Текст книги "Только моя (СИ)"

Автор книги: Елена Ляпота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14

На следующее утро Мамай проснулся рано: ночь выдалась сумбурной, нервы никак не могли успокоиться, да и дел сегодня намечалось невпроворот. Он мельком оглядел сопящую рядом девушку: за ночь ее лицо опухло, видать у него слишком тяжелая ладонь. На шее красовалась тоненькая царапина – след вчерашней едва не совершенной глупости. Подушка в крови. Да уж подкинули ему заботу. Точнее сам себе подкинул. Надо было дать ей зарезаться, ночью бы тихо вывезли – и дело с концом. Теперь мучайся, что с ней делать.

«А девочка храбрая» – подумал он почти с нежностью. – «Что ж это Кравцов ее задарма отдал?»

– Глаз не спускай, голову сниму. – приказал он Диме. – Врача ей какого-нибудь найди, из своих, но чтоб не болтал. В общем, чтоб все было порядком.

– А все и так порядком, – чуть слышно прошептал Дима, но Мамай его уже не слышал. У него сегодня много дел, первое из которых – разобраться с Косматым. Выходя из дома, Мамай уже чувствовал знакомое покалывание в руках – Косматого теперь поминай как звали.

Врач, которого нашел Дима, тщательно обработал раны и наложил повязки, а также прописал примочки для синяков на лице. Лида почувствовала себя намного лучше, а учитывая все произошедшее за последние дни – почти как в раю.

Организм постепенно креп, и здоровье потихоньку возвращалось, а вместе с ним и тревожащие душу мысли. Почему она здесь? Что с ней будет дальше? Больше всего на свете ей сейчас хотелось увидеть Кравцова – увидеть и впиться ногтями в его самодовольную физиономию и спросить «за что»? За что он отнял у нее самых дорогих ей людей – мужа, а теперь и сестру? Чем она провинилась перед этим человеком, и как долго ей придется платить за его отвергнутую любовь. Да и любовь ли это? Пошлость и эгоизм разве когда-нибудь назывались любовью? Почему, ну почему он не оставил ее в покое…

Самым ужасным было то, что Лида была одна, совсем одна. У нее не было надежных друзей, у которых она могла попросить помощи. Она не могла обратиться в милицию – какой в этом смысл, если она сейчас в руках тех, кто намного сильнее даже всей украинской армии вместе взятой. Эта проклятая страна, где вокруг везде царит бандитизм, ничем не могла ей помочь. Даже родители – и те бросились устраивать свою личную жизнь, участвуя в жизни родных детей лишь звонками, подарками, письмами… Один-единственный человек, которому она могла доверять, находился далеко отсюда. Лида при всем своем желании не могла связаться с ним. Да и не стала бы рисковать его жизнью, втягивая его в свои проблемы.

На душе было горько, хотелось плакать, выть волком, метаться, чтобы хоть как-то унять страх перед неизвестностью, прогнать боль от обиды и унижения. Ей хотелось разорвать Олега Кравцова на части, но вместо этого она рвала свое сердце от безысходности.

День проходил за днем, и Лида вскоре окончательно запуталась в своем прошлом и настоящем. Казалось, она жила здесь всегда – настолько нереальным ей вдруг показался тот, другой мир, где она обитала прежде. Синяки сошли с лица и частично с рук. Вернулось желание жить.

Лида не могла совладать со своей деятельной кипучей натурой, и потихоньку начала принимать участие во всем, что происходило вокруг нее. А вокруг нее был маленький мирок Мамаевого царства, как она окрестила про себя дом. И Дима – неотъемлемый атрибут дома. Последний понял приказ хозяина со всей присущей ему дотошностью, и под порядком подразумевал обеспечение Лиды минимальными женскими удобствами, включавшими в себя одежду, обувь и даже белье.

Когда он впервые выложил это перед ней на столе, Лида на мгновение разинула от удивления рот, а потом, заметив его смущение, не преминула слегка подковырнуть.

– А косметика? А чем я маникюр делать буду?

Дима тяжело посмотрел на нее немигающим взглядом и ничего не ответил. А через пару дней, когда он вернулся из города, куда он время от времени ездил за покупками, предварительно связав ей руки и заперев на ключ, выложил на стол маникюрный набор в красивом кожаном футлярчике и безопасную бритву. Лида ахнула, и не нашлась что сказать.

– Люблю, когда женщина за собой следит. Но только без глупостей.

