Текст книги "Горных богатств Хозяйка (СИ)"
Автор книги: Елена Савская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Глава 7
Апёнка шла, куда глаза глядят по улицам крепости Екатеринбург 1766 года. С юридической точки зрения это поселение тогда ещё и городом не было. Как патриотка, Апёнка знала, что этот статус Екатеринбургу присвоили только в 1781. Больше она не помнила ничего. Ни-че-го. Ну, кроме того, что правила тогда Екатерина II.
А в её мире, в её родном слое реальности или пространственно-временном континууме – Апенка просто не знала, как назвать отдельные части расслоившегося для неё бытия – остался самый любимый, самый важный для неё человечек. СынАртёмка! Возможно, навсегда…
И Алёнка захотела снова грохнуться в обморок. Или устроить истерику, лечь на землю и ничего не делать. Закрыть глаза и постараться просто исчезнуть! Перестать существовать! Во всех, чёрт бы их побрал, измерениях!!! Только чтобы забыть, не помнить постоянно, каждую секунду! О том, что положение её – безвыходное! О том, что хочется, очень-очень хочется, до покалывания в пальцах, оказаться сейчас в родном мире, в своем времени, в собственной квартире! И хрен с ними – с ипотекой, двумя работами и заведующей детского сада! Алёнка хотела домой!!! И она сама себя чувствовала маленьким ребенком… Который потерялся во времени ли, в пространстве и хочет к маме…
Она вдруг осознала, что рыдает прямо на улице, растирая по лицу слезы и пыль, и выглядит со стороны, наверняка, просто страшно. Но ей было абсолютно наплевать на всех этих людей, которые шли мимо неё по своим делам. И которым несказанно повезло жить и просто быть в своём времени и на своём месте. А они – гады – вообще не понимают своего счастья! Топчут землю, едят, пьют… матерятся…
Что?..
Со двора, мимо которого она шла, раздавался отборный мат в адрес какого-то Еськи.
«Ишь ты, ничто человеческое вам не чуждо…» – всхлипывая, подумала Алёнка и даже истерично хохотнула. Потом глубоко вздохнула и поняла, что, кажется, начала успокаиваться…
Всё же она была оптимисткой. Язвительной, в глубине души, но в целом доброй и отзывчивой женщиной.
А ещё она была сильной.
И это не в первый раз с ней – когда земля вдруг ушла из-под ног, и надо как-то жить. Выживать. Одной. Ни на кого, не рассчитывая.
Хотя, следует признать, что в прошлый раз было хуже. Когда муж ушёл от них с сыном, Апенке помимо себя ещё нужно было заботиться о двухлетнем ребенке. А сейчас Артёмки рядом нет. И как бы цинично это не звучало, отсутствие сына немного облегчало задачу.
Зато очень усложнял её 1766 год.
До отмены крепостного права почти 100 лет. «До изобретения сотового с интернетом и того больше», – вздохнула она с тоской.
Стали понятны вопросы Варвары Степановны, насчет того, от кого она сбежала. Беглые в те времена всегда были крепостными. А крепостной – это раб. Без права решать, что бы то ни было. Без возможности передвижения.
Стало вдруг не по себе – Алёнка осознала, что её могут в любую минуту отловить прямо на улице и принять за какую-нибудь крестьянку. А еще хуже – беглянку. Таких вообще жестоко наказывали.
«Спокойно, Алёна. Паника ещё никому не помогла», – пыталась она успокоить саму себя. – «Варвара же придумала какую-то легенду… Ещё бы вспомнить, какую… Что именно она сказала тогда Малаше с Демидом? Тогда мне эта информация просто была не нужна, вот и не запомнилась… Но что-то там было про погорельцев и её родственницу».
В любом случае, первым делом следовало покинуть ставшую опасной для неё крепость Екатеринбург и вернуться в… Полевской. Потому что, тот сектантский поселок и был, оказывается, первоначальным Полевским, из которого потом целый город образовался.
А уже там нужно будет снова найти Варвару Степановну, поклониться ей в ноги и просить помощи и совета. Ведь без знакомых в новом мире Алёнке просто не выжить. Точнее, не сохранить свою единственную на сегодняшний день ценность – свободу.
