Текст книги ""Узурпатор" и "Грымза" от ненависти до любви (СИ)"

Автор книги: Елена Анохина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 18: Почти...

Утро после конференции в Санкт-Петербурге началось с того, что Лариса Орлова проснулась от стука дождя по оконному стеклу. Серый, промозглый свет лился в номер, окрашивая все в оттенки свинца и тоски. Воздух в номере отеля, еще вчера казавшийся стерильно-нейтральным, сегодня пах затхлостью и невысказанными словами.

Она лежала, уставившись в потолок, и мысленно перебирала вчерашний вечер. Выступление, которое, против всех ожиданий, прошло на ура. Ужин, затянувшийся далеко за деловые рамки. И тот дурацкий, проклятый лифт. Его рука на ее локте в темноте. Краткое, но обжигающее прикосновение, от которого до сих пор бежали мурашки по коже. И его взгляд в коридоре… полный какого-то немого вопроса и той же растерянности, что клубилась сейчас в ней самой.

«Черт возьми, Орлова, – мысленно отчитала она себя, срываясь с кровати. – Соберись. Это Бармин. Тот самый Узурпатор, который хотел пустить твой отдел под нож. Который называл людей «балластом». Который довел тебя до заявления на увольнение. Одна поездка, один более-менее человеческий разговор – и ты уже готова забыть всё? Алкоголь, дождь и общая социальная изоляция – плохие советчики».

Она приняла душ, намеренно включив воду похолоднее, и облачилась в свой доспех – безупречный серый костюм, который делал ее старше и строже. Макияж – сдержанный, только чтобы скрыть следы бессонной ночи. «Грымза» должна была вернуться в свой привычный облик.

План на день был простым: позавтракать в номере (избегая ресторана, где мог оказаться он), дописать отчет по конференции для Семеновой и успеть на вечерний рейс обратно в Москву. Никаких контактов. Никаких случайных встреч. Только бизнес.

Судьба, впрочем, как всегда, имела на этот счет свое мнение. И его мнение выражалось в виде стука в дверь ровно в 10:07.

Лариса вздрогнула, чуть не расплескав только что налитый кофе из крошечной отельной чашки. «Горничная? Слишком рано. Посыльный? Я ничего не заказывала».

– Кто там? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал сухо и неприступно.

– Это Бармин, – прозвучало из-за двери. Его низкий баритон, казалось, заставлял вибрировать даже массивную деревянную дверь. – У меня к вам документы по вчерашнему выступлению. Елена Петровна уже запросила итоговый отчет.

Лариса закатила глаза. «Конечно. Он не может просто прислать их на почту. Он должен лично явиться, как Цезарь, вернувшийся в Рим» . Мысль не пустить его мелькнула и тут же угасла. Это было бы по-детски. И… странно, признаться, она ему не подчинялась.

Она открыла дверь. Глеб стоял на пороге, такой же огромный и неудобный, как всегда. На нем был темный костюм, но без пиджака, только жилет и рубашка с расстегнутым верхним пуговицей. В руках он держал планшет и пару распечатанных листов.

– Войдите, – произнесла Лариса, отступая и пропуская его в номер. Воздух сразу же наполнился его запахом – дорогого парфюма с нотками сандала и чего-то острого, мужского. И кофе. От него пахло кофе.

Она почувствовала внезапный приступ абсурдной неловкости. Они стояли в ее номере. На кровати лежала ее пижама (строгая, шелковая, темно-синяя, слава богу). На столе – ее ноутбук, косметичка и тот самый несчастный кофе. Это было ее личное пространство, куда он вломился со своим деловым видом.

Глеб, казалось, испытывал схожие чувства. Он окинул взглядом комнату – бегло, ненавязчиво, но Лариса поймала этот взгляд. Он заметил пижаму. И чуть отвел глаза.

– Я внес правки в финальную версию нашего совместного доклада, – он протянул ей листы. Его пальцы слегка задели ее, и она снова почувствовала тот самый разряд. – Добавил цифры по итогам второго квартала, они хорошо ложатся в нашу концепцию.

Лариса взяла листы, сделала вид, что изучает. Правки были, как всегда, жесткими, точными и… уместными. Черт возьми, но его стратегическое мышление было безупречным.

– «Существенное повышение лояльности»? – процитировала она его правку. – Это сильно пахнет казенным оптимизмом. Мы же договорились на «стабилизацию и рост на 15%». Цифры убедительнее.

