Текст книги "Бархатные мечты"
Автор книги: Елена Озерова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– А что такое?
– Нужно провести одну девушку!
– Хорошенькую?
– Не то слово!
Сашка задумался.
– Вообще-то я не такой уж большой человек, и потом сам видишь, что делается!
– Никогда не думал, что в Москве все еще так любят поэзию!
– И не думай так – в Москве просто любят тусоваться. Ладно, есть у меня одна идейка. Подожди немного!
Саша исчез, а через пять минут вернулся, победно помахивая гостевым билетом.
– Вот, получи для своей девушки!
– Во дает! Где взял?
– Где взял, там уже нет.
– Спасибо тебе громадное!
– Только смотри, после всего встретимся здесь! Девушку тоже приглашаю!
– Заметано.
Народу на лестнице несколько поубавилось. Андрей выскочил в холл – Нелли там не было.
Она стояла на улице, в некотором отдалении от подъезда – такая стройная, в короткой кожаной юбочке и высоких модных ботинках на шнуровке, – ей можно было дать лет восемнадцать, не больше. Когда он уже подошел совсем близко, она подняла на него свои умопомрачительные зеленые глаза:
– Я уже собралась уходить.
– Почему? Я же велел тебе дожидаться!
Нелли чуть усмехнулась, услышав слово «велел», но Андрей этого не заметил.
– Я подумала, что у тебя ничего не вышло.
– И была глубоко не права!..
Андрей показал ей билет, потом решительно взял под руку и повел к лестнице. Она шла покорно, но в глазах по-прежнему пряталась усмешка.
По мнению Андрея, вечер был откровенно так себе. Сначала очень долго вещал со сцены Вознесенский, потом читали стихи ученики Вознесенского, – словом, через час действа Андрей решил, что этим поэтом он сыт по гроб жизни. Нелли тоже досадливо покусывала губы.
– Андрей Андреич съели все время – и свое, и чужое, – досадливо шепнула она Андрею.
– А ты ради кого пришла?
– Ради Жданова и Гандлевского. Но до них, по-моему, сегодня уже не доберутся.
– А что, хорошие поэты?
– Ты их не читал?
– В первый раз слышу!
– А тогда что ты вообще здесь делаешь?
– Кешу заменяю. Сам я на такие тусовки не хожу. А тут пришлось срочно выручить друга.
– А-а…
– Но ты мне потом расскажешь, кто такие Жданов и Гандлевский? Нельзя же мне так и остаться глухим невеждой!
– Как-нибудь расскажу.
– После этого вечера?
– Если он когда-нибудь кончится.
Когда на сцену по приглашению Вознесенского полез в поэты Костя Кедров, Нелли прошептала:
– Ну, все. Я ухожу! Времени уже почти одиннадцать, а конца этому безобразию не предвидится.
Она встала. Андрей вслед за ней стал пробираться к выходу. В фойе она насмешливо спросила:
– А ты-то зачем ушел?
– С тобой. Во-первых, для информации я уже все понял, а во-вторых, должен же я узнать, кто такие Жданов и Гандлевский!
– Вот и остался бы! Думаю, что где-нибудь к часу им разрешат прочесть по стишку.
– По стишку! Ты-то мне лучше все по порядку объясни!
– Некогда мне. У мамы нет ключа, и я должна в полдвенадцатого быть дома – она придет из гостей.
– А далеко тебе до дома?
– Рядом, на Маросейке.
– Я провожу?
Нелли пожала плечами:
– Дома у тебя волноваться не будут?
– Некому. Женя в Питере с делегацией, а Санька у тещи.
– Ну, тогда проводи.
Они не торопясь пошли по направлению к Китай-городу.
Андрей давно заметил, что Москва лучше всего смотрится вечером и по ночам. В сумерках не видно грязи на улицах, не видно обшарпанных фасадов домов и хмурых лиц прохожих. Фонари выглядят как иллюминация на новогодней елке. А центр еще, слава Богу, освещен.
Первые пять минут пути они шли молча. Нелли о чем-то задумалась и, казалось, не замечала своего спутника. Наконец Андрею это надоело, и он попытался нарушить затянувшееся молчание:
– Тебе совсем не понравилось?
– А, что? – Нелли вздрогнула от неожиданности. – Нет, я не того ожидала.
– Я и не знал, что ты так любишь поэзию.
