Текст книги "От любви до ненависти"
Автор книги: Елена Белкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 6
Всю неделю Илья был загружен делами: написал две статьи, ранее заказанные ему престижными центральными изданиями, а потом в руки ему попали документы, свидетельствующие о серьезных злоупотреблениях одного из крупных городских чиновников. Он впал в азарт и стал собирать материалы вдобавок к этим документам, зная, что, готовя обличительную статью, нельзя ошибиться ни в одной детали, ни в одной мелочи.
В четверг под вечер в редакции раздался звонок: девический голос уведомил Илью, что Андрей Викторович (чиновник, на которого он собирал компромат) приглашает его для беседы в мэрию завтра утром в одиннадцать ноль-ноль.
– Завтра я занят, – сказал веско и сухо Илья. – Это во-первых. Во-вторых, он мог бы позвонить мне сам. В-третьих, насколько я понимаю, дело касается больше его интересов, чем моих. Если Андрею Викторовичу будет угодно, я жду его сегодня в семь часов вечера в редакции, если это его не устраивает, я назначу ему другое время.
Ошарашенная секретарша долго молчала, Илья даже стал беспокоиться, не потеряла ли она от такого неслыханного хамства дар речи.
– Так и сказать? – с придыханием спросила она наконец.
– Именно так и сказать.
– Хорошо…
Не прошло и минуты – вновь звонок.
– Тебя, – сказала Людмила, взявшая трубку.
– Боголей у телефона, – сказал Илья.
– Слушай, ты!.. – пророкотал гневный голос.
– Если собираетесь продолжать в том же духе, я слушать не буду! – торопливо, но без суеты ответил Илья и тут же включил и поднес к трубке диктофон: высокого класса, очень чуткий, он не раз пользовался им в подобных случаях.
– Я именно в этом духе буду продолжать! Если ты не перестанешь под меня копать! Если ты будешь выискивать то, чего нет! Если ты…
– Вы мне угрожаете?
– Именно угрожаю, сопляк! Ты ни в одном месте в этом городе себе работы не найдешь! Понял меня?
– Не только понял, но и на магнитофон записал, Андрей Викторович! – с величайшей вежливостью ответил Илья.
Андрей Викторович тут же бросил трубку.
А Илья срочно засел за статью, чтобы она появилась в завтрашнем номере.
И она появилась. Илья был в редакции, и телефон не умолкал: ему звонили коллеги из других газет, друзья и знакомые и просто читатели. Поздравляли. Что и говорить, материал удался: и написан лихо, и факты подобраны неопровержимые, подтвержденные цитатами из документов.
И вот очередной звонок. Женщина какая-то.
– Здравствуйте, Илья Сергеевич.
– Здравствуйте…
– Не узнали? Это Ольга.
– Не узнал, богатой будете. Но мы ведь никогда не говорили по телефону.
И Илья подумал, что он всю эту неделю практически не вспоминал Ольгу. Его это странным образом почти обрадовало.
Но и Ольга почти не вспоминала его: через три дня нога прошла, она вышла на работу, а там инвентаризация, ей пришлось наверстывать упущенное, к вечеру она буквально валилась от усталости.
В пятницу же вечером совершенно неожиданно явился Георгий. Его лоск ничуть не поблек, он по-прежнему был импозантен и элегантен, но если раньше это нравилось Ольге, то теперь раздражало, напоминая, какое духовное убожество прячется за этой блестящей внешностью.
– Не ждали? – спросил он.
– Нет.
– Не скучаем?
– Нет.
– Кофе угостишь?
– Обойдешься. Воспитанные люди, между прочим, без приглашения не приходят. Мог бы позвонить сначала.
– Тебе позвонишь, а ты начнешь выдрючиваться: некогда, не могу!
– Нет. Я прямо сказала бы, что не хочу тебя видеть. Что тебе от меня нужно?
– Мне? – удивился Георгий. – Абсолютно ничего! Я счастлив и доволен, у меня молодая жена.
– С горшка снял?
– Какой ты стала грубой!
– Хочу соответствовать тебе.
