Текст книги "Песня полной луны (СИ)"

Автор книги: Елена Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава тридцать четвертая

Линда начинала его бояться.

Быть может, на её месте Дилан бы и сам себя боялся. Лицо, которое он видел в зеркале, мало напоминало его прежнего: синяки под глазами, бледная кожа, ввалившиеся щеки. Раньше он никогда не лунатил, но похоже, смерти Майлза и Гаррета открыли в нём неизведанное. И, хотя он своим ночным похождением с Линдой не делился, она всё равно боялась его, как боятся тех, чье поведение меняется.

Дилан знал, что у Линды есть какой-то любовник, и его это никогда не трогало и не беспокоило настолько, чтобы начать выяснять его личность. Любые расспросы, как он считал, привели бы к тому, что Линда психанула бы и тоже попыталась узнать, с кем спал Дилан. Правда бы её неприятно поразила, и Дилан не мог поручиться за её реакцию, хоть и знал свою девушку как облупленную.

Лишние ссоры ему были не нужны. Зато было нужно, чтобы по ночам Линда спала рядом с ним – что-то в ней отпугивало его галлюцинации и позволяло ему обеими ногами стоять на земле. Но её не было рядом весь день: сначала она пыталась пробиться к Белле в больницу, но её не пустили, потом, расстроенная и заплаканная, накинула худи и заявила, что идёт на пробежку.

Черта с два.

Дилан бесился, зная, что ни на какую пробежку Линда вовсе не собиралась: она всегда бегала только по утрам. Она собиралась плакаться на плече у своего любовничка, и плевать бы он хотел, кто был этот мужик, если бы от присутствия Линды не зависела его собственная психика!

Организм требовал сна.

Метаясь из угла в угол, как пойманный в ловушку зверь, Дилан ждал, пока Линда вернется домой. Часы тикали, отсчитывая последние секунды его здравого рассудка. Из угла тонко тянуло тиной, а, быть может, ему уже это чудилось. Быть может, разум решил сыграть с ним дурную шутку.

Тени сгущались и сгущались.

Наконец хлопнула дверь.

– Уже одиннадцать, – горло Дилана сперло злостью. – Я просил тебя не шататься, где попало!

– Я бегала, – огрызнулась Линда. Глаза у неё всё ещё были красные и заплаканные, а губы – опухшие и порозовевшие. Ни следа помады. Дилан отмечал изменения в её внешнем виде и сжимал кулаки. – Должна же я хоть чем-то заниматься, пока моя лучшая подруга пытается выжить?!

Дилан стиснул зубы.

Плевать на Беллу. С ней пускай возится Оуэн, который и так носится вокруг девчонки, будто она – великая драгоценность. У него своя жизнь, и она ему дорога.

– Я очень редко тебя о чем-то прошу, – тихо произнес он. Линда шагнула назад, уперлась спиной в закрытую дверь. Умница. Она хорошо знала, что негромкий тон означает, что Дилан злится. – И если я прошу тебя оставаться ночевать здесь, это не просто так.

– Я вернулась, разве нет? Хотя если бы меня пустили, я бы лучше поехала в больницу. Белле я нужнее!

От неё пахло чужим парфюмом. Чем-то холодным – лимоном и бергамотом, дополненным горьковатым базиликом и древесным запахом ветивера. Дилан умел различать запахи; его обоняние ловило даже самые тонкие ароматы, немедленно откладывающиеся в памяти и ассоциирующиеся с определенными людьми.

Парфюмом с бергамотом и ветивером пользовался Люк Стокер. Тот самый, что напоминал одновременно школьника-неудачника и профессора из девчоночьих мечт.

Значит, вот с кем она спит. Он мог бы догадаться и раньше, но было как-то наплевать. Было бы всё равно и сейчас, если бы Линда слушалась.

Дилан никогда не просил её ни о чем невыполнимом. И если бы он мог нормально спать без Линды под боком, то пусть поселилась бы у Стокера – её проблемы!

Что-то внутри закипало, требуя выплеска. Абсолютно новое для Дилана чувство.

