Текст книги "Горных богатств Хозяйка (СИ)"
Автор книги: Елена Савская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– А зачем родители отдали её за того, кого она видеть не желала?
– Тому много причин, Алёнушка, – вздохнула Варвара. – И то, что дочка она в семье четвёртая. И то, что в возраст невестин вошла, а сватов не было. У нас девки старше 20 годков перестарками считаются. Вдовых охотнее замуж берут, чем таких вот бракованных.
– Спихнули, короче, раз уж оказия вышла, – подытожила Алёнка, просеивая травяную труху на чистый холст. – Но если в их браке четверо детей родилось, значит, стерпелись как-то?
– Кто его знает, Алёна? Всякое в чужих избах творится. Сор не метут, и ладно… И она не одна тут такая, – закончила разговор Варвара и нитку от вышивки откусила.
– Прибери и давай на боковую, поздно уже, – Варвара положила вышивание в сундук, стянула синий сарафан и полезла на полати.
Алёнка послушно завязала холст с молотой травой в мешочек. Не просеявшуюся траву ссыпала в мешок побольше и вытерла начисто стол. После этого задула на ночь лучину и улеглась на лавку.
Ощущение свободы от угроз Никифора было непривычным. Алёнка намеренно глубоко вздохнула и попыталась расслабить спину и плечи, которые, оказывается, долгое время находились в зажатом состоянии. Но у неё ничего не вышло.
Что-то мешало… Какая-то мысль тревожила её подспудно, будто стягивала всё внутри. Но сама Алёнка не могла чётко её сформулировать…
Озарение пришло, как это обычно бывает, неожиданно.
– Варвара Степановна, вы не спите? – прошептала Алёнка в темноту.
– У? – донеслось с полатей.
– А у вас тут расследование проводят? Ну-у, когда кто-то умирает при странных обстоятельствах…
– Ты про что это гуторишь, Алёнка?
– Когда у вас тут кого-то убивают, а кто убийца – неизвестно, виновного ищут? Судят потом? На каторгу отправляют?
– A-а, вот ты о чем… – женщина вздохнула. – Пару годков назад Гришка жену свою прибил. И ничего ему не было.
– В смысле, прибил?
– Сказал, гулящая была… Вот он её поленом по башке и стукнул. Чтоб значится проучить.
– И что? Где он теперь?
– В крепость уехал… В домовые приказчики к кому-то из начальства подался.
– А суд, наказание?
– А какое наказание, если он учётному ответствовал, что сама она нечаянно об притолоку в хлеву ушиблась? А то, что мужикам рассказал, так, то к делу не пришьёшь…
Алёнка молчала.
– Говори уже, что думаешь, – попросила Варвара. – А то так до утра и проворочаешься.
– Умер Никифор странно. Сами посудите, отчего здоровому мужику в лесу замёрзнуть? Сердце прихватило? Сомнительно. А вот версия, что пристукнул кто, очень даже вероятная… Там могли и не до смерти ударить, а так, чтобы сознание потерял. Ну а мороз уже дело это закончил…
– Алёна, здоровый он был или нездоровый, ты знать не можешь. Чай, не к тебе он за травами обращался.
– К вам?.. – страшная догадка пришла в голову Алёнке.
«Одно дело – калечного от мучений избавить, а другое – здоровому мужику дать что-то, вызывающее тахикардию, например, или повышенное давление… Варвара ведь знала, что мне угрожает опасность. А если мне, то и ей, и Демиду с Малашей
– про то они все не раз говорили…» От осознания, что Алёнка живёт под одной крышей с убийцей, стало жутко.
– Агафья его пользовала, – задумчиво ответила Варвара, видимо, приходившая к параллельным выводам. – К нам Никифор, сама знаешь, не хаживал… А почему у тебя интерес такой?..
– Потому что выгода от смерти этой только мне и была.
– Ну и Авдею ещё, который за ради тебя всё, что хочешь, сделает…
– Ой… – к такому выверту Алёнка была не готова.
«А ведь и Агафья для мастера моего всё одно, что мать родная…»
Новая угроза замаячила впереди.
