Текст книги "Затерянная во Вратах (СИ)"
Автор книги: Елена Ловина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Приступим.
Я люблю работать с камнем просто потому, что и он любит меня: мои руки, магию, мой интерес к нему, мою любовь. Он поддается любой моей мысли, даже самой невероятной, порой невозможной, как когда-то произошло с клубникой. Он ластится к моей магии, родной, первой, словно он тоже часть этой магии, и она ему необходима, чтобы стать цельным, пройти свое предназначение и стать…
Сейчас камень под действием моей силы меняет структуру с пористой на более слитую, спаянную. Под моим взглядом теплый шероховатый камень тянется ввысь, извивается узорами, поблескивает металлическими краями и даже на взгляд становится прохладным и гладким.
– Ооооо, – протяжно вздыхают вокруг дрохи, которые никогда не видели, как я работаю с камнями. Да, это не шутки да небылицы сочинять да пересказывать, как третья принцесса по ночам ходит в королевском парке и ест булыжники.
Да, я эти сказки тоже слышала. Самая моя любимая про то, что гранит я люблю поглощать в крылатой форме, так как он напоминает мне воздушный зефир.
Пф-фф. Много они понимают.
Гранит по вкусу больше похож на грильяж: приторный и твердый, даже зубы порой жалко об него точить.
Вот горный хрусталь похож на виноградный сахар: прозрачный, хрустяще-звонкий, в меру сладкий и незабываемо ароматный.
А еще можно попробовать болотный торф – он на хлеб похож. А если в засуху торф начинает тлеть, то вообще взрыв вкусов – словно хлеб только-только из печи достали: ароматный, сверху твердый и хрустящий, а внутри неповторимый мякиш.
Ох, даже слюной подавилась. Шутка ли, больше года ничего не ели материального, а магия уже стала безвкусной, словно мы впервые расправили крылья и попробовали ее впитать под чешуйки.
Тем временем, пока я предавалась гастрономическим воспоминаниям, магия моя поддерживала изменения во вратах и делала это столь удачно, что они почти не отличались от тех, что мы видели в последний раз. На каменном полу выведена всего одна руна, едва ли законченная – не хватало маленького крючка, но от него зависела вся магическая формула, а также успех всех наших невероятных усилий – от маленького незавершенного крючка зависело наше возвращение домой.
– Очень хорошо, – Рар даже лапы потер друг о друга, хотя в двуногой форме за ним такой жест не водился, но, видимо, наше блуждание между мирами еще и не такой отпечаток на нас наложит.
– Чему тут радоваться? – недоумевал жардан Кевор, мрачно разглядывая мое произведение. – Мы все равно не понимаем, что произошло и что так сильно напугало принцессу Саянару.
– Если спросить принцессу Саянару, а мы этого делать ни в коем случае сейчас не будем, то она прочтет вам лекцию терций так на пятьсот о способности камня накапливать образы. Так вот, жардан, мы этой способностью сейчас и воспользуемся… Саян!
Ну что, Саян? Не я виновата, что у Рара так и не получилось слиться с магией нашей копии врат и вытянуть эти самые образы. Дядя, похоже, почувствовал ту тонкую хрустальную пленку толщиной с волосок Ваюни, которая опутывала врата по мере моей с ними работы, словно их защищают, только вот не я это сделала – точно-точно.
Потянулась к нашей миниатюре и словно обожглась, аж головы дернулись.
До шести лет, еще до раскрытия крыльев, я иного обжигалась: на кухне ошпарилась горячей кашей, у камина один раз схватилась за защитную решетку, у мамы в комнате схватила ее нагревающий камень, которым она волосы разглаживает после купания. Так что резкую боль и звездочки перед глазами, а потом неприятно-болезненную пульсацию я узнаю всегда, даже спустя десять лет.
Так вот, прикосновение магией к мини-вратам ощущалось как прикосновение к нагревающему камню: не до волдырей, но больно и хочется потрясти обожженным местом или подуть на него, ну или что-нибудь сделать быстрее, чтобы жжение прекратилось. Хм, и это в теле дроха, которому огонь и раскаленные предметы в принципе не страшны.
