Текст книги "Лицо врага: Окно первое (СИ)"

Автор книги: Елена Ингверь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

– Думаю, тут та же логика – самое важное тащим в самое охраняемое место, – усмехнулся Юлий. – Ну или просто больше некуда было запихнуть. Вообще отделы не по теме, образовавшиеся при каких-то интересных обстоятельствах и так и оставшиеся существовать – не очень редкое явление, но тут явно другой случай.

– А кто там главный? – спросила Вера. – Я помню, что в том видении тайная советница подкидывала идеи, носила книги и артефакты и так далее, и если это реальная помощь, то это значит, что она достаточно серьёзно разбирается в теме. А значит, она в это вникает, возможно, сама над этим работает, и точно очень внимательно контролирует. И если можно каким-то образом узнать, с кем из службистов, формально… не очень относящихся к институту, больше всего общается руководство, то среди них вполне может найтись тайная советница.

Ничего себе. Кто-то из нас умеет думать.

– Не знаю, – задумчиво ответила Яня, – меня не посвящали. Мною занималась как раз Мирея Марская, и все её слушались, если я правильно помню. Но она почти никогда никем не командовала, и её приказы были скорее просьбами. А при обсуждении их исследований она скорее вносила предложения, и их могли критиковать, и вполне критиковали, и с ней спорили, но только всегда брали во внимание всё, что она говорила. Ещё я пару раз там видела какую-то женщину, про которую мне вроде говорили, что это Савла Гузнова, но она только с кем-то разговаривала и уходила, а Хейгорёву упоминали в разговорах между собой, она чем-то всех достала и там тоже. Ещё была Эльга Явлосова, вот она как раз со всеми обращалась, как с прислугой, а с подопытными и заключёнными – ну, понятно, и того хуже. Вообще никого ни во что не ставила, всех использовала в качестве бесплатной рабочей силы – то ты ей чай подай, то ящик перетащи, хотя она сама сильный маг, хоть десять ящиков способна отлевитировать, то грязь с туфельки убери, то ещё чего. Любила свою власть показать, одним словом, и сучью натуру. Причём она так вообще со всеми, и с сотрудниками тоже.

– Как-то непрактично – приказывать подать чай тому, кто был бы счастлив в него что-нибудь долить и даже способен найти такую возможность, – фыркнула Вера.

– Есть такое. Так вот… Ещё была Вельдея Миргодовна Сорная, она очень пожилая, но добрая. А ещё Гельмина Богродина, и она постоянно на всех орала. Но про неё я ничего не знаю, она мною не занималась, только иногда мимо пробегала. Это если из женщин, – уточнила Яня, увидев по нашим лицам, что мы всё пытаемся понять, что не так в её путанном рассказе, но не можем. – Странно теперь делить всю тайную службу по половому признаку. А из более-менее главных мужчин там, я помню, Ваниний Одосторский, он постоянно молчал, никогда не улыбался и смотрел так тяжело, что его все боялись, и ещё Рудан Яблонов, его тоже все боялись. Я сначала не очень понимала, почему, а потом до меня дошло, что у него чуть ли не в каждой фразе угроза, и все эти угрозы он выполняет. Причём он всегда такой спокойный, и это самое пугающее.

– А некий Аксандр Хвостьев там был? – чуть удивлённо спросил Юлий. – Понятно, что ты помнишь тех, кого видела куда чаще, чем пару раз, даже если тебе кажется что-то другое, и тех, кто тебя чем-то зацепил. Но по нашим данным… По нашим данным Хвостьев должен быть из тех, кого там любой запомнит.

