Текст книги "Марш-бросок к алтарю"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

6

Я уже настроилась на широкомасштабный шопинг и поменяла планы неохотно. Трошкина вынуждена была напомнить мне, что героиней предстоящего праздника все-таки является Катерина, и вопрос со свадебным нарядом невесты имеет наиболее высокий приоритет. Я устыдилась и повиновалась.

– Видишь ли, Трошкина! Ты просто кое-чего не знаешь, – явно оправдываясь, приглушенным голосом сказала я Алке, когда мы рука об руку вошли в пугающе тихий и темный подъезд.

– Я многого не знаю, – самокритично согласилась бывшая отличница. – Например, теорию сопротивления материалов. Ну и что?

Я некультурно помянула сопромат просто матом и объяснила:

– Налетчик в маске – он не один!

– Хочешь сказать, он действует в составе преступной группы? – ахнула Алка и прижалась лопатками к дверям лифта, стараясь максимально отодвинуться от темных углов лестничной площадки.

В них запросто могла схорониться мобильная преступная группа человека на четыре.

– Не совсем так, – ответила я, нервными тычками в пластмассовую таблетку кнопки призывая заплутавший лифт. – Действуют-то они разрозненно… Я бы даже сказала – они противодействуют…

Лифт подъехал, принял пассажирок и повез нас на шестой этаж. Приободрившаяся Трошкина потребовала объяснений и с интересом выслушала мой рассказ о недружественной встрече разноглазого блондина и рыжего-конопатого.

– Очень занимательно, – сказала она, внедряясь в Катину квартиру и немедленно запирая за собой все замки и задвижки. – Какая то цепная реакция получается! Что-то кармическое: тот, кто сам был налетчиком в маске, вскоре становится жертвой налетчика в маске! Интересно было бы проследить судьбу рыжего – по идее в следующий раз нападут на него!

– Сомневаюсь, – хорошенько обдумав эту мысль, возразила я. – Если следовать твоей логике, то некоторое время назад в роли злодея в маске должна была выступить я. Иначе за что же мне такая карма – безвинно стать жертвой налета?

– А ты не выступала? – придирчиво спросила Алка, которой явно не хотелось хоронить такую красивую версию. – Я имею в виду – в маске?

– Трошкина! – покрутив пальцем у виска, проникновенно сказала я. – В последний раз я выступала в маске на новогоднем утреннике в старшей группе нашего общего с тобой детского садика. И то была маска белочки, а не омоновца! Нет, тут определенно что-то другое.

– Стоп! А ведь твои маски нас и не волнуют! – сообразила Алка. – Налетчик-то приходил не к тебе, а к Катьке, значит, с нее и спрос!

Она строго посмотрела на тот портрет Катерины, с которого мы утром лепили мой временный рыжекудрый образ, но фотографическая Катька не ответила, и Трошкина вынужденно призналась:

– Версия слабая, но я цепляюсь за нее потому; что мне очень не хочется думать, будто в нашем мирном южном городе широко распространились маньяки в черных масках!

И тут же она встрепенулась:

– Слушай! А может, это такая игра? «Казаки-разбойники» на современный лад!

– Недетская забава!

– Так ведь в стрелялки-догонялки с пейнтбольными ружьями тоже играют вполне взрослые люди! – резонно напомнила Трошкина. – И в клубах фанатов исторических реконструкций очень даже матерые дядьки тусуются. А «толкинутые», которые наряжаются гоблинами и эльфами, чтобы помахать в парке мечами? Тоже не малыши!

Надо спросить Катьку, не записывалась ли она часом в какую-нибудь секцию любителей военизированных реалити-шоу.

Катерина, словно почувствовав, что мы говорим о ней, позвонила Алке сама.

– Ну, хороню, хорошо, – послушав с полминуты, устало сказала Трошкина. – Я привезу его тебе.

– Кого это ты к ней привезешь? – слегка ревниво поинтересовалась я.

