Текст книги "Минни (СИ)"
Автор книги: Екатерина Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Ты молодец, малышка… Я горжусь тобой. И я тебя никогда ему не отдам! Слышишь?
Гермиона что-то глухо прорыдала в ответ.
– Он ничего не помнит, – тихо проговорил Люциус. – Скандалит со мной из-за Нарциссы. Хочет, чтобы я к ней вернулся. Говорит, ты со мной из-за денег.
Гермиона возмущённо замолчала и встретилась с ним недоверчивым взглядом.
– Вот и я его убеждаю в обратном, – мужчина стёр большим пальцем слезинку из уголка её глаза. – Видишь ли, Нарцисса в Мунго, Чайна не отходит от неё. Нарцисса помешалась после той ночной схватки. А Драко считает, я её бросил. Из-за тебя.
– Она что, нарочно притворяется?
– Увы, – вздохнул Люциус. – Мы с Драко два месяца назад проследили за ней. Никакой мадам Левек не было и в помине. Нарцисса сидела в заброшенном доме и разговаривала сама с собой.
– А как же… Я видела, у неё следы поцелуев! – удивилась Гермиона.
Мужчина поморщился.
– Поверь, зрелище, когда человек сходит с ума не слишком приятное. Не стоит тебе этого знать.
Он вспомнил, как Нарцисса каталась по пыльному полу чьего-то пустого дома, закусывая губы и выкрикивая имя покойной сестры. И промолчал.
– Так ты теперь вернёшься к ней? – затаив дыхание, спросила женщина.
Малфой подмигнул, чувствуя, как она снова сжалась в его объятьях.
– У меня есть идея получше. Когда я учился в Хогвартсе, мы однажды на спор развели костёр в Запретном лесу и жарили там сосиски! За окном сейчас отличная тёплая ночь!
Гермиона недоверчиво уставилась на него.
– Не может быть! Или у вас тоже была мантия-невидимка?
– Нет, – Люциус улыбнулся, – всё было честно. Просто я и Рэймонд Нотт как-то похвастались, что никого не боимся и можем хоть в Запретном лесу ночью прогуляться, а Билл Паркер с Гриффиндора сказал, что нам «слабо».
– Как же вас не поймали?
– Счастливая случайность! Фил Истуик отвлекал Филча, а мы с Рэем призвали мётлы и вылетели в окно.
– А как…
– Подожди! – Люциус прижал указательный палец к её губам. – Давай всё-таки воссоздадим ту же обстановку!
Он вызвал Лу, и домовик быстро собрал корзинку с провизией.
Снаружи всё-таки оказалось прохладно: северо-западный ветер трепал макушки вересковых кустов и закрытые головки клематисов на деревянной обрешётке. Над головой раскинулся бездонный небесный шатёр цвета индиго. Яркие созвездия подмигивали, освещая бока рваных седых туч.
А в беседке, согретой чарами, было тепло: в железной жаровне весело потрескивало пламя, пожирая сосновые чурки. Люциус и Гермиона сидели на подушках и жарили на шпажках аппетитные сосиски. Ароматный сок капал в огонь и шипел, но они не обращали на это внимания, увлечённые разговором. Из беседки на холме, рядом с охотничьим домиком, раздавались взрывы смеха и плыл сладковатый аромат «Кэвендиша».
Так теория арт-терапии доктора Фоссета потерпела позорное поражение.
* * *
Драко проснулся тяжело дыша и судорожно оглядываясь по сторонам. Нет, всё в порядке, это его спальня в Кале: полог откинут, малахитовый балдахин зеленеет над головой. Астория, хвала Мерлину, ещё не проснулась: сопит рядом укутавшись в тонкую простынь, светлые волосы рассыпались по лицу, и дыхание чуть шевелит их.
Он отбросил тонкое одеяло и попытался утихомирить бешеный пульс, вытирая ладонью пот со лба. Но сердце так и колотилось, норовя выскочить из груди, а член болезненно ныл, налившись кровью.
Утренние сумерки смазывали очертания предметов, придавая им незавершённость. И в эту недореальность всё ещё тянулись липкие ниточки сна, из которого он только что вынырнул.