Головами я все же потрясла немного, чтобы избавиться от неприятного ощущения, но вот рядом с сердцем, недалеко от резерва ощущение тлеющего угля все еще оставалось. Ну и как быть с этим дальше?
– Рар, не получается, – была вынуждена признаться в своей беспомощности. – Магия того мира не подпускает.
– Похоже, в том мире все же имеются хранители, – задумчиво протянула прабабушка, нервно дергая головой – видимо, тоже попыталась прикоснуться к нашей копии.
– Хороши хранители, – то ли рыкнул, то ли хохотнул жардан Кевор, – впустили Клевра и позволяют здравствовать и процветать.
Лучше б он молчал, потому что хранители, кем бы или чем бы они ни были, обиделись и расширили тонкую пленку на несколько длин хвоста жардана, так что нам всем срочно пришлось ретироваться (дрохи ни в коем случае не пятятся и не сбегают – только тактическое отступление!).
– Тише-тише, – пробормотала я, обращаясь не к хранителям чужого мира и их пленке, а к своим вратам, которые я создавала, перестраивала, изменяла – в них я вкладывала часть своей магии, так что как бы их не защищал чужой нам мир, мне они все равно должны подчиняться. – Нам нужен слепок последнего события. Это же вредно для мира, если проливается кровь на артефакты.
Меня услышали, поняли, задумались. Это ощущалось по хаотичному мерцанию пленки, которая покрывалась то радужными всполохами, то морозными узорами. Но, скорее всего, подпустить к вратам не пожелали, потому что пленка так и не исчезла, и не уменьшилась.
– Вы говорите с камнем, словно он живой, – хмыкнул один из телохранителей, Вафей, кажется, он один из тех, кто любил повторять шутку про принцессу и гранит.
– Не поверите, Вафей, но так и есть, – я в этот момент обдумывала, как рассказать хранителям, что мы в итоге хотим. И как это сделать? Магией – не пускают и больно, словами – их не убеждают слова, может образами?
Я попыталась представить Клевра, таким, каким помню по последней встрече, еще до того, как он развеял иллюзию. Вспомнила и представила алтарь с запекшейся кровью. Четко представила кусты, в которых затаились наблюдатели – я помню поблёскивание оружия, направленного в нашу сторону. А потом максимально точно представила тот момент, когда Клевр становился собой и его злорадство, а еще странный отблеск на всей его ауре, которую он старался замаскировать.
Образ держался в голове долго, я уже устала представлять все это, он постепенно начал истлевать, когда пришел отклик от хранителей.
Клевр в памяти стал четким, почти материальным, а те всполохи на ауре приобрели четкий кроваво-красный цвет, который говорил о причастности к жертвоприношениям, а то, что эти всполохи были по всей ауре, показывало, что жертв было не два и не пять, а гораздо больше.
Я не успела осмыслить увиденное, потому что хранители решили ответить на наш первый вопрос: «Что произошло у врат?»
Сначала вокруг врат разлился молочный туман, который скрыл от наших глаз и врата, и камень перед ними, и даже небольшое пространство вокруг. Потом, когда мы все, затаив дыхание, принялись всматриваться в эту непроглядную дымку, из тумана резко проступил витиеватый металлический узор на створах и небольшая фигурка мужчины, который каким-то усталым жестом отправил куда-то подальше своих помощников (видно было только контуры фигур, что говорило про их незначительную роль в том действе, что нам позволили увидеть).
Мужчина остался один, рассматривал врата, проходил вокруг, любовно поглаживал створы и кованный узор. Он кое-где отряхнул каменную пыль, потер рукавом металлическое кольцо, которое заменяло ручку у врат, а потом вздохнул и опустился на колени.
То, как мастерски и споро он орудовал долотом и киянкой оценили все, потому как из-под зубца выходила уже узнаваемая руна, которая по мере проявления начинала мерцать едва уловимой магией.
