Текст книги "Минни (СИ)"
Автор книги: Екатерина Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Глава 15
Давно не чищенный дымоход не справлялся: в маленьком охотничьем домике стало чадно, и Гермиона взмахнула палочкой, распахивая окно. Свежий мартовский воздух ворвался на первый этаж, залитый сонным утренним светом, и потащил сизые клубы наружу.
Девушка усердно водила кистью по листу бумаги, закреплённому кнопками на деревянном мольберте. Она пыталась мысленно отвлечься, не сосредотачиваясь ни на чём конкретном, но рука снова и снова обмакивала кисть именно в алую краску, и яркие разводы слишком напоминали кровь. Или клубнику.
Арт-терапия, по словам доктора Фоссета, должна была «высвободить боль от душевной травмы, а творчество и искусство – сублимировать агрессию».
Получалось неважно. Впервые взяв в руки волшебные краски, которые привез Люциус, она сначала радовалась: достаточно было указать палочкой на нужный цвет, а потом на холст – и образ, возникающий в сознании, тотчас отпечатывался на загрунтованной ткани. Но следом за мордой василиска с выколотыми глазами на холст полилась алая, как кровь, краска. И в довершение всего в центре появился нарисованный Драко. Он пошевелился и поднял голову, недобро ухмыльнувшись. Гермиона стояла, замерев от страха и тяжело дыша, рука с палочкой словно приросла к боку. Неимоверной силой воли удалось поднять руку, но слова не шли.
– Инсен…
Слабые искры сорвались с конца палочки.
– Инсендио!
Ничего не произошло. А он смотрел на неё в упор и уже открыл рот, чтобы сказать что-то.
Тогда, злясь уже на своё бессилие, девушка рявкнула:
– Инсендио!
Полыхнуло так, что она невольно отпрянула, закрываясь рукой. Гермиона стояла и смотрела на горящий мольберт, даже не стараясь его потушить. Только когда занялся ковёр, она скомандовала:
– Агуаменти!
С тех пор девушка отложила волшебные краски и взялась за обычные. Вздрогнув от непрошеных воспоминаний, она посмотрела на бумагу. Всё то же самое: алая кровь, белое лицо со страшными глазами и дьявольской ухмылкой.
«Да когда же это кончится?!»
Гермиона сглотнула и подожгла лист. Бумага, пропитанная водой и акварельной краской, горела неохотно, будто намекая, что от мерзких воспоминаний избавиться не удастся никогда.
Девушка потушила набросок, сдернула и швырнула в мусорную корзину, полную таких же обугленных листов. После рисования она всегда принимала душ, пытаясь смыть ощущение гадкого прикосновения к тому проклятому вечеру.
В бревенчатом домике было уже натоплено, и Гермиона пригасила пламя в камине. Она сняла мешковатый свитер грубой ирландской вязки и отправилась в ванную.
* * *
Первый месяц пребывания здесь она просто лежала на диване, завернувшись в плед, и смотрела, как магическое голубое пламя пляшет на щербатой коре сосновых поленьев. Не хотелось шевелиться, мыться, есть. Жить. Внутри царила тьма и пустота, и, казалось, порой можно услышать тоскливые завывания самума, разносящего песчинки с серых барханов – всего, что осталось от души.
Иногда приходили Гарри и Джинни. Впускать Рона после одной памятной беседы на Гриммо Гермиона отказалась напрочь. Она видела их, слышала слабые голоса далеко-далеко, словно с другой планеты, что-то говорила в ответ. И продолжала лежать. Гарри брал её руку в свою, Джинни гладила по голове. Но создавалось ощущение, что друзья боятся трогать её, будто девушка – одна большая открытая рана. Собственно, так оно и было.
Мерлин знает, сколько бы это всё продолжалось, пока Люциус не встряхнул её. В буквальном смысле. Он тоже появлялся здесь, но обычно молчал, глядя на неё. Ведь это был его домик. Охотничий домик Малфоев.
Гермиона встала у зеркала и провела ладонью по небольшому округлому животу. Всё здесь принадлежало Малфою, но кое-что – и ей.
Она ступила в гладкую колыбель ванны и задёрнула голубую занавеску. Котёл нагрел воду, и тёплые струи потекли по лицу, вызывая в памяти картины трёхмесячной давности.
