Текст книги "Минни (СИ)"
Автор книги: Екатерина Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Глава 23
…в которой снова звенят колокольчики.
Драко шагнул из камина в небольшой светлый зал, заполненный волшебниками. От шума и гомона временно заложило уши, а от аромата жаркого, которое мимо пронесла молоденькая официантка, рот мгновенно наполнился слюной. Все столики были заняты, у стойки толпились несколько мужчин и женщин в летних нарядах.
Драко с досадой поймал себя на том, что… завидует. В его ресторане клиенты были всегда, но без такого ажиотажа.
«Что ж, ещё один повод повидать мисс Грейнджер».
Он придержал за локоть официантку, машинально отметив, что на тёмной блузке у неё связка крохотных серебряных колокольчиков.
– Мне нужно поговорить с хозяйкой вашего заведения по очень важному делу. Где её найти?
Девушка что-то говорила, но Драко не мог оторвать взгляда от колокольчиков. Что-то вертелось в голове, связанное с ними. Они звенели так жалобно, так притягательно.
– Что?
– Я могу проводить вас к мисс Грейнджер.
– Да, будьте так любезны.
Они миновали стойку и тёмный коридор, обшитый липовыми панелями. Официантка постучала в дверь, разрисованную звездами.
– Мисс Грейнджер! К вам джентльмен!
– Одну минуту! – отозвался из кабинета негромкий голос, от которого сильнее застучало сердце. – Я сейчас. Присядьте, пожалуйста, там, на диване!
Девушка окинула Драко подозрительным взглядом, который ясно сказал, что «джентльмен» ей чем-то не понравился, и скрылась в коридоре.
Драко хмыкнул, толкнул дверь и вошёл, пытаясь утихомирить сердце, что стучало всё громче и громче. Сразу запахло травами и специями.
«Должно быть, недалеко склад…»
Он на пороге тайны. Всё решится здесь.
«Время срывать все покровы…»
Шаг. Ещё один. И ещё.
Он замер у дивана, наблюдая за молодой женщиной в малиновом сарафане. Пышные волосы, собранные в хвост, весело пружинили, а на висок спустился тёмный локон.
Драко смотрел, как ловко она управляется палочкой, как пришпиливает на деревянную доску разлетевшиеся бумаги, укладывает в папку договоры, лавирует между столом и сейфом, и в голове возник образ юркой серой веретеницы. Он мысленно усмехнулся, и рука сама нацелила палочку на женщину. Тело, кажется, помнило больше, чем он сам, и Драко решил всецело довериться ему. Но в последний момент передумал. Он представил, что бы чувствовала его мать, если бы её так пугали. К тому же, кажется, нагонять страх на Грейнджер совсем не хочется. Разве что подшутить, не больше. И Драко наколдовал вместо веретенницы маленькую зелёную ящерку.
«Лацертус!»
Гермиона взвизгнула. Она трясла рукой и палочкой, на которой сидела ящерица, вцепившись всеми четырьмя лапками. А потом рептилия вдруг перепрыгнула на запястье и поползла выше.
Гермиона отбросила палочку и завопила:
– Уйди! Отстань! Гадость!
Когда стряхнуть ящерицу удалось, женщина вскочила на сейф, а оттуда перебралась на широкую полку, уцепившись обеими руками. Она смотрела, как ящерица сидит на полу, уставившись на неё, и чёрный раздвоенный язык ощупывает воздух.
Драко вышел из тени и взмахнул палочкой, одним универсальным движением отправляя своё творение в небытие.
Увидев его, Гермиона гневно закричала:
– Это всё твоих рук дело, Малфой! Я знала!
Драко засмеялся.
– Давай руку! Не будешь же ты сидеть там вечно!
Он протянул ей руку, но Грейнджер смотрела на его пальцы точно так же, как мгновение назад на ящерицу – со страхом и отвращением.
Драко сглотнул. Было больно. По-настоящему больно – видеть такое в её глазах.
«Всё, что угодно, кроме этого! Всё, что угодно!»
Тут полка затрещала под весом женщины, и она с криком полетела вниз. Он успел поймать её на руки, но отпускать не спешил. Это же так естественно: держать её и прижимать к себе, такую лёгкую и тоненькую.
Драко прошептал:
– Надо же, героиня войны и боится маленькой ящерки!