– Елена Петровна любит глаголы «повысить» и «увеличить», – парировал Глеб. – Она считает «стабилизацию» синонимом «застоя». Я просто говорю на ее языке.

– Подлизываетесь, Глеб Викторович? – не удержалась Лариса, поднимая на него глаза.

– Называйте это стратегической адаптацией под целевую аудиторию, – в его глазах мелькнула знакомая искорка. Та самая, что была в баре. – Или вы предпочитаете, как в старом анекдоте, «справедливо долбить лбом в стенку, вместо того чтобы обойти ее и добиться цели»?

Лариса фыркнула, стараясь скрыть улыбку.

– Мой лоб еще ни разу не подводил меня в спорах с глухими стенами.

– Тогда мне вас искренне жаль, – он сделал шаг ближе, чтобы посмотреть на документ у нее в руках. Его плечо почти касалось ее плеча. – Это неэффективное использование ресурсов. Особенно такого ценного.

Он сказал это тихо, почти интимно. Играл он или говорил всерьез? С Барминым это было никогда не понятно. Лариса почувствовала, как по спине пробежал противный, предательский трепет.

– Мой лоб – это мой личный ресурс, и я распоряжаюсь им как хочу, – отрезала она, отходя к столу и делая вид, что ищет ручку. Ей нужно было расстояние. Немедленно.

– Как знаете, – он развел руками, и в его позе читалась театральная покорность. – Тогда предлагаю компромисс. Пишем: «Добились значительного роста лояльности, что подтверждается стабилизацией кадров и увеличением соответствующих показателей на 15%». И ей хорошо, и цифры на месте.

– Звучит как описание стирального порошка, но… ладно, – сдалась Лариса. Она нашла ручку и села, чтобы сделать пометку. – Только давайте уберем «соответствующих». Это слово-паразит. Оно не несет смысла, только воду.

– Согласен, – кивнул Глеб. Он подошел и встал рядом, смотря через ее плечо. – Вы прирожденный редактор, Лариса Дмитриевна. Жаль, что ваш талант пропадает на исправление моих корявых формулировок.

– Кто-то же должен, – буркнула она, чувствуя, как нагревается от его близости. Она сконцентрировалась на буквах, стараясь не дышать его парфюмом, не чувствовать исходящее от него тепло. – Ваш стиль иногда напоминает не стенограмму, а набор боевых команд для штурма замка.

– А вы предпочитаете дипломатические ноты? – он облокотился о спинку ее стула, и его рука легла рядом, на стол. В сантиметре от ее руки.

– Я предпочитаю ясность, – ее голос дрогнул. Она убрала руку, будто обжегшись. – Без прикрас и милитаристских метафор.

– Скучновато, – заметил он. В его голосе снова зазвучала та самая, опасная игра. – Но, возможно, в чем-то вы правы. Иногда прямой штурм – не лучшая тактика.

Он замолчал. Тишина в номере стала густой, налитой невысказанным напряжением. Дождь за окном усиливался, стуча по стеклу мерным, гипнотизирующим ритмом. Лариса не двигалась, чувствуя каждой клеточкой своего тела его близость. Она знала, что стоит ей обернуться – и их лица окажутся в сантиметрах друг от друга.

Идиотская, клишированная ситуация. Начальник и подчиненная в гостиничном номере. Тысяча раз обыгранная в плохих романах. Но сейчас это не казалось ни смешным, ни пошлым. Казалось невыносимо реальным и пугающим.

Он сделал едва заметное движение – не то, чтобы ближе, просто… иначе. Как будто решился на что-то.

– Лариса… – начал он, и его голос потерял привычную командирскую твердость, стал тише, ниже.

В этот момент на столе, прямо между их почти соприкоснувшимися руками, оглушительно зазвонил ее телефон. Раздалась кастомная мелодия – задорный, настойчивый трек, который она поставила на звонок Софии.

Лариса вздрогнула так, что чуть не уронила со стола чашку. Глеб резко выпрямился, отшатнувшись, словно его ударило током. Заклинание было разрушено. Момент развеялся как дым.

Сердце бешено колотилось, Лариса схватила телефон. На экране сияло счастливое, смеющееся лицо дочери на фоне моря.

– София… – выдохнула она, нажимая на кнопку ответа. Голос ее прозвучал хрипло и неестественно. – Солнышко, все в порядке?

– Мам! Ты не представляешь, что тут творится! – в трубке послышался взволнованный, чуть истеричный голос дочери. – У меня просто КАТАСТРОФА!

