Текст книги "Только моя (СИ)"

Автор книги: Елена Ляпота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 29

Олег едва нашел ее в этой шумной пестрой толпе. Казалось бы, такая яркая, красивая женщина должна выделяться, приковывать к себе внимание, ан нет: она была лишь одной из всех – дорогих размалеванных проституток, стайкой поджидающих своих клиентов.

Едва увидев его, Юля почувствовала, как у нее задрожали коленки. Неужели…Неужели он пришел за ней?! Он соскучился, осознал свою вину. Он решил наконец вызволить ее из той тюрьмы, в которую она добровольно заключила себя в поисках спасения.

Господи, как она ждала. Сколько мечтала об этом мгновении, сотни раз представляя себе ту минуту, когда он вернется за ней. Как в немом кино: не надо никаких слов, только чувства. Вот и сейчас Юля не могла произнести ни слова, только сердце бешено стучало груди, а глаза яростно пожирали его с ног до головы.

– Привет, давно не виделись, – это все, на что оказался способен Олег в такой торжественный момент. – Как живешь-поживаешь?

– Нормально… не жалуюсь. – выдавила из себя Юля. – А ты?

– Как видишь, цел пока. Хотя забот хватает. Тебя здесь не обижают?

– Наоборот, холят и лелеют…

Юля томно, по-кошачьи улыбнулась ему, садясь на излюбленный конек. Сейчас она была особенно хороша собой, пуская вокруг себя стрелы Амура, надеясь, что одна из них точно попадет в Олега.

Они отошли от барной стойки и уселись за столик, продолжая болтать ни о чем. Юля терпеливо ожидала, когда он раскроет причину своего прихода, а в том, что она была, Юля ни капли не сомневалась.

Они даже поднялись в комнату наверху, где несколько часов бурно занимались любовью. С чувством, как старые знакомые. Юлю не покидало ощущение, будто Олег находится далеко-далеко отсюда – от этой комнаты, от этой постели. В глазах его не было былого пыла, он двигался словно робот.

Лежа, он курил и задумчиво смотрел в потолок. И наконец выдал то, за чем пришел.

– Ты давно общалась с сестрой?

Лучше бы он ее ударил, было бы не так больно. Юле на мгновение показалось, что кровать, на которой она лежала, сейчас рухнет вниз, вместе с ней. Что она могла ему сказать – человеку, с которым занималась любовью, о той, с которой он действительно хотел бы заняться любовью вместо нее. О той, которой, возможно, уже давно нет в живых.

– Не помню. Честно не помню. Как понимаешь, мне здесь слегка не до этого. – и в этом Юля не кривила душой.

Последняя фраза уже была сказана – последняя тема исчерпана, и оба впервые в жизни почувствовали отчужденность и пустоту, словно они были совсем чужими друг другу. Единственная ниточка, связывавшая их, оборвалась.

Олег молча встал и начал одеваться. Тишина становилась угнетающей. Надо было сказать хоть что-нибудь, чтобы все выглядело хоть немного по-человечески.

– Ты завязывай с этим. – сам себе удивляясь, сказал он Юле. – Тут тебе не место. Можешь вернуться ко мне. Работать.

– Я боюсь. – серьезно сказала Юля. – Очень боюсь.

– Этот вопрос я уладил. Тебе больше нечего бояться. Так что жду тебя в скором времени. Если ты, конечно, хочешь.

Хотела ли она? Нет, положа руку на сердце, не хотела. Всему есть предел. Наверное, где-то глубоко внутри у каждого человека находится малюсенький уголок, в котором обитает нечто колоссальное по своим возможностям отравить и без того гадкую жизнь. Это нечто называется осознание своих грехов. Если совесть большей частью – это боязнь справедливой кары за свои деяния, то от этого чувства не скрыться нигде. Оно как шрам на лице – можно слегка припудрить, но стереть все воспоминания невозможно.