И тут её большие карие глаза расширились и стали просто огромными. Гермиона забилась, как птица, пойманная в силки. Она яростно молотила его кулачками и отталкивала, но Драко только сильнее прижимал к груди, к заходящемуся от волнения сердцу.
Ведьма вывернулась и коснулась ногами пола. Сарафан задрался, но она не замечала этого, сосредоточившись на том, как вырваться из крепких объятий. Гермиона слишком хорошо помнила его железную хватку.
Драко сжал её плечи и резко встряхнул.
– Да что с тобой?! Ты же ушла от отца! Помнишь?
Голова Гермионы мотнулась.
– Пора бы помочь и мне кое-что вспомнить!
– Так ты блефуешь! – прошипела она. – Ни черта не помнишь!
Их взгляды встретились. В её тёмных глазах вспыхнули искорки злого страха и обожгли его.
И Драко накрыло. Волна горячего возбуждения затопила тело, совсем, как во снах. А Гермиона будто раздвоилась, потом растроилась… она одновременно была в коричневом платье горничной, в лиловом наряде, потом в белом…
«Ты уже делал это… Делал это! Мерлин…»
Перед глазами всё плыло. Пальцы ослабели и разжались.
Гермиона не преминула воспользоваться этим: нырнула под стол и схватила палочку. Она молниеносно поставила Щитовые чары и приготовилась к отражению атаки, но Драко не нападал. Он сидел на полу, оперевшись спиной на боковую стенку дивана, и глубоко дышал. Взгляд его был устремлён вглубь себя, палочка с глухим стуком выпала из пальцев, покатившись по полу.
Гермиона многое поняла по этому отрешённому взгляду. Точно так же она сидела на кровати, завёрнутая в одеяло, в кабинете Люциуса, когда память вернулась к ней, а по ногам стекало его семя.
Драко казалось, он летит внутри огромной кроличьей норы, и прямо из темноты возникают цветные фрагменты его жизни – той, о которой его заставили забыть.
Класс зельеварения. Поттер опять вызвездился – сварил Слизнорту какую-то дрянь и получил бонус, о котором можно только мечтать. Но дементор с ним, с Поттером. Рядом, очень близко, стоит со своим котлом Грейнджер. Она расстроена и постоянно поправляет волнистую прядь, спадающую на лоб. И Драко вдруг понимает, что нужно подойти и самому сделать это. Дотронуться до её мягких, шёлковых волос. Вдохнуть этот терпкий яблочный запах. Слизнуть с её верхней губы бисеринки пота.
А лучше всего – чтобы она оказалась в мэноре. Навсегда. Только его. И ничья больше.
Нельзя. Отец не одобрит. Не время…
Слизеринская спальня. Драко лежит в кровати, задёрнув изумрудный полог, и невидяще смотрит в потолок. Он вспоминает, как Грейнджер смеялась со своими дружками, улыбалась им. Им – не ему. Ведь это он, Драко, обзывал её грязнокровкой. Так что никаких шансов. Нет, сэр!
Но, Мерлин, она… Вся такая идеальная. Умная. Красивая. Наверняка девственница, чтоб её!
Драко понимает, что люто ненавидит себя за любовь к ней. И ничего не может с этим поделать. Грейнджер нужна, как воздух. Как вода. Как волшебная палочка…
…с треском хрустит, когда он переламывает её пополам.
– Больше она тебе не понадобится!
Грейнджер лежит у ног жалкая, разбитая. Побеждённая. И это дико возбуждает. Хочется…
…прижать её к двери, вот так, сдавить запястья, чтобы не дергалась. Сломить её. Овладеть. Ворваться…
…надо только отодвинуть трусики и быть внутри. Чувствовать её. Испачкать эту фею, заляпать в грязи, раз уж ему не подняться до её уровня святости!.. Отец в библиотеке…
– Ну как, нравится?
Вопрос Гермионы вернул в реальность, и Драко поднял на неё больной воспалённый взгляд.
Чужим голосом попросил:
– Пить… Дай воды или… Покрепче…
– Не держу в кабинете крепких напитков, – холодно ответила Гермиона. – Мне это незачем.
– Я стёр твою память… я хотел, чтобы ты знала меня другим… Волдеморт бы всё равно тебя убил. Ох…
Воспоминание, яркое и безжалостное, накрыло его с головой так, что он невольно застонал.
