Текст книги "Странник"
Автор книги: Елена Грушковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Глава XXV. Призрак
Лорд Райвенн и Альмагир готовились к сочетанию. Лорд уже разослал приглашения: он собирался сыграть свою свадьбу на широкую ногу. Альмагир сказал:
– Конечно, вам решать, милорд, какая у нас будет свадьба. Но посмотрите на меня: разве гостям будет приятно смотреть на это?
– Это можно легко поправить с помощью операции, любовь моя, – сказал лорд Райвенн. – Я уже всё устроил. Мой знакомый хирург, доктор Хеокс, возьмётся за тебя и вернёт тебе прежнее лицо.
Обследование показало, что шрам от ожога – не такая большая проблема, гораздо сложнее всё обстояло с волосами. Волосяные луковицы были полностью уничтожены, помочь могла только имплантация живых, выращенных в лаборатории волосяных луковиц или искусственных волос.
– И та, и другая операция делается в несколько приёмов, – объяснил доктор Хеокс. – Если вы выберете пересадку живых луковиц, полное восстановление волосяного покрова на вашей голове займёт не менее двух месяцев, но результатом будут живые, постоянно растущие в течение всей жизни волосы. Имплантация искусственных волос даст вам значительно более быстрое восстановление эстетичного вида вашей головы – всего за две недели, но искусственные волосы сохраняются в течение лишь двух – трёх лет, а потом выпадают. Выбор за вами.
– Мне не нужны волосы на два или три года, – сказал Альмагир. – Уж лучше живые луковицы, пусть это и займёт больше времени.
– У нас свадьба через месяц, – сказал лорд Райвенн. – Мы никак не успеваем.
– Что ж, ничего страшного, буду на свадьбе лысым, – усмехнулся Альмагир. – Главное, чтобы убрали этот шрам, а волосами можно заняться и позднее.
Таким образом, было решено сделать только операцию по удалению шрама, а восстановление волос отложить. Домой из больницы Альмагир вернулся через неделю – помолодевший лет на двадцать, без единого изъяна на лице и как никогда похожий на Фалкона. Джиму было одновременно и больно его видеть, и влекло к нему с пугающей силой. Пока на голову Альмагира не опустилась диадема, Джим старался как можно реже видеть его, но это было почти невозможно: во-первых, они жили в одном доме, а во-вторых, Альмагир очень нежно относился к Джиму с Илидором и сам приходил к ним каждый день. Никуда деться от этого было нельзя, а попросить Альмагира уйти Джим, разумеется, не мог.
Единственным спасением от призрака Фалкона был лорд Дитмар. Джим обменивался с ним посланиями – и видео, и голосовыми, и просто текстовыми. Он писал Печальному Лорду длинные письма, в которых рассказывал обо всём, что происходило с ним, выражал мысли, приходившие ему в голову, и чувства, которые он испытывал. От лорда Дитмара приходили послания покороче, но неизменно ласковые и полные спокойной, чуть грустной мудрости, которую Джим пил, как воду из живительного источника на планете Флокар. Виделись они нечасто: до свадьбы лорда Райвенна им довелось встретиться только два раза. Оба раза они смущались и молчали, лорд Дитмар был сдержан и даже суховат. В первый раз, после того как они расстались, Джим отправил лорду Дитмару чрезвычайно эмоциональное письмо, спрашивая в нём, почему лорд был с ним так холоден. Через час (он показался Джиму вечностью) пришёл ответ лорда Дитмара.
"Милый мой Джим,
Я, право же, смущён и озадачен ураганом чувств, который вы на меня обрушили. Моя скованность и робость, которую вы приняли за холодность, происходит из нежелания напугать и оттолкнуть вас чересчур бурным проявлением моей к вам нежности. (Лорд Дитмар избегал писать «любовь».) Кроме того, в присутствии вашего отца я также не решился обнаруживать своё неравнодушие к вам, так как полагал, что он может неверно это истолковать.