Яня слегка напряглась, задумавшись, но потом вспомнила и оживилась:

– Был. Он странный. Чуть ли не всё время его видели с Миреей Марской. Шутили о том, что он ходит за ней хвостиком. Ну, про фамилию. То есть, понятно, что каждый занимался своими делами, но для него Марская была, ну, не знаю, вроде какого-то непостижимого авторитета. Богини, что ли? Точно вроде того. Не знаю уж, что она для него такого сделала, поговаривали, что спасла на войне то ли его, то ли семью, то ли ещё что-то, но он с неё чуть ли не пылинки сдувал. Причём в прямом смысле тоже – вечно следил, чтобы у неё даже складочки на платье ровненько лежали. Если Явлосова обязательно должна была кого-то заставлять, то у Марской был свой собственный добровольный раб. Он всё за неё делал, постоянно следил за её комфортом. Вроде бы он занимал тоже какой-то важный пост, но, знаете, он вообще никому не перечил. Он постоянно молчал и всегда улыбался, у него ещё был такой светлый-светлый взгляд… даже жалко его временами было – чего он за этой ужасной женщиной всё время ходит и изображает из себя её личную подстилку для ног. Временами, знаете ли, бесило. И говорил ещё тихо-тихо, и тоже как-то очень светло. И очень умный был. А, и, не знаю уж, что о нём это говорит, но мне почему-то запомнился такой странный случай: как-то Одосторский очень грубо и тяжело выговаривал ему, что, мол, это всё-таки научный институт, а поэтому ни шиша не смыслящие в их работе люди, даже тайный советник, – я помню, что он именно в мужском роде говорил, возможно, у них принято в мужском роде о ней разговаривать, – так вот, даже тайный советник должен убираться в задницу и не мешать занятым людям. А Хвостьев кивал и соглашался. Вот.

– У Хвостьева нет семьи, – немедленно вставил Юлий. – Его родители давно умерли от старости, а других родственников вроде не было. Ему в любом случае больше ста, он выглядит молодо только потому, что очень сильный маг. За это время обычно теряются связи с семьёй, и если ты не интересуешься жизнью потомков тех, кого когда-то знал, то ты отдаляешься от них насовсем. По крайней мере, так с очень старыми магами обычно и случается. Он не женат, он для этого, вообще для любых отношений слишком поглощён магией и наукой… всегда был, по крайней мере, хотя у меня к нему много вопросов. И я не помню, что он делал на войне, но… по-моему, вряд ли он мог пересечься с Миреей Марской. Хотя, конечно, кто его знает.

– Ну, это же только слухи. Мало ли что могло случиться.

Я зачем-то спросила:

– Что же из себя представляет этот Одосторский, раз этот зашуганный тип боялся его больше, чем тайную советницу? И, кстати, если он такой сильный и такой старый, то чего он так себя ведёт?

– Он правда очень страшный.

– Я понятия не имею, чего он так себя ведёт. Проблема не в этом, – задумчиво сказал Юлий. Судя по выражению его лица, он сейчас в чём-то очень сильно засомневался. – По нашим данным, архимагистр Хвостьев – директор этого института. И, кстати, вы, возможно, не помните, но до Теана в Совете от нас был он. Потом ушёл добровольно, никому не объяснил причины. Яня всё правильно описала – тихий, молчаливый, любитель поулыбаться и очень светлый человек, даже я был в шоке, когда узнал, что он службист. Я вообще не понимаю, зачем бы ему это понадобилось. Честно, теперь в наших данных я сомневаюсь. Может, его заставили? Хотя кто может заставить такого человека…

– Или его долг перед Миреей Марской настолько велик, что он по-другому не может, – с лёгкой грустью возразила Вера.

Юлий печально кивнул.

– Что же он такого мог ей задолжать? Она же страшная, ледяная, и ей на всех глубоко наплевать?

На это ответа ни у кого не нашлось, и даже строить предположения почему-то не хотелось.

– Одно точно, – озвучила я свои мысли, – Мирея Марская точно не может быть тайной советницей. Иначе Хвостьев сказал бы Одосторскому что-то другое, пусть он и страшный.

