Текст книги "Игра Пустых (СИ)"

Автор книги: Елена Линник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 16

… Я протянула руку к Бессердечному. А что? Когда ещё удастся потрогать бога? Владыка с выражением ужаса на меняющемся лице увернулся и отплыл подальше:

– Что ты делаешь, смертная?! Я сотру тебя в пыль!

Я озадачилась:

– Неужели всего лишь прикосновение меня убьёт?

Бог нервно усмехнулся:

– Конечно. Испепелит. О тебе же забочусь.

Осознав, насколько была близка к гибели, я вздрогнула и поблагодарила:

– Спасибо за предупреждение. Я не подумала… Что же, пора возвращаться.

Под ощутимо горячим, тяжёлым взглядом бога я прикоснулась к мутному осколку души наставника и открыла глаза.

___

– Цеф, эй, Цеф! – меня теребил за плечо Антоний, мой лучший друг, пытаясь разбудить.

– Сейчас, ещё минуточку… – невнятно пробурчал я в ответ, пытаясь укрыться ветхим одеялом с головой.

– Какую минуточку? Паладины идут! – крикнул он и удрал.

Я подскочил, как ужаленный. Паладины идут! Сегодня же набор в послушники! Схватив котомку с заранее подготовленным скарбом, я побежал за другом, забыв заправить постель. Ох и влетит мне вечером, если вернусь… Но я не вернусь. Точно знаю, что уж меня обязательно выберут!

В конце коридора стояла Аська Рыжая, толстая, кривая и самая вредная из послушниц Прекраснейшей, которая открыто ненавидела нас, отбросов из нижнего Лар эн Зиля. Она поймала бегущего Антония и, до крови впиваясь ногтями в его плечо, орала на весь этаж:

– Мерзкие мальчишки, сколько раз говорила не бегать по коридорам! Вас всё равно не выберут, ей-ей!..

Пробегая мимо, я сделал то, о чём мальчишки в нашем приюте мечтали годами. Я пнул Рыжую суку прямо под жирный обвислый зад и, гогоча, прыжками побежал по лестнице. Через пару секунд меня догнал смеющийся в голос Антоний, а в спину полетели ботинок и портовая грязная ругань.

– Цеф, ты самоубийца! – восторженно проорал мой друг, пытаясь одобрительно стукнуть меня по плечу и не покатиться по лестнице кубарем при этом, – Вечером тебя снова выпорют в кровь, но, клянусь, это того стоило!

Так же смеясь, я крикнул в ответ, не позволяя ему себя догнать:

– Не выпорют! Я не вернусь!

Неожиданно Антоний снизил скорость и остановился на ступеньках, я тоже, вслед за ним и вопросительно посмотрел на него снизу вверх. Мой друг смотрел на меня очень серьёзно и грустно:

– Ты не можешь быть уверен. Вдруг тебя всё-таки не выберут? Подумай, куда ты тогда пойдёшь.

Я замешкался, не ожидая такой тирады от всегда легкомысленного приятеля и пожал плечами в ответ:

– Не знаю. Но меня точно заберут!

Я побежал во двор, где под набирающим силу и жар летним солнцем уже выстроились почти все мальчишки из нашего приюта. Под ногами от каждого движения ног поднималась сухая липкая пыль, щекоча нос и пачкая парадную одежду, выстиранную и даже зашитую заранее по поводу отбора. Суетилась послушница Мамочка Лизель, пытаясь выстроить нас хотя бы в подобие стройной шеренги. Мы с Антонием пристроились в хвосте, распихав в стороны недовольных этим знакомцев-тихонь, и как раз застали момент, когда паладины в красивой чернёной броне с ярко-алыми плащами, подбитыми мехом, и жрецы Игнира в чёрных с золотом шёлковых мантиях вошли в ворота.

Высокие, статные, сильные и красивые мужчины с нескрываемым презрением и скукой смотрели на нас, тщедушных и вшивых отбросов нижнего города. Очень редко они забирали с собой одного или двоих мальчишек, которым улыбнётся судьба стать послушниками и вырасти такими же красивыми и сильными на харчах Игнира.

