Текст книги "Минни (СИ)"
Автор книги: Екатерина Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 22
День похорон Нарциссы выдался дождливым и мрачным. Над поместьем висели угрюмые тучи, пакостная морось сыпалась со свинцового неба.
Никто не пришёл, чтобы проститься. Гермиона слышала когда-то от Гарри, что у неё есть сестра, Андромеда, но и та не явилась на похороны. Видимо, слишком чужими они стали друг для друга.
Чайна глухо завывала на всё поместье, вытирая мордочку передником. Юна утешала её, Лу скорбно поджимал губы.
После погребения тела в фамильном склепе, Люциус и Драко с женой молча сидели в гостиной. Мужчины курили, и дым уносился в приоткрытое окно, где его разрывал в клочья дождь На столе, рядом с початой бутылкой виски лежал открытый альбом с колдографиями покойной.
Вскоре Астории наскучил весь этот поминальный сплин. Считая, что свой долг проводить свекровь в последний путь она исполнила, девушка чмокнула мужа в щёку и отбыла домой в зелёном пламени камина.
Гермиона тоже не имела ни малейшего желания присоединяться к Малфоям. К Нарциссе, ни к живой, ни к мёртвой, после случившегося в Кале никаких тёплых чувств она не испытывала. К тому же, эти похороны лишний раз напоминали о том, что покойная была женой Люциуса, а Гермиона всё ещё оставалась бесправной любовницей.
«Это женщина даже после смерти умеет разлучить!»
После обеда она уложила детей спать и оставила Юну присматривать. А сама отправилась в кафе. Сегодня намечалось торжественное открытие.
Гермиона испытывала некоторую неловкость, оттого, что оно придётся на день похорон Нарциссы, и хотела сначала перенести. В конце концов, она весьма неожиданно узнала о её смерти. Но было слишком поздно: персонал и кухня ждали в полной боевой готовности, тянуть дальше некуда, продукты могли потерять свежесть, а само кафе – клиентов.
* * *
Люциус испытал ощутимое облегчение, когда тяжёлые каменные двери склепа закрылись. Нелёгким испытанием оказалось наблюдать, как Нарцисса убивала сама себя. И в конце концов, убила. Отняла у целителя палочку, направила на себя и… Авада Кедавра. Сама прекратила свои страдания и отправилась к любимой сестре. Туда, где никто не помешает их счастью.
Два часа авроры нудно составляли протокол, допрашивали целителей и пациентов. Пришлось выдержать ряд неприятных вопросов и намёков на его причастность к попыткам самоубийства бывшей жены. Люциус мысленно возблагодарил Мерлина и Гермиону за то, что вовремя развёлся, иначе не избежать бы скрупулёзного расследования, в ходе которого на свет могли выплыть весьма неприятные детали. Например «Обливейт» Драко и сама трагедия в Кале. Кто знает, чем бы всё это обернулось. Касаться этой истории крайне не хотелось.
Ещё большее облегчение чувствовалось оттого, что смог удержаться от искушения мэнором приблизить смерть бывшей жены. Холодной змеёй проскользнула внезапная мысль о том, что, возможно, духи предков таким жестоким способом испытывали его.
«Нет, не может быть… Хотя от некоторых, вроде Октавиуса или Клотильды Малфой всего можно ожидать».
Он глотнул виски, и огненная жидкость обожгла гортань, прочищая разум.
Нарцисса унесла с собой целую эпоху и ворох воспоминаний: Лазурный берег, маленький Драко, Тёмный Лорд. Люциус не любил бывшую жену, но она была верным другом, заслуживающим покоя и доброй памяти.
Одна дверь закрыта. Открыта другая, для новой жизни.
«Пора бы рассказать Гермионе о ритуале».
Он с досадой понимал, что в последнее время они слишком отдалились. Люциус догадывался, к чему вела такая прохлада. Наглядным примером тому служило давнее отчуждение с Нарциссой.
Он отставил недопитое виски и поднялся. Драко остался сидеть в кресле, невидяще глядя на колдографии с матерью.
Уже на пороге сын окликнул:
– Ты и в такой момент торопишься к ней?