Мы увидели только фигуру в черном плаще и кинжал, блеснувший в лунном свете, а следом мужчина рухнул на камень перед вратами, и только его кровь начала растекаться лужей и постепенно впитываться в мрамор, который в тот миг вдруг стал пористым, словно губка.
Мы все отпрянули, даже могучие и смелые телохранители, а мелкие вообще спрятались за спины старших и оттуда всхлипывали.
– Может, он выжил? – задала робкий вопрос Кассии, но ей никто не ответил, да и как можно выжить после такой потери крови и точного удара в самое сердце?
Как будто издеваясь, хранители того мира продемонстрировали уже утро и скорбную процессию, несущую носилки с накрытым простыней телом в сторону от врат.
– Чем нам это грозит? – рациональный вопрос от самого рационального из нас – жардан Кевор ни терции не выпал из привычного образа руководителя.
– Врата могут изменить свое назначение, и мы не сможем их использовать в своих целях, – ответил Рар. Какой-то тусклый у него голос стал – неужели он сдался? Вот так сразу?
– Ну, может это не ритуал был, а просто порыв или аффект, – предложила вариант тетя Ллой, почесывая живот. От нервов и частых переходов у нее появилась такая привычка – царапать чешуйки на животе. Еще чуть-чуть, и дыру процарапает.
– Кинжал точно ритуальный, – покачала головой прабабушка (остальные головы у нее благополучно спали, не то что у нас – бодрствовали и таращились на врата, стараясь запечатлеть тот ужас, что нам демонстрировали – словно одной пары глаз для этого не хватило бы).
– Знать бы, что за заклятие он наложил, – мама единственная из нас всех помимо магии королевской крови могла в любое время прибегать к запретным знаниям, что хранятся за десятью ментальными печатями от нас всех. Но только знать что-то запретное и уметь это применить, а уж тем более предотвратить или повернуть вспять – совершенно разные вещи.
Глава 23. Как спасти от Судьбы.
Кровь на постаменте растекается, заполняя щели и трещины, а еще недописанную руну, которая моментально впитывает в себя весь алый цвет и разгорается черно-алым, пульсирующим рвано и болезненно, светом.
Всего миг врата борются с руной, пытаясь вытолкнуть со своей поверхности, но уже черные щупальца тянуться к петлям, к замку, к кольцу и проникают все дальше.
Еще пульсация. Далеко-далеко от врат. Где-то на краю той империи, где настоящие Врата находятся, начинают пульсировать несколько точек, ярких до болезненной рези в глазах, и мощных, так что сила их магии отдается звоном в ушах. Пульсация слегка притупляется, но при этом растет, ветвиться, и на месте точек уже вырастают призрачные деревья. Мощные, крепкие, несокрушимые. И в то же время ранимые, податливые, сочувствующие… Нам сочувствующие.
В каких-то мирах, про которые нам рассказывали сказания в детстве, есть живые исполины, достигающие до самого неба. На их ветвях живут те, кто не знает печали, старости, смерти, кто отдал жизнь для поддержания природы. Говорят, те деревья живые, обладающие разумом и волей, магией и правом судить все вокруг. Те деревья – хранители того мира.
То, что я вижу сейчас, далеко от тех исполинов, потому что состоит из камня. Из мириадов камней всех миров и времен. Из живых, дышащих, думающих, помнящих, сострадающих, любящих. Словно душа целого мира в них. Это тоже хранители мира, того самого мира, куда мы пятиглавыми ящерами вываливаемся и топчем все вокруг, сминаем, рушим, разрываем…пусть и не желаем этого.
Древа, как правильно к ним обращаться, вспыхнули магией, а за ними в другом месте озарились неярким светом большие факелы на хребтах гор, океан озарился голубым тягучим мерцанием, и вокруг оранжевыми точками показались завихрения порталов.
Пятнадцать. И все с вратами.
От тех врат, где была принесена жертва, резко устремились к другим порталам щупальца черного проклятья, присасывались, втягивали их силу, и передавали основным Вратам. Что бы не придумал Клевр, он открыл для себя источник энергии, практически неиссякаемый. И вся энергия концентрируется в последних Вратах, чтобы выплеснуться при их открытии.
