Текст книги "Марш-бросок к алтарю"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Елена Логунова
Марш-бросок к алтарю

© Е. Логунова, 2010

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2010

Вместо пролога

– Та-ак! – протянул Первый Зам. – Чья это была идея?

Он проволок тяжелый, как трамбовка асфальтоукладчика, взгляд по шеренге сотрудников и выдавил наиболее слабые звенья в задний ряд. Шеренга сама собой перестроилась в колонну по два.

В наступившей тишине неорганизованный гармонист на тротуаре выдал экспромт:

 
– Нынче мы всей нацией
Идем на демонстрацию!
 

Менестрель а-ля рюс пришел на мероприятие сам по себе, с разрисованной розанами гармонью и в неуставных тренировочных штанах. Из-за нетипичного экстерьера в колонну его не взяли. Обиженный гармонист презрительно щурился на толпу и генерировал сомнительные частушки с разнообразнейшими рифмами к ключевому слову «нация». Департаментские с интересом ждали чего-нибудь откровенно непристойного. В кулуарах власти знати много шокирующих подробностей из жизни нации.

– А что вам не так? – нахально спросил Первого Зама специалист первого разряда Блошкин, сверх меры подогретый коньяком.

Горячительные напитки перед началом демонстрации принимали почти все, но только Блошкин принес спиртное не в маленьком пластмассовом флаконе из-под йогурта «Иммунеле», а неизобретательно и пошло – в родной «Арарату» пузатой бутылке.

– Семен Антонович, вам не нравится? – подняв повыше палочку с привязанным к ней шаром, смягчила вопрос кадровичка Нина. – Красиво же!

 
– Не блистает нация
Красотой и грацией! ―
 

мгновенно заспорил с ней вредный гармонист.

Первый Зам крякнул и почесал в затылке. Сказать, что ему не понравились оригинальные воздушные шары с портретами Президента и Премьера, не представлялось возможным. Шары были молочно-белые, с перламутровым блеском, похожие на гигантские жемчужины, и с точки зрения эстетики претензий не вызывали. Тем более никак нельзя было назвать некрасивыми отштампованные на жемчужных боках улыбающиеся лики Глав Государства. Однако Первый Зам опасался, что с идеологической точки зрения парящий над колонной иконостас будет выглядеть неоднозначно.

– Вы, Семенантоныч, кого хотите – Путина или Медведева? – ошибочно приняв затянувшуюся паузу за финальную точку в разговоре, развязно поинтересовался безобразно наконьяченный Блошкин.

– Обоих! – быстро сказал Первый Зам, против воли слегка покраснев.

В эротическом смысле выбор внушал сомнения, но как проявление политической дипломатии радовал сбалансированностью. В кабинете Руководителя Департамента, Первый Зам это помнил, фотографические портреты Президента и Премьера помещались на одной стене.

– Сашка, Семенантонычу Путина надуй! – слишком громко крикнул коллеге пьяный спец-перворазрядник.

Предположение, будто он велел надуть Премьера, попахивало обвинением в антиправительственном заговоре. Первый Зам побледнел. Сливочного цвета шарик с трудно узнаваемой негроидной физиономией, приняв в себя добрую порцию воздуха с алкогольными парами, тоже побледнел, но при этом, в отличие от Семена Антоновича, заметно окреп.

– Идиот, – прошептал Первый Зам, с бессильной ненавистью посмотрев на горластого Блошкина.

Но, поскольку тот, пошатнувшись, уже успел переместиться в сторону, ненавидящий взгляд достался не ему, а нарисованному Президенту, и все это заметили.

– Как же вы так, Семен Андреевич! – укоризненно пролепетала шокированная бухгалтерша. А если кто услышит?

– О Господи! – охнул Первый Зам, сообразив, что он сморозил.

– Ну, так-то лучше! – одобрила бухгалтерша и, подавая похвальный пример, первой перекрестилась на президентский лик.

Ба-бах! – страшно грохнуло в районе дыхательных органов премьерского надувателя Сашки.

Дружно взвизгнули слабонервные женщины.

– Мама… – прошептал Первый Зам.