Люциус обернулся.
– Всегда. Торопиться к Нарциссе я уже не могу.
В портретной галерее слышались тихие всхлипы, кое-кто из нарисованных женщин украдкой промокал глаза, вспоминая почившую Нарциссу. Люциус остановился перед изображением Шарля Бертрана Малфоя, основателя рода. И тот вдруг изрёк на бретонском:
– Королева умерла. Да здравствует королева!
Люциус удивлённо поднял бровь.
– С чего вдруг такая честь? Не ты ли вместе с остальными предками называл Гермиону грязнокровкой?
Шарль огладил бородку и хитро улыбнулся.
– Моя жена, колдунья Дейдре, тоже была грязнокровкой. Большого труда мне стоило завоевать её сердце. Они всегда слишком хороши, чтобы принадлежать кому-то другому, верно, Люциус?
– И ты говоришь мне об этом только теперь?!
– Теперь ты готов узнать это. И совершить ритуал.
– Мордред и Моргана! Чего ещё я не знаю о нашем роде? – с раздражением спросил Люциус.
– Всему своё время, – строго ответил Шарль и замер, давая понять, что беседа закончена.
Люциус поспешил в Восточное крыло, пытаясь успокоиться быстрой ходьбой. Основатель рода практически никогда ни с кем не разговаривал, а сейчас, получается, благословил их. Значит, у него были для этого серьёзные причины: он не лгал о Дейдре. История рода обросла легендами, и только сам Шарль мог знать правду.
«Теперь всё получится!»
Но ни в детской, ни в спальне Гермионы не оказалось. Рядом с кроватками, в которых сладко спали малыши, сидела Юна и что-то штопала.
– Где Гермиона?
Домовуха задрожала. Глаза её бегали.
– Я… я не знаю, сэр. Она никогда не говорит мне…
Люциус замер. Нехорошее предчувствие невидимыми когтями вцепилось в горло.
Он вышел из детской, чтобы не разбудить детей, стукнул тростью о пол и рявкнул:
– Лу!
Домовик появился с хлопком и тут же подобострастно раскланялся.
– Я здесь, сэр!
– Где Гермиона? – прошипел Малфой. – Я ведь приказал тебе следить за ней!
Лу вытаращил на хозяина огромные глаза, открывая и закрывая рот. Он дышал всё чаще и чаще, а потом вдруг забился в истерике. Домовик вцепился в уши, расцарапывая их до крови, и страдальчески завыл:
– Хозяин! Табак! Лу плохой! Плохой! Минни сказала, что всё расскажет! У-у-у-у-у!
Малфою понадобилось полчаса времени и масса терпения, чтобы выяснить, о чём причитает этот бесноватый.
– Кретин! – ругнулся он, огрев домовика тростью. – Она обдурила тебя! Плевать я хотел на этот табак! Она пропадает, дементор знает где, а я только сейчас об этом узнаю!
* * *
Драко сидел в тёмной гостиной и листал альбом с чёрно-белыми колдографиями. Мама на них улыбалась. Танцевала. Обнимала его. Жила.
Он был рад, что Астория убралась так быстро: её общества сейчас он бы не вынес. Она явно всё ещё дулась на него. И неудивительно, после того предложения, которое Драко ей сделал. Гриндилоу дёрнул его предложить жене «разнообразить сексуальную жизнь» и попробовать Оборотное с волосом другой женщины. Драко прекрасно понимал, как она отреагирует, но словно какой-то бес изнутри подначивал его. Скандал вышел шикарным: Астория рвала и метала, разбила венецианское зеркало и две вазы. Кричала, что любила его всегда, а он женился на ней из жалости. И, Мерлин свидетель, как же хотелось ответить «Да!»
Но потом стало жаль её, и он даже попросил прощения. Однако, у Астории, видимо, остался осадок.
Драко закрыл альбом и прижал к груди.
Ему вдруг вспомнились рейды на маггловские кварталы.
Тогда он был пьян от свободы и вседозволенности. Магглы тебя не видят, а ты их видишь. И всё можешь. Разве от такого не срывает крышу в девятнадцать лет?