Хорошо, что Варвара живёт за стенами крепости – в башнях у ворот стоят солдаты. Видимо, потому что все люди и вправду наперечёт.
Алёнка посмотрела на небо. Судя по солнцу, времени было около трёх или четырёх часов дня.
И тут она спохватилась. А кто сказал, что на выходе из Екатеринбурга у неё не спросят документы? Или что тут в ходу для подтверждения статуса вольного человека?
Хотя… Когда она въезжала с дедом Михеем, ничего у них не спрашивали. Может, и не проверяют? А солдаты стоят на случай пугачёвского восстания? Которое было… Или ещё будет?.. Дату восстания Апенка в упор не помнила. И снова вздохнула по всезнающему интернету…
Точно. Надо найти деда Михея. Тогда она убьёт двух зайцев: и крепость покинет, и до Полевского с ветерком доберется. Хотя, про ветерок, это она, конечно, загнула – михеевская кляча еле перебирала ногами.
После конторы купца Зырянова дед Михей планировал ехать на рынок. Значит, надо попасть туда.
Однако проще оказалось придумать, чем сделать. Люди шарахались от грязной простоволосой девки, которая к тому же «чудно балакала». А те, что не шарахались, на вопросы о рынке отвечали пространно и путано. Алёнка не сразу догадалась сначала вернуться в центр города, и уже там спрашивать, в какой стороне ближайшая торговая площадь, куда мог бы поехать полевской мастер по камню.
Когда она дошла до нужного рынка, оказалось, что торговая площадь просто огромная. Легче было найти иголку в стоге сена, чем пожилого человека с белой лошадью. Да и солнце уже клонилось к западу. А дед Михей говорил, что хочет вернуться домой засветло.
Значит, придётся топать до Полевского самой.
Алёнка снова посмотрела на солнце. Навскидку времени было около пяти или шести вечера. При расстоянии до Полевского в 55 километров и скорости пешехода 5 км/час, время я её пути равнялось 11 часам. Хех… А светового дня оставалось… примерно 6 часов.
«Ну что ж», – подумала она, заплетая волосы в кривую косу, – «значит, придется заночевать в лесу… А ещё можно выйти на дорогу и попробовать поймать какую-нибудь повозку».
С этими мыслями она сначала бодро пошла по той же дороге, по которой приехала в город. Но потом вспомнила про местный «паспортный контроль» и поняла, что нужно искать прореху в стенах крепости.
Она прошла ещё несколько десятков метров, не понимая, как лучше это сделать – обходить город по периметру, учитывая предстоящий долгий путь, очень не хотелось.
И вдруг ей повезло – из-за домов на обочину дороги высыпала орава мальчишек лет от шести до десяти. Судя по разговору, они шли на реку рыбачить. Аленка обратилась сразу ко всей толпе и по существу:
– Ребята, а ребята, помогите доброй тётеньке найти дырку в крепостной стене. – Лицо её при этом было настолько шкодным, что мальчишки с радостью и наперебой начали рассказывать, как найти лаз, да не один, и как потом выбраться на дорогу до Полевского, про которую Аленка тоже упомянула, активно участвуя в детских дебатах.
Когда она поняла, что путей много и все они изрядно извилисты, то попросила мальчишек, проводить её.
– А то заблудиться могу, – подытожила она.
– Ага, и к волкам на обед угодить, – пошутил светловолосый мальчуган, и вся орава дружно засмеялась.
Тем не менее, двое вызвались проводить тётю до самой дороги на Полевской.
Примерно через час петляний по переулкам, двух переходов неглубокой речки вброд и ползания на коленках сквозь густой кустарник, который прикрывал дырку в стене, Аленка наконец-то оказалась, по мнению пацанят, в версте от стен крепости на нужной ей дороге. Она от всей души поблагодарила своих помощников и потопала по обочине.
День клонился к вечеру. Путь предстоял нелёгкий. Поначалу Алёнка даже попробовала бежать, но быстро поняла, что ноги так и не привыкли к ходьбе босиком. И она по-прежнему ойкала каждый раз, когда наступала на острый камушек.
Но всё это было неважно. В голове её тупыми ударами бился только один вопрос – как такое вообще возможно! Она и в России 18 века. Задачка для яйцеголовых физиков. Или изотериков…
А перенесли её однозначно украшения из шкатулки. То, что они стали горячими, как утюг, и яркий свет, будто от тысячи лампочек, не было обморочным бредом.