Драко прижимал к себе спиной какую-то девушку в коричневом платье, одной рукой удерживая её за горло, второй – поглаживая округлое бедро. От её душистых волос волшебно пахло цветочным шампунем, а от тела – яблоками, такими сочными, сладкими, но чуть с кислинкой, которая и придаёт пикантность любому вкусу. И Драко с наслаждением вдыхал этот неповторимый аромат, водя носом по нежной коже её шеи.
Девушка всхлипнула. Похоже, ей было страшно. Но Драко это только подхлестнуло. Он переместил руку с бедра на грудь и с треском порвал лиф платья. Девушка вскрикнула и дёрнулась, но Драко сильнее сжал её горло и склонился к розовому ушку:
– Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел боггарт погулять,
Запереть его забыли,
Раз, два, три, четыре, пять…
Жертва застыла, коротко выдыхая, и он с наслаждением сжал её аппетитную полную грудь. В брюках отозвалось приятным жаром.
Розовый сосок, зажатый между пальцами, смотрелся как произведение искусства, а мягкое вкусное полушарие в плену ладони хотелось лизнуть, взять в рот, потеребить губами так, чтобы девушка застонала. Драко сам едва сдержал стон: член запульсировал так, что осталось только одно стремление: нагнуть эту девицу и засадить ей по самые… чувствовать её тепло и влагу, когда он будет иметь её. Мужчина толкнул её перед собой на пол, не отпуская шею и задирая подол.
– Не надо… – вдруг прошептала она.
И Драко в ужасе замер. Потому что узнал этот голос. И девушку. Ему снилась Гермиона Грейнджер, невеста отца.
Глава 18
Приглашение на свадьбу Гарри и Джинни Гермиона получила в середине июня и решила, что пробудет там недолго, только на самой церемонии и, может быть, чуть задержится на праздничный ужин.
Погода в тот день выдалась чудесная: после недели дождей солнце палило, как сумасшедшее, в кустах шиповника, затянутых стеблями мышиного горошка, трещали коноплянки и славки. На широкой поляне в Оттери-Сент-Кэтчпоул возвышался всё тот же белоснежный шатёр, что и на свадьбе Билла и Флёр. Множество гостей с бокалами прогуливались между столиками и оживлённо разговаривали – казалось, на свадьбу героя Магической Британии собрались волшебники со всего мира. Кингсли беседовал с каким-то старичком, убелённым сединами, сёстры Патил, похожие на канареек в жёлтых платьях, хохотали в компании Симуса Финнигана, Полумна о чём-то увлечённо рассказывала Минерве МакГонагал, Виктор Крам и Оливер Вуд жестикулировали, видимо, обсуждая тактику полётов на метле или какой-нибудь матч по квиддичу. Рядом Невилл Лонгботтом в стильном смокинге что-то втолковывал Ханне Аббот, а та кивала с серьёзным видом.
Гарри элегантно смотрелся в ладно скроенном чёрном фрачном костюме с бабочкой на ослепительно-белой сорочке. Сам жених с усталой улыбкой кивал гостям и всё пытался улизнуть от колдокамеры Денниса Криви, но тот был слишком настойчив, и герой несколько раз попал в кадр.
Белоснежное платье Джинни не скрывало её положения, но невесту, судя по всему, это мало волновало. Юная миссис Поттер с важным видом принимала поздравления и время от времени поглаживала животик.
Гермиона прекрасно понимала подругу: и её малыш устраивал внутри фестиваль ирландского танца, едва хлопала пробка от шампанского или начинала грохотать музыка. Приходилось поглаживать живот под лиловым сарафаном и отходить подальше от толпы.
Гермиона старалась избегать Рона, но он всё-таки нашёл её и предложил присесть на скамеечку, рядом с чёрными кофрами музыкантов.
– Нам пора поговорить, Гермиона, – Рон грустно поджал губу так, как это умел делать только он, и Гермиона почувствовала ностальгию по временам, когда они были совсем детьми.
Она села рядом и оперлась на спинку скамьи, принимая удобное положение.
– Я очень виноват перед тобой. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня, если сможешь. Ты многое потеряла на этой войне. Больше, чем мы все, и я хотел бы хоть как-то загладить свою вину перед тобой.
– Не надо, Рон… – начала она, положив руку ему на плечо.
– Нет, надо, – он взглянул на неё своими голубыми глазами, и только теперь Гермиона поняла, насколько он повзрослел. – У меня нет хроноворота, чтобы повернуть время вспять, но я подумал, что тебе понадобятся деньги для ребёнка, и перевёл свою премию на твой счёт в Гринготтсе.
