Текст книги "Шутка Вершителей (СИ)"
Автор книги: Елена Литвинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Часть первая. Пролог.
– Мамочка, расскажи мне ещё раз про папу… – Бертин обнял лохматого медвежонка, пошитого недавно ему бабушкой, расплющив по своему тощему, никак не поправляющемуся, тельцу.
– Что тебе рассказать о нём, медвежонок? Ты же всё уже знаешь… – Бертин сходил с ума по этим бурым и сильным животным, нередким в наших горах. И это детское прозвище, закрепившееся за ним, как и его" Бертин", спящий медведь, напоминало мне о том, как я и Тибольд никак не могли подобрать имя для нашего второго малыша. И только услышав о нападении медведя-шатуна на стоянку охотников, мы, переглянувшись, почти одновременно произнесли это слово. Смех закрепил нашу сделку, а малыш стал тем, кто носит данное ему от рождения и благословенное прозвище с большой гордостью.
– Как вы с папой познакомились? А правда то, что он достал для тебя эльдвайс и чуть не упал со скалы?
Эту историю наш с Тибольдом сын слышал уже тысячу раз, и я начала рассказывать её ему в тысячу первый.
Вдруг в дверь нашего дома постучали. Кто-то крикнул:
– Вдова Тибо! Вдова Тибо! Он умирает! Скорее! Помогите!
– Мама? – встревоженный голосок Авидеи раздался позади. Я погладила Бертина по голове и, добавив в голос побольше уверенности, сказала:
– Ложитесь спать… Я зайду к бабушке, пусть присмотрит за вами…
– Но мамочка… – Бертин был явно расстроен тем, что мне не дали продолжить свой рассказ, на что я поцеловала сына в лоб и заверила его:
– Утром расскажу, спи, медвежонок…
– Опять твоя работа… Когда папа был жив, он не позволял тебе отлучаться по ночам!!! – в голосе Авидеи я слышала раздражение. Вздохнула, повязала на голову тёплый платок, накинула полушубок и вышла в морозную ночь.
Яркие звёзды ослепили меня. У нас в горах они светились так ярко и были такими большими, что, казалось, протяни ладонь, и они попадают в неё, как гроздья спелой тамарины…
– Что случилось? – спросила я у сухонькой женщины, Калдии Тронг, нашего общинного бухгалтера и эконома.
– Он опять переел кульпачихи, а теперь задыхается…
Её супруг, тучный и ленивый сапожник Ольдат Тронг, имел индивидуальную непереносимость кульпачихи, нашей местной ягоды. Калдия поэтому старалась её не держать в своём доме, но Ольдат иногда приносил её от родственников или друзей, и демонстративно вкушал, заставляя свою жену и меня, лекаря нашей общины, очень сильно поволноваться. Ни в какую непереносимость он не верил, а когда приступ заканчивался говорил одно и то же:
– Это Калдия мне тычинки в брагу добавила… Вот меня и скрутило…
Брагу сапожник очень уважал и пил её практически ежедневно. Конечно же, никакой тычинки в браге отродясь не плавало: эта травка очень ядовита. Сумбарахов ею травить, а не лечить от алкоголизма…
Мы уже не спорили с упрямым сапожником, а просто лечили его. Я – травами и притираниями, а жёнка – уговорами да обниманиями.
– Ольдат, тебе же нельзя…
– Не суй свою тычинку в брагу, дура-баба… – забубнил сапожник, пока я помогала Калдии раздевать его да обтирать раствором калужника. Его покрасневшая, вздувшаяся на руках и лице кожа, мне определённо не нравилась. Такая краснота могла быть признаком апоплексии, но доктор из нашего центрального Стревина должен был явиться к нам в общину только в начале весны. Нужно было посоветоваться с отцом.
– Калдия, я ухожу, – и пока хозяйка меня провожала, быстро объяснила ей, как вредно Ольдату есть ягоды кульпачихи. Калдия горестно выдохнула, и её рот скривился:
– Айо, ты сама видишь, какой он упрямый! Что я могу?
– Поговори с ним…
– Бесполезно… Может, твой отец…?
Пожав плечами, я ушла. Редкие огни и звёзды были моими попутчиками в дороге до дома. До рассвета было ещё далеко, но сон уже убежал от меня.
