Текст книги "Песня полной луны (СИ)"

Автор книги: Елена Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Елена Романова
Песня полной луны

Пролог

2014 год.

Ему вновь снились темные улицы, погоня, тяжелое дыхание и женские крики. Испарина выступила на лбу, пока он метался по кровати, сбивая простыни, но никак не мог проснуться. Эти кошмары затягивали, как в гребаную трясину.

Узкий городской переулок даже во сне вонял невывезенным мусором и застарелой мочой. Несколько безликих, в дерьмище пьяных фигур гнали переулками девушку, пока наконец не загнали в тупик.

Она яростно отбивалась. Он видел их её глазами, чувствовал чужую кожу под ногтями, когда она полоснула одного из насильников по лицу, но ничего не мог сделать.

– Твою же мать! Эта сука мне рожу расцарапала!

Они были тинейджерами, в хлам упившимися и жаждущими трахаться, даже если примеченная ими девчонка вовсе того не хотела.

Кто-то вывернул ей руки.

– Превратись… – в отчаянии шептал он пересохшими губами, зная, что девушка не слышит его. – Превратись, превратись, превратись…

Девушка всё же попыталась обернуться, но луну, как назло, скрывали облака. Зверь бился внутри неё, рвался наружу; татуировки на теле горели. Зрачок вытянулся и сузился, а ногти заострились. Запах крови, стекающей по расцарапанной щеке, будоражил ноздри.

«Великий Дух, почему луна не выходит?»

Её вжали лицом в стену, задрали юбку. Щелкнула пряжка ремня.

Шершавая кирпичная поверхность царапала кожу. Слёзы смешивались с кровью. С каждым толчком внутри её покидали силы – когти втянулись, а зверь, отчаянно скуля, забился в самый тёмный уголок её души.

Девушка зажмурилась, цепляясь пальцами за стену; кусала губы, чтобы не застонать от боли. Духи предков помогут ей пережить этот ужас. Духи предков не оставят её.

По внутренней стороне бедра потекла тонкая струйка крови.

– Черт, чувак, она была целкой, что ли?

– Да кто из этих шлюх из навахо, или как их там вообще, девственница? Живут здесь, продают свою хрень плетеную… – второй застегнул штаны, сплюнул на землю. – И трахаются со всеми подряд, за бабло к тому же…

Их голоса постепенно уплывали во тьму.

…Этот сон каждое полнолуние снился ему с тех пор, как сестра пропала, и полиция так и не смогла помочь в её поисках. Уставившись в потолок, он тяжело дышал; пот остывал на коже. Ему никогда не удавалось досмотреть этот жуткий сон до конца, как и увидеть лица жертвы и её мучителей, однако он всё равно был уверен – той жертвой была его сестра.

Сестру он видел не так уж часто – лишь когда приезжал с матерью в гости в резервацию на границе Аризоны, Юты и Нью-Мексико. Сестра была старше него на пару лет и ездила продавать «ловцы снов» и индейские сувениры на этнические фестивали в Солт-Лейк-Сити, и была совершенно обычной, но снилась ему так, будто внутри неё сидел зверь.

Что случилось с ней в ту, последнюю поездку? И кто же на самом деле был зверем – она или её насильники?

Спустившись на кухню, он сунул стакан под струю воды. Луна смотрела в окно бесстрастная, сияюще-белая и холодная.

– Какого хрена ты не явилась ей? – тихо, но зло произнес он. – Какого хрена ты сейчас хочешь от меня?

Ему ведь всего шестнадцать.

Он ничего не мог сделать.

Глава первая

2016 год.

Ещё когда парни приметили ту девчонку из навахо, Оуэн почувствовал, что грядет что-то очень хуевое. Он хорошо знал своих школьных друзей – когда они нажирались, их тянуло на приключения. Иногда эти приключения заканчивались паршиво, и родителям приходилось вытаскивать их из полиции. Волшебным образом в их личных делах никакой информации о приводах никогда не появлялось.

Но швырнуть пару камней в витрину магазина, владелец которого отказался продать тебе пиво и был прав, и вынудить девчонку заняться сексом с тремя бухими придурками – не одно и то же.