Вы с такой искренностью и непосредственностью выражаете свои чувства, дитя моё, что моё сердце трепещет от надежды: быть может, я также в некотором роде небезразличен вам. Нет, о взаимности я и не мечтаю, но ваш огонь воспламеняет и меня, и груз прожитых мной лет становится легче. Ваша живительная энергия питает меня и вдохновляет, делает меня способным успевать во много раз больше; таким образом, вы помогаете мне в таких делах, к которым, казалось бы, вы не можете иметь никакого отношения. Я благодарю вас за то, что вы существуете, тем самым являясь моей движущей силой и путеводной звездой, моим вдохновением и моим счастьем. Благословляю вас и посвящаю вам каждый прожитый мной миг, каждый мой успех и каждое биение моего сердца.
Преданный вам и боготворящий вас
Азаро Дитмар".
Это послание Джим сохранил и впоследствии перечитывал снова и снова, глубоко тронутый наполняющим его чувством. Остальные послания лорда Дитмара были так же светлы, чисты и полны трогательной и немного печальной нежности, и каждый раз, получая и читая их, Джим чувствовал сладкое замирание сердца.
Лорд Райвенн и Альмагир сочетались 20-го йерналинна, последнего весеннего месяца, погода в котором стояла уже летняя. Церемония сочетания прошла в Главном дворце сочетаний Кайанчитума, самом роскошном и красивом из подобных учреждений города. Оба наречённых были в белых костюмах и белых плащах; лорд Райвенн перед свадьбой посетил салон красоты, где его серебряным волосам придали голубоватый оттенок и завили, а гладкая голова Альмагира была лишь припудрена.
Альмагир ещё недолго оставался лысым: ему были пересажены триста тысяч живых волосяных луковиц, и вскоре его голова покрылась коротким светлым ёжиком волос, который обещал превратиться в густую светло-русую шевелюру, как у Фалкона.
Джим продолжал переписываться с лордом Дитмаром. И вот странное дело: если в письмах он был свободен в выражении своих мыслей и чувств, то при личных встречах с Печальным Лордом на него накатывала застенчивость, а к языку была словно привешена гиря. И, похоже, с лордом Дитмаром творилось то же самое: в письмах он был не в пример разговорчивее, а лицом к лицу с Джимом он как будто терял дар речи. Приезжая в гости к своему другу лорду Райвенну, он мог подолгу беседовать с ним о разных предметах, блистая своим глубоким умом и энциклопедическими знаниями, но стоило Джиму принять участие в разговоре, как лорд Дитмар тут же начинал путаться в словах и сбиваться с мысли. Порой было достаточно даже просто его присутствия, чтобы лорд Дитмар начал запинаться и терять нить рассуждения, и это – что греха таить? – даже забавляло Джима. Однажды вечером у лорда Райвенна собралось небольшое общество его друзей, включая и лорда Дитмара; беседа шла в маленькой гостиной, гости пили чай, маиль и глинет. Лорд Дитмар делал небольшой доклад по своей недавно вышедшей научной статье – так сказать, популяризовал свои исследования, доводя их до ума неспециалистов. Джиму хотелось послушать эти «умные» разговоры, но он не знал, под каким предлогом войти; в конце концов, он придумал предлог: срезав на клумбе большой ворох ландиалисов, он поставил его в вазу и внёс в гостиную, как бы желая украсить комнату.
– Извините, – сказал он вполголоса, мило улыбаясь гостям. – Не обращайте на меня внимания. Я просто принёс вам цветы и сию минуту уйду.
Но, разумеется, появление Джима с букетом не могло не привлечь к себе внимания. Его стали просить остаться:
– Вы способны украсить наше общество гораздо лучше любых цветов!
С позволения лорда Райвенна Джим остался. Лорд Дитмар, умолкший на минуту, возобновил было свой доклад, но оказалось, что он совершенно потерялся в материале, как будто это была не его собственная статья, а чужая и, к тому же, просмотренная им накануне всего один раз, да и то бегло. Он никак не мог сообразить, с какого места следует продолжить, а когда наконец сориентировался, то словно забыл правила грамматики и стал похож на иностранца, плохо владеющего языком.
– Гм, прошу прощения, – проговорил он смущённо. – Кажется, я слегка сбился с мысли.
Ещё бы ему было не сбиться! Джим, сидя на подлокотнике кресла лорда Райвенна, не сводил с него сияющих глаз, и под его взглядом лорд Дитмар окончательно смешался.