– Безусловно, – сказала Вера. – И, судя по всему, тайной советнице совсем не обязательно проводить время в институте и чем-то там заниматься. То есть, возможно, Яня её просто не видела, поэтому состав дам в институте и среди гостий Неяндра Хорогова имеет только… два с половиной общих звена. Это самое точное число, которое я могу назвать, да. Но, как мы все прекрасно понимаем, Яня и её дар – вещи, которые для тайной службы куда полезнее, чем непонятное и плохо достижимое бессмертие для царя. Нет, Яня, я совсем не хотела называть тебя вещью, но тайная служба вряд ли относится к тебе иначе, – поправилась она, поймав мой укоризненный взгляд. Яня в ответ лишь пожала плечами. – Я хотела сказать, что тайная советница должна была заинтересоваться Яней и как минимум посмотреть на неё, подумать над тем, что с ней можно сделать. Но Хейгорёва и эта, как её… Гузнова ничего подобного делать не стали. В общем, мутно это всё. – Кажется, в конце концов она сама запуталась. Но я поняла. И правда мутно.

Вдруг Юлий встрепенулся.

– Кстати о тайной службе. Мы тут так упоенно болтаем, но совсем забыли, что она самая находится от нас в трёх шагах и явно времени даром не теряет. И мы не то чтобы знаем, чем они там занимаются и какие планы уже успели прийти к ним в головы.

– Вы же сами говорил, что надо лишь подождать, даже думать не обязательно, – фыркнула Вера. – Вот мы и сидим. Ждём. Что тебе опять не так?

О боги, может, хоть сейчас стоит обойтись без подколок и прочих подобных глупостей? Нашли, мать их, время и место.

– Понятия не имею, – просто и неожиданно спокойно отмахнулся Юлий. Судя по выражению лица, Веру он неплохо этим озадачил. Она ожидала нового дурацкого спора, что ли? Но Юлий меня порадовал своим пониманием, что сейчас не время и не место. Может, и глупо, но в нашей компании этого явно не хватало. – Кажется. – А, нет, не озадачил. – Можно сказать, что интуиция, можно сказать, что опыт, но меня напрягает, что они так долго ничего не делают. Если так, то они, видимо, совсем дебилы, причём такие, что даже тайная служба их только могилой и исправит. Ну или… тоже дебилы, но не совсем, и поэтому сейчас ждут кого-то, кого позвали себе на помощь. Или кого послали им на помощь.

– Судя по тому, что сказала эта Хейгорёва, им не должны были никого послать, разве нет? Более того, вряд ли она это одобрит. Ну, в смысле, если они за помощью пошлют.

– Как будто они ей скажут, – хмыкнул Юлий.

– Вообще не понимаю этой системы.

Вера скептически фыркнула.

– Это не система, это бардак, напрямую вытекающий из самодурства. Если тайная советница и прочее руководство ведёт себя так же, то они сами себя в конце концов сожрут.

– Да нет, у них довольно нормальное руководство… ну, если можно вообще называть их нормальными. Косов самый… наименее неприятный, наверное, хотя далеко не самый умный, – Юлий вновь усмехнулся, видимо, вспоминая какую-то историю, связанную с великими служебными деяниями этого Косова, – Марская, кстати, тоже вроде ничего, только относится ко всему очень наплевательски. Хотя, может, мне так кажется, потому что я сам привык к совсем другому отношению. Ещё там есть такой Верговодский, это внешняя разведка, он очень любит, чтобы его боялись, но в принципе хотя бы по отношению к подчинённым справедливый и ничего такой. Этот самый Хвостьев, про него я уже только что говорил, он вообще довольно милый, но, кажется, генерал он только на словах. Не знаю, в общем.

– Понятно, – вздохнула Вера. О чём-то задумалась.

Я этому затишью неожиданно для себя обрадовалась – поняла, что мне надо сосредоточиться и подумать. Что-то в своей защите я навертела странное, и совсем непонятно, как. И ладно бы, тогда навертела, но сейчас это творение пьяного вурдалака какие свойства имеет и как распутывается? Стенка на вид была абсолютным монолитом, как будто её такой и создавали. Столь любимое мною золотистое свечение нитей уже дико надоело и вызывало отвращение при каждом взгляде, а не смотреть было невозможно. Вот почему нельзя цвет нитей менять по одному желанию, а? Бесит…

– Яня, а ты что-то видела только что, – вдруг вспомнил Юлий. – Не покажешь?