Как успешная дублерша легкомысленной Катерины в ответственном деле знакомства и сватовства, я чувствовала определенную моральную ответственность за то, чтобы ее брак с Александром состоялся.

– Не кого, а что, – ответила Алка, перемещаясь к книжному шкафу. – Альбом с фотографиями! Видите ли, Катерине приспичило напоследок вдумчиво оплакать свой трагически оборвавшийся роман века с депутатом Ратиборским. Кстати, а я ведь ее Геночку никогда не видела, интересно посмотреть… Ого!!!

Глаза Трошкиной были устремлены на полку, а в голосе ее в равной пропорции смешались изумление и ужас. Поскольку я, в отличие от подружки, неоднократно видела Катькиного Геночку живьем, мне было совершенно непонятно, чем вызвана Алкина дикая реакция. Не было у Ратиборского никакого «ого»!

– Да он же весит сто кило! – Алка с усилием сняла с полки фотоальбом и обернулась ко мне, явно ожидая поддержки – пока только моральной.

«Физические силы, возможно, тоже придется объединять», – заранее страдая, подсказал мне внутренний голос.

Толстенный талмуд размером с небольшую надгробную плиту даже на вид производил впечатление неподъемного.

– Вот это, я понимаю, тяжкий груз воспоминаний! – съязвила Трошкина, роняя фотоальбом на табуретку.

Та крякнула и присела на все четыре ноги. Мы с подружкой опустились коленками на пол и с почтительным уважением рассмотрели кожаный переплет с тиснением, накладными углами и металлической застежкой. В окошечке на обложке альбома помешалась открытка с изображением сердца. Оно было тугим и красным, как спелый помидор.

– Лямур тужур! – вздохнула чувствительная Трошкина, открывая вместительное хранилище зримых воспоминаний.

Системный подход к сбору и хранению документальных материалов всегда являлся сильной стороной нашей секретарши. Фотографии в альбоме были представлены в безупречном хронологическом порядке и аккуратно подписаны. Мы с Алкой (обе легкомысленные разгильдяйки, решительно не способные надолго сохранить в гербарии души цветы воспоминаний) с интересом и легкой завистью изучили по представленным фотодокументам всю историю романа Катерины и Ратиборского. Она открывалась групповым фото на ступеньках избирательного участка, причем на снимке был представлен и штаб Ратиборского, и коллектив нашего доблестного рекламного агентства. Снимок был вполне официальный, но Катька уже вовсю льнула к депутатскому плечу и улыбалась как русалка.

На промежуточных фотографиях общим количеством около полусотни была запечатлена в основном сама Катерина, преимущественно в купальнике или даже в неглиже. Изредка попадался загорелый улыбчивый Геннадий – в интерьере казино, на палубе яхты, на террасе с видом на лазурное море. Подписи под фото: «Ноябрь, Санторини», «Декабрь, Тунис», «Январь, Дубай», «Март, Ницца», «Май, Римини» – позволяли понять, что лав стори Катерины и Геннадия тянулась четким пунктиром, пролегая в основном по курортным территориям дальнего зарубежья. Последний снимок вновь был сделан на исторической родине Ромео и Джульетты, у того самого фонтана, где и оборвалась жизнь героического депутата-любовника.

По настроению и композиции это фото недельной давности заметно выбивалось из общего ряда. Катерины в кадре не было вовсе, наверное именно она выступала в роли фотографа. А Ратиборский на снимке не улыбался и не позировал. Он торопливо шагал мимо фонтана, сопровождаемый персонажем, при виде которого я ойкнула и хлопнула по руке Трошкину, собравшуюся закрыть альбом:

– Стоп! А это кто такой?!

На фотографии, провидчески подписанной «Геночка уходит!», за льняным плечом депутата Ратиборского маячила чья-то наглая рыжая морда.

– Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой! – веселой скороговоркой выпалила Трошкина и хихикнула.