Оуэн в этот вечер почти не пил – только один стакан виски. Дилан вытащил из отцовского бара две бутылки японского вискаря, и к полуночи они все были пьяны и направились в бар. Ну, почти все. Кроме Оуэна. Он вообще собирался вернуться домой, но задержался – кто-то же должен был за этими козлами приглядеть.

Приглядел, блять.

Он до сих пор злился на себя за то, что не остановил их.

Он до сих пор вспоминал скорчившуюся на грязном асфальте фигурку в разодранном платье. Помнил, как до Дилана первым дошло, что она мертва; как они волокли её в машину, посекундно оглядываясь, и бухло моментально выветрилось из дурных мозгов.

Труп девчонки, наверное, до сих пор не нашли. А если и обнаружили, то вряд ли уже смогли бы хоть как-то опознать её.

При жизни она была хорошенькой. Невысокая, смуглая, с темными длинными волосами; хрупкие лодыжки охватывали кожаные браслеты, разрисованные индейскими узорами.

Оуэн точно знал, что на неё стоял и у Дилана, и у Гаррета, и у Майлза; у них вообще был весьма схожий вкус на девчонок, а четыре года назад, съездив погостить в родной для Майлза Бангор, все трое хвалились, что пересеклись там с какой-то местной провинциальной студенткой и устроили охрененную оргию. Её звали, кажется, Сэнди или Сидни… впрочем, насрать. Оуэна с ними тогда не было, и он довольствовался лишь рассказами, какие у неё были большие, офигенные сиськи. И как хорошо она отсасывала.

Когда в ту чертову ночь Оуэн вернулся домой, его трясло. Хоть он и не принимал участия в изнасиловании, он всё видел, он никого не остановил. Осознание накатило тошнотворной волной, и, добравшись до туалета, он проблевался. Прислонился лбом к холодной крышке унитаза и заплакал.

Он ничего не сделал.

Да, он никого не трахал. И даже не тащил труп к воде. Но он всё видел и не позвонил в полицию, потому что друзья, пусть и такие кретины, были для него важнее незнакомой девчонки, встреченной на вечеринке после этнического фестиваля в столице штата.

Она возвращалась к нему во снах – её разорванное платье, окровавленные бедра, распухшее лицо. Она тянула руки к его горлу, а за её спиной маячила полная, сияющая луна. Оуэн просыпался с воплем, будя Беллу, прятал лицо в ладонях.

Врал, что приснился страшный сон из детства.

Ну, хотя бы про кошмар было правдой.

Потом сны прошли. А теперь – вернулись.

И, глядя на Беллу, прижимающуюся к его плечу, Оуэн думал: ему повезло, что никто их тогда не видел. Что, возможно, тело этой девчонки так и не нашли. Что он учится здесь, в Шарлоттауне, Нью-Джерси, потому что у его предков было достаточно денег отправить его сюда, за пол-страны от резерваций навахо.

У него есть шанс начать новую жизнь. С его девушкой, с его друзьями, ведь им всем посчастливилось поступить в один колледж, пусть и на разные факультеты. Дружба их выдержала даже то дерьмо с индейской девчонкой.

У него есть шанс наконец-то забыть о той жути, что им однажды пришлось пережить.

Белла зевнула, просыпаясь.

– Ты чего не спишь? – приподнялась на локте, бретелька сорочки сползла по её плечу. – Бессонница?

– Да как обычно, – Оуэн поцеловал её в кончик носа. Не признаваться же, что в полнолуние он предпочитает не спать. – Так устал, что не могу заснуть.

– Согреть тебе молока? Или… – Белла крепче прильнула к нему. – Или у меня есть идея…

– Я весь внимание, – Оуэн вернул ей ухмылку, кончиками пальцев провел по её плечу, спуская сорочку всё ниже. Накрыл ладонью обнажившуюся грудь. – Иди сюда…

Перекинув через него ногу, Белла потянула сорочку через голову, качнула бедрами и улыбнулась.

Луна заглядывала в окно за её плечом, и на мгновение Оуэну почудилось, будто не его девчонка, с первого года учебы любимая, двигается на его члене, а та, утопленная в водах ютских водоемов.

В горле застрял вопль ужаса. Едва соображая, что делает, Оуэн столкнул Беллу с себя и уткнулся лицом в ладони. Ему больше не хотелось никакого секса, хотелось только спрятаться от страшных воспоминаний навсегда, навсегда, и больше не видеть ни луны, ни воды ютских водоемов, ни той девицы-навахо.