Мальчишки заволновались, принялись раздувать тщедушные грудные клетки и разводить локти в стороны в попытках выглядеть хоть немного сильнее и выносливее. Некоторые пытались незаметно выйти вперёд из строя, чтобы хоть чуточку стать заметнее. В голове шеренги кто-то уже подрался за своё место, но их, как котят, просто за шиворот выкинули со двора. Мы с Антонием переглянулись, ухмыльнувшись, потому что не боялись, считая, что всё пройдёт гладко. Эта уверенность рождались из наличия у нас кое-каких козырей, которые были успешно скрыты до сих пор ото всех. Особенно от послушниц, которые обязательно продали бы нас втихаря на Арену или ещё куда похуже.

Пришедшие разделились на две группы, в каждой из которых оказалось по одному паладину и жрецу, и принялись обходить строй. Жрец пристально всматривался в глаза каждому, а паладин следом осматривал тело. Каждый раз, стоило им замешкаться возле очередного мальчишки, тот преисполнялся надежд, а все остальные задерживали дыхание от зависти.

Вслух они ничего не сказали ни через десять, ни через пятнадцать минут, и это только нагнетало атмосферу. Головастого малявку справа от меня уже ощутимо потряхивало от нервного возбуждения. Я пихнул его локтём под рёбра так, что он ойкнул, схватившись за бок, и отшатнулся от меня, наступив на ногу другому соседу. Тот тоже не стал терпеть и дал невольному обидчику в зубы. На удивление, головастик не заплакал, не разнылся и не бросился в драку, а только стиснул покрепче кулаки и замер на своём месте. Я недовольно плюнул ему под ноги в надежде, что конкурент отсеется сам, но тот не отреагировал и мне ничего не оставалось, как отвернуться.

Тем временем, очередь уже почти дошла до нас с Антонием. Искоса глянув на друга, я обнаружил, что он, хоть и нервничает, но всё равно пытается улыбаться. Вот это я понимаю, поведение настоящего паладина! Пытаясь не выдать своё волнение, я постарался улыбнуться ему в ответ как можно более мужественно, и тут как раз к нему подошёл жрец:

– Ну-ка, парень, глянь-ка мне в глаза.

Антоний подмигнул мне напоследок и перевёл взгляд на жреца, а ко мне уже подошёл другой. Я, не дожидаясь приказа, уставился на него, стараясь игнорировать неприятное ощущение щекотки в волосах. Проклянув ненавистных вшей, я решил, что самое время использовать свой козырь. Использовав все доступные мне силы, я тихо сказал:

– Я стану послушником.

Жрец удивлённо моргнул и подтвердил:

– Ты станешь послушником…

Стоящий позади него скучающий паладин вдруг напрягся и, коснувшись плеча жреца, произнёс: "Малое очищение". Тот вздрогнул и, злобно зыркнув, прошипел мне в лицо:

– Ублюдок… Чтоб тебя, подловил! Пошёл ты к Бессердечному…

Он отвернулся и пошёл дальше, бубня ругательства. Оставшийся на месте паладин не стал даже осматривать меня. Сработало? Он же повторил мои слова, значит сработало.

Я с удивлением обнаружил, что Антония всё ещё осматривает паладин. На мальчишку справа, которого я хотел на радостях ещё разок пнуть, тоже пялился нервно косящийся на меня жрец. Пришлось снова поскучать, но на этот раз моё ожидание было скрашено чувством превосходства над остальными. Я принялся мечтать о том, как стану великим и могущественным, буду есть мясо два, а то и три раза в день, а потом однажды вернусь в приют только чтобы пнуть ещё раз Рыжую и она уже не посмеет орать и, тем более, пороть меня.

Замечтавшись, я пропустил момент, когда закончили осматривать Антония и очнулся только когда друг прошёл мимо меня вслед за паладином на выход со двора, почему-то виновато улыбнувшись. Я удивлённо проводил его взглядом. Наверное, мне тоже стоит следовать за жрецом. Он как раз закончил осматривать головастика справа:

– Ты, гоблин, за мной, – сказал он, направляясь со двора на улицу, и мы оба последовали позади.

– Эй, парень. А ты куда? – мне на плечо положил руку не ставший меня осматривать паладин, – Тебя не берут.