Румяный Сашка, отплевываясь, смахнул со смущенной морды белые резиновые клочья.

– О! Путин лопнул! – засмеялся идиот первого разряда Блошкин, под мощным коньячным наркозом совершенно не ощущающий ужаса происходящего.

– Так! – Первый Зам собрался как самурай перед харакири. – Отставить шары с портретами!

– А вот у меня есть! Внучка дала, – пожилой и благостный начальник отдела Замурзаев вытянул из кармана пиджака невинный красный шарик с Микки Маусом.

Первый Зам прикинул шансы голливудского грызуна образовать единую коалицию с Президентом и Премьером России и в сердцах шлепнул подчиненного по протянутой руке:

– Да вы с ума сошли!

– Что, хватит нам Путина с Медведевым? – по-своему понял сцену перворазрядный дурень Блошкин.

– Блошкин, я вас уволю, – нешуточно страдая, пообещал ему Первый Зам.

Услышав эту угрозу, департаментские люди вздрогнули, и сияющие перламутровые нимбы над колонной закачались, оживляя солнечными бликами нарисованные лица Вождей. Первый Зам представил, что будет, если хоть один из них шумно лопнет в виду трибуны с высоким руководством, и застонал.

– Может, пока не поздно, избавимся от них? – понятливо разделяя начальственные страдания, тихо предложила кадровичка.

– Нина, вы думаете, что говорите?! – бешено зашипел Первый Зам. – Как мы можем избавиться от Президента!

– А вот Кеннеди… – развязно начал пьяный, но эрудированный Блошкин.

– Блошкин, уволен! – упреждая крайне несвоевременную историческую справку, дико рявкнул Первый Зам.

– Семен Антонович, давайте мы их просто отпустим! – заговорщицки зашептала кадровичка.

– На покой! На заслуженный, так сказать, отдых! – с подъемом добавил Блошкин, сам уже вполне заслуженно уволенный.

И он запрокинул лицо к ясному майскому небу, недвусмысленно указывая наилучшее место для полнейшего отдохновения и успокоения от праведных трудов.

 
– Заморили нацию
Бедность и инфляция! ―
 

абсолютно не в тему понес откровенную крамолу неугомонный отщепенец с гармошкой.

Окончательно задерганный Первый Зам запредельно усилил угрозу:

– Блошкин, убью!

При этом в начальственном мозгу сверкнула утешительная мысль о том, как украсит демонстрацию увитый алым кумачом и черным крепом перворазрядник Блошкин, влекомый во главе колонны вперед ногами.

– Значит, так! Слушай мою команду, – приободрившись, распорядился Первый Зам. – Шары с Первыми Лицами несем осторожно и бережно как…

– Как тухлые яйца! – с готовностью подсказал к сожалению не мертвый Блошкин.

Первый Зам убил его взглядом и искательно посмотрел на шарики, цветом и размером действительно напоминающие отборную продукцию страусиной фермы.

– Президентские яйца… Тьфу! Шары!!! – Первый Зам яростно плюнул ядом себе на лаковый штиблет. – Шары с Президентом поднять чуть выше, чем премьерские! Будем соблюдать субординацию…

 
– Нынче мы всей нацией
блюдем субординацию! ―
 

издевательски заплясал неугомонный гармонист на тротуаре.

– Пошли, товарищи, пошли! – замахал руками гражданин с функциями распорядителя.

Колонна тронулась и пошла, постепенно ускоряя и выравнивая шаг. Резиновые яйца с давно и благополучно вылупившимися в отечественную историю политиками величаво поплыли над головами демонстрантов.

– Эй! Это что у вас такое на палочке? – остро прищурился на ВИП-шары гражданин распорядитель и, разглядев, ахнул и закрыл себе рот рукой.

Кое-что на палочках благостно сверкало перламутром и грозно чернело иконописными ликами.

– А потом, потом что с ними делать, когда трибуну пройдем? – озабоченно зашептала в малиновое ухо Семена Антоновича кадровичка Нина. – Не выбрасывать же?!