– Грубой и злой! А я ведь думаю о тебе. Ты молодая, беспомощная и глупая. Только глупая девушка может связаться с нищим старым журналистом, у которого все имущество – мотоцикл. Тебе понравилось кататься?
Ольге стало не по себе. Она поражена была осведомленностью Георгия. Впрочем, она и раньше знала, что у него связи и контакты в самых разных структурах, в том числе и криминальных Если захочет, может и слежку за ней установить. Но зачем ему это нужно?
И она спросила об этом.
– Зачем? Затем, что я беспокоюсь о тебе, – сказал Георгий с искренней озабоченностью. – Пусть мы мало прожили вместе, но я до сих пор чувствую тебя родным человеком, понимаешь? Я хочу, чтобы твоя жизнь была устроена как можно лучше. Если тебе нравятся старики, я могу тебя познакомить с одним очень уважаемым человеком. Он даже помоложе твоего…
– Он не мой! У нас просто…
– Дослушай! Он помоложе, он обеспечен, у него чудесный характер.
– Ясно, – сказала Ольга. – Ты кому-то хочешь меня удружить. Ты, как всегда, думаешь о деле.
– Дура! – презрительно сказал Георгий. – Я о тебе думаю.
– А я не прошу тебя об этом. И будь добр, проваливай. Иначе я милицию вызову. Я не шучу. Ты мне никто. Ты вторгся в чужую квартиру.
– И еще раз дура. Моя милиция, – подчеркнул Георгий слово «моя», – меня бережет. Я добра тебе хочу.
– Повторяю, у меня с этим человеком ничего нет и не будет! И если ты посмеешь его тронуть…
– Пока не трону, – пообещал Георгий. – А там видно будет.
– Я поняла! – вдруг озарило Ольгу. – Ты знаешь, я ведь поняла! Я поняла, зачем тебе это нужно. Ты проиграл нашу семейную жизнь. Не ты бросил, а тебя бросили. Разве не так? Ведь я от тебя ушла. И ты даже просил меня вернуться. И ты не можешь мне этого простить. Ты жалеешь, что не успел сделать мне больно. И вот теперь хочешь наверстать, хочешь любым способом причинить мне боль! Да?
Ей не требовалось ответа: по тому, как бледнеет и кривится его лицо, она поняла, что попала в точку. И он понял, что она увидела это, поэтому решил играть в открытую.
– Да, – сказал он. – Дураков и дур надо учить. Ты совершила самую большую ошибку в жизни, когда наплевала на меня, на нашу любовь.
– Какие слова!
– Молчи, дура! Я хочу, чтобы ты поняла, какую ошибку ты совершила. И будет момент, когда ты приползешь ко мне на коленях!
– Не дождешься! – выкрикнула Ольга.
И вдруг спросила:
– А как же твоя юная жена? Я приползу, а ее ты куда денешь?
И тут Георгий раскрылся полностью.
– Я вышвырну ее, как собаку, – мрачно и серьезно сказал он. – Я до сих пор тебя жду. Ты была одна – и я был спокоен. А сейчас ты пытаешься устроить свою жизнь. Я не могу тебе этого позволить. Я не могу позволить, чтобы ты кому-нибудь принадлежала, кроме меня.
– Ну ты и сволочь, – только и могла сказать Ольга.
– Да, – спокойно ответил Георгий. – Но ты ведь меня любишь!
И ушел, хлопнув дверью, абсолютно уверенный в том, что так оно и есть.
Боже, какая самоуверенность! – подумала Ольга.
Ей было плохо после его посещения. Ей было тревожно.
А в субботу стало еще тревожней, когда она прочла статью Ильи. Она ведь жила в реальном мире, реальными представлениями, она прекрасно понимала, какими последствиями это может грозить Илье. Тут Ольга вспомнила про его визитку, нашла ее и позвонила в редакцию. Старалась говорить ровно и бодро:
– Мне очень ваша статья понравилась.
– Спасибо.
– А вы… Вы не боитесь?
– Чего? – засмеялся Илья. – Не первый раз я такие вещи пишу.
В самом деле, подумала Ольга. Он и раньше был одним из самых смелых журналистов в городе. С ним даже судились, но он выигрывал процессы, отчеты об этом она помнит. Почему же сейчас она так встревожилась?