Я заварила себе листья тумяны и стала прихлёбывать горячий отвар, наслаждаясь минутами тишины и красивым ночным небом…Наша хранительница Ада создала этот мир таким невыносимо прекрасным, что иногда у меня щемило сердце от радости и гордости, что я родилась именно здесь, на Адании!
Мой отец говорил, что не все миры такие правильные и светлые, как наш. Ада оберегает своё создание, лелеет его, охраняет… Пусть и в нашем мире не всё так совершенно, как нам, его жителям, хотелось бы, но мы стремимся к этому совершенству, идеалу…
Равенство, справедливость, труд для других – радость для себя… Эти и другие идеалы мы впитывали с молоком матери. Каждый человек на Адании знал, что отход от них будет означать крах, гибель не только конкретного отступника, но и со временем всего мира… Мы же хотели жить, и жить хорошо…
Когда рассвет стал заливать кухню неярким зимним светом, зевнув, я поднялась в свою спальню, стараясь почти не топать. Но деревянные половицы всё равно скрипели под моими ногами. Дети, слава хранительнице, не проснулись, и я стала быстро разоблачаться. Времени на сон оставалось не много, но я опять не могла уснуть, перебирая в голове события прошедшего дня и начала ночи. Мне в глаза попалась фотография нашей семьи, так и оставшаяся стоять на комоде в моей комнате.
Там были запечатлены я, Тибольд, шестилетняя Авидея и двухлетний Бертин. До трагедии оставался всего лишь год. Ещё один год безоблачного счастья, любви и устремлений. Кто знал, что нам с Тибольдом было отпущено так мало? Я давно не плакала, но сейчас, против моей воли, из глаз покатились слёзы.
"Вот и дожилась… Рыдаю одна ночью в подушку… Как какая-то там… вдова…"
Так, в тихих слезах, чтобы не разбудить детей, я и уснула…
С утра я отправилась к родителям, прихватив с собою непоседливого Бертина. Авидея отправилась в школу. До окончания её было ещё долгих три года, за которые она должна была определиться: какую профессию она хочет получить.
Станет ли она лекаркой, как я? Дар у неё был, и я старалась в ней его развивать. А может, она захочет стать архитектором и остаться в нашем стольном граде Деменеции? Там всегда очень востребована молодая и талантливая публика. Королева обожает приглашать в столицу юные дарования и покровительствовать им. Этот вариант развития событий мне не очень нравился, но я считала, что Авидея должна всё решить сама… Мои родители были с этим категорически не согласны. В своё время они не отпустили меня в столицу, посчитав и убедив меня в том, что там и без меня хватает лекарок средней руки, а у нас в общине постоянно требуются ловкие руки и верный взгляд.
– Вдова Тибо! Вдова Тибо! Там! Там! – раздались крики от околицы. Кто увидел меня, подходящую к родовому домику семейства Ньево и не отказал себе в удовольствии крикнуть мне на всю улицу.
Я оглянулась. Бертин прижался к моему боку, и я успокаивающе погладила его по голове. Что он там мог почувствовать через шапку? Но мой малыш улыбнулся мне ободряюще. Так мы всегда поддерживали друг друга.
Моё внимание тут же привлёк знакомый мне сапожник, бегущий со всех своих коротких и мощных ног в мою сторону.
– Вдова Тибо! Вдова Тибо!
Он остановился напротив меня и наклонился, упершись руками о колени, пытаясь отдышаться. Позади меня скрипнула калитка.
– Что за пожар? – раздался громкий низкий бас моего отца. – Чего шумишь, сосед?
– Доброе утро, отец!
– Доброе… доброе… Так что стряслось-то? – отец оттеснил меня своим огромным телом, как бы подтолкнув в калитку.
– Там… Врата Ады… Они впустили чужака…
– Что-о-о? – я сама теперь обогнула своего папашку, горой возвышающегося над всеми нами и перекрывшего проход к калитке на узкой, протоптанной в высоких сугробах, тропе. – Опять кульпачихи наелся, Ольдат? Что ты такое несёшь?
– Говорю только то, что сам видел… – обиделся сапожник. – Кульпачиха… кульпачиха… Да не стану я её больше есть, Айо… Только Врата и вправду впустили к нам в мир чужака.