Говорят, индейцы колдовать умеют. Может, она из могилы на них порчу навела?

– Оуэн, – Белла трясла его за плечо. – Оуэн, что случилось? Что с тобой? Я что-то не так сделала?

Её вопросы он поначалу слышал как сквозь вату. Потом тяжело моргнул, отнимая руки от лица.

Никого.

Его девушка была собой. Прикрывалась простыней, инстинктивно понимая, что не время светить сиськами, обнимала его со спины. Оуэн запрокинул голову назад, уставился в белеющий в темноте потолок.

Он не может сказать ей, что его глючит на девчонку, которую изнасиловали и убили трое его лучших друзей. Просто не может. Белла отвернется от него.

Он думал, сможет жить с этим. Сумеет убедить себя, что его вины в том почти не было. И на какое-то время у него даже получилось. Оуэн считал, что справился, что продолжил жить дальше и уговорил себя, что просто ничего не мог сделать. Но самообман – это гребаная штукатурка на старых стенах, и несколько месяцев назад она стала трескаться.

– Оуэн?

Он покачал головой.

– Прости… всё в порядке, просто почудилось что-то в окне.

– Уже не в первый раз.

– Я позвоню своему психологу. Наверное, стресс, – привычная ложь слетала с языка легко. Иногда Оуэну казалось, что он и сам верит в неё, но каждая галлюцинация, каждая бессонная ночь доказывали обратное. – Я, пожалуй, прогуляюсь, ладно? А ты спи.

Белла с беспокойством смотрела, как он натягивал джинсы и рубашку, напяливал кроссовки. Порой Оуэн ловил себя на отчаянном желании всё ей рассказать, но как он бы смог?.. Белла возненавидела бы его и послала бы к черту. Он и сам себя бы к черту послал, но, как выяснилось, куда бы ты ни отправился, ты всегда прихватываешь с собой своё прошлое.

Каким бы дерьмовым оно ни было.

– Скоро вернусь, – Оуэн поцеловал Беллу в переносицу, затем – в губы. – И надеюсь, что ты уже будешь дрыхнуть, чтобы не проспать утреннюю пробежку.

Уходя, он прихватил ключи от машины со столика в холле.

* * *

Гладь озера была темной, освещаемой лишь фонарями около Шарлоттаунского клуба гребли. Оуэн терпеть не мог пробираться в парк ночами, но клуб открывался в половину шестого, и дорога к нему – а, значит, и к озеру, – была уже открыта.

Проехав Вест-Пост-Роуд, он кинул машину на стоянке и спустился к воде; уселся на влажную от росы траву, не особенно заботясь, что промочит джинсы.

– Выходи… – пробормотал он. – Выходи, ну…

Озеро оставалось спокойным. Быть может, индейская сучка решила, что хватит на Оуэна сегодня ужасов, потому так и не появилась?

Оуэн помнил, как нажрался на следующий день после той ночи – до поросячьего визгу, до полного отруба памяти. Ему даже стало казаться, что мертвая девчонка-навахо им всем приснилась. Что они просто перебрали или накурились и получили один и тот же глюк. Жаль, что это всё же был не обычный кошмар.

Они об этом никогда больше не говорили. Оуэн в душе не ебал, видел ли ту девицу кто-то ещё, или он просто сходит с ума, хотя виноват был меньше всех. Или больше всех, потому что не остановил?

Первый год после случившегося он ещё как-то держался. Убеждал себя, что ничего не мог сделать, что один против троих – это хреновая идея, что не помрет же она, в конце концов? Но она умерла. Может, не выдержало сердце, кто знает, однако, заметив, что она не двигается, протрезвели они все четверо и разом.

Так кто же здесь каннибал, ну?..

Сегодня было хреновее всех прочих дней. Может, потому, что снова пришло полнолуние, а в него всегда хреново.

Оуэн даже не сразу увидел, что рядом с ним кто-то присел.

– Здорово, – Дилан толкнул его плечом. Оуэн вздрогнул. – Тоже сюда приходишь?

– Очевидно.