По очень простой причине. Раньше они не были знакомы, а теперь знакомы. Это естественное беспокойство о человеке, которого знаешь. Нормальная реакция нормального человека, и нечего придавать моему волнению какое-то особенное значение.
– Наверное, – сказала она, – все вас поздравляют.
– Звонят вообще-то. Но ваш звонок всего дороже. А как ваша нога?
– На больничном три дня была. Но уже выписали, уже все прошло. Вполне нормально уже хожу. Я с работы звоню.
– Я рад за вас. А знаете что? Я не могу уйти, мне из Москвы должны звонить. Не хотите после работы на часок в редакцию ко мне заглянуть? Это ведь рядом с вами. Кофе выпьем. Только у меня такого, как у вас, нет, у меня растворимый ширпотреб.
Ольга помедлила – и тут же мысленно упрекнула себя. В конце концов, почему бы и нет? Ей хочется побывать в настоящей редакции, она никогда не бывала в настоящей редакции настоящей газеты!
И она согласилась.
Вечером Илья принимал ее, угощал печеньем и кофе, был бодр и весел.
Увидев обычные комнаты обычной квартиры, только заполненные казенной офисной мебелью, компьютерами, принтерами и прочим, Ольга была несколько разочарована. А этот диван здесь и вовсе нелепо выглядит. Илья усаживал ее на него, но она предпочла кресло. А он не мог усидеть на месте, ходил вокруг кресла, вокруг стола. Вдруг поднял чашку с кофе:
– Знаете что? Выпьем на брудершафт! Положено что-то спиртное, но я не пью. А вы хотите? Тут какое-то вино есть. – Он метнулся к шкафу.
– Нет, нет, не надо!
– Тогда кофе.
– Не знаю…
– Не хотите, чтобы я вас на «ты» звал?
– Да нет…
– Стесняетесь – меня на «ты»? Слишком стар?
– Вообще-то это вполне нормальная разница в годах, на мой взгляд.
– Тогда в чем дело?
Она не могла сказать, что дело в исполнении ритуала. Ей предлагали пить на брудершафт в компании мужа, причем те, с кем она была уже на «ты». После этого обязательно лезли с поцелуями, крича, что так положено. Муж одобрительно посмеивался, относясь к этому как и игре, шутке, как к проявлению симпатии к его жене, ему это льстило. Она не хотела показать себя закомплексованной и принимала с отвращением эти мокрые пьяные поцелуи…
– Итак? – Илья присел на ручку кресла, оказавшись совсем близко, и поднес свою чашку к ее чашке.
И столько в нем было простодушной уверенности, непосредственности, что Ольга со смехом сказала:
– Ну, ладно!
Звякнули чашки, Илья махом выпил свою, так, как пьют вино. Ольга чуть отпила. Он уперся руками о спинку кресла и стал приближать свое лицо. Ольга вся сжалась, закрыла глаза. Почувствовала прикосновение его губ к своим губам, и вот его губы шевельнулись, как бы готовясь перейти от поцелуя поверхностного, ритуального, к другому, которому названия нет, но который уже к чему-то обязывает их обоих. И она резко убрала голову, а потом встала, с невольной грубостью оттолкнув плечом его руку. Отошла к окну. Постояла молча. Сказала, мягкостью интонации смягчая свою недавнюю резкость:
– У вас хороший вид из окна.
– Да, очень, – ответил он, не подавая вида, что огорчен.
– Лет через двадцать буду вспоминать, как мы с вами вот так вот сидели, говорили… Солнышко осеннее в окне, деревья с желтеющими листьями. – Ольга усмехнулась.
Илья тонко спросил:
– Уже к старости готовитесь?
Ольга ответила неожиданно серьезно:
– Да. В самом деле. Хочу, чтобы все было уже в прошлом.
Илья подошел к ней, встал рядом, долго смотрел в окно, на голубое предвечернее небо сентября с единственным белым облаком над разноцветнолистными деревьями.