– Интересуюсь.
– А еще что ты любишь?
– В смысле?
– Ну, музыку, театр, еду, одежду…
Нелли засмеялась:
– Как хорошо ты умеешь валить все в одну кучу!
– Почему «в одну кучу»? Хорошо, сформулирую иначе: какие из радостей жизни тебя больше всего греют?
– А, вот так вот? Ладно, отчитаюсь. В музыке не особенно разбираюсь, люблю оперную классику – Чайковского, Верди. К театру в последние годы поостыла, а лет пять назад все подряд смотрела. К еде, в общем, равнодушна. Одеваться люблю. Все. Еще вопросы есть?
– А к еде ты совсем равнодушна? Рестораны как место времяпровождения тебя не привлекают?
– Почему? Привлекают, только я не так уж часто туда попадаю.
– Видишь ли, у меня есть одна идея.
– Не дикая?
– Это как посмотреть. Ну, довольно неожиданная. Мы дождемся сначала твою маму. А потом я приглашаю тебя в один милый ночной ресторанчик, это недалеко отсюда. Ужинаем, беседуем о поэзии, и через два-три часа я доставляю тебя к маме в целости и сохранности. Идет?
– Да, предложение неожиданное!..
– Принимается?
– Посмотрим. Мы уже почти пришли.
Они прошли через арку во двор старого пятиэтажного дома дореволюционной постройки.
– Здесь я сейчас живу. – Нелли остановилась перед обшарпанной дверью подъезда.
– Так как насчет моего предложения?
– Зайдем ко мне и подождем маму. В принципе, я не против, надо только ее предупредить.
Нелли жила на первом этаже. Войдя, Андрей огляделся по сторонам: квартира явно требовала основательного ремонта. Видно, ее не раз заливали сверху, а через потолок тянулась извилистая трещина.
Весь коридор уставлен стеллажами с книгами, в комнате две стены тоже сверху донизу закрыты книжными полками. Вообще вид у квартиры был не то чтобы нежилой, но какой-то не домашний. Не похоже, что здесь живут по крайней мере две женщины. По представлениям Андрея такая квартирка могла бы принадлежать какому-нибудь холостяку-писателю. Он не удержался от вопроса:
– Слушай, а кто твоя мама?
– Сейчас? Старший редактор в одном частном издательстве. А вообще-то она всю жизнь проработала в «Иностранной литературе», она американист.
– А папа?
– Был физиком-ядерщиком, сейчас на пенсии. В данный момент на даче огурцы сажает. Чай будешь?
– Буду, если угостишь. – Андрей прошелся вдоль коридорных стеллажей, рассматривая корешки книг. – Непонятно…
– Что тебе непонятно? – Нелли на кухне загремела посудой. – Мой руки и иди сюда! Ванная направо.
– Как же тебя-то в медицину занесло? – Андрей прошел на кухню. Ну да, что-то в этом роде он и ожидал увидеть. «Теща бы в обморок упала от такой кухни», – усмехнулся он про себя.
– Как? Да не знаю. С детства хотела стать врачом. Садись, – Нелли смахнула со старого кресла нечто, напоминающее собачью подстилку. – Тебе с сахаром или без?
– Спасибо. С сахаром. А…
– Подожди-ка, кажется, телефон. – Она прислушалась и убежала в комнату.
Андрей с опаской поднял крышку пластмассовой хлебницы и обнаружил там что-то вроде домашнего печенья. Осторожно попробовал – печенье оказалось очень вкусным. Когда Нелли вернулась на кухню, он уже уплетал третье.
– Ну, что?
– Это мама. Остается ночевать у тети Веры.
– Вот как? Значит, ты свободный человек?
– Что это ты так развеселился? Решил не тратиться на ресторан, а выслушать лекцию о поэзии здесь? Не выйдет! Либо идем развлекаться, либо ты уходишь домой, а я ложусь спать.
– Что ты, мое предложение в силе. Так пойдем?
– Пей чай, я пока приведу себя в порядок.
За пятнадцать минут отсутствия хозяйки Андрей умял примерно половину содержимого хлебницы. Когда Нелли появилась на пороге кухни, он чуть не подавился:
– Ну, ты даешь!
– Нравится?
– Не то слово!