Он правда хотел по-хорошему. Но вздернутый подбородок Линды, запах чужого парфюма и её слова стали последней каплей. В глазах у Дилана потемнело от злости.

Шагнув вперед, он ухватил Линду за локоть и грубо потянул на себя. Она вскрикнула.

– Синяки останутся!

Плевать он хотел на синяки.

Демонстративно потянув носом, Дилан процедил:

– Могла выбрать и кого-то получше.

Линда побледнела. Краска отхлынула даже с губ, и лицо её стало белым, как бумага. Голубые глаза расширились.

– Собираешься мне угрожать?

Он ухмыльнулся.

– Если будешь делать, что я скажу, то никто не узнает. Придется отказаться от встреч со своим профессором и оставаться в доме братства каждую ночь. Здесь мне никто не посмеет возразить, и тебя не тронут. Вернешься к мистеру Стокеру, когда я скажу, – его имя Дилан выплюнул ей в лицо с презрением.

Преподаватель, трахающий студентку. Как тривиально. Пожалуй, он надеялся, что Линда будет поизбирательнее. Лекси такой банальной бы не была.

Линда дрожала.

– А то что?.. – прошептала она сдавленно.

– Иногда достаточно всего лишь маленькой сплетни.

Возможно, его слова стали для неё последней каплей.

Глядя ему прямо в глаза, Линда побелевшими губами едва слышно произнесла:

– Если бы не трахал кого-то на стороне с духами моей матери, то я бы не спала с Люком.

С духами её матери.

Словами шибануло, как плетью, и Дилан, не подумав, ударил Линду по лицу. Её голова мотнулась в сторону.

Держась за щеку, она сделала шаг назад. Гнев и злость всё ещё клокотали в его крови, требуя выхода, но ошарашенный вид Линды немного привел его в чувство. Раньше Дилан не позволял себе ударить женщину, даже если ему хотелось – индейская сучка не в счет, он бы и сейчас избил её ногами, если бы это спасло ему жизнь, – но Линда заслуживала этого удара.

Она и её длинный язык.

На бледной щеке расплывалось красное пятно. Линда моргнула; на глазах у неё выступили слёзы.

– Пошел ты на хуй, – выпалила она и, развернувшись, бросилась из дома братства прочь, только дверь хлопнула.

Тупая сука. Тупая, тупая сука!

Дилан треснул кулаком по стене.

«Ты остался один… – прошелестело у него в голове. – И никого у тебя нет…»

Он снова слышал плеск воды и ощущал запах тины; чувствовал, как его тянет к озеру, тянет ступить в воду и идти, пока его не поглотит с головой. Взглянуть в эту бездну, с которой он так долго заигрывал, думая, что борется со своими галлюцинациями.

Нужно было выбраться из дома. Просто выбраться. Чтобы не слышать влажные звуки шагов. Чтобы не чувствовать вонь разлагающегося тела. Чтобы не видеть в зеркале или в окне раздутый труп индейской сучки.

Подхватив ключи от машины, Дилан выскочил из дома, по дороге набирая сообщение Лекси.

«Через час в нашем мотеле»

«Ты с ума сошел? – пришел ответ. – Я на ужине с партнерами мужа!»

«Когда закончится»

Ему было нужно увидеть её.

Кинув телефон на соседнее сидение, он вырулил с парковки дома братства.

Следом за ним, держась в тени, устремился койот.

* * *

Дилану даже удалось задремать. По крайней мере, когда он почувствовал, что был уже не один, в номере мотеля окончательно стемнело, а запах духов Лекси – восточно-сладковатый аромат пачули и мускуса – окутывал его, словно облако.

Сама Лекси устроилась у него под боком: дорогое шелковое платье, светлые расслабленно-мягкие локоны.

– Думала, ты по мне уже не соскучишься, – улыбнулась она.

Что-то было не так в происходящем.

Дилан потянулся, чтобы дотронуться до её щеки. Ему казалось, что на самом деле он не проснулся, а, может, и вовсе не уезжал из дома или по дороге в мотель влетел в фонарный столб или дерево, но он никогда не верил в жизнь после смерти.