Гермиона лежала под ним на ковре со связанными руками, а он вбивался изо всех сил, утверждая своё право на неё. Вымещал горькую обиду и злость. И не видел слёз на висках, и не слышал мольбы, крики боли. Ещё. Ещё. И ещё.
Драко казалось, он уничтожен. Смят. Убит. Раздавлен подошвой сапога, как жалкий флоббер-червь.
– Я не мог! – сипло простонал он. – Нет… Не мог! Это не я!
– Как видишь, мог, – сухо бросила она.
– Не мог! Я ведь тебя… – и слова застряли в горле.
Гермиона сжала губы. Она помнила, при каких обстоятельствах он сказал ей о том, что любит – в облике своего отца.
И Драко вспомнил это.
– Ты отдавалась не мне – ему! – зло прорычал он. – Всё было бы иначе, если бы ты выбрала меня! Хотя бы просто согласилась! Хоть раз!
– Ты не дал себе ни единого шанса, – равнодушно отчеканила Гермиона. – Ты сделал всё, чтобы оттолкнуть меня.
Драко, наконец, ощутил своё тело и нашёл силы, чтобы встать. Он ходил по маленькому кабинету, попеременно натыкаясь то на стол, то на диван, но не замечал их. Взгляд его лихорадочно бегал, пальцы ерошили длинные белые волосы.
– Постой-ка… – он обернулся и замер. – Дети! Твои дети! Они ведь мои? Они могут быть моими, верно?
Гермиона смотрела на него, закусив губу: столько слепой надежды было в его голосе.
– Это – дети Люциуса… – медленно ответила она.
– Откуда ты можешь знать?! – отчаянно выкрикнул он. – Ты ведь наверняка не делала никаких специальных тестов! Не принимала зелий!
Гермиона помолчала и снова взглянула на него.
– В тот день, когда ко мне вернулась память, я случайно разбила флакон с противозачаточным зельем.
– Это ничего не доказывает!
– Меня постоянно клонило в сон уже в Кале. Да и аппетит, знаешь ли…
Драко подошёл близко, пытаясь схватить её за руку, но Гермиона нацелила на него палочку, и он отступил, глядя со злостью и мукой.
«Потерял. Навсегда. Навсегда!»
– И что? – какой-то ком в горле всё ещё не позволял говорить в полную силу. – Были бы мои, так избавилась бы?!
Она склонила голову набок, рассматривая его, как редкое насекомое.
– Не избавилась бы. Но безумно рада тому, что это дети любви, а не насилия…
Драко сжал кулаки.
«По-прежнему идеальная и неприступная! И не моя…»
Её слова больно ранили. Драко раньше и не знал, что может быть так больно, что больше не вынести. Так больно, что хочется поделиться своей болью хоть с кем-нибудь, чтобы просто выжить, не сдохнуть.
Он призвал палочку и направил на Гермиону.
– Что помешает мне сделать это снова?! Ты ушла от отца, так почему бы мне не занять его место? Что скажешь, ягодка?
– Попробуй! – ухмыльнулась она. – В тот раз я пощадила тебя из-за Люциуса. А сейчас не стану. Моим детям нужна мать, и меня ничто не остановит. Я не боюсь тебя, Драко. Даже если ты снова победишь меня, это ничего не изменит.
В глубине души Драко понимал: она права. Но злость не отступала. Он знал, что злится на самого себя за содеянное, но слишком привык вымещать злобу на других, чтобы признать это до конца.
– Ты меня всерьёз не воспринимаешь? – прошипел он. – Сейчас я это исправлю!
Гермиона приняла боевую стойку, а Драко уже взмахнул палочкой, чтобы снова связать её и… замер.
Он не мог. Не мог. НЕ МОГ. Перед глазами вставала картина, где Гермиона кричит и плачет, и это видение раскалывало пополам. Драко понял, что тогда, в Кале, причинил гораздо большую боль себе, чем ей. И второго раза просто не может быть. Никогда…
Единственная слеза скатилась по щеке, и на мгновение стало легче. Пришло тоскливое осознание того, что Гермиона права: он может сколько угодно домогаться её, но это ничего не изменит. Всё кончено. «Ягодка» оказалась слишком горькой.
Драко медленно опустил палочку, признавая своё поражение. И бросил последний козырь, как нож в спину.
– Он никогда на тебе не женится! Слышишь, никогда!
Гермиона тихо и отчётливо приказала:
– Вон!
И этот приказ прозвучал громом в маленьком кабинете, пропахшем пряностями и травами.