– Если уважаемые слушатели не возражают, я бы попросил о небольшом перерыве, – сказал он в конце концов. – Я смог бы восстановить логическую нить доклада и освежил бы в памяти материал.
– Да, разумеется, – согласился лорд Райвенн. – Сделаем перерыв. Я пока попрошу Криара подать чай.
Джиму было и неловко, и смешно. Он чувствовал себя напроказившим ребёнком, хотя намерения смутить лорда Дитмара у него и в мыслях не было – он просто хотел послушать. Пока гости пили чай с фруктовым пирогом, он вышел на лоджию: он и сам смутился от произошедшего с лордом Дитмаром конфуза.
Но он вышел не один: высокая чёрная фигура стремительными широкими шагами выскользнула следом за ним и встала за плечом Джима. Чувствуя спиной мурашки, Джим всё же не спешил оборачиваться: это его странным образом возбуждало. На перила рядом с его рукой легла рука лорда Дитмара.
– Джим… Дитя моё, скажите правду, признайтесь: вы сделали это нарочно?
Джим обернулся с невиннейшим видом и сказал:
– Прошу прощения, милорд… Я не понимаю.
Печальный Лорд опешил. Но, опешив, через пару мгновений он от смущения перешёл к возмущению.
– Вы не понимаете? – воскликнул он, теряя самообладание. – Всё вы прекрасно понимаете! Вы специально оконфузили меня! Готов спорить, вас это позабавило!
– Милорд, я по-прежнему не понимаю, почему вы так со мной разговариваете, – сказал Джим обиженно, отступая от лорда Дитмара. – Что я дурного сделал вам? Я всего лишь пришёл послушать умную беседу, только и всего. Не знаю, что пришло вам в голову…
Лорд Дитмар уже опомнился. Удержав Джима за руку, он привлёк его к себе.
– Простите меня, дитя моё, – проговорил он мягко и растерянно. – Я ни в коем случае не желал вас обидеть. Простите, я сам не соображаю, что говорю… Это вы так на меня действуете. Вы знаете, как я к вам отношусь, и, возможно, пользуетесь этим – может быть, бессознательно, в силу вашей юности… Вы обладаете властью надо мной и не сознаёте всей меры ответственности, которую налагает на вас эта власть. Вы шутите надо мной, тогда как мне вовсе не до шуток!
Оборвав себя, лорд Дитмар встряхнул волосами и улыбнулся. Проводя рукой по заблестевшему от испарины лбу, он проговорил смущённо:
– Прошу меня извинить, дитя моё. Беда в том, что в вашем присутствии я совершенно теряю голову. Я не могу ни рассуждать, ни думать – словом, превращаюсь в полного идиота. Нет, я вас ни в коем случае не виню… Я сам виноват. Всё это оттого что я – в моём-то возрасте! – имел неосторожность глупейшим образом влюбиться. И, – добавил Печальный Лорд, сжимая руку Джима крепче, – мне кажется, я влюбляюсь с каждым днём всё сильнее…
Гости тем временем пили чай и, вероятно, обсуждали совершенно непонятное происшествие с лордом Дитмаром, который ни с того ни с сего растерялся и не смог связно говорить. Голосов их не было слышно, но можно было предположить, о чём они так оживлённо разговаривают. Взяв лорда Дитмара за руки, Джим тихо сказал прерывающимся от волнения голосом:
– Простите меня, милорд. Я никоим образом не желал вашего конфуза. У меня и в мыслях ничего такого не было… Просто я… Знайте, что в вашем присутствии я испытываю то же самое. Моё сердце не может биться спокойно, когда я вижу вас, мысли и слова путаются… Если я невольно способствовал тому, что вы потеряли сосредоточенность, то позвольте мне попытаться вернуть вам уверенность и ясность мысли.
Приподнявшись на цыпочки, Джим осторожно коснулся губами его подбородка и обеих щёк. Их губы встретились и слились. Закрыв глаза и прильнув щекой к щеке Джима, лорд Дитмар простонал:
– Кажется, теперь я уже ни на что не способен. Вряд ли я смогу продолжить… Теперь я буду мечтать о моменте, когда наши губы снова встретятся в поцелуе. Вы отняли у меня остатки разума.
– Прошу вас, сосредоточьтесь, милорд, – прошептал Джим. – Будет жаль, если гости так и не услышат второй части вашего интересного доклада.