– Господи, какая красота, – сказал он. – Вот из-за чего я начинаю пить. Я никогда не начинаю из-за неприятностей или неудач, из-за плохого настроения, из-за физического желания выпить. А вот из-за этого: вдруг понимаю, что жизнь непереносимо прекрасна! С ума можно сойти. Чтобы не сойти – начинаю пить.
– Не представляю вас пьяным, – сказала Ольга.
– Вы еще много чего не представляете. – Он повернулся к ней, взял за плечи, и опять лицо его стало приближаться. – Кстати, почему мы на «вы» опять? – тихо спросил он. – Ты не знаешь?
Господи, разве нельзя без этого! – взмолилась мысленно Ольга. Мне так хорошо с вами, с тобой (как приятно хотя бы в мыслях произнести: «с тобой»!), хорошо говорить, хорошо быть рядом, зачем же обязательно форсировать, зачем брать своими действиями на себя какие-то обязательства?
Но глаз не стала закрывать, потому что собиралась отстраниться, сказав при этом что-нибудь…
Вдруг послышался звонок в дверь.
Разве дверь заперта? – подумала Ольга.
– Меня нет дома! – тихо сказал Илья.
В дверь застучали, причем весьма активно.
– Ого! – сказал Илья. – Это что-то новенькое!
– А вдруг это из-за статьи? – сказала Ольга.
– Бросьте. Уважаемый Андрей Викторович не такой дурак.
И пошел открывать.
Почти тотчас же послышались звуки ударов, тело Ильи влетело в комнату. Вслед за ним неспешно двигалась массивная фигура в плаще с поднятым воротником, в шляпе. Какие-то еще люди топотали в прихожей, но в комнату не входили.
Коротко глянув на Ольгу и тут же перестав ею интересоваться, человек в шляпе склонился над Ильей.
– Где запись? – спросил он. – Где все материалы?
Но Илья, похоже, был без сознания.
– Где его стол? – обратился человек в шляпе к Ольге.
– Я здесь не работаю, – сказала она.
Человек в шляпе осмотрелся, безошибочно подошел к одному из столов, быстро пересмотрел бумаги, открыл одну из папок, удовлетворенно хмыкнул, сунул ее за пазуху. Тут же, на столе, лежал диктофон. Человек нажал на кнопку, послышался чей-то голос, и опять на лице человека в шляпе выразилось удовлетворение. Он вынул кассету и положил в карман.
– Вот и все, – сказал он сам себе. – Быстро и без шума.
Опять склонился над Ильей.
– Алле, герой? Ты поспать решил? Ну, спи. Когда проснется, – сказал он Ольге, – передайте ему, чтобы больше не шалил. А меня вы не видели. Хорошо? Если встретите, не узнаете. Хорошо?
Ольга кивнула, и человек в шляпе скрылся.
Хлопнула дверь, затихающий топот множества шагов послышался на лестнице.
Все стихло.
Ольга боялась подойти к Илье. Он лежал в страшной неподвижности, подвернув под себя руку. Наконец она осмелилась, сделала шаг, другой. Тут он зашевелился, застонал. Она бросилась к нему, помогла подняться, сесть.
Он осмотрел себя.
– Даже крови нет. Не оставляют следов, профессионалы, суки!
То, что он выругался, ее не удивило.
Тряхнув головой, он окончательно пришел в себя. И вдруг вскочил:
– Где они? Где?
– Они давно ушли! Не надо! Посидите, успокойтесь.
Илья послушно сел.
– Материалы забрали?
– Да.
– А запись?
– Он вынул какую-то кассету.
– Кто он? Ты его запомнила?
– Не очень. Обычное лицо.
– Скорее всего, какой-то подручный. Ладно. Я этого так не оставлю!.. В следующем номере во всех красках опишу!
И тут же решительным движением головы как бы перечеркнул свои слова.
– Нет. Они меня знают. Они прекрасно понимают, что, когда дело касается только меня, я через газету не буду жаловаться. Да и свидетелей не было.
– А я?
– Неужели ты думаешь, что я захочу тебя в это вмешивать?
Он снизу заглянул ей в глаза и вдруг привлек к себе сильным движением. На этот раз поцелуй был долгим, но Ольга как-то отстраненно ощущала ищущие и жаждущие его губы; не отвечая на поцелуй, потому что не знала как. Забыла. Или не умела никогда. (Муж – не в счет.)