По озерной воде прошла рябь. Ветер, просто ветер, но по спине у Оуэна скользнул холодок. Он подумал: сейчас она выйдет, раздутая и мертвая, как снулая рыба, и покажется им обоим, и они прямо тут и сдохнут.

– Тут спокойно, – Дилан задумчиво выдрал пучок травинок, отшвырнул в сторону. – Терпеть не могу полнолуния, даже почти верю, что они хреново влияют на людей.

Он не выглядел человеком, которого преследовало чувство вины. Оуэну всё хотелось спросить: ты вообще помнишь, что произошло два года назад, или я один это помню и один мучаюсь? Ты хоть что-то вспоминаешь? Но задавать такие вопросы Оуэн не собирался – слишком хорошо понимал, что вскрывать старые нарывы не время и не место.

Не Дилан был тем, кому вообще пришла идея выследить ту девчонку после того, как она покинула фестиваль. Это у Гаррета в голове что-то щелкнуло. Вообще, он всегда считал, что индейцы – это люди второго, а то и третьего сорта, хуже негров. Они бухают, не хотят работать и только дерут деньги с туристов в своих резервациях да дурят им головы ловцами снов и проклятиями. Так что нихрена не удивительно, что это был он.

В воде раздался плеск.

Оуэн напрягся.

Дилан, кажется, тоже.

– Поехали-ка отсюда, – пробормотал он. – Скоро притащатся любители покататься на лодках с утра пораньше, да и джоггеры набегут. Я еще и поспать хочу.

Оуэн поднялся, отряхнул джинсы.

Почему-то ему показалось, что Дилан решил уехать не просто так.

Возможно, ему тоже глючится та девчонка.

Возможно, ему тоже хреново.

* * *

Белла ревела. Чувствовала себя идиоткой, но всё равно ревела, уткнувшись носом в одеяло, неуловимо пропахшее Оуэном.

Они встречались с первого курса – как в кино, сели рядом на лекции по макроэкономике, обоих как током ударило – и для них не было ничего естественнее, чем заниматься любовью. Почти так же естественно, как болтать на любые темы, потягивая горячий чай или кофе; от собственного детства до экономики стран третьего мира. Или, не сговариваясь, выбирать на вечер один и тот же фильм и одну и ту же пиццу. Или съехаться после третьего курса, на двоих сняв квартиру в городе.

Оуэн трахался куда лучше её школьного свитхарта, о котором Белла и думать забыла, когда скользнула взглядом по тонко выписанному лицу своего случайного соседа и влюбилась по уши. Оуэн заставлял её стонать во весь голос и умолять не останавливаться, умолять кончить в неё, благо она была на таблетках и доверяла своему парню. И всегда в постели у них всё было отлично… до этого лета.

Сначала Белла не могла понять, что происходит. Оуэн стал изменять ей? Нашел другую? Мало ли миленьких первокурсниц, жаждущих отхватить себе в Шарлоттауне парня побогаче да покрасивее. Но он вёл себя безупречно, просто иногда… иногда он будто видел кого-то вместо неё, пока они трахались, и пугался до чертиков. Ни о каком сексе после этого уже и речи не шло.

Потом она стала списывать его срывы на стресс. Факультет экономических наук предполагал огромное количество курсов и не терпел лени, а Оуэн во всем и всегда старался быть лучшим и ненавидел, если его воспринимали только по тому, что его отец – окружной прокурор в Солт-Лейк-Сити. Стресс и усталость были подходящей причиной… но как объяснить, что плохо ему становилось тем чаще, чем ближе было полнолуние?

Белла не знала, как выносить это в одиночку, и, хотя Оуэн уверял её, что она вовсе ни при чем, с каждым разом ей снова всё больше казалось, что он врет.

Вытащив телефон, Белла набросала сообщение Линде, и та тут же перезвонила.

– Повезло тебе, что я на пробежке, – голос у Линды был запыхавшийся, – ненавижу полнолуния. Дилану тоже не спалось, умотал куда-то прогуляться, а я решила пробежаться, – казалось, она остановилась, потому что дыхание её выровнялось. – Дело должно быть очень важным!

Белла всхлипнула. Честно говоря, ей хотелось бы сесть с подругой за барную стойку у той дома, взять бутылку хорошего вина и поговорить лицом к лицу, но отчаяние, которое она почувствовала, услышав, как машина Оуэна отъехала от дома, не позволило ей подождать до вечера или хотя бы до ланча.

