Текст книги "Странник"
Автор книги: Елена Грушковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Только что они были в комнате, а сейчас были как будто на крыше дома. Не было никакой непогоды – ни ветра, ни снега, а над их головами раскинулась безмолвная Бездна, полная звёзд, ярких, как никогда. Среди них была одна самая яркая, она мерцала призывным светом, и Фалкон поднял к ней лицо.
«Туда лежит моя дорога, курс уже проложен, но я не отправляюсь в путь, я жду. Жду, когда твои слёзы высохнут и засияет твоя улыбка, которую я так люблю. Ты должен стать счастливым, детка, твоя жизнь не должна прекращаться ни на мгновение. Это закон, которому повинуется всё во Вселенной. Я пришёл, чтобы сказать тебе об этом. Я буду ждать, пока ты не снимешь траур с сердца и не оденешь его в свадебный наряд. Я буду оставаться здесь, томясь по звезде, зовущей меня так сильно, и момент моего отбытия будет зависеть от тебя. Ты должен отпустить меня, любовь моя, как я отпускаю тебя – в объятия любящего тебя человека».
«Фалкон, я люблю тебя», – простонала трепещущая душа Джима.
«И я тебя, детка. Я улетаю, но моя любовь останется с тобой. Она будет жить в нашем сыне, в котором есть частичка тебя и частичка меня. Не тоскуй, не плачь обо мне, твои слёзы прожигают меня насквозь. Лучше улыбайся, радуйся жизни и прими любовь того, кто достоин тебя. Внимательно слушай своё сердце, оно подскажет тебе правильный выбор».
«Подскажи мне, Фалкон, я не знаю, – умолял Джим. – Я могу ошибиться!»
«Ты сам всё уже давно знаешь, – улыбнулся Фалкон. – Ты уже на правильном пути, твоё сердце ведёт тебя. Только иди за ним, и всё будет хорошо. Счастья тебе, любовь моя».
Джим очутился в своей спальне, в своей постели, по-прежнему прижимая к себе плюшевого динозавра. Всё так же горел ночник, а за окном бушевала вьюга. Была половина четвёртого.
Когда слабость прошла, Джим сел в постели. По его щекам струились слёзы, но они были хорошими, очистительными, от них становилось легко и светло на душе. Встав, он вошёл в детскую и склонился над кроваткой сына, который безмятежно спал, посасывая пальчик. Вынув пальчик у него изо рта, Джим положил рядом с ним динозаврика, и Илидор, сонно почмокав губками, вцепился в игрушку обеими своими крошечными ручками. Улыбаясь сквозь слёзы, Джим любовался на своего кроху, а тот спокойно спал и ни о чём не догадывался.
Сердце звало Джима к Печальному Лорду, который сейчас, наверно, спал. Но Джим чувствовал такую неукротимую потребность увидеть его, прижаться к его груди, рассказать ему обо всём, что не принял во внимание, ни какой был час, ни какая погода. Он торопливо оделся, убрал волосы в узел и поднялся на крышу. Ветер сразу пронзил его, растрепал волосы и пересыпал их снежной крупой, пока он добирался до ангара. Выводя свой флаер, он плакал и смеялся одновременно.
Теперь он был Странник вьюжной Бездны, флаер был его звездолётом, а навигационным прибором – сердце. Он летел просто вперёд, не видя приборов, пронзая бушующую мглу и плача от счастья. Поступил сигнал вызова: его исчезновение уже обнаружили дома. Перед Джимом были две кнопки, «Принять вызов» и «Отклонить вызов», и он в избытке чувств ударил по кнопке «Отклонить», хотя достаточно было лишь слегка дотронуться пальцем. Он попал по какой-то другой кнопке, и машину вдруг тряхнуло, резко повело вбок, а потом бортовой компьютер закричал о резком уменьшении высоты. Джим выпустил штурвал, и его на пару секунд парализовал ужас. Вдруг в голове он услышал тёплый голос, который ласково, но твёрдо приказал:
«Руки на штурвал, детка. Спокойно».