Даже после того, как его стал преследовать сумасшедший призрак – не верил. Так что вряд ли его посмертие стало бы таким.

Лекси увернулась от его прикосновения, перекинула ногу через его бедра и склонилась к его лицу. Запах духов – она всегда носила Ив Сен-Лоран так, будто эти ароматы были частью её самой – резко ударил в нос.

Что-то определенно было не так. За шлейфом парфюма он уловил вонь тины и озерной воды, и тошнота подступила к горлу. Неужели дохлая индейская тварь и здесь нашла его? Тени скапливались в углах, а Лекси целовала его в шею, но её прикосновения больше не вызывали возбуждения, только желание проблеваться.

С ним что-то происходило. Или с ней.

Или он снова галлюцинировал.

– Лекс… – Дилан взял её за плечи в попытке отстранить. Алексис была единственной, кого он не хотел обижать. – Лекс, подожди…

Её тело под прикосновениями было вполне реальным. И склизким.

Она прикусила его шею, и её зубы оказались неожиданно острыми. Как обломки. «Ив Сен-Лоран» выветрился, обернувшись вонью разлагающегося тела.

На бедрах Дилана сидела она.

Индейская мертвая тварь.

В глазах у него потемнело.

Дилан не помнил, как это случилось, но в следующее мгновение он уже придавливал скользкий, расползающийся труп к постели, перехватив обеими руками за горло, а то, что было когда-то девчонкой из навахской резервации, сучило ногами, хрипело и визжало под ним, как поросенок на бойне.

Она была отвратительна, и он зажмурился.

Эту тварь хотелось добить. Сегодня, сейчас. Ему нужно выгадать время, ему нужно…

Его руки были в ошметках разлагающейся плоти. Дилана тошнило, и желудок грозился вывернуть всё содержимое наружу, но было плевать. В мозгу билось одно: он поймал её, он не должен дать ей уйти, он поймал её, она сдохнет, сейчас она сдохнет…

И всё закончится. Кем бы она ни была, какой бы силой не обладала – всё закончится.

Она ерзала, вырывалась, хрипела, упиралась в его плечи расползающимися руками, оставляя на рубашке коричнево-бурые пятна, желтые белки покрывались сеткой алых капилляров. Дилан сдавил её шею ещё сильнее. Мышцы рук и плеч ныли, требуя пощады, но он не мог остановиться.

Кажется, он вопил.

«Сдохни! Сдохни! Сдохни уже!»

Наконец, оно затихло, и Дилана тут же вывернуло. А, когда он вытер ладонью рот и открыл глаза, перед ним лежала Лекси.

Мертвая.

Вся в его рвоте.

Её сумочка валялась рядом с кроватью. Простыни были чистыми, ни следа разлагающегося тела.

Это была Лекси.

Дилан не выдержал. Он сполз с постели, скорчился на полу и завыл, вцепившись ногтями в ладони, будто боль могла привести его в чувство. Он выл и выл, пока не охрип, а потом просто лежал, чувствуя, что слёзы стекают по его лицу.

Лекси, мать её была мертва. Он её убил. Он её убил. Онеёубил.

Как будто если повторять это про себя бесконечно, её смерть станет сном, а он – прекратит быть убийцей. Но тело на постели никуда не девалось.

Ещё через полчаса Дилан поднялся. Взял свои вещи. Он не чувствовал больше ничего, только оглушающий холод внутри и тупую уверенность в том, что он должен сделать. Теперь он был уверен. В ушах стоял шум воды.

Дилан вышел из номера и сел в машину.

* * *

Воды озера чернели в темноте.

Остановившись у самой кромки, Дилан уставился в темную муть. Луна зашла за облака, и ветер пробирал до самых костей.

Он мог въехать в озеро на машине, но не стал этого делать. Его тянуло к воде, как магнитом, и он знал, что должен зайти в неё. По щиколотки. По грудь. По шею. Идти и идти, пока не скроется из виду, пока вода не хлынет в легкие. Вода манила его, тянула, и почему-то он был уверен, что склизкая, разлагающаяся тварь не выйдет, чтобы затащить его на самую глубину. Она добилась своего – он пришел сам.