Драко редко пользовался «Авадой», чаще – «Круцио», оно давало власть над жертвой, над телом и сознанием. А «Авада» жертву только отнимала. Раз – и нету.
Альбом жёг пальцы. Драко вспомнил те зелёные вспышки Смерти под покровом ночи.
Тот маггл с пакетом продуктов… мужчина лет сорока… Он ведь тоже был отцом кому-то. И та компания придурков, которая решила обсмеять его в переулке, когда он уже собрался трансгрессировать – их наверняка ждали дома. А та подвыпившая женщина у старой библиотеки на Кавинтон-роуд, чем была виновата она? Просто назвала его «мальчиком»? Или всё дело в том, что утром того же дня тётка Белла обозвала его мальчишкой? И ведь она, та женщина, тоже была чьей-то матерью…
Смерть оказалась безжалостна ко всем. Она стирала границы между магами и магглами. Чистокровными и грязнокровками.
Драко почти ничего не ел с утра, но его резко затошнило. Осознание того, что из-за него кто-то вот так же сидел, прижимая к себе альбом, накрыло с головой. От отвращения к себе свело желудок.
Он схватил бутылку и жадно присосался к горлышку. Виски обжигал горло и пищевод так, что на глазах выступили слёзы и покатились по щекам. Но Драко не замечал этого, глотал и глотал. Он хотел стереть это всё из памяти и больше не помнить себя таким. Никогда!
* * *
Открытие прошло на ура. Первыми посетителями обещали прийти Гарри и Рон. Гермиона только ахнула, когда вместе с ними в зал ввалилась шумная компания. Пламенели рыжие макушки Джинни, Джорджа и Билла, пришёл улыбчивый Невилл под руку с Ханной Аббот, Полумна в широкой соломеной шляпе, Энтони Голдстейн, Симус Финниган и Дин Томас.
Кафе наполнилось гомоном и шумом. Рассевшись, гости хохотали, вспоминая былое, и перебрасывались шутками и свежими сплетнями. Кто-то затянул «Рональд Уизли – наш герой», и все тут же дружно подхватили, а Рон закрыл уши руками, густо краснея и улыбаясь.
Официантки, сестры Грейс и Делла, шустро записывали заказы, а мистер Ренделл и миссис Файнс не успевали выпекать пироги и вафли. Гермиона хлопотала на кухне, с точностью отмеряя количество трав к баранине и карпам, жареным на углях. Сливочное пиво в зале лилось рекой. Когда она немного освободилась и вышла к друзьям, они уже вовсю горланили «Делай, как гиппогриф» из репертуара «Ведуний». Симус пританцовывал, а Дин топал в такт.
Главным сюрпризом стало появление министра – Кингсли белозубо улыбался и пытался отбиться от какого-то ушлого репортёра. В итоге Гермиона усадила Бруствера рядом с Гарри, а журналиста увела, обещая интересное интервью о своём кафе и булочки с какао. А потом они с Джорджем сидели в уголке и обсуждали стратегии ведения бизнеса.
Деннис Криви повсюду слепил всех вспышками от колдоаппарата – он готовил колдографии героев Магической Британии для спецрепортажа в «Ежедневном пророке».
Вечером, подсчитывая выручку, Гермиона радовалась: для первого дня получилось довольно неплохо. А если интервью в прессе «выстрелит» удачно, о лучшей рекламе и желать нельзя.
Со счастливой улыбкой и желанием поделиться радостью с Люциусом, она переместилась в мэнор. Пора уже всё ему рассказать, и без того этот обман слишком затянулся.
Покормив малышей и переодевшись, Гермиона поспешила в кабинет к любимому. Но застала его не там, а в голубой гостиной. Он устроился в кресле и читал «Ежедневный пророк». Из-под газеты виднелся палевый шлафрок и домашние брюки.
– Люциус… Нам надо поговорить.
Он медленно отложил газету и вперил в неё немигающий взгляд.
– Где ты была?
Гермиона вздохнула и затеребила рукав платья.
– Послушай…
– Где. Ты. Была?
– На Косой Аллее.
– Точнее – в какой-то забегаловке.
– Ты следил за мной!