И всё-таки, как?..
Зачем она здесь? А самое главное – как вернуться обратно?
У самой Алёнки не то, что ответов – догадок не было. Поэтому она решила убивать вопросы по мере их поступления. И сначала собрать как можно больше информации об этом мире и о своём месте в нём. А уж потом искать какие-то выходы.
Она всё ждала, когда кто-нибудь проедет мимо. Но дорога оставалась пустой. Видимо, все старались успеть домой засветло. В лесу что-то заухало. От неожиданности Алёнка дёрнулась, а сердце учащённо застучало. Должно быть, филины начали просыпаться, или ещё какие-то звери. Она горестно вздохнула – идея заночевать в лесу перестала казаться удачной. Это был не тот полупустой, напуганный наступающей урбанизацией, лес, который остался в её времени. В дикой чаще таилось неизвестное. И этим неизвестным, Алёнка совсем не хотела встречаться.
Ещё около часа она шла по пустой дороге без приключений, хотя и боролась со своими страхами изо всех сил. А потом её догнала повозка, которой правил мужик лет пятидесяти. В повозке спиной к дороге сидела немолодая женщина в темносинем сарафане. Алёнка обрадовалась, заулыбалась и замахала руками. Мужик приостановил рыжую лошадь и обратился первым:
– Куда путь держишь, девица?
Алёнка, сияя глазами, ответила:
– Добрый вечер… – дальше она хотела сказать «дедушка», но осеклась – какой он ей, в самом деле, дедушка? – До Полевского не подвезёте? – Вопрос прозвучал, будто от заправской автостопщицы.
Алёнка тут же мысленно себя одернула – в 18 веке люди так не разговаривали! И если она не хочет привлекать к себе лишнее внимание, то следует вести себя, как местная. Спасибо остаткам школьных знаний по истории и славянскому фентези – кое-что из старорусской речи и традициях, она всё же знала. Но говорить по-старорусски было ужасно непривычно!
Женщина в телеге сделала недовольное лицо.
«Ну, вот, Алёна, теперь эта тётка тоже думает, что ты странно балакаешь».
– Мы до Мраморского путь держим. До поворота поедешь? – спросил мужик.
– Я согласна, – ответила Аленка и начала взбираться в повозку.
«Выбирать всё равно не из чего», – но эту мысль она оставила при себе. Дальнейший разговор Алёнка вела со спиной мужика – тётка хоть и сидела напротив, не проронила ни слова. Только смотрела неприветливо. «Мне бы тоже не понравилось, если бы муж подобрал на дороге молодую деваху», – Алёнка женщине сочувствовала, но помочь ничем не могла.
– А от Мраморского до Полевского какое расстояние?
– Чего-чего?.. Какое стояние?.. – мужик задумчиво погладил бороду.
А Алёнка снова мысленно хлопнула себя по лбу рукой.
– Сколько вёрст? – уточнила девушка.
– Вёрст десять с лишком будет, – ответил мужик и замолчал.
А Алёнка решила, что десять километров она может пройти за два часа и успокоилась.
Ехать молча было скучно, но пара попалась не особо разговорчивая. Сначала Алёнка рассматривала содержимое повозки, состоящее из мешков, коробов и свертков ткани. «С рынка едут,» – заключила она. А потом взгляд скользнул по женщине в повозке. Было ей лет сорок. Не молодая, но и не старуха. Не худая, но и не толстая. Широкие рукава серой блузы, присборенные у горловины, подчеркивали мощные плечи. Женщины в те времена работали так же тяжело, как и мужчины. Блуза была украшена тесьмой с простой вышивкой, как и сарафан, ткань которого была окрашена не в пример ровнее, чем у Алёнки.
Но по-настоящему попаданке понравилась вышивка на платке. Толстоватыми зелеными нитками искусно и как-то воздушно была вышита широкая мережка с растительными мотивами. Между листочками распустились синие цветы с серединками, украшенными грязно-желтыми мелкими бусинками. Орнамент был очень симпатичным и немного освежал суровое загорелое лицо тётки.