Уже на пороге Драко с ужасом понял, что она выгнала его навсегда. Не только из кафе. Из своей жизни.
Это настоящая катастрофа.
Он действительно жалел, что воспоминания вернулись. Так погано ему не было никогда.
«Мерлин… Как больно жить…»
* * *
Люциус был зол, как разъярённый дракон. Блейз ходил чуть ли не на цыпочках и молча приносил в папке отчёты, но досталось и ему.
Начальник бушевал.
– Какого дементора не готовы расчёты по Отделу регулирования популяций?!
– Но сэр, вы же знаете, там на проекте штатного расписания не хватает резолюции Дик…
– Мистер Забини, – вкрадчиво заговорил Люциус, – если вы хоть сколько-нибудь дорожите своей должностью, извольте выполнять свои обязанности! Пойдите и достаньте эту резолюцию, хоть бы на этого Диккенса пришлось наложить Империо!
– Да, сэр, – Блейз кивнул и послушно покинул кабинет.
Люциус вполголоса выругался и снова взмахнул палочкой, ставя свои резолюции на бесконечные прошения и заявления.
«Отказать!
Отказать!
Отказать!»
Работа не шла. Записки из других отделов хотелось сжечь к Мерлину: таким идиотским казалось их содержание.
Хорошо ещё, что серьёзных дел в этот день не было. Два совещания, на которых пережёвывались всё те же вопросы, обсуждавшиеся в течение последнего месяца: финансирование выездных юниорских турниров по квиддичу, магические конференции и форумы за пределами Британии.
Переместившись домой, Люциус без аппетита поужинал и направился в Восточное крыло.
Первым неприятным сюрпризом оказалось то, что охранительные чары исчезли. Вторым – подозрительная до дрожи тишина. Детская была пуста, и Люциус почувствовал, что его ограбили. Вынесли всё самое ценное.
Вне себя от страха и гнева, он вытащил палочку из трости, чтобы немедленно определить, куда подевалась Гермиона вместе с детьми, и вдруг заметил клочок бумаги на столе.
Записка взбесила окончательно. Только сила воли удержала от того, чтобы отыскать Гермиону и приволочь негодницу в мэнор за волосы.
Чуть погодя, Люциус немного остыл. Хотя бы то, что с детьми всё в порядке, примиряло со всем остальным.
Он прижал к груди клетчатое одеялко, которым укрывал на ночь Вивиан, и почувствовал лёгкий детский запах.
«Бессердечная ведьма! Что же ты наделала…»
* * *
Следующим вечером Люциус сразу после работы отправился на Косую Аллею, чтобы найти Гермиону. Но едва он начинал думать о ней, снова пробирала неистовая злость, и Малфой решил пройтись, чтобы успокоиться.
Когда же он дошёл до её маленького кафе, удивлённый взгляд остановился на вывеске: «Минни». Лу ничего не докладывал о названии, и Люциус с неясной тревогой и любопытством рассматривал его: буква «М» так подозрительно похожа на «М» на старом гербе Малфоев, даже завитушки снизу такие же.
Внутри было шумно и людно, несмотря на жару и вечер. Сквозь витражные окна лились разноцветные солнечные лучи. Волшебники галдели за столиками, за стойкой кто-то потягивал холодный эль, пахло мёдом и горячими пирогами со свежей форелью. Потрясающие ароматы обещали вкусный ужин, и Люциус устроился за столиком в углу, откуда был виден весь зал.
– Добрый вечер, сэр! – молоденькая девушка в странно знакомом коричневом платье сделала книксен. – Возьмите меню, пожалуйста!
Люциус взял увесистую папку и вдруг заметил, что у официантки на груди приколота связка из трёх маленьких колокольчиков.
Девушка, видя его замешательство, затараторила:
– Сэр, хочу сообщить, у нас специальное летнее меню! И лучшая чайная карта на всей Косой Алее! Есть чай со льдом: с весенним чабрецом, жасминовый, земляничный со сливками, эрл грей с цедрой, с листьями каленопсиса и дикой мятой…
– Что ж, – задумчиво протянул Люциус, – тогда мне ростбиф с подливкой, да посочнее. И ежевичный пирог. И чашку кофе со сливками.
Официантка унеслась и оставила его в раздумьях: что бы всё это могло означать? «Минни», колокольчики, форменные платья… Тут стоило поломать голову: Гермиона всегда была мудрёной загадкой.