Нелли действительно была великолепна: маленькое черное платье облегало ее точеную фигуру как перчатка, без единой морщинки. Плечи, уже слегка тронутые загаром, были почти обнажены. «Интересно, с чего это я взял, что они широковаты», – невольно подумал Андрей. Его взгляд привлекло блестящее колье под золото, выгодно подчеркивающее стройную шею девушки. Макияж тоже был удачный: сильно подведенные глаза казались огромными и таинственными, а их изумрудно-зеленый цвет был умело оттенен. Нелли поправила прядь волос, закрывшую глаза, – на тонком запястье звякнули браслеты. Туалет дополняли тонкие темные колготки и черные лакированные туфли на высоком каблуке.
– Даже не знаю, достоин ли я сопровождать столь великолепную даму. – Андрей шутливо поклонился и развел руками.
– Ничего, сойдешь. – Нелли насмешливо посмотрела на него. – Развлекаться так развлекаться. Идем?
Ресторан, выбранный Андреем, открылся не так давно. Он назывался весьма странно – «Ностра вита». Хозяин этого ресторанчика был приятелем Андрея, в недалеком прошлом – выпускником физтеха. Вовремя сообразив, что на зарплату физика сейчас не проживешь, он ушел в бизнес. Начал весьма скромно, с торговли электроникой. Через два года он уже имел свою фирму, через три стал заниматься еще и недвижимостью, а сейчас вот открыл кабак. Название «Ностра вита» – в переводе с латыни «наша жизнь» – не случайно: Олег искренне считал, что для русского человека жизнь и кабак одно и то же.
Располагалась эта самая «Ностра вита» в подвале одного из домов на Чистопрудном бульваре. Внутри все было обустроено со скромным шиком: стены отделаны деревом и вверху декорированы чем-то приятно-зеленым, на столиках свечи и живые цветы. В зале царил уютный полумрак. Вдоль стен стояли два бара, один из которых специализировался только на коктейлях – нововведение, вывезенное Олегом из Америки, – а столы располагались полукругом вокруг центральной части, служившей местом для танцев. Зальчик украшала вереница крупных растений в горшках, тоже подражание Западу. Обслуживали посетителей три официантки, хорошенькие и безупречно вежливые.
Олега на сей раз в заведении не оказалось, но Андрея здесь и так хорошо знали. Как только они с Нелли появились в дверях, одна из официанток сразу направилась к ним.
– Привет, привет. Что-то давно к нам не заходили. – Она приветливо улыбнулась Нелли: – Здравствуйте.
– Здравствуй, Машенька. Усади нас куда-нибудь поукромнее. Олежкин столик свободен?
– Свободен, свободен. Пошли.
Машенька провела их в дальний конец зала к столику на двоих, зажгла свечку, стоящую на нем, и подала карту вин.
– Меню сейчас принесу.
– Ну-с, – Андрей протянул карту Нелли. – Что будем пить?
Она улыбнулась и отвела ее рукой:
– Минеральную воду.
– Ты что, серьезно?
– Серьезно. Пока минеральную воду и сок.
– Ну а я, с твоего позволения, закажу бутылку белого вина. Может быть, ты подумаешь и тоже присоединишься?
– Может быть. Чуть позже.
Чуть позже, когда они, съев по порции фирменного салата с креветками, приступили к основному блюду – великолепному бифштексу, приготовленному с добавлением горчицы и бренди, – Нелли рассказывала что-то о поэтическом авангарде, а Андрей украдкой разглядывал ее лицо. При свете свечи ее глаза казались огромными, от длинных ресниц на щеках лежали тени. Андрей опустил взгляд на ее губы и вдруг поймал себя на мысли, что страшно хочет ее поцеловать. Причем уже давно.
– Ты меня, кажется, совсем не слушаешь? Для кого же я так стараюсь?
– Что ты, конечно, слушаю! Только… Знаешь что?
– Что?
– Пойдем потанцуем!
– А здесь танцуют?
Нелли нерешительно оглянулась через плечо на зал. Несколько пар медленно двигались в такт лившейся из скрытых динамиков негромкой музыке.
– Пойдем?
Она пожала обнаженными плечами:
– Ну, давай.
Они встали и прошли в центр зала. Андрей обнял ее за талию и привлек к себе. Она чуть заметно отстранилась и положила руки ему на плечи. Он чувствовал сквозь тонкую ткань платья тепло ее тела, чувствовал ее гибкую талию под своими ладонями, и от этого кружилась голова. Он чуть наклонился и вдохнул горьковатый запах ее духов. Она подняла на него изумленный взгляд:
– Ты что?..