– Красивый у вас узор на платке, – обратилась Алёнка к женщине, чтобы как-то разрядить обстановку, но та только губы поджала.
А ответил, как ни странно, мужик:
– Матрёна до сих пор на сестру свою в обиде, за то, что та вышивать мастерица. И не носила бы энтот платок. Да только охота ведь в городе щегольнуть… Эх, бабы…
– с усмешкой закончил он.
Матрёна ещё больше надулась. И Алёна в который раз себя мысленно выругала за умение ляпнуть вовремя. Дорогой она размышляла о том, что вот вроде бы и время другое – 18 век – а люди те же. И зависти у них, и обиды. Но хороших ей, всё же, больше встретилось. Может, просто пока везло?
К повороту на Мраморское они подъехали засветло, но солнце уже вовсю касалось верхушек деревьев.
– Может, у нас переночуешь, девица? – предложил вдруг мужик.
Алёнка хотела было согласиться, но Матрёна с такой злостью на неё посмотрела, что девушка всерьёз начала опасаться за свою жизнь. Кто его знает, чего можно ожидать от суровой обидчивой бабы? Такая во сне удавит и не поморщится. А судов со следственными отделениями, насколько Алёнка помнила по историческим фильмам и книгам, тут для простого народа не было.
– Я лучше пойду поскорее, – ответила она, спрыгивая с повозки, а когда обернулась, впервые увидела на лице Матрёны надменную улыбку.
– Да куда ж ты пойдешь? – удивленно спросил мужик. – Давеча девка у них в лесу пропала. Камнерез Михей это на рынке сказывал. Полдня всем поселком искали. Даже костей не нашли. Всё на волков думают. А я так скажу: у волка летом другой еды много. Человека они по осени таскать начинают, когда им голодно… – и прошептал, округлив глаза, – нечистая сила это по лесам бродит!.. Подумай, девка,
– уговаривал он Алёнку.
– Не держи её разговорами, – подала голос Матрёна, – поехали уж.
– Всего вам хорошего, – сказала Аленка и улыбнулась персонально хозяину повозки.
Она быстро пошла по дороге и не видела, как мужик снял шапку и с тихой коротенькой молитвой перекрестил её вслед. Впрочем, довести знак креста до конца у него не получилось. Маленькая зеленая змейка прыгнула из травы под ноги лошади, от чего та заржала, высоко подняла передние копыта и понесла повозку, с охающими в ней мужиком и бабой. Алёнка повернула голову на шум, но увидела только, как мужик сумел совладать с лошадью, и повозка галопом помчалась по узкой дороге на Мраморское.
Глава 8
Сколько времени прошло с того момента, когда солнце окончательно скрылось в огромном прогале между сопками, Алёнка не знала. Ей казалось, что три-четыре часа. Но Полевской всё не показывался. «Да если и доберусь, придется обходить его лесом в поисках избушки Варвары Степановны. И сделать это надо будет так, чтобы солдаты на башнях меня не заметили».
Было не по себе – темнота будто давила, подгоняла. Кусочек тающей луны и яркие звезды подсвечивали дорогу бледным светом, и Алёнка не боялась заблудиться. Боялась она не дойти… Будто материализуясь в ответ на её страхи, где-то вдали завыл волк. Тонко, протяжно… Собаки так не умеют… Руки покрылись гусиной кожей, и шаг ускорился сам собой. Она была вымотана событиями дня и долгими переходами, но бежать всё равно не смогла бы – пятки болели, и, кажется, она где-то поранила левую ступню.
Подкрадывающихся волков Алёнка услышала не сразу. К шороху травы и редкому хрусту веток она привыкла за время пешей прогулки и уже не обращала на это внимания, погруженная в свои мысли. Время от времени, издалека раздавался протяжный вой. Алёнка молилась, чтобы это был один старый волк, который вот-вот убежит вглубь леса и перестанет нервировать её своими серенадами.
И вдруг всё изменилось. Серые взвыли на несколько голосов. Прямо в десятках метров от неё. И, что характерно, слева и справа от дороги…
Стая…
И дикий страх выморозил изнутри…
«Я только пришла в этот мир! Мне ещё рано умирать!»