Лариса метнула взгляд на Глеба. Он стоял в нескольких шагах, отвернувшись к окну, и делал вид, что с величайшим интересом изучает струи дождя на стекле. Но по напряженной линии его плеч она понимала – он слышит. И он так же рад этому звонку, как и она. Это было спасение. И… легкое, дурацкое разочарование.

– Что случилось? Спокойно, говори медленнее, – сказала Лариса, включая режим «мама». Это была привычная, понятная роль.

– Да этот дурацкий проект по физике! Этот Артем! Ну, ты знаешь, мы же с ним делали эту модель солнечной системы на платформе Arduino! И у нас все работало! А сегодня утром я прихожу в школу, а она не включается! Совсем! А презентация завтра! И Артем говорит, что это я что-то спалила, когда вчера паяльником пользовалась! А я не спалила! Это он сам со своими проводами напутал! Мам, что мне делать-то? Он сейчас сидит и тупит, а я реву! Мы же провалимся!

Лариса закрыла глаза. Катастрофа вселенского масштаба. Разрушенная солнечная система. Две враждующие планеты в лице ее дочери и сына Бармина. Идиотизм. Совершенный, прекрасный, спасительный идиотизм.

– Соф, дыши, – сказала она мягко. – Во-первых, перестань реветь. Слезами платы не перепаяешь. Во-вторых, поставь Артема на телефон.

– Да он тут! – фыркнула София. – Слушает нашу драму с каменным лицом!

– Идиот, – донесся с фона чуть насмешливый, спокойный голос Артема. – Я же говорил, что нужно было проверить заземление.

– Молчи, паяльник дилетантский! – огрызнулась София.

Лариса почувствовала, как по ее лицу расплывается улыбка. Они были так похожи на них самих. Тот же конфликт, те же амбиции, та же неспособность договориться без внешнего арбитра.

– Так, хватит ругаться, – сказала она, уже почти смеясь. – Артем, ты меня слышишь?

– Да, Лариса Дмитриевна, – голос Артема стал серьезнее, почти почтительным.

– Хорошо. Сейчас же идите, возьмите мультиметр и проверьте напряжение на батарейном отсеке. София, ты умеешь это делать?

– Ну… в теории… – запинаясь, сказала София.

– Прекрасно. Теория встречается с практикой. Артем, руководи процессом. Но без хамства. Ясно? Действуйте. И перезвоните мне через пятнадцать минут с отчетом.

– Ага… – нехотя пробурчала София. – Ладно… Пошли, технарь, спасать твое творение.

– Это наше творение, – поправил Артем. – И да, я всегда прав.

Лариса положила трубку, все еще улыбаясь. Абсурдность ситуации была поразительной. Она, сидя в номере отеля с Глебом Барминым, только что руководила спасением школьного проекта их детей.

Она обернулась. Глеб уже смотрел на нее, и на его лице тоже была тень улыбки.

– Проблемы с солнечной системой? – спросил он сухо.

– Межпланетный конфликт, – вздохнула Лариса, разводя руками. – Ваш сын обвиняет мою дочь в непрофессионализме при работе с паяльником.

– Звучит знакомо, – Глеб покачал головой. – Артем перфекционист. Не выносит, когда кто-то портит его идеальные схемы.

– А София – творец. Она может забыть про заземление, но зато сделает самые красивые планеты из папье-маше. Кажется, они обречены на взаимное непонимание.

– Как и их родители, – неожиданно серьезно сказал Глеб.

Их взгляды встретились. Улыбки исчезли. Шутка кончилась, упершись в неудобную, голую правду.

Наступила пауза. Уже не такая напряженная, как до звонка, но все же полная невысказанного.

– Мне пора, – первым нарушил молчание Глеб. Он кивнул на документы на столе. – Внесете правки – отправьте мне на почту. И… удачи им с солнечной системой.

– Спасибо, – кивнула Лариса. – Думаю, они справятся. Они же умные дети.

– Да, – согласился Глеб. Он уже был в дверях. Остановился, повернулся. – Лариса Дмитриевна…

– Да?

– Вчерашний ужин… он был… – он искал слова. – Полезным. С профессиональной точки зрения.

– Согласна, – кивнула Лариса, пряча улыбку. – Очень продуктивный обмен мнениями.

Он кивнул, еще раз коротко и резко, и вышел, закрыв за собой дверь.

Лариса осталась одна. Она подошла к окну, глядя на мокрый, серый Питер. Ее локоть все еще помнил прикосновение его руки в лифте. А в ушах стоял взволнованный голос дочери.