Дилан знал, что для детективов полиции поймать его за убийство Лекси будет делом времени. Он наверняка порядочно наследил в номере, да и администратор мотеля вряд ли будет держать язык за зубами. Одно дело сдать номер какому-то парню для встреч со взрослой женщиной, другое – покрывать убийство.

Он убил Лекси.

Индейская сука заставила его это сделать. Алексис была единственным человеком, которым он хоть как-то дорожил, а теперь её нет. Дилан ухмыльнулся и был уверен, что его ухмылка казалась безумной. Лекси умерла. Её труп лежит в одном из многочисленных номеров мотеля на выезде из города.

Он её убил.

Дилан шагнул вперед, ощущая, как вода плещется о его щиколотки.

Лекси больше нет.

«Придурок, – какой-то остаток его разума ещё пытался бороться с желанием наполнить водой легкие. – Остановись! Отец наймет тебе хорошего адвоката, ты сможешь выпутаться!»

Дилан остановился.

Его по-прежнему тянуло в воду с непреодолимой силой, но проснувшийся мозг не желал сдавать позиций.

Он мог вернуться в мотель; ключ всё ещё был у него с собой. Мог вытереть там следы своих пальцев, вывезти труп Лекси и утопить в этом озере. Возможно, вместе с её машиной. Когда её найдут, тело станет неузнаваемым, а следы пальцев с шеи исчезнут.

Он мог скрыть это убийство и остаться невиновным. Пойти к психиатру. Отец смог бы найти ему врача, который утаил бы его проблемы. Он бы пил таблетки и оставался в своем уме. Если он не может справиться с галлюцинациями, значит, «колёса» смогут. И травка. Купит ещё немного смеси у того инджина – хер с ним, даже если придется принять его в братство.

Он мог бы выжить.

«А если не получится?» – шепнула ему вода. Она плескалась вокруг его ног.

Разве он не может всегда вернуться сюда, если полиция начнет копать под него?..

Дилан отступил назад. Пятка увязла в мокром песке, будто озеро не желало отпускать его. Он снова чувствовал запах озерной тины и стоячей воды, но магия воды больше не действовала.

Он победил.

За его спиной раздалось низкое, злобное рычание.

Медленно обернувшись, Дилан увидел крупного пса. Или даже койота. Животное припало к земле, готовясь к прыжку и оскалив клыки. Жёлтые глаза горели в темноте.

Дилан замер. Он знал, что при нападении собак нельзя бежать или вообще двигаться – это и погубило впавшего в панику Майлза. Но в этом псе было что-то необычное.

Слишком крупный.

И глаза…

Пёс прыгнул. Дилан едва успел поднять руки, защищая лицо и шею; острые зубы вцепились в его руку. Он рухнул в воду, подняв тучу брызг, и темное озеро радостно приняло его в свои объятия, превращаясь в зыбучие пески. Дилану казалось, что сотни пальцев цепляются за его одежду и волосы, тянут его назад.

Он заорал, не зная, от кого отбиваться, замахал руками, пытаясь отпихнуть пса, но тот, воспользовавшись моментом, с голодным и злым урчанием вцепился в его горло.

Боль алой пеленой вспыхнула перед глазами.

Дилан из последних сил зашарил вокруг себя в поисках хотя бы камня, но ладони загребали лишь песок.

А потом всё исчезло.

* * *

Алексис приложила карточку к двери в номер и зашла внутрь.

– Дилан?

Постель была смята и пуста. Алексис выругалась и опустилась на неё, провела по волосам рукой.

– Придурок! И зачем я только тащилась сюда, что-то мужу сочиняла? – она вытащила мобильный.

Ни одного сообщения. Набрав номер Дилана, она долго вслушивалась в гудки, потом ещё раз выругалась и подхватила сумочку.

– Пошел ты, – и вышла из номера, захлопнув за собой дверь.

