Я нашу Аномалию, с ее орднунгами, уже почти полюбила.
Сергей колебался, пойти и ему к жене или смыться. Выбрал последнее.
– Я ухожу.
– А если Доминика Юрьевна спросит, где вы? Что сказать? – поинтересовалась Юлька.
– Скажешь – уехал в Озёрку, – приказал Сергей. Шварц ужасно обрадовался звонку Доминики.
– Доброго здоровья! Так у вас говорят! Я рад вас слышать, госпожа Никитина! Мои поздравления, надеюсь, вы снова на седле, в коне?
– Да, почти на коне, – улыбнулась Доминика. – Как продвигаются наши дела с дизайном ресторана «Ника»?
– Извините, я немного не понимаю. Вы вернули все материалы. Мы готовим новый проект, – возразил Шварц.
– Кто вернул? Мы же с вами перед отъездом утвердили эскизы, – растерялась Доминика.
– Но фрау Амалия сказала, что «СуперНику» не устроило решение, и попросила кардинально все переделать. Кого из вас мне слушать?
– Герр Шварц, простите великодушно! заторопилась Доминика. – Это недоразумение, фрау Амалия не так меня поняла, только и всего. Прошу вас, продолжайте работу по нашим с вами договоренностям.
– Хорошо, я доволен, – хохотнул Шварц. – Мне очень нравился предыдущий проект.
– Мне тоже очень нравится ваша работа. Я рада, что мы сотрудничаем с вами. Желаю вам удачи и жду от вас вестей! До свидания. – Ей стало нехорошо. Заболела голова, тошнота подошла к горлу. – Юля, внизу стоит машина, там Борис Михайлович, попроси его срочно подняться ко мне.
Борюсик взлетел по ступенькам, кинулся к Доминике, помог ей подняться.
– Никуша, давай я тебя на руках в машину отнесу.
– Господи, так хочется, но нельзя. Нельзя, Борюсик, – шептала Доминика. – Мне надо держаться молодцом, как будто ничего не произошло. Сотрудников пугать нельзя.
Медленно, шаг за шагом, Доминика и Борюсик брели по коридору.
– Все хорошо, все хорошо, все отлично, все замечательно… – уговаривала себя Доминика.
Вчера у нее было все, сегодня – ничего. У Сергея бабы, у папы – новая дочь, у Амалии – ее бизнес. Все, кого она любила, ее бросили. Сначала мама, потом Сергей, папа, Амалия. Устала она держаться, не хочет бороться, даже за собственную жизнь.
Кое-как они добрались до лифта. И там Доминика потеряла сознание. Борис подхватил ее, затащил в лифт, а потом всю дорогу до больницы уговаривал:
– Ника, говори со мной, потерпи, не теряй сознание. Держись, Никуша, это все я виноват, дурень! Повелся на твои уговоры. Нельзя было тебе выходить! Алло! Пожалуйста, бригаду в приемное! Везу Никитину… Состояние критическое…
Когда Борис подрулил к больнице, оттуда выбежали медики с каталкой, помогли Доминике выйти из машины, положили на каталку и бегом покатили в палату.
Когда Доминика ушла, Юрий Владимирович обхватил голову руками. Он жутко распереживался. Артем тоже загрустил. Одна Диана, напевая, накрывала на стол.
– Кушать подано, прошу, – пригласила она, и мужчины удивились, что кто-то еще может говорить о еде.
– Я, пожалуй, пойду, – неожиданно сказал Артем.
– Не понимаю, что случилось? – надула Диана губки. – Подумаешь, одна нервная дамочка прибежала, ни в чем не разобралась, наговорила с три короба разных глупостей, что ж, из-за этого голодными оставаться?
– Не смей так говорить о ней, – возмутился Юрий Владимирович.
– Диана, прекрати.
– Приехали, – Диана кипела от возмущения. – Теперь я во всем виновата? Да я вела себя, как ягненок перед волчьей пастью. Тряслась осиновым листом, преданно заглядывала сестрице в глаза. Не помогло.
Артем схватил шлем и выскочил из комнаты.
– Артем! – испугалась Диана.