Они отступили. Оба. К привычным ролям, к безопасной дистанции, к работе. Звонок Софии был как ледяной душ – отрезвляющий и необходимый.

Но что-то изменилось. Трещина в льду стала шире. И теперь было гораздо страшнее. Потому что подо льдом была не просто вражда. Там было что-то неизвестное, глубокое и пугающе притягательное.

Она вздохнула, взяла телефон и набрала номер дочери.

– Ну что, космонавты, доложите обстановку?

Глава 19: Сплетни

Возвращение в московский офис «Альфа-Консалтинг» после питерской командировки напоминало высадку десанта на враждебную территорию. Воздух был густым, липким и откровенно зловещим. Лариса Орлова, войдя в здание, сразу же почувствовала это на себе – десятки взглядов, быстрых, украдкой, полных неподдельного любопытства и того особого шипящего интереса, который возникает только в одном случае: когда по офису ползет сочная сплетня.

Первой ее встретила Ирина, ее заместительница. Та стояла у кофемашины с видом человека, ожидающего казни, и делала такие виноватые глаза, что Ларисе сразу стало ясно: что-то случилось. И что-то плохое.

– Лариса Дмитриевна, вы… как в Питере? – выдавила Ирина, сжимая свой стаканчик так, будто это была граната.

– Сыро, – сухо ответила Лариса, снимая перчатки. – Конференция прошла продуктивно. Документы я вышлю вам через полчаса.

– А… а с Глебом Викторовичем все хорошо? – Ирина не сдавалась, ее взгляд выпрашивал детали, крохи, любую зацепку.

– Глеб Викторович жив, здоров и, как обычно, полон планов по оптимизации всего, что движется и даже того, что нет, – парировала Лариса, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. «Что она хочет услышать? Что мы вместе завтракали? Что он нес мои документы в номер? Черт!»

Она брезгливо отряхнула несуществующую пылинку с рукава и двинулась к своему кабинету. По пути ее остановила Маргарита из бухгалтерии, женщина с лицом доброй, но чрезмерно любопытной феи.

– Лариса Дмитриевна, родная! Вы вернулись! А мы тут без вас скучали! Говорят, в Питере просто чудесно! Особенно вечерами! Ресторанчики, мосты…

– Маргарита Васильевна, если вы о северной Венеции, то да, мостов много. Если о чем-то еще – мне нужно срочно погрузиться в отчетность, – отрезала Лариса, стараясь обойти ее.

Но бухгалтер была неуступчива.

– Конечно, конечно! Я понимаю, вдвоем работать всегда продуктивнее! Особенно в таком красивом городе! – она подмигнула так многозначительно, что Ларисе стало физически плохо.

Она буквально ворвалась в свой кабинет, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце бешено колотилось. «Вдвоем. Продуктивнее. Ресторанчики. Вечерами». Обрывки фраз складывались в одну ужасающую картину. По офису ползла сплетня. И сплетня эта была о ней и о Бармине.

«Как? Кто? – лихорадочно думала она, срывая с себя пальто. – Мы были вдвоем только на выступлении и на ужине… который, черт возьми, длился три часа. И он заходил ко мне в номер… О, господи. Его видели. Кто-то видел, как он выходил от меня. Или горничная что-то проболталась… Или…»

Ее мысли прервал стук в дверь. Резкий, властный. Так стучал только один человек.

Лариса глубоко вздохнула, выпрямилась и открыла.

На пороге стоял Глеб Бармин. Его лицо было темнее тучи, нависшей над Москвой. Брови сдвинуты, глаза метали молнии. Он вошел, не дожидаясь приглашения, и захлопнул дверь с такой силой, что стеклянная перегородка задрожала.

– Вы слышали этот бред? – прошипел он, не здороваясь. Его голос был низким, хриплым от сдерживаемой ярости.

– Доброе утро вам тоже, Глеб Викторович, – холодно парировала Лариса, возвращаясь за свой стол. Она чувствовала, как начинает закипать. – Если вы о творчестве нашего дружного коллектива, то да, имела несчастье прикоснуться к этому фольклору.

– Они судачат! Как уборщицы в подъезде! – он ударил ладонью по столешнице, заставив подпрыгнуть ее любимую чашку «HR: Хаос – Моя Стихия». – Я только что от Петрова из ИТ! Этот идиот осмелился спросить, понравилось ли мне в Питере, и сделал такие глаза… Я чуть не оторвал ему голову!