Заказ принесли довольно быстро. И Люциус приступил к горячему ужину, с удовольствием лакомясь сочным мясом. Когда и с пирогом было покончено, он увидел, как двое молодых волшебников в зелёных рубашках левитировали в зал большую арфу и установили её рядом со стойкой. Один из них достал бойран, а другой – гитару. Люциус заметил, как гомон стих, разговоры перешли на шёпот.
«Неплохо же у Гермионы идут дела, если в её кафе выступают легендарные «Meldis»! Хотя… возможно, здесь не обошлось без протекции Поттера…»
Тоненькая темноволосая девушка встала рядом с арфой, которая была выше её самой. Белые пальцы птицами взлетели над струнами, и переливчатые звуки разнеслись по залу. И голос, чистый, как горный родник, полился, отражаясь от стен, и наполняя душу невыразимым восторгом.
– Дон-дин, ты звени-звени,
Колокольчик мой, я опять один
В мраке фонарей, в свете паутин,
В свете наугад мой печальный взгляд.
Грудь огнём горит от попавших заклятий, жаркий пот сбегает по вискам на подушку. И дыханием самой Нимуэ – спасительные касания тонких пальцев Гермионы. На их кончиках столько целительной магии, что боль уходит, тает. В густой тишине спальни слышится «дзинь».
Колокольчики на поясе звенят, звенят.
«Минни, малышка…»
– Дон-дон-дин,
Может быть во сне, может наяву
Встретимся с тобой, милый друг,
А пока лишь до-он-дин.
Небо над головой черно, как плащ Пожирателя. Оно усыпано яркими звёздами – огнями света и надежды. Гермиона сидит напротив него у огня в беседке, и блики пламени отражаются в её янтарных колдовских глазах. Она заливисто хохочет. И смех её – перезвон серебряных колокольчиков.
«Гермиона, малышка…»
– Дон-дин, ты звени-звени,
Колокольчик мой, я опять один.
Плачет мой камин, месяц мой во мгле,
Плачет мой камин, дон-дон-дин, дон-дин.
Может быть во сне встретимся с тобой, милый друг,
А пока лишь дон-дон-дин.
Гермиона сидит верхом на нём, прекрасная, как языческая богиня. Её волосы в лунных отблесках – медное пламя, а очи – полночь. Он входит в неё снова и снова, и полные груди, как две луны, налитые молочным светом, искушающе раскачиваются в такт.
Гермиона бесстыдно выгибается навстречу, сжимая крепче его пальцы. Манящие уста её со вкусом дикого мёда размыкаются, и оттуда рвутся стоны, такие сладкие, что в голове звенят тысячи маленьких колокольчиков.
«О, Гермиона…»
– Дон-дин, ты звени-звени,
Колокольчик мой, только ты со мной, я опять один,
Дин…
Музыка смолкла. Ещё мгновение в воздухе дрожала тишина, и вдруг всё взорвалось аплодисментами. Они гремели так громко и долго, что артисты устали улыбаться и раскланиваться.
Люциус только теперь почувствовал, как участился пульс, а на языке (или всё-таки в душе?) горчило от глупой ссоры и разлуки с Гермионой.
Всё сошлось в этом кафе: время, обстоятельства, чувства.
«Всё началось с Минни. Ею же и закончится».
Он понял, что злился отчасти и на себя: за то, что сорвался и назвал Гермиону «грязнокровкой». А ещё вдруг осознал, что она всегда оставалась именно Гермионой, какое бы имя он ей ни дал и как бы ни называл. Даже будучи Минни, она всегда храбро сражалась и спорила, упрямо отстаивая свою точку зрения. Из неё никогда бы не вышел домовый эльф, и это бесконечно радовало.
Люциус понял, почему в «Минни» так хорошо: Гермиона каким-то образом сумела воссоздать какую-то неуловимую атмосферу мэнора. Да ещё и использовала для своего кафе рецепты лучших блюд кухни Малфоев. Именно поэтому здесь так тепло и уютно. Совсем как дома, у очага.
«Но какова нахалка! Как она посмела только…»
Люциуса вдруг осенила замечательная идея. Он хитро улыбнулся и подозвал официантку.