Джим повиновался, снова взявшись за штурвал, и чья-то сильная и умелая рука выровняла флаер. Показания приборов пришли в норму, компьютер докладывал о стабилизации, о наборе высоты и возвращении на исходный курс. Тёплый голос сказал:
«Так держать, Джим».
Сильная рука исчезла со штурвала, а волосы Джима шевельнулись, как от лёгкого ветерка. Джим вцепился в штурвал, боясь его выпустить хотя бы на секунду и глотая горячие слёзы.
– Спасибо тебе, Фалкон… Ты мой ангел-хранитель.
Джим не заметил, как долетел. Сквозь пелену бури виднелись садовые фонари вокруг дома Печального Лорда, и компьютер рекомендовал начать снижение и сброс скорости. Джим хотел включить систему автоматической посадки, но получил ответ: «Система недоступна». Он несколько раз попытался её запустить, но систему, похоже, «заглючило».
– Ничего, мы и сами сядем. Правда, Фалкон? – обратился Джим к пустому креслу рядом.
Ему никто не ответил, ничьего голоса он больше не услышал, но его руки вдруг налились теплом, силой и уверенностью. Он начал снижаться, одновременно сбрасывая скорость и прицеливаясь в посадочную площадку перед ангаром. На миг ему показалось, что он тормозит недостаточно быстро, но всё обошлось благополучно. Сел Джим не совсем плавно и красиво, как получалось у Фалкона, но всё-таки твёрдо на все шасси, а не на бок. Двигатели-то не забудь выключить, сказал ему внутренний голос, но не Фалкона, а его собственный.
Выкарабкавшись из флаера, Джим осел на холодную площадку: у него вдруг подкосились колени. Узел размотался, и его волосы трепетали по ветру, спутываясь и облепляя его мокрое от слёз лицо. Сидя на пронизывающем ледяном ветру, Джим смеялся:
– Фалкон, я сел сам! У меня получилось! – И, не услышав ответа, ответил за Фалкона сам: – Ты молодец, детка…
К нему уже спешил лысый дворецкий Эгмемон в чёрном костюме, ёжась на ветру.
– Это кого тут принесло в такую рань? Сударь, отчего вы сидите на площадке? Вам плохо?
Джим смеялся и плакал одновременно, и дворецкий сделал вывод:
– Сударь, да вы пьяны! Как вы осмелились сесть за штурвал в таком виде? – И, всмотревшись, узнал Джима: – Ой, господин Райвенн-младший, это вы! Что это с вами? А ну-ка, деточка, вставайте! Идёмте в дом, негоже тут сидеть – простудитесь! Вон, погода какая гадкая!
В гостиной он укутал Джима пледом. Сбегав куда-то, он принёс Джиму чашку горячего молока и упаковку носовых платков.
– Его светлость ещё не вставал, – сообщил он. – Ещё рано. А вы отчего так рано приехали, голубчик? Что-нибудь случилось?
Джим пока не мог отвечать ни на какие вопросы. Он дрожал, пил маленькими глотками горячее молоко и вытирал платочком со щёк струи слёз. Дворецкий качал лысой головой и приговаривал:
– Ай-ай-ай… В каком вы, однако, состоянии!
Состояние Джима граничило с горячечным бредом. Его руки были холодны, как лёд, а щёки пылали, голова раскалывалась от боли. Спустился лорд Дитмар в длинном, до пят, шелковом тёмно-синем халате и с убранными на ночь в сетку волосами: очевидно, прибытие Джима его разбудило.
– Что случилось? – спросил он. – Джим, это вы? Что с вами, дитя моё?
Джим кое-как поднялся: его колени дрожали и подгибались, он был на грани падения. Тёплые сильные руки Печального Лорда поддержали его – и вовремя, потому что он, достигнув пика эмоционального напряжения, израсходовал почти все свои силы. Печальный Лорд вопросительно посмотрел на дворецкого, а тот лишь разводил руками.
– Эгмемон, приготовь комнату, – сказал лорд Дитмар. – Джима нужно уложить в постель.
– Сию минуту, милорд.