Только вот не понятно, для чего это все.
Сначала Древа, океан и факелы были всего лишь незримыми наблюдателями, как и мы сейчас, чьим взглядам предстала эта копия мира – маленькая, урезанная, но, даже в таком виде, впечатляющая и вгоняющая в трепет. Затем, словно подумав и обсудив, они тонкими нитями отправили магию ко всем порталам. Нити бледно и едва уловимо золотились в пространстве, окутывали врата, переплетались с черными жгутами и истончались почти до невидимых, ослабляя черные щупальца.
– Они ослабили проклятье, – сипло прошептала мама, словно очнувшись от погружения в магию королевского рода.
– Но не до конца, – это заметил Валер, хотя мы итак все видели, что черные щупальца-жгуты так и слиты со всеми порталами.
– Им нужно помочь магией крови, – прошипел жардан Кевор, который, будучи главой телохранителей, имел доступ к некоторым высоким знаниям нашего мира. Только вот чья кровь подойдет?
Не наша. Древа окутали «свой мир» пленкой, за границей которой четко обозначили наше присутствие: сорок шесть фигурок дрохов.
Значит, кровь нужна того, кто принадлежит их миру магией, телом, сердцем, душой.
И почему-то все посмотрели на меня.
Почему?
Им нужен Рой. Его кровь и его жизнь.
***
Мой сон был рваный, мучительный, напряженный. Я всеми силами старалась идти в противоположную сторону от зова, что звучал от моего хранителя, от Роя. Разворачивалась каждый раз, когда ощущала, что зов сменил направление и идет впереди, а не из-за спины, чего я постоянно пыталась добиться. Не выходило.
– Саян, ты пришла!
Голос бархатный, душевный, обволакивающий, словно мед и огонь одновременно. Поганец – он опять пытается использовать силу убеждения, но мне уже все равно.
– Рой, – всхлипываю и утопаю в кольце его рук.
Чудны дороги сновидений. Только что я была дрохом, огромной и мощной, способной растоптать человека, словно букашку, и следом я уже хрупкая тонкая девушка-тростиночка, которую мужчина легко подхватывает на руки и кружит, хохоча от счастья. Его глаза сияют, словно я подарила ему свое пламя, а улыбка такая, что дышать становится сложно, а сердцу в груди тесно – оно начинает танцевать, как в тот день, когда он спас меня.
– Ты пришла.
А потом мои губы пылают от поцелуев: требовательных, горячих, утягивающих в пучину страсти, от которой в груди все печет и плавится. Хочется раствориться и забыть, отдаться желанию этого мужчины, который всего за полную луну вдруг окреп, возмужал и стал таким харизматичным и надежным, что в сердце само собой вспыхнуло закаменевшее не так давно пламя.
Я не ощущаю его запаха, но мозг сам дорисовывает картинку, напоминая, как умопомрачительно он пах в пространстве между мирами: словно ежевика на морозном воздухе… И тут же запахи снова пропадают, потому что горькое сожаление накрыло от осознания, что это всего лишь сон, в который я пришла специально.
– Я теперь тебя ни за что не отпущу, – шепчут горячие губы где-то в ложбинке между грудками, а потом я изгибаюсь от непростительно-острого поцелуя, забывая вообще, что старалась избежать этой встречи. Я уже сама не знаю, чего хочу больше: сбежать или остаться, и пусть мой первый раз с мужчиной произойдет вот так горячо и незабываемо во сне.
Во сне… Не по-настоящему… Обман…
Мысли кружатся отдельно от меня, потому что мое тело, человеческое тело, сгорает от наслаждения. Когда он успел столько узнать о том, как лишить девушку способности думать и действовать…разумно? Прошла всего одна луна.
– Мы так давно не виделись, моя Саян, – губы обжигают, а ладони сжимают почти болезненно…вернее, должно быть болезненно, но кожа только плавится и горит. – Десять лет я звал тебя, а ты не приходила.