– Оуэн опять не может спать со мной. Я понимаю, что это бред, но я всё время думаю, что делаю что-то не так, – горло у неё сдавило, и Белла с трудом справилась с переживаниями. – Теперь всё чаще. И я знаю, что он хочет меня, я это чувствую, а потом раз – и всё, он меня отталкивает, а стояка нет как не было. Я уже думала, может, мне на диету сесть?.. Так вроде всё как обычно.

С другой стороны трубки повисло молчание, прерываемое только частым дыханием. Линда уже не бежала, но теперь быстро шла.

– А вы пробовали обновить ваши сексуальные отношения? БДСМ, оргия, тройничок…

– Что? – моргнула Белла.

Нет, для них с Оуэном в сексе не было особых запретов, и, хотя популярное после выхода идиотской книжонки БДСМ нравилось всем в их окружении, к жестким практикам их так и не потянуло. Иногда Белла позволяла себя связать. Иногда Оуэн был не против изобразить из себя влюбленного раба. Но никакой жести.

– Ну, жесткий секс, например, – Линда, кажется, даже глаза там закатила. – Или позовите другую девчонку или парня к вам присоединиться.

– Ты что, сдурела? – Белла и представить не могла, что в их постели с ними мог оказаться кто-то ещё. – Какой ещё третий?

– Ради эксперимента, дурочка! Очень освежает. Я вот иногда трахаюсь с парнем с факультета гуманитарных наук, мы вместе семинар по писательскому мастерству слушаем, – Линда признавалась в этом так легко, будто рассказала, что попила воды с лимоном перед завтраком. Хотя она и пила. – Дилана обожаю, но некоторые вещи с ним не сделаешь. А ещё тайные интрижки очень освежают отношения. Тебе не предлагаю, – она засмеялась. – А вот найти третьего… почему бы вам не попробовать?

Линда уже давно отключилась, чтобы продолжить свою пробежку, а Белла продолжала тупо пялиться на мобильный в своей руке. Затем отбросила его, как змею или крысу.

Кто-то третий? Линда не в своем уме. Да, у них с Оуэном есть некоторые проблемы, но ничего нерешаемого. Все лето он провел на стажировке помощником аудитора в одной из крупных аудиторских фирм; уставал ужасно, а теперь, перед учебой, отсутствие отдыха наверняка сказалось таким вот неприятным образом.

Белла доверяла Оуэну и не хотела его волновать.

Поэтому, когда услышала, что в замке поворачивается ключ, она притворилась, что спит.

* * *

– Покажи мне их…

Он сидел, прислонившись спиной к кровати. В комнате витал сладковатый запах травки, смешанной с табаком. Если отчим узнает, что он курил в спальне, ему здорово попадет – отчим, вообще-то, был крутой, но курения не выносил напрочь, а наркотики ненавидел лютой ненавистью.

– Покажи мне их лица, сестренка. Я хочу знать, кто тебя убил.

Она выступила из темного угла спальни: раздутые ноги, вода капает с длинных волос прямо на пол. Она давно уже не могла говорить, а её облик день ото дня становился всё ужаснее. Он понимал, что сестра, покоившаяся на дне водоема где-то в Юте, сейчас выглядела ещё хуже, если вообще сохранилась, и поэтому без страха смотрел на её распухшее, почерневшее лицо.

Видят духи, даже сейчас ей лучше, чем было в ту ночь.

Он знал, что возможности её ограничены. Знал, что и его сила – только отголосок той, что могла получить она, если бы осталась жива. Но ему было достаточно видеть одно-единственное лицо. Запомнить каждую его черту.

И теперь он был точно уверен, что его выбор был правильным.

Глава вторая

Шарлоттаунский университет был огромным.

Кэрол Дуглас пялилась на неоготическую архитектуру корпусов из окна машины, пока Коннор, её старший брат, не въехал на университетскую парковку. Солнечный свет, проникающий сквозь ветровое стекло, «зайчиком» отскочил от золотого кольца на безымянном пальце Коннора и запрыгал по салону.

Брат улыбнулся.