Глава тридцать пятая

Мун чувствовала, как петля на шеях оставшихся виновников смерти девушки из народа дене затягивается всё туже. А заодно и на шее Юнсу и её собственной.

Она изо всех сил старалась не впадать в панику. Получалось не очень.

Чтобы вернуть ясность разума, Мун заварила себе чашку крепкого кофе. За окном стремительно темнело, и она только что вернулась из больницы. Юнсу оставался в палате под наблюдением врачей, ему вкалывали антибиотики. Ей стоило многих сил не распсиховаться прямо там, но по дороге домой она не выдержала – свернув в один из переулков, долго плакала, глядя, как по лобовому стеклу тарабанят капли дождя.

Это должно было стать единственным моментом её слабости. Сейчас она не имела права расклеиваться.

Организм Юнсу неплохо справлялся с начинающимся заражением и хорошо воспринимал антибиотики, но ей следовало не рыдать, а искать способ спасти и его, и девушку Оуэна. Судя по тому, что она слышала в больнице и узнала из короткого сообщения от Уилла, у неё дела шли гораздо хуже.

Мун понятия не имела, было ли происходящее с ними проклятьем, но знала: если не обезвредить виновника, дальше будет лишь хуже.

У неё задрожали руки, и она поставила чашку на стол.

– Успокойся, – прошептала Мун. – Сейчас не время сходить с ума. Думай, Мун. Пожалуйста. Ради Юнсу.

Стоило ей коснуться ладони Оуэна, как она увидела и ощутила всё, что видел и чувствовал он в ту ночь и многие дни и ночи после, когда думал, верный ли сделал выбор, когда решил покрывать своих друзей. Ещё никогда прежде в её видениях не было такой четкости, и Мун стоило многих сил выдержать всё, что она узнала.

Оуэн раскаивался. Быть может, раскаивался не так, как следовало бы – даже в своем сожалении он заботился о себе и своих близких, а не о душе несчастной жертвы, – но Мун понимала, что он осознает весь кошмар поступка. Осознавал и в ту жуткую ночь, но не остановил своих друзей.

Оуэн был напуган. До конца не верил, что Гаррет сможет изнасиловать невинную девушку. Думал, они остановятся сами. А потом всё вышло из-под контроля, превратилось в ночной кошмар, из которого он не мог выбраться годами, но делал вид, что смог.

У других же получилось.

На его месте Мун поступила бы иначе. Она попыталась бы остановить, не стала бы помогать избавиться от тела, отправилась бы в полицию, в конце концов. Но ей не восемнадцать, и она – не подросток, только что поступивший в университет своей мечты. Что бы сделала она, если была бы Оуэном, а не собой? Не взрослой женщиной, прошедшей многое из-за своей национальности, а вчерашним школьником, для которого самым страшным проступком раньше было списать на итоговом тесте?

Оуэн раскаивался, но при этом плевать хотел, обретет ли душа той девушки покой. Он хотел обрести его сам. Эгоистичное стремление, но Мун не собиралась его судить. Это не её задача.

Её задача – обезвредить мстительного духа и его помощника.

Что бы ни говорили легенды дене, всё же чинди не могли навредить напрямую. Они сводили с ума, внушали галлюцинации, вгрызались в мозг, но убивал кто-то другой. И после рассказа Уилла пазл наконец-то сложился.

У чинди был помощник. Мун пока не представляла, как они были связаны, но зато знала, кем он был.

«Меняющий кожу».

Эти легенды дотянулись даже до племен лакота и других представителей народа, а бабушка Мун рассказывала ей на ночь истории о жутких колдунах, способных перевоплотиться в животное или даже в другого человека, а ещё – зачаровать одним взглядом или навести порчу. Ей всегда казалось, будто всё это – сказки, но потом Мун узнала и про духов, что могут вселяться в других людей, и про колдовство, снять которое бывает практически невозможно, и перестала думать, что все россказни бабушки в её детстве были сказками.