* * *
В первое утро Рождества она проснулась оттого, что стало жарко. Тело больше не болело, и, к своему удивлению, Гермиона снова почувствовала голод. А ещё ощутила, что кто-то большой и тёплый прижимается сбоку, а тяжёлая рука лежит на талии. Рассмотрев, что это Малфой-старший сопит рядом, приоткрыв рот, она принялась яростно отталкивать его, пытаясь освободиться.
«Второй раз за несколько дней просыпаться с ним… но, Мерлин, он ли это?!»
Она схватила с тумбочки палочку и направила на него, с облегчением отметив, что мужчина в рубашке и брюках. Перстень темнел на пальце, обозначая владельца.
– Убирайтесь!
Люциус моргал и тёр глаза. Он зевнул и сонно пробормотал:
– Который час? Десять уже есть?
– Что вы делаете в моей постели? – сощурилась Гермиона.
Мужчина зажмурился от света из окна, застонал и упал лицом в подушку.
– Какого боггарта… Я так устал… Эта проклятая толстуха, чтоб ей провалиться, извела меня своими подозрениями! Полночи я ей втолковывал, что и пальцем тебя не трогал…
– Какая ещё толстуха?
– Целительница, сожри её акромантул, – он поднялся, потирая покрасневшие глаза. – Нет, такой, пожалуй, подавится и акромантул… Пришлось до утра поить тебя зельями. Восстанавливающее, укрепля-а-а-а – он широко зевнул, – ющее. Я так устал, что заснул прямо здесь.
– Мне нужно в душ, – бросила она чужим голосом. – А потом я уеду отсюда.
Когда Гермиона вышла из ванной, чувствуя, как горит под халатом тело, безжалостно натёртое щёткой, Люциус сидел в кресле у стола и читал письмо от Гарри. Она заметила, что он тоже успел привести себя в порядок и чинно потягивал кофе в отутюженном костюме.
– Не против позавтракать со мной?
Девушка молча села напротив и принялась намазывать тост. Поглядывая на него украдкой, она заметила, что белоснежная шевелюра уложена волосок к волоску, но мешки под глазами и горькая складка у рта напоминали о схватке и бессонной ночи.
– Прими мои соболезнования, – проговорил Люциус. – Мне очень жаль, что твои родители погибли. Куда ты пойдёшь, Гермиона?
Она остановила взгляд на чашке кофе в его руке и заметила, что палец с обсидиановым перстнем слегка дрогнул.
– На Гриммо, к Гарри…
– Нам нужно поговорить… – осторожно начал маг.
Раздался громкий хлопок, и возникший перед ними Лу прервал беседу. Подобострастно склонившись перед хозяином, он проскрипел:
– Мастер Люциус, там гость, мистер Поттер.
– Что ж, – вздохнул мужчина, – пусть подождёт.
– Сэр, – домовик затрясся, – он грозится, что если немедленно не увидит мисс Грейнджер живой и здоровой… он в аврорской мантии, сэр…
– Зови его сюда немедленно! – велела Гермиона.
Люциус бросил взгляд на её халат и влажные вьющиеся волосы, но смолчал. Только тогда она и поняла, что поторопилась, но было поздно: Гарри уже стоял на пороге, рассматривая странную пару за завтраком в спальне. И, судя по его удивлённому взгляду, они смотрелись, как супруги, а не как бывший Пожиратель и его жертва.
– Гермиона… Привет! – с облегчением выдохнул он. – Мистер Малфой?! Вы же погибли?!
– И воскрес. Приветствую вас, мистер Поттер!
– Доброе утро… в таком случае.
– Не назвал бы его добрым, но пусть будет так.
– Что там случилось, Гарри? Почему ты пропал?
Гермиона кусала губы, стоя напротив, но не приближалась, чтобы поприветствовать друга. Гарри воспринял это как обиду. Он шагнул к девушке и крепко обнял.
– Прости меня, Гермиона! Я не должен был так поступать, но мне казалось, это моё последнее письмо. Роули был всего лишь наживкой, и я клюнул на неё. Они держали меня в подвале и хотели обменять на возможность вернуться в Англию… Твой Патронус меня просто спас! Он передал твои слова и осветил пол, а там оказалась барсучья нора!.. Эти Пожиратели всегда недооценивали магглов и простые решения… Гермиона?
Гарри не сразу понял, что подруга рвано дышит и пытается освободиться.
– Что с тобой, Гермиона? Что такое?