Этот упрек отрезвил, словно меня в снежный сугроб кинули…голышом.
Десять лет? Десять, штрах его, лет?
Я выгнулась и уперлась руками в широкую грудь, которую в начале встречи прикрывала и сорочка, и камзол, и перевязь, а сейчас она непозволительно блестела от капелек пота и демонстрировала свою мощь в полном объеме. Даже залюбовалась.
Пальцы сами собой заскользили по мужской груди, собирая по дороге бисеринки пота, а над ухом судорожно сглотнули.
– Ты хоть настоящий, Рой?
Я пытаюсь вдохнуть его аромат, пытаюсь представить, как должна пахнуть ежевика, смешанная с потом, и не могу, поэтому делаю и вовсе безрассудный и дерзкий шаг – припадаю к его груди губами и слизываю мелкую капельку.
Судорожный рык желания и мой стон разочарования смешались воедино, и наши действия перестали сближать нас и наши желания: Рой попытался прижать меня теснее, а я изо всех сил старалась отстраниться.
Мне не нужен этот суррогат.
– Пусти, я не хочу так, – только и могла, что упираться, не давая сократить ему расстояние между нами. А расстояние все сжималось, сжималось, сжималось.
Почему так? Ведь это же мой сон!
Стоило так подумать, как мощная мужская фигура тут же отлетела на расстояние нескольких шагов, словно сила дроха пришла мне на помощь.
– Зачем же ты пришла, Саян? – мужчина зло смотрел на меня, был собран и вновь одет, словно готовился встречать послов чужой враждебной страны: сиятельный, безупречный, безукоризненный – слишком идеальный, нереально идеальный.
А я… Сидела на бесцветной земле, по которой даже не понятно: растет на ней трава, просто она одного цвета с землей, или это камни так выглядят, и приводила одежду в порядок. Одежду, дыхание, мысли…сердце.
– Это из-за врат? Я не смог привязать их своей кровью – они не принимают ее.
Он злился, пытался оправдаться, заглаживал назад выбившиеся из хвоста волосы, а я продолжала сидеть молча.
А что сказать? Все очень-очень сложно. Я хотела, чтобы Рой жил своей жизнью, когда простилась с ним, а сама, похоже, только и сожалела о несбывшемся: о страсти, нежности, близости. Мой мозг лихорадило от желаний, которые требовалось сдерживать, и он придумал для меня вот такой выход – получить все, о чем мечтаю, внутри сна.
– Я почти у цели – еще год или два, и я привяжу врата, и вы сможете уйти.
Он говорит такие желанные вроде бы вещи, а пламя в груди снова начинает твердеть – снова те же языки огня застывают один за другим, словно на раскаленную лаву вылили океан ледяной воды.
– Не вмешивайся, Рой, – говорю я совершенно не то, чему меня учили мама и бабушки.
Оказывается, женщины нашего роды очень даже не плохо изучили природу мужчин и в свое время беззастенчиво манипулировали ими. Пока не встретили Истинное пламя. Возможно, Клевр все же имеет право злиться на маму? Но месть, все же, слишком жестокую выбрал – несоизмеримую с поступком…или нам не все рассказали?
– Тебе не стоит сомневаться в моих силах, Саян, – его голос перестал обволакивать и ласкать, и стал жестким, непримиримым, упрямым. – Клевр убил создателя врат. Это мой недочет – я недооценил его силы, но ты должна в меня верить.
– Не вмешивайся, Рой, – упрямо повторяю я, поднимаясь с земли и встречаюсь с ним взглядом. От его боли, что наотмашь бьет по нервам и сердцу, тяжело дышать, но я справляюсь с голосом и говорю почти ровно, без запинки. – Живи обычной жизнью, забудь нас, не приближайся к вратам – тебе не справиться.
Последнюю фразу я сказала зря – он разозлился даже больше, чем, когда я его оттолкнула. Его магия сконцентрировалась над головой в виде черной грозовой тучи, а молнии недвусмысленно давали понять, что мужчина на грани.