Ладно, пока читать будут, ещё немного помолчат. Просить-то их, наверное, бесполезно…

– Да там что-то странное. То есть, нормально всё… – она кривовато улыбнулась, – ну как, нормально, какой-то альвийский мальчик нашёл какой-то труп. Но я просто понять не могу, что же должно случиться с человеком, чтобы его так… размазало. Это я сейчас смеюсь, хотя мне всё ещё паршиво, а видеть это было… это было самое ужасное, что я в жизни видела, наверное.

Юлий кивнул и взял у неё блокнот.

Так, надо вспомнить, что я тогда делала и чего от плетения хотела. Я хотела, чтобы оно схватило того, кто притронется телом или магией, попытается разомкнуть… Да мать его, почему я этого не помню?! Так, я точно применяла поиск и захват разумного существа. Растяжение, притяжение к подобному… Ага, притяжение к подобному там точно фигурировало больше одного раза. Правда, не потому, что я это помню, а потому, что иначе эта дрянь просто не получилась бы. Чтобы и на печать, и на клетку, ставшую коробкой… А хотя…

Стоп.

Вот… Даже слов нет от собственной тупости, даже нецензурных, даже несчастных завываний на отсутствие луны!!

Какая же я тупая идиотка!!

Я применила притяжение к подобному и как минимум один раз забыла задать конкретную цель, направив его не на отдельные нити, а на всю эту… чтоб её… клетку!!

Я всё-таки взвыла, хотя слов подобрать всё ещё не могла. Все удивлённо посмотрели на полоумную меня.

– Ты чего? – осторожно и как-то слишком ласково, в несвойственной ему бережной манере спросил Юлий, оторвавшись от своего занимательного чтива.

– Вспомнила, где именно в защите налажала, – отмахнулась я. – Тупая просто.

Вера хмыкнула. Юлий странно на неё посмотрел и сказал:

– Ну, подумай тогда об этом ещё немного и постарайся вернуть нам возможность смотреть вокруг, но так, чтобы защита сама осталась. Ещё неплохо бы сделать так, чтобы для наших службистов ничего не изменилось, но это уж как получится, как сможешь. – И вернулся к видению.

Я вздохнула и принялась рассматривать гладкую золотистую стенку. Что я сделала, что я сделала… так, ну, чтобы для службистов ничего не изменилось, нужно будет просто накинуть иллюзию и замаскировать в этом месте магию, причём так, чтобы не тронуть плетение клетки, а нити иллюзии полностью закрыть. Когда мы плыли, этого не требовалось, так как невидимость – это по сути одна нить, покрывающая излучением большое пространство, и я просто сделала их две, чтобы они скрывали от чужих глаз не только нас и плетения плота и клетки, но и друг друга. Теперь же нужно было закрыть плоский участок, и тут уже двух не сделаешь. Да и иллюзия – не невидимость, пусть они и очень похожи по эффекту, но по сути-то они очень разные. Сложно, очень сложно, придётся использовать особое заклинание для таких случаев, а оно очень запутанное. Но тут, к счастью, именно моя магия не обязательна, можно будет и Юлия попросить. Тем более, что он уже дочитал, отдал видение Вере и только о чём-то задумался, глядя на Яню. Он же хорош как маг, да? Какая у него степень? Не помню. Ладно, потом спрошу. Яня сказала, что сильный, значит, сильный. В любом случае, опытный, в прятки с тайной службой играть хорошо умеет. Только вот, чтобы его попросить, надо сначала понять, на что иллюзию саму накладывать. Если бы я всё сделала правильно, я могла бы вернуть клетку в начальное состояние легко и быстро, но теперь, раз уж такая лажа… Если попробовать, можно её совсем лишиться. Дырку, что ли, проковырять? Дурь какая.

