Текст книги "Только моя (СИ)"

Автор книги: Елена Ляпота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 36

Проклиная самого себя, Мамай свернул с шоссе и направился в город. Эта Лида, таинственно растворившаяся в ночи, не давала ему покоя. Что с ней, жива ли она? Скорее всего да, но в каком состоянии? Мамай вспомнил, как она сплевывала кровь, и его затошнило. Никогда еще он не чувствовал себя таким подонком.

Это опасно, говорил он себе, испытывать подобные чувства к людям. Но как ни старался, он не мог забыть ее взгляд. Как когда-то Юлин.

Мамай отправился по адресу, указанному в прописке, однако его ждало разочарование. Хозяйки не только не оказалось дома – по словам соседей она давно здесь не жила. Мамай почувствовал знакомое покалывание под ложечкой: что-то здесь не так. Странно, что большая трехкомнатная квартира пустует, в то время как ее хозяйка скитается неизвестно где, влача довольно жалкое состояние.

Надо срочно выяснить, кто она. И кто этот ее неизвестный муж. Мамай спустился вниз к подъезду и достал мобильный. Сделав пару звонков, он автоматически запустил машину, из-под мощных колес которой не уйдет ни малейшая деталь, когда-либо засветившаяся перед обществом, о конкретном человеке.

Между тем, помня о том, насколько вездесущи и назойливо любопытны были его собственные соседи когда-то давно, в детстве, Мамай совершил еще один рейд по квартирам одиноких старушек, которых безошибочно вычислил по заинтересованным физиономиям, украдкой глядящих на него из-за старомодных штор на окнах первого этажа.

Очень быстро Мамай узнал много любопытных фактов из жизни его случайной жертвы. Он почти не удивился, узнав, что попал в яблочко своей догадкой относительно того, что Лида и Юля были сестрами. Соседки охотно описали ему сестер, похожих на первый взгляд как две капли воды. Но только на первый взгляд, потому как старшая, Лида, выглядела намного моложе и миловиднее своей потасканной и распутной сестры.

Муж Лиды погиб три года назад. Как погиб? – застрелили у дверей какого-то ночного клуба. Убийцу так и не нашли, да и не особо искали. Поговаривали, что его убил из ревности давний поклонник жены, известный в городе бандит. Как зовут, бабульки не знали, только хорошо помнили, как он часами просиживал на скамейке под подъездом, безбожно курил, а потом уходил, выкидывая прямо в мусорный бак такие дорогущие букеты…

Колесики в мозгу Мамая начали бешено вращаться, выуживая из глубин памяти застарелые случайные воспоминания.

«Я сестру ее люблю… Больше жизни…»

Кажется, именно так сказал Кравцов.

Вот она какая картина вырисовывается. Кравцов любит чужую жену, убивает ее мужа, а когда получает отказ, закручивает с ее родной сестрой. Но при этом продолжает любить. И кто знает, может, на этот раз ему удалось добиться взаимности, и доказательство тому – ребенок. Может, он и есть тот загадочный жених, с которым уехала хозяйка пустующей ныне квартиры?

Однако некоторые концы здесь не сходятся. Почему же тогда она влачит такое жалкое состояние, бродя в одиночестве по ночам по заброшенному шоссе. Почему она не угрожала, не звала на помощь, не козыряла своим более чем знаменитым любовником. Может быть, она скрывается именно от Кравцова?

Мамай почувствовал, как в груди него зашевелилась давно забытое чувство, свернулось клубочком вокруг сердца, и начало невыносимо травить душу. Неприязнь, почти ненависть в Кравцову. Мысль о том, что Олег может быть отцом ЕЕ ребенка, пробудило в нем жгучую ревность.

Мамай одернул себя. Глупо, очень глупо ревновать женщину, которую видел всего раз в жизни, на которую не имеешь абсолютно никаких прав. Женщину, принадлежащую другому мужчине. Но почему-то очень хотелось увидеть ее еще раз. Хотелось стереть с лица земли ее неизвестного мужчину. И хотя сам Мамай вряд ли бы поступил также, он очень понимал Кравцова в его желании убить мужа Лиды.

Вот так, именно так женщины губят мужчин, подумал Мамай, неожиданно для самого себя пришедший к старой как мир истине. Сейчас в маленьких хрупких ручонках ничего не подозревающей Лиды ломалось сразу несколько жизней.

Размышления Мамая прервала телефонная трель. Мамай приложил аппарат к уху, и чем дальше он слушал, тем больше темнел его взгляд.