Печальный Лорд вздохнул.
– Боюсь, мне будет неловко… Теперь моих слушателей, скорее всего, больше интересует причина моей внезапной растерянности, нежели суть моих исследований.
– Я придам вам мужества, – сказал Джим и ещё раз поцеловал лорда Дитмара. – Ступайте и не думайте ни о чём, кроме доклада.
– После всего, что вы сделали, это будет трудно осуществить, – проговорил тот, наклоняясь к губам Джима.
Этот поцелуй был более страстный и долгий, чем предыдущие; Джим обвил руками шею Печального Лорда, а тот крепко и нежно прижал его к себе. Прервало их деликатное «гм-гм», изданное Криаром.
– Прошу прощения… Милорд Райвенн послал меня найти вас и сообщить, что гости ждут вас, ваша светлость.
– Передайте, что я сию минуту явлюсь, – сказал лорд Дитмар.
Дворецкий с поклоном удалился, а Джим и лорд Дитмар ещё полминуты стояли, держась за руки и глядя друг другу в глаза.
– Наверно, мне лучше не присутствовать, – прошептал Джим. – Я не хочу снова вводить вас в смущение.
– Нет, дитя моё, теперь ваше присутствие мне необходимо, – сказал лорд Дитмар. – Без вас я не смогу сосредоточиться.
– Как странно, – улыбнулся Джим. – Я думал, я вам только помешаю.
– Это парадоксально, но я хочу, чтобы вы мне мешали, – ответил лорд Дитмар. – Хочу видеть вас, терять голову из-за вас, сходить по вас с ума, и мне всё равно, что обо мне подумают! Без вас я не могу… Просто не могу существовать. Вы нужны мне как воздух, Джим.
Джим пролепетал чуть слышно:
– И вы мне, милорд.
Семнадцатого илине отмечали день рождения Илидора: ему исполнился год. Он уже бегал, мог довольно связно изъясняться и даже знал алфавит. Лорд Дитмар прислал ему в подарок комнатные качели, которые были поставлены в детской и стали любимой забавой Илидора. По всему дому слышался топот его маленьких ножек и его звонкий голосок, и его излюбленным занятием было увязаться за кем-нибудь и бегать «хвостиком», пока его не возьмут на руки. Глядя в его светлые и чистые глазки, Джим с каждым днём всё больше узнавал в нём Фалкона, и у него сжималось сердце. Иногда Илидор смотрел очень серьёзно и не по-детски, и Джиму казалось, будто из глаз сына смотрела на него душа Фалкона. А однажды утром малыш сказал:
– А ко мне приходит светлый дядя.
Джим сначала не понял и решил, что это детские фантазии, но на следующее утро Илидор снова сказал, что к нему приходил этот дядя. Он рассказывал ему сказки, пел колыбельные и говорил, что он его очень любит. У Джима забилось сердце. Он спросил:
– Какой он, этот дядя?
Илидор ответил, что дядя очень похож на дедулю Альмагира, только с длинными волосами, одет в белое и весь светится. В памяти Джима вспыхнул его сон годичной давности, в котором он видел свою с лордом Дитмаром свадьбу, на которой Фалкон был именно такой – весь в белом и сияющий, видимый только для Джима, а для всех остальных невидимый. Джима затрясло: неужели душа Фалкона осталась рядом с ними?
«Светлый дядя» приходил к Илидору регулярно – чаще всего ночью, баюкал его и рассказывал сказки о других мирах, в которых живут огромные светлые существа, мудрые и прекрасные, которых люди зовут богами. Каждое из таких существ создавало свою вселенную, населяло её живыми тварями, в том числе и разумными, и любило их, как своих детей. Предназначение этого существа было в созидании и любви. Если созданные им дети забывали своего Создателя и погрязали в войнах и зле, Существо умирало без их любви, и созданная им вселенная погружалась в хаос. Ею завладевали тёмные силы, которые приводили её к запустению и гибели.