«Какие глупости, если ты доверяешь мне кухонную утварь, в числе которой весьма острые ножи» – подумала про себя Лида. Она уже несколько дней помогала ему на кухне, навязавшись весьма наглым образом. Что поделаешь – по правде говоря, ей было невыносимо скучно в этих огромных пустых комнатах. Она даже привыкла к своим невеселым мыслям и томительному ожиданию, привыкла настолько, что прежняя боль потеряла свою остроту. Или на время притихла.

Дима был идеальным собеседником и помощником – молчаливый и независимый, он терпеливо сносил как ее трескотню, так и приступы затяжного молчания, ни во что не вмешивался, и не позволял собою помыкать. И все же Лида могла поклясться, что ее присутствие доставляет ему удовольствие. Каким бы отшельником он ни казался – человек не выносит постоянного одиночества.

Надо сказать, что хотя они почти все время находились в доме совершенно одни, Мамай очень быстро просек ту степень свободы, которую предоставил ей Дима. Кулинарные способности верного слуги не шли ни в какое сравнение с Лидиными, да и порядок в доме стал каким-то женским. Обычно жесткий и беспощадный в своих решениях, Мамай опускал руки. Он откровенно не знал, что делать с этой… мелкой шлюшкой. А надо бы, пока он не потерял Димку. Вон он, болтается на ниточке на самом краешке. Шлюха – она на то и шлюха, что знает, как заставить плясать под свою дудку, даже такого каменного, как Димка.

Она раздражала его своим присутствием в доме. У Мамая портилось настроение, когда он замечал ее. Лида чувствовала его отношение, и поэтому старалась скрыться куда подальше, пока он находился в доме. Дима выделил ей маленькую, но уютную комнатушку, которая запиралась на ключ, и почти все время Лида проводила в ней.

Сегодня Мамай вернулся неожиданно рано, поникший и злой. Через весь его лоб проходила огромная кровоточащая царапина. Еще более кровоточащей была рана на груди и на его самолюбии. Косматый, падла, ушел. Видно, учуял, что по его душу скоро придут, и поспешил прочь из области. Вот уже месяц Мамай гоняется за ним, как зеленый охотник за зайцем. И сегодня, по наводке Кравцова – хоть в чем-то, гад, пригодился – они должны были его взять.

Но Косматый, видно, нутром чувствовал незваных гостей, либо же постоянно сидел как на пороховой бочке, ожидая визита. Из шестнадцати трое сумели уйти, и один из них – Косматый. Теперь уже жизнь Кравцова вдвойне висела на волоске – Косматый сдохнет, а отомстит дважды предавшему его. И не вспомнит, что сам первым бросил бывшего соратника в самое жерло действующего вулкана.

Мамай прокрутил в памяти сцену их недавнего расставания. Кравцов, еще более избитый, чем сам Мамай, тяжело дышал, сплевывая на пол выбитые зубы. Мамай без отвращения смотрел на эту привычную его взору картину.

– Я к тебе пацанов приставлю. Ты теперь один никуда.

– Что теперь, – криво ухмыльнулся Олег. – Он если захочет, в гробу достанет.

– Это уж точно. Но надеюсь, я возьму его раньше. Его ряды поредели. Он и сам это понимает.

– Поэтому и поспешит отомстить, кому успеет. Да ладно, хрен с ним. – Олег поднял на Мамая уставшие и казалось постаревшие глаза. – Я вот о чем хотел с тобой поговорить, Мамай. Я ведь не просто так шею подставляю. Дело есть.

– Ну? – Мамай посмотрел на него свысока и чуть надменно. Руки его непроизвольно скрестились на груди, и сам он весь подобрался и принял позу хищника наготове.

– Девчонка одна, Юлька Самойлова. Ну, та самая, которая в ту ночь тебя обхаживала.

– Помню. – Твердо сказал Мамай и почувствовал, как пульс его невольно участился.

– Знаю, как тебе гадко, но прошу: не трогай ее. Прости. С меня возьми за нее.

– Надо же, – брови Мамая удивленно поползли вверх, отчего рана на лбу открылась, и по виску побежала струйка крови. – Что ж ты только сегодня о ней вспомнил?

– Она сбежала с кем-то, но скоро вернется. Ей больше некуда идти, так что она обязательно вернется. Прошу тебя, я хочу, чтобы она жила спокойно. Юлька не виновата. Это я ее втравил. Она просто шлюха, она даже не понимала, куда лезет.

Мамай явственно ощутил, как внутри все похолодело, и сглотнул неприятный комок, невесть откуда поднявшийся к горлу.

– Любишь? Что же ты, мразь, любимой бабой торгуешь?

– Не люблю. Юльку – нет. Она меня любит. А я ее использовал.

– Что, совесть замучила, ба! Кравцов?!