– Эта шутка очень похожа на правду! – сказала я, даже не улыбнувшись. – Ты разве не помнишь, что я тебе рассказывала про маскированного налетчика номер два? Он был именно рыжий и конопатый!

– Неужели этот самый?!

– Не знаю, – так и сяк поглядев на снимок, призналась я. – Может, и не этот, а какой-нибудь другой… Лица-то на фотографии почти не видно, одни рыжие вихры, щека и ухо! Но вихры очень похожие. И щека вся в конопушках…

– Идем! – Алка с треском захлопнула альбом и встала на ноги. – Апчхи! Покажем фотографию Катерине и узнаем, кто такой этот подозрительный конопатый.

– Минуточку! – я снова открыла альбом, аккуратно вытащила из уголков интригующее фото с Рыжим и спрятала его в свою сумку.

– Это зачем? – полюбопытствовала Алка.

– Потом расскажу. Давай звони в службу такси, я не собираюсь переть груз чужих воспоминаний на своем горбу!

Катерина лежала в кровати и плакала. Ее зареванная физиономия была первым, что я увидела с порога, и мое сердце испуганно екнуло. К счастью, со второго взгляда я заметила в руках плаксы потрепанный томик любовного романа.

– Можно?

Мы с Алкой вошли в больничную палату с матерчатой сумкой, в которой помещался тяжелый фотоальбом. Я тянула суму за левую ручку, Трошкина за правую, и вместе мы образовали четкую букву «М». С грохотом уронили свою ношу к подножию тумбочки, облегченно выдохнули, и Трошкина вопросительно напела:

– О чем, дева, плачешь? О чем слезы льешь?

Я бесцеремонно забрала у Катьки слезоточивое чтиво, оценила название: «В сетях неистовой любви», хмыкнула и спросила:

– Неужели тебе мало проблем в реальной жизни?

– А какие у меня еще проблемы? – промокнув глаза, искренне удивилась Катерина. – Вроде все уже рассосалось. Менты меня не беспокоят, беременность протекает нормально, и замуж я скоро выхожу, так что все хорошо, спасибо вам! Или я что-то пропустила?

– Ничего-ничего, в самом деле все хорошо! – оптимистично напела Трошкина, одновременно чувствительно пырнув меня острым локтем в бок. – И мы очень рады, что ты так позитивно настроена. Кстати, а стоит ли, в таком случае, расстраивать себя просмотром уже неактуальных фотографий?

– Нет уж, пусть рассматривает, и без спешки! – торопливо шепнула ей я. – Не хватает еще тащить этот талмуд обратно!

– Нет уж, я посмотрю! – словно услышав мою подсказку, возразила Катерина и потянулась за альбомом.

– Лежи!

Мы с Алкой в четыре руки возложили саркофаг с нетленными воспоминаниями на тумбочку. Катька открыла его на последней странице и сразу же заметила:

– А где же самый последний снимок?

– Этот? – я достала фото с интригующим фрагментом рыжего-конопатого из своей сумочки. – Я поместила его отдельно от остальных по соображениям безопасности! Ты, вообще, каким местом думала, когда закладывала на длительное хранение такой компромат? Да если бы менты после взрыва у ЗСК посмотрели твой альбом, это фото и подпись к нему стали бы серьезнейшей уликой против тебя! Смотри, Ратиборский тут бежит от тебя, любимой, как олень от лесного пожара – ясно, что ты его преследуешь, а он вовсе не хочет общаться. К тому же в кадре тот самый фонтан, рядом с которым была взорвана депутатская машина. В целом все выглядит так, словно ты примерялась к субъекту на местности, готовясь к совершению преступления!

– Вы так на это смотрите? – озадачилась Катька.

Трошкина вместо ответа молчком поддела ногтем бумажку с подозрительной подписью «Геночка от меня уходит!», сковырнула ее, смяла и выбросила в корзину для мусора.

– Кстати, а что за рыжий тип уходит от тебя вместе с Геночкой? – спросила я Катерину.

– Это Леша, – безразлично посмотрев на фото, ответила она. – Алексей Гольцов, Геночкин помощник.