Юрий Владимирович тоже ушел.
Диана осталась одна. Подумала-подумала и пошла искать Артема.
Конечно, был он в байкерском клубе.
– Тёма, прости меня, – попросила Диана.
– За что?
– А я не знаю за что. Вы все разбежались, ты – в одну сторону, папа – в другую. Я осталась одна. В чужой квартире. И я же чувствую себя виноватой. Что произошло?
– А ты сама не понимаешь? – удивился Артем.
– Я не сказала ей ни одного плохого слова. Если кто и виноват, так это она. Напала на меня, не разобравшись, что к чему. Психованная какая-то.
– Замолчи! – прикрикнул Артем.
– А что я сказала? Да таких, как она, в другой больнице держат. За крепкими замками, чтобы на людей не бросались и не кусались.
– Диана! – заорал Артем, и Диана отшатнулась, чуть не плача:
– Ты… ты… ты впервые на меня крикнул.
– Прости, малыш, но ты не даешь мне слова вставить. Ты не права. Ты меня совсем не слышишь.
– Потому, что вы делаете меня виноватой во всем. Как будто это я ворвалась в дом и наговорила всем гадостей. – Артем молчал. – Так что? Это я обещала вызвать милицию, юристов, адвокатов? Еще бы пожарную команду и «скорую» для себя пригласила. Тушить приступы агрессии. И лечить больную фантазию. Что ты молчишь!? Ты, наверное, забыл, что она тебя дурачком в бандане назвала.
– Все?
– Все! – выкрикнула Диана.
– А теперь я скажу. А ты послушаешь. Ты только на минуту поставь себя на ее место. И на секунду вспомни, что она после тяжелой травмы. Представь, что ты приезжаешь к маме и встречаешь новоявленную взрослую сестру. Которая тут же начинает качать нагло права.
– Значит, я наглая?!
– Ты нагло вела себя. И не кричи, люди подумают, что мы ссоримся, – попросил Артем.
– А мы не ссоримся?
– Я с тобой не ссорюсь. Я пытаюсь объяснить тебе, что произошло.
– Ты ее защищаешь!
Артем помолчал и спросил:
– А чем она занимается?
– Торгует, торговка она, твоя Доминика, – зло бросила Диана.
– «СуперНика» – ее супермаркеты?
– Ну и что? Подумаешь!
– В ее возрасте создать империю это, Диана, не «ну и что».
– Ну да! Теперь ты еще ею и восхищаешься!
– Что за ребячество? Ведешь себя, как маленькая глупышка.
– Ах так! Я – глупышка?!! – Диана заплакала и выбежала из клуба.
Рита заглянула к консьержке. Та вскочила, испуганно замахала на нее руками:
– Тебе чего? Ты что?
– Не боись, свои, – Ритка улыбнулась, протянула пачку печенья и пакет чая. – Там так одиноко, в этом замке, как в карцере. А я же без людей не могу, я всю жизнь в коллективе. То среди обезьян, то среди торгашей.
Вот, думаю, дай зайду к вам, чайку попьем с печеньицем. Больше ничего там не нашла. У вас чайник есть?
Ритка так мило и обескураживающе улыбалась, что консьержка растаяла:
– Так я захожу? – подмигнула Ритка.
– Ладно, заходи, – смилостивилась консьержка.
– Вас как зовут?
– Любовь Дмитриевна, – представилась консьержка.
– А можно я вас буду называть по-человечески, тетей Любой? – попросила Ритка. Консьержка нерешительно пожала плечами. – Теть Люб, а меня зовут Ритка Калашникова, я работаю на базаре в посудном ряду.
– Где? – захлопала глазами Любовь.
– На базаре, в посудном ряду. Там меня каждый знает. Ритка Автомат. Ой, теть Люб, у меня там такие сервизики есть, просто обалдеть. Если вдруг чего, так без проблем, я вам даже со скидкой, по знакомству.
Они долго чаевничали. Ритка рассказывала о себе.
– Есть у меня один недостаток, теть Люб. Вот кто-кто, но я – за справедливость. Не могу пройти мимо, когда кого-то надувают или обижают. И хамства терпеть не буду.