– Ни в коем случае! – ужаснулся Первый Зам. – Разобрать по домам! Не лопать! Не сдувать? Держать как есть…

– До истечения установленного законом президентского срока? – сам догадался трезвеющий Блошкин.

– А неиспользованные куда? – не отставала кадровичка, с намеком хлопая по сумке, раздутой стратегическим запасом оригинальных шариков.

– Да засунь их! – Первый Зам вспылил, но тут же осекся и виновато попросил ближайший к нему надувной лик: – Прости, Господи, что скажешь!.. Что осталось, то отдай кому-нибудь.

Он с неудовольствием посмотрел на Блошкина, нежно и страстно прижимающего шар с изображением иронично улыбающегося Премьера к раскрасневшейся от выпитого щеке, и добавил:

– Кому-нибудь, политически грамотному!

 
– Ожидает нацию
Духовная кастрация! ―
 

угрожающе взвыл вослед уходящей колонне политически неграмотный гармонист.

Неиспользованные резиновые изделия с портретами Первых Лиц кадровичка Инна подарила знакомой, которая обещала надутые шарики бережно спустить и позднее обязательно дать им вторую жизнь. Знакомая была абсолютно чужда политики. Она занималась организацией свадебных торжеств, и ей было без разницы, кто нарисовав на шариках – Путин, Кеннеди или Микки Маус.

– На хорошей свадьбе гости, когда напьются, своих собственных рож не узнают! – со знанием дела сказала она.

 
– Это что ж за нация —
С такой-то деградацией? ―
 

не удержалась от сокрушенного вздоха кадровичка Нина.

Безвестный диссидент с гармошкой занес в стройные департаментские ряды деструктивный поэтический вирус.

Суббота

1

– И придет она, вся в белом, но черна душой, с перстами багряными, окровавленными, и принесет с собой огонь и дым, и прах, и пепел!

Неопрятный бородач Мафусаиловых лет, забравшийся на гранитный парапет фонтана, орал, заглушая приятное журчание водяных струй.

Кто такая эта «она», чей приход сопоставим с активизацией вулканической деятельности, не уточнялось, и праздношатающаяся публика на смутное пророчество не реагировала. Бородач повторял его слово в слово с точностью звукозаписи и периодичностью менделеевской таблицы. Его вопли воспринимались как неотъемлемая часть общего бедлама.

Чудиков и чудаков на площади у фонтана собралось немало. Чинно катались на самодельных веломобилях активисты клуба «Коло». Нещадно гоняли туда-сюда свои разномастные машинки чокнутые любители радиоуправляемых игрушек. На газоне перед Законодательным собранием два сильно заросших парня и одна бритая наголо девушка кулачками, похожими на репки, самозабвенно стучали в барабанчики-тыковки. С другой стороны фонтана, у памятника Императрице-основательнице, веселые ребята в полосатых майках известного оператора сотовой связи проводили шумную рекламную акцию с раздачей листовок и воздушных шаров. Мирно гуляющие граждане усиливали общую какофонию стуком каблуков, шарканьем подошв, смешками, восклицаниями и хрустом безжалостно сминаемых рекламных листовок. Полиграфическая продукция была напечатана на плотной глянцевой бумаге, которая шумно протестовала против досрочного перевода в разряд макулатуры. Я сочувственно поглядывала на коллег по рекламному цеху: с раздаткой они промахнулись, выбросив немалые деньги клиента на ветер. Он-то и гонял по брусчатке бумажные шарики в желто-черной гамме.

А прямо перед моей лавочкой назойливо крутилось нечто монохромное: голубь. Переваливаясь с боку на бок и дергая шеей вперед-назад, он бегал по кругу как заведенный.

Я прищурилась и хихикнула: живая птица здорово походила на механическую игрушку. Помнится, в нежном детстве была у меня такая птаха с ключиком в боку – не то курочка, не то гусочка… Вот так же носилась она кругами по полу вокруг маленькой меня, горделиво восседающей на горшке.