– Что? Зачем ты это сделал? Они ведь тебе нужнее!
– Нет, они нужнее тебе. Вам с малышом. И если понадобится помощь, я всегда рядом!
Гермиона улыбнулась.
– Спасибо тебе, Рон!
«Подумать только… То одна целую вечность, то сразу много друзей, готовых поддержать в трудную минуту!»
– Мне бы очень хотелось, чтобы мы остались друзьями, – Рон снова поджал губу. – Если бы не ты со своей настойкой бадьяна, там, в лесу, я бы здесь сейчас не сидел.
– Ох, Рон, если бы не вы с Гарри… Помнишь, тролль в туалете для девочек?
– Такое забудешь!
Через минуту они весело хохотали, вспоминая свои приключения. Гарри, отделавшись от Денниса, с удовольствием присоединился к ним, искренне радуясь тому, что друзья наконец помирились.
Гермиона улыбалась и аплодировала жениху и невесте, танцующим парам. Всё шло просто прекрасно, настроение поднималось вверх, но ровно до той отметки, где начинались мысли о собственной свадьбе. Из головы не выходили слова Люциуса.
«– Готовишь из меня миссис Малфой?
– И что, если так?
– Ты – теперь моя семья!»
Но вон она Джинни – беременная, счастливая и замужняя. Улыбается и бросает свадебный букет за спину, а потом они с Гарри оборачиваются и хохочут: букет поймали близнецы Патил, обе сразу. А сама Гермиона здесь, на скамейке, одна – беременна и незамужем.
Женщина вздохнула. Она встала, чтобы уйти и вдруг натолкнулась на Джорджа. Они давно не виделись. Гермиона знала, что Фред погиб, и теперь его брат, по рассказам Джинни, больше не был таким озорным и весёлым, как прежде, однако магазинчиком своим занимался с завидным упорством, словно доказывая, что даже смерть не способна остановить Уизли.
Джордж поначалу очень мило рассказывал о новых изобретениях, а потом предложил потанцевать: как раз в это время заиграли кельтские арфы и флейты.
– Извини, Джордж, не хочется.
– Ты что, Гермиона, уходить собралась? – он весело подмигнул. – Сейчас всё самое интересное начнётся: конкурсы, фейерверки… А заночевать можешь у нас!
– Мисс Грейнджер, кажется, ясно выразила своё нежелание, – раздался за спиной голос, до того холодный, что по спине побежали мурашки.
Гермиона обернулась. Люциус в светло-сером костюме стоял рядом, опираясь на серебряный набалдашник трости. Из-за жары он забрал волосы в хвост, перетянув их бархатной лентой.
– О, мистер Малфой, вы сегодня без маски? – усмехнулся Джордж.
– Как и вы – без уха, – сухо улыбнулся Люциус.
Гермиона поняла, что пора брать ситуацию в свои руки. Она просунула руку под локоть Малфою и решительно увела его подальше.
– Ответь, Гермиона, это был способ отделаться от Уизли, или ты действительно не хочешь танцевать?
Она закатила глаза:
– Вы никогда не помиритесь, да?
Люциус покачал головой и повернулся к ней.
– Так что же? Моё предложение ты принимаешь?
Гермиона закусила губу. Стоило подумать о нём, как он появлялся, будто читая её мысли.
– Да, – улыбнулась она.
Они закружились в медленном танце, и поначалу было неловко от множества острых взглядов других пар, режущих, как нож. Гермиона поймала взгляд Люциуса, и он вдруг ободряюще подмигнул ей.
– Представь их лица, если бы они увидели, как мы жарили сосиски!
Гермиона хихикнула, и волнение постепенно спало. Она с удовольствием окунулась в знакомое облако имбирных ноток «Pas de Calais», будто вернулась домой. Люциус одной рукой обнимал за талию, другой – сжимал миниатюрную ладонь, и прикосновение тёплого металла обсидианового перстня навевало нескромные воспоминания.
С ним было тепло и уютно. Хотелось закрыть глаза, но она не могла оторвать глаз от Малфоя и, чтобы он не заострял на этом внимание, смотрела на его аметистовую булавку в белом галстуке.