– И у меня, как ты знаешь, были на это причины. Ты шантажировала моего домовика, – тоном судьи, выносящего приговор, произнёс Люциус. – Ты оставила детей и тайком от меня встречалась с каким-то рыжим мальчишкой!
Гермиона покраснела от досады.
«Выследил всё-таки!»
– Господи… Мы с Джорджем просто…
– Уизли, – выплюнул он, и Гермиона едва поборола желание съежиться. – Джордж Уизли! Ты сбегаешь из дома, чтобы видеться с каким-то Уизли! Решила найти кого-то помоложе?
– Я всего лишь одолжила у Джорджа денег для кафе… – ошеломлённо ответила она.
И поняла, что только что совершила непоправимую ошибку.
– Что ты сделала, позволь уточнить? – голосом Малфоя можно было резать не хуже ножа. – Ты бегала к Уизли просить денег вместо того, чтобы попросить об этом меня?!
– Ты не одобрил бы моё кафе…
Люциус так сверкнул глазами, что она попятилась. Он поднялся из кресла и медленно подошёл.
– Что ещё ты делала за моей спиной?
И этот праведный холодный гнев в льдистых глазах так разозлил Гермиону, что она наконец пришла в себя.
– А ты сам, Люциус? – Гермиона прищурилась и сложила руки на груди. – Почему от тебя иногда женскими духами пахнет? С кем у тебя интрижка на работе? И в конце концов, почему ты закрываешься от меня?!
– Интрижка на работе? – медленно процедил Малфой. – Вот как?
– Я больше не чувствую тебя! – отчаянно выкрикнула она. – Не чувствую себя любимой, желанной…
От гнева волшебников воздух в гостиной заискрил, остро запахло озоном. В окнах жалобно задребезжали стёкла.
Люциус заговорил, и каждое его слово падало, как топор палача.
– Да как ты смеешь подозревать меня в интрижках?! В то время, как я искал способ обойти условия мэнора, чтобы заключить с тобой настоящий магический союз, ты бегала к Уизли! И ни на секунду не задумалась, насколько это унизительно для меня! Как и для тебя!
– Что? – Гермионе казалось, она ослышалась. – Для того, чтобы жениться на мне, тебе нужно обойти какие-то там условия?!
– Это тебе не маггловские гуляния! – взорвался Люциус. Окно громко треснуло, и на пол посыпались осколки. – Это древняя магия! И для того, чтобы соединиться с грязн… нечистокровной, нужно расторгнуть предыдущий брак! А это делает только смерть!
Гермиона почувствовала слабость в ногах и оперлась на спинку стула.
– Грязнокровкой, значит? – тихо переспросила она, сглатывая подступившие слёзы. – А если бы Нарцисса не умерла, я бы так и осталась вечной любовницей? И твой сын вечно бы издевался надо мной по этому поводу?!
Люциус гневно отбросил длинную прядь.
– Ты ничего не понимаешь в волшебных обычаях! И ведёшь себя, как избалованная неблагодарная девчонка!
Холодный ветер с воем пронёсся по гостиной, взметнув шторы и страницы книг на полках. И будто погасил огонь, пылавший между ними.
– Я думала, ты изменился! – горько бросила Гермиона. – Статус крови – вот, что для тебя важно! Если ты забыл, хочу напомнить, что твои дети – полукровки! И нам не место рядом с тобой и твоим мэнором, такими важными и чистокровными!
Она развернулась и зашагала обратно, в Восточное крыло, задетая ещё и тем, что Люциус, уверенный в своей правоте, не остановил её. Казалось, что портреты в галерее мерзко хихикают над ней и её глупыми надеждами – стать когда-нибудь женой Малфоя. Слёзы текли не переставая. От обиды сердце горело, будто обсыпанное пылающими угольями.
Пока Гермиона укачивала детей и пела им грустные колыбельные, мысли о Люциусе ещё отступали. Но когда малыши заснули и сквозь занавески полился серебристый лунный свет, ссора снова вспомнилась во всей своей неприглядности. Хотелось пойти и выяснить всё до конца, но обида скручивала будто жгутом.