Слушая эти истории из уст годовалого ребёнка, Джим убеждался, что всё это не могло быть им придумано: он был слишком мал для этого. У него бежал мороз по коже при мысли о том, что, может быть, сейчас Фалкон стоит у него за плечом и смотрит, как он причёсывается, или любуется им, пока Джим спит. Джиму было и жутко, и одновременно больно оттого, что Фалкон приходил только к Илидору, а ему не показывался. Слушая пространство, он просил Фалкона явиться ему, но дни шли, а Фалкон не приходил. По ночам подушка Джима не просыхала от слёз, он звал Фалкона и умолял подать ему хоть какой-нибудь знак. Он забросил переписку с лордом Дитмаром, и тот, не выдержав, приехал сам. Лорда Райвенна и Раданайта не было дома, Альмагир гулял с Илидором, и они с Джимом встретились в библиотеке.
– Джим, я так скучаю по вашим посланиям, – проговорил лорд Дитмар. – Отчего вы перестали мне писать? Признаться, я уже беспокоюсь… Здоровы ли вы, дитя моё?
– Я здоров, благодарю вас, – тихо ответил Джим, про себя думая, что, может быть, Фалкон сейчас их видит.
– У вас такой вид, будто вам что-то не даёт покоя, – заметил Печальный Лорд, всматриваясь в Джима. – Вы снова затосковали, мой дорогой… Что вас печалит, дитя моё?
– Если я скажу, вы можете подумать, что я сошёл с ума, – сказал Джим. – Но я не сошёл с ума.
– Вы не выглядите как умалишённый, поверьте моему опыту, – проговорил лорд Дитмар. – Я, если вы помните, немного разбираюсь в этом… Может быть, вы всё-таки поведаете мне, что вас снедает, и я смогу вам помочь разобраться в этом?
– Вот уж не думал, что вы когда-нибудь выступите в роли психоаналитика, – усмехнулся Джим.
– Расскажите мне, Джим, я постараюсь вам помочь, – сказал лорд Дитмар, ласково сжимая руку Джима.
– Боюсь, тут даже ваши познания людской психики со всеми её странностями не помогут, – вздохнул Джим. – Потому что это не та область. Тут, скорее, нужен специалист, умеющий общаться с душами умерших.
– Что вы хотите сказать? – нахмурился лорд Дитмар.
– К Илидору приходит Фалкон, – сказал Джим.
– В каком смысле? Во сне? – спросил лорд Дитмар.
– Я не знаю, приходит ли он ему во сне или наяву, но мой сын его видит и слышит, – сказал Джим.
Он рассказал лорду Дитмару всё. Печальный Лорд слушал внимательно, не перебивая, а когда Джим закончил, он долго молчал, хмуря брови.
– Ну, что скажете, милорд? – невесело усмехнулся Джим. – Вы не специалист по призракам, так ведь? Или это какой-то особый вид сумасшествия?
– В моей практике было много случаев, – проговорил лорд Дитмар. – Но я не считаю людей, которые видят или слышат призраков, душевнобольными. Хотя я и отношу себя к сословию учёных, но я не отрицаю существования подобных вещей. Значит, сами вы никогда не видели и не слышали Фалкона?
– Нет, – вздохнул Джим. – Он приходит только к сыну. Может быть, ко мне он не приходит потому, что он видел, как вы меня целовали, и сердится на меня?
– На этот вопрос я не могу ответить точно, – сказал лорд Дитмар. – Но на его месте я бы не сердился… Нет, дитя моё, я был бы только рад, что вы продолжаете жить и радоваться жизни, что вы не хороните себя заживо и не носите вечный траур. Вы так молоды и прекрасны, что было бы чудовищно требовать от вас этого. И я бы тоже не приходил к вам.
– Почему? – спросил Джим с печальным недоумением.
Лорд Дитмар дотронулся ладонью до щеки Джима, глядя на него с задумчивой нежностью.
– Чтобы не лишать вас покоя, – сказал он. – Не тревожить вас и не заставлять вас жить прошлым.
Хранилище знаний безмолвствовало, слушая их слова. Книги молчали, каждая о своём, а вместе с ними молчал кто-то ещё, чьё присутствие не было обозначено физическими признаками, но чувствовалось кожей.
– Оказывается, вы разбираетесь в психологии призраков, – прошептал Джим. – Откуда вы знаете всё это?
– Для этого не нужно каких-то особых познаний, – сказал лорд Дитмар. – Достаточно просто любить.