– По какой части помощник?

– По депутатской. Должность такая есть в ЗСК – помощник депутата. А что?

– Да так, ничего, – я многозначительно посмотрела на Трошкину и встала. – Ладно, Катя, ты отдыхай, а мы пойдем!

– До свиданья! – Алка торопливо вывалила на постель больной клубки белых ниток и поспешила за мной, но в коридоре первым делом высказала мне претензию: – Ты почему как следует не расспросила Катерину про этого Лешу?! Ничего толком не узнала!

– Узнала, узнала! – заверила ее я. – Алексей Гольцов, помощник депутата Ратиборского – тебе это разве ни о чем не говорит? Склеротичка! Мы же вместе с тобой смотрели новости по телику! Забыла? Алексей Гольцов в ночь с субботы на воскресенье подвергся разбойному нападению и загремел в больницу с черепно-мозговой травмой!

– Ух ты! – Алка резко остановилась. – Хм… Однако! Похоже, я была права.

– Трошкина! Ход твоих мыслей мне интересен, но непонятен, – старательно сохраняя терпение, предупредила я.

– Ну, насчет круговорота налетчиков в природе! Помнишь, у меня была версия, что каждый замаскированный налетчик в свой черед становится жертвой нападения? Смотри, если Гольцов и есть тот самый рыжий-конопатый, который сегодня наскочил на Разноглазого, то вполне естественно, что позавчера кто-то набросился на него самого!

– В этом случае последовательность событий получается обратная: сначала он жертва и только потом налетчик, – прикинула я.

Алка пожала плечами:

– Так ведь мы же с тобой не знаем, насколько строгие правила в этой странной военизированной игре! Стой здесь!

Она развернулась, взметнув юбкой, и унеслась в палату, но секунд через тридцать примчалась обратно и доложила:

– Катя сказала, что в последний раз она играла в «Зарницу» в восьмом классе среднее школы, и с тех пор ни в каких развлечениях в стиле «милитари» не участвовала!

– Ага, зато я за нее поучаствовала! – ворчливо напомнила я. – Ладно, поехали!

– Куда теперь? – подпрыгивая сбоку от меня, как резвый Пятачок рядом с хмурым Винни, с подкупающей готовностью поинтересовалась Алка.

– В нейрохирургию горбольницы, куда же еще? Узнаем, лежит ли там побитый Алексей Гольцов.

– Или не лежит, а носится по городу в черной маске, как чокнутый Бэтмен! – кивнула подружка, с лету уловив мою мысль.

Центральная городская больница – это целый архитектурный комплекс, планировка которого способна лишить человека с пошатнувшимся здоровьем остатков душевного и физического равновесия. Подозреваю, что архитектор, спроектировавший нашу горбольницу, происходит по прямой линии от создателей знаменитого Критского лабиринта, замка Иф, Форт-Нокса и Брестской крепости. Чтобы не заблудиться в скопище разновеликих зданий, коварно лишенных всяких опознавательных табличек и указателей, нужно обладать сверхъестественной интуицией, либо ориентироваться в пространстве не хуже почтового голубя, либо периодически брать в плен аборигенов из медицинского племени. Мы с Трошкиной грамотно взяли «языка» в белом халате прямо в курилке у ворот, и только этим спасли свои ноги от мозолей, а нервную систему – от полного истощения.

Проводник помог нам проложить кратчайший маршрут к окошку информационной службы. Там, как сказочная царевна в светлице, томилась дородная дама в трещащем по всем швам голубом халатике. В просветах между редкими пуговицами виднелось бронированное бязевое белье. Над напомаженными губами трепетали лихие гусарские усики.

– Опять журналисты? – шевельнув усиками, густым басом неодобрительно спросила эта кавалер-девица нас с Трошкиной. – Дался вам этот Гольцов! Опоздали, девушки, вчера надо было приходить, как все! А сегодня уже переведен ваш Гольцов на амбулаторное лечение.