Мозг судорожно искал выход, вспоминая, что волки боятся огня, которого у неё не было. И что от них можно спастись, если влезть на дерево. Главное, ночь продержаться, а днём кто-нибудь обязательно проедет мимо и спасет её. Ну, или волки сами разбегутся.
Алёнка подбежала к ближайшему дубу, но его нижние ветки начинались слишком высоко. Тогда девушка попробовала, задрав сарафан, обхватить ствол руками и ногами и таким образом подняться. Но дерево было слишком толстым, и она, с трудом преодолев полтора метра, не удержалась и сползла вниз вдоль шершавого ствола, ободрав ноги и пребольно ударившись пятой точкой об корень.
Соседние деревья были похожими – толстыми и с высокими ветками. Запахло кровью от ссадин. Почему-то вспомнились акулы, которые чувствуют каплю крови за три километра. И тут Алёнка поняла, что ей ни за что не спастись.
А серые, судя по шелесту травы, подбирались всё ближе…
Вот так и умрёт она, не сумев вернуться к Артёмке… Перед глазами возникла его милая рожица с удивленными голубыми глазами. Судорожный всхлип комком застрял в горле.
И вдруг слева от неё в паре десятков метров зажглись два огня. Раздумывать Алёнка не стала – побежала прямо в лес и остановилась между источниками яркого света.
Теперь она могла рассмотреть их. Огни были странные – конусообразные, высотой ей по пояс, синеватые внутри и оранжевые к краю. Они не дрожали на воздухе, как пламя костра, и больше всего напоминали гигантское пламя паяльных ламп. Хотя жара от них не было. Впрочем, трогать неизвестную субстанцию Алёнка не стала. Зато с облегчением заметила, что волки отбежали подальше от непонятных костров.
Но радоваться пришлось недолго – огни погасли. А через пару секунд зажглись снова подальше. Алёнка опять побежала к их свету, но не успела догнать, как они возникли ещё дальше. А потом ещё и ещё…
Алёнка мчалась вслед за огнями, не разбирая дороги и молясь только о том, чтобы они не привели ещё к какому-нибудь обрыву или болоту. Но земля под ногами была твердая, и обрывы не попадались.
Сколько это продолжалось, она не знала. Дыхание начало сбиваться и в боку закололо. Тело потеряло чувствительность. Было ощущение, что у неё вместо ног одноколесный велосипед, и что она уже просто катится вперед на бешеной скорости, не разбирая пути.
В какой-то момент она заметила, что путь идёт под гору. А потом огни исчезли. Совсем. Она пробежала по инерции ещё несколько метров и рухнула на землю без сил. Прислушалась. Волков слышно не было.
– Уг-гу! – будто подтверждая её догадки, крикнул филин.
Или сова? Было не важно. Всё было неважно, кроме неба и крупных звезд, подмигивающих изредка…
Вопреки ожиданиям, Аленка не заснула тут же. Это было бы глупо – убежать от волков, чтобы попасться местным… Кстати, кому? Служащим, наверное. Тем, которые ведут учет крепостных и заводских.
Надо было двигаться дальше, но тело отказывалось. Усилием воли Алёнка заставила себя подняться на разъезжающихся, как у оленёнка, ногах и осмотрелась. Впереди под уклоном мелькали огоньки Полевского.
Через 10–15 минут медленного спуска по Думной горе показался тусклый свет в окошке избушки, стоящей на отшибе. Это значило только одно – Варвара Степановна была дома.
Алёнка кралась к дому своей спасительницы, как тать в ночи. В голове крутились фразы, с которых лучше начать разговор, но все они казались какими-то неудачными. Беглянка задержалась немного на пороге, прежде чем постучаться и открыть скрипучую дверь. И услышала тихие голоса из окна. «Стоп, Алёна. Надо послушать, кто там у Варвары сидит. Вдруг лучше подождать, когда гости уйдут?» – и она прокралась поближе к открытому окну.
– А я ей и говорю, дурочка, ты Танюшка – никогда-то Авдей в твою сторону не взглянет. Дитя ты для него неразумное, – с усмешечкой в голосе говорила Малаша.
– Умгу, – вторила Варвара Степановна. – А она что?
– А она заладила: вон Фильке, мол, шестнадцатый годок всего, а поди уже, сам барин к ней посватался.