Я растроганно улыбнулась своим воспоминаниям, но тут припадочный дедок на бордюре фонтана снова заорал про прах и пепел и испортил мне истерикой все лирическое ностальжи. Я поморщилась, надела наушники и включила музыку. Уже немодные, но заводные, как та курочка, «Бэк стрит бойз» в пять молодых глоток запросто заглушили и бородатого пророка, и визг машинок, и шум толпы. Неутомимый голубь под звуки музыки пошел резвее прежнего, дергая шеей, как рэпер, и держа ритм, как чечеточник. Мне стало весело, и только осознание серьезности своей миссии не позволило пуститься в пляс, удержало на лавочке с видом на ступеньки Законодательного собрания края.

Пустующее парадное крыльцо ЗСК, высотой и величавостью сопоставимое с древнеегипетской пирамидой, тускло блестело полированным мрамором. Нога человека по нему сегодня ступала в усеченном режиме. Была середина необычайно жаркого мая, выходной день. В субботу депутаты отдыхали от общенародных дел в частнособственных особняках, где рай на земле уже был построен и благоденствие наступило. В пирамиде власти заседали только члены комитета по вопросам молодежной политики. Вопросов, надо полагать, у них накопилось много – заседание затянулось. Хотя мне и некуда было спешить – мой собственный жених, в обществе которого я могла бы приятно провести субботний день, вечер и последующую ночь, проводил отпуск в компании брутальных мужчин, сплавляясь на рафте по бушующей горной реке, – но терять время понапрасну все равно было неприятно. Я ждала на деревянной лавочке уже второй час, все сильнее завидуя водителю служебного автомобиля, припаркованного на краю площади. Он, по крайней мере, на мягком сидел, да еще в кондиционированном салоне! Транспорт с «козырным» номером тоже ждал Геннадия Петровича Ратиборского, а тот задерживался с выходом.

– Подумаешь, государственный муж! – сердито пробурчала я и обернулась, чтобы помахать рукой Катерине, прячущейся от жары и охраны Ратиборского в тонированном аквариуме кафе-кондитерской.

В ближайшее время Геннадию Петровичу предстояло превратиться из государственного мужа в законного Катькиного. Сам он об этом пока не знал – Катерина еще не сообщила любовнику о своем твердом решении оставить ребенка, хочет того Геннадий или нет. Однако уже в ходе затянувшейся почти на месяц дискуссии о том, быть иль не быть Катькиному материнству в принципе, Ратиборский начал уклоняться от участия в решении вопроса. Он перестал отвечать на Катькины звонки, отказался от привычки ходить на обед в ресторан «Городище» пешком и на короткой дистанции от автомобиля до подъезда начал прятаться за спиной охранника. Коллеги по законодательному цеху не зря окрестили депутата Ратиборского выразительным прозвищем «Мастер маневра»!

– Неужели мне суждено стать матерью-одиночкой?! – ужасалась Катерина, роняя слезы в обезжиренный кефир, который она мужественно постановила считать своим любимым напитком на все время беременности. – Придется самостоятельно растить малыша и целых три года работать на дому в перерывах между стиркой пеленок!

Эта перспектива меня страшила не меньше, чем ее. Катерина – отличная секретарша, и в случае ее продолжительного отсутствия дела в нашем офисе стопроцентно пойдут кувырком. Цветы в горшках завянут, хитрая немецкая кофеварка сломается, столы скроются под наслоениями неразобранных бумаг, тайный свод контактов ВИП клиентов непоправимо устареет, источник офисных сплетен пересохнет, и будем мы коротать свои трудовые дни в условиях тотальной нехватки канцелярских принадлежностей и пакетированного чая! Впрочем, Катька обрисовала и альтернативу:

– Вот если Геночка на мне женится, я смогу взять няню и выйти на работу уже через пару месяцев!

– Какие два-три месяца, ты же собираешься кормить грудью? – напомнила я.

– Если Геночка на мне женится, я перееду к нему, а от его дома до нашего офиса две минуты пешим ходом! – отмахнулась коллега. – Буду бегать туда-сюда и все успею!

– Значит, надо, чтобы Геночка женился! – постановила я.

– В третий раз, – кивнула Катька. – А что? Бог любит троицу!