Хотя…

А что, должно сработать…

Ну ладно. Что-то мне подсказывало, что Юлий изначально был не совсем прав в своём желании сидеть и дурью маяться, пока тайная служба чего-нибудь не придумает, а ещё я точно знала, что в ближайшее время мой недоразвитый мозг ни до чего умнее дырки не дойдёт. Время терять не хотелось, мы и так уже достаточно отвлеклись. Поэтому, собственно, почему бы не попробовать? Только вот ковырять её, собственно, где? Понятно, что там, где стенка тоньше, ведь в местах, где изначально не было нитей, она, несмотря на визуальную гладкость, обязательно должна быть тоньше, то есть, магическая плотность там должна быть меньше… но чисто для нашего удобства, чтобы мы тут не корчились, как черви в банке, она где должна быть? Я долго рассматривала нашу неуютную коробочку и в конце концов решила, что идеального места тут никак не найти. Поэтому остановилась там, где я сама сидела, более-менее в углу, но не совсем, чтобы было на что опереться и при этом не очень тесно, и место для дырки выбрала на уровне своих глаз. Мне, Вере и Яне вполне подойдёт, а Юлий Сердвеевич… сам виноват, что он высокий.

– Юлий Сердвеевич, – позвала я. Он повернулся ко мне. – Можете заплести небольшой участок невидимостью нитей так, чтобы клетку не задело, а я потом смогла туда обычную иллюзию подвязать? Я дырку проковырять хочу.

Он внимательно посмотрел на меня, потом на стенку, потом снова на меня, потом, задумавшись, в потолок. Сказал чуть возмущённо:

– Ты хоть представляешь, какие расчёты при этом потребуются? Мы тут до следующего утра одну только иллюзию вырисовывать будем, как её нити там расположить, чтобы углы излучения невидимости нитей приемлемые были. Не, давай что-то другое, а то помрём от математики, а не от тайной службы!

Да уж, то-то она обрадуется. Или обидится – работу, так сказать, отнимаем? И, кстати, сколько времени? Уже темнеет, или ещё нет? В этой дурацкой непроницаемой коробке, как в хорошо освещённом здании, всё время казалось, что снаружи уже темно. И мыслей про дырку не было совершенно, а про более разумные альтернативы – уж тем более.

– Сами придумайте, раз такой крутой, – огрызнулась я.

– Я думаю!

– Сделай свою дырку, а по краям заплети её создающей иллюзию нитью, – устало сказала Вера, не отрываясь от блокнота. – Это же твоя золотая гадость и твоя золотая нить. Если аккуратно и близко подплести, они ничего не заметят. Только сначала сделай иллюзию, можешь даже просто на нашей стороне стенки, а потом дырку ковыряй.

Да… Как я сама до этого не додумалась? Впрочем, Юлий, кажется, тоже был немного растерян, сражённый силой разума моей дорогой подруги, так что моя самооценка пострадала не сильно.

Я начала работу.