Он пытался удержать её в объятьях, чтобы успокоить, но девушка только сильнее вырывалась и сухо всхлипывала.
– Постойте, мистер Поттер! – Люциус взял его за локоть. – Отпустите её! Вот так. Мисс Грейнджер попала в беду, и я не успел спасти её.
Он аккуратно усадил её в кресло. Гермиона вся сжалась, будто закаменела, и только огромные карие глаза были расширены от неконтролируемого ужаса. Малфой призвал успокаивающее зелье и, просунув ложку ей между зубами, влил несколько капель в рот.
Гарри смотрел на неё удивлённо, не скрывая своей боли.
– Что вы с ней сделали, Малфой?! Она больна?! Вы били её?!
– Не я, – Люциус мрачно протянул ему пузырёк с успокаивающим и кивнул на кресло. – Мой сын.
– Что сделал этот подонок? – звенящим от злости голосом спросил Гарри.
Бледная Гермиона молчала. Люциус тоже. Оба они боялись произнести это слово, будто, озвучив, оживят какого-то монстра, усыплённого заклинанием.
– Что он натворил? – переспросил Поттер. – На какой срок мне засадить его в Азкабан?!
– Изна… сило… вал, – с трудом выдавила Гермиона, сжав побелевшими пальцами подлокотник.
– Ублюдок! – Гарри издал мучительный стон. – Как он мог, мать его?!
Он повернулся к Люциусу и прокричал:
– Это всё вы виноваты! Почему вы это допустили?!
Малфой поднялся и отчеканил:
– Я был прикован к постели в Мунго, Поттер! Потому что едва не погиб. А вот где были Вы – ещё вопрос!
– Вы же слышали: Ваши дружки заперли меня в подвале!
– Мои бывшие единомышленники, – поправил мужчина и тут же парировал, – где были остальные ваши друзья? Где был ваш общий друг, мистер Уизли?
Гарри замолчал. В комнате повисла тяжёлая напряжённая тишина.
– Рон бросился спасать меня. Он был сам не свой последнее время. Но ваш сын… он в любом случае сгниёт в Азкабане за это!
– Ты не сможешь посадить его в тюрьму, – тихо, но отчётливо предупредила Гермиона. – Потому что я стёрла ему память. Как и он мне когда-то. Теперь ничего нельзя доказать.
– Зачем?! Зачем ты это сделала?!
– Мне нужна была безопасность, Гарри! – Гермиона сжала пальцами виски и закрыла глаза. – Ты ведь сам знаешь, что сбежать из Азкабана при большом желании… можно. И Сириус, и Пожиратели…
Она встретилась взглядом с Люциусом, но тот молчал, сжав губы и мерно постукивая пальцем с перстнем по гладкой столешнице.
– Кроме всего прочего, мне нужна свобода. Освободите меня от клятвы… мистер Малфой!
– Мерлин… Клятва… Эта идиотская клятва! – он закатил глаза и тяжело вздохнул. – Как вы не вовремя, Поттер, чего стоило вам появиться хотя бы на полчаса позже?..
– И что бы это изменило? – Гарри покачал головой.
– Многое.
– Почему?
– Да потому что нет никакой клятвы!
– Что?! О чём вы? – Гермиона угрожающе приподнялась из кресла, сжимая палочку.
– Она была, эта клятва, да, – Люциус досадливо поморщился. – Я хотел освободить тебя от неё, и если бы не Яксли, всё было бы иначе. Я трансгрессировал за тобой в парк, чтобы спасти… Я тогда ещё не знал, но, возможно, ты уже была свободна в тот день, когда… когда к тебе вернулась память.
– Я не понимаю! – Гермиона нахмурилась. – Объясните!
Люциус вздохнул.
– Клятва снимается довольно просто. Поскольку она на крови, весь смысл разрушения в том, чтобы приравнять вассала к господину. Стоит только смешать кровь обоих, чтобы эти узы навсегда были разорваны. Это я и хотел сделать в парке.
Он замолчал, задумчиво изучая набалдашник трости.
– Мистер Малфой? – нетерпеливо спросил Гарри. – Почему клятва разрушена?
Люциус негромко ответил:
– Гермиона беременна.
Друзья одновременно выкрикнули:
– Что?! Как?!
– Нет! Быть этого не может!
– Да, – Люциус смотрел девушке в глаза, не отводя взгляда. – Поэтому клятва и разрушена