Он не ожидал, что все будет ясно и просто. Но все оказалось буквально покрыто мраком и пеленой неизвестности. Загадочная женщина с непонятной судьбой. Жена покойного ныне Вячеслава Прокопенко, в прошлом – известного бандита, сформировавшего группировку киллеров, которая не распалась даже тогда, когда он отошел от дел. Довольно опасный тип, однако в быту – милый и добродушный человек.

Кравцов был его другом и сподвижником. Это правда, что он запал на жену Прокопенко, однако вопрос о причастности к его смерти до сих пор оставался открытым. Киллера не удалось найти, но ходили слухи, что работал кто-то из своих, близких Прокопенко. Должно быть, внутренние разборки, потому что вскоре после убийства исчез – скрылся – его младший брат Ярослав, принимавший довольно активное участие в делах старшего брата.

Мамай автоматически нажал кнопку отбоя, услышав в трубке гудки. Услышанное с трудом укладывалось в голове. Лида оказалась совсем не простой женщиной, и в то же время казалась такой доверчивой и наивной. Только наивная и не битая опытом женщина могла отправиться босиком ноябрьской ночью по шоссе…

Но ему нельзя делать поспешных выводов. Ведь по сути дела Мамай ее совсем не знал. Одно только было фактом: она в беде, и он, Мамай, добавил изрядную каплю в чашу ее и без того нелегкой участи. Вполне возможно, что она, сама не ведая, расплачивается за прошлые грехи покойного мужа, а может быть и за свои собственные. Мамай не знал, но уже точно сознавал, что намерен выяснить это до конца во что бы то ни стало.

Глава 37

Лида с трудом разлепила будто налившиеся свинцом веки и попыталась встать, чтобы успокоить орущего благим матом малыша. Она опять разбудила его, испугала своим кашлем. Что говорить, ей самой было страшно, когда грудь ее буквально разрывало на части, а из глаз текли слезы. Встать не получилось: ноги еще больше опухли и невыносимо горели, как будто кто-то поливал их кипятком.

Но и без этого тело было словно ватным. Лида не могла заставить себя пошевелить пальцами, а нужно было хотя бы покачать малыша. Людмила Серафимовна, хозяйка квартиры, вызвалась купить молока, чтобы его покормить. Лида едва не заплакала, вспомнив, что еще пару дней назад Степка с удовольствием сосал материнское молоко, а теперь груди нестерпимо болели от того, что молоко свернулось.

Врач, которого вызвала хозяйка, поставил ужасающий диагноз: двустороннее воспаление легких. Немедленная госпитализация. Однако Лида не могла себе этого позволить, ей некому было доверить малыша. Если будет совсем уж худо, она позвонит родителям, но это был крайний случай.

Только вряд ли может быть хуже, чем ей сейчас. Лида так и не смогла подняться к сыну. Беспомощно опустив голову на подушку, она услышала, как Людмила Серафимовна зашла и взяла на руки кричащего малыша. Лида кожей почувствовала ее укоризненный и сочувствующий взгляд, но ей слишком хотелось спать, и она уснула.

Серафимовна отнесла Степку на кухню, подогрела молока и напоила с ложечки. Мальчуган, привыкший к здоровому материнскому молоку, ел нехотя и то и дело отплевывался. Наконец он насытился и уснул. Серафимовна немного покачала его на руках и направилась в комнату, чтобы уложить в кроватку, однако услышав леденящий душу кашель матери, передумала и отнесла его к себе. Он маленький, чего доброго заразится и умрет.

Несчастная и беспутная его мать. Мало того, что родила его от подонка-отца, бросившего семью на произвол судьбы, так еще и умудрилась попасть в руки грабителям, сотворившим с ней такое. Серафимовна не сомневалась, что Лида умалчивает о том, что ее не только ограбили. Любой порядочной женщине стыдно признаться в том, что ее изнасиловали. Серафимовне было гадко даже произносить это слово.

Непутевая, ох непутевая. Надо бы избавиться от нее, чтобы не навлечь и на себя карму ее невезучести. Только ведь безумно жаль девку. Так жаль, что аж плакать хочется.

В дверь позвонили, и Серафимовна, охая, пошла открывать. Должно быть, соседка. Или к Лиде пришел кто-то из ее студентов. Однако на пороге стоял незнакомый мужчина, увидев которого Серафимовне захотелось захлопнуть дверь, подпереть ее чем-то тяжелым и вызвать милицию. Огромный как гора, довольно красивый и хорошо сложенный, он источал угрозу и внушал страх.

Вероятно что-то такое мелькнуло в глазах старушки, потому что незнакомец решительно протиснулся в дверной проем, пресекая малейшую попытку закрыть дверь, и заговорил довольно мирно:

– Вы уж извините, что я так. Я не хотел вас пугать. Я ищу свою невестку Лиду. Она позавчера позвонила и дала ваш адрес.