Она посмотрела на часы.
– Правильно! – воскликнул он. – Контрастный душ! Вы хорошо усваиваете уроки.
– Но мне в самом деле пора.
– Я подвезу вас.
– Не надо, здесь пешком пять минут. А вы, пожалуйста, осторожней. У вас не кружится голова?
– Все в порядке.
И она ушла.
Ольга шла и думала: это какая-то западня судьбы. Что-то неотвратимое. Ведь она, когда согласилась прийти в редакцию, руководствовалась действительно всего лишь познавательным интересом: собиралась вежливо выпить кофе, посидеть, поговорить, не допуская прикосновений к интимным и вообще личным темам, и все. Но опять вышло целое приключение. Если вдуматься, Илья повел себя не очень-то деликатно. Его можно понять: после этой статьи он чувствовал себя победителем, а мужчина устроен так, что ему мало победы в одном деле, ему тут же надо победного подкрепления и подтверждения в чем-то ином, чаще всего – в любви. И целовать он ее стал по праву победителя! – поняла Ольга, и ее возмутило это. Но сначала он хотя бы прикрылся брудершафтом. А потом использовал свое положение пострадавшего за правду: кто откажет в невинном поцелуе человеку, только что избитому?
Но поцелуй невинным не был.
И она бы все равно отказала, если б не то невольное предательство, которое совершила, и вот тут-то опять тупик судьбы, неволя судьбы. Нет, вроде бы никакого предательства не было: она всего лишь сказала, что не работает в редакции. Но слишком поспешно сказала, слишком трусливо, и вот это-то стыдно, и это чем-то обязало (в который уже раз) ее перед Ильей! Глупо, очень глупо!
А Илья задним числом испугался. Он, похоже, впервые вдруг понял, что занимается опасным делом, что, говоря о наступившей эпохе беззакония, до сих пор счастливым образом избегал серьезного испытания этим беззаконием. У людей, на которых он публично нападает, нет ничего святого, они ничего не боятся, человеческая жизнь для них – грош. И пожалуй, надо считать, что он легко отделался, хотя все тело болит и ломит, особенно в области живота, куда его сильно ударили ногой. И ради чего он рискует? Ради восстановления справедливости? Надо честно себе сказать: лишь отчасти. Больше из честолюбия, из желания показать коллегам, кто первый в их рядах. Но что стоит это желание по сравнению со стремлением быть первым всего лишь для одного человека, для женщины, которую он знает считанные дни?
А он – не первый для нее. Он сегодня воспользовался моментом, урвал свой кусок (думать об этом сейчас муторно, стыдно), но он, слава богу, имеет чутье, и это чутье ему подсказывает: он не стал и никогда не станет для нее первым. Планеты в небе не сошлись. Не судьба. Зачем же тогда искушать ее? Зачем вызывать девушку на взаимность, используя ее деликатность и доброту? Надо остановиться, пока не поздно. Надо остановиться.
Глава 7
Вечером Ольга позвонила Илье домой. Всего лишь долг вежливости, думала она, узнать, как он себя чувствует.
Ответил пожилой женский голос:
– А он в больнице.
– Что с ним?
– А кто спрашивает?
– Это из газеты, сотрудница, что с ним?
– Поехал желудок проверить, что-то разболелся, а его оставили. Позвонил, говорит: ничего страшного. А я прямо места не нахожу себе, он же никогда правду не скажет, чтобы меня не беспокоить. В первой городской он лежит, второе отделение хирургии, третья палата, прием с восьми до девяти утра и с пяти до семи вечера, халат лучше свой взять.
Получив информацию, Ольга поблагодарила, положила трубку и почувствовала, что слезы подступают к глазам. Нет, не по поводу Ильи, ей его жаль, конечно, но не до слез. Ей себя жаль. Опять, не прошло и дня, она оказалась зависимой от него и обязанной ему. Обязанной – чем? Обязанной своей виной. Опять получилось, что она предала его: ушла, бросила. Ей, видите ли, в голову не пришло, что последствия ударов могут быть серьезными, недаром же Илья сказал, что профессионалы били!