Гермиона всё ходила и ходила между кроватками, утирая слёзы. Она смотрела на настенные часы и ждала: вот-вот отворится дверь, и на пороге появится Люциус. Пусть шипит от злости, но расскажет, что там за загадки с мэнором, и они решат всё вместе. А потом он обнимет её и останется на ночь. Но время шло, стрелки миновали полночь и волшебные звёзды загорелись на потолке, а Люциуса всё не было.
Следующим утром она безуспешно пыталась найти его, но Лу ответил, что хозяин отбыл на работу в Министерство.
Гермиона не могла поверить в то, что он не остался всё обсудить. Не подождал её, не пришёл сам.
Решив, что больше не может здесь оставаться, она собрала детей и трансгрессировала в кафе.
* * *
Драко очнулся в своей старой спальне от чудовищной головной боли. Видимо, кто-то из домовиков переместил его сюда, когда он отключился. Бирюзовый балдахин плыл перед глазами, и казалось, весь мир такого же мерзкого мутно-зелёного цвета.
«Мерлин… сколько же я выпил вчера?»
Память услужливо показала бутылки с виски, две пустые и третью – ополовиненную.
– Лу!
Домовик появился с таким хлопком, что Драко только болезненно поморщился.
– Да, сэр!
– Антипохмельное зелье, крепкий кофе и… ох!.. завтрак.
Эконом исчез, а Драко отправился в душ.
После зелья невидимые иглы перестали впиваться в мозг, а кофе с тостами окончательно привели в чувство.
Драко побрился, надел чистый костюм. Он спустился в гостиную с альбомом и, сев в кресло, принялся снова рассматривать колдографии матери. Домой, во Францию отчаянно не хотелось. Терпеть сочувственные вздохи Астории, касания её чужих рук, холодных, как ледышки – всё это выше его сил. Но вернуться придётся, рано или поздно.
Драко вдруг резко выпрямился в кресле. Решение пришло внезапно, и оттого казалось таким гениальным в своей простоте.
– Лу!
Домовик с тихим хлопком появился перед ним и почтительно склонил голову.
– Да, сэр.
– Перо, чернила, бумагу сюда!
– Хорошо, сэр!
Закончив письмо, Драко трансгрессировал на чердак и прикрепил свиток к лапке Цезаря. Верный филин услышал имя адресата, согласно ухнул и вылетел в слуховое окно.
Когда Драко вернулся в гостиную, в окно стучали клювами две почтовые совы. Он впустил обеих, велел Лу накормить их, а сам сел читать письма, адресованные ему.
Первое было от Моррисона, частного детектива, и Драко с любопытством взялся за него первым. С каждой строчкой сердце колотилось быстрее, а лёгкие сжимала холодная лапа горькой обиды. Грейнджер была талантливой ученицей в Хогвартсе, её знали все. Куча баллов Гриффиндору, Поттер, Уизли, Виктор Крам на Святочном балу, клуб Слизней. Активно участвовала в Сопротивлении Волдеморту. Была в плену в Малфой-мэноре.
«Мерлин… и этого я не помню!»
Но последние строки пришлось перечитать трижды, а то и четырежды, чтобы они хоть как-то уложились в голове.
«После первой битвы за Хогвартс была взята в плен Люциусом Малфоем, когда тот был Пожирателем Смерти… Полтора года скрывалась в поместье Малфоев в качестве горничной… После войны переехала во Францию вместе с Нарциссой Малфой, поселилась в Кале… В данное время снова проживает в Малфой-мэноре. Часто появляется на Косой Аллее».
Драко отложил письмо и яростно потёр лоб. Ничего этого в памяти не было.
«Полтора года она жила здесь. Ходила, ела, пила, разговаривала. А я не помню этого…»
Выходило так, что у него отняли все воспоминания о Грейнджер. Кто-то очень не хотел, чтобы Драко знал о ней хоть что-то. И единственный, кто попадал под подозрение – отец. Ведь он лгал тогда, в Кале, что Драко не знаком с ней. И сама Грейнджер тоже как-то причастна к этому. Ведь когда они столкнулись в коридоре, она явно испугалась. Сказала «ты».