– Лидочка? Ах да… Но она не говорила, что кого-то ждет. Впрочем, она могла забыть. Как вас зовут?

– Володя. Что там у нее стряслось? Она заболела?

– Ой, не то слово, – запричитала Серафимовна, сев на своего любимого конька. – Чуть жива. Врач вчера сказал: воспаление легких. Она так кашляет, что я уже не могу слушать.

– Может, ей надо в больницу?

– Врач так и сказал: немедленно в больницу. Но она ни в какую. Не на кого ей сына оставить. Дура! Так и помереть недолго, кому он тогда нужен будет? И сама же виновата. Зачем ей нужны эти студенты? Ох, непутевая.

– Не волнуйтесь, я ее отвезу в больницу.

– Хорошо бы, Володя. Давно нужна ей мужская рука и защита.

– Что с ней произошло? – выдержав паузу, спросил Мамай.

– Ограбили ее, сердечную. Два дня как, изверги, поиздевались. Мало того, что все отняли, даже одежду, так она еще от них босиком бежала. Ноги все порезала, ходить не может. Врач сказал, заражение может начаться, а она все: обойдется, да обойдется. Как же. Молоко уже пропало, Степку коровьим пою, а он есть не хочет.

– Могу я ее увидеть?

– А то как же! Прошу сюда.

Серафимовна открыла дверь в Лидину комнату и, вопреки тому, как ожидал Мамай, тактично осталась в коридоре.

В ноздри ударил противный запах лекарств. Воздух был спертым и пропахшим болезнью. Мамай сначала даже не узнал лежащую на кровати опухшую и осунувшуюся женщину, а когда осознал, что это и есть Лида, ужаснулся. Ей действительно было очень плохо.

Мамай присел на краешек кровати и взял ее руку в свою. Он корил себя за то, что заставил ее пережить. Он с таким трудом нашел ее. Только благодаря Димкиной интуиции, они обнаружили на ксерокопии номер телефона одного из студентов, вычислили его адрес и заставили дать телефон квартиры Серафимовны. Иначе он искал бы ее неделями, как Кравцов, и за это время она реально могла погибнуть.

Лида зашевелилась, почувствовав чье-то чужое присутствие, и открыла глаза. Она не сразу узнала Мамая, а когда наконец сообразила, кто сидит рядом с ней и держит ее за руку, вытянулась как струна. Но сил сопротивляться и выражать свое негодование у нее не было.

– Что тебе еще от меня надо? – спросила она безжизненным хриплым голосом, который не узнавала даже она сама.

– Я пришел извиниться, – робко сказал Мамай, искренне не зная, что ей ответить.

– Это ты меня извини, но это просто смешно.

– Знаю. Мне нечем искупить свою вину. Я только хотел сказать, что не хотел тебе зла. Лично тебе. Я ошибся. Я перепутал тебя с другой. Это твоя единственная вина передо мной – в том, что ты похожа на девушку, которая даже не стоит того, чтобы упоминать о ней в этой комнате. Моя же вина перед тобой огромна… Я пришел, чтобы хоть как-то попытаться исправить то, что натворил.

– Какие длинные речи. Не ожидала… – зло улыбнулась Лида. – Мне ничего от тебя не надо. Если искренне хочешь загладить вину – уйди и закрой за собой дверь.

Мамай помрачнел и уставился на нее, словно нашкодивший ребенок, которого не хотят прощать, и он знает, что это не шутка, а слишком всерьез.

– Не надо. Может, ты скажешь, что я последняя сволочь, но я не уйду. Я сейчас отвезу тебя в лучшую больницу в городе.

– Нет, – Лида подскочила на кровати, срываясь на крик. – Я никуда не хочу. Оставь меня в покое! Раз и навсегда – оставь!!!

Но Мамай ее не слушал. Он встал и позвал старушку, чтобы помогла Лиде собраться. Серафимовна вошла, держа на руках Степку.

– Вот, мы проснулись от вашего крика. Нехорошие взрослые, мешают детям спать. – приговаривала она, с хорошо скрытым любопытством разглядывая обоих.

– Помогите, пожалуйста, Лиде собраться. Мы едем в больницу. Не смотрите, что она протестует.

– Тогда подержите племянника.

– Нет, – в ужасе закричала Лида, – не отдавайте ему моего ребенка! Не отдавайте! Людмила Серафимовна, он бандит. Не отдавайте ему моего малыша. Вызовите милицию! Прошу вас…

– Ну, ну, милая, – ласково сказала Серафимовна и погладила по голове.