Я оторопел:

– К-как не берут? Жрец же сказал…

Он меня перебил:

– Жрец был под принуждением, результаты недействительны. Нам такие хитровыделанные, как ты, в ордене Игнира не нужны. Про твой фокус я сообщу кому следует. А теперь пошёл вон.

Оттолкнув меня с дороги прямо в пыль под гогот моих сверстников, паладин прошёл мимо меня в ворота. Опозоренный, подхватив с земли свои пожитки, рассыпавшиеся из неумело завязанного платка, я удрал в наш с Антонием секретный тупичок за лавкой торговца рыбой. Теперь уже, наверное, это только моё место.

Там, сидя в узком даже для мальчишки и вонючем, но прохладном в жару, закутке я и дал волю своим слезам, которые никак не хотели мужественно и гордо стекать по одной, и лились ручьём вместе с соплями. Рукава парадной рубахи показались мне достаточно грязными и не особенно парадными, а значит, их уже вполне можно использовать по прямому назначению: я принялся вытирать ими глаза и нос. Конечно же, они сразу намокли и ещё сильнее испачкались, но мне было уже всё равно. Моя жизнь, оказалось, окончена! Выбрали всех, кроме меня! И не только Антония, который предал нашу дружбу за пайку хлеба и красивые доспехи, но даже и бесполезного головастика! Надо было использовать умение на паладине, а не на жреце, но кто бы мог подумать? Эх…

Увлеченный своей обидой и общим несовершенством устройства вселенной, я не заметил вовремя, что погода сильно испортилась. Штормовой ветер не продувал в мой закуток и первые капли дождя, упавшие в пыль перед моим носом, застали врасплох. Я забился глубже в щель между домом и лавкой, надеясь, что укрытие окажется достаточно надёжным, а дождь – слабым, чтобы получилось не вымокнуть с головы до ног. Свою ошибку я понял уже когда ветер хлестнул по крышам, сдувая на меня весь мусор с лавки, и тяжёлой занавесью на землю упали потоки ливня. Промок, конечно, насквозь, но идти сквозь сплошную стену воды в поисках более существенного укрытия я не рискнул.

– Так вот ты где, крысёныш, – раздался громкий весёлый голос откуда-то сверху, – Хорошо же ты спрятался!

С крыши лавки прямо передо мной упала огромная синяя тень и забрызгала с головы до ног вонючей серой грязью. Впрочем, до чистоты ли сейчас, когда меня сейчас сожрёт городская легенда – Слизень самого Владыки.

Это бесформенный синий монстр, что выползает из канализации только ночью и в дождливую погоду и забирается в дома сквозь малейшие щели, пожирая всё живое. "От детей, которые гуляют в дождь не останется даже пустой черепушки", – так пугала нас Рыжая сука, когда мы возвращались с улицы слишком поздно ночью, пролезая на третий этаж в спальню по стене. Ну, если мы попадались, конечно. Быть сожранным городской легендой мне показалось вполне логичным завершением этого дерьмового дня, поэтому я спрятал лицо в коленях, вытер сопли рукавом, и плотно зажмурил глаза, пытаясь унять слёзы. Умирать сопливым мне показалось недостаточно мужественным. Вспомнилась виноватая улыбка Антония и слёзы с соплями потекли сильнее. А ещё я замёрз.

Однако есть меня почему-то не спешили:

– Уф, едва втиснулся! Чего расселся? Вставай!

– В-вот ещё! – буркнул я, дрожа, – Жри т-так!

Слайм заржал:

– Во даёт! Да в тебе и жрать-то нечего. Тощий, мяса на один зуб.

Мне почему-то стало обидно и я вскинулся, чтобы ответить что-нибудь ещё более обидное, но увидел вместо чудовища ехидно улыбающегося парня ненамного старше, в хорошей одежде, сапогах и тёмно-синем добротном плаще с капюшоном. Даже кажется, что ему в этой тёплой одежде совсем не холодно под проливным дождём.

– Замёрз, крысёныш? А чего не вернулся в приют?

Я отвернулся:

– Мне нечего т-там делать. И я не крысёныш.

– А как же поесть и согреться?

– Мне не х-холодно, – ответил я, пытаясь не дрожать слишком заметно, – И ник-кто бы не с-стал есть приютск-кую еду, д-даже умирая от г-голода. К-кажется, что её уже ел к-кто-то.