«Но почему мама ничего не рассказала? Она ведь явно тоже знала…»
Голова шла кругом. Драко встал и прошёлся по гостиной. Он распахнул окно, впуская свежий летний воздух, аромат жасмина и пение малиновок. Казалось, он близок к разгадке, прямо на пороге, только распахнуть дверь.
«Заговор… Это ведь Обливейт, чтоб их всех… Да они что тут все, за кретина меня держат?!»
Сигарета дрожала в пальцах. Драко щёлкнул вечной зажигалкой и крепко затянулся. Горький дым обжёг гортань, заставляя мыслить быстрее, активнее. Самая последняя мысль была крайне неприятной, она сильно беспокоила, но как нельзя более удачно подходила для решения этой головоломки. Всё это как-то связано с его влечением к этой грязнокровке. Отец не хотел, чтобы он помнил её, потому что сам желал обладать ею.
«Проклятье!»
Драко потёр лоб холодной ладонью. На коже остался пот, липкий, как вся эта таинственная история, противный. Сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Драко выругался и бросил её в пепельницу.
Он закрыл глаза и попробовал прислушаться к своим ощущениям. Гермиона Грейнджер всё так же находилась в самом центре – в сердце, и пульсировала там вместе с ним, как одно из предсердий.
«Надо успокоиться. Отец не устоит перед фактами. Расскажет всё, всё! Но сейчас – успокоиться».
Он взял второе письмо. Оно было от Бенуа, управляющего его рестораном. Бенуа всегда скрупулёзно изучал меню и цены всех близлежащих ресторанов, сравнивал, анализировал, чтобы не отставать от конкурентов и всегда быть на высоте.
В этот раз в поле зрения его мониторинга попало почему-то английское кафе «Минни» на Косой Аллее, видимо, совсем новое. И это было странно. Должно быть, оно какое-то выдающееся, креативное.
«Минни…»
От этого названия, дурацкой клички, достойной домашнего эльфа, сердце Драко сделало кульбит и застучало где-то в горле. Он чуть не выронил конверт от внезапного волнения, и оттуда вдруг выпали пара газетных вырезок с колдографиями. На одной из них Грейнджер радостно улыбалась, обнимая Поттера, на другой держала поднос с чашками и с кем-то беседовала.
«И здесь она… А знает ли отец, что она открыла эту забегаловку? Зная его, вряд ли бы он одобрил…»
Драко не мог усидеть. Мысли путались, наматываясь одна на другую, как многоцветный клубок.
«Мерлин… Она ведь здесь. В доме. Прямо здесь. И она скажет мне всё, иначе…»
Что скрывалось за этим «иначе», он и думать не хотел. Поэтому поспешил в Восточное крыло. Кажется, туда она так торопилась в последнюю их встречу.
Коридоры и портретная галерея казались нескончаемо длинными. От нетерпения и предвкушения разоблачения Драко не сразу понял, что наткнулся на остатки невидимой преграды. Защитные чары висели под потолком рваной золотистой паутиной и таяли на глазах. Это заинтриговало его, такого близкого к разгадке тайны.
– Лу!
Домовик появился и сразу поджал уши, увидев, в каком состоянии хозяин.
– Кто ставил эти чары?
– М-мастер Люциус, сэр.
Драко ухмыльнулся.
«Значит, я на верном пути. Что же их разрушило?»
Он торопливо прошёл дальше, обрывая тенёта магии, которые цеплялись за плечи и сгорали в тёплом воздухе.
Однако, в жилых комнатах Драко никого не обнаружил. Детская была пуста, и на одной из кроваток сиротливо висело клетчатое одеяло: видимо, сборы проходили впопыхах.
«Вот оно что. Чары были завязаны на неё. Она ушла, и они рухнули».
На столике белела записка. Драко развернул её, и облизнул пересохшие губы.
«Прощай, Люциус. Не хочу больше в своей жизни видеть ни тебя, ни твой ненормальный мэнор».
«Дала папочке отставку! Тем лучше для меня».
Он отыскал мешок с волшебным порохом на каминной полке, зачерпнул его и бросил в очаг.
– Кафе «Минни»!
«Я иду, ягодка. Иду».