Она заснула лишь под утро.
Предположив, что в утренние часы мать Ильи пойдет в больницу, Ольга решила навестить его вечером. Около семи, когда меньше вероятности кого-то встретить у его постели.
Но все же встретила. У постели его сидела женщина лет тридцати пяти эффектной внешности: блондинка с зеленовато-голубыми глазами. Вернее, не у постели, а на краю постели. Она держала его за руку.
Илья, увидев Ольгу, смутился, но тут же весело воскликнул:
– Какой сюрприз, здравствуйте! Что это вы все переполошились? Меня завтра или послезавтра выпишут уже. Да, подозревали внутреннее кровоизлияние, гадость глотать заставили какую-то, снимок сделали, ничего особенного. Просто сильный ушиб, а гематома если и есть, то крохотная, сама рассосется, да, я чувствую, уже рассосалась!
– Вам апельсины можно? – спросила Ольга.
– Можно, мне все можно, давайте сюда апельсины! Возьмите вон там стульчик, садитесь.
Ольга оглянулась, увидела у стены белую больничную табуретку, взяла ее и села у изножья кровати.
– Познакомьтесь! – сказал Илья. – Это Людмила, на которой вся наша газета держится. – А это Ольга, которая…
Он бодро начал, но, как ни старался, не успел, не сумел ничего придумать. Да и что придумаешь?
– Которая просто твоя знакомая, – подсказала Людмила, с необыкновенной доброжелательностью осматривая Ольгу.
– Да, – спокойно ответила Ольга. – Я, можно сказать, поклонница Ильи Сергеевича. Читаю его статьи, восхищаюсь. Высказываю ему свое восхищение, когда он в универмаг мимоходом заходит. Я в центральном универмаге работаю, в парфюмерном отделе. Ему, конечно, приятно, а мне приятно, что ему приятно.
Ольга сама не ожидала, что сумеет сохранить присутствие духа. Впрочем, почему бы и нет? Она умеет держать себя в руках ничуть не хуже этой уверенной в себе женщины.
И без всякой лишней торопливости, достойно, она поднялась и сказала:
– Я, собственно, мимоходом. Не буду вам мешать. Выздоравливайте, Илья Сергеевич.
– Спасибо!
Илья сделал жалкую попытку улыбнуться.
Ольга усмехнулась.
– Это не та девочка, из-за которой ты дрался? – спросила Людмила.
– Да нет! Она действительно в универмаге работает. Поклонница, в самом деле. Но это ничего не значит.
– Зачем ты оправдываешься, я ведь тебе не жена. И зачем врешь?
– Что я вру?
– Ты дрался из-за нее. Ведь так?
– Ну, так! – раздраженно сказал Илья. – Что тебя еще интересует в моей личной жизни? Ведь ты должна обо мне все знать, по минутам! Да?
– Ты меня с кем-то путаешь. А она мне понравилась. Я рада за тебя.
– Что ты хочешь сказать? Вот женщины! Сами говорят, что ценят человеческие отношения, и сами же на деле не признают, что между мужчиной и женщиной могут быть эти человеческие отношения. Дружба, так сказать.
– Могут быть. Но не у тебя с ней. Я же почувствовала.
– Что? Что?
– Сам понимаешь.
– Ничего не понимаю! Мне ты нужна, только ты.
Людмила подумала некоторое время.
– Да, – согласилась она. – Пока еще нужна. Пока, я чувствую, у вас еще ничего не было. Но скоро ты ее приручишь, скоро завладеешь ею, и я больше не понадоблюсь. Ты ведь, как ни странно, честный человек, ты не можешь сразу с двумя.
– Перестань говорить глупости.
– Это не глупости. Все произошло очень вовремя. Девочка эта появилась как нельзя кстати. Понимаешь, все кончилось. Ты это знаешь, и я это знаю.
– Я ничего не знаю!
– Ты, как все мужчины, боишься правды. Ты, как все мужчины, готов годами мучиться, вместо того чтобы сразу отрубить кошке хвост, а не по частям. Знаешь это выражение?