– И где он? – я так и не поверила Ольдату. Не верим же мы и в самом деле в то, что в Лунный праздник на землю спускается Купальная ведьма, и если она встретится тебе на дороге, то предложит искупаться, а стоит только дать своё согласие, как она забирает тебя с собой… Ага, так и есть. Я хмыкнула. Но Ольдат твёрдо ответил:
– Лежит там, у Врат…
– Так что же ты… – отец быстрым шагом направился по тропинке к околице.
– Так я это… И бежал позвать нашу лекарку… Плохо там ему, видно, стало, вот и лежит, бедолага!!!
– Бертин, иди в дом! – приказала я сыну, увидев на порге свою мать в тёплом платке. Сынок, удивлённо распахнул свои синие отцовские глазищи и, спиной, шагнул за калитку.
Я припустила за отцом, который уже почти бежал, размашисто подпрыгивая через скользкие места и небольшие снежные заносы. Сапожник пыхтел за моей спиной. Людей на улице практически не было, но встреченные двое или трое прохожих, наши местные общинные кумушки, с удивлением смотрели на то, как наша троица ловко перемахивает через сугробы.
Тропинка за селом стала уже. Мои ноги скользили и спотыкались, но я, вместе с Ольдатом, старалась не снижать темп.
Снег, в ожидании первой оттепели, становился вязким и влажным, но холода и морозы ещё сорок дней должны были держать свою силу. Ледяной ветер ударил в моё не закрытое платком лицо: в поселении было гораздо теплее.
– Вот он, Ваух, смотри! Темнеется…
Я прищурилась, стоя против солнца. Оно было холодным и почти не грело, но снег ярко отражался от его света, не давая чётко рассмотреть лежащий впереди на сугробе предмет.
Мой отец уже приближался к нему, проваливаясь почти по пояс.
– Сосед, помоги! – сапожник обогнул меня, и мужчины стали вытаскивать человека в странной длиннополой одежде чёрного цвета. Сразу стало ясно, что человек не местный: у нас никто бы не оделся зимой в такую одежду. Пусть она была явно не летней, с длинным рукавом и высокой обувью и перчатками, но сам материал… От мороза такой материал не спасал.
Отец вдруг закинул человека на свою спину, на что я только охнула:
– Папа, твоя спина…
Чёрные длинные волосы чужака свесились с плеча отца. Мужчина, и такие длинные волосы? Зачем? Точно, это был настоящий чужак. В Адании ни один нормальный мужчина не стал бы отращивать себе такие длинные волосы. Насмешки, издевательства, позор – вот что ожидало бы его в нашем мире. Длинные волосы – это была женская красота и гордость. Мужчины могли позволить себе длину волос максимум по плечи.
– Папа, может, позвать на помощь? – опять попыталась я достучаться до своего самоуверенного и очень сильного отца, что он сейчас собирался опять продемонстрировать всей нашей общине.
– Не стоит… Пусть соседушка… лучше расскажет… как всё было… что он увидел… да как тут оказался…
Чужак на его спине только еле слышно застонал, а Ольдат начал сбивчиво:
– Так что тут рассказывать… Как ночью меня ты, Айо, выходила, так не спалось мне… Прогуляться пошёл…
Я хмыкнула: знало всё селение эти прогулки к мельничихе, что жила под горой, внизу, чуть в стороне ото всех, рядом со своей мельницей. Да и Калдия про них знала. Только уходить от отца своих детей не торопилась…
– Ну-у-у… Вижу, на горизонте, под горой, где Врата, что-то синеется… Потом зазеленело. И тут как бахнет! Я сначала испугался, а потом решил посмотреть… когда всё стихло… А он лежит… и стонет… На наших, вроде, не похож!
– А ты запоминай, дочка, запоминай… – отец выразительно посмотрел на меня, и я кивнула ему. Что тут было запоминать? Синий, потом зелёный и звук, похожий на взрыв. Так работали Врата нашей Вершительницы Ады. Уже несколько сотен лет никто не открывал их. Мы, жители Адании, считали, что эти знания утрачены. Ан нет! Погляди ж ты! Кто-то смог с той стороны пробиться к нам! Правда, непонятно, откуда, из какого мира, и как… Сейчас ответов на эти вопросы у меня не было. Одна надежда на то, что чужак очнётся, а я ему в этом помогу, и тогда…
Так, в раздумьях, я не заметила, как добрела вслед за отцом с его ношей до родительского дома. Ольдат так и скрипел сапогами по тропке за мной, что-то рассказывая себе под нос. Я его уже не слушала…
Часть первая. Глава первая. Чужак.