Люциус вёл уверенно и спокойно, будто они танцевали где-нибудь в роскошном зале, а вокруг не было никого.
– Ты хорошо танцуешь, – невольно вырвалось у неё.
– То же самое могу сказать о тебе. Всё-таки от этих танцевальных курсов есть польза. А ещё ты очень изящная и красивая.
– Если это и так, то я ненавижу свою… красоту.
Он помолчал немного, а потом чуть склонился и прошептал ей на ухо:
– Твоя красота достойна не ненависти, а любви.
И эта простая фраза заставила её вспыхнуть до корней волос. В голове почему-то отразилось, как он произносит «любви», на букве «в» его белые зубы касаются тонкой верхней губы.
«Почти как при поцелуе… Мерлин, как он божественно целуется!»
Гермиона вдруг поняла, что касается пальцами кожи Люциуса на запястье, и сердце забилось сильнее от этого волнительного и даже интимного единения. Она чувствовала его пульс, неосознанно поглаживая большим пальцем мужскую руку сквозь рубашку.
«Полгода между нами ничего нет… Наверняка Люциус снимает напряжение с какими-нибудь дамочками из Лютного!»
От этой мысли едкий яд ревности проник под кожу, заставляя вцепиться в длинную манжету его рубашки сильнее.
* * *
Люциус допил остывший чай и отставил пустую чашку на край стола. В кабинете летним вечером было ещё светло, и маг решил поработать с документами по обеспечению Хогвартса.
Мужчина развернул жёлтые пергаменты со сметами, полученными от МакГонагал, и погрузился в раздумья.
Он чувствовал себя зверем, загнанным в клетку, будто снова вступил в ряды Сопротивления, предав Тёмного Лорда.
В нём теперь, казалось, уживались три личности, и всем троим было тесно в одном человеке. Прежний Люциус знал, что обязан заботиться о сыне и выжившей из ума жене, новому хотелось всё бросить к дементорам и трансгрессировать в охотничий домик, а ещё был третий – негласный советник министра по финансам и глава попечительского совета магической школы. Всё это изрядно изматывало. Хорошо ещё, Гермиона поддерживала его морально – дельными советами и шутками, иначе пришлось бы совсем туго.
Люциус вспомнил пышную свадьбу Драко в Кале. Астория, кажется, была всем довольна, ведь она вот уже пару лет тайно вздыхала о Драко. Сын тоже выглядел счастливым, улыбался шуткам, смеялся впервые за столько лет, и у Люциуса отлегло от сердца: было так приятно видеть его радостным. И глядя, как сын смотрит на невесту, Люциус втайне надеялся, что он никогда не вспомнит ту, что встала между ними.
Но Нарцисса… Он и сам одно время считал, что она притворяется, чтобы вернуть его, но целители в Мунго делали неутешительные прогнозы: затяжная депрессия, связанная с гибелью сестры, которая переросла в шизофрению в тяжёлой форме. Нарцисса теперь редко узнавала его или Драко, всё звала покойную Беллатрису и, не дозвавшись, в отчаянии раздирала лицо ногтями. Хорошо ещё, что Чайна ухаживала за ней день и ночь. Люциус вдруг подумал о том, что если существует загробная жизнь, то Белла, должно быть, сейчас жалеет, что запытала Лонгботтомов до безумия, зная, что её родная сестра спятила.
Он вспомнил, как после госпитализации Нарциссы в Мунго Драко ворвался в его кабинет и зло бросил:
– Ты предал её, отец! Из-за тебя она сошла с ума!
Люциус молчал, давая сыну возможность выплеснуть гнев.
– Ты променял её на какую-то невзрачную девчонку! Как ты мог?!
– В тебе сейчас говорит обиженный мальчик, Драко. Ты и сам прекрасно знаешь, что мы с твоей матерью давно не любим друг друга. Только озвучивать это пришлось в твоём присутствии, о чём я жалею.
– Мерлин… Отец, да кто она такая, в конце концов?! Что это за выскочка? Она хоть чистокровная волшебница? Я её совершенно не помню, а семьи чистокровных наперечёт!
Уголки губ Люциуса дрогнули. Он снова вспомнил слова Северуса «Я назвал её грязнокровкой».
– Видишь ли, чистота крови не играет никакой роли…
– Что?! – Драко был поражён. – Не ты ли втолковывал мне всю жизнь, что грязнокровкам не место в волшебном мире? Не ты ли воевал за это?