– Знаю.
– Все кончилось. Истаяло. Лучше уже не будет. И как прежде не будет. Будет только хуже. Оба начнем врать друг другу. Зачем? Не лучше ли закончить именно сейчас, когда я устала…
– А ты устала?
– Не перебивай! Когда я устала, а перед тобой замаячил новый этап в жизни. Разойтись с наилучшими пожеланиями друг другу, сохранив дружеские чувства. Не говори ничего, подумай и поймешь, насколько я права. А я, пожалуй, перейду в другую газету. Не потому, что мне больно тебя будет видеть, а чтобы уж сразу, чтобы не было искушения продолжать взаимный обман.
– А с кем я останусь? Где я такую сотрудницу найду? – Илья пытался перевести все в шутку.
Но Людмиле шутка показалась неудачной.
– Значит, тебя беспокоит только это? Я так и предполагала. Поправляйся, дорогой.
И она так стремительно поднялась и вышла, что он не успел ни жестом, ни словом остановить ее.
А Ольга, придя домой, открыла тетрадь, служившую ей дневником, записи в котором, правда, она делала крайне нерегулярно. Сейчас появилась только одна строчка: «Больше – никогда. Ни встреч, ни звонков, ничего. Клянусь!»
В десять часов вечера в палате неожиданно появился Борис Берков, задушевный дружок Ильи еще со школьной поры. Время для посещений было запретное, но для него нет преград. Более того, он появился в сопровождении очаровашки медсестры, держа ее под руку. Поблагодарив за провожание, спросил: «Значит, вы в ординаторской, за седьмой палатой?»
Медсестра хихикнула и выскользнула из палаты.
Борис приблизился: великолепный, мощный, громко спросил:
– Валяешься, симулянт?
Илья приложил к губам палец, указывая глазами на спящих больных. В больницах многие от скуки заваливаются спать раньше, чем дома.
Борис присел. Поговорили о том о сем, а потом Илья взял да и выложил ему то, что его тревожило. Кому как не Беркову? Он, во-первых, один из самых заветных друзей, который никому не проболтается, а во-вторых, большой специалист в амурных делах.
– Так, – сказал Борис. – С Людмилой отношений ни в коем случае не рвать. Она преданный человек, а преданность в наше время слишком ценное качество, чтобы им разбрасываться. У меня восемь преданных мне женщин. Первую я завел шестнадцать лет назад, восьмую – месяц назад. С семерыми мирно расстался, но, заметь, отношения поддерживаю! С восьмой все в разгаре. И случись что со мной, любая из этих восьми сделает для меня все возможное. Потому что каждая из них уверена, что только она понимает меня, только она знает мою душу, и я в каждой эту уверенность поддерживаю!
– А о других они не знают? – спросил Илья.
– Знают! Но они уверены, что в других я вижу, как бы это попроще сказать, только объект наслаждения!
– Ты великий искусник, – признал Илья.
– В этом моя жизнь, – с достоинством ответствовал Берков. – Так вот, с Людмилой отношений не рвать. А с этой, как ее?
– Ольга.
– С Ольгой отношения форсировать. По твоим рассказам я понял, что она женщина мятущаяся, сомневающаяся. У меня была такая, когда я дурак еще был. Застенчивая до дрожи. Я все словами, словами, словами, берегу и деликатничаю и думаю, что именно этого ей и надо! И вдруг у нее появляется любовник, а мне полный от ворот поворот! Причем, ты представь, кто любовник оказался и как вообще все произошло?! Таксист! Она вечером от подруги ехала, в такси села, потому что частников боится, и тот, парень без комплексов, грубыми комплиментами обработал ее в полчаса! Через полчаса, я потом узнал, они были уже в гараже, и он уже сиденья раскинул для простора любви, и через пару дней она оказалась в него влюблена как кошка, без всяких комплексов. Поучительный пример?
– Люди разные, – уклончиво сказал Илья. – Ты же знаешь, с моей внешностью сразу не поразишь. В любви я человек умелый, но надо же до этой самой любви довести. Поэтому мне нужен месяц – или одна ночь.
– Слышал, слышал!