Особенно, если ты убила родную сестру.

Юля еще долго лежала, предаваясь горестным чувствам и самобичеванию, пока ее не вызвали к очередному клиенту. Она считала, что хуже уже быть не может. Но она еще не знала, что ждет ее впереди.

Глава 30

Впервые в жизни Лида вошла в родной дом, словно вор, с опаской поглядывая по сторонам. Все как будто было знакомо, и в то же время Лиду не покидало ощущение нереальности. Словно она находилась в комнатах из примелькавшихся сериалов – знаешь что и где стоит, но внутри оказываешься в первый раз. Было пусто и пыльно. Даже пахло как-то не по-родному. Лида вернулась домой из совершенно иной жизни и почувствовала себя чужой. Ниточка, связывавшая ее с прошлым, безвозвратно затерялась во мраке. Надежная крепость рухнула, оставив лишь клубящиеся дымом руины.

Внешне все было как обычно. Скорее всего, с тех пор, как Лида закрыла за собой двери в то злополучное утро, здесь больше никто не появлялся. Взгляд задержался на подоконнике с безнадежно высохшими цветами, которые Лида когда-то так заботливо выращивала.

И пыль – так много пыли, что не убрать за один день. Но Лида не могла позволить себе роскошь навести порядок в собственном доме. У нее было лишь несколько жалких часов.

Лида открыла шкаф и достала огромную вещевую сумку. Необходимо собрать вещи, одежду, белье. Все, что так необходимо и можно унести. Лида сморщила нос, доставая задохнувшуюся от долгого пребывания в шкафу одежду, и ее чуть не стошнило.

Время летит, подумала она. Ребенок растет, и это с каждым днем становится все заметнее. Иногда Лида ловила себя на том, что ей было страшно – страшно смотреть, как она раздается буквально на глазах. Срок был небольшим, но Ленкин доктор сказал, что плод очень крупный и ей нелегко будет выносить такого огромного ребенка.

Что если ей это не удастся, и они оба умрут? Лиде становилось жутко от этой мысли, и она упрямо гнала ее прочь. Будь что будет. Больше чем одну жизнь ей не прожить.

Лида набрала полную сумку вещей, собрала косметику, обувь и тоскливо посмотрела на стоявший в углу компьютер. При всем, что она задумала этот маленький, но мощный прибор мог сослужить ей огромную службу. Придется уговорить Костю приехать сюда и забрать его к себе. Пока она не найдет пристанище. Смешно, подумала Лида, находиться в собственной квартире и размышлять о поиске пристанища, смешно до боли в скулах.

Оставалось самое главное – деньги и драгоценности. Их было немного, но они были – и это был шанс продержаться хотя бы немного без посторонней помощи, ждать которую было неоткуда.

Однако после получасовых поисков, не увенчавшихся успехом, Лида обессилено опустилась на кровать и обняла себя похолодевшими руками. Ее трясло, все тело била мелкая дрожь. Будь она проклята, ее сестра. Юля не только подставила ее, а еще и обокрала.

Что делать дальше, Лида представить себе не могла. Еще полчаса назад у нее был более менее конкретный план. Теперь же шаткие столбики ее уверенности в завтрашнем дне падали один за другим, засыпая надежды пылью.

Лида и сама не заметила, как по щеке одна за другой покатились слезы. И вот уже целым водопадом они стекали по подбородку и капали на грудь.

– Нельзя так, – вслух прошептала Лида, успокаивая себя. – Это вредно для малыша.

Но не так-то просто унять разбушевавшуюся внутри бурю. Лида еще около часа сидела, обхватив руками колени, и тихо плакала, пока из оцепенения ее не вырвал звонок мобильного телефона.

– Лидка, ты что с ума сошла? – раздраженно шипел в трубку Костин голос. – Долго тебя еще ждать?

– Да, Костенька, – пробормотала Лида, прижимая холодный аппарат к разгоряченной опухшей щеке. – Я уже иду. Сейчас только возьму сумку и выхожу.