– Живи обычной жизнью, Саян? – прогрохотало вокруг, словно Рой в миг превратился в могучего исполина, способного передвигать горы и менять направление рек. – Да я десять, Тьма в глаза, лет только и пытался «жить обычной жизнью»! Я десять лет пытался забыть тебя, но не в моих силах изменить Судьбу. Ни одна женщина не смогла затмить тебя, моя дрохия, хоть они и пытались…, и я пытался. Я твой хранитель, Саян, а ты – моя Судьба, и это не изменить. Смирись, потому что я не могу не пытаться помочь тебе.
Надрыв, с которым он говорил, притупил остроту той боли, что я почувствовала, когда он упомянул других женщин, но я быстро справилась с ревностью, злостью, растерянностью от собственных чувств – я не имею права претендовать на его вечные любовь и обожание, тем более я сама выбрала свою дорогу (пусть и под напором магии королевской крови).
– Ты мало знаешь о Судьбе, Рой, – я создала между нами прозрачную стену, чтобы он не мог подойти ко мне теперь, когда я поняла, что нужно делать, чтобы освободить мужчину от себя (и королевская кровь, магия, память услужливо мне продемонстрировали все действия по шагам, чтобы я, не дай Мать всех дрохов, не сбилась где-нибудь).
Первая нить рвалась жестко, болезненно, почти по живому. Будь она осязаемой, то кровоточила бы, как самая настоящая рана.
Рой не понял, что я делаю, а только почувствовал обжигающий удар отката, когда нить порвалась и два конца ее вернулись к владельцам, то есть к нам. Я зашипела, а он покачнулся, но в следующий момент рванул ко мне, и только незримая стена остановила его…едва не рухнув под напором силы и отчаяния.
– Не смей, Саян! Ты не имеешь права отнимать у меня эти чувства!
Я же смотрела в его глаза и молча продолжала рвать нити, связывающие меня и мужчину. Судьба – это не приговор. Были в истории дрохи, которые даже после разрыва связи остались рядом и, наконец, увидели Истинное пламя, которое скрывала магия Судьбы. Ирония магии: если бы не мистические нити Судьбы, связавшие двоих, они бы раньше поняли, что созданы друг для друга.
Спасибо тете Каммей – просветила, когда остальные требовали от меня, чтобы я всеми силами попыталась уговорить Роя привязать врата. Даже ценой своей жизни.
– Живи, Рой, – почти молю я, понимая, что в этом сне я не могу сказать слишком много, не могу поведать свои боль и сожаления о том, что повернуть все вспять невозможно. – Ты не мое Истинное пламя, а я уже не твоя Судьба. Ты свободен от ноши хранителя, и вправе сам выбирать свой путь… Живи вместо нас, Рой…
***
Империя Бранвер, Долина Врат, время: через два года после памятного сна императора Аллароя Леонидаса Первого.
Алларой стоял перед вратами и мрачно выводил кровью руны на мраморе перед створами. Лишь бы не ошибиться, а то он просто сгорит от стыда.
– Руну чуть круглее, ваше величество.
Опять эта коза его учит – просто позор на его императорскую голову. Черноволосая и синеглазая оглобля, которая даже на значимый ритуал умудрилась прийти в каком-то шелковом черном балахоне и с черным гримом на глазах и губах, словно она только-только с репетиции студенческого спектакля, что ставят уже несколько месяцев как раз к летнему солнцестоянию.
Алларой только зубами скрипнул, а ответил совершенно не то, что просилось на язык.
– Вы, Беатрис, должны меня подпитывать магией, если мне правильно помнятся ваши обязанности, а не учить меня рисовать руны.
– Пф, – зараза даже не думала тушеваться, – если вы и в прошлый раз РИСОВАЛИ руны, то не удивительно, что у вас до сих пор ничего не вышло.