«Коли приедет в Полевской следователь, которому для галочки закрыть кого понадобится, так далеко ходить не придётся… Фрол мигом расскажет, что знает. А там… Меня, Авдея, Варвару, Агафью, Малашу, не дай бог…»
– А распутывать это дело не будут, Алёнушка, – уверенным голосом прервала Апёнкины метания травница.
– Почём знаете?
– У барина нынче и без того забот много. А Фрол только для отвода глаз с Никифором дружбу водил. А сам тайком побаивался. Потому как любил счетовод людишек вокруг себя в кулак зажимать. Чтоб боялись и слушались всяко. Так что, на Авдея с Агафьей напрасно не думай. И без них на Никифора многие зуб точили… И потом, поскользнуться он мог. Сомлеть. А там и мороз-батюшка всей деревне помог… Прости, господи, душу мою грешную…
– Хорошо, если так… – возможно, Варвара была и права…
Алёнка понемногу успокаивалась, и наконец, поняла, что спину будто отпустило… Засыпая, она подумала, что венчаться с Авдеем теперь бессмысленно. И что он расстроится ужасно. Но в конечном итоге, так будет лучше. Для всех…
После того вечернего разговора прошло ещё несколько дней. Никифора похоронили, как и предсказывала Варвара, честь по чести, в присутствии своры начальников. Смерть его сочли вполне естественной и никакого расследования чинить не стали. В этом Алёнка уверилась точно, когда Авдей рассказал, что чиновники от тайной канцелярии к барину приехали, но расследовать взялись сплошь заводские дела.
За прошедшие полгода на рудниках и заводах участились смертные случаи, вот и смотрели чиновники, что да как? Царица, конечно, три посёлка промышленных Турчанинову в управление пожаловала, но и отобрать в казённое управление во всякий день могла. Затем и посылала что комиссию многочисленную годом раньше, что служащих государственных по одному-двое.
Полевской жил своей жизнью, заботами и хлопотами. Анисья приходила к колодцу смурная и тихая. А Алёнка обдумывала своё устройство в горничные к жене приказчика Иоганне.
Просто так сорваться и уехать она уже не могла. На кого-то нужно было переложить детский сад. Да ещё и сказать своим близким о возможном переезде в крепость. И попрощаться по-человечески…
Детский сад днями занимал её мысли. Можно было передать всё компании девушек – Филькиных и Танюшкиных подружек. «Только бы согласились… Но даже если откажутся, тёплое время близко, и скоро нетопленная печь будет только за радость. Ну а насчёт еды… Надо с бабами у колодца поговорить, присовестить. Глядишь, и помогут. Раньше-то дети часто до вечера ходили голодными. Негоже это».
Варваре Степановне Алёнка в ноги поклонилась и сказала, что на свадьбе попробует знакомства с кем-то из крепости свести, чтобы на работу какую устроиться.
– А и права ты, Алёнушка, – ответила травница. – Чем тут вековать, попробуй поискать лучшей доли… Может, замуж выйдешь за кого пригожего? С Авдеем что-то у вас не сложилося. А коли не по нраву придётся новая жизнь, возвращайся, всегда тебе рада буду.
Алёнка обрадовалась. Она не ожидала, что Варвара легко отпустит помощницу.
Зато Малаша сначала обиделась. Алёнка выловила её, когда та шла на реку бельё полоскать. Помогая подруге вымачивать рушники и рубахи в ледяной воде, Алёнка рассказала ей о своем плане по возвращению в родной мир.
– И на кого ты тут меня оставляешь, подруженька? – расквасилась вдруг молодуха.
– Малаша, ты знаешь, что домой я хочу пуще всего на свете, – уговаривала её, как маленькую Алёнка, изо всех сил выжимая толстую ткань. – Такой шанс упустить не могу я.
– А я кажется ребёночка жду-у-у… – заголосила Малаша.
– Правда? Малашечка, поздравляю! – Алёнка всплеснула руками и уронила в речку рушник.
– Лови-лови! – Малаша сама поймала ценную тряпочку, а потом снова заревела.
– Понятно. Это гормоны, – констатировала Алёнка тоном знатока.
– Ничего тебе не поня-а-атно… Бросаешь тут с какими-то армо-онами… – давилась словами Малаша.