Обняв Джима за талию, лорд Дитмар ласково прижал его к себе, а Джим цеплялся за его плечи, как утопающий за спасательный круг. Его голова бессильно запрокидывалась назад, а по щекам струились слёзы, и на лице было выражение какого-то безумного восторга; лорд Дитмар никогда ничего подобного на лице Джима не видел и не на шутку встревожился.
– Джим, не пугайте меня, – проговорил он. – Что случилось? Почему вы приехали в такой час?
Голова Джима с совершенно растрёпанными волосами склонилась к плечу лорда Дитмара.
– Простите, – пробормотал он. – Извините… Я должен был… мне нужно было вас увидеть. Извините, что без предупреждения… Я… видел Фалкона.
– Что? – Лорд Дитмар взял Джима за подбородок и заглянул ему в глаза. – Вы сами?
– Да… Он пришёл ко мне… Он говорил со мной. Он сказал… Он сказал, что ждёт, когда я сниму траур с сердца…
Взгляд Джима потух, глаза закатились, и он обмяк в руках лорда Дитмара – тот еле успел подхватить его на руки. По всей видимости, то, что он только что пережил, настолько поразило его, что его психика не выдержала такого потрясения и сознание отключилось. Бережно держа бесчувственного Джима на руках, лорд Дитмар понёс его наверх. Вдвоём с Эгмемоном они раздели его и уложили в приготовленную постель в одной из комнат для гостей.
– Что же с господином Джимом такое? – озадаченно проговорил Эгмемон.
– Позже узнаем, – ответил лорд Дитмар сдержанно. – Сейчас ему нужна только тёплая постель и забота.
Было только полпятого, и при обычных обстоятельствах лорд Дитмар поднялся бы ещё только через два часа, но сейчас о том, чтобы снова лечь, он и подумать не мог: слишком он был взволнован. Понимая это без слов, дворецкий спросил:
– Подавать вам одеваться, милорд?
Тот вздохнул и кивнул.
– Пожалуй… Я всё равно уже не засну.
Лорд Дитмар умылся и оделся, Эгмемон причесал его и подал чай. Устроившись с чашкой в кресле у изголовья постели Джима, лежавшего в забытье, лорд Дитмар не сводил с него встревоженного взгляда и думал – о нём, о себе, о призраке молодого лётчика, о природе своих чувств к Джиму и о том, есть ли в его сердце место для него, Азаро Дитмара. Ведь то, что Джим примчался ранним утром именно к нему, должно было что-то значить? Объяснить себе, как он, почтенный лорд столь зрелых лет – Джим годился ему во внуки – и столь аналитического склада ума, мог так отчаянно и романтически полюбить это юное существо, лорд Дитмар не мог. В это сумрачное, холодное и ненастное утро его сердце переполняла нежность и тревога, и он как никогда прежде был готов окружить Джима заботой, исполнять все его желания и быть ему надёжной защитой и опорой в жизни. Сумасбродная мысль посетила его: может быть, довольно вдовствовать? Снова надеть диадему, появляться в обществе в сопровождении очаровательного спутника, юной красотой которого все восхищались бы? Чем дольше лорд Дитмар об этом думал, тем менее сумасбродной и невозможной казалась ему эта идея. Впрочем, были ещё сыновья – как они отнесутся к этому? Дитрикс не станет возражать, лорд Дитмар был в этом почти уверен, но вот Даллен!.. Зная ранимую и нервную натуру младшего сына, лорд Дитмар испытывал немалое беспокойство. Уж наверняка Даллен воспримет это болезненно и ревниво – в этом лорд Дитмар тоже был вполне уверен. Овдовев почти сразу после рождения младшего сына, он всего себя посвящал ему и работе, жил лишь для него, но сейчас он вдруг подумал: а правильно ли это? В конце концов, Даллен уже почти взрослый, у него должны быть свои интересы и своя жизнь, и вскоре он должен был наконец оторваться от отца. Что оставалось ему, одинокому стареющему вдовцу? Жить воспоминаниями и ждать смерти? Печальная участь. С другой стороны, Джим заражал его своим юным пылом, словно возвращая лорда Дитмара в молодые годы, и он, раз испытав это, уже не хотел и не мог от этого отказаться. Ещё раз всё хорошо обдумав, лорд Дитмар принял окончательное решение. Дело было лишь за согласием Джима.