– И это не главное, – размышлял вслух Илья. – Главное, я не уверен, что она мне нужна.
– Уверен, не уверен! – фыркнул Борис. – Вот этого женщины и не терпят. Ей плевать, уверен ты или не уверен. Знаешь, как говорил Наполеон? Надо ввязаться в схватку, а там посмотрим! Мудрейшие слова!
– Хорошо, я ввяжусь. И ее ввяжу, – засмеялся Илья неловкому слову. – Но вдруг она всерьез? Я не хочу причинять ей боли.
– А ты кто, папаша ее? Хранитель целомудрия ее? Позволь ей самой решать, хочет она боли или нет. Поверь мне, старому козлу, если женщина не хочет боли, она ее не допустит! А если допустила, значит, хотела!
– Хм… – сказал Илья. – А ты ведь мудрый человек!
– Спасибо, – раскланялся Борис. – Ну, все, скучно мне тебе прописные истины объяснять. Меня там медсестренка ждет в ординаторской.
– Бабник! – засмеялся Илья.
Борис пожал плечами, сокрушенно и жизнелюбиво вздохнув.
Ольга на всех, кто останавливается у ее отдела, смотрит в первую очередь как на покупателей, поэтому прослеживает, куда направлен взгляд, чтобы понять, что хочет покупатель выбрать. Но эта женщина глядела прямо на нее. И тут только Ольга узнала ее: это Людмила, та женщина, что была у Ильи в больнице.
– Что вы хотели? – спросила Ольга, с удивлением отметив, что в голосе ее прозвучало высокомерие победительницы. (А она ведь не чувствует себя таковой, да и не хочет никакой победы!)
– Правильно, девочка, так и нужно! – заметила и одобрила Людмила.
– Я вам не девочка.
– Ну, извините. Итак, без предисловий. Вы, вероятно, подумали, что я – близкий человек Ильи Сергеевича.
– Я ничего…
– Дослушайте, пожалуйста. Да, я была довольно долго близким человеком. Но все кончилось. Не вчера и даже не позавчера. Но он добрый, он боится обидеть. Я, честно говоря, этим пользовалась. Хотя могла бы пользоваться и дальше. Но вовремя остановилась. У нас тупик, понимаете? И вы поможете ему выйти из тупика и мне поможете. Поэтому не берите ничего в голову, он свободный человек. Понимаете?
– Я не собираюсь помогать ему и тем более вам, – сказала Ольга. – Я не связываю с Ильей Сергеевичем никаких планов!
– Да? Ну, пусть вам так кажется.
– Мне не кажется, я уверена!
– Хорошо, пусть так. Но – в порядке допущения. Если, несмотря на ваше нежелание, у вас что-то получится… Если, повторяю в порядке допущения, вы сблизитесь с ним… То я вас прошу иметь в виду одну вещь. Он, с одной стороны, независимый, гордый человек. Ему кажется, что он поступает так, как хочет он. Но это всегда оборачивается его полной подчиненностью другому человеку. Понимаете? Если вы захотите за него замуж…
– Я замужем, между прочим!
– Я тоже, ну и что?
Ольга промолчала.
– Так вот, если вы захотите, чтобы он на вас женился, он женится. Захотите уехать с ним в Москву – он добьется этого. Захотите на Запад – он и этого добьется. Он сделает все, что вы захотите. Но имейте в виду, не пройдет и двух лет, как он начнет тосковать. У него была любовь и, насколько я понимаю, больше не будет. Он – из таких. Я могла бы женить его на себе, я все могла бы и еще могу. Но не хочу.
– И мне советуете?..
– Я вам ничего не советую. Просто мне дорог этот человек. У нас больше ничего не будет, я это знаю абсолютно точно. Но он останется дорогим для меня человеком. Я буду беспокоиться за него. И пришла, всего лишь чтобы немного о нем рассказать. А уж как поступать, это ваше дело.
– Я тоже так считаю.
– Вот и славно.
И они расстались, преисполненные горечи, неприязни по отношению и странной для обеих симпатии, тяги друг к другу, причина которой для Людмилы была понятна, а для Ольги осталась темным пятном в душе.