– Ну, одна ты всё одно не останешься, – успокоила подругу Алёнка. – У тебя и семья рядом, и Демид заботливый. И Варвара Степановна столько родов уже приняла… Да и я может никуда и не денусь.
Малаша перестала всхлипывать и пристально посмотрела на Алёнку.
– Как это не денешься? Ты давай, это… Я только рада буду за твоё счастье… А что плачу, так это для порядка… Жалко же. Подруга на всю жизнь уезжает.
– Вот за что я тебя люблю, Малашечка, так это за твой практичный подход, – захохотала Алёнка… – и обняла подругу мокрыми руками.
Пасху в этом году праздновали в самом конце ручейника, а красная горка выходила уже на травник. Хорошее время, тёплое. И хотя вовсю начались земельные работы, отец Фильки, разбогатевший на золотодобыче, на такие мелочи внимания не обращал. С барином они уговорились на венчание после дочкиного 16-летия, а родилась Филька первого травника.
Свадьбу любимой дочери праздновали с размахом и по-новому. Первую половину вплоть до самого венчания решили играть по обычаям, пращурами завещанным. А после церкви муж забирал молодую жену в свою полевскую резиденцию для банкета и бала по европейскому образцу.
Для деревенских гостей накрывали столы в родительском филькином доме. И управляться с толпой пирующих предстояло матери Фелициаты и всем её старшим родственникам. Отец же удостоился приглашения в дом самого Турчанинова вместе с верхушкой местного общества.
Алёнку Филька пригласила на свадьбу как подружку, из тех, что поют провожальные песни. Малаша же стала одной из молодок, которые помогали одевать невесту.
Довольная Филька сидела на табурете в шёлковой нижней рубахе, сшитой по французской моде, и легкомысленно болтала ногами. Ворот рубахи оказался настолько широким, что оголял практически всё декольте, но будущую барыню это никак не смущало.
Шоколадные волосы Фильки вились от природы и спускались на спину богатым густым водопадом. Прежде чем заплести их в последнюю косу Малаша с другой молодкой долго-долго чесали их гребнями.
Всё это время подружки невесты пели знакомые уже Алёнке песни. Местами она даже подпевала, удивляясь самой себе.
Одна Танюшка не пела. Она сияла, как медный таз и время от времени бросала на Алёнку взгляды, полные презрения.
«И вот не было же у нас открытого конфликта, а поди ж ты, злится девчонка и отношения своего не скрывает».
Малаша днями у колодца обмолвилась:
– Наша-то радуется, что свадьба у вас с Авдеем расстроилась. Про то она только и знала… Поди, выдумала, Алён, а?
– Не выдумала, Малаша. И свадьбы не будет. Но я потом тебе всё расскажу, – Алёнка доверительно взяла подругу за руку и обвела взглядом колодезных сплетниц.
– Ага… – понимающе ответила Малаша, а сама от таких новостей даже глаза шире сделала. – Демидко меня к вам не пущает. Сама знаешь, что он всякое думает. Да и избу нашу совсем скоро достроят. Демид – мастер хороший, для таких поперёд всех дома правят. Зато как своим домом заживём, я почитай весь день одна буду по хозяйству колготиться. Вот и приходи, когда хошь.
– Приду, Малаша, приду обязательно, – отвечала Алёнка для успокоения подруги, понимая, что вряд ли сумеет выполнить своё обещание.
Песня оборвалась на середине, выдавая некое замешательство. Невесте уже заплели широкую косу и открыли огромный сундук с нарядом. Малаша растеряно смотрела внутрь. Потом подняла голову на окружающих, как бы спрашивая, а что с этим делать?
– Там фижмы лежат, сначала их надо на талии закрепить, а потом уж платье поверх, – подсказала Филька.
Малаша достала из сундука диковинное сооружение из хитро связанной лозы. Весь её вид показывал, что она понятия не имеет, каким боком крепить это к человеку. Фелициата захихикала, выдернула из рук помощницы кринолин, уложила его на пол, вступила в середину и скомандовала:
– Поднимайте, – а когда сооружение оказалось на талии, принялась самостоятельно что-то утягивать и завязывать. – Всё. Теперь платье.
«Ни дать, ни взять – барыня», – почему-то с неприязнью подумала Алёнка и сама себе удивилась. – «Наверное, я просто завидую».