Судя по Катькиным рассказам, я предполагала, что вступлению в третий брак депутат Ратиборский будет противиться активнее, чем проискам идейных противников и классовых врагов, но на сей раз его ждала неизбежная капитуляция. Пожалев Катерину и испугавшись перспективы на долгих три года потерять толковую сотрудницу, я решила помочь коллеге и постановила считать благородную задачу окольцевания и одомашнивания блудного депутата особо важной и приоритетной. Куда он денется, этот Геночка! Захочет остаться в депутатском корпусе – женится как миленький!

Рычаг воздействия на Ратиборского у меня был примитивный и мощный, как рессора от трактора «Беларусь»: обыкновенный шантаж с применением магического заклинания «Черный пиар»! Катька ведь познакомилась с отцом своего будущего ребенка не где-нибудь, а у нас в «МБС», в ходе активной предвыборной кампании, которую блестяще организовало для кандидата Ратиборского именно наше агентство. Зная возможности гениального «эмбисишного» коллектива, Геннадий Петрович мог не сомневаться: как мы привели его во власть, так и уведем, нам это раз плюнуть! Пусть выбирает: либо счастливое обретение новой семьи, либо трагическое расставание с депутатским мандатом, третьего не дано!

Оставалось довести эту простую и ясную альтернативу до понимания жертвы.

Наконец тяжелые двери ЗСК распахнулись, пропуская группу мужчин в однотипной экипировке – никаких укороченных штанов и просторных футболок на выпуск! Легкие серые брюки, белые рубашки, на ногах приличные летние туфли, в руках кожаные портфели, на румяных лицах – выражение значительности в диапазоне от легкой задумчивости до гениального прозрения. Я спешно сдернула наушники и привстала, ожидая появления самого Ратиборского.

– Он всегда уходит с заседания последним, как командир с тонущего корабля! – заранее проинформировала меня Катерина, не обратив внимания на сомнительную ассоциацию.

Последним вышел представительный мужчина в модном костюме из неотбеленного льна. «Двойка» явно была дорогой, что положительно характеризовало состоятельность ее владельца. Но мы, женщины, народ критичный, и от моего взгляда не ускользнуло, что пиджак представительному господину великоват, а брюки не мешало бы немного укоротить.

«Не иначе, купил костюмчик в секонд-хэнде, с чужого плеча!» – съязвил мой внутренний голос.

Я вспомнила, что Катерина не раз с сожалением упоминала об экономности своего возлюбленного депутата. О его тщеславии, на мой взгляд, говорила пижонская шкиперская бородка. Это волосяное украшение имело ровный коричневый цвет, получить который иначе, нежели парикмахерским путем, было невозможно – уж я-то знаю, сколько раз пыталась заиметь шоколадные волосы! Мне стало интересно – а шевелюра у Катькиного героя-любовника тоже крашеная? К сожалению, наличие на голове Геннадия щегольской летней шляпы мешало как следует рассмотреть его прическу. Мелкодырчатые, как чайное ситечко, поля головного убора затеняли и лицо Ратиборского, но я находилась достаточно близко, чтобы разглядеть его ухоженные густые брови. Они тоже лоснились теплым шоколадом и походили на пару тщательно причесанных волосатых гусениц, возлегших на выгнутые дуги оправы солнечных очков Это выглядело искусственно и не слишком аппетитно. На Катькином месте я бы убедила Ратиборского вернуть своему волосяному покрову менее эффектный, но более натуральный вид.

И уж совсем не приглянулся мне шелковый шейный платок уважаемого Геннадия! Хотя братец Зяма и приучил меня с большой терпимостью относиться к разному дизайнерскому выпендрежу в одежде, я считаю, что укутывать шею платком в тридцатиградусную жару – это сущий идиотизм!

«Наверное, под косынкой он прячет сто пятьдесят лишних подбородков!» – не успокаивался мой внутренний голос.

И я вспомнила, что два года назад, когда мы печатали плакаты с призывом «Голосуй за Ратиборского!», подбородок Геннадия Петровича уже тяготел к раздвоению, и тогда наш дизайнер Андрюха Сушкин делал ему безболезненную пластику лица в фотошопе.