– Ссышь, мелкая? – сам он уже проходил стажировку в Портлендской старшей школе помощником преподавателя, и большая часть обучения для него осталась позади. – Первый день всегда страшно. Всё будет в порядке, это тебе не школа, здесь всё проще. Будь собой.

Вздохнув, Кэрри не стала спорить. Легко ему говорить, его в школе любили. Что такое травля, он понятия не имел, хотя и старался уберечь сестру от оскорблений и косых взглядов. Его репутация кое-как помогала, но о большей части издевательств он вообще не знал, а после его отъезда в Портленд ситуация лучше не стала.

Наоборот.

Когда подтвердились слухи о его романе с Хизер – Кэрри давно бросила называть жену брата «мисс Ньюман», а «миссис Дуглас» теперь звучало ещё тупее, они же родственники – косые взгляды превратились в поток шуточек, что и Кэрри нужно найти себе какого-нибудь препода, а иначе кому она вообще сдалась?

Кэрри научилась огрызаться, плеваться ядом в своих обидчиков, находя болевые точки, и к выпускному классу заработала кличку «ебнутая дура». Без брата за спиной Кэрри чувствовала себя одинокой, зато именно его отъезд заставил её научиться стоять за себя. Но страх перед новыми людьми и перед очередной травлей никуда не исчез. Он затаился и ждал своего часа, и его бенефис наступил в ночь перед отъездом в Нью-Джерси. Лежа на диване в гостиной у Коннора и Хизер, – на самом деле это была даже не их гостиная, они просто снимали квартиру, – Кэрри думала, что, как бы она ни пыталась, она всё равно останется собой, а такая, как есть, она мало кому нравилась… так почему сейчас должно быть иначе? Воспоминания о прошлом – надпись «шлюха» поперек шкафчика, ты помнишь, Кэрол? – не давали ей заснуть до рассвета, и теперь у неё наверняка были синяки под глазами.

Чтобы добраться до Шарлоттауна к обеду, пришлось выехать в пять утра, и теперь Коннору предстояло возвращаться обратно примерно столько же времени.

Кэрри почувствовала укол вины.

– Ты точно не забронировал здесь номер в мотеле?

Он покачал головой.

– Хочу вернуться домой затемно. Твоя тёзка ненавидит засыпать, если меня нет дома, – Коннор снова улыбнулся. – Ты ей, кстати, понравилась. Никогда ещё не видел, чтобы она к кому-то так активно лезла на колени. Разве что к Мие.

Вспомнив племянницу, Кэрри почувствовала, что в груди немного теплеет. Неопределенность будущего пугала её, но, думая о семье брата, она позволяла себе верить, что и у неё однажды будет хоть какая-то стабильность. Шарлоттаунский университет, в который она поступила, казался ей первым шагом к этой уверенности – и самым страшным кошмаром, потому что порой она думала: у неё на спине болтается огромная табличка «Лузерша», и ничто не изменит этого. Даже умение язвительно парировать любые выпады.

Но здесь её никто не знал. Насколько Кэрри помнила, никто из школы не смог поступить в Лигу Плюща, только она. И никто не мог опять крикнуть ей в спину «Носатая Кэрри!», как в младших классах. Или изуродовать её имущество алой краской.

Тут всем было на неё наплевать, и она сможет, наверняка сможет начать всё с чистого листа.

– Кэрри – прелесть, – было странно говорить, будто про себя. Кэрри тряхнула головой. – Боже, чувствую себя попугаем!

Коннор захохотал.

– Я бы назвал так своего, но ты сама знаешь, у нас пёс, и его зовут, как печенье, – отсмеявшись, он потрепал Кэрри по макушке. Был бы это кто другой, Кэрри бы сбросила руку; она терпеть не могла, когда до её волос дотрагивались. Но родители и брат были исключением.

Когда-то исключением был и Рори.

Коннор говорил, что это именно Рори написал «шлюха» на её школьном шкафчике, но Кэрри предпочитала не думать об этом. По крайней мере, не думать часто. Веря брату, она всё же не хотела думать о мертвых плохо. Лучше уж не думать ничего.

Особенно если эти мертвые были её первой любовью, хотя и недолгой. Зато до сих пор – единственной.