Глава первая. Чужак.
Под причитания матушки папаша доставил безсознательного незнакомца в гостевую комнату… Его широкий лоб уже истекал потом. Смахнув его, он сказал:
– Твоя очередь, Айо. Рамина! Помоги своей дочери! – и вышел из комнаты, незаметно потерев поясницу.
– Неси ножницы портновские и горячую воду! – сказала я матушке, и, пока та суетилась на кухне, я трогала лоб чужака. Он был очень горяч.
Матушка задышала за моей спиной, и я вымыла в принесённой воде руки: мужчине она была пока без надобности.
– Неси винный уксус, будем обтирать, потом – шерстяные носки и панталоны, вязаную рубаху из волчьей шерсти, что ты о прошлом годе связала отцу…
– Да как же… – запречитала матушка, но я строго осадила её: – Отец её всё равно ни разу не надевал… А человеку нужнее она будет… Всё равно помолька сожрёт…
Стянув с больного сапоги и перчатки, я попробовала снять одежду, но поняла по его стонам, что мой первоначальный план со срезанием был верным. Одежда была разрезана, и чужак сверкнул своим смуглым поджарым телом. Белья на нём, почему-то, не было.
Острые черты лица казались иноземными, нездешними. Их оттеняли чёрные круги под глазами и острый, длинный, похожий на вранов, нос.
На висках обнаружились несколько седых прядей, и я поняла, что чужак не так уж молод, как мне показалось в начале. Я взяла чистую тряпку и начала обтирать незнакомца. У него уже начинался бред. Стоило бы сварить ему отвар из черемики, но сбить температуру требовалось немедленно.
– Мама, помоги! Продолжи, пожалуйста, обтирания!
– Ты что, Айо, с ума сошла? Да я не собираюсь дотрагиваться до этого… чужеземца… – мама брезгливо передёрнула плечами.
– Тогда свари отвар… Нужно остановить воспаление…
– Ты же знаешь, что не смогу, – голос мамы задрожал, а я мельком взглянула на её кисти: те мелко дрожали.
– Давай я! – откуда-то из-за маминой спины объявилась моя младшая сестра и выхватила из моих рук ткань для обтирания. – Иди, готовь свой отвар, лекарка…
Насмешка в голосе сестры не обидела меня, я только мазнула взглядом по её лицу, кивнув в ответ. Милада уже отвернулась, деловито осматривая незнакомца. Я поспешила на кухню.
Помешивая отвар, я задумалась о том, почему к нам, двум сёстрам Ньево, так несправедлива судьба. Ладно я, не очень красивая и не очень счастливая лекарка в захолустной общине, но Милада… Умница, красавица, могла бы блистать при дворе королевы… Но судьба распорядилась иначе: жених бросил Миладу прямо перед свадьбой. Наш отец, Ваухан Ньево, чуть ли не до смерти тогда побил этого мерзавца. Свидетели говорят, что еле оттащили тогда папу от безсознательного тела бывшего жениха.
Он оказался каким-то дальним родственником королевы, и после этого все пути-дороги для Милады стали перекрыты. Она вернулась домой, в общину Северных гор, и начала преподавать в нашей школе ремёсла. Шить, вышивать, вязать, кроить – всё это получалось у моей сестрёнки безупречно.
Моя мама, пальцы которой сейчас выдавали только дрожь, в молодости обшивала и обвязывала половину общины. Сейчас её утешенем было только вышивание гладью. И то очень редко она бралась за это дело. А после гибели Тибольда мамочка как-то быстро стала сдавать.
– Слабое сердце у меня, доченька! – повторяла она мне и так известную истину. – А с такой болезнью я ещё очень долго живу. Спасибо нашей Аде! Неустанно благодарю её каждый день!
Меня отвлёк стук во входную дверь: сквозь приоткрытую дверцу кухни я наблюдала, как мама открыла её, и на пороге родительского дома появилась Арьяна Сугиста, глава нашего поселения. Она сняла с головы высокую меховую шапку и королевским жестом подала её матери. Мама приняла её и стала крутить в руках, видимо, не зная, куда её положить. Арьяна стала медленно расстёгивать полушубок, произнеся:
– Добрый день, Рамина и Рокайо… Что стоите, как столбы? Напоите-ка меня чаем!