Этот взгляд вернул Андрея к реальности. Еще бы немного, и он бы не удержался и прижался губами к ее волосам. Он заставил себя улыбнуться:
– Ничего! Тебе показалось.
Нелли усмехнулась, как она умела, почти незаметно, одними кончиками губ, и отодвинулась от Андрея еще дальше. Танец кончился, и они вернулись к своему столику. Принесли мороженое и кофе. Какое-то время они сидели молча, испытывая неловкость из-за только что происшедшего, а потом Андрей попросил:
– Расскажи мне о себе.
– Что рассказывать?
– Что хочешь. Просто говори.
– Ну, знаешь… Просто говорят только дураки и попугаи. Уточни тему. Что тебя интересует?
– Не обидишься, если задам один вопрос?
– Обещать не могу, но попробую…
– Почему ты вышла замуж за Мешковича?
– А почему вообще девушки выходят замуж? Влюбилась!
– Серьезно?
– Нет. Если бы серьезно, не развелась бы.
– Знаешь, вы были очень странной парой, ты и Алеша. Что ты в нем нашла?
– Наверное, пожалела. Он был таким ребенком.
– Ничего себе дитя!
– Представь себе! Он только внешне такой самоуверенный, а случись что, жутко теряется при любом столкновении с жизнью. Сначала меня эта беспомощность умиляла, потом стала раздражать.
– И что?
– Да ничего. Алеше обязательно надо в жизни к кому-нибудь прилепиться. Сначала – к маме, потом – ко мне.
– А сейчас?
– Я его маме вернула! Галина Александровна с радостью приняла заблудшее чадо и пестует с удвоенной энергией. На меня, слава Богу, больше зла не держит. Рада, что ребенок снова при ней.
– А держала?..
– Как все матери поздних, любимых и единственных детей, конечно, недолюбливала. Считала, что я у нее сына отнимаю. Потом это прошло – как только Алеша снова оказался «дома».
Нелли усмехнулась чуть печально. Андрей посмотрел на нее и внезапно сказал:
– Бедный Алеша!
– Почему? Он по-своему счастлив.
– Митя мне говорил, что у вас сохранились прекрасные отношения. Правда?
– А что нам делить?
– Странно, он сказал то же самое!..
– Мы с Ракитиным вообще очень похожи.
– Не сказал бы…
– Ты просто его мало знаешь, да и меня тоже.
– Не теряю надежды узнать поближе.
Фраза прозвучала двусмысленно, но Нелли сделала вид, что не услышала намека. Андрей помолчал немного и продолжил, резко меняя тему:
– Кстати, если уж вы такие близкие друзья, внуши ему помягче, что моя свояченица – женщина не для него.
Нелли слегка вздрогнула и поморщилась:
– Что это ты вдруг…
– Что?
– Ну… Перескочил на проблемы третьих лиц. По-моему, они взрослые люди и сами разберутся.
– Не похоже, чтобы Митя вел себя как взрослый. Он мне симпатичен, поэтому я и говорю: внуши ему, что Кира ему не пара. Если бы мы с ним поближе сошлись, я бы и сам ему это сказал, а сейчас – тебе удобнее. Кира ему не подходит.
– Почему ты так считаешь?
– Ну… Она – женщина с прошлым.
Нелли потянулась к пачке «Мальборо», лежавшей перед Андреем. Андрей немедленно поднес ей зажигалку, она прикурила, глубоко затянулась и сосредоточила взгляд на горящем кончике сигареты.
– Что ты имеешь в виду под «прошлым»? У всех в этом возрасте оно есть.
– Дважды неудачный опыт семейной жизни. Больше Кира не будет рисковать, особенно с человеком моложе ее на десять лет.
– Ты не знаешь Ракитина. Он упрям!
– В случае с Кирой – без толку.
– Ты правда так считаешь?
Что-то странное мелькнуло в ее взгляде, когда она задала свой вопрос, но Андрей опять не заметил.
– Правда. Пойдем еще потанцуем?
– По-моему, нам пора идти. – Нелли затушила сигарету в пепельнице и поднялась. – Где здесь можно подкрасить губы?