– Люди меняются, – Люциус отвернулся к окну, чтобы сын не заметил, как пальцы теребят пуговицу рубашки. – Ты уже взрослый, и можешь понять, что я тоже имею право на ошибку.
Эти слова несколько остудили Драко. Но не уняли боль и злость. Он с досадой бросил:
– Но почему именно какая-то девчонка? Она что, так хороша в постели?!
Тогда-то Люциус и сорвался. Он схватил сына за грудки и с еле сдерживаемой злобой процедил:
– Ты переходишь всякие границы! Ещё слово, и ты недосчитаешься зубов!
Именно в тот вечер он опустошил бутылку виски, мучаясь ужасными воспоминаниями и ревностью. А потом решительно трансгрессировал в охотничий домик.
«О, Мерлин…»
Хорошо ещё, что с Гермионой всё прошло как по маслу. Когда Малфой услышал от неё про эту идиотскую арт-терапию доктора Фоссета, он сразу понял, что весь этот балаган – всего лишь отъём денег наглыми магглами у честных волшебников. Посоветовавшись с Гастингсом, семейным целителем, который каждый месяц осматривал Гермиону, Люциус выяснил время, более-менее безопасное от внезапного выкидыша или преждевременных родов. Он понятия не имел, выдержит ли Гермиона такой натиск и эмоциональное давление, и шёл ва-банк, надеясь на её природное упрямство и жажду жизни.
Малфой каким-то колдовским чутьем понял, что Гермиона, как личность сильная и независимая, не могла простить себе того, что случилось. Она винила в этом саму себя, думая о том, что вот если бы была сильнее, чем Драко, он бы никогда не одержал над ней верх. Люциус понял, что избрал верный способ, когда объяснил, что женщина имеет право быть слабой и беззащитной.
Быть рядом с ней безо всякой возможности коснуться стало настоящей пыткой. Теперь, во время беременности, Гермиона расцвела, как роза: румяное личико сердечком в обрамлении пышных кудрей, притягательные розовые губы. Её грудь увеличилась и приятно округлилась, бёдра манили соблазнительным изгибом, а круглая аппетитная попка…
«Хватит!»
Люциус судорожно вздохнул, потёр лоб и вернулся к списку со школьными принадлежностями. Восстановить трибуны на квиддичном поле влетело в копеечку: добротный лес стоил немало, да и цены после войны взлетели до небес.
В магазин «Всё для квиддича» только-только начал поступать качественный товар, а то, что предлагали продавцы до этого, Люциус неизменно отвергал с брезгливым презрением: он по опыту знал, что лучше купить дорогую вещь, чем потом переплачивать за несколько дешёвых, но некачественных. Хороших мётел осталось мало, а те, что пылились в кладовых Хогвартса, рассыпались от плесени, покрывшей ручки и прутья чёрным налётом. Пришлось часть покупать в Ирландии, переплатив за доставку морем. Хорошо ещё, что со спортивной формой всё оказалось проще: Люциус просто сделал заказ на маггловской фабрике, чем сэкономил немало галлеонов, ведь на Косой Аллее выходило намного дольше и дороже, а качество оставалось одинаковым.
Невольно Люциус снова вернулся мыслями к своей беременной «невесте». Он с тоской подумал о том, что Гермиона всё ещё потеряна для него. А мэнор для неё – место пыток и унижений, она никогда не вернётся сюда. И когда родится ребёнок, ему самому придётся, как гостю, приходить в охотничий домик, чтобы повидаться с собственной семьёй. И даже если малыш когда-нибудь назовёт его отцом, Гермиона вечно будет шарахаться от него.
«Проклятье!»
Глава 19
Гермиона паниковала. Она кружила по домику и безуспешно пыталась приготовить на ужин салат. Заклинания не получались без нужной концентрации, а нож выскальзывал из вспотевших пальцев, и подлые цуккини никак не желали нарезаться.
«А, чтоб вас!»
Гермиона порезалась и сунула палец в рот. От несправедливости хотелось плакать. Она долго сдерживала себя, но очевидное скрывать, похоже, бесполезно.