– А я от Маргариты Васильевны только что выслушала лекцию о красоте питерских вечеров, – сказала Лариса, чувствуя, как ярость подкатывает к горлу. – Видимо, у всего отдела обострилась ностальгия по Северной столице.

– Это не смешно, Орлова! – рявкнул Глеб. Он начал метаться по кабинету, как тигр в клетке. – Они обсуждают нас! Меня! Вас! Наше… общение! Они ставят под сомнение мой авторитет! Мои решения! Они думают, что я… что мы… – он не смог договорить, лишь сжал кулаки.

– О, ваше самолюбие страдает? – вскипела Лариса, вскакивая. Ее собственная злость, сдерживаемая до этого, вырвалась наружу. – А вы не думали о моей репутации? О том, что все мои профессиональные достижения, вся моя борьба за этот отдел теперь будут сведены к одной дурацкой сплетне? «Ах, Орлова? Ну да, та, что с Барминым крутит роман! Наверное, поэтому он ее до сих пор не уволил!» Вы думаете, мне приятно?

– Ваша репутация? – он резко обернулся к ней. – Вы думаете, мне важно, что они там болтают о вас? Мне важно, что они лезут в мою личную жизнь! Что они позволяют себе строить догадки! Я – директор! Мое слово – закон! А они… они…

– Они люди! – крикнула Лариса. – И они видят, что их директор и начальник отдела кадров внезапно стали проводить много времени вместе, вернулись из командировки и выглядят… странно!

– Странно? – он сделал шаг к ней. – Как это «странно»? Мы выглядели профессионально! Мы работали!

– Ага, работали! – фыркнула она. – А то, что вы вломились ко мне в номер в отеле с документами – это часть работы? А наш трехчасовой ужин в ресторане – это стратегическое планирование? Вы сами подали им повод, Глеб Викторович! Своим внезапным, нехарактерным вниманием!

Он замер, пораженный. Его ярость, казалось, наткнулась на стену.

– Мое… внимание? – он произнес это слово с таким недоумением, будто впервые слышал его.

– Да! – не сдавалась Лариса, тыча пальцем в него. – Раньше вы на меня только рычали и бросали ультиматумы! А тут вдруг совместные выступления, ужины, визиты в номер! Вы что, думаете, люди слепы? Они видят перемены! И они делают самые простые и самые идиотские выводы!

– Так вы обвиняете меня в этом? – его голос стал тихим и опасным. – В том, что я… проявил «внимание»? Я пытался наладить рабочий процесс! Найти точки соприкосновения! Чтобы мы перестали, наконец, грызть друг другу глотки и начали работать на общий результат!

– Путем ужинов при свечах? – язвительно бросила Лариса.

– Там не было свечей! – прогремел он. – Был нормальный деловой ужин! И я зашел к вам в номер, чтобы отдать документы, а не для того, чтобы… чтобы…

Он снова запнулся. В воздухе повисло невысказанное «это». Лариса покраснела до корней волос. От злости, от унижения, от этой дурацкой, нелепой ситуации.

– Чтобы что, Глеб Викторович? – выдохнула она, глядя на него в упор. – Закончите мысль. Чтобы обсудить баланс рабочего времени? Или чтобы сделать то, о чем теперь трезвонят на всю контору?

Они стояли друг напротив друга, оба красные, оба взъерошенные, оба до смерти злые. В кабинете пахло перегаром скандала и дорогим парфюмом Глеба.

– Вы… вы невыносимы, – прошипел он наконец. – Вы ищете подвох в каждом моем жесте! Вы видите только то, что хотите видеть! Вы зациклены на своей гордости и своей репутации! Вам плевать на то, что этот бред может навредить компании! Вам важно только то, что подумают о вас!

– А вам плевать на компанию! – парировала Лариса. – Вам важно только то, что посягнули на вашу священную персону! Вы разгневаны не из-за сплетен, а из-за того, что кто-то посмел обсуждать вашу личную жизнь! Вы как средневековый феодал, который видит в каждом взгляде покушение на свою власть!

– Да! – неожиданно крикнул он. – Да, я феодал! И это моя вотчина! И я не потерплю, чтобы мои вассалы обсуждали, с кем я разделяю трапезу и с кем провожу время! Это мое личное дело! Мое!

– Тогда не стоит проводить время с подчиненными в романтических поездах! – выкрикнула Лариса.