13
Здание школы, где работал Куприяни, находилось на Чистых прудах и явно было выстроено еще в середине пятидесятых. Типовой проект, Митя учился в такой же. Во дворе стоял страшный шум и гам – это продленку вывели на прогулку после обеда. Пробравшись между беспокойными цветами жизни, Митя вошел в вестибюль, где у дверей был встречен суровым вопросом технички у дверей:
– Вы к кому?
– Мне нужен учитель физики, Сергей Иванович Куприяни. Не знаете, он еще не ушел? – Митя знал это наверняка, потому что они вчера договорились встретиться как раз в три, но следовал золотому правилу: с вахтерами и уборщицами ссориться не стоит.
– Нет, кажись, не уходил еще. На пятом этаже у него тридцатый кабинет. По той лестнице!
– Спасибо громадное!
Сергей Иванович во время прошлой встречи Мите понравился: благообразный такой дядечка, с благородной сединой и спокойными манерами. Он был похож не на учителя, а на горного инженера. Причем если бы Митю спросили, почему на горного, он не смог бы вразумительно объяснить; но для себя сразу решил – именно горный инженер.
Митя осторожно просунул голову в приоткрытую дверь кабинета. Куприяни сидел за учительским столом, а напротив него, за первой партой, сидела девица с такой внешностью, что ее куда скорее можно было бы встретить в стриптиз-клубе, а не в средней школе.
– Ну что, Соловьева, – усталым ровным голосом отчитывал ее Куприяни. – Я не могу вас аттестовать. Вы даже закон Бойля – Мариотта, который в шестом классе проходят, не усвоили.
– Я усвою, Сергей Иванович, – так же ровно и монотонно скулила девица.
– Вы ничего, ну совсем ничего не знаете, Соловьева. Я бы с радостью поставил вам тройку, но мне совесть не позволяет.
– Сергей Иванович, меня из школы выгонят, – напомнила девица.
– Вам не впервой, Соловьева. Вас уже три года выгоняют, а вы все каким-то чудом здесь.
– Сергей Иванович, я папе обещала. Мне нужен аттестат!
– Ну вот что, Таня. – Куприяни раскрыл ежедневник и что-то быстро прикинул про себя. – В следующий вторник вы придете ко мне и ответите с 10-го по 23-й параграфы. Успеете выучить?
– Конечно, Сергей Иванович!
– Значит, в следующий вторник.
Девица радостно поднялась и поспешила к дверям. Столкнувшись с Митей, окинула его цепким оценивающим взглядом. Митя явно произвел впечатление. Соловьева кокетливо поправила челку и завлекающе улыбнулась. Мите стало смешно. Он чуть не прыснул, но вовремя вспомнил, что он – почти официальное лицо и здесь по делу, принял серьезный вид и вошел в класс.
Куприяни заметил его и поднялся навстречу.
– Здравствуйте, Сергей Иванович. Что вы так строги с девушкой?
– Вы слышали? Да, действительно, наверное, чересчур строг. В самом деле, ну зачем Тане Соловьевой физика? Она уже работает в кооперативной палатке, кончит школу, сразу выйдет замуж за какого-нибудь «нового русского». Зачем ей закон Бойля – Мариотта!
«Нет, – подумал Митя, – это не горный инженер. Это типичный школьный учитель-шестидесятник. Как Тихонов в фильме «Доживем до понедельника». Ему стало жалко Куприяни.
– Ладно, Бог с ней, с Соловьевой. Вы, как я понимаю, пришли по делу. Но разве мы не все обсудили в прошлый раз? Разве остались какие-нибудь неясности?
Митя всю дорогу думал, с какого конца лучше всего подойти к щекотливой теме. И сейчас, услышав вопрос, он решил действовать напрямик.
– Простите, пожалуйста, Сергей Иванович. Дело прошлое, но не могли бы вы рассказать, почему вы оставили институт?
Куприяни вопросительно поднял брови:
– Молодой человек, я думал, вас интересую не я, а мой бывший однокурсник, а ныне высокопоставленный чиновник Виктор Сергеевич Проценко.
– Мне почему-то кажется, что этот факт вашей биографии как-то связан с изучаемым мною объектом.
– А, вам кто-то что-то уже рассказал? – Допустим…
– Понятно! Доброжелатели всегда найдутся, – усмехнулся Куприяни. – И что же вам поведали мои доброжелатели?