– Ой, девочки, сначала корсет! – спохватилась невеста.
Малаша глянула в сундук и поняла, что не знает, что именно из этого вороха кружев и парчи надо достать.
– Малаша… – прошептала Алёнка, – Можно я тебе помогу?
– Помоги, раз умеешь, – ответила востроухая Филька.
И Малаша на шаг отступила. Алёнка подошла к сундуку, покопалась и отыскала-таки на дне корсет. А ещё шёлковые чулки и туфли.
– Давайте с чулков начнём, девочки, – предложила она, и все согласились, предоставив сведущему человеку разбираться с диковинным нарядом.
Когда корсет был затянут, а чулки и туфли надеты на непривычные к ним ноги невесты, пришла очередь платья. Собственно, это не было платьем в Алёнкином понимании.
Нижний «фрепон», как его обозвала Филька, состоял из шёлковых топа с юбкой, вышитых спереди редкими цветочками из серебряной нити.
Верхний слой наряда – «модест» смотрелся гораздо богаче. Распашная юбка, отделанная почти сплошной серебряной вышивкой, спереди завязывалась маленьким атласным бантом. А жакет из той же ткани, что и верхняя юбка, туго застёгивался впереди маленькими пуговичками и имел узкие рукава, с кружевными каскадами на локтях. Поверх каждой из пуговичек следовало повязать атласные банты и сделать это таким образом, чтобы верхние были побольше, а нижние шли на уменьшение.
Когда возня с бантами наконец-то закончилась, Алёнка отступила назад, чтобы полюбоваться невестой. В платье-рококо деревенская Филька смотрелась как фарфоровая статуэтка. Талия стала вполовину тоньше, а грудь – выше. Белый шёлк с серебром выгодно оттенял румянец щёк и губ. Только голова оставалась без высокой прически с буклями.
Алёнка заглянула в сундук, но кроме длинного куска прозрачного шёлка ничего там не обнаружила.
– Ой, фата осталась, – озвучила Филька общую мысль. – Танечка, кликни дружку.
Танюшка не торопясь поднялась и вышла из горницы, чтобы позвать кого-то со двора. Девушки на лавках шептались. По всему выходило, что головной убор будет подарком барина, и принесёт его дружка. Потому что пока фату крепить было не на что. А с непокрытой головой в церковь являться нельзя.
Наконец, Танюшка вернулась в сопровождении молодого человека в треуголке и с внушительным свёртком подмышкой. Алёнка впервые близко увидела мужчину, одетого так, как завещал Пётр I. Волосы до плеч, пышное белое жабо под щетинистым подбородком. Поверх длинного черного жилета был накинут зеленый камзол. А из штанишек по колено торчали жилистые ноги в серых чумазых чулках и разношенных ботинках с пряжкой.
Молодой человек отвесил поклон, сняв при этом треуголку и продемонстрировав сальные волосы, расчёсанные на прямой пробор.
– Дамы. Фелициата Стефановна. Коллежский секретарь Гавриил Воронов. К вашим услугам, – галантно поприветствовал присутствующих чиновник, после чего вернул треуголку на голову. – А это презент. Прекрасной невесте от Алексея Фёдоровича.
Секретарь вытянул вперед руку со свёртком и развернул синее сукно. Девушки в едином порыве ахнули… Алёнка забыла, как дышать…
А Филька всплеснула руками:
– О боже! В жизни не видела такой прелестной малахитовой шкатулки!
Глава 22
Апёнка деревянными пальцами помогала невесте надевать царский убор, который, конечно же, оказался внутри знакомого до боли ларца.
Сердце ныло.
В голове стучало.
От волнения или от того, что желанные, такие знакомые Алёнке камушки никак не хотели расставаться с её руками. А надо было, очень надо надеть их именно на Фильку в день её свадьбы. Потому что принадлежали они теперь этой избалованной девчонке.
И потому что только Алёнка вызвалась помочь с драгоценностями. А Малаша с молодкой-помощницей, заглянув в шкатулку, смутились окончательно и молча уселись на лавку.
Песен не пели, всё больше шушукались. Свадьба и так уже шла «не по-нашему», не по обычаю.