Присоединила нить к стене в выбранном месте, там, где до срабатывания этого плода моей дурости было пересечение нитей, и осторожно сделала окружность, так, чтобы в неё был как бы вписан квадрат из четырёх бывших ячеек сетки. Размер был чуть ли не самой неприятной вещью во всём этом мероприятии, потому что как ни крути, а правильным он не будет – в маленькую дырку будет неудобно смотреть, большую будет сложно закрыть иллюзией, а вообще в любую может что-нибудь залезть или залететь, например, ветка или боевое заклинание, и службисты это обязательно заметят, поймут, что тут иллюзия, и используют. Я подумала-подумала и решила сделать что-то довольно большое, максимум возможностей наложения иллюзии, чтобы две-три наших головы точно могли выглядывать. А то ведь мы больше времени и сил на разборки потратим, а не на дело… Заплела, активировала, проверила, просунув руку между иллюзией и настоящей стенкой. Иллюзия работала – моя кисть выглядела как будто сунутой в золотистую мутную жидкость у самой поверхности, так, чтобы костяшки торчали, а всего остального не было видно. Осталась довольна результатом, вынула руку, вдавила плетение с иллюзией внутрь стенки, чтобы оно заменило собой уже имевшуюся там магию. Вроде ничего с этой стороны не выступало, да и с той не должно было, и можно было начинать делать дырку. Если серьёзно, то «проковырять» – плохое слово для этого процесса, на самом деле это куда более чёткая и аккуратная работа. Я обвела пальцем границу нового плетения, оставляя заметную мне одной бороздку, и как бы вырезала старое, вобрав выделившиеся остатки магии в себя – нельзя же разбрасываться жизненно необходимым. Ничего не изменилось. Сначала я испугалась, что ничего не получилось, или что вырезала и поглотила я плетение иллюзии, а не стенки. Немного помедитировала, тупо разглядывая никак не изменившуюся ровную поверхность. Потом поняла, что я чего-то не понимаю, и вспомнила, что я что-то важное забыла. Потом осознала, что именно, поколдовала ещё немного и сделала иллюзию, по базовой формуле двустороннюю, полупроницаемой, так, чтобы она была видна только с той стороны, а с нашей стала полностью прозрачной. Если честно, вообще не понимаю, почему в данном случае базой является двусторонняя, полностью непрозрачная иллюзия. Она может понадобиться только при создании полноценного фантома, трёхмерной фигуры. Но ведь куда чаще иллюзиями что-то прикрывают и облагораживают, нередко себя или другого человека, а уж о повсеместно распространённой практике зачаровывать бойницы во время войн и обычные подвальные окошки в мирное время я вообще не говорю. Странно это, одним словом.

Теперь сквозь ровное круглое отверстие можно было увидеть, что мы всё ещё находимся на дереве (хотя куда мы, собственно, могли с него деться), просто теперь вместо неудобных веток у нас был ровный пол коробки и её же стенки, которые почему-то отодвинули ветки деревьев, хотя в теории должны были спокойно их пропускать, даже не шатая. Ладно, потом разберусь, чего ещё непонятного я там намудрила. Наверное. Службисты кучковались внизу и на нас не смотрели, что-то бурно обсуждая. У них явно имелись разногласия, причём немало. Самих же службистов было больше двадцати человек, я считать не стала.

– Гляньте, я правильно всё сделала? – позвала я Юлия. Судя по моей не то чтобы неудачной, но явно очень позорной защите, творения моих кривых рук стоило проверять кому-то более опытному и сведущему в магии. Правда, насколько таковым можно было назвать Юлия, я так пока и не выяснила, но, во-первых, он хотя бы Школу закончил, во-вторых, раз Яня сказала, что он хороший маг, значит, это, скорее всего, так, ну и, в-третьих, больше было некому.

– Закончила? – спросила Вера. Протянула мне многострадальный блокнот. – На, глянь. Много крови и ничего интересного.

Этим утром над берегом стоял белый туман, крупный и колючий. Оссиюливи прятал лицо в шарф как только мог, но шерсть помогала мало, а то и совсем никак. Кончики ушей уже почти окоченели, и наилучшим выходом показалось прижать несчастный шарф к ним ладонями. Правда, тогда мёрзли руки, но уже не так сильно. Для столь ранней осени было однозначно холодновато, а туман только усугублял положение.

Издали выглядело красиво. Когда Оссиюливи ещё не спустился с деревянной дорожки в дюнах, он искренне любовался молочными клубами тумана в огромных валунах, тёмными волнами, мерно накатывающими на крупный серебристый песок пляжа. В это время года они выносили на берег мёртвых медуз, совершенно безопасные голубоватые кружочки без щупалец и других намёков на то, что когда-то они были живы. На них было по четыре светлых пятна, и на ощупь они были как что-то среднее между холодцом и мазью. По огромным чёрным камням в тумане сновали крабы, как большие, с ладонь, так и совсем маленькие. Почему-то не летали и не кричали чайки. Возможно, они просто боялись тумана. Или мёрзли. Холодно.