Олег на мгновение сжался от скрутившей его боли, затем выпрямился и отстраненно, ни на кого не глядя, прошептал.

– Я сестру ее люблю. Больше жизни.

Глава 15

Мамай свернулся клубочком на диване, не в силах пошевелиться. Казалось, каждый мускул сковало непонятными цепями. Дикая усталость овладела всем телом, на которое внезапно будто обрушились тонны камней. Со стороны смешно было смотреть, как он, такой огромный и неуклюжий, аккуратно, словно котенок, умостился на краешке дивана. Войдя в комнату, Лида сперва даже не заметила его, а увидев, не смогла сдержать улыбку. Но ее улыбка померкла, когда она увидела кровь.

«Надо ему помочь» – подумала она и сделала шаг по направлению к нему, но тут же застыла в нерешительности. Она очень боялась даже попадаться ему на глаза, а уж заставить себя прикоснуться к нему она рассматривала как проявление героизма. Посмертного.

По лицу Мамая было видно, как сильно он устал. Не залитые кровью участки лба избороздили морщины. Надо смыть кровь и обработать раны, решила Лида. Пока не занеслась инфекция.

На миг она вспомнила, как ее саму, израненную, бросили в чулан, и оставили одну, без всякой помощи. Она даже ложку в руках не сумела бы удержать. Ей никто не помог. Почему же она должна помогать своему мучителю. Но через секунду Лида устыдилась собственных мыслей. Он ведь человеческое существо. А Лида помогла бы даже больной собаке.

Она направилась на кухню, где Дима держал бинты, спирт и прочие медикаменты, налила в миску горячей воды, и нашла чистый платок – промыть рану. Лида принесла все это в гостиную и поставила на пол рядом с диваном, на котором дремал Мамай. Он проснулся от ее осторожных прикосновений.

– Что ты делаешь?

– Как что – рану промываю. Батюшки, да у тебя вся грудь в крови.

– А пошла ты… – Мамай схватил ее за руки и отшвырнул прочь. – Не прикасайся своими погаными лапами.

Лиде стало обидно, но она взяла себя в руки. Ему плохо, оттого и злой. Она поднялась и снова подошла к нему.

– Тебе что – не ясно? – глаза Мамая злобно сверкали, взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Если ты приподнимешься, я сяду, и ты положишь голову мне на колени. Так будет удобнее и тебе, и мне.

Лида спокойно собрала с пола лекарства и положила на стоявшую по соседству тумбочку. Туда же перекочевала и миска с водой. Потом она приподняла голову Мамая, уселась на диван, и примостила его у себя на коленях. Мамай молчал, то ли удивленный ее дерзостью, то ли озадаченный ее решительностью.

Пока он тихо размышлял, что же он сделает с нею после, Лида обработала рану на лбу, наложила повязку и начала расстегивать рубашку на груди. Мамай схватил ее за запястье и твердо сжал.

– Между прочим, мне еще больно. Это во-первых. А во-вторых… А во-вторых, уматывайся отсюда, пока я не встал.

– А во-вторых, рубашка твоя пропиталась кровью. Я хочу посмотреть.

– Ты невыносима.

– А в-третьих, ты не сильно спешишь встать с моих колен, потому что тебе стало легче, когда я перевязала рану. – невозмутимо продолжала Лида. – Так позволь мне перевязать и вторую.

Лида наклонилась в его груди, продолжив расстегивать пуговицы. Ее грудь почти уперлась Мамаю в лицо, и он явно ощутил запах ее тела – такой женственный и дразнящий, что будь у него чуточку больше сил, он тотчас же вскочил бы и отшвырнул ее прочь от себя. Не хватало ему еще соблазниться шлюхой.

Лида между тем уже приступила к промыванию раны. Ее маленькие пальчики нежно и осторожно скользили среди густой поросли волос на его груди. Несмотря на боль от ран, Мамай тихо сходил с ума от ее прикосновений. Он тихо охнул, и Лида на минуту оторвалась, чтобы взглянуть на него. Этот взгляд – твердый и нежный, ласковый и чуточку надменный, казалось, она знает его всего, будто видит насквозь. Мамай не знал, куда деться от этого взгляда, который словно приворожил его, а когда она отвернулась, откровенно заскучал. Он представлял себе, как этот взгляд наполняется страстью, и снова сходил с ума.

Лида заставила его подняться и сесть, а сама опустилась на колени, чтобы обмотать бинтом его корпус. Губы ее находились так близко от его груди. Мамаю отчаянно захотелось, чтобы она прикоснулась губами к его телу, ставшему вдруг горячим и влажным. Он откровенно не понимал, что с ним происходит, и хотел, чтобы все поскорее закончилось – эта сладкая мука, которой он доселе никогда не испытывал. Необъяснимое покалывающее чувство, пронзившее его до самых кончиков ступней.