Джим пришёл в себя в роскошной спальне с высоким стрельчатым окном, на кровати с алым мягким изголовьем, в постели с шёлковым бельём. Он был всё ещё слаб, во всём теле была разбитость и такая усталость, как будто Джим не прилетел на флаере, а принёс его на своих плечах. Похоже, у него был жар. Так себя Джим чувствовал, когда болел на Земле гриппом. За окном было ещё темно, но сумрак уже начал синеть. На тумбочке у кровати горела лампа в виде изогнутого стеклянного параллелепипеда, подсвеченного снизу. Лорд Дитмар, уже в чёрном костюме с белыми манжетами и в белом шейном платке, сидел возле него в кресле. Его волосы были убраны на затылок и спускались по спине водопадом крупных локонов, с висков спускались две завитые пряди.
– Милорд, – позвал его Джим, разлепив пересохшие губы.
Тот поднялся из кресла и пересел на край постели.
– Дитя моё, у вас жар, – проговорил он, заботливо пощупав лоб Джима. – Вы больны.
– Мне это не померещилось, – простонал Джим еле ворочая языком. – Я не сошёл с ума и это не бред… Я его видел. Он сказал, что должен лететь к звезде… Она зовёт его. Но он не может уйти, пока не убедится, что я счастлив… Поэтому он всё ещё здесь.
– Джим, вам лучше сейчас поспать, – сказал лорд Дитмар. – Вы крайне утомлены.
– Когда я летел к вам, я потерял управление, – из последних сил рассказывал Джим. – Я что-то не то нажал, и флаер начал падать… И я услышал его голос. Он сказал мне, чтобы я снова взял штурвал в руки… А потом кто-то как будто выровнял машину, и всё нормализовалось… Я раньше никогда не сажал флаер сам, а сейчас… Система автоматической посадки вышла из строя, и я посадил флаер вручную. Мне как будто кто-то помогал… Это он, милорд… Фалкон… Он был рядом, он спас меня.
– Я верю вам, Джим, – сказал лорд Дитмар, кладя прохладную ладонь на его горящий лоб. – Успокойтесь. Поспите, иначе ваша психика не выдержит. Всё хорошо, я с вами.
Джим слабо улыбнулся.
– Милорд, вы любите меня?..
Прижав его руку к губам, тот сказал:
– Люблю, дитя моё. Больше жизни.
– Не бросайте меня… Не уходите…
– Я здесь, мой дорогой. Я никуда не ухожу.
– Поцелуйте меня…
Да, Джим сейчас больше всего на свете желал нежности губ Печального Лорда, и он её получил – осторожную, трепетную и робкую, но очень тёплую. Ароматные волосы лорда Дитмара шелковисто защекотали его, когда тот склонился над ним, и он почувствовал исходящий от него запах свежести. Большая фигура в чёрном, с белым шейным платком и белыми манжетами заслонила его от холодного дыхания Бездны, и Джим почувствовал себя в полной безопасности. Он без страха поддался слабости, зная, что это ему ничем не грозит, и провалился в чёрную пустоту.
Лёгкий, как ветер, он взлетел над домом в утренних синих сумерках, окрылённый тревогой за ребёнка: как он там, один? Не плачет ли? С быстротой мысли он оказался в детской. Илидор был не один. Над кроваткой склонилась светлая фигура, и Джим понял: бояться нечего, Илидору ничто не угрожает, пока душа Фалкона рядом с ним.
Когда он проснулся, за окном опять было темно. Он понятия не имел, который час, утро сейчас или ночь. Над ним склонился Альмагир, лорд Дитмар тоже был здесь.
– Похоже на нервный срыв, – говорил он Альмагиру вполголоса. – Хотя я могу и ошибаться.