Филька щебетала:
– Мы с портным сначала хотели кокошник сделать. Только не полотном его обтянуть, а шёлком, из которого платье нижнее скроено. Украсить хотели богато серебром да жемчугами. А недавно указание от Алексея Фёдоровича пришло, чтоб убор головной не делали. Потому как он сам мне его пожалует… И то смотрю я, не наших мастеров это работа. Нашими-то побрякушками у матушки ларцы переполнены… Чай из Франции для меня Алексей Фёдорович шкатулку привёз… Ай, Алёнка, чего за волосы дёргаешь?
Алёнка не трогала Филькины волосы… Она застёгивала на белой шейке бусы и всё думала, как такое выйти могло? «Каким ветром занесло шкатулку к барину? Может, выкупил её у немки за хорошую цену? А может, пригрозил и принудил продать? Этингеры ведь подвластны этому горному магнату…»
Как бы то ни было, все колечки и серьги и даже сложный убор на голову с диадемой наконец-то дополнили невестин наряд. Последним штрихом стала шёлковая фата, которую Алёнка легко прицепила к основанию диадемы на специальные крючки, видимо, для этой цели и предназначенные.
Впереди было церковное венчание и заочный свадебный пир в доме Филькиных родителей. А у Алёнки мысли смешались в кашу. Украшения ускользали из её рук, как шустрые ящерицы. Заберёт Фильку барин в Екатеринбург и поминай, как звали. И шкатулки малахитовой Алёнка больше не увидит.
Как во сне она вышла с толпой подруг и родственников из избы, кутаясь в шерстяной платок вместо свитера, и пошла со двора на улицу. От ярких нарядов гостей и жёлтых одуванчиков в траве рябило в глазах.
Сквозь толпу протиснулся Авдей и взял под руку. Стало лучше. Алёнка себя будто устойчивее на земле почувствовала.
– С женихом они в церкви встретятся, вот и величальных с выгонным пирогом не было. Свадьба у них на басурманский манер выходит.
– Авдей, ты украшения на ней видел? – прошептала Алёнка.
Свадебные подробности интересовали её сейчас меньше всего.
– Внимания не обратил, а что?
– А они те самые были. Из шкатулки.
– Понял… – Авдей незаметно начал отводить Алёнку подальше от сутолоки свадебных гостей.
Когда парочка оказалась в безлюдном проулке, Авдей спросил:
– Значит, действовать будешь иначе?
– Иначе. Вот только прощаться сейчас уже надо… – вздохнула Алёнка и взгляд свой печальный на него подняла. – Милый… Любимый… Авдей…
– Почему сейчас? – мастер выглядел ошарашено.
Нет, он знал, что в день свадьбы Алёнка попробует устроиться к Иоганне прислужницей. Но в тайне надеялся, что ничего не получится, и любимой его придётся ещё немного пожить в Полевском, пока они не придумают, как добраться до украшений.
– Потому что в церкви мы по разным сторонам стоять будем… А потом… Сам увидишь, не спрашивай, – Алёнка судорожно вздохнула, закрыла глаза, и две слезинки скитались к подбородку.
Они обнимались и целовались ещё какое-то время. И никто не мешал. Да и кто бы мог, если вся деревня торопилась на венчание?
Алёнка будто прилипла к тёплому Авдееву телу, гладила его спину и до последнего отставать не хотела. И он сжал её в крепких объятьях, и тоже не хотел выпускать. Потому что дороже человека на всей земле для него просто не было…
Солнце пекло, пахло влажной землёй и молодыми берёзовыми листочками. У обоих от сердца расходилось волной какое-то волнение… И в какой-то момент оба поняли, что идти сейчас на чьё-то венчание – последнее, чего они хотят.
– Авдейко! – сосед Митроха, выпучив глаза, мчался к церкви короткими обходными путями, когда увидел в проулке обжимающуюся парочку. – Поторопись в церкву-то! Начальство ясно постановило: чтоб на венчании все были! До единого человечка!
Мужик припустил дальше, а влюблённых будто ушатом воды обдало. Сначала они отстранились друг от друга. Потом снова прижались.
– Авдей… – обречённо шептала Алёнка, – Авдей, Авдей…
– Не пущу, – глухо шептал мужчина и прижимал тонкую фигурку к себе ещё крепче. Это могло длиться бесконечно… Оба они этого хотели.