– Вы думаете, я сумасшедшая, – шептала Лида, и слезы текли по ее щеке ровными струйками, – пожалуйста, я прошу Вас, не отдавайте ему моего малыша.

Мамай аккуратно взял Степку на руки и удивился тому, какой он маленький и беззащитный в его огромных ручищах. Это было ни с чем не сравнимое чувство, которого он прежде никогда не испытывал. И в то же время мальчик был очень велик для своего возраста. Малыш-великан. Степка внимательно смотрел ему в глаза своими большими черными как смоль глазенками и сосал палец. Странно, что он не заплакал. Мамай был уверен, что дети его боятся. А этот нет.

Хороший пацан. У Мамая зародилось чувство, что они смогут поладить. Когда-нибудь этот малец вырастет и станет настоящим мужиком, в этом Мамай не сомневался.

Лида между тем попыталась вскочить на ноги, но едва стала на пол, как скрючилась от пронзившей ее боли и упала прямо под ноги Мамаю. Тот нехотя отдал малыша Серафимовне и поднял Лиду на руки.

– Посидите немного с мальчиком. Я отвезу ее в больницу и вернусь.

– Я могу вам доверять, молодой человек? – подозрительно спросила Серафимовна.

– Можете, – твердо сказал Мамай. Он уместил Лиду на одной руке, а другой вытащил из кармана пачку долларов и положил на прикроватную тумбочку. Глаза Серафимовны сначала удивленно, а потом восторженно проследили за его рукой. Мамай мысленно усмехнулся. – Позаботьтесь о малыше.

С этими словами он вышел, унося тихо плачущую в изнеможении Лиду. Она ничего не могла поделать, кроме как беспомощно прижаться к его плечу, доверяя судьбу свою и своего сына в его коварные цепкие руки. И в этот момент Лида его искренне ненавидела. Но что она могла поделать?

Глава 38

Она пролежала в больнице два долгих мучительных месяца. Лида шла на поправку медленно не столько потому, что болезнь ее была тяжелой, а по причине того, что душа ее кричала, вопила и никак не могла успокоиться. Страх перед будущим, страх за своего ребенка мешал ее организму бороться с болезнью. Об этом ей постоянно говорили врачи, но Лиде очень сложно было себя перебороть.

Она рвалась увидеть ребенка, прижать его к себе, защитить. Но врачи запрещали, говоря, что ребенку вредно находиться в обществе больных. Поэтому Лида мучилась от неизвестности, как он и что с ним.

Ей все-таки пришлось довериться Мамаю. Звонить родителям было бессмысленно. Ей некуда бежать. Все дверцы захлопнулись и она в мышеловке прямо перед мордой огромного усатого кота – того самого, от которого хотела сбежать.

Мамай приходил чуть ли не каждый день. Он подолгу сидел возле кровати, гладил ее руки, волосы и рассказывал о Степке, о том, что происходит в мире, о разных мелочах, стараясь ее развлечь. Он больше не заговаривал о том, что произошло, и Лида была ему за это благодарна.

На ее тумбочке всегда стояли цветы и лежали свежие фрукты. Мамай как мог проявлял свою галантность. Поначалу Лида встречала его в штыки и швыряла букеты ему в спину, едва за ним закрывалась дверь. Но она хорошо помнила, что ее ребенок находится в его руках.

Их ребенок. Мамай даже не догадывается об этом. И это огромное счастье.

Наконец настал тот вожделенный день, когда врач сказал, что Лида уже практически здорова и может, если так уж сильно хочет, вернуться домой. Наконец-то она увидит сына! Лида все еще прихрамывала, но от волнения носилась по палате словно заведенная. Скорей бы прижать к груди это маленькое родное тельце. Должно быть, он уже сильно подрос.

Лида как могла старалась отогнать от себя мысль о том, что же будет с ними дальше. Не думать об этом, чтобы не сойти с ума. Мамай, как всегда Мамай должен был заехать за ней, чтобы отвезти домой. Лида смутно догадывалась куда, однако ей было все равно, лишь бы увидеть ребенка.

Она не знала, что нашло на нее в последнее время. Она сильно похудела и выглядела как тростинка. Взглянув на себя в зеркало, Лида почувствовала себя восемнадцатилетней и, спустившись к дежурной медсестре, позвонила Ленке Виниловой и попросила привезти ей какое-нибудь приличное платье и немного косметики. Вместе со здоровьем к ней возвращалась естественное желание почувствовать себя женщиной.

Но едва она, одетая и прихорошенная спустилась вниз к выходу, где ее ожидал Мамай, весь ее задор погас. Вернулась исчезнувшая было настороженность, а сердце вновь обуял страх. Должно быть, Мамай почувствовал ее состояние, поэтому не пытался приблизиться больше, чем это было необходимо.