– Что вас чуть не исключили из комсомола за спекуляцию где-то на юге импортными шмотками. Что в результате вам не разрешили работать в лаборатории профессора Александрова – как неблагонадежному и чуть ли не антисоветскому элементу. Говорили еще, что вы подавали большие надежды.
– Да, информацию вы собирать умеете. Только зачем вам все это? От меня-то что вы хотите? Это факты моей биографии, и для вашей книги они не пригодятся.
– Как знать? Мне лично что-то не верится, что вы способны заниматься спекуляцией.
– Сейчас полстраны этим занимается, и все нормально.
– Вы не так воспитаны… На юге – где, кстати, это было?..
– В Ялте.
– В Ялте. Вы были там вместе с вашим другом Виктором Проценко?
– Да.
– А после этого вы с ним почему-то раздружились?
– Он был членом комитета комсомола. И резко осудил мое поведение.
– Так что же произошло на самом деле, Сергей Иванович?
Куприяни немного помолчал, потом невесело усмехнулся.
– Ладно, расскажу, дело прошлое. Витька – Виктор Сергеевич – всегда любил красиво пожить. Девушек любил. И как-то так получилось, что мы просидели за один вечер в ресторане почти все наши наличные. А у Витьки всегда были какие-то связи в торговле, одеться он любил, и он привез с собой несколько пар джинсов, так, на всякий случай. Вы не представляете себе, чем были джинсы для советского человека в середине шестидесятых! Они на черном рынке стоили две средних зарплаты. Ну, пошел он продавать эти джинсы и попался. А в милиции назвался моим именем. Потом умолял меня прикрыть его, он в то время как раз на Лене своей жениться собирался, а у нее папа – секретарь обкома. Зять-спекулянт ему бы ну никак не подошел. Обещал, что на факультете это дело замнет, и я отделаюсь в крайнем случае выговором без занесения.
– И вы согласились?
– Друг все-таки! Потом, в ресторане вместе сидели. И у меня не было невесты – секретарской дочки. Так что мне вроде и терять нечего было.
– Да, дела. А потом?
– Что – потом? Потом меня чуть из комсомола не выгнали и лишили допуска к секретным материалам. В те годы почти все, что касалось физики, все исследования считались стратегически важными и требовали допуска. Поэтому в лабораторию меня не взяли, как Александров ни хлопотал. Жаль, старик очень хорошо ко мне относился.
– А Проценко?
– А Проценко произнес на комсомольском собрании вдохновенную речь, в которой заклеймил жуликов и спекулянтов вроде меня. Сказал, что им не место в рядах советской молодежи. Я, признаться, не ожидал такого. И институт бросил, можно сказать, с горя – в первый раз с откровенной подлостью столкнулся и не выдержал удара. Молодой был, незакаленный.
– Но институт вы в конце концов закончили?
– Вечерний. Восстановился через два года.
– А вы не пробовали объяснить, как все было?
– Я же с самого начала взял вину на себя. И уже в Москве, когда меня вызвали на бюро, чистосердечно покаялся, что, дескать, спекулировал джинсами. Мы же с Витькой обо всем договорились. И кто бы мне поверил? Сначала одно говорил, потом другое.
– Были же у вас друзья, кроме Проценко!
– Друзья… Витька тогда был моим самым близким другом…
– А Евгений Орлов?
– Нет. Общались иногда, как все на курсе между собой общаются. Слышал, что потом Витька с ним был – не разлей вода.
Куприяни нахмурился и махнул рукой:
– К чему сейчас об этом говорить!
Выйдя из школы, Митя сначала по инерции пошел к метро, но, подойдя к памятнику Грибоедова, внезапно почувствовал отвращение к подземной толчее и сутолоке. Он миновал вход в метро и пошел по направлению к Сретенке. Пять часов вечера. Сретенка и в середине дня место на редкость оживленное, а сейчас стала просто непроходимой: сколько здесь людей и машин! Митя поскорее свернул в один из переулков, ведущих к Цветному бульвару.
Разговор с Куприяни оставил крайне неприятный осадок. И дело даже не в Проценко. Ну, оказался человек подлецом – не первый случай ни в жизни, ни в мировой литературе. Ну, сделал потом подлец блестящую карьеру – бывает! Но что-то царапало душу и саднило. Что? Митя попытался разобраться в своих чувствах и внезапно понял, что дело не в Проценко, а в самом Куприяни. Как мог человек так легко сдаться? Его оговорили, обвинили черт знает в чем, а он, как баран, послушно отправился на заклание! Поэтому подлецы и процветают, что им не оказывают никакого сопротивления!