– То есть в вашей больнице он не лежит? – уточнила дотошная Алка.

– В нашей – нет! – пробасила кавалер-девица и невежливо задвинула окошко справочной светлицы мутной пластиной оргстекла.

Мы с Трошкиной переглянулись и одновременно кивнули.

Над рыжеволосой головой депутатского помощника Алексея Гольцова нависла угроза скорого и неприятного знакомства с двумя симпатичными, но злопамятными девушками.

7

– Выразительно! – осмотрев шишковатую голову Никиты, Джон присвистнул и съехидничал: – Интересно, что бы сказал по этому поводу Ломброзо?

Фамилия итальянского доктора, определявшего характер и умственные способности человека по форме его черепа, Никите Ратиборскому ничего не сказала. А вот реакция лучшего друга обидела, и он огрызнулся:

– Интересно, что бы ты сказал, если бы это тебя так приложили!

– Я бы сказал…

Джон завернул многоступенчатую матерную фразу, закончив ее простым и естественным вопросом:

– И кто же это тебя так?

– А хрен его знает! Какой-то козел в спецназовской маске. Выскочил, гад, из-за дерева, сбил меня с ног, придавил сверху – и давай колотить башкой о землю!

– Вижу, что земля была твердой! – съязвил Джон.

– Ты про мои шишки? Да хрен с ними! – отмахнулся Ратиборский. – Меня другое беспокоит. Он меня про деньги спрашивал! «Колись, – говорил, – где бабки?!»

– Серьезно?!

Джон хлопнул ладонями по столику, расплескав свое пиво и минералку Никиты, и совсем уж обидно захохотал.

– Что смешного? – надулся Никита.

– Смешно, что идеи носятся в воздухе! Все гениальное просто и нет ничего оригинального!

– У нас есть «Оригинальное темное»! – с готовностью притормозила у столика официантка с подносом, запятнанным влажными кругами от запотевших пивных кружек.

– А гениального светлого нет? – сострил в ответ весельчак. – Жаль. Товарищу моему для просветления сейчас было бы в самый раз!

– Ты прекратишь ржать?! – неприязненно зыркнув на убегающую официантку, зашипел Никита. – Такое серьезное дело, а тебе все шуточки!

– И дело серьезное, и деньги серьезные. – Джон перестал гримасничать и в упор посмотрел на друга. – Давай думай! Кто это мог быть? Кто еще знает про бешеные папашкины денежки?

– Не знаю.

Никита потянулся почесать в затылке, но задел свежую шишку и охнул. Образовавшиеся в результате ударов выпуклости пульсировали болью. Никита с невольным сочувствием посмотрел на рогатую лосиную голову, украшающую стену кабачка. Пластмассовые глаза сохатого глядели на него с печальным пониманием.

– Так. Давай надеяться на лучшее, – предложил Джон отодвинув от себя пустую кружку.

– Лучшее наше пиво – это «Баварское специальное»! – ввернула вездесущая официантка.

– Несите, – разрешил Джон и снова повернулся к другу. – Предположим, дядя в маске спрашивал тебя вовсе не о папашиных деньгах. Вспоминай, ты кому задолжал?

– Оооо! – протянул Никита. – Кому я только не задолжал!

Он совсем нахмурился и не по-христиански, ругательно, помянул покойного родителя с его скаредностью.

– А кто из твоих кредиторов настолько крут, что может за должок оторвать башку?

Ратиборский-младший вновь задумчиво посмотрел на лосиную голову, потом кашлянул, очнулся и полез в карман за мобильником:

– Вот я сейчас Левончику позвоню…

Гортанная речь в телефонной трубке звучала громко, так что разговор Никиты с Левончиком слышал и Джон.

– Что ты, брат? Какие деньги, какие долги, брат? У тебя горе, я не тревожу. Я знаю, ты все отдашь.

– Конечно отдам! – обрадовался Никита.

Он прикрыл мобильник ладонью и шепнул Джону:

– Это не он!