Молодая женщина со стыдом поняла, что совершенно неприлично возбудилась сегодня на прогулке в зоопарке, глядя сквозь стекло на спаривающихся черепашек. Но они, сожри их пикси, делали это так сексуально! И этот самец… так сжимал крохотными коготками панцирь подруги, будто обнимал, говоря: «Ты – моя! Никуда не отпущу!».
Потом были голуби на карнизе чьего-то балкона на перекрёстке, две болонки в подворотне. Будто все животные сговорились и срочно занялись благородным делом продолжения рода.
Гермиона была чертовски напугана, и в голову даже закралось подозрение, не опоил ли Малфой её амортенцией. Она никогда не обращала внимания на такие вещи, но после своей неожиданной реакции даже трансгрессировала в библиотеку, прошла в компьютерный зал и набрала в поисковике похожие симптомы. С изумлением она узнала, что это вовсе не болезнь, подобные всплески гормонов встречаются у большинства беременных женщин.
Но вот что делать дальше, оставалось загадкой. От одной мысли о Люциусе бросало в пот, а рот наполнялся слюной, будто Малфой был изысканным десертом, а сама она – оголодавшей сладкоежкой.
Гермиона пару раз снимала напряжение, лаская себя, но это скоро перестало помогать. Хотелось именно почувствовать Люциуса в себе, ощутить, как он медленно входит и растягивает истекающее от желания влагалище, и при этом сжать его ягодицы так, чтобы остались следы. Хотелось запустить пальцы в его дивные белые волосы, целовать широкую грудь и покусывать соски, особенно правый, там, где шрам…
Гермиона застонала.
«Это невыносимо!»
Накатывало какое-то необузданное желание просто ворваться в спальню Люциуса, сесть на него верхом и банально оттрахать. Чтобы он постанывал от удовольствия и сжимал её грудь, ноющую от недостатка прикосновений.
«А если станет возражать… Но он ведь не станет? О, да! Скорее, помрёт со смеху, когда она попытается его соблазнить. С таким-то пузом! О, Мерлин!..»
Гермиона чертыхнулась и решила поискать в поместье какую-нибудь книгу с рецептом зелья, успокаивающего гормоны.
Спящий мэнор дышал размеренно, как живой. Тиканье больших часов размыкало таинственную тишину. Лунный свет чертил узкие дорожки на полу, рисуя руны и загадочные символы. Портреты в галереях сонно вздыхали и почёсывались, шёпотом жалуясь на зуд от воображаемой пыли.
Вместо библиотеки Гермиона поднялась на третий этаж и потянула на себя ручку дубовой двери.
Она редко бывала здесь, в спальне Люциуса, чаще в кабинете, но воспоминания нахлынули неукротимыми волнами: вот он прикусывает её ушко у порога, вот прижимает бёдрами к столу. А как-то раз усадил на подоконник и… Гермиона сглотнула, ощущая, как влажно стало между ног.
От июльской жары было распахнуто окно, и вместе с переливчатым пением какой-то птахи по комнате плыл сладкий аромат жасмина. Слабый ветерок шевелил золотистые шторы.
Люциус спал на спине, закинув руку за голову, спутанные волосы разметались по подушке. Широкая грудь мерно вздымалась, а тонкое одеяло сползло на бёдра.
«На спине спит король, на боку – мудрец, на животе – богач», – мысленно усмехнулась Гермиона.
Сейчас она напоминала себе львицу, которая вышла на охоту. Она медленно стащила одеяло, под которым оказался совершенно голый мужчина, пахнущий шиповником и имбирной свежестью. Ароматное диковинное лакомство, а сейчас она голодна как никогда! От предвкушения дрогнули ноздри, а язык хищно обвёл губы.
Гермиона устроилась между ног Люциуса и принялась покрывать медленными поцелуями внутреннюю сторону бёдер. Его мышцы немного напряглись, и Малфой что-то пробормотал во сне. Она усмехнулась и коснулась губами члена. Он дрогнул, будто приветствуя её, и Гермиона медленно провела вдоль него языком, чувствуя, как орган твердеет, с готовностью отзываясь на её ласку.
Женщина закрыла глаза от удовольствия, целуя круглую головку, нежно вбирая её в рот и посасывая. Член пульсировал и подрагивал, разбухая в плену губ, он становился всё больше, упираясь в гортань, но Гермиону это не останавливало. Она скользила по нему ртом, постанывая и чувствуя, как между ног нарастает нестерпимый жар.