Динь-дилинь! – хрустальным колокольчиком зазвенел мой мобильник.

Я взглянула на входящий номер: Катерина. Видимо, тоже увидела Ратиборского и спешит активизировать засадный полк в моем лице. Я могла бы не отвечать на звонок, но решила не нервировать женщину в интересном положении и приложила трубку к уху:

– Ну что?

– Объект вышел! – возбужденно выдохнула Катька. – Действуй!

– Не учи ученого! – отмахнулась я, признаться, тоже не без нервозности и сразу же выключила трубку.

Пора было незамедлительно начинать операцию «Марш-бросок к алтарю».

Я очень вдумчиво выбрала место для засады, чтобы успеть перехватить Геннадия Петровича на полпути между крыльцом ЗСК и его автомобилем. С учетом наличия бдительного охранника, стреляющею глазами направо и налево, идти на сближение с объектом следовало волнующей походкой «от бедра». По опыту прожитых лет я хорошо знаю, что длинноногие блондинки в мини относятся к категории граждан, вызывающих у брутальных мужчин минимум подозрений и максимум интереса. Я обоснованно предполагала, что при виде меня охранник и его хозяин непроизвольно притормозят, и я без проблем завяжу с Ратиборским легкую беседу с тяжелыми (для него!) последствиями.

Проблема возникла внезапно и, как водится, на ровном месте. Меня подвели парадные босоножки, которые я обуваю крайне редко, используя исключительно как спецэффект. На первом же шаге одна из пятнадцатисантиметровых шпилек – конкретно правая, – с хрустом вонзилась в узкую щель между неровными кубиками брусчатки и там застряла, засев до половины.

– А ч-ч-черт! – бессильно выругалась я, вновь опускаясь на лавочку.

– И придет она, вся в белом, но черна душой, с перстами багряными, окровавленными! – снова завопил неугомонный бородач.

Собственными перстами нормального окраса я торопливо ощупала доступный фрагмент застрявшего каблука и вздохнула. Стало ясно, что эффектный выход засадного полка отменяется. Варварски ломать становой хребет босоножкам за пятьсот баксов я не собиралась даже ради Катьки, да и не было в этом никакого смысла: хромая в вышедшей из строя обуви, я вызову у Ратиборского с его секьюрити не симпатию, а только лишь нежелательное подозрение.

Снова задилинькал мой мобильник: Катька явно расценила мое бездействие как подлое предательство.

– А что я могу? – не ответив на звонок, огрызнулась я.

Никем не потревоженный Геннадий Петрович в сопровождении охранника проследовал к автомобилю и удобно устроился на заднем сиденье. Секьюрити неспешной рысью потрусил в обход «БМВ» и уже взялся за ручку дверцы, когда к большой черной машине с потешным визгом и ревом подлетела радиоуправляемая игрушка. Едва не задавив моего заводного голубя, машинка закатилась под днище депутатской «бэхи» и там замерла.

Укоризненно курлыкнув, взлетел вспугнутый голубь.

– И принесет с собой огонь и дым, и прах, и пепел! – договорил придурковатый пророк.

Грохот взрыва поставил в конце его фразы сотню восклицательных знаков разом!

Я увидела, как высоко подпрыгнул черный автомобиль, но в первый момент гораздо больше испугалась голубя, который с неестественным ускорением, в растопырке, характерной для геральдических птиц на монетах и цыплят табака, полетел в мою сторону, чиркнул по моей согнутой спине и уже с нее, как с горки, ушел в кусты сирени. Боковым зрением я отметила, что бородатого кликушу снесло с бортика фонтана в бурлящую воду. Отследила завораживающий полет одинокого автомобильного колеса, ощутила сотрясение почвы и установленной на ней лавочки, увидела большой пионерский костер на том месте, где только что был «БМВ» и ошалело подумала, что Катькины страхи оправдались на все сто. Быть ей матерью-одиночкой, а ее ребенку безотцовщиной!

Геннадий Петрович Ратиборский в последний раз подтвердил свое звание мастера маневра и ушел в мир иной в обход алтаря.