– Сегодня дата, – сказал Альмагир шёпотом. – День гибели Фалкона. Мы все беспокоились, как он это перенесёт… Когда он под утро вдруг улетел, мы все перепугались.
– Как видите, он прилетел ко мне, – сказал лорд Дитмар.
– Наверно, вы его ангел-хранитель, – улыбнулся Альмагир.
– Вы преувеличиваете, – промолвил лорд Дитмар.
Нет, он не был красив, как Фалкон, и не был так же молод, но это не имело значения. Джим любил его доброе лицо с большим умным лбом, его широкие сутулые плечи, белоснежный шейный платок, чёрный костюм, его большие тёплые руки в чистых белых манжетах и запах его духов. Ему была дорога его тяжёлая поступь, задумчивый взгляд, спокойный мягкий голос; его огромная, внушительная фигура, у других вызывавшая невольный трепет и уважение, у Джима вызывала нежность и восторг. Он любил в лорде Дитмаре всё. Он тонул в его любящих глазах. Ему было с ним тепло и спокойно.
– Милорд… Вы самый лучший…
Матовая белизна щёк лорда Дитмара залилась розовым румянцем, как утреннее небо. Он смущённо опустил глаза, помедлил мгновение и, склонившись, сдержанно приложился губами ко лбу Джима. В присутствии Альмагира он был так скован и напряжён, что Джиму даже стало смешно. Чтобы приободрить Печального Лорда, он протянул ему руку, и тот запечатлел на ней почтительнейший и изысканно учтивый, но – увы – совсем не такой тёплый поцелуй, какой он подарил Джиму накануне. Он стеснялся при Альмагире выражать свои чувства. А тот, видимо, о чём-то догадавшись, чуть заметно улыбался. Переведя взгляд на Джима, он попытался изобразить строгость, но у него плохо получилось.
– Как же ты нас напугал, дорогой! Улететь посреди ночи, да ещё в такую погоду!
Джим улыбнулся.
– Альмагир, а я сам посадил флаер… Система автопосадки зависла, и я сажал его вручную. У меня получилось…
– Ты молодец, детка, – вздохнул Альмагир. – Надо посмотреть, что с твоим флаером. Я разберусь, дорогой, не беспокойся.
– Который час? – спросил Джим.
– Сейчас пять вечера, дитя моё, – ответил лорд Дитмар. – Вы проспали двенадцать часов.
– Я всё равно как будто не выспался, – пробормотал Джим. – Чувствую себя отвратительно…
– У вас повышена температура, – сказал лорд Дитмар. – Оставайтесь у меня, пока не поправитесь. Вас сейчас нельзя куда-либо везти.
Он ушёл проводить Альмагира, и Джим остался один. Он чувствовал небольшую слабость, его слегка знобило, в голове немного шумело, а на веки давила тяжесть. И всё равно ему было хорошо – хорошо оттого, что в глазах Печального Лорда было столько нежности, когда он на мгновение обернулся, выходя из комнаты с Альмагиром. Несмотря на недомогание, Джиму было уютно и спокойно, и когда в дверях снова появилась высокая фигура в чёрном одеянии и в белом шейном платке (это делало его несколько похожим на судью), он улыбнулся. В руке у лорда Дитмара был небольшой серебристый чемоданчик, какой бывает у врачей, и он присел с ним на край постели. Раскрыв его, он учинил Джиму обстоятельный осмотр, сделал анализ крови, а когда он достал какой-то серебристо блестящий прибор, прикрутил к нему очень тонкую иглу, надел стерильные перчатки и велел Джиму сесть и откинуть волосы с шеи, Джим слегка запаниковал.
– Что вы хотите делать, милорд?
Лорд Дитмар чуть улыбнулся.
– Ну что вы, мой милый, не бойтесь. Это почти совсем не больно.
Игла вонзилась Джиму в шею сзади. Он только вздрогнул и поморщился, а лорд Дитмар уже делал какой-то очередной анализ, озабоченно хмуря брови. Потом он сказал:
– Ваша нервная система на пределе, дитя моё. Сейчас я сделаю вам инъекцию в спинномозговой канал, это будет немного больно. Потерпите, пожалуйста.