Парень в плаще усмехнулся:

– Умирая от голода, человек может съесть многое, вне зависимости от вкуса, цвета и даже консистенции. Ладно, я тебя понял. Раз ты не хочешь возвращаться в приют, может, пойдёшь со мной?

– К-куда? – подозрительно спросил я, – Ты вообще кто т-такой?

– Это не важно, – спокойно ответил он, ловя мой взгляд, – Ты пойдёшь со мной.

– Не-а, н-не пойду, – ответил я, встретив его взгляд.

Не нравится мне это. Парень, кажется, сильно удивился:

– Как не пойдёшь? Идём!

– Не хочу. И я тебя не з-знаю, – мне внезапно перестал нравиться собеседник и разговор с ним, поэтому я начал обдумывать, как бы сбежать. К сожалению, дождь хоть и ослаб, но не прекратился, переулок не стал шире, второго выхода не появилось, зато пыль под ногами разбухла и превратилась в вязкую грязевую кашу. Парень, кажется, заметил мой поиск путей отхода и, недовольно цокнув языком, снизошёл до объяснений:

– Меня зовут Маират. Мы пойдём в храм Бела. Мне сказали тебя найти и привести.

– Бел? Это ж-же бог воров, убийц и б-бродяг, что ему от меня нужно?

– А чем ты сейчас не бродяга? – усмехнулся собеседник.

Меня это задело, да и парень какой-то мутный. Раз я ему нужен, то можно и поторговаться:

– Ну, смотри, если я п-пойду с тобой в храм, т-ты выполнишь поручение. А мне-то что с этого?

Он растерялся:

– Ну, тебя там осмотрят, а потом накормят. Очень неплохо, кстати. А там видно будет.

– Нет, не инт-тересно, – я демонстративно отвернулся и принялся растирать замерзшие конечности.

Мой собеседник помялся, а затем сказал:

– Ну, ты же понимаешь, что просто так тебя никто не стал бы искать? Может, ты сможешь стать служителем, или даже жрецом… Ты же хотел, кажется, служить богу?

– Игниру, между проч-чим, а не обманщику и ж-жулику, – хмыкнул я.

Маират, кажется, обиделся и уже хотел было уйти, но всё равно остался. Значит, я ему очень нужен, ха… Он набычился и сквозь зубы произнёс:

– Ладно, мелкий. Чего тебе надо? Только не наглей, а то пристукну и скажу, что не нашёл.

Я расплылся в довольной улыбке, отвернувшись, затем старательно изобразил голосом безразличие и протянул:

– Ну-у-у, не знаю. Разве что плащ и сапоги… И н-не называть крысой!

Спустя полчаса яростного торга довольно завернувшийся в уютный плащ я и злой, босоногий и мокнущий под дождём Маират ударили по рукам. Внезапно парень засмеялся и хлопнул меня по плечу:

– Вот что, Цефас. Теперь я понимаю, зачем ты им нужен. Ты прирождённый жрец Бела!

И мы, болтая словно старые друзья, пошлёпали по лужам на площадь Трёх Богов.

___

Меня окутала Тьма, а когда я снова смогла видеть…

___

Здание Арены даже в сумерках поражало своими размерами. Только надземная часть занимала целый квартал Лар эн Зиля, и это если не считать ещё несколько близлежащих кварталов, которые составляли дома, заведения и магазины, принадлежащие по большей части успешным гладиаторам и их хозяевам, разномастным дельцам, кузнецам и оружейникам, зачарователям и алхимикам, и, конечно же, шлюхам и храмам. Подвальная жизнь Арены, говорят, ещё обширнее и разнообразнее.

– Ты уверен, что действительно хочешь подписаться на это? – обеспокоенно спросил меня Маират. За прошедшие годы мы здорово сдружились и он даже почти простил мне те замечательные сапоги и плащ, которые я шантажом забрал у него при нашей первой встрече. Впрочем, он вполне мог бы бы носить их до сих пор, так как, будучи полуэльфом, за эти двадцать лет почти не изменился внешне.

– Я вообще ни в чём сейчас не уверен, – вздохнул я, – Но Бел лично утвердил это назначение.