Вскоре туман стал таким густым, что уже не удавалось понять, что там за силуэты – то ли камни вблизи, то ли корабли чуть дальше, то ли просто показалось. Стало немного теплее – или Оссиюливи просто уже привык – но вместе с тем отчего-то страшно. Наверное, зря, а может, это просто глупо, но ребёнку в этом ужасном тумане совсем так не казалось. Оссиюливи уже почти жалел, что пошёл. Согрелись уши, адски замёрзли руки, но оторвать их от ушей и согреть дыханием никак не получалось – уши сразу начинали мёрзнуть втройне.

Нет, теплее всё же не становилось. Но видимость потихоньку начала улучшаться – мальчик вдруг смог разглядеть на песке тёмную лодку и понять, что это именно лодка, а не странный длинный камень. Не сдержав любопытства, он подошёл к ней поближе. Лодка была рыбацкая, но незнакомая. Присмотревшись, он понял, что это была гостья с материка – островные жители предпочитали лодки более узкие и высокие. Она валялась вверх дном и выглядела так, как будто на ней действительно приплыли издалека, причём в сильный шторм, и не заметили камней в бушующем море. Оссиюливи подцепил ногой край, с усилием приподнял, подхватил руками. Он считался довольно крепким и сильным для своего возраста и, спустя долгое, как ему показалось, пыхтение, смог отжать и перевернуть лодку. Посмотрел вниз и замер, не понимая, что это вообще такое: все сплошняком стенки и дно лодки, песок под ней, были в бурой склизкой дряни с чем-то розовым, красным, ошмётками…

Когда понял, заорал.

Окровавленная маска на раскроенном вдоль черепе смотрела с песка будто бы с намёком, прикрываясь огрызком когда-то белого воротника.

– Почему ничего интересного? – спросила я, прочитав. – То есть, я отсюда вообще ничего… ну, очень мало поняла, но тут явно какие-то страшные события. Возможно, начало страшных событий.

– Да нет, – отозвался Юлий от окна. Яня и Вера, уже успевшие подползти туда же, обернулись и посмотрели на меня. – То есть, это можно и нужно назвать страшными событиями, но это нормальная современная практика. Видение явно о каком-то моменте в пределах последних двадцати лет.

– Имя альвийское, – задумалась я. – Только постфикс нигде в видении не используется.

– Ну, там ребёнок, значит, точно Оссиюливи-энь. Место – какой-то из островов Тивиатири, точнее сказать не могу. Сейчас все заключённые в княжестве помечаются особым заклинанием, небольшим концом нити, которое в случае их побега, во-первых, показывает всем окрестным магам, что данный альв должен находиться в тюрьме, а ещё в случае попытки выбраться за границы княжества жестоко убивает его. И не только его. Все, кто в этот момент рядом с ним находятся, по логике альвийского законодательства являются либо соучастниками, либо, очень редко и поэтому пренебрежимо, безответственными гражданами, которые попустительствуют побегу. Поэтому радиус поражения у этой штуки примерно четыре метра. То, что при пересечении границы беглецов и их помощников ожидает смерть, держится в секрете. Не то чтобы в очень строгом, слухи ходят, но альвы – существа отчаянные, так же, как и люди. Глупостям всяким не верят, на лучшее надеются, и так далее. В княжестве очень редко приговаривают к лишению свободы, только при очень серьёзных преступлениях типа убийства, изнасилования, долгих пыток… или попытки свержения или даже, причём гораздо чаще, оскорбления верховного князя и его семьи. А смертная казнь используется ещё реже – в том случае, если тюрьма не помогла или, по мнению судей, уже не поможет. У них в уголовном кодексе много запутанной дури написано, так что сами понимаете. Но, если я правильно понимаю, когда ты бежишь из тюрьмы или помогаешь кому-то сбежать, то тебе тюрьма не помогла или не поможет, и как бы можно сразу убивать.