Он сказал это в меру строгим, сдержанным тоном, какой должен быть у врача, и Джиму это даже отчего-то понравилось: он видел лорда Дитмара в новой роли. Снова в его позвоночник вонзилась игла, и боль в шее заставила его сдавленно застонать. Рука лорда Дитмара твёрдым и бережным движением вынула иглу, а губы прижались к виску Джима.
– Ну, ну… Вот и всё, мой дорогой, – сказал он уже не строго, а нежно.
Другая рука лорда Дитмара ласково обнимала Джима, а его губы были очень близко.
– Это было необходимо, мой милый, – проговорил он мягко.
Джим прижался к нему и снова жалобно застонал.
– Вы больше не будете меня колоть, милорд?
– Нет, нет, дитя моё. Этой инъекции вполне достаточно.
– Правильно… Лучше поцелуйте меня.
Лорд Дитмар улыбнулся.
– Да, думаю, это гораздо приятнее.
Не снимая хирургических перчаток, он заключил Джима в объятия и нежно поцеловал. Играя чёрными шёлковыми прядями его волос, Джим прошептал:
– Вот это «лекарство» по мне.
А уже через минуту настоящее лекарство подействовало, и лорд Дитмар бережно опустил обмякшего, засыпающего Джима на подушку и укрыл одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон. Сняв перчатки и убрав в чемоданчик инструменты и приборы, он ещё раз окинул долгим нежным взглядом спящего Джима, склонился и поцеловал его в слегка влажный от испарины лоб. Да, было бы восхитительно, если бы это милое существо согрело своим юным горячим телом его одинокую постель! При мысли об этом лорд Дитмар испытал чувственное возбуждение, но привычно взял себя в руки и вышел из комнаты с чемоданчиком.
Когда дворецкий принёс ему в кабинет чай, лорд Дитмар был рассеян и задумчив. Увидев понимающую улыбку Эгмемона, он слегка смутился и проговорил:
– Что ты так смотришь на меня?
Тот, поулыбавшись ещё секунду, проговорил:
– Просто приятно снова видеть вас влюблённым, ваша светлость.
Лорд Дитмар не рассердился, хотя и подумал, что Эгмемон порой многовато себе позволяет. Но он любил старого дворецкого и многое ему прощал, даже привычку немного выпивать по вечерам, после рабочего дня. Впрочем, Эгмемон никогда не злоупотреблял этим, и на его работе это не сказывалось. Сейчас, увидев слегка нахмуренные брови хозяина, он поклонился:
– Простите, ваша светлость. Кажется, я сказал лишнее?
– Ладно, ступай, – ответил лорд Дитмар.
Оставшись один, он вздохнул. Да, он был влюблён, и так сильно, что сам от себя такого не ожидал. В камине потрескивал огонь, за окном опять бесновалась вьюжная мгла, неоконченная строка мигала курсором на экране; нужно было работать, но лорд Дитмар не мог сосредоточиться. Он пребывал в приятной рассеянности, и чаще всего его мысли возвращались к Джиму, который спал сейчас в одной из многочисленных комнат старого дома. Отпив глоток ароматного чая с цветочными лепестками, лорд Дитмар подпер рукой голову и уставился на танцующее пламя в камине. Любовь уже не причиняла ему страданий, как было поначалу, сейчас он был счастлив – уже хотя бы оттого, что Джим был сейчас здесь, в его доме. Столько времени ему не удавалось поймать этот пляшущий, ускользающий солнечный зайчик и прижать к груди, а теперь головка Джима сама склонилась к нему на плечо, и лорд Дитмар был безмерно счастлив.