Он склонился и поцеловал Джима. Джим отстранился и сел на диванчик, поёживаясь.
– Не надо, милорд… Он нас видит.
– Даже если так, он ничего не сделает ни вам, ни мне, – сказал лорд Дитмар, садясь рядом и обнимая его за плечи. – Не бойтесь.
– Но почему он приходит к Илидору? – спросил Джим.
– Потому что Илидор не знает его, – сказал лорд Дитмар. – И у него нет печальных воспоминаний.
– Что мне делать, милорд? – спросил Джим со слезами на глазах. – Зачем он приходит? Он хочет что-то сказать?
– Возможно, – сказал лорд Дитмар. – Просто ждите и ничего не бойтесь. И прошу вас, не забывайте обо мне… Пишите мне, рассказывайте обо всём. Вы можете мне доверять, дитя моё.
– Вы правда верите мне и не думаете, что я сошёл с ума? – спросил Джим.
– Вы не сумасшедший, Джим, – сказал лорд Дитмар. – У вас любящее сердце и прекрасная душа, и это сразу видят все, кто вас встречает. И тем больнее видеть, как вы страдаете и тоскуете.
Настал ульмар, самый неприветливый и холодный осенний месяц, мертвенный, как опустошённая потерей душа. Для Джима он был зловещим и печальным: близилась первая годовщина гибели Фалкона, седьмое число. Вечером шестого разыгралась непогода: ветер яростно швырял в окна пригоршни сухого и мелкого, как крупа, снега, и даже внутри двора он крутил воронки из белых крупинок. Вся семья собралась вместе в гостиной, Криар подал чай. Никто не говорил вслух о том, какая завтра дата, но Джим чувствовал, что все взгляды обращены на него, и все волнуются, как он перенесёт этот день. Чай пили почти в молчании, лишь лорд Райвенн с Раданайтом перемолвились несколькими будничными фразами. Илидор беззаботно бегал по комнате, не понимая, почему взрослые такие притихшие и печальные, особенно папа. Он забрался к каждому на колени и ласкался, воркуя, но никто не отвечал на его заигрывания. Илидор приуныл было, но дедуля Альмагир наконец согласился с ним поиграть перед сном. Он раскрыл Илидору объятия:
– Пойдём, моя радость.
Он унёс его в тёплую детскую, а все остальные ещё сидели в гостиной. Вместе с Илидором из комнаты как будто ушёл весёлый пляшущий огонёк, и стало намного темнее и холоднее. Джим зябко поёжился, и лорд Райвенн обнял его за плечи и поцеловал в висок.
Перед тем как пойти в постель, Джим немного посидел в библиотеке, но ему не читалось. Ему было неуютно и тоскливо, его познабливало, как в первые недели беременности. Отложив книгу по древней альтерианской истории, он поджал ноги к груди и закутался в плед. Он сидел так, ни о чём не думая и закрыв глаза.
Послышались шаги, Джим открыл глаза. В библиотеку вошёл Раданайт. Джиму подумалось: они уже давно не общались как следует, Раданайт был всегда занят на работе, а домой приезжал только ночевать. За последнее время он сильно изменился: повзрослел и посерьёзнел, коротко стригся и красился в блондина, а стиль одежды предпочитал строгий, деловой. Присев рядом, Раданайт обнял Джима за плечи.
– Не грусти, малыш. Мы все с тобой.
– Спасибо, – чуть слышно ответил Джим.
Они немного посидели молча, потом Раданайт сказал:
– Я хотел поговорить с тобой, малыш. На серьёзную тему.
Джим вздохнул.
– Может быть, позже? Я сейчас что-то не в настроении.
– А тебе ничего не нужно говорить, пока просто послушай, – сказал Раданайт. – Я не стал заговаривать об этом сразу, подождал некоторое время… Теперь прошёл уже год, и я считаю, об этом уже можно подумать. Ты не должен оставаться один, малыш. Жизнь продолжается. Довольно хандры, пора встряхнуться и взглянуть вокруг себя… Быть может, рядом есть некто, кто уже давно неравнодушен к тебе и готов составить твоё счастье.
Джим вздрогнул. Неужели Раданайт узнал о лорде Дитмаре? Но как? Может, он прочитал его переписку?