– Сиди там, ненормальная. Будет она беременная сумки таскать. Сейчас поднимусь.

Лида услышала в трубке короткие гудки, и словно во сне отняла аппарат от уха и засунула в карман. Что-то промелькнуло в мозгу, что-то связанное с телефоном. Она пошарила глазами по комнате и нашла то, что искала – записную книжку.

Да, она позвонит папе в Киев и попросит помощи у него. Хотя бы деньгами, но он поможет. В конце концов, он ей отец и должен за все те бессонные ночи, которые она провела, рыдая от обиды после развода родителей. За то, что его не было рядом, когда дочери больше всего нуждались в его защите. За то, что ей просто некуда деваться, кроме как довериться ему, поставив под угрозу его мирное существование.

Выходя из комнаты, как вспышка молнии Лиду озарило сознание, что на этом же столике, на том самом месте у нее перед глазами добрых пятнадцать минут стояла фотография, на которой они со Славиком еще были вместе и улыбались. Лида вернулась назад и взяла фотографию в руки, намереваясь унести с собой. Слезы снова выступили на глазах, когда она, вглядываясь в некогда любимое лицо, вспоминала о том, как когда-то давным-давно она была счастлива. Но сознание почему-то вяло отреагировало на эти воспоминания. Словно кадры из приевшегося кино, оно вытесняло из памяти моменты их со Славиком жизни, накладывая на них другие – более острые и дорогие. Лицо мужа потускнело, померкло, вместо него другой образ вставал перед глазами живыми красками.

– Вова, Володенька, как же я тебя люблю, – вырвалось у Лиды.

И она бросилась прочь из опостылевшей вдруг квартиры. Прочь из прошлой жизни, прошлой любви. В эти мгновения она поняла – Славик окончательно умер. Поняла и смирилась. И ни о чем не жалела, кроме того, что не могла сейчас прижаться к живому родному плечу и доверить ему свои слезы.

Глава 31

Один ловкий и мощный удар – и дверь с треском ударилась о стену. Никого. Мамай недовольно сплюнул, но удержался от того, чтобы не пнуть ногой одинокий стул. Это было бы характерно для его «бычков», но ниже его, Мамая достоинства.

Клиент ушел вовремя, не оставив возможности подловить себя на горячем. Но ничего, Тетерев умеет ждать. Ему даже нравятся такие игры, когда жертва, чувствуя опасность, сопротивляется, но в конечном итоге, еще больше затягивает на шее петлю.

На стене висел календарь, изображавший полуголую девицу на мотоцикле.

Пятнадцатое июня, машинально отметил Мамай. Прошло почти полгода, как Юля его бросила. Воспоминания об этом словно обухом ударили его по голове. Ему снова пришлось сдержаться, чтобы не пнуть стул ногой. Чего это он сегодня вспомнил о ней. Об этой…

Когда-то было больно, ужасно больно. Но боль вскоре стала привычной, и Мамай перестал ее замечать. Время шло, а дел было по самое горло. Тетерев не давал скучать, а уж тем более думать о Юле.

Мамай больше не спал в той комнате, которую делил когда-то с ней. Она просто стояла запертой и хранила воспоминания, которые он больше не хотел вытаскивать на свет Божий. Но все же иногда Мамая охватывало невыносимое чувство одиночества. Он неосмотрительно позволил себе расколоть сердце надвое и отдать одну половинку Юле. Теперь, прижигая рубцы, он никогда не позволит еще хоть раз ему расколоться.

– Эй, бригада, на выход, – остервенело кликнул он своих ребят. – Клиент ушел.

– Черт, – вырвалось у Жженого.

– Ничего, – улыбнулся Мамай, – Все как надо.

Зазвонил мобильник, Мамай долго и внимательно слушал, а после коротко приказал.

– Там за углом какой-то бордель. Поедем, кости разомнете.