Неожиданно трезвый рассудок, чудом пробившийся сквозь пелену страсти, «подсказал» ему «правильный» ответ. Она ведь проститутка. Они все научены подобным трюкам. А эта – особенная. Недаром Кравцов так убивается за ней. В глубине вдруг проснулась, закипела остывшая было злость.

– А теперь послушай, родная. – Мамай решительно сжал обе ее руки. – Я ценю твою заботу, но бордель здесь разводить не позволю.

– А разве я развожу здесь бордель? – обиделась Лида.

– Думаешь, я не вижу, как ты Димку построила? Кончай с ним, а то грохну и его, и тебя.

– А он-то в чем виноват?

– Если тебе неймется, я скажу ребятам, чтоб свозили тебя куда-нибудь в лесок, или в баню. Знаешь, сразу легче станет.

Лида гордо вздернула подбородок, готовый задрожать от нахлынувших на нее слез обиды.

– Ты ошибаешься, если думаешь, что я… сплю с кем-либо в этом доме. Тем более с Димой.

– А то как же. Ты у нас вообще святая. Мужика голого ни разу не видела.

– Что тебе от меня надо? Или скажи, или отпусти. Зачем ты меня держишь.

– А зачем шлюху держат?

– Я пока… – начала Лида и осеклась. Мамай усмехнулся.

– Что пока? Не доказал тебе, что держу именно для этого. А знаешь почему – ты мне противна.

– Тогда зачем? – тихо спросила Лида.

– Не твоего сучьего ума дело. – тихо ответил Мамай, оттолкнул ее в сторону с дороги, и ушел.

Лида осталась сидеть на полу одна на осколках своего попранного в очередной раз достоинства. Было необъяснимо гадко, до слез. В который раз. Что же такого натворила ее сестра, за что так жестоко приходится расплачиваться ей, Лиде?

Глава 16

Мамай лег спать с тяжелым сердцем. За ночь его ноша, однако не рассосалась, а наоборот, обросла еще большим грузом. Боясь признаться самому себе, Мамай глубоко сожалел о том, что нагрубил вчера Юльке. Она так помогла ему. Раны болели значительно меньше и почти не тревожили его во время сна. Тревожило другое. Косматый и Юля. Эти проблемы переплелись между собой довольно забавным клубком. И от обоих следовало избавляться немедленно.

Мамай поднялся, заставил себя принять душ и одеться. Хорошо бы еще немного поваляться в кровати, но в голову лезли всякие непрошеные мысли, значит, пора было вставать и заниматься делом.

Первым делом Мамай решил позавтракать. Однако на кухне его ожидал неприятный сюрприз в образе Лиды, склонившейся над плитой. Услышав его шаги, она обернулась и застыла, как вкопанная, возле плиты.

Мамай впервые получил возможность разглядеть ее в лучах утреннего солнца – такую, какая она есть: свежую после ночного сна, с пышным каскадом темных кудрявых волос, собранных в чуть приподнятый на затылке хвостик. Без косметики Лида выглядела намного моложе своих лет, намного нежнее и беззащитнее. Мамай почувствовал, что еще немного и его челюсть отвалится и будет в изумлении валяться на полу. Ей потрясающе шло темно-голубое платье, прекрасно гармонирующее с бархатными зелеными глазами.

Кто выбирал это платье? Наверняка Дима, кто ж еще. Мамай буквально затрясся от бешенства, не сознавая, что чувству, охватившему его, есть совсем иное название. Ревность. Старая как мир, коварная ревность, змеей свернувшаяся у него на груди и сосущая кровь прямо из сердца.

– Сними сейчас же это платье! Немедленно!

– Что? – глаза Лиды округлились от испуга и удивления. Но ей некогда было раздумывать – она благоразумно поспешила скрыться с его глаз, оставив полуготовый завтрак на плите. Но уйти из кухни она не смогла: огромная рука перегородила ей проход.

– Прости, – тихо сказал Мамай. – Не знаю, что на меня нашло. Тебе очень идет это платье.

От страха Лида не могла вымолвить ни слова. Она мелко дрожала, непонимающе глядя в его постоянно меняющиеся глаза. Почему он так странно смотрит на нее? Что она еще натворила?

– Продолжай заниматься тем, чем занималась.

Лида молча повиновалась и вернулась к плите, пытаясь взять себя в руки. Двигаясь почти на автомате, она закончила готовить завтрак. Мамай к тому времени ушел из кухни. Лида вздохнула на полную грудь и чуть не поперхнулась воздухом. Надо ведь еще набраться смелости и позвать «господина» завтракать.