– Ну почему всё так?.. – Алёнка всхлипнула и тут же принялась вытирать свои мокрые щёки. – Увидят же… Не хочу…
В расстроенных чувствах они плелись по следу Митрохи. И оба молчали. Потому что пророни хоть один из них слово, и агония мучительного прощания снова захлестнула бы с головой.
Венчание длилось целую вечность… Из последних сил Филька держала свечку в руках и молилась не о долгом супружестве, а том, чтоб не сомлеть.
Жал корсет, тёрли туфли для ног непривычные. Даже кольца давили нещадно, хотя сидели свободно на тоненьких пальчиках. Серьги оттягивали уши, под бусами кожа зудела, а от уборов головных эта самая голова так болела, что порой хотелось кричать.
Но нельзя было даже рот раскрыть. Тому с детства её обучали, что жизнь женщины тесно с болями связана. И что много её с замужеством приходит. С мужем ляжешь
– терпи, в родах – тоже терпи. Заболела – терпи. И если муж колотит – терпи.
– Боли что? Они вскоре закончатся, – наставляла матушка, на ночь дочкины косы расчёсывая. – Зато жить будешь сытно и без работы тяжёлой. Будь хорошей женой мужу, Филечка. Будь опорой ему. И он тебя не оставит… И запомни, хорошая жена понапрасну не хнычет, не жалуется, – подытожила мать и, будто нарочно, гребнем в волосах дёрнула, да так, что Филька змейкой зашипела. – И в болезни при муже не корчится.
– Як Параське давеча ходила, – поделилась Филька новостью. – Муж её сызнова поколотил… Скажешь, хорошо это? Даже к колодцу выйти не может…
– Нехорошо. Знать, сестра твоя сама виновата. С малолетства меня не слушала. Вот и женой строптивою стала. Да и зачем ей к колодцу, коли муж ей сиротку-работницу в помощь нанял?
– Она ж дочь твоя, неужели не жалко? – сердцем Филька не принимала матушкиных уговоров.
– А ты не учи мать детей пестовать! – строго прикрикнула не старая ещё, но вечно уставшая женщина. Потом вздохнула и добавила примирительно. – С Параськиным мужем батюшка твой сладит… А вот до Турчанинова, случись что, не дотянется. Так что, брось эти глупости, Фелициата. А коль заест тебя барин, так лучше девок сенных за косы таскай. Глядишь и попустит.
«Не хочу я таскать никого», – упрямо подумала тогда Филька.
Но теперь, стоя перед аналоем и изнемогая от тесного облачения, она, пожалуй, не против была в кого-нибудь бросить тяжёлое…
Меж тем набившийся в церковь народ видел только то, что стояла невестушка прямо и улыбалась сквозь мелкие слёзки.
– Верно, от счастья плачет, – шептались по рядам старушки.
Народ тоже от духоты мучился. А уходить начальством было не велено. И хотя двери на улицу открыли, спасительный сквознячок доставался только дальним рядам прихожан. В эти дальние ряды попали и Алёнка с Авдеем, которые в церковь вошли, когда она уже забилась народом под завязку. Причём все настолько смешались, что влюблённые стояли рядом, держась за руки, и никто не обращал на это внимания.
Всю церемонию они вздыхали друг по другу, крепко держались за руки и передумали столько всего!
К концу венчания Авдеево лицо будто окаменело, а Алёнкины глаза стали сухими и решительными. Они вышли из церкви с первой волной прихожан и заняли удобные места в толпе, чтобы иметь возможность осуществить задуманное.
Пока молодожёны медленно пробирались к коляске, сквозь сгрудившихся вокруг церковного выхода гостей, Алёнка во все глаза смотрела на свежеиспечённого мужа. Видела она его впервые.
Алексей Фёдорович Турчанинов может и разменял 60 годков, но дряхлым стариком не выглядел. Крепкий и статный. Мужчина среднего роста с крупными чертами лица. Его тёмные быстрые глаза, казалось, видели насквозь каждого. Двигался он, вопреки Алёнкиным ожиданиям, не как разленившийся от сытости кот. А как человек деятельный, предприимчивый. Говорил громко, коротко и по делу. И почему-то мало смеялся. Вроде бы свадьба у него, вокруг только и слышатся поздравления. А он будто на подписании делового соглашения. Спешно и по-простому жмёт руки, что друзьям своим и высшим чинам в камзолах, что начальникам мелкого пошиба, в зипунах летних да лаптях.