Теперь она думала: что станет с Юнсу, если его действительно искусал «меняющий кожу»? Об этом легенды умалчивали. Пока он держался, однако Мун понимала: силы его духа и его организма не хватит надолго.

Ему не стоило в это влезать, но её муж не был бы собой, если бы не сунул нос, куда не просят. Даже если Мун просила его быть осторожнее.

Уилл рассказал ей, что он подозревает одного парня, который постоянно крутился возле компании Оуэна и то продавал им какую-то травку, то пытался проникнуть в братство. С виду он был, по словам Уилла, тем ещё одиночкой, – ни с кем почти не общался и обходил стороной шумные компании; но при этом бывал на вечеринках Гаррета Уилсона.

И это вряд ли было совпадением.

Если этот парень и был «меняющим кожу», то справляться с ним предстояло Уиллу и Оуэну. Она собиралась им помочь, но понимала, что на самом деле задача у неё совсем другая.

Эту парочку – чинди и колдуна – нужно было разделить.

– Думай, Мун… – она приложила ладони к вискам. – Думай.

Ради Юнсу.

Ради себя.

И ради тех двоих пацанов, что не нашли ничего лучше, чем обратиться к тебе за помощью.

* * *

К ночи у Мун был готов план. Видят духи, она понятия не имела, сработает ли он, ведь даже сами дене настолько боялись «меняющих кожу» и чинди, что не решались их убивать и развеивать. А вот Мун решиться пришлось.

Под вечер она снова ездила к Юнсу – в палату не пустили, и она смотрела на него, бледного, под капельницей антибиотиков, и слёзы упорно подступали к горлу солёной волной.

Он держался. Повернул к ней голову и подмигнул, как и всегда, мол, прорвёмся, детка! Мун улыбнулась в ответ и помахала, но она знала, что не прорвутся, если она не поможет. Нигде, ни в каких легендах она не читала и не слыхала, что слюна и укус «меняющего кожу» могли быть ядом, но кто знает, быть может, их жертвы просто не могли об этом уже рассказать?..

В коридорчике, свернувшись калачиком на диване, дремал Оуэн Грин. Мальчишка, на свою беду не спасший девушку-дене. Одна из двух оставшихся целей чинди и её колдуна-помощника.

– Эй, – Мун осторожно коснулась ладонью его плеча. – Оуэн?

Он подскочил, принялся тереть лицо ладонями. От него слегка пахло несвежей одеждой и страхом. Наверное, когда-то он был смешливым и улыбчивым, и немногими его проблемами была учёба и то, какую пиццу заказать на ужин, если не хотелось готовить, но теперь он был нервным, дёрганым и напуганным до чёртиков.

Мун его понимала. Она сама была напугана, лицом к лицу столкнувшись с чинди и с колдуном, способным обратиться кем угодно, а ещё – боялась за Юнсу, ведь его тело не сможет бороться с ядом долго. И действовать было нужно уже сейчас.

– А, это вы, – пробормотал Оуэн, прерывая её мысли. – Я заснул.

Мун могла бы спросить, что он здесь делает, но понимание, дурное и горькое, как дым или полынь, заворочалось у неё под рёбрами. Неизвестно, как и зачем, но его девушке, которую он так хотел уберечь, тоже досталось от «меняющего кожу».

– Мне жаль, – тихо произнесла она.

Оуэн сжал губы. Лицо у него было почти по-девчачьи красивым, и этот жест странно контрастировал с его мягкими чертами. Так же, как и светлая щетина.

– Меня не пускают к Белле, – он ударил ладонью по потертой кожаной обивке дивана. – Ей плохо, а я ничего не могу сделать! И я знаю, что виновата эта тупая сука, которую я… – он осёкся, отвернулся. – Это она. Я знаю.

Ну, Мун тоже это знала.

Видела уже.

Вместо этого она спросила:

– Будешь кофе?

…Бурда из автомата оседала на языке горьким привкусом. Оуэн морщился, но пил, искоса поглядывая на Мун.

Он знал, что она знала. И был осторожен и благодарен за её молчание. Не нужно быть шаманом, чтобы понять его чувства. В конце концов, это чувство вины и так пожирает его.