Мой друг скривился, будто в очередной таверне вместо пива ему подали кружку парного молока:

– Ты себе вообще представляешь, как редко Бел, этот вечный обманщик, даёт прямые, толкуемые однозначно распоряжения своим слугам? Да тут за версту пахнет отборным Игнировским дерьмом!

В своём возмущении Маират слишком громко сказал последнюю фразу и на нас стали недоуменно и подозрительно коситься окружающие. Всё-таки мы были одеты как два служителя ругаемого Бога в его же квартале. Я громко сказал:

– Мой друг, ты прав, мы в городе, обители порока и греха! Но богохульствовать Игнир не благословлял, позже прими епитимью, – и обратился к окружению, – Простите ребёнка из сельского монастыря с недержанием речи, он слабоумный!

Маират возмущённо вскинулся, но промолчал, не рискнув спорить, а оскорблённая ругательством верующая публика благостно покивала. Некоторые даже отложили оружие, приняв мои извинения. И всё равно мы ускорили шаг, справедливо опасаясь разоблачения в прямом смысле слова. Особенно упорные на вид верующие отстали от нас только при входе в само здание Арены.

Мгновенно сориентировавшись в узких однообразных коридорах, спутник повёл меня вглубь здания по извилистому маршруту.

– Дружище, я и сам чувствую неладное, – шепнул я, – Но не сожрут же меня там? Я всегда смогу уйти по своей воле.

Маират, очень внимательно рассматривая клетки с сидящими в них существами и опасными рабами, спросил:

– Цеф, скажи… А ты не боишься оказаться в такой вот клетке с огромным навесным замком и парой десятков стражников впридачу?

Я было подумал, что он по обыкновению шутит, но на его лице было только напряженное внимание, и внезапно я понял, что он говорит совершенно серьёзно. Пока мы спускались по лестнице, всё обдумывал такую возможность и счёл её ненулевой, хотя и очень маловероятной:

– Это возможно. Но ты сам учил меня взлому и таким клеткам меня не удержать. Им придётся придумать что-то посерьёзнее, чтобы удержать меня надолго, – я усмехнулся, – Например, попробовать "Внушение".

Маират рассмеялся:

– О, клянусь Белом, это будет восхитительный ход с их стороны! Мне повезло, что когда мы впервые встретились у тебя ещё не было этой сумасшедшей "Защиты". Чёрт, хорошо было… Пока ты не забрал мои сапоги и плащ!

– О, да тебя потянуло на ностальгию? Стареешь, брат, – теперь уже рассмеялся я.

Он в ответ нахмурился и упрямо мотнул головой:

– Просто плохое предчувствие.

Маират замолчал и первым ступил на ступени кажущейся бесконечной витой лестницы вниз, плохо освещённой чадящими факелами и лампами. Спускаясь в полной тишине, нарушаемой изредка отзвукаии душераздирающих воплей каких-то несчастных, я со скуки считал проходы: три, пять, восемнадцать… Возле двадцать четвёртого мы остановились и мой друг неожиданно обнял меня за плечи и шепнул:

– Если что-то пойдёт не так, ты знаешь, где меня найти.

Он отступил в темноту и моментально растворился в тенях. Я же, оставшись один, изобразил на лице улыбку и смело шагнул в проход, который в неверном свете факелов и ламп показался на мгновение зубастой ощерившейся пастью. Коридор оказался длинным и был освещен только тусклыми и невзрачными магическими кристаллами. Я почувствовал себя крайне неуютно, словно в глотке огромного существа, которое готовится сожрать меня.

Дойдя до конца коридора я обнаружил, что чувства меня не обманули: проход замкнула вросшая в камень демоническая дверь, которая запросто сомкнёт стены, если забредший сюда разумный не скажет верный отзыв. Сама дверь казалась очень древней, резьбу её лица толстым слоем покрывали пыль и паутина, а неухоженные спутанные брови, борода и усы свисали на пол. Пока я его разглядывал, демон с трудом разлепил полузаросшие веки и низким гулким голосом прорычал:

– Пароль.

Дьявол возьми Бела, пароль-то мне никто не говорил. Я молча замер, обдумывая крайне неприятную ситуацию и надеясь на скорую помощь встречающей стороны. Однако демон долготерпением не отличался:

– Пароль! – громко лязгнул он.