Глава 24
Гермиона вертелась как белка в колесе, и всё равно едва-едва успевала справиться со всеми делами. С утра устраиваться на работу в «Минни» пришли два волшебника. Конечно, она радовалась новым помощникам, но по их изношенной мятой одежде и грубой речи стало ясно: они тоже из Лютного. И, похоже, явились по приглашению кого-то из персонала.
Одному, с бегающими глазками и трясущимися руками, Гермиона отказала, безошибочно угадав в нём опиомана со стажем, точно так же выглядел Эйвери, появляясь изредка в Малфой-мэноре. А вот другого, с глазом, прикрытым чёрной кожаной повязкой, приняла. Джим Бим, как он себя называл, в прошлом был зельеваром, а значит, разбирался в травах. И первым испытанием, которое она для новичка назначила – отправиться за свежими запасами, сейчас как раз в полную силу входили пьяный зверобой, гудящий молчальник и два вида ромашки.
Сразу после визита Драко Гермиона забрала детей от Джинни, опасаясь его мести. Ричард и Вивиан теперь были рядом, и она старалась не отходить от них далеко.
Британия подёрнулась полупрозрачной вуалью зноя. На синем небе не было ни облачка, только ветер с юга порой приносил долгожданную прохладу. Но даже к вечеру жара не спадала.
Гермиона покормила малышей и отправилась вместе с ними на задний двор, чтобы снять высохшее бельё. Без Юны приходилось тяжело, она так спешила, что оделась наскоро, позабыв лифчик, и теперь ткань рубашки натирала соски. Из-за жары Гермиона обрезала старые джинсы, в коротких шортах стало намного удобнее и легче.
Пока малыши шагали друг за другом по кругу, держась за край большой плетёной корзины, заколдованное бельё улеглось в стопку. Гермиона левитировала его в дом, а сама направилась следом, взяв малышей на руки, чтобы переодеть.
Но только она распахнула шкаф, в дверь спальни раздался громкий стук, а следом ворвалась взволнованная Грейс Фрикс, официантка.
– Там! Мисс Грейнджер, там!
– Что такое? Джоанна опять толчёного мятлика пересыпала?
Грейс отдышалась и продолжила.
– Клиент недоволен заказом! Я точно знаю, всё было хорошо приготовлено, мы сами заклинанием проверяли, как Вы учили! И пробу с заготовок снимали!
Гермиона нахмурилась.
– Чего он хочет?
– Требует Вас, мисс Грейнджер! Говорит, всё невкусное, и жалобу на нас подаст! Грозится закрыть нас! Я пока ему кофе со сливками принесла и газету.
– Ладно. Грейс, посиди с детьми, я сейчас! На вот книжку, и не давай им жевать страницы! Там, в тарелке, морковка.
– Ох, закроет он нас, мисс Грейнджер! Он, кажется, важная шишка в Министерстве. Малфой вроде бы, с тростью такой…
– Что?!
Гермиона замерла у дверцы шкафа. Она как раз думала переодеться во что-нибудь более респектабельное, но теперь… Рука сама потянулась к туши, и ресницы стали ещё гуще, темнее. От помады губы вызывающе заалели. В довершение образа Гермиона стянула волосы в два хвоста.
«Пусть знает, что у меня без него всё прекрасно! Пусть знает и страдает!»
Она увидела его, как только вошла в зал. Малфой в элегантном костюме жемчужно-серого оттенка небрежно откинулся на спинку стула. В левой руке – свежий выпуск «Ежедневного пророка», в правой – трубка. Даже отсюда чувствовался проклятый аромат дорогого «Кэвендиша», и видно было, как свет из окна озаряет белоснежную шевелюру, собранную в хвост, перехваченный золотистой лентой.
Люциус непринужденно положил ногу на ногу, и за этот беспечный жест захотелось встряхнуть его. Будто не он позавчера шипел на неё, как разъярённый василиск.
Но ещё больше – прильнуть к широкой груди и вдохнуть любимый запах.
– Мистер Малфой! Добрый вечер. Мне сообщили, что вы недовольны сделанным заказом. В чём причина? Какое блюдо вам не понравилось?
Он смотрел на неё с откровенным интересом.
Взгляд остановился на её полной груди, и Люциус вдруг понял, что Гермиона без лифчика: соски остро выступали под тканью рубашки. Это его разозлило.
«Хочешь поиграть, малышка? Давай начнём! Только по моим правилам!»
– Присядь, Гермиона.