Ему не работалось, и он встал из-за стола. Долго смотрел на мутные пятна садовых фонарей, светивших сквозь метель, допивал чай и слушал треск огня в камине. За его плечами была долгая жизнь, на протяжение которой он всегда был слегка тяжеловесным; ему не хватало живости и быстроты реакций – в основном, эмоциональных, он всегда был слишком вдумчив и обстоятелен, порой даже скучен – впрочем, так о нём отзывались те, чьё мнение его мало волновало. С ним считались, потому что он был лордом Дитмаром, входившим в первую десятку Книги Лордов. Он был далёк от политики и всегда отшучивался, когда друзья советовали ему баллотироваться на пост короля Альтерии – всем необходимым условиям для этого он вполне отвечал. Но он совсем не метил так высоко, его удовлетворяло и то положение, которым он обладал. Быть учёным, педагогом, писателем, любящим отцом и верным супругом, хорошим другом, добрым хозяином для штата своих слуг – вот это было по нему, а в политические дрязги он не желал вступать, считая это слишком грязным делом. Почему он сейчас не мог сосредоточиться? Наверно, потому что чувствовал себя стоящим на пороге перемен, и это его волновало. Но для того чтобы встретить эти перемены достойно, ему нужно было встряхнуться, преодолеть свою пресловутую тяжеловесность, а может быть, даже избавиться от кое-каких старых привычек. Но игра стоила свеч – губки Джима, которые ему уже посчастливилось несколько раз поцеловать, настойчиво говорили ему об этом, воодушевляли его и придавали решимости. При воспоминании о поцелуях лорд Дитмар усмехнулся и обругал себя:
– Старый сластолюбец… Что, на молоденьких потянуло?
Да, признался он себе, его непреодолимо влекло к Джиму, и пусть в его присутствии он глупел от любви, его присутствие было ему необходимо, как пища, как воздух, как самая жизнь. Что ж, придётся серьёзно поговорить с Далленом, он уже вполне взрослый, чтобы понять, что его отец не может всю оставшуюся жизнь носить облачение вдовца. К младшему сыну лорд Дитмар относился трепетно – наверно, тем он его и избаловал, что так безмерно обожал. Может быть, Даллену будет нелегко смириться с этим, но девятнадцать лет – вполне зрелый возраст, для того чтобы понять, что отцу ещё рано ставить на себе крест.
Лорд Дитмар вернулся к своей работе, усилием воли сосредоточился на предмете и написал ещё несколько строк, но потом опять отвлёкся. Он думал о Даллене, о его будущем, об его успехах в изучении медицины, и улыбка гордости тронула его губы. Его сын был умён и талантлив, он подавал большие надежды и мог в будущем сделать блестящую научную карьеру, но он был слишком раним и мало приспособлен к реальной жизни. Другое дело Дитрикс: тот был так же непохож на своего отца, как огонь непохож на воду. Научной карьере он предпочёл мундир и короткую стрижку и весьма преуспел на этом поприще; своего отца он любил, но вот с младшим братом у него отношения не ладились, что причиняло лорду Дитмару немало огорчений. Они были совсем чужими друг другу, его сыновья; это казалось чудовищной противоестественностью, но это было так, и никакие усилия отца не могли их сблизить. Дитрикс, сам уже человек семейный, не будет возражать против нового брака отца, и к Джиму он как будто хорошо относится; одно время лорду Дитмару даже казалось, что он бросает на него нежные взгляды. Вот было бы смешно, если бы собственный сын увёл Джима у лорда Дитмара из-под носа! К счастью, до этого не дошло: Криар, дворецкий в доме лорда Райвенна, вовремя чихнул, и новогодняя примета сбылась – хоть и не совсем буквально, но всё же сбылась. За Дитрикса лорд Дитмар не беспокоился: он уже вступил на собственную стезю, у него была своя семья и своя жизнь. Что же касается Даллена, то тут ещё было много неясного.
Нет, ему решительно не работалось сегодня. Лорд Дитмар выключил компьютер и пошёл побродить по дому. Надев плащ, он даже вышел на балкон, несмотря на скверную погоду. Впрочем, простоял он там недолго: метель быстро прогнала его обратно в домашнее тепло. Перед тем как лечь спать, он ещё раз зашёл в комнату Джима и полюбовался им минуты две. Поцеловав его приоткрытые губы, лорд Дитмар потихоньку вышел. С завтрашнего дня он начнёт бороться с тяжеловесностью, решил он.