Парика барин не надел. Так что, когда он приподнял треуголку для очередного приветствия, Алёнка увидела, что голова его покрыта густой шевелюрой цвета соли с перцем. С длинными волосами перевязанными тёмной лентой, Турчанинов смотрелся куда как моложе своего возраста.
Алёнка знала, что в управлении у Алексея Фёдоровича находятся все рудники и заводы Полевского, соседнего Северского и Сысерти. И это знание внушало ей невольное уважение к постороннему, в сущности, для неё человеку. Она даже сначала оробела. Но вовремя вспомнила, что пришла сюда не барина разглядывать.
Фелициату уже усадили в высокую коляску со всеми её фижмами. Турчанинов тоже поднялся на подножку и напоследок раскланивался.
Клюнув Авдея в губы, (а и пусть смотрят) в последний раз, Алёнка вырвала из его руки свою ладошку и бросилась бегом к коляске с молодожёнами.
– Матушка, Фелициата Стефановна! – бросилась она на колени перед барином. – Не вели казнить, вели слово молвить!
– Это ещё что такое? – Турчанинов явно не ожидал такой эскапады.
– Пусть скажет, – повелела Филька, мигом вошедшая в образ барыни, коей она только что стала.
– Фелициата Стефановна, возьми в услужение! – Алёнка осмелилась поднять голову на блистательную пару.
– Алексей Фёдорович, давайте возьмём, – попросила мужа Филька. – Это Алёна. Она-хорошая девушка. Неленивая и…
– Вот ещё. Своей дворни хватает, – сказал, как отрезал барин.
– Я с французским платьем хорошо управляюсь и англицкий язык знаю, – быстро проговорила Алёнка, вдруг почувствовавшая себя будто на собеседовании.
Очень глупо, если честно, чувствуя. Перед барином этим, который завис на подножке открытой кареты, ни туда, ни сюда. И перед всем Полевским в грязи на коленях.
– М?.. – поднял густые брови Турчанинов. – И откуда такие познания?
– Я в Екатеринбурге с детства жила, а там у портнихи немецкой служила и обучалась пока работала, – очень вовремя Алёнка вспомнила, что в России 18 века обреталось множество немцев и французов, а вот с англичанами наши, кажется, не поддерживали плотных отношений.
«Или поддерживали?.. Как сложно жить без гугла!»
– То есть, портниха была немкой, а язык ты заучила англицкий? – скептически отметил барин.
– Она была урожденная англичанка, – на ходу дополнила Алёнка свою легенду. – Англицкий лучше запомнился, а по-немецки я только «хенде хох» и «арбайтн» знаю.
Барин усмехнулся, но брови всё ещё хмурил.
– Зато я корсеты хорошо завязываю и-и… денег мне можете меньше платить, коли захотите. А это экономия… – несла Алёнка чушь от волнения, интуитивно нажимая и на прижимистость барина, и на его заинтересованность в полезных людях.
– По англицки скажи что-нибудь, – приказал Турчанинов.
– Ландан из зе кэпитал оф зе Грейт Британ… Мм… Май нейм из Алёна. Айм сикстин йес олд, – выдала молодая женщина первое, что пришло в голову из школьной программы.
– Сикстин, говоришь… – постучал барин пальцами по деревянной обшивке коляски.
– Значит, тебе такая нужна, Фелициата?
– Нужна-нужна, Алексей Фёдорович, – улыбнулась Филька как-то натужно и тихо добавила. – У меня в вашем доме почитай ни одного знакомого человека нет. А так хоть Алёна будет.
– Хорошо. Только, чур, никаких поблажек прислуге, – тоже тихо предупредил Фильку муж. – И помни: она тебе – не подружка.
Обернувшись кАлёнке, барин громко произнёс куда-то в воздух:
– Воронов, усадите новую горничную Фелициаты Стефановны в свою карету, у вас место имеется. И поехали уже! – молодцевато усаживаясь в коляску, скомандовал Турчанинов.