– Может, мы всё-таки решим вопрос с блюдом, которое вам не понравилось? У меня много дел, мистер Малфой, поверьте!
Однако Люциус молчал и выжидающе смотрел на неё. Затем невозмутимо принялся выбивать погасшую трубку в пепельницу. Гермиона не выдержала. Раздражённо вздохнув, она опустилась напротив.
– Где мои дети? – сразу же спросил Малфой.
– Твои дети?!
– Хорошо, наши. Так где они?
– С Грейс. Она вызвала меня в зал и согласилась за ними присмотреть.
– Это та официантка, что меня обслуживала? Что ж… – Люциус кивнул и сунул бриар в сафьяновый футляр. – Не могла бы ты пояснить, что означают эти девицы в платьях горничных?
Гермиона ухмыльнулась, разглядывая себя в отражении столешницы.
– Есть у магглов такая сказка про Золушку. Она делала по дому всю чёрную работу, а сёстры и мачеха только шпыняли да ругали её. Однажды к Золушке пришла крёстная фея и подарила ей прекрасное платье и хрустальные туфельки, чтобы Золушка смогла пойти на бал, где танцевали сестры и мачеха. И на балу Золушка встретила принца, они полюбили друг друга… это сказка, только и всего. С надеждой на счастливый конец. Впрочем, зачем вам это всё, мистер Малфой?
– Верно, Гермиона – незачем… Всё-таки какие глупые у магглов сказки! У волшебников в такой сказке был не принц, а король. И он увёз-таки упрямую Зезоллу в свой дворец, как она от него ни пряталась.
Гермиона хмыкнула.
– Сказки на то и сказки, чтобы люди не переставали мечтать… И верить в счастливый конец.
Люциусу показалось, что в уголке её глаза блеснула слеза.
– Почему именно кафе? Не библиотека? Не лавка волшебных реликвий?
– Я слишком много времени провела на кухне, с твоими домовиками, – улыбнулась Гермиона. – Должна же я была извлечь из этого хоть какую-то пользу!
– Пусть так. Но зачем ты выбрала именно такой интерьер? Я думал, тебе неприятно вспоминать об этом. Колокольчики…
Она фыркнула.
– Колокольчики! Меня попрекали тем, в чём я ни капли не виновата! Я собираюсь идти по жизни с гордо поднятой головой. Я превратила все эти колокольчики в символ счастья, а не рабства! Где слышен колокола звук, змей не бывает и гадюк!* *
[Закрыть] И ящериц…
Люциус задумчиво молчал, глядя, с каким достоинством она вздёрнула подбородок. Много же он не знал о ней.
Гермиона посмотрела в сторону служебных помещений и тоскливо спросила:
– Я могу считать наш конфликт исчерпанным? Вы заплатите по счёту, сэр? Или мне занести вас в чёрный список?
– О, Гермиона, – сладко усмехнулся Люциус, – я ведь не сказал самого главного. Ты нарушила волшебный закон номер SW-пятьсот тридцать один. Использовала фамильные секреты кухни Малфоев, которые хранились не одну сотню лет за семью печатями, а это уголовно наказуемо. И для этого ты шантажировала домовика.
– Как это?! Не может такого быть! Нет такого закона!
Люциус только развёл руками, словно говоря: «Не хочешь, не верь, но истина такова».
– Ну, милая… ты ведь не можешь знать всех волшебных законов и традиций…
Её личико приняло такой виноватый вид, что Люциус едва удержался от улыбки. Позже, когда Гермиона узнает, что это всего лишь блеф, понадобится немало времени, чтобы унять её гнев, но сегодняшний розыгрыш явно стоит того.
– Ты ведь сказал мне об этом не просто так, – она прищурилась. – Чего ты хочешь, Люциус?
– Такие вещи не обсуждают публично. У тебя есть кабинет?
В кабинете они встали друг напротив друга, как непримиримые враги. Гермионе вспомнилось, как днём ранее на месте отца стоял сын, и захотелось выставить Малфоя-старшего раз и навсегда. Пусть исчезнет хотя бы из «Минни», раз уж застрял занозой в сердце.
Люциус заметил, как поникли её плечи, и понял: времени терять нельзя.
– Чего ты хочешь? – глухо повторила Гермиона. – Какая сумма тебя устроит?
– Зачем мне деньги, дорогая? – усмехнулся Люциус. – Их у меня столько, что я могу купить всё твоё кафе вместе с персоналом!