Ребята довольно зашикали, потирая в предвкушении руки. Мамай снова улыбнулся, но на этот раз снисходительно. Он едет туда не развлекаться. Он едет получить информацию, за которую Тетерев оторвет голову.

Мамай никак не высказал своего волнения. Он вообще редко выражал эмоции.

Подъехав к высокому яркому двухэтажному дому, Мамай позволил ребятам разбрестись, а сам незаметно юркнул во двор. Жженый без указаний остался курить у ворот, прислушиваясь к малейшему звуку. Через 20 минут Мамай вернулся слегка возбужденный, с блестящими глазами, и как отметил опытный глаз бандита, с характерно сбитыми костяшками ладоней.

– Ну что, соскучились без меня? – бодрым тоном воскликнул Мамай. И добавил чуть тише. – Давайте только по-быстрому, еще дела есть.

Жженый усмехнулся. Мамай похлопал его по плечу, но Жженый не рискнул ответить ему тем же. И все же парочка их довольно сносно сходила за приятельскую, когда они вошли внутрь здания.

Мамай тут же отправился к барной стойке. Бордельные услуги его мало интересовали.

– Собирай всех потихонечку.

Жженый кивнул и ушел прочь, и Мамай мрачно ухмылялся ему вслед, глядя, как его атаковали сразу две ночные бабочки. К Мамаю так никто не лип. Его все боялись.

Внезапно что-то закололо в боку. Мамай пригляделся и замер, не веря своим глазам. Это не могла быть она. Ему померещилось. Он всем своим весом перегнулся через стойку, разглядывая, как прямо рядом с ним, в двух шагах от его стула она наклонилась, чтобы поправить застежку на босоножке. Сейчас она выпрямится, и Мамай увидит, что это не она. Он просто болен, у него бред.

Девушка выпрямилась, подняла на него глаза, и лицо ее исказила гримаса ужаса.

Она выдала себя сама. Мамай с горьким удовлетворением смотрел, как словно в замедленном темпе меняется выражение ее глаз, округляется невыносимо яркий рот.

– Не кривляйся так, штукатурка посыплется. – Мамай с внезапно возникшим чувством гадливости осмотрел ее всю с ног до головы – слегка постаревшую, прокуренную и измученную от бессонных ночей, вульгарно размалеванную, бесстыжую в весьма откровенном наряде. – И это то, к чему ты стремилась?

Юля стояла перед ним, замерев от ужаса. Мысль ее работала лихорадочно. Если он разговаривает с ней, значит Лидку он не убил. Не убьет и ее, если только сестрица не сболтнула лишнего. Только не надо бояться, только не надо, но по телу уже бежали предательские холодные струйки пота.

Мамай между тем продолжал пожирать ее взглядом.

– Гляди-ка, да ты ушки проколола.

Этот маленький штрих в ее внешности окончательно доконал его. Еще никогда в жизни он не был так взбешен внутри и спокоен снаружи. Ярость и ненависть требовали выхода, и он схватил ее за руку.

– Бармен, комнату.

Парнишка слегка приподнял брови от удивления, но опомнился и подобострастно закивал головой. Юля пробовала сопротивляться, но Мамай уже волок ее куда-то, куда указывал бармен. По дороге он коротко кивнул головой ребятам, кучкой собравшимся в другом конце комнаты, разинув от удивления рты. Вся орава послушно двинулась за ним.

– Всем вместе будет стоить дорого. – заметил пронырливый бармен.

– Ничего, расплатимся.

Юля внезапно поняла, что то, чего она опасалась больше всего на свете, вот-вот должно произойти – час расплаты, от которого она так старательно откупалась, но так и не смогла, даже заплатив огромную цену. И она громко завыла. Мамай ударил ее по лицу, отчего из глаз потекли горячие соленые слезы.

– Вот чего ты хотела? Вот к чему стремилась? Тебе такая жизнь по нутру? – приговаривал он, швыряя ее на пол.