Глава 23.
Дорогой Алёнка чувствовала себя будто в тумане. Жизнь её стремительно менялась, и она даже предположить не могла, как сложится в новом доме.
А пока на неё давило взаимное чувство неловкости. Коллежский секретарь Воронов и его коллега старательно смотрели в окно, делая вил, что не замечают перепачканный Алёнкин сарафан и весь её вид какой-то растрепанный и чумазый.
Впрочем, ехать было недалеко, поэтому светских бесед не заводили.
Полевская резиденция барина стояла в черте посёлка, хотя и в противоположном конце от обжитых Алёнкой улиц. И скоро уже впереди показалось двухэтажное голубое здание с небольшими застеклёнными окнами и жёлтой дверью.
Филька чувствовала себя неважно. И окружающие это замечали, несмотря на старательные попытки девушки улыбаться и выглядеть счастливой. ДорОгой она отпросилась у барина пройти в свои покои, освежиться перед свадебным ужином. И сойдя с коляски, сразу же потребовала к себе Алёнку.
Невеста в белоснежном платье под руку с простой девкой, одетой в грязный сарафан, представляли собой странную пару. Камердинер Турчанинова в голубой ливрее скривил сухое лицо в морщинках, но лично повёл Фильку с её прислужницей в спальню для гостей – временное пристанище невесты, в котором кроме кровати и столика со стулом больше ничего не было.
– Сарафан новый принесите для моей девушки. И кстати, её Алёна зовут, – уставшим голосом приказала Филька.
– Чего-чего изволите? – то ли из вредности, то ли от глухоты переспросил камердинер скрипучим голосом.
Филька взвилась:
– Сарафан! Новый! Для моей!.. Алёны! – со злым лицом барыня ткнула пальцем в свою помощницу.
– С-слушаюсь, Фелициата Стефановна, – камердинер крутанулся на каблуках и вышел, осторожно притворив за собой дверь.
– Так, Алёна, – Филька села на кровать и стянула с себя туфли. – Ууууф… Мне надо срочно всё это снять, – проговорила она и начала сдёргивать с себя кольца и бусы.
Алёнку обуял ужас: «Только не порви! Только не сломай ничего! Оно мне целое нужно!»
– Погодите, я помогу, – она лёгко расстегнула бусы и помогла снять кольца, которые легко поддались служанке и буквально скатились с опухших рук невесты.
– С головы ещё всё… – Филька всхлипнула. – Давят так, ой…
– А на что тогда фату крепить?
– На пир можно и без фаты… Причёску мне сделай, как у барыни, так и сойдёт.
– Хорошо, – ответила Алёнка, снимая последние украшения и обдумывая, что такого она может сварганить на голове невесты без шпилек, стайлеров и наглядного образца. – Посмотреть бы, что сейчас в моде…
– Как посмотреть? – не понимала Филька.
– Желательно вживую… – Алёнка смотрела будто сквозь барыню, решая насущную проблему причёски.
Филька тоже задумалась:
– Причеши, как умеешь. На пиру все знакомцы будут. А вот через неделю первый бал в честь меня состоится. И туда прическа по самым модам понадобится. Чтоб не хуже светских дам я смотрелася… Мне про бал сам Алексей Фёдорович сказал.
Алёнка распутывала Филькину косу, запоминая и обдумывая полученную информацию.
– Сказал ещё, что учителей мне нанял по танцам, манерам и хранцузскому. До бала они меня поднатаскают маленько… Пир только справим, а утром в Екатеринбург он меня отвезёт. И всё. Буду я теперь там жить. А сюда по случаю приезжать. Но он не советует. Говорит, чтобы родные сами ко мне ездили. И чтобы я поменьше была в крестьянской этой… как её… Короче, чтобы поменьше от них перенимала нашего, народного. А чтобы лучше учителей слушала и на светских барынь во все глаза глядела.
– Понятно, – перебила Филькину болтовню Алёнка. – Филя, а может здесь картина какая имеется? С женщиной по-французски причёсанной? Барынь-то я давно не видела.
«В последний раз на обложке фентези про властного властелина, где он страстно обнимал девушку в пышном платье с корсетом… Только у той волосы были распущенные… Тупик…»