– Видела Фильку в поле. Радостная. – Но почему-то после этих слов Варвара тягостно вздохнула.
– И я ей говорю, Филька расцвела не по годам. Мужики на неё давно запоглядывают. Аты, Танюшка, – жердинка ещё.
– Мм… А она?
– Плачет в сенях тайком, а того и не знает, что глаза потом красные всем видать… Жалко мне ее, Варвара Степановна… Может, зелье какое есть? Отворотное.
Варвара не отвечала, думала. Потом вздохнула и сказала:
– Не бывает такого зелья, Маланьюшка… Иэ-эх, девки… Всё-то вы замуж торопитесь. А того и не знаете, что мужняя баба, всё одно подневольная.
– Ну, Демидушка-то во мне души не чает, – мечтательно ответила Малаша.
Выжидать чего-то ещё смысла не было. Тем более что голод снова закопошился в желудке. Алёнка толкнула двери и вошла, вопреки ожиданию, в темную маленькую веранду. В ней пахло сухими травами и овечьим тулупом. В своё время у её дедушки был такой, сшитый из настоящих овечьих шкур. Запах у него был специфический, и Алёнка почему-то хорошо его запомнила.
За второй дверью оказалась освещенная лучиной комната. В глаза бросился дальний правый угол, в котором и был прикреплен источник света. А вверху на угловой полочке стояла маленькая иконка, украшенная рушником с желтой вышивкой. Лик святого Алёнка не рассмотрела – взгляд упал на стол, стоящий в этом же углу.
За столом на скамейках друг против друга сидели Варвара Степановна и Малаша. Рядом с ними стояли глиняные кружки, а посредине стола двумя кучками была насыпана какая-то крупа. Видимо, женщины перебирали её от соринок. Обе прервали своё занятие. Лицо Малаши при этом было такое, будто она покойника увидела. Зато Варвара Степановна выглядела так, будто ничего не произошло.
Алёнка стояла на месте и осматривалась. В ближайшем левом углу комнаты виднелся побеленный бок нетопленной печи. Вдоль левой стены стояла скамейка. В дальнем левом углу – пара сундуков и прялка. В правой стене было вырублено небольшое окно без стекол и без рам, а под окном стояла вторая скамья.
Варвара Степановна произнесла:
– Проходи, Алёнушка, что в дверях стоишь? Заждалась я тебя.
И тут беглянка поняла, что все заготовленные слова просто застряли в горле. А надо бы вообще-то поздороваться.
– Добрый вечер… Варвара Степановна… Малаша, – Алёнка кивнула в сторону открывшей рот русоволосой девушки и прошла за стол.
Лавка слегка шатнулась под ней – это была не продукция мебельного завода, точная до миллиметра.
– Ты поешь, Алёнушка, – женщина налила молока из кувшина в третью пустую кружку и пододвинула её поближе.
Потом она откинула светлое вышитое зелеными нитками полотенце, под которым стояла высокая плошка с красными и черными ягодами и краюха хлеба.
Алёнка, буркнув «спасибо», принялась за еду. Малаша пришла в себя и строго спросила:
– Ты зачем убегала-то? Мы поутру в баню зашли, а тебя и след простыл. А я тебе еды приносила.
Алёнка почувствовала себя виноватой. Она хотела ответить, но её перебила Варвара Степановна:
– Пусть поест человек, Малаша. Вишь, она запалошная какая? Отойдет и сама всё расскажет. И я ей кое-что сказать хочу.
Это было очень кстати. Потому что Алёнка поняла, что просто не знает, как объяснить случившееся. Варвара Степановна тем временем поднялась, затворила единственное окно ставнями и, усевшись на свое место, принялась дальше перебирать крупу.
– То, что я тебе скажу, Алёнушка, никому не выдавай – подведешь под плети и меня, и Демида с Малашей, – спокойно говорила женщина. – Нам ты можешь повериться. Не выдадим, потому как русский ты человек, а тем более – баба. И коль сумела вырваться из неволи, то и мы мешать твоему счастью не станем. И откуда ты взялась, пытать не будем. Живи у меня. Мне помощница нужна. Приказчику я сказала, что ко мне сродственница из крепости пришла. Звать Алёной Васильевой.
– А откуда вы мою фамилию знаете? – удивилась Алёнка.