Поэтому и пропустила момент, когда Люциус пробормотал «Гермиона…» и открыл глаза. Она почувствовала, как его широкая ладонь легла на затылок и протянула вверх, притягивая к тёплому телу. Круглый живот касался твёрдого торса, и ей пришлось опереться руками на подушку с обеих сторон от его головы.
– Гермиона? Я думал, ты мне снишься…
– Как ты меня узнал в темноте?
– Яблоки, – его дыхание сбивалось точно так же, как и у неё. – Ты пахнешь яблоками. Что ты здесь делаешь?
– Я… – она сглотнула, – я думала, это очевидно… ты же дал мне портал…
Гермиона смотрела в его затуманенные желанием глаза, в которых отражался жемчужный лунный свет, и вдруг на мгновение стало страшно, что он выгонит её, выставит за дверь за такое нахальное вторжение. Она потянулась и коснулась его тонких губ. И сразу почувствовала, как Люциус отвечает: немного скованно, напряжённо, вовлекая в нежный и неторопливый поцелуй.
Он приподнялся, сунув подушку под поясницу, и через голову снял с неё тунику. Гермиона как заворожённая смотрела на его пальцы, высвобождающие её грудь из тесного кружевного плена, спускающие с плеч белые бретели.
От его прикосновений сводило ноги. Такого с ней не было никогда. Каждый раз, когда губы Люциуса дотрагивались до разгорячённой кожи, Гермиона негромко вскрикивала от предвкушения. Соски затвердели и вызывающе торчали перед лицом мужчины, словно провоцируя на новые ласки языком.
Но этого было мало, дьявольски мало! Желание почувствовать Люциуса внутри стало таким острым, что мышцы влагалища сжались от нетерпения и невыносимой пустоты.
Его руки огладили круглый живот, нежную кожу на спине с соблазнительной выемкой, ягодицы. Гермиона выгнулась в истоме и застонала.
– Не надо… – взмолилась она. – Я готова! Возьми меня… Пожалуйста!
Люциус буквально содрал с неё летние брючки вместе с бельём и усадил на себя, осторожно проникая внутрь. Несмотря на всю её влажность, Гермионе понадобилось какое-то время, чтобы впустить его напрягшийся член. Люциус издал глухой стон, когда она двинулась, пытаясь вобрать его в себя больше. А потом сжал её ладони в своих, давая опору.
– Гермиона… о… да!
От того, как он произносил её имя, пересыхало в горле.
Гермиона не знала, существует ли ещё весь остальной мир. Во всей Вселенной были только двое, она и он, мужчина и женщина. И божественный танец их тел, который хотелось продлить как можно дольше.
Сквозь полуразомкнутые веки она видела, с какой страстью смотрит на неё Люциус, и насаживалась глубже. Крутила бёдрами, подавалась вперёд, задыхаясь от восхитительных ощущений.
– Моя! Моя ведьма! – постанывал он сквозь зубы, сжимая её ягодицы и толкаясь вверх.
– Да! – вторила она, впиваясь ногтями в его бёдра. – Да!
Люциус поначалу пытался сдержаться, снизить темп, но Гермиона не давала ему ни единого шанса. Она не могла остановиться, раскачиваясь на нём и скользя на налитом кровью члене. Это было прекрасно: он заполнял её всю, обжигающе горячий, твёрдый и нежный одновременно.
Люциус чувствовал, как она напряжена, и ускорился, прижав её бедра к своим и насаживая Гермиону на себя до предела.
Она умоляюще простонала:
– Ох! Только не останавливайся!
В голове не осталось ни одной мысли, только знакомое предвкушение сказочного сладкого…
Будто от Люциуса сквозь неё саму прорастал чудесный цветок – всё выше и выше, от живота к позвоночнику, а потом между лопатками словно раскрылись разноцветные крылья, унося вверх, на небеса блаженства. Гермиона вскрикнула, задрожав всем телом, и упала в объятья любимого.
Люциус аккуратно перевернул её на спину и снова вошёл, возобновляя движения. После такого продолжительного воздержания ему казалось подвигом сдерживаться так долго. Но ради неё – всё, что угодно.
Мужчина чувствовал, что вот-вот последует за Гермионой и откровенно любовался тем, как она млеет под ним, закусывая губу и шепча его имя.