Снова не получив от меня ответа, дверь злобно ощерилась и зарычала так, что стены и потолок будто затряслись. Или мне не кажется? Дьяволы Игнира, этот гад сжимает глотку! Просвет коридора медленно сужался, суля мне крайне неприятную смерть в самое ближайшее время. Бежать бесполезно – демонические двери обучены первыми замыкать пути отхода. Закралась почти святотатственная мысль, что Маират решил меня проучить и привёл в ловушку. Я достал свой верный кинжал и перехватил его давно заученным движением, готовясь одним ударом вогнать его в сердце, чтобы относительно безболезненно очутиться на плите воскрешения Арены. Это было бы несколько неприятно и многого могло мне стоить, но всё равно лучше, чем если демон выпьет часть моей сущности. Потолок опустился уже настолько, что коснулся моих волос, я набрал воздух в лёгкие, расширяя расстояние между рёбер. Вдруг дверь злобно прорычала:

– Солар-р-р, – больно ударив меня напоследок потолком по макушке, демон вернул на место потолок и стены. Гримасничая, он распахнул рот от пола до самого верха, образовав дверной проём, с другой стороны которого стоял тот, кто и открыл для меня дверь изнутри. Паладин окинул меня презрительным взглядом, обыкновенным для представителей религиозной верхушки Лар эн Зиля, и молча пошёл прочь. Я двинулся следом, рассматривая место, куда попал.

Вдоль длинного низкого коридора, освещённого уже знакомыми магическими светильниками, тянулись пустые и пыльные книжные полки. Изредка попадались закрытые двери, ниши с письменными столами, за которыми находились занятые на вид молчащие жрецы Игнира, или штативы с древними на вид книгами, прикованными зачем-то металлическими цепями к стенам. Задавать вопросы молчаливому спутнику я не стал, а он сам не горел желанием пообщаться, и следующие двадцать минут пути я чувствовал себя несколько неуютно. Наконец, возле очередной двери мой провожатый просто остановился, повернувшись к ней спиной, и принял отрешённый вид. Видимо, мне сюда.

За дверью оказалась небольшая и очень узкая комната, практически келья, у дальней стены которой на коленях, спиной ко мне, стоял паладин… Нет, судя по тёмному цвету плаща, в коленопреклоненной позе стоял инквизитор, один из двух десятков человек, составляющих верхушку ордена Игнира.

– Ты и есть посланник Бела? – не оборачиваясь, спросил меня человек и посетовал: – Мы ждали тебя раньше.

– Неотложные дела, – объяснил я, вспоминая события в баре предыдущей ночью. Ох и хорошо же мы надрались…

– Надеюсь, ты успел их завершить, – равнодушно принял моё объяснение инквизитор, поднялся с колен и повернулся ко мне лицом. Высокий и статный, служитель Игнира показался мне смутно знакомым. За его спиной обнаружился небольшой камень, на котором лежала очень древняя на вид книга. Увидев мой интерес, инквизитор заслонил книгу собой и с усмешкой вывел меня из комнаты, крепко держа за предплечья левой руки:

– Тяга к знаниям это замечательное, но крайне опасное качество, – усмехнулся он, – Что же ты, Цефас? Даже сам Бел так и не смог научить тебя хотя бы изображать смирение и послушание перед более высокопоставленными людьми?

Я на мгновение замер, пытаясь обдумать сказанное, но меня уже тянули за руку дальше, игнорируя попытки вырваться из поистине мёртвой хватки. Мой предыдущий провожатый оставил свой пост у двери и последовал за нами.

– Возможно, ты задаёшь себе вопрос, что именно забыли здесь служители Игнира и зачем понадобился ты? – я не успел даже открыть рот для ответа, как инквизитор продолжил: – Здесь находится древнее хранилище знаний и истории. Здесь и только здесь сохранились древние книги о магии, что была до Войны Богов, а так же бесценные труды о природе божественности. И мы с тобой, друг мой Цефас, попробуем к ней прикоснуться. Именно для этого и нужны будут твои старые таланты.

Красиво рассказывает, конечно, но почему так откровенно? Если это всё правда, то информация о подземелье будет бесценна, а мне её раскрывают будто просто так. В чём подвох?