Захлопнув дверцу уже знакомого ей джипа, они тронулись в путь, почти не разговаривая друг с другом. Каждый думал о своем, пребывая в мыслях далеко от сидящего рядом спутника.

Лида думала о том, как ей хотелось бы, чтобы Мамай был другим. Чтобы она могла доверять сидящему рядом человеку, отцу ее ребенка. Иначе она не могла. И поэтому ей хотелось убежать далеко-далеко, чтобы сдержаться и не поверить его обманчивой любви.

Мамай размышлял о Степке. За эти два месяца он успел привязаться к малышу. Он часто подходил к его кроватке, когда он спал, смотрел на него, пытаясь найти сходство с горячо обожаемой матерью, и не находил. Зато он заметил другое – огромные черные глаза, цепкий пронизывающий взгляд, маленькие, но крепкие кулачки, которые не боялись его, Мамая, взрослых рук – все это делало Степку личностью, которую Мамай ценил и уважал. Этот малыш был особенным, и не только из-за своей матери. Может быть потому, что Мамай слишком часто возился с ним, как будто он был его сыном. Он был славный малыш.

И будет просто невыносимо, если он и его мать вдруг возьмут и исчезнут из жизни Мамая, даже не успев войти. Глядя на сидящую рядом с ним бледную и напряженную женщину, Мамай почти не сомневался, что именно так и будет.

Лида молча смотрела перед собой, с горьким удовлетворением узнавая знакомые места. Почему-то она не удивилась тому, что Мамай повез ее именно сюда. К себе, в барские владения, где он полновластный хозяин.

Машина затормозила возле массивных ворот, которые тотчас же плавно расступились в сторону. Еще через мгновение Лида стояла в уже знакомом ей коридоре, так же молча ожидая дальнейшего развития событий.

– Проходи, не бойся. – слегка смущенно сказал Мамай, чувствуя себя неловко. – На этот раз ты – желанная гостья.

– Хочешь сразить меня своим гостеприимством? Не стоит. Я прирожденная домоседка.

– Ну, пока что вопрос о твоем доме еще не решен. Так что…

– То есть? – Лида умоляюще взглянула на него и непроизвольно опустилась на краешек дивана. – Что ты хочешь этим сказать.

– Пока ты болела, Людмила Серафимовна пустила новых квартирантов, – отводя глаза, сказал Мамай. – Молодую пару. Так что пока придется воспользоваться моим гостеприимством.

– Как долго? – спросила Лида, и у Мамая все похолодело внутри от того, сколько отчаяния и безнадежности прозвучало в этом вопросе.

– Пока я не найду способ возместить причиненный мною ущерб.

– Понятно. – голос звучал уже не так безнадежно. Мамаю почудилось, будто он уловил в нем нотки иронии. – Где мой сын?

– Здесь. С ним няня.

– Я хочу его видеть.

Из-за спины Мамая как всегда незаметно вырос Дима. Он вопросительно взглянул на хозяина, и когда тот кивнул в ответ, вежливо дотронулся до локтя Лиды.

– Пройдемте, Юля.

– Меня зовут Лида, – спокойно возразила женщина и решительно убрала его руку.

– Извините.

Лида гордо прошествовала мимо Мамая, задумчиво наблюдавшего за этой сценой. Дима заторопился вслед за ней. В голове его происходил весьма напряженный умственный процесс, однако ни взглядом, ни жестом он не выдал своего волнения. Всего пару минут назад у него возник один вопрос, и он уже знал на него ответ.

Едва увидев ребенка, Лида почувствовала, как злость и напряжение покидают ее измученные мысли, уступая место радости и нежным чувствам. Она протянула к нему дрожащие руки и заплакала, почувствовав тепло его маленького родного тельца.

– Как ты подрос, маленький, – прошептала она, глотая слезы. – Как мамочка соскучилась.

Лида стояла, обняв ребенка и прижав его к себе, и мир вокруг нее словно перестал существовать. Она еле слышно ворковала нежные слова в его пока еще безразличное к смысловой речи ушко, но малыш должно быть чувствовал исходящую от нее любовь, потому что открыл глаза и внимательно смотрел на ее залитое слезами радости лицо. Где-то сзади легла тень Мамая, незаметно вошедшего в комнату. Он тихо наблюдал, боясь потревожить драгоценные мгновения первой встречи после долгой разлуки, и сердце его билось гулко-гулко при виде того, с каким обожанием прильнула к своему ребенку эта удивительная женщина. Чужая женщина, не его.