Кинув маме, как какой-то прислуге, свою верхнюю одежду, Арьяна прошла ко мне и уселась на стульчик. Она неотрывно смотрела на моё лицо, ожидая чего-то, но я пока не понимала, чего.
– Как он? – спросила она через какое-то время.
– Чужак? – я поняла, почему мы удостоились чести лицезреть главу в своём родовом доме.
– А кто же ещё? Что с ним?
– Просто переохлаждение… Одет не по сезону… Вывалился из Врат не туда, куда собирался… Я так думаю..
– Тихо-тихо, Рокайо… О чём ты? – полушёпотом заговорила Арьяна, заставив меня с удивлением открыть рот. – Никаких Врат… На жеребце прискакал, тяжеловозе… С юга… Заблудился в лесу… Медведи задрали коня… Кости завтра найдут охотники, а сам он спасся чудом… Всё понятно тебе, Рокайо Ганн? – последние слова она произнесла громко и твёрдо, глядя мне в глаза.
– Мне-то всё понятно, только Ольдат Тронг и мой отец…
– Ваухан Ньево мужчина не глупый и болтать не будет… А с Ольдатом я разберусь…
И Арьяна встала со стула и обратилась теперь к моей матушке:
– Благодарю, Рамина, за чай и булочки! Всего доброго! – и забрала из рук свою одежду, которую мама не успела ещё никуда пристроить.
После того, как за гостьей закрылась дверь, мама спросила:
– И что ей было нужно?
– Не забивай голову, мама… Рабочие вопросы…
Я отправилась лечить чужака. В гостевой комнате я застала странную картину: моя сестра заботливо поправляла шерстяной плед на груди у незнакомца, пристально глядя на его руки.
– Милада? – позвала я её, когда она не заметила меня, вошедшую в скрипучую дверь.
– А правда, у него красивые длинные пальцы? – задумчиво ответила сестрёнка, погладив предмет своего осмотра. – У наших мужчин таких не бывает…
– Лучше поддержи его за голову, я дам ему отвар…
Мы напоили мужчину легко. Я опасалась, что он будет захлёбываться, и придётся воспользоваться пипеткой, но мужчина пил и без сознания… Его кадык тяжело вздымался после каждого глотка.
Милада, не мигая, смотрела на него. Её взгляд мне не нравился.
Вечером я решила поговорить об этом со своим отцом. После ужина, на который впервые за долгое время вся наша семья собралась полностью, я попросила отца о разговоре наедине.
– А почему ты не хочешь разговаривать при маме и сестре? У меня нет от них секретов, – ответил мне папа, и я задумалась. Нужно было найти выход из непростой ситуации, в которой могла оказаться моя сестра, а папа не хотел понимать мои намёки.
– Милада, как там наш больной? – спросила тогда я, повернувшись к ней лицом. Милада обнимала за плечи Авидею, свою любимую племянницу. – Не пора ли его перевозить в Общинный дом? Там мне будет проще за ним присматривать.
Моим местом работы считалась небольшая лекарская, стоящая сразу за нашим Общинным домом. Поселковые не очень любили принимать у себя в домах посторонних людей, поэтому оборудовали в нём несколько гостевых комнат.
– Ты что, Айо! – возмутилась сестрица. – Чужак только что вернулся из лап самой Мары, а ты опять его хочешь угробить? Ему наверняка ещё нельзя на холод. Взгляни, как метёт на улице!
– А что скажешь ты, отец? Если у незнакомца прошёл жар, то можно будет перевезти его…
– Я согласен с Миладой… Не будем беспокоить его… Нам он не помеха, правда, мать?
– Да, Ваух, да… – матушка странно взглянула на меня и Миладу, а я собрала Бертина и Авидею и, попрщавшись, отправилась домой.
Всю дорогу я была рассеяна и встревожена. Меня не покидало чувство, что такое решение отца ещё аукнется нашей семье.
– Мама, а кто там у дедушки?
– Да-а-а-а… Нашли чужака за околицей. Видимо, медведь-шатун жеребца задрал…
– Такие новости, а я только узнаю, – надула губы Авидея, – и откуда он?
– Говорят, откуда-то с далёкого юга… Очнётся, расскажет сам!