Где-то на середине объяснения я уже поняла, что запуталась. Во-первых, альвийских княжеств, вроде бы, много? Не помню точно, сколько их там должно быть, никогда не интересовалась географией, но их точно как минимум пять. Все, конечно, с огромными непроизносимыми названиями в лучших альвийских традициях, поэтому все нормальные люди называют их просто княжествами. Но не одним же княжеством. Новости из-за границы в Богось доходили плохо, то есть, почти никак – отчим говорил мне, что одна из функций тайной службы как раз и заключается в том, чтобы «защищать некрепкие людские умы от знаний, способных вызвать неуместные сомнения и необдуманные поступки», или как там в указе было. Да, он мне даже царский указ о создании тайной службы давал почитать, чтобы я «не питала иллюзий о его бывшей работе» хотя это тоже секретный документ. Тем не менее, самые важные события внешнего мира всё-таки до меня доходили, либо письмами от отчима, если он считал необходимым мне что-нибудь рассказать, либо шёпотом от Хели, которая Болотная. Про альвийские княжества я знала только, что у них между собой союз, и каждые семь лет они избирают одного верховного князя, который должен контролировать деятельность всех остальных князей. Но в одно княжество они же вроде не объединялись? И, кстати, почему нельзя оскорблять только верховного князя? Разве остальных можно?

– Как вы хорошо разбираетесь в альвийских постфиксах, – сказала Вера. – А про какое из княжеств вы сейчас говорите?

А, это же может быть какое-то одно княжество. Хотя по логике, раз у них такой союз и один верховный князь на всех, то и законы должны быть похожи?

Я подползла поближе к окну и Юлию, чтобы лучше слышать и хоть что-то видеть, но внизу ничего не изменилось, службисты всё так же что-то обсуждали, собравшись в кучу. Лишь пара человек шатались по поляне, тоже ничего интересного не делая. Юлий пару раз треснулся головой об стенку, я так и не поняла, из-за нашей тупости, или из-за своей собственной, и ответил:

– А, вы же ничего не знаете… В общем, в девяносто третьем году князь Ассиохари-аль, тогда ещё, правда, не князь, а княжич… принц, то есть, они не любят, когда их княжичами называют, захватил престол у себя на родине, а затем путём долгих интриг, не буду сейчас вдаваться в подробности, объединил все княжества и стал там верховным князем.

– Это мы знаем. Но это же союз, а не одно государство?

Он усмехнулся.

– Формально – союз. А в Богоси формально разрешено выражать недовольство царской властью, аристократии не существует, а земля является частной собственностью. То есть, про свободу слова сложно, существует парочка документов, где можно найти чётко прописанный запрет, но они, я извиняюсь, засекречены. Так что да, сами понимаете. И у альвов похоже. Каждые семь лет спокойно переизбирают одного Ассиохари-аля, а всё остальное и все остальные не имеют никакой силы и могут быть уничтожены чуть ли не за косой взгляд в его сторону. Нет, он куда адекватнее и спокойнее, чем наш Волот, аналогов нашей тайной службы там не существует, и сложно получить проблемы, не представляя реальной угрозы его власти, но всё же. А, ещё можно ему лично сильно не понравиться… ну, всё равно, вы поняли. И да, он сильно изменил альвийское законодательство, и все эти ужасы – тоже его рук дело.

– Да уж, пусть у него и нет своей тайной службы, но наша после этого рассказа уже кажется родной, любимой и самой лучшей, – криво улыбнулась Яня. Кажется, видение её сильно потрясло, так, что бумаге это передать было невозможно.

– Есть такое. Но у нас проблема в том, что, во-первых, всем очень лень… – он умолк, пережидая вспышку нездорового смеха, – я серьёзно. Во-вторых, у нас для подобной траты сил и времени слишком много народу. У альвов тюрьмы, несмотря ни на что, почти пустые, для них это просто. В-третьих, таким образом нельзя помечать тех, кто нужен живым, а это довольно большая часть пойманных отрядников и сепаратистов, и бессмысленно – всех остальных, потому что они всё равно, если и сбегут, что уже само по себе чудо, границу перейти не попытаются, им это незачем. Так что это и правда смысла не имеет.

Внизу службисты наконец начали что-то делать. А именно притащили откуда-то лопаты (интересно, в каком же управлении у них подобный инвентарь валяется), очертили неровный овал вокруг дерева, на котором примостилась наша коробочка, и начали копать, будто хотели вырыть его с корнем.