– И за этим человеком не нужно далеко ходить, – продолжал Раданайт. – Он находится очень близко, ближе, чем ты думаешь. Наверно, ты ещё не расценивал его в качестве избранника, но, может быть, стоит попробовать? У него относительно тебя самые серьёзные намерения, а его чувства глубоки и подлинны.
«Как он мог узнать?» – недоумевал Джим. Наверно, прочитал его переписку, другого объяснения не приходило в голову.
– Этот человек перед тобой, малыш, – заключил Раданайт.
Джим даже отодвинулся от него, ошеломлённый.
– Что?!
– Что слышал, Джим, – улыбнулся Раданайт. – И почему ты шарахаешься от меня, как будто я сказал какую-то непристойность? Я предлагаю тебе стать моим спутником, малыш.
– Твоим спутником? – потрясённо переспросил Джим. – Но с какой стати?
– С такой, что я люблю тебя, глупенький, – сказал Раданайт, нежно дотрагиваясь до щеки Джима. – Когда я в прошлый раз делал тебе предложение, я выпалил это сгоряча, будучи фактически не готовым к созданию семьи, но сейчас всё по-другому. Я самостоятельный человек и уже могу обзавестись своей семьёй. Я чувствую себя готовым и хочу этого.
Джим чувствовал себя так, будто совершил кровосмешение. Ему было настолько не по себе, что он не сразу смог что-либо ответить.
– Так ты… – пробормотал он.
– Да, я люблю тебя и всегда любил, с самого начала, – сказал Раданайт, привлекая Джима к себе. – Я не верю, что ты ни о чём не догадывался, малыш.
– Но ты мой брат, – сказал Джим, пытаясь высвободиться.
– Только формально, – покачал головой Раданайт, не отпуская его из объятий. – Кровного родства между нами нет, и ничто не может воспрепятствовать нашему браку. То, что мы носим одну фамилию, помехой не является. Поверь, я пытался любить тебя как брата – честно пытался, но у меня ничего не получилось. Я ничего не могу поделать со своими чувствами – сердцу, как известно, не прикажешь. Погоди, малыш, не вырывайся так, я ведь ничего плохого тебе не сделаю! Успокойся. Иди ко мне, поближе… Вот так. – Прижав Джима к себе, он прильнул губами к его виску и закрыл глаза. – Ты только на секунду представь… Я могу купить квартиру в городе, большую, двухэтажную, с гаражом. Оттуда и мне будет ближе до работы, и ты не будешь чувствовать себя взаперти, рядом будет всё, что тебе нужно. Можно нанять помощника по хозяйству, который будет готовить, стирать и убирать. Илидор будет жить с нами. Я хорошо к нему отношусь, он славный малыш… В плане карьеры я не собираюсь останавливаться на достигнутом. Сейчас я служу в городской администрации, а лет через семь я поднимусь до королевской. Приблизительно в это время можно будет завести ещё одного малыша – нашего с тобой. В мои планы входит до сорока лет занять кресло премьер-министра, и где-то в этот же период – если ты захочешь – мы могли бы сделать ещё парочку детишек, только с одним условием: рожаешь ты, а я тружусь на благо семьи и нашей бесценной родины. А ещё через несколько лет ты станешь спутником короля Альтерии, малыш. И поверь, меня изберут и на второй, и на третий срок. Как тебе такая перспектива?
Джим устало зажмурил глаза.
– Ты всё хорошо спланировал, Раданайт, – вздохнул он. – Я искренне желаю, чтобы ты добился всего, что ты задумал, но я в твоих планах принять участие не смогу… Извини. У нас ничего не получится.
– На твоём месте я бы не спешил сразу отказываться, детка. – Раданайт откинул волосы со лба Джима, поцеловал. – До твоего шестнадцатилетия ещё три месяца. Я тебя не тороплю с ответом, можешь подумать.
– Раданайт, я отношусь к тебе как к брату, – сказал Джим. – У меня нет к тебе таких чувств, при которых я мог бы ложиться с тобой в постель и… делать детей.
– Малыш, ты просто ещё не знаешь, что я могу в постели, – улыбнулся Раданайт с чувственным блеском в глазах. – В этом я не хуже твоего Фалкона, а может, и получше. Думай, детка. Я жду твоего ответа.