Такой небольшой разговор с дочерью заставил меня немного отвлечься от плохих мыслей и поразмышлять над насущными делами: завтра я должна была выступить с докладом перед гражданками нашей общины в лице поселковых девушек и женщин на тему гигиены и противоборства инфекциям в отдельно взятом доме.
Вздохнув, я отправилась набирать бак для купания: стоило принять ванну. Зимой волосы мною мылись не очень часто, но перед завтрашним заседанием это было сделать просто необходимо. Кумушки обсудят потом всё, внешний мой вид в первую очередь. Да и гигиена, опять же…
Авиделия уложила Бертина и уже сама отправилась в постель, прихватив с собою атлас по рисованию. А я разделась и включила кран над бадьёй, из которого тонкой струйкой полилась горячая вода. Мельком взглянув на себя в большое зеркало на стене, добавила холодной воды из ведра и стала ждать, когда вода смешается.
Мой взгляд опять вернулся к моему лицу и телу. Я всегда была недовольна своей внешностью. Тибольдт подшучивал надо мною постоянно, говоря, что я самая красивая женщина в Северной общине, и сама не понимаю, насколько я хороша…
Сейчас же я была недовольна собою тысячекратно: мой зад расползся и обвис, грудь так и не выросла, зато шея и руки стали толще. Мой средний рост и вес стали казаться вообще усреднёнными, а лицо… Серые глаза с тёмно-русыми ресницами, блёклые щёки и губы, невыразительный лоб, курносый нос – делали моё лицо неприметным, неярким, бледным, что ли…
Вот моя сестра… Я иногда завидовала её внешности. Такие же, как у меня, глаза, были обрамлены густыми чёрными ресницами. Губы у неё были припухлыми, как после поцелуев, и ярко-алыми. Брови изгибались под немыслимым углом и казались нарисованными…
Вся красота родителей досталась ей. Мне же – всё благоразумие и послушание…
Но я не роптала. В конце концов, мне посчастливилось встретить самого лучшего мужчину на свете, и целых ltcznm лет я была с ним счастлива! Пока оползень в наших горах не погубил геолого-разведывательную экспедицию вместе с моим мужем, работавшим у них проводником…
Выключила кран и опустила ногу в воду: пора уже подумать о завтрашнем докладе!
Следующим вечером мы с сестрой пробирались через высокие сугробы, ругаясь и кляня чистильщика Мишо, который опять напился и не убрал снег от порога Общинного дома.
– Как тебе мой доклад? – спросила я сестру, когда мы вышли на тропинку, ведущую к родительскому дому.
– Ничего… нормально… Как всегда – воду кипятить, руки и овощи мыть, подозрительные консервы не есть… – ответила мне сестра, – Айо, это же такая тоска! Как ты можешь так жить? Вокруг целый мир и столько всего… интересного… А ты – паразиты… насекомые… Гадость!
– Это моя работа, Милада… Как твоя – плести кружево…
– Кружево… Да кому оно у нас нужно, это кружево… Вот в Деменеции мои поделки пользовались спросом, а здесь… Перед кем женщинам в наших горах разряжаться? Перед медведями и аргарами? Или перед такими, как наш сосед Ольдат?
Темнота скрывала выражение её лица, да и шла она немного впереди меня, но я и так живо представила себе, как раскраснелись её щёки, загорелись глаза, а лицо приобрело мечтательное выражение.
– Ты знаешь, что теперь нашему роду путь в столицу заказан…
– Да, – резко ответила сестрица, – наш папаша не может держать себя в узде… Говорила ему: никто меня не бросал, мы вдвоём приняли такое решение – расстаться… Так нужно же было ему…
Дальше уже её я не желала слушать, потому что чётко помнила то страшное для всей семьи время, оборвала:
– Как там твой подопечный, пришёл уже в себя?
– Да-а… – в голосе сестры появилась странное дрожание.
– Арьяна спрашивала у меня, когда он придёт в себя настолько, что его можно будет опросить.
– И что ты ей ответила?
– Два-три дня…
– Не могла и соврать… через дней восемь…
– Почему я должна врать главе? Покрывать этого незнакомца… Если он готов, то ему просто необходимо задать несколько вопросов. Возможно, от них будет зависеть порядок и покой всей Адании…
– Ну что он там может рассказать? Как спасался от погони и нечаянно наткнулся на Врата? Как они начали светиться, и он просто сделал к ним шаг, чтобы посмотреть, а сам провалился сюда? – возмущённо протараторила она.