– Помочь тебе освоиться? – Коннор склонил голову набок. Солнце светило ему прямо в глаза, и он щурился, напоминая себя прежнего. Такого, каким он был в старшей школе, хотя, конечно, он давно уже стал куда взрослее. – Кампус там найти, вещи допереть… Ни мама, ни Хизер меня не простят, если я тебя не провожу.

– То есть, ради меня ты бы этого не сделал? – возмутилась Кэрри и толкнула его кулачком в плечо. – Засранец!

Он поднял руки, сдаваясь.

– Я пошутил, мелкая, – ухмылка снова расползлась по его лицу. – Не бейте меня, мисс Скарлетт!

– Лучше поезжай домой. Тебе ещё почти семь часов нужно в машине провести.

– О, ну спасибо, что напомнила!

Расставаться с братом Кэрри оказалось проще, чем с матерью. Коннор уже давно уехал из дома, и, хотя она продолжала обожать его и восхищаться им, всё же от его присутствия она давно отвыкла. Зато помнила, как ревела в первый вечер после его отъезда в Портленд, вытирая сопливый от слёз нос покрывалом на его кровати, и отказывалась ночевать в своей комнате ещё пару дней – так и оставалась в комнате брата, где на стенах сохранились плакаты его любимых футболистов, а на полках пылились награды по соккеру.

Коннор несколько раз пытался перевезти её в Портленд вместе с мамой, но мама так и не смогла покинуть Баддингтаун. Кэрри понимала: она скучала по отцу, каким бы он ни был, и надеялась, что однажды он возвратится домой. Первое время Кэрри и сама надеялась, но потом поняла: если отец и ушел, как верит мама, возвращаться он не собирается. А если нет…

Но хоронить его, не зная, что с ним случилось на самом деле, Кэрри было слишком больно.

Коннор помог ей выгрузить чемодан и рюкзак с вещами из багажника, с сомнением глянул на расшатанные колесики.

– Точно не нужна помощь, мелкая?

– Справлюсь, – махнула рукой Кэрри.

Крепко обняв её, Коннор выдрал у неё обещание звонить матери раз в несколько дней, а им с Хизер – раз в неделю. Кэрри пообещала, и это обещание она даже собиралась исполнить. А потом Коннор уехал.

Кэрри проследила, как его машина выезжает с парковки, и поудобнее перехватила чемодан.

– Пожалуйста, – пробормотала она себе под нос, – пусть это чертово колесико не отвалится.

* * *

Конечно, колесико отвалилось.

Прямо в коридоре кампуса, когда Кэрри катила чемодан – с превеликими осторожностями! – за собой. Отвлекшись на нумерацию комнат и при этом стараясь не врезаться ни в кого из мельтешащих студенток и их родителей, братьев или сестер, Кэрри не заметила чью-то чужую сумку, валяющуюся прямо у неё на пути.

Натолкнувшись на препятствие, чемодан жалобно крякнул, и колесико отлетело в сторону.

– Черт! – Кэрри выругалась. Чемодан был тяжелым, и, когда она попыталась протащить его по полу дальше, скрипнул оставшимися тремя колесиками; царапнув половицы. – Блять…

Судя по нумерации, её комната должна быть ближе к концу коридора. Кэрри вздохнула и удобнее перехватила ручку. Придется тащить так.

– Помощь нужна? – окликнули её. В шуме и беготне коридора она даже не заметила, что за ней кто-то наблюдает. – Могу дотащить шмот до комнаты.

Вздрогнув, Кэрри обернулась.

Прислонившись спиной к стене, напротив стоял темноволосый парень в кожаной куртке, наброшенной на растянутую футболку с изображением Дарта Вейдера. Темные густые волосы падали ему на лицо, и он дернул головой, отбрасывая их со лба.

– Это женский этаж, – произнесла Кэрри.

И тут же отругала себя: что за идиотка! Конечно, женский, тут же девчонки одни тусуются!

– Да пофиг, тут моя сестра-близняшка заселилась, я со шмотьем помогал. Твое по сравнению с её сумками – херня. Меня, кстати, Уилл зовут.

– Как Шекспира? – брякнула Кэрри, неловко пожимая его теплую, широкую ладонь. Пальцы у него были длинные, и она подумала: музыкант? Парни редко протягивали ей руки для пожатия, и теперь она чувствовала себя необычно, хоть и понимала, что, откажись она от знакомства, показалась бы «странненькой». – Я Кэрол… Кэрри.