Она вспомнила, что вчера Варвара, услышав её отчество – Дмитриевна – предположила родство с некими Дмитриевыми из Мраморского. А вот фамилию свою Алёнка никому не называла.
Варвара так пристально посмотрела на неё, что стало не по себе.
– И откуда ж ты такая учёная взялась?.. Но да, раз обещала не допытываться, не буду.
– Просто хочу разобраться. – В Алёнке заговорил дотошный бухгалтер. – У меня фамилия – Васильева, а отчество – Дмитриевна…
– Вот и будешь Васильевой.
– Хорошо, – согласилась Алёнка, – поняв, что внутренний бухгалтер проснулся как-то не к месту.
Она усиленно жевала хлеб, запивая молоком, и думала. Ей так много хотелось рассказать этим добрым женщинам! И о стольком спросить. Ведь всё в этом мире для неё было новым и непонятным. Но она не могла. Варвара с Малашей ни за что не поняли бы её правильно!
Как объяснить им, что она из будущего? И что не знает толком ни их быта, ни традиций. Какие тут деньги? Что едят и пьют и когда? Какова местная структура власти? А самое главное, что интересовало её, как обычного сознательного гражданина, какими правами и обязанностями наделены представители различных сословий? И какой лично у неё здесь социальный статус?
Сейчас её назвали «учёной», а ведь доспрашивается – скажут, что сумасшедшая. Или как это здесь называется… юродивая! Тогда она точно долго не проживет. Юродивые собирали милостыню. А какая милостыня с бедняков? Крестьяне и рабочие во все времена жили небогато.
Алёнка смотрела на женщин, будто пытаясь понять, о чем они думают. А женщины молча размазывали крупу из одной кучки тонким слоем по столу, выбирали сор и шелуху, а потом сдвигали чистые зернышки в другую кучку.
Малаша первая прервала затянувшееся молчание:
– Аринку так и не нашли, тёть Варь.
– И не найдут, Малаша, – ответила Варвара Степановна.
– Тоже думаете, что волки её съели? И ни костей, ни одёжи не оставили?
Алёнка только хотела рассказать про волков в лесу, даже рот открыла, но поняла, что прилично сначала прожевать большой кусь хлеба. Да и странная это была история – с холодными огнями. Вдруг не поймут? И тут её опередила Варвара Степановна:
– Есть у меня догадка, куда Аринка делась, да оставлю её при себе.
– Ой, тёть Варь, расскажи, сделай милость, – с энтузиазмом попросила Малаша, и даже, как будто на месте подпрыгнула от нетерпения.
Варвара в ответ только лукаво взглянула на Малашу, вздохнула и продолжила выбирать соринки.
– Алёнка, ну скажи ей. Попроси! Она столько историй знает. Страсть, как интересно послушать! Да и узнать любопытно про Аринку-то.
– Расскажите, Варвара Васильевна. Мне тоже интересно послушать, куда девушка исчезла, – сказала Алёнка.
Сказки она любила. Да и отвлечься хотелось.
– Ладно, девицы. Только, чур, языками об том не трепать.
Алёнка и Малаша согласно закивали, и женщина начала размеренно рассказывать:
– Давно это было. Я тогда в Соликамске жила. Рассказывала мне о том бабка моя – травница, а ей – её бабка… Пропала у них в деревне девка. Как раз в ночь на Ивана Купалу. Искали её днями и ночами. Не нашли ни костей, ни лоскутка. А одежа у неё приметная была. Потому как была она вышивать мастерица. И пригожая, и нравом веселая. Через сколько-то дней сама она пришла. На полянку покосную из лесу вышла. С лица бела и смурна, будто черная туча. Рассказала, будто на игрищах стояла с краю поляны, на костёр глядела, да о любимом грезила. И увидела в лесу парня статного. Будто парень тот не местный был, а издалека. И одет не по-нашенски. Рубаха и штаны на нем черные, а пояс как есть, золотой. И сам чернявый, волосы так и вьются. А глаза золотыми огнями в темноте горят. Говорил он с ней ласково. Всю-то ночь до рассвета по лесу водил, рассказывал диво дивное, да клады свои с золотом показывал. А к рассвету руки попросил. Она и поверила. Он ей за ночь шибко полюбился. Тогда он к камню подошёл и сказал слова заветные. Откатился камень, а за ним лаз в гору. Спустились они, а в горе у него пещеры каменные, с богатым убранством. Много там камней самоцветных, а золота всё одно больше. И тогда поняла она, что из горы той на свет божий не уже покажется. А если и выйдет, то не свидится ни с матушкой, ни с батюшкой, ни с братьями малыми, ни с подруженьками верными. Потому как не признают её они, за нечистую силу примут. Ибо станет она сама нечистой. Потому что жених её – ни кто иной, как Золотой Полоз. Живёт он под землёй, золотом ведает. А кому явится, загадку загадывает. Коль ответит человек по правде, то откроет ему Полоз, где в земле золотые пески, да самородки спрятаны. А кто неверно скажет, тому век золота не видать.