– Что-о-о? Ты разговаривала с ним? Без разрешения? – я остановилась. Милада поняла, что проговорилась, и, обернувшись ко мне, опять быстро-быстро зачастила.
– Айо, но ты же никому не скажешь, так? Не выдашь свою сестру?
– Папа и мама знают?
– Только мама… Она говорила мне, что не стоит с ним разговаривать, но он такой… такой…
Меня просто прострелило от понимания: Милада влюбилась в этого странного чужака!
– Сестрёнка, только не говори мне, что ты…
– Айо, не будь такой занудой… Тебе только тридцать лет, а ты уже выглядищь на все… сорок… Недаром тебя даже по имени никто в посёлке не зовёт… Слышно только: "Вдова Тибо то, вдова Тибо сё…" Самой-то тебе не противно?
Голос сестры отзвался набатом во всём моём теле: то ли этому способствовала оглушающая зимняя тишина улицы, то ли моё состояние, шокированное новостями, услышанными только что…
– Что ты такое… говоришь… – выдохнула я, – ты сама понимаешь?…
Она сейчас походя оскорбила меня, оправдывая своё странное поведение!
– Да ладно тебе, сестра… Не дуйся… Ведь это же правда! Сколько можно уже страдать по умершему мужу? Ведь ты – живая!
– Мне кажется, что это – не твоё дело, Милада… Заткнись немедленно, иначе…, – во мне вскипала глухая злость на неё, на её жестокие слова.
– Моё! – вскрикнула она. – Теперь – моё! Это ты вместе с отцом тогда вмешались в мои с Куртом отношения! Если бы не вы… – она сделала шаг ко мне и приблизила своё лицо к моему. Черты её красивого лица исказились так, что стали казаться уродливой маской. И я поняла, что не знаю её, эту чужую женщину, что с такой ненавистью сейчас смотрела в мои глаза и кривила рот.
– Я и отец вытащили тебя из петли, Милада… Если бы не мы, то ты бы уже сгорела на погребальном костре…
– А, может, я и хотела этого! Да, точно! Хотела! А вы…
Я стукнула её по щеке. Её речь плавно превращалась в истерику, а я знала только один метод борьбы с этим, который я вно ей не пришёлся по вкусу.
– Самка хрюна! – выругалась Милада, развернулась и пошла по тропинке прочь от меня. Я же пошла в обратную сторону. Разговор с отцом больше откладывать было нельзя…
На следующий день я осматривала нашего гостя. Он лежал неподвижно.
– Вы понимаете мою речь? – спросила я, увидев, как дёргаются ресницы на смуглом, но бледном лице. Чужак явно притворялся, но для меня такое поведение больных давно было не в диковинку.
Он распахнул свои ресницы-опахала и взглянул на меня иссиня-чёрным взглядом. Казалось, что эти глаза глядят в саму мою женскую суть, вскрывая её язвы и рубцы, вытравляя из неё покой.
Я сделала шаг назад: больных раздвоением личности могли лечить только в специализированной лечебнице нашего Стревина. Я же не имела таких навыков.
– Приветствую Вас… – вдруг заговорил чужак, и это, психически не здоровое, вдруг пропало из его взгляда. Сейчас чернота его глаз была нормальна, по крайней мере, в рамках того, что я знала о нормальности.
– Приветствую… – повторила я.
– Вы испугались? – спросил меня незнакомец.
– Немного… Ваши глаза… – я не стала договаривать, но по лицу чужестранца поняла, что этого и не нужно.
– Не бойтесь меня… Я Вам благодарен. В вашей стране очень холодно…
– А у вас не так?
– Нет, – ответил он и быстро взглянул на меня, – что Вы хотите?
– Извините… – мне не стоило так явно проявлять свой интерес. Мужчина насторожился. Я попыталась изобразить дурочку. – Просто, у нас, на Севере, нет таких чёрных глаз… Вот жители Юга…
Мужчина демонстративно хмыкнул.
– А Ваша сестра более честна была со мною…
– Ей не следовало бы…
– Не нужно… ничего… говорить… Я устал… – мужчина закрыл глаза, засопел, а я осталась наедине со своими страхами и сомнениями…
Разговор с отцом откладывать больше было нельзя!