– Какой же это недостаток, это – достоинство.
– Поживите с этим достоинством и поймете, каково оно! Очень уж таких достойных не любят! Вот, помню, работала я оператором выгула собак, – ударилась в воспоминания Ритка.
– Оператором чего? – переспросила консьержка.
– Выгула собак. Это когда у состоятельных людей нет времени выгуливать своих питомцев, а собачкам гулять надо. Я ходила, собирала нескольких – когда двоих, когда троих, и гуляла их трижды в день.
– Чего только не придумают. И что, собаки не ссорятся, когда гуляют такой сворой?
– А чего им ссориться, они ж не люди. Просто по-умному нужно компанию подбирать. Если двое: лучше мальчик-девочка. Собачий мальчик никогда собачью девочку не укусит. А если больше, тут уже другой принцип. И был со мной такой случай. Работала я у одного богатого дяди. Сначала у него собачек выгуливала. А потом он решил меня… выгулять.
Любовь Дмитриевна пришла в ужас.
– Но я ему и объяснила, по-свойски. Хорошо, без «скорой» обошлось. Вот, теть Люба, после этого я зареклась с животными работать. Ладно, поболтали, и хорошо, пойду-ка я дальше обживаться.
Крокодил сидел в подвале. Там было темно и неуютно, подвал не в первый раз использовался в качестве тюремной камеры. Самвел включил свет, и Крокодил заканючил:
– Выпусти меня, Самвел. За что я здесь парюсь? Ну на кой я тебе нужен?
– Сиди, сиди… – оборвал Самвел. – Ты сам мне не нужен. Мне бабки нужны. Твоя Надька меня круто наколола.
– Надька не моя, – ныл Крокодил. – Ну, женихались когда-то, так это давно было. Я тебя не подставлял, ментам не сдавал.
– Если б ты меня ментам сдал, ты бы не тут сидел, а где-нибудь уже лежал. Глубоко-глубоко… Вы с Надькой товар упустили – я бабки потерял. Большие бабки! – Самвел сжал кулаки. – И ты мне их вернешь!
– Ты что? У меня больших денег сроду не водилось! Я так, сшибаю с нищих, но помаленьку, не шикую, главное – с голоду не подыхаю, – забеспокоился Крокодил.
– Я с тебя этих денег и не требую. Их Надька отдаст, а ты мне поможешь ее прищучить.
– Ха, держи карман шире! Отдаст! Цыгане до сих пор карманы держат, всем табором, – напомнил Крокодил.
– Это их проблемы. Ты знаешь, где она деньги держит? Не на валютном же счету в банке? – Самвел внимательно глядел на притихшего Крокодила. – Что ты замолчал? Я спрашиваю, не в банке же хранит свои деньги Надька?
– Я не знаю ничего, – заскулил Крокодил. – Так она мне и сказала, где деньги прячет!
– Не ври. Вы давно вместе, жениться хотели, жиля вместе, общее хозяйство вели. Не можешь не знать, где у нее заныкано бабло.
– Я еще жить хочу, – взмолился Крокодил, но Самвел был непреклонен:
– У тебя выбора нет.
«Проклятая Надька, всю жизнь мне испоганила», – думал Крокодил.
А проклятая Надька выглянула в коридор, увидела охранника, поинтересовалась:
– Где Самвел?
– В подвал пошел, но туда нельзя. Самвел не разрешает.
– Мне Самвел все разрешает, я дорогу знаю. – Надежда неслышно подкралась к двери подвала, прислушалась.
– Зажали мы тебя со всех сторон, – слышался из-за двери голос Самвела. – Узнает Косарева – от тебя мокрое место останется, не поможешь мне – сгною тут, без воды и хлеба долго не протянешь. Но со мной у тебя есть будущее: сдашь Надькины бабки и гуляй, Крокодилыч, плыви себе хоть в Нил, хоть за Нил. А с Надькой – никакого. Она тебя за разменную монету держит. Мелкую монету и потерять не жалко. А хочешь, я ее позову и скажу, что ты мне предлагал ее деньги за свою свободу?