– Отдашь, конечно! – эхом повторила трубка. – Отец твой большой человек был, и ты теперь будешь большой человек.

– Ну, какой я там большой, – застеснялся Никита.

– Пусть не большой, зато богатый! – засмеялся горец в трубке. – Не думай про долг, я подожду!

– Это тот Левончик, который хозяин казино? – дождавшись завершения разговора, поинтересовался Джон.

Никита кивнул.

– Значит, рассерженных и нетерпеливых кредиторов у тебя нет, – с сожалением заметил Джон. – Стало быть, били тебя все-таки за папашины денежки. Ладно, посмотрим наш список.

Он вытащил из кармана сложенный вчетверо бумажный лист.

– Итак, кто может знать, где сейчас папин долларовый чемоданчик… Номер первый – твоя маман?

– Она об этом ни сном ни духом! – Никита помотал головой и снова охнул. – Мамахен рассчитывает на недвижимость. Она ждет оглашения завещания и от души надеется, что папахен все свое добро завешал мне одному.

– Номер два – рыжая девка, папочкина любовница?

– Она тоже не в курсе, я бы понял по глазам.

– Номер три – другие родные и близкие?

– Ты не знал моего папахена! – криво усмехнулся Никита. – Какие родные, какие близкие? Да он к себе никого, кроме дантиста и проктолога, на пушечный выстрел не подпускал!

– Тогда остается только номер четвертый, собирательный: деловые партнеры! – заключил Джон.

– А вот партнеров его я не знаю, – с сожалением признался Никита. – Папахен меня в свои дела не посвящал и вообще за человека не считал. Так и говорил: «Ты еще сопляк, салага, мальчишка»! А мальчик на побегушках у него и без меня был – так называемый помощник, Лешка, дурак, по-моему, тот еще…

– Эй, а про помощника ты ничего не говорил! – Джон отставил в сторону недопитое пиво и снова потянулся к списку. – Кто таков, как зовут, где искать?

– Зовут Алексей, фамилию не помню, где живет, не знаю, – Никита пожал плечами и вдруг замер, сильно перекошенный, как ревматик в приступе: – Ты думаешь, деньги у него? У Лешки?!

– Надо проверить! – ответил Джон и призывно помахал развернутой бумажкой официантке. – Девушка, пожалуйста, счет!

Левон Айрапетян резким движением захлопнул крышку сотового телефона, пару секунд смотрел на свой сжатый кулак невидящим взглядом, а потом швырнул мобильник в диванные подушки.

– Что такое, Левончик? – встревожилась его жена Сусанна.

– Не твое дело, женщина! – огрызнулся Левон. – Иди прочь!

Сусанна послушно подхватилась и засеменила к двери, покачивая крутыми бедрами. Левон посмотрел на волнующие формы пышнотелой супруги без обычного одобрения и снова потянулся за сотовым.

– Тамаз? Мальчишку Ратиборского знаешь, не знаешь?

– Эй, ара, что за вопрос? Скажешь узнать – узнаю! – прогудел в трубке веселый бас.

– Вопрос, ара, на миллион долларов! Сына нашею покойного друга и товарища кто-то обидел. Побил сильно и про деньги спрашивал!

– Какие деньги, ара? – веселый голос сделался серьезным.

– Вот и я думаю – какие деньги? У мальчишки ничего нет, он все свои копейки в моем казино спускает. Понимаешь?

– Понимаю, дорогой, понимаю! – вновь повеселел его собеседник. – Ты думаешь, что тот, кто обидел сына нашего покойного друга, хочет найти деньги нашего покойного друга?

– Это мои деньги, ара! – жестко сказал Левон. – Мои! Понимаешь?

– Эй, что за вопрос? Скажи, что делать, и Тамаз все сделает!

– Ай, молодец! – Левон сверкнул белозубой улыбкой и снова собрался: – Ручка, бумажка есть? Пиши список! Номер первый – вдова нашего покойного друга…