– Значит, это он? – Оуэн смял стаканчик и бросил в мусорную корзину для бахил. – Найл? Чертов урод! – его лицо болезненно и зло скривилось.

Он пропустил слово «индейский». Мун была за это ему тоже благодарна.

– Пока что у нас нет других вариантов, – она смотрела на дно своего пластикового стаканчика. Если они ошиблись, пострадают Юнсу и девушка Оуэна, да и ему тоже останется не так-то много времени. Между смертями прошло совсем недолго, хотя эти дни и казались вечностью. – А у тебя?

Отведя взгляд, он покачал головой.

– Нихрена. Индейцев в нашем университете почти нет, остальные – девчонки и приехали откуда-то из Висконсина.

Это многое объясняло, кроме главного: как этот Найл был связан с мертвой девушкой? Не то чтобы это было важно, но «разрубить» связь оказалось бы в разы проще, если знать, что их связывает вместе так накрепко. У коренного народа были свои пути. Некоторые из них были Мун известны, хотя она ещё не ходила ими.

Она вспомнила бледного Юнсу под капельницей. Подумала о девушке Оуэна в реанимации.

Что ж, всё бывает впервые. И она пройдет этим путем, если это спасет жизни. Если это спасет жизнь её мужа, она пойдет куда угодно и сделает всё, что нужно, и даже больше.

– Я никого не убивал, – вдруг произнес Оуэн.

– Я знаю, – кивнула Мун.

Он никого не убивал. Он прикрывал чужие спины и молчал, но сейчас у неё не было ни времени, ни ресурсов для осуждения. Может быть, когда-нибудь потом.

Оуэн взглянул на свои руки.

– Если будет надо, я его прибью, – и такая в его голосе была обреченность, что у Мун защемило сердце. – Я не представляю, как это поможет Белле, если яд уже в её теле, но я его убью.

Мун подумала: наверное, когда-то он был жизнерадостным парнем, перед которым были открыты все двери. Молодой, умный, красивый и богатый, он мог выбирать себе любую судьбу, но одно преступление перечеркнуло для него всё, и пришло время платить по счетам.

Она качнула головой.

– Если всё пойдет так, как я продумала, тебе никого убивать не придётся. Ты будешь приманкой.

Невесело усмехнувшись, Оуэн сжал пальцы.

– Я согласен. Плевать, в чем там состоит ваш план. У меня нет выбора.

Выбор, на самом деле, был всегда, но последствия его могли быть совершенно разными. Если бы когда-то они выбрали отвалить от той девушки или хотя бы пойти в полицию, быть может, Гаррет Уилсон и Майлз Фостер были бы живы. В тюрьме, но живы. А может, не были бы. Может, ярость выпущенной на волю души обрушилась бы на них всё равно, и убежать бы не получилось.

Как случилось бы, они уже никогда не узнают. И придётся иметь дело с тем, что есть.

План Мун был одновременно прост и сложен. Она с тоской взглянула в больничный коридор, по которому сновали медсестры со вселенской усталостью на лицах, и произнесла:

– Ты знаешь, как пробраться в местный крематорий?

Оуэн моргнул.

– Что?

Горстка праха. Им была нужна горстка праха, чтобы обвалять в ней пули. Серебро «меняющим кожу» неприятно, однако не причиняет существенного вреда, а вот прах способен их убить. Мун знала это потому, что оборотничество считалось заразой, болячкой, которую можно вытравить целебными свойствами серебряных частиц, но «меняющие кожу» были колдунами. Их убивало соприкосновение со смертью.

Мун повторила. Оуэн спрятал лицо в ладонях.

– Я лучше заплачу сторожу, – пробормотал он. – Так будет проще.

Когда Мун уже собиралась уходить, у него зазвонил мобильный. Он взглянул на экран.

– Линда? Что случилось?

Краска схлынула с его лица. Сглотнув, Оуэн убрал телефон в карман.

– Сегодня утром нашли труп Дилана и только что опознали. Этот мудак его загрыз.