Накрыв губы Джима крепким поцелуем, он оставил его наедине с его болью и смятенными чувствами. Если разобраться строго, в их отношениях всегда чувствовалась эта недоговорённость, но со временем Джим перестал об этом задумываться и забыл, а Раданайт – нет. И сейчас он открыто объявил Джиму, как он к нему относится и чего от него хочет. В этот вечер Джим потерял брата.
Илидор давно уснул, а Джим ещё сидел в своей постели, прижимая к груди игрушку своего сына – плюшевого зелёного зверя с пуговичными глазами, похожего на динозавра. За окном вьюжило, крутились воронки из крупинок снега, а ветер дул так, будто дом находился в аэродинамической трубе. На тумбочке горел маленький голубой огонёк ночника, но он не мог в одиночку справиться с чернотой Бездны.
Джим лежал, свернувшись под одеялом и обнимая зелёного динозаврика, но сон к нему не шёл. Ночник не спасал его от Бездны, которая глумилась над ним и пела торжествующий гимн себе. Фалкон не внимал его призывам прийти, Печальный Лорд был слишком далеко, чтобы помочь, а лорд Райвенн с Альмагиром вряд ли были в силах что-то с этим сделать. После полуночи миновали два часа, пошёл третий, а на его исходе Джима начал охватывать какой-то странный паралич. Он всё видел сквозь приоткрытые веки, но не мог пошевелиться, и ему становилось жутко. Выплывая на поверхность, он чувствовал себя таким слабым, что его тело, казалось, было не в силах удержать в себе душу. Ещё никогда Джим не засыпал так мучительно.
А потом, приоткрыв тяжёлые веки, Джим увидел Фалкона. Он вышел из детской, пройдя сквозь портьеру, а не откинув её, и скользящим неслышным шагом подошёл к кровати. Он был в точности таким, как описывал Илидор: у него были длинные волосы, белые одежды, и от него исходило мягкое сияние. Джим был в оцепенении, не мог пошевелить и пальцем, и вся его душа трепетала в каком-то экстазе. Любящий взгляд Фалкона согревал его и успокаивал, и ему нисколько не было страшно.
«Привет, детка».
Эти слова Джим даже не услышал, они как бы возникли в его голове, миновав восприятие ухом.
«Всё хорошо, не бойся».
Джим и не боялся, только был очень слаб. Он не мог подняться и обнять Фалкона, хотя всей душой хотел этого. Фалкон уловил его желание, как будто прочтя его мысли, склонился над ним и поднял его с постели в своих объятиях. По сравнению с Джимом он был очень силён, он поднял его, как пёрышко: в его руках не чувствовалось никакого напряжения.
«Я с тобой, любовь моя», – эхом отдалась в душе Джима его нежность.
Его сияющее лицо было очень близко, но дыхания его Джим не чувствовал. Ему не было ни тепло, ни холодно, ничего не болело, вся его земная (и альтерианская) жизнь оказалась где-то внизу, у подножия горы, на пике которой они с Фалконом сейчас находились.
«Я не умер, детка. Смерть – это иллюзия, она относительна. Во Вселенной вечно торжествует жизнь, каждую секунду. Нет мёртвого времени, есть лишь живое. Не бойся смерти, она – лишь взмах ресниц твоих глаз, которые открываются от долгого сна, пробуждаясь к новому витку жизни. Горевать о тех, кто умер, так же бессмысленно, как о тех, кто вышел в другую комнату. Мы вечно живы, мы никогда не умираем».
Голосовые связки Джима были слишком слабы, чтобы издавать звуки, и он каким-то образом сумел обратиться к Фалкону телепатически. «Ты пришёл, чтобы забрать меня с собой?» – спросил он.
«Нет, любовь моя, – ответил Фалкон. – Некоторое время наши с тобой пути шли параллельно, но им суждено разойтись. Мой путь лежит к далёкой звезде, которая зовёт меня. Я должен лететь туда, чтобы соединиться с ней, но я попросил отсрочку и весь этот год оставался рядом с тобой и нашим сыном. Я не могу покинуть тебя, пока ты скорбишь. Я должен убедиться, что у тебя всё хорошо, только после этого я смогу отправиться туда, где меня ждут».