Он посерьёзнел.
– Мне нужны наши дети. Ты сейчас же вернёшь их домой или можешь ждать судебных приставов.
– Ты не сделаешь этого! – вскричала Гермиона. – Это ведь и твои дети! Если ты отнимешь кафе, нам не на что будет жить!
– И дети вернутся ко мне, – подытожил он. – Они всё-таки Малфои, так что учти: Визенгамот будет на моей стороне. Я имею полное право на их воспитание, и ты отлично знаешь об этом.
– А я?! Ты, значит, хочешь меня в Азкабан посадить?!
– Ну, – нарочито медленно протянул Люциус, – если вернёшься сама, по доброй воле, никакой Азкабан тебе не грозит. И кафе у тебя, конечно, останется.
Гермиона хмуро сложила руки на груди и пробормотала:
– Не хочу иметь с тобой ничего общего. Не хочу. В моей жизни и без того слишком много Малфоев!
Люциус скорбно поджал губы.
– Вот как ты отзываешься о собственных детях! Действительно стоит забрать их у тебя.
– Да кто бы говорил! Ты назвал меня, их мать, грязнокровкой! Зачем вообще тебе дети-полукровки?!
– А для чего ещё я, по-твоему, здесь? – тихо спросил Люциус. – Потому что вы нужны мне. Вы – моя семья. И я сожалею, что обидел тебя.
Гермиона опустила голову. Эти простые, но такие важные слова несколько успокоили и заставили дышать ровнее. Но обида и гнев всё ещё полыхали в душе, и она не собиралась уступать ему.
– И думаю, – промолвил Малфой, – Вивиан помог именно массаж, а не колдовство, потому, что она полукровка. Не находишь?
– Может, мы и поживём у тебя какое-то время… может быть… но… – начала Гермиона, но Люциус тут же прервал её:
– Юна! Чайна!
Домовухи появились одна за другой и заозирались, с подозрением принюхиваясь к аромату трав.
– Унесите домой детей, они здесь, в соседней комнате.
– Нет, подожди!
Гермиона бросилась в спальню, но успела увидеть только, как Ричард обнимает шею Юны и лепечет: «Нана Уна!» А потом домовуха исчезла, а вслед за ней и пропала и Чайна с ревущей Вивиан.
Грейс с расширившимися от ужаса глазами завопила:
– Мисс Грейнджер! Они украли детей! Я не смогла их остановить! Я ещё не накопила денег на палочку!
Гермиона гневно развернулась к Люциусу.
– Им было хорошо здесь! У них было всё, что нужно!
– За исключением отца, – кивнул Малфой.
Гермиона вдруг сощурилась.
– Грейс, выйди, пожалуйста! У меня будет приватный разговор с нашим гостем.
Официантка, бледная как смерть, сглотнула и попятилась к двери. Едва раздался щелчок закрытого замка, Гермиона рявкнула:
– Ты ведь всё это выдумал, так?! Наплёл про несуществующий закон, лишь бы детей выкрасть!
Она рассчитывала, что Люциус хотя бы смутится или съязвит в ответ, но тот только улыбался, будто услышал что-то необычайно забавное.
– Отвечай, пока я не применила магию!
Малфой мягко усмехнулся, мысленно восхищаясь маленькой разгневанной гордячкой: её пунцовыми губами и покрасневшими щёчками.
Он прекрасно понимал, что рисковал вызвать материнский гнев, но Гермиона сама попалась на его уловку, согласившись вернуться, и теперь нельзя было терять ни минуты.
Взгляд снова остановился на её полной груди, и Люциус почувствовал, как желание наполняет жаром всё тело, отдаваясь в паху.
Голос его стал хриплым и низким.
– Ты так и не прислушалась ко мне тогда, Гермиона.
– О чём это ты?
Она заметила, как потемнели его глаза, и отступила к столу.
Люциус медленно подходил, поглаживая гладкий бок чёрной трости. Гермиона сглотнула, не в силах оторвать взгляд от его длинных белых пальцев: от одной мысли, что они вот так же ласкают её, всё внутри сжималось. Движения мужчины завораживали, отвлекая от желания вытряхнуть из него всю правду.
– Ты в тот день делала мне массаж… малышка, – протянул Люциус. – О, если бы я тогда знал, что ты без белья! Помнишь, я помог тебе застегнуть лифчик? И не давал разрешения ходить без него.