Самвел сделал шаг в сторону двери, которая скрывалась в потемках, и снова направил свет на Крокодила. Крокодил в ужасе смотрел на Самвела:
– Не говори ей. Я знаю, где у нее тайник. Сам его делал когда-то.
Надежда услышала все, что ей было нужно. Осторожно выбралась из особняка Самвела, поймала такси и поспешила в свою квартиру, таксисту приказала ждать.
Через десять минут она вышла из дома. Но это была совсем другая женщина. Она надела парик, темные очки, переоделась.
– Занято. Мадам, я кому сказал – занято, – рассердился таксист, когда Надежда, не слушая его, садилась в машину.
– Это я, шеф, поехали.
Таксист только головой покрутил:
– Ну и ну.
Косарева ворвалась к Самвелу, тот поднял на нее недоуменные глаза. Она сняла парик и очки:
– Это я, прекрасная незнакомка. Хороша Маша? Твоя охрана тоже пускать не хотела. Значит, можно ехать на родину.
– Надька? – оторопело захлопал глазами Самвел. – А ты куда собралась?
– Я тут подумала… Я хочу войти в долю. Чтобы ехать в детдом с подарками, бабки нужны немалые. Я могу дать половину, – заявила Надежда.
– Ай-я-яй, какой приятный разговор ты начала, Надюша, – покачал головой Самвел. – А говорила, денег нет.
– Не думай, что их у меня много. Это самое последнее – пенсионный фонд, – отрезала Косарева.
– Я вижу, тебе для дела ничего не жалко.
– Короче, выдай мне Крокодила на денек, мы съездим в Радужный. Там мой тайник.
– А если вас заметут? – поинтересовался Самвел. – За избушкой твоей, наверное, приглядывают. Не менты, так соседи.
– Меня в этом прикиде никто не узнает, сам убедился. А Крокодил огородами пролезет, – возразила Надежда. – Любопытным скажу, что продает, мол, хозяйка домик. А я приехала смотреть.
Косарева, неузнаваемая в новом обличье, подошла к своему дому. На улице было пусто. Она еще раз оглянулась и вошла во двор. Из зарослей выскользнул Крокодил. Они быстро прошли в глубь двора к погребу.
– Как хорошо, Надя, что ты меня вытащила из подвала. Самвел обещал меня сгноить там, – поежился Крокодил. – А давай к нему больше не возвращаться? Заберем деньги и рванем куда подальше от ментов, от Самвела, сами себе хозяева будем.
– Хорошо сказал, Крокодилыч, так и сделаем, – одобрила Надежда. – У меня все это уже в печенках сидит. Хочу пожить по-человечески. Осядем где-нибудь, домик купим, хозяйство заведем.
– А потом и девчонок заберем из детдома. Они у меня из головы не выходят. Странно так – мои дочери, – бормотал Крокодил. – Так я полез? Помню этот тайничок. На совесть я его сработал. Никто без меня ни в жисть не нашел бы. Даже шмон ментовский.
– Лезь, лезь… – закивала Надежда. – А я тут на стреме постою. Только долго не копайся.
Крокодил начал спускаться, нашаривая гнилые ступени, Надежда оглянулась и… резко столкнула Крокодила в погреб!
Он падал стремительно, кувыркался по ступеням. Внизу тяжело шлепнулся и затих.
Косарева тихонько позвала:
– Эй, что с тобой? Ты живой?
Подождала ответа, но Крокодил не шевелился. Фонарь высвечивал неестественно свернутую голову подельника. Косарева еще раз оглянулась и начала осторожно спускаться в погреб.
Крокодил не подавал признаков жизни. Она обошла безжизненное тело, взяла ломик и несколько раз сильно стукнула по стене. Выбила кирпич, засунула руку в образовавшийся проем, нашарила там сверток в полиэтилене и коробку. Сверток она спрятала в сумку, коробку открыла, присвечивая себе фонарем; блеснули драгоценности. Косарева еще раз посмотрела на Крокодила и сунула коробку в сумку, потом аккуратно обошла Крокодила, наклонилась, пошарила в его карманах, нашла документы и тоже спрятала в сумку, затем достала из сумки пакетик с зерном и щедро просыпала зерно на Крокодила. В углу засветились глаза крысы, послышался противный писк.