Жженый с ребятами ввалились в комнату и, заперев за собой дверь, сиротливо сгрудились в углу. Мамай схватил стул и уселся на нем, словно на троне. Губы его передернулись, вспоминая довольно точный момент из прошлого.

– Все повторяется, верно? – обратился он к ней. – Встань.

Юля послушно поднялась на ноги и заломила руки.

– Не реви. Бить тебя никто не будет. И убивать тоже. Если будешь послушной девочкой. Скажи мне, чего тебе не хватает в этой жизни, Юленька? Мужиков? Так их у тебя сейчас будет немеряно. Это то, чего ты хотела, так получай. На колени, сука.

Юля опустилась на колени, губы ее пересохли и дрожали. Кажется, она осознавала, что ей предстоит сейчас. Господи, как же ей тошно. Как же ей хочется умереть.

– Она ваша, мужики. На сегодня, на всю ночь, на сколько захотите.

Мамай посмотрел, как все ошалело уставились на него, думая, что хозяин не в себе, и рассмеялся. Жженый растянул губы в ответной улыбке. Похоже, все это серьезно, и девочку придется попустить. Но ее было совсем не жалко. В этом месте никому никого не жалко.

Юля беспомощно ойкнула, когда ее схватили сразу несколько пар рук, срывая одежду, когда Мамай внезапно приказал остановиться. Юля почувствовала, как ее аккуратно опустили на пол.

– Пускай девочка невзначай не подумает, что задешево откупилась. Она сама разденется и сама каждого ублажит. На коленях. – громко и внятно сказал Мамай. – Иначе я тебя изобью. Выбирай.

Юля выбирать не умела. Она послушно сбросила с себя остатки одежды и, опустившись на колени, стала выполнять привычную работу. С той лишь разницей, что клиентов было несколько, и что плата – ее собственная жизнь. А раз так – они сильно продешевили, так как жизнь – самое ценное, что только может быть.

«Как ловко ты играла со мной, девочка. Как ловко. Куда же подевался твой несгибаемый пленяющий взгляд. Или это только я был таким дураком, что ты почувствовала, и обвела вокруг пальца. Но теперь все, Юленька. Теперь все».

Мамай не стал дальше смотреть. Он поднялся и, махнув ребятам рукой, чтобы продолжали без него, вышел. Он не чувствовал, что настолько силен духом, чтобы на это смотреть. Мамай отдавал себе отчет, что не выдержит. Однако, выходя из комнаты, он чувствовал, что вся его любовь осталась лежать там, на ковре, растоптанная ее унижением. В душе не осталось ничего, даже горечи. Только презрение. Больше к себе за свою слабость, чем к ней, к ее продажной грязной душонке. Теперь он свободен.

Глава 32

Телефонный звонок раздался так внезапно, что Катя выронила из рук массажную щетку. Нагибаясь, чтобы поднять ее, краем глаза она заметила, как Ярик проковылял к телефону. Гипс уже давно сняли, но он еще прихрамывал и морщился от боли, когда в дождливую погоду сросшиеся кости начинали ныть.

Он уже не был таким, как прежде. В глазах его появилась грусть, но больше не было отчаяния. Даже на затылке начал пробиваться темно-каштановый волос. Манеры его стали не такими жесткими, и Катя даже начала замечать за ним приступы веселой болтливости. Особенно он любил паясничать с Тапкой, когда она уцепившись зубами в штанину, пыталась вскарабкаться ему на колени.

– Ну не собака – прямо кошечка. Скоро мышами кормить придется. А давай купим пару хомячков – проверим. Глядишь – замурлыкает.

– Как же, замурлыкает. – подмигивала Катя собаке. Кто же, как не она, понимала свою любимицу. Она же женщина. А Ярик типичный мужчина, которому искренне невдомек, что лезет Тапка к нему на колени вовсе не за лаской. Просто, проявив мягкость, он снова дал ей в руки козыри, и Тапка со всем женским нахальством и самоуверенностью села на любимого конька – пыталась стянуть пачку сигарет, сиротливо приютившуюся на столе либо же кокетливо выглядывавшую из кармана рубашки.

Хотя далеко не всегда оказавшись у Ярика на коленях, Тапкина морда тянулась к заветной пачке. Скорее к пропахшим сигаретами рукам, то заботливо чесавшим ее за ушком, то угощавшим сахаром и печеньем.

Звонили явно ему. Хотя кому обычно звонят в квартире, как не хозяину. Но за последнее время многое изменилось, и Катя начала себя чувствовать такой же хозяйкой в его квартире, как и в своей. Интерьер квартиры значительно преобразился с тех пор, как Катя поняла, что прежде чем Ярик выставит ее вон из своей жизни, они таки успеют пожить вместе. Может быть, украдкой думала она, не один десяток лет. Но то были глупые мечты.

Катя не верила, точнее боялась верить, надеяться, что он ее полюбит. Привыкнет, будет нуждаться – но полюбить?.. – она ведь не из тех девушек, в которых влюбляются на всю жизнь и без оглядки. Она надежная, ласковая, боевая – мамочка, одним словом. Но никак не роковая женщина.

Еще раз в приступе мазохизма Катя критически посмотрела на себя в зеркало. Как она поправилась в последнее время. Времени на тренировки катастрофически не хватало, а те жалкие полчаса по утрам были всего лишь хрупким прозрачным заслоном, скорее имитирующим защиту от лишних килограммов. К тому же Ярик любил поесть в компании, и все ее уговоры и увиливания просто игнорировал, язвительно приговаривая, что раз не фотомодель, то и терять нечего, а от голода голова болит и настроение портится. А Катя с ее улыбкой не могла позволить себе совершить подобное преступление.

Вот так и росла Катя вширь вместе с улыбкой. Она улыбнулась себе в зеркало, но улыбка сползла с ее лица, когда она посмотрела на Ярика. Тот, бледный и потерявшийся, сидел, вцепившись в телефон, словно кто-то мог вырвать у него из рук трубку.

И волноваться было из-за чего. Звонила Лида. Впервые за много месяцев он услышал ее голос.

– Я сейчас в Киеве, у отца. Вот решила позвонить, узнать, живешь ты еще тут или нет?

– Лида… Вот это да. Не представляешь, как я счастлив, что ты на меня не сердишься.

– За что? – удивилась она. – За что мне на тебя сердиться?

– Хотя бы за то, что не брал трубку, когда ты звонила. Прости, я был в таком дурацком состоянии.

– Зато теперь ты в другом. – даже в трубке было слышно, как она улыбается. Ярик представил себе ее улыбку – нежную и чарующую, и на глаза навернулись слезы. Славик так ее любил.

– Да, время… лечит, – пробормотал Ярик. – Слышал, ты замуж вышла.

– Замуж? – удивилась Лида. – От кого ты это слышал?

– Олег приезжал, рассказывал.

– Олег часто лезет, куда его не просят. – непривычно сухо и жестко проговорила Лида. – Но пускай он пребывает в приятном заблуждении – так всем легче будет.

– Так ты не замужем? Куда же ты тогда делась?

– Ну, не улетела же на другую планету. Просто решила поменять кое-что в жизни. Мне стало до боли одиноко в пустой квартире, и я решила на время уехать, прийти в себя, перестроиться. Вот сейчас у папы гощу. Только умоляю, никому не говори, особенно Олегу… и Юльке. Сейчас мне не до них. Я отдыхаю душой.

– У тебя неприятности? – осторожно спросил Ярик.

– У меня депрессия. – засмеялась Лида, только смех показался Ярику ненастоящим.

– У тебя не бывает депрессий. Что случилось? Или ты не можешь говорить? Давай встретимся, или я приеду?

– Не сейчас, родной. – нежно сказала Лида. – Сейчас мне нужно побыть одной, побыть там, где меня никто не найдет. Если мне понадобится помощь – я сама тебя найду.

– А если мне?

– Это низкая уловка, Ярик… Я оставлю номер своего мобильного телефона.

– Тебе точно не угрожает опасность?

– Господи, Ярик, я обычный человек – не жена бандита, политика. Я не больна, не совершала преступлений и не видела ничего такого, за что меня могли бы убить. Какая может быть опасность?

«Я не скажу тебе ничего. Я слишком опасаюсь за твою жизнь, братик мой любимый».

«Я сделаю вид, что поверил. Врешь ты все, Лидка. Теперь я все время буду как на ножах».

«Будь проклят Кравцов. Теперь я поняла, что он все-таки в этой игре,» – подумала Лида, положив трубку.

«Как так получилось, что мы оказались врозь, по разные стороны баррикад – не друг против друга, но и не прикрывая друг другу тылы»?

Катя подбежала к нему и обняла за плечи, словно почувствовав, как его тело сковала новая боль.

– Кто звонил?

– Да так, никто. – Ярик махнул рукой и встал, высвободившись из ее объятий.

– Снова не хочешь пускать меня к себе? В свою жизнь? – вырвалось у Кати.

«Ну что ты пристала. Оставь меня одного. Это тебя не касается», – промелькнуло в его мозгу.

– Некуда пускать. У меня одна жизнь – здесь, с тобой.

Катя почему-то не встрепенулась от этих слов, сердце не застучало. Наоборот, что-то жалкое и снисходительное почудилось в его тоне.

– Можешь сказать хотя бы, кто эта Лида?

– Жена… Славика, моего брата – добавил он, увидев, как вытянулось ее лицо при слове «жена».

– Почему я только сейчас узнаю о том, что у тебя есть родственники?

– Потому что это не твоего ума дело. – не сдержался Ярик, но тут же пожалел о своей внезапной ярости. – Прости.

Катя всхлипнула носом, но сдержалась и не заплакала. Нечего плакать из-за этого ублюдка. Одна-единственная фраза на простом русском языке сказала ей о многом, о чем не смогли бы сказать и сотни слов. Он ее не любит. А вот эту Лиду – наверняка. Иначе откуда столько тайн. И не оттуда ли его предыдущее состояние – не от сознания ли греха перед братом. И насколько велик тот грех?

– Любишь ее? – тихо спросила она.

– Ты что, дура? Она мне роднее сестры.

– Тогда почему ты такой? Такой взвинченный после разговора с ней?

– Потому что я чувствую, что с ней что-то случилось. Или должно случиться. В общем, я нутром чую, что она в опасности.

– Не переживай ты так. У нее ведь еще муж есть.

– Нет у нее никакого мужа. У нее кроме меня никого нет.

– А где он? Бросил? Не молчи…

– Славик умер. Его убили.

– Прости, я не знала. Если тебе больно говорить на эту тему, давай не будем.

Катя с ужасом смотрела, как буквально на глазах его лицо покрывается морщинами, которые она с таким трудом пыталась изгнать из его сердца. Они возвращаются и еще более глубокие, чем были.

– Хочешь знать, кто я? Хочешь знать, кого полюбила?.. Я подонок, который слинял в сторону и оставил смерть своего брата безнаказанной.

– Но ты же ничего не можешь сделать. Ты же не отправишься никого убивать. Я не знала твоего брата, но не думаю, чтобы ему понравилось, что ты сядешь в тюрьму ради того, что все равно не вернет его жизнь.

– И мою тоже, – прошептал Ярик, обнимая ее и целуя ее мягкие волосы.

«Ты многого обо мне не знаешь, Катюша. Даже не представляешь, что когда-то для меня было ЛЕГКО… убить человека. И не сесть за это в тюрьму».