– Почему я?

– Ты не узнал меня? – инквизитор остановился, повернувшись ко мне лицом, на котором застыла сумасшедшая улыбка: – Я же твой старый друг, Антоний. Неужели ты меня забыл? Или я так изменился за эти годы?

Вглядевшись, и попытался разглядеть знакомые черты в этом странном сумасшедшем, но не смог заметить и следа прежнего друга. Осталось только ощущение знакомства, но уловить его так и не получилось. Я медленно покачал головой и попытался вырвать руку, но снова безрезультатно. Лицо инквизитора на мгновение исказилось ненавистью, но тут же разгладилось в дружелюбной улыбке, а предплечье пронзила дикая боль, словно её режут ножом. Я заорал и попытался ударить в ответ, но меня накрепко тут же ухватили со спины, умело зафиксировав свободную руку.

– Не сопротивляйся, Цеф. Мы не причиним тебе зла. Потерпи во имя нашего славного будущего.

___

Боль затмила взгляд, снова оставив меня во Тьме. Я услышал свой крик и сама удивилась ужасу и боли в нём. Откуда-то со стороны мне послышался взволнованный голос Мики и испуганный шёпот Владыки:

«Хина, Свет тебя забери, вернись! Хина, ты здесь?»

Кто такая Хина? Я открыл глаза.

___

Клеймо на руке ныло и кровоточило сильнее обычного. Повязка уже почти не спасает от пятен, проступающих на рукавах, а боль временами становится нестерпимой. После всех этих лет мне так и не удалось найти выход… Неужели, моё время истекает?

Мои размышления прервал стук в дверь.

– Заходи, Миколаш Виллем, я ждал тебя раньше.

В дверь вошёл весёлый и немного потрёпанный на вид Мика, покаянно извиняющийся:

– Простите, наставник! Неотложные дела не позволили мне показаться раньше.

Тон извиняющийся, а вот глаза радостно блестят. Дела, ну да… Видел я его вместе с этими "делами", красивая девушка. Даром, что жрица.

Вздохнув, я уточнил:

– Надеюсь, ты успел все их завершить, мой ученик, потому что дела ордена тоже требуют твоего внимания. Я срочно отправляю тебя в Эльвенар. Ты должен будешь доставить от меня сообщение главе церкви Бела и остаться там в его подчинении до дальнейших распоряжений. Бери всю группу. Как только соберётесь, приходи ко мне за деньгами и сообщением. Не тяни. Свободен.

Мика посерьёзнел и, кивнув, вышел из комнаты. До меня дошли слухи, что он осмеливается даже спорить о Свете со жрецами и это стало опасным для него. Иногда кажется, что из всех моих учеников Миколаш – самый яркий пример того, каким должен быть Светлый паладин. Жаль только, что выбранное для поклонения божество никак нельзя назвать идеалом Света. Он должен успеть сбежать.

Словно в ответ на богохульные мысли, в дверь постучали и в комнату вошёл человек в полной броне. Экзорцист Игнира, паладин без страха и упрёка. Со стороны могло бы показаться, что он просто заторможен или сонный, но я давно знал, что на самом деле все Экзорцисты – всего лишь мясные големы Главного Инквизитора, Антония. Один из тех, кем я стану однажды. Зная, что сейчас мне дадут очередное задание, я активировал артефакт Тишины. Экзорцист проговорил громко и без эмоций:

– Миколаш Виллем. Твой щенок лез куда не надо и посмел оспорить волю Владыки. Отправь его в катакомбы. Сегодня. Сейчас.

Клеймо на руке заныло нестерпимо, будто к коже прижали раскалённый нож, напоминая, что произойдёт со мной в случае отказа. Я зашипел сквозь зубы от боли и кивнул. Экзорцист встал в угол недвижимой марионеткой и принялся ожидать исполнения приказа. Чёртов Антоний. Я устало прикрыл глаза.

___

Снова Тьма. Боль в левой руке утихла, будто её и не было.

Чумазый мальчишка в рваной одежде протянул мне блеснувший, словно ограненный алмаз, осколок стекла и, хитро улыбнувшись, растаял, оставляя меня в темноте одну.

**Использовано умение Поглощение. Поглощено 10 % добровольно отданного чужого сознания.**