«Интересно, какими еще славными подвигами ознаменован путь Виктора Сергеевича наверх?» – Митя почему-то был уверен, что случай с Куприяни далеко не единственный. Хотя… Кто знает, может быть, сам Проценко всю жизнь мучается угрызениями совести и больше ничего такого никогда не совершал. Человеческая натура – странная вещь.
У Проценко репутация человека честного и порядочного. Не на пустом же месте возникла! Хотя… Жена – дочь секретаря обкома. Потом, кстати, его повысили в должности, он стал кандидатом в члены Политбюро; а при Горбачеве вообще круто пошел в гору. Разное про него говорили… Какие у Проценко, интересно, отношения со своим знаменитым тестем? И что сейчас этот тесть поделывает? А вот жена у Проценко довольно милая, Мите она понравилась.
Погруженный в свои мысли, Митя сам не заметил, что ноги вынесли его к Самотечной площади. Отсюда два шага до Кириного дома, она должна скоро прийти с работы. Их последняя встреча вышла не слишком теплой… С другой стороны, она просила его уйти только в тот вечер. Не сказала ведь, что вообще не хочет с ним знаться!
Странно, но Митя нисколько не ревновал Киру к прошлому. Ему было ее безмерно жаль, и он с удовольствием набил бы морду этому самодовольному ублюдку-англичанину. «Хотя, – подумал Митя, – в сущности, я должен быть ему благодарен за то, что он на ней не женился и тем самым расчистил мне путь. Уж я-то женюсь на ней, и никакое стихийное бедствие мне не помешает».
Дверь открыла Аленка. При виде Мити ее лицо оживилось:
– Я уж боялась, что ты никогда больше не придешь!
– Ну почему же, – Митя снял курку и повесил на вешалку, – я пришел буквально через день.
– Мама в прошлый раз была не в себе, ты на нее не обижайся.
– Проехали. Как у тебя насчет ужина? – Митя прошел в кухню и по-хозяйски огляделся.
– А вот и есть! Не ожидал? – Аленка победно посмотрела на него. – Свинина с картошкой. Устроит?
– Валяй!
Когда в начале седьмого Кира пришла с работы, она застала на кухне следующую сцену: Митя сидел за столом и уписывал за обе щеки мясо с жареной картошкой, а Аленка сидела напротив и, подперев щеку рукой, с удовольствием смотрела, как он ест.
– Подложить еще? – заботливо спросила она, увидев, что Митина тарелка почти опустела.
– Валяй, – согласился Митя, протянул Аленке тарелку и в этот момент увидел Киру. Он опустил руку и покраснел так, что даже шея стала пунцовой. Кире стало смешно и жалко его – так трогательно он выглядел, прямо как провинившийся мальчик.
– Не стесняйтесь, продолжайте, – с улыбкой бросила Кира с порога. – Я сейчас помою руки и присоединюсь к вам.
– Ой, мама! – вскочила Аленка. – А Митя пришел, и я кормлю его ужином.
– Ну и молодец. – Кира скрылась в ванной. Митя и Аленка переглянулись и облегченно вздохнули.
– Я же говорила – ничего, обойдется, – шепнула Аленка.
– И я – ничего…
Через пять минут они все мирно сидели за столом. Кира ужинала, а Митя с Аленкой пили чай. Митя сам не заметил, как рассказал о своей сегодняшней встрече с Куприяни. Аленка пришла в негодование:
– И что, это все так и осталось?
– Ты о чем?
– Ну, так никто и не узнал, как было дело?
– Некоторые знали, наверное. Чего сейчас-то об этом говорить!
– Но он же жизнь человеку сломал! Может быть, если бы не этот Проценко, твой Куприяни был бы новым Эйнштейном! Может быть…
– Нет, не может быть, – спокойно сказала Кира. – Проценко, конечно, подлец, кто спорит. Но из Куприяни все равно ничего не получилось бы.
– Но мама! Как ты можешь так говорить!
– Эйнштейн – это не только талант, но и характер. Он просто не мог не стать гением при любых обстоятельствах. Если бы у Куприяни был характер, он бы не сломался на первом же подлеце. А если сломался – значит, все равно из него ничего путного не получилось бы. Ни у нас, ни в любой другой стране нет теплиц для научных работников.
– А как же насчет «талантам надо помогать, бездарности пробьются сами»?
– По-моему, неверно. Таланты тоже сами пробьются, если настоящие.
– Но…
Аленкины рассуждения прервал телефонный звонок. Она унеслась в коридор и через секунду уже нежно что-то ворковала в трубку. Митя молча водил по столу пальцем. Молчала и Кира.
– Ну ладно, граждане. Доедайте, развлекайтесь, а я вас покину. – Аленка, кончив разговор по телефону, мимоходом заглянула в кухню. Еще через минуту она, уже в новой белой кофточке и в джинсах, крикнула с порога:
– Мам, я на часочек!
Кира и Митя услышали, как хлопнула входная дверь.
– Знаю я этот часочек! Опять в двенадцать заявится, – улыбнулась Кира.
– К кому это она так намылилась?
– Да есть тут один мальчик, Максим.
– Что-то серьезное?
– Митя! – Кира шутливо погрозила пальцем. – Вы ревнуете?
– Упаси Бог! Просто интересуюсь как старший товарищ. Почти по-отцовски.
Кира пропустила намек мимо ушей и внезапно стала серьезной.
– Хорошо, что Аленка ушла. Я хотела спросить у вас… – Кира замялась, потом решительно продолжила: – Что вы собираетесь делать с этой информацией?
– От Куприяни? Пока ничего.
– А потом?
– Ну, решим с Андреем.
– А с кем вы еще будете встречаться?
– Есть у меня еще кое-какие сведения, которые надо проверить. Я, возможно, уеду на недельку. Будете по мне скучать?
– Я беспокоиться буду. Митя, это все не шутки!
– Что вы, Кира. – Митя широко улыбнулся и поднял на нее просветлевшие глаза. У Киры защемило сердце. «Господи, какой же он еще мальчишка», – печально подумала она.
– Вы хоть понимаете, с кем связываетесь? Проценко, да и вашему работодателю вряд ли понравятся ваши информаторы. Кстати, а как они на вас вышли?
– Кто?
– Работодатели.
– Банк «Народный кредит»? Совершенно случайно. Им нужен был человек хорошо пишущий, но не избалованный. Одна моя бывшая однокурсница работает у них в отделе рекламы, она меня и рекомендовала. Только они поставили условием взять себе в соавторы журналиста с именем и предложили несколько кандидатур на выбор. Я выбрал Андрея.
– Я так понимаю: вы делаете основную работу, а он получает деньги только за то, что разрешает напечатать свое имя на обложке рядом с вашим?
– Не совсем так. Он тоже делает часть работы, и еще за ним право неограниченной редактуры.
– А Андрею вы уже рассказали о том, что рассказали нам?
– Не успел. Вот съезжу в командировку за свой счет, и тогда расскажу все сразу.
– Все-таки, Митя, куда вы едете?
– Секрет.
– Вы невозможный человек!
– Я таинственный и загадочный!
– Вы несносный и невозможный! Зачем вы лезете на рожон? Правдолюбцы нынче не в моде!
– Но ведь вам они нравятся? Не отпирайтесь, вижу, что нравятся! Пусть это будут мои подвиги в вашу честь! Вы согласны стать моей прекрасной дамой?
– Митя! – Кира стала серьезной. – Чего вы хотите? Чего добиваетесь?
– Я вас люблю. – Митя смотрел на нее сияющими глазами. – Пожалуйста, выслушайте меня! Я знаю все, что вы мне сейчас скажете – возраст, опыт и прочая чепуха…
– Это не чепуха!..
– Подождите! Это все неважно. Я полюбил вас. Сразу. Еще с той встречи в самолете. Подождите, не прерывайте меня! Не отвечайте сразу «нет»! Я ничего от вас сейчас не требую, я понимаю, сейчас это невозможно. Я просто буду ждать, хорошо? Я просто буду приходить к вам, просто смотреть на вас, помогать – я же многое умею делать, вы знаете! Можно?
– Митя, вы сами не понимаете, что говорите! – Кира растерялась. Полагалось бы сейчас либо сурово отчитать его, либо свести все к шутке, но она не могла сделать ни того ни другого.