– Как у Кинга? – вернул он шпильку. – И, нет, Уилл – это не как Шекспир, это как Уилл Смит, хоть я и белый.

Он улыбнулся, и Кэрри подумала, что это вполне напоминает нормальное общение. Не как в старших классах, когда единственным вариантом с кем-то поговорить было дождаться оскорбления.

Наверное, это должно было её сломать. Но Кэрри, помня слова Коннора, изо всех сил старалась просто выжить в этом гадюшнике, звавшемся Баддингтаун Хай, и не сойти с ума, не стать забитой и не бояться любой тени. Возможно, у неё получилось.

Теперь пора учиться общению с нормальными людьми.

Уилл помог ей дотащить сумку до комнаты и ногой толкнул дверь.

– Прошу, мисс, – широко улыбнулся он. – Теперь это ваш дом на ближайшие четыре года. Кстати, какой факультет?

Кэрри со вздохом облегчения сбросила с плеча тяжелый рюкзак, выпрямилась. Спина жалобно хрустнула. В школе, быть может, и надо было уделять больше времени спорту, но Кэрри предпочитала учебу и дополнительные кружки, а спорта ей хватало на уроках физкультуры.

– Гуманитарные науки. А у тебя?

– Тоже, – он хмыкнул. – Славянские языки и литература.

Кэрри моргнула. Она вспомнила, что Коннор, учась в старших классах, посещал факультатив по русской литературе, и как он плевался, говоря, что «русские, черт возьми, любят страдать сами и чтобы вокруг них тоже кто-нибудь страдал!», но при этом продолжал грызть свой кактус, и вдруг почувствовала странное тепло по отношению к Уиллу.

– У меня журналистика.

Скорее всего, у них не будет общих лекций, и ей даже стало немного печально. Уилл был первым, с кем она познакомилась в кампусе. Кэрри подумала: выдержит ли она неожиданно свалившееся на неё общение с кучей людей? Социализация не была её сильной стороной.

Но, кажется, с Уиллом всё прошло успешно?

– Подожди-ка, – Уилл вытащил из кармана смартфон. Кэрри успела заметить, что поперек экрана шла кривая трещина. – Запишу твой номер.

– А… – Кэрри открыла рот, чтобы сказать: она не собиралась диктовать номер… и передумала. Напомнила себе, что ей стоит общаться с людьми больше. Даже если это будет неловко и нелегко. Она ведь хочет стать журналистом, значит, ей жизненно необходимо разговаривать с людьми. Понимать их, а не просто ждать, что в спину кинут оскорбление.

Никто её здесь не знает.

Кэрри продиктовала номер. Уилл ухмыльнулся, пряча телефон в карман.

– Увидимся, девочка из романов Стивена Кинга.

…Остаток дня для Кэрри был полон забот.

Она разобрала вещи; вытащила карту кампуса и прикинула, куда ей придется ходить чаще всего. Получила расписание. Услышала, что для первогодок устраивается вечеринка – и решила на неё не ходить. Руководитель по студенческой жизни сообщила, что её соседка, второкурсница Мария Гордон, возвратится в кампус только к началу учебы, так что ближайшую неделю комната целиком принадлежала Кэрри.

Ей даже не пришлось ни с кем самой знакомиться – несколько человек познакомились с ней сами, так же, как и Уилл. У Кэрри каждый раз прихватывало в животе, когда кто-то обращался к ней: всё время думалось, будто вот-вот в спину ей полетит оскорбление.

Но ни-че-го.

Кэрри приободрилась. Быть может, всё будет не так уж и плохо? Быть может, у неё получится стать… кем-то? А не просто девочкой, которую в лучшем случае не замечают.

Пожалуй, без «быть может». Здесь всё другое. Жизнь – новая. И она сумеет приспособиться. Коннор ведь в неё верит, а, значит, она должна оправдать его доверие.

Бегая по корпусу и административным зданиям, Кэрри познакомилась с Клэри – забавно, как их имена оказались похожи. Кларисса Морель – Клэри для друзей – приехала из Луизианы; и если бы она не сказала об этом сама, её мягкий южный акцент выдал бы её.