– О, Люциус! Ты просто… чудо!
И это действительно было чудо: вбиваться в неё, такую жаркую, тесную и… Люциус со стоном толкнулся, чувствуя, как изливается в Гермиону и блаженство уносит на своих волнах.
Малфой нашёл губами её рот и жадно приник к нему, словно говоря: я здесь, в тебе. С тобой. Одно целое. Неразъединимое.
– Люблю тебя, – почти вместе сказали они.
Люциус улёгся рядом, отбросив мокрые от пота волосы. По стенам в густой тьме плыли серебряные лунные лучи. В тишине спальни два сердца стучали в унисон так громко, что казалось, они слышат друг друга.
– Позволь спросить, дорогая, – с лёгкой усмешкой спросил Люциус, отдышавшись, – откуда такой пыл?
– Мне понравилось быть женщиной, дорогой, – лукаво улыбнулась она, и он не удержался, чтобы провести пальцами по её нежным губам.
– Иди сюда!
Люциус прижал её к себе спиной, набросив на них забытое одеяло, и ласково обнял любимую. Он гладил её живот, с удовольствием и восторгом чувствуя, как ему в ответ толкается их ребёнок.
– Гермиона… моя малышка…
Но она уже спала сном младенца, и никакие кошмары её не тревожили. Люциус вдруг понял, что никогда не чувствовал ничего подобного с Нарциссой.
«Быть может потому, что я никогда не любил её по-настоящему? Кто знал, что дожив до таких лет, я встречу магглокровку, которая пустит корни в самое сердце?»
Люциус заснул счастливым сном. Ему было тепло.
Утром он проснулся оттого, что Гермиона пыталась высвободиться из-под его тяжёлой руки. И когда ей это удалось, она села на кровати, выискивая взглядом тунику на полу.
– Куда это ты собралась? – его пальцы крепко сжали женское бедро. – Хватит бегать от меня!
Гермиона вздрогнула и обернулась.
– Господи, я думала, ты ещё спишь! Между прочим, это твой ребёнок будит меня в пять утра! А ещё, если ты не в курсе, беременным часто нужно в туалет!
– Тогда возвращайся поскорее. Мне холодно без тебя.
Эти слова послужили самым лучшим стимулом поторопиться. Когда Гермиона вернулась, Люциус взял её руку и переплёл их пальцы, снова стараясь быть к обожаемой женщине как можно ближе. Он опять заключил её в объятья, покрывая порозовевшее лицо нежными поцелуями.
Это был второй раз, когда она осталась в поместье. И больше в охотничий домик Гермиона не возвращалась.
* * *
На дворе царил август. Жара наконец спала, погода стояла мягкая, бархатная. В садах наливались яблоки и сливы. На Косой Аллее продавали ароматную шарлотку и свежий сидр. Люциус Малфой официально заступил на пост советника по финансам, и в «Ежедневном Пророке» вышла льстивая статья о прошлых заслугах «талантливого и перспективного мага».
В парке Малфой-мэнора с лёгкой руки Люциуса появился небольшой пруд, который тут же обжили местные утки. Их кряканье в камышах по вечерам слышалось из открытых окон, вырывая из полудрёмы.
В восточном крыле, обычно ото всех закрытом чарами, Лу по приказу Люциуса отремонтировал две смежные комнаты, для малыша и Гермионы. В первой, заставленной кроваткой, игрушками и комодом с пелёнками, на обоях по изумрудному лугу скакали белоснежные единороги. На стенах второй зеленели холмы Шотландии и кусочек деревянной беседки с нежно-розовыми цветами – в память о той ночи, когда они с Люциусом жарили сосиски. Полки с любимыми книгами, удобная кровать с подушками под спину, туалетный столик, балкон с выходом на террасу – Малфой позаботился обо всём.
Гермиона жила здесь днём, прячась от неожиданных гостей и сотрудников из Министерства. А ночью она набрасывала пеньюар и шла к спальне Люциуса. Доставляло удовольствие идти по тем же самым коридорам и прохладным анфиладам уже не в качестве прислуги, а в качестве женщины – любимой и любящей. Устав от ласк, они часто просто лежали рядом, чувствуя тепло друг друга, и молчали. Слова стали третьим лишним. Гермиона улыбалась в темноте, когда Люциус во сне обнимал её, чтобы не сбежала.