– И что? Как она от Полоза-то сбежала? – перебила Алёнка, чем заслужила Малашино шиканье.
– Кто сбежал? – спросила Варвара Степановна.
– Ну, девушка та, которая на покосы вышла.
– Не сбегала она. Сам он её на волю отпустил. Шибко горевала она под землей, к родителям просилась… – Варвара глубоко вздохнула. – Только толку с того немного вышло. Она, вишь, красавица была. Женихи и раньше гурьбой сватались, и после того, как вернулась, всё одно, ходили. А она у окна сидела, никого-то ей не надобно было. Всё Полоза своего вспоминала. По осени ушла в лес и с концами сгинула. Мать с отцом погоревали, да успокоились. В народе поговаривали, что в подоле она принесла. И чтобы позора не терпеть, в речку ледяную бросилась и утопла. Только сказывала моя бабка, что к Полозу она ушла – не стерпела разлуки с любым. С той поры годков двадцать прошло. В соседней деревне на Ивана Купалу снова девка пропала. И тоже, ни следа от неё не осталось. На волков тогда думали. И тоже она пригожая была, и в семье – старшая сестра среди меньших братьев. Потом сколько-то годков тоже тихо было. Про Полозовых девок больше никто в Соликамской стороне не вспоминал и не сказывал.
– А почему тогда вы решили, что и в этот раз Полоз виноват? – не утерпела и спросила Алёнка.
– Почему ж виноват? – деловито спросила Варвара Степановна. – Он хоть и нечистая сила, да всё, видать, без жены ему безрадостно… А про Полоза вспомнила, потому как двадцать лет назад и здесь похожее вышло. Я тогда молодая была. По весне в Полевской приехала, дом этот ещё правили, вот и жила, у кого придется. Барин-то наш в ту пору год как Турчаниновские богатства к рукам прибрал. Из Соликамска в Полевской перебрался, потому, как дела у него торговые тут пошли. Ну да не про барина речь… А только в ночь на Ивана Купалу Нютка куда-то ушла, да и не вернулась. И приметы те же – ладная девица, да пригожая, старшая сестра у трёх братьев. Хоть и помнила я бабкины сказы про Полоза, да смолчала. Всё одно – не поверят. А только заметила, что Анисья шибко тосковать стала после Нюткиной пропажи. А после и вовсе заболела. Шёл ей тогда 16 годочек. Подружки они были, даром, что Нютка старше чуток. Приходила я Анисью лечить, дневала у её изголовья и ночевала. Лихорадило её шибко. А во сне поговаривала она про парня любого, с кудрями чёрными, да огнями золотыми в глазах. И вот опять повторилося… С дочкой Анисьиной. Так-то девоньки, – закончила свой рассказ Варвара Степановна.
Девушки переглянулись. Малаша, похоже, поверила каждому слову Варвары. Но Апёнку одолевали сомнения. Она закинула в рот последнюю горсть ягод из плошки и принялась жевать, оставив при себе, что русский фольклор богат на разную нечисть. Да и совпадения возможны. А то, что не совпало, Варвара могла придумать. Ну, или бабка её. Там придумка, сям придумка – вот и готова красочная легенда. Алёнка была уверена, что Арина попалась волкам. И хотя ей было жаль незнакомую девушку, она не оставляла надежды – её саму несколько часов назад чуть не сожрала огромная стая! Алёнка вздрогнула от воспоминаний о волчьем вое.