Они замолчали, тяжело дыша. Слова повисли в воздухе, тяжелые, ядовитые, настоящие. Они перешли все границы, вывалили друг на друга всю накопившуюся горечь и раздражение.

Глеб первый пришел в себя. Он выпрямился, поправил идеально прямой галстук. Его лицо снова стало каменной маской, но в глазах тлели угли.

– Вы правы, Лариса Дмитриевна, – произнес он ледяным тоном. – Это была ошибка. Моя ошибка. Я попытался проявить… снисхождение. Найти общий язык. Я забыл, что со змеей нельзя договариваться, ее можно только или задавить, или обойти.

Лариса почувствовала, как будто он окатил ее ледяной водой.

– Прекрасная метафора, – прошептала она. – Очень человечная.

– С сегодняшнего дня все возвращается на круги своя, – продолжал он, не обращая внимания на ее слова. – Никаких совместных проектов. Никаких обедов. Никаких дискуссий. Вы получаете приказы. Вы их выполняете. Вопросы?

Она молчала, сжав губы.

– Вопросы? – повторил он громче.

– Нет, Глеб Викторович, – выдавила она.

– Отлично. Тогда, я полагаю, на этом наше… общение закончено.

Он развернулся и вышел, снова хлопнув дверью. На этот раз стеклянная перегородка задрожала так, что казалось, вот-вот треснет.

Лариса осталась стоять посреди кабинета. Дрожь проходила по всему телу. Ярость сменялась опустошением. Он назвал ее змеей. Он вернул все на круги своя. Война была объявлена снова. И на этот раз линия фронта проходила еще и через ее униженное самолюбие.

Раздался осторожный стук в дверь.

– Войдите, – прошептала Лариса, не оборачиваясь.

В дверь просунулась бледная физиономия Ирины.

– Лариса Дмитриевна… вы… вы в порядке? Мы все слышали… – она кивнула на тонкую перегородку. – Он орал так, что, кажется, слышали на первом этаже.

– Все в порядке, Ирина, – Лариса заставила себя повернуться и сесть в кресло. Руки у нее тряслись. – Глеб Викторович просто высказал свое недовольство… новыми слухами. Очень ярко высказал.

– Ох, – Ирина поняла все без слов. – Так это правда? Что вы поругались из-за этих… разговоров?

Лариса посмотрела на нее усталыми глазами.

– Ирина, единственное, что между мной и Глебом Викторовичем есть общего – это взаимная неприязнь и желание работать в покое. Все остальное – бред больного воображения нашего коллектива. И я буду очень благодарна, если вы донесете это до всех, кто интересуется. Любыми доступными вам методами.

Ирина широко раскрыла глаза, потом ее лицо расплылось в хитрой ухмылке.

– Поняла. Займусь распространением контрпропаганды. Скажу, что вы так ругались, что чуть не подрались. И что Глеб Викторович назвал вас… а как он вас назвал?

– Змеей, – холодно сказала Лариса.

– Ох, – Ирина снова побледнела. – Это жестоко.

– Это реалистично, – поправила ее Лариса. – Теперь, если не возражаешь, я займусь работой. У нас, знаешь ли, планы по оптимизации. Надо оправдывать доверие нашего феодала.

Ирина выскочила из кабинета, и Лариса осталась одна. Она подошла к окну, глядя на серый московский пейзаж. Где-то там, этажом выше, сидел он. Такой же злой, униженный и, возможно, так же несчастный от этой всей идиотской ситуации.

Она поймала себя на мысли, что ей… жаль. Жаль этих хрупких, едва наметившихся мостов, которые они с таким трудом начали строить. Жаль того легкого вечера в Питере. Жаль того момента в лифте, который уже не повторится.

Но это было слабостью. А слабость в войне с Узурпатором была смерти подобна. Она должна была забыть. Должна была снова надеть маску «Грымзы». Холодной, несгибаемой, профессиональной.

Она села за компьютер, открыла почту. Первым же письмом был циркуляр от Глеба Бармина на всю компанию. Тема: «О недопустимости распространения непроверенной информации и поддержании профессиональной атмосферы в коллективе».

Текст был сухим, жестким, полным угроз о «дисциплинарных взысканиях» и «соблюдении субординации». Ни слова о сплетнях, но каждое предложение било точно в цель.

Лариса усмехнулась. Его ответ. Ответ феодала. Приказом, угрозами, давлением.

Она откинулась на спинку кресла. Война была объявлена. Слухи задушены на корню. Все вернулось на круги своя.

Почему же тогда на душе было так гадко и пусто?