Вот ведь бескрылая Тьма, совершенно никакого почтения к императору, а ведь он ее и учиться направил в школу, когда она чуть не подпалила почти пол столицы, «нечаянно» разозлившись на соседского мальчика, который заляпал грязью ее и без того запачканное платье. И во всей империи ввел обязательные экзамены для магически наполненных детей на самообладание перед обязательным обучением в школе. Для нее, между прочим, чтобы она научилась сдерживать свой взрывной характер, и смогла учиться. И в Университете специально создал направление по передаче магии, лишь бы у нее была возможность пополнить свои знания и получить диплом. А у нее ни капли пиетета, даже мысль не закрадывается, что его, вообще-то, благодарить нужно за то, что она может фыркать, заметив оплошность императора в небольшом отклонении в написании руны.
– Сотрите уже это черное убожество, что на ваших губах, – не выдержал Алларой, дописывая второй ряд рун. Как ни странно, а злость не влияла на твердость руки и память – руны получались на удивление ровными и правильными. – Если вы вздумаете этими губами передавать мне магию, то моя смерть будет на вашей совести, правда, недолго.
Девушка недоуменно посмотрела на мужчину, нахмурила свои смоляные брови, которым как раз ретушь и не нужна была, а затем… расхохоталась.
Коза – она и есть коза.
– Вы что, думаете, я вас целовать буду? Да моя мама умрет от разрыва сердца, если об этом узнает – сразу же решит, что меня на месте развеяли по ветру, чтоб не мучилась на суде. Я вас просто напрямую подзаряжу и все – без лишних нежностей.
– Вы сами-то слышите себя, Беатрис? – Алларой разозлился так, что скоро пар из ноздрей повалит, как у его знакомых дрохов по ту сторону врат, когда они его впервые увидели. – Как вы собрались напрямую передавать магию – это самый энергозатратный вариант, и он выжжет вас до дна.
– Это ваши магистры до дна могут себя выжечь, потому что у них дно резерва на самой поверхности, – девчонка даже не думала прислушиваться к тому, что твердят уже сотни лет самые мудрые и мощные маги империи. – А про поцелуи вообще вранье – ни капли правды. Ни один поцелуй еще ни разу не передал магию, разве что у супружеских пар, и то все эти сведения больше на подделку похожи, чем на достоверную информацию. Ну, еще более-менее похоже на правду у тех, кто обряд проходил у Каменных Древ, но кто ж из них в эксперименте участвовать будет? – Алларой уже и так скрипел зубами, а эта коза его еще и добить решила, добавив напоследок. – А мой прямой способ уже ни раз оправдал себя и подтвердил действенность пополнения резерва – я на всех студентах экспериментировала и на профессорах. А с вашим непроверенным методом мне бы пришлось всех их перецеловать, бррр…
И так передернула плечами, что даже Алларою стало мерзко, особенно когда он представил, что старый профессор Лапит вытягивает губы трубочкой, чтобы прижаться к губам этой…заразы.
– А что, Беатрис, возможно, спасая мою жизнь, вам как раз придется и супругой моей стать, если Древа одобрят наш союз, – Алларой внимательно следил за этой вредной оглоблей, и успел уловить легкий румянец на щеках перед тем, как девушка от него отвернулась.
Как давно он ее знает? Двенадцать лет? И ни разу не замечал, что она постоянно притягивает к себе взгляды. Да, десять лет точно ничего не видел, и она была всего лишь ребенком, но последние два года где его глаза были? Скорее всего, там же, где и гордость – пылала от злости и обиды.
Его посмели лишить части сердца, оставив пустоту и ничего не дав взамен. Растоптали чувства… (как-то помпезно звучит, особенно если вспомнить, что за ним грешок один тоже числился – он пытался затопить своими чувствами Саян, чтобы у нее и выбора-то не осталось, лишь одно желание быть рядом с ним).
И вот теперь он даже лица не может вспомнить, и цвет глаз постоянно меняется. А стоит закрыть глаза, так на месте дрохии встает эта синеглазая коза и фыркает, словно он очередную несусветную глупость сказал.