Она выбралась из погреба, аккуратно закрыла за собой тяжелую дверь, поднялась по крутой лестнице, вышла из сарайчика, заперла входную дверь. Внимательно осмотрелась, ничего подозрительного не заметила и быстро пошла к трассе.
Анжела нанесла Ритке визит вежливости. Ритка показывала Анжелке новую квартиру, а та причмокивала и восхищалась:
– Классно… обстановочка – отпадная, евроремонтик суперовый. Только как-то неуютно у тебя здесь. А давай салфеточек накупим, картинок, я сервиз притарабаню. Его все равно никто не берет.
– А как ты с работы уехала? – спохватилась Ритка.
– Я тебя умоляю! – замахала руками Анжела. – Один раз живем! Всех денег все равно не заработать. Вдохновила ты меня, Ритка, расширила, так сказать, горизонты. Я тоже париться на базаре пожизненно не хочу. Нам с Зямчиком там тесно стало. Без тебя хреново будет, скучно.
– Ты, может, замуж собралась?
– Все может быть, – загадочно так ответила Анжела.
– Да ну! Ты Анжелка – деваха у нас видная, но вредная. Все цены себе не сложишь. Где ж нам взять такого прынца?
– На каждую кастрюлю своя крышка найдется.
Потом заглянула консьержка, поглядела на Анжелку, сказала:
– А я думаю, что за голоса у моей новой жилицы раздаются? Заглянула спросить, не надо ли чего. Вы не стесняйтесь, просите.
– Спасибо, теть Люба, нам ничего не надо, у нас все есть. Только просьба: не говорите этой… – Ритка запнулась, но консьержка догадалась:
– Амалии?
Да, ей… что у меня гостья была.
– Что ты, деточка, что ты. Не беспокойся, не скажу. – Консьержка честно посмотрела Ритке в глаза, наклонилась к недовольно излаявшему Зямчику. – У-тю-тю, какая собачонка красивая.
– Амалия Станиславовна, это я, консьержка из офисной квартиры, – ябедничала Люба Амалии. – Докладываю: к объекту пришел другой объект. Нет, женщина. С собакой. Нет, маленькая такая, на руках сидит, глазки кругленькие, ножки тоненькие.
На лестнице появились Анжела с Риткой. Ритка перехватила взгляд консьержки, которая что-то докладывала, и та испуганно охнула.
– Сволочь, – резюмировала Ритка.
А потом они привели Ваську. Васька долго мыл руки в ванной, похрюкивал от удовольствия.
– Васька, ты что застрял там? Выходи! – звала Анжела.
Хрюканье прекратилось, Васька вскрикнул. Подруги кинулись в ванную.
Там стоял мокрый Васька, мокрый абсолютно. Из биде била фонтаном вода.
– Что это было? – хлопал глазами Васька. – Оно не работало, так я крутанул посильнее. Это что, водопойка такая? У нас, помню, в школе были такие фонтанчики, пей – не хочу. Только к этому наклоняться неудобно.
– Вытирайся, чучело, – Ритка подала ему полотенце.
– Это для собак водопойка. У буржуев собаки большие – доги всякие, ротвейлеры, боксеры. Это для них. Мы сюда поставим миску Зямчика. И он будет обедать и пить здесь, когда мы будем приходить в гости к тете Рите.
– Да, мой хороший? Будешь, как все буржуйские псы, обслуживаться культурненько!
Ваську вытолкали в комнату, и Анжела объявила:
– Торжественное заседание по поводу новоселья нашей дорогой подруги Ритки Автомата объявляю открытым. Пли!!!
Васька выстрелил шампанским в потолок, грянула ламбада – и веселье началось?
Консьержка прислушивалась к звукам, доносящимся из квартиры Ритки. Она только потянулась за трубкой, как наткнулась взглядом на старый плакат с суровой дамой. Дама прикладывала палец к губам, мол, молчи!