Мамай сидел в гостиной, задумчиво скрестив руки под подбородком. Только теперь Лида заметила, что он снял повязку со лба. Рука инстинктивно потянулась дотронуться до раны, но Лида остановила себя на полпути. Мамай почувствовал ее присутствие, и взгляд его ожил.

– Я… Можете идти завтракать. – робко выдавила из себя Лида.

– С каких пор мы на «вы»? – вполне дружелюбно улыбнулся Мамай. Лида метнула на него яростный взгляд: он изведет ее своими непонятными сменами настроения. Так и хотелось огреть его чем-нибудь по лбу. Вот и сейчас его глаза странно засверкали. Что на этот раз? Ага, поняла: платье.

– Ну что ж, пойдем. – Мамай соизволил подняться с дивана и протянул Лиде руку.

– Куда?

– Как куда – завтракать.

– Вообще-то я не голодна, – соврала Лида.

– Глупости, питаться надо нормально. К тому же в компании приятнее.

«В твоей компании вряд ли кому-то кусок в горло полезет» – хотелось сказать Лиде, но она благоразумно промолчала и послушно потрусила в кухню, куда он ее галантно пропустил впереди себя.

Впрочем, как оказалось, кусок не лез в горло и Мамаю, теперь уже в ее компании. Дружно поковыряв вилками в тарелках, они также дружно отставили их в сторону почти нетронутыми. В воздухе повисла напряженная тишина. Лида вдруг вскочила и начала прибирать со стола.

– Чай? Кофе? Сок? – предложила она, чтобы разорвать проклятую тишину.

– Димка где? – ни с того ни с сего спросил Мамай.

– Не знаю. Уехал наверное куда-то. Сегодня его не видела. Слышала только, как он отпирает двери в моей комнате, больше ничего. – почему она так нервничает, почему боится смотреть ему в глаза? – Ну, я пошла.

– Куда?

– К себе… Платье переодеть.

– Зачем, оно так тебе идет…

Лида схватила доску для нарезки хлеба и спрятала ее в шкаф. Пока она судорожно искала взглядом, чтобы еще куда спрятать, за ее спиной неслышно нарисовался Мамай.

– Все вы здесь, как привидения, по воздуху двигаетесь, что ли? – сквозь зубы пробормотала Лида, но Мамай ее не услышал.

– Иди ко мне… – удивительно нежно прошептал он.

Лида оторопела. Она не ожидала… он мог ударить ее, мог придушить – она была готова к этому. Но к нежности?

Она почувствовала, как его руки сначала обняли ее за плечи, разворачивая к себе, потом обняли ее всю – своими огромными горячими ладонями. Ее снова начала бить мелкая дрожь, но уже не от страха. Губы Мамая нашли ее шею, затем подбородок, скулы, и, наконец, его язык с победным стоном проник в ее рот, властвуя и поглощая.

– Нет, пожалуйста, я не хочу…

Мамай не слушал ее. Он больше не мог противиться охватившему его чувству, которое становилось сильнее день ото дня, с тех пор как он впервые ощутил на себе магию ее необыкновенных глаз. А вчера своими прикосновениями она заставила это чувство перехлестнуться через край, за которым он просто не в состоянии был себя контролировать.

Мамай подхватил ее на руки, даже не почувствовав как она сопротивляется, и отнес к себе в комнату. Бережно уложив на кровать, словно она была фарфоровой куклой, он начал срывать с себя одежду, одновременно ухитряясь покрывать поцелуями голые ступни. Лида внезапно взвизгнула и забилась в уголок кровати, тяжело дыша и глядя на него, словно испуганный зайчонок.

– Дурочка, – ласково улыбнулся Мамай и одним движением сгреб ее под себя.

– Я не хочу. Я не могу так. Отпусти.

Мамаю были неприятны ее слова. На миг он даже застыл, но остановиться был уже не в силах.

– Ты же приучена, девочка. – прошептал он, покусывая мочку уха.

Лида почувствовала себя так, словно он ударил ее по лицу. И в то же время с ней творилось что-то непонятное. Она пыталась вызвать в себе отвращение, но его прикосновения не были ей неприятны. Наоборот, спустя некоторое время она с удивлением обнаружила, что отвечает на его ласки. Необъяснимым образом ее руки оказались на его груди, а пальцы нежно ласкали плоть сквозь густые завитки волос. Лиду всю трясло, но ненависть была здесь не причем. Она сгорала от стыда и страсти, и Мамай читал это в ее глазах.