А ведь она сама неровно к нему дышит, только самообладание в Университете так натренировала, что и не поймешь, что за чувства скрываются за этим бесящим фырчанием. Раньше она чаще краснела, находясь рядом с ним, и заикалась, и не могла вымолвить и полслова, а теперь…
– Стать императрицей? Пф-фф! Да вам бы сказки писать.
Хм, а ведь не отказалась напрямую.
Алларой вдруг ощутил, как в груди разливается тепло, а губы сами растягиваются в улыбке, хотелось бы думать, что ослепительной и завораживающей, но, судя по презрительно поджатым губам девушки, просто наглой и самодовольной. Эх, так напугать не сложно, а не очаровать.
Он не стал говорить пафосных речей или затертых до дыр фраз: «Пора» или «Приступим». Просто разрезал запястье ножом и принялся наполнять надпись на мраморе собственной кровью и магией. Пора, уже давно пора закрыть этот вопрос и двигаться дальше, тем более Саян просила его жить…вместо них.
Сначала все шло по плану, который подробно проанализировали его магистры: руны напитывались, вплавлялись в постамент, пульсировали вместе с вратами, а потом…
Потом в голове резко зазвенело и небо качнулось и начало стремительно заваливаться на бок, а истошный вопль над ухом слился со звоном. Его словно на две части разделили: одна часть смотрела, но ей были недоступны все остальные чувства, а вторая могла мыслить и анализировать, и безапелляционно заверяла, что его жизни пришел конец, и на «двигаться дальше» у него просто не хватило времени.
Он видел, как над ним склонилась Беатрис и что-то кричала. Видел на ее руках молнии, которыми она пронзала его тело, но оно не впитывало магию, а просто пропускало мимо себя. Видел, как на глазах девчонки наворачиваются слезы, а губы начинают дрожать, но способность к самообладанию и тут берет верх – черных рукав размазывает слезы по лицу, а губы сжимаются в тонкую черную линию.
Зря он придирался к ее гриму – она даже с ним красива и притягательна – только вот сказать он ей этого не может. Он видит, как пульсируют врата… нет – Врата – главные, завершающие, конечные. И в эти Врата утекает его сила, его магия, его жизнь до последней капли.
Девчонка тем временем тем же черным рукавом стирает с губ черную помаду и, решительно выдохнув, словно перед прыжком в воду, целует его.
Сила полилась в него сразу, без предупреждения и подготовки, взорвав в голове звон в громоподобный грохот, а потом оглушив тишиной. Рана на руке, которая не затягивалась, отдавая последние капли мрамору, запылала жгучей болью, а потом затянулась, словно и не было. И рука тут же поднялась и сжала девичий затылок, продолжая прижимать девушку, чтобы не дергалась и продолжала целовать, хотя та вот точно уже собиралась закончить с передачей силы.
Она билась, трепыхалась, даже пыталась дать ему коленом в определенное место, но эта вечная неиссякаемая батарейка, которую не смогли высушить и заблокировать десять артефактов-блокираторов, вдруг обмякла и начала леденеть на глазах – Алларой слишком много силы потратил, а потом эту же силу восполнил за счет девушки.
Осознание всего ужаса содеянного словно кипятком окатило оголенные нервы и остановило сердце и дыхание. ОН убил ЕЁ?
Попытался передать обратно ее силу, но холодные губы не откликались, и теперь уже император тряс безвольное тело, кричал, звал, но не получал ответа. И только на краю сознания чей-то вопрос шелестел и перекатывался каменной крошкой: «Берешь ли эту женщину в супруги?»
– Да, Тьма вас всех побери! – рычал Алларой, пытаясь вдохнуть свою магию в девушку. – Дыши, твою ж хрябь, оглобля синеглазая!
Он упал рядом от бессилья, но так и не понял: удалось ли ему хоть как-то отодвинуть неминуемую смерть?
Готов был разрыдаться и бить кулаками землю и мрамор, на котором лежал, дайте только сил набраться. Чувствовал только, как нестерпимо жжет сердце и запястье пылает от ощущения, что его перетянули нитью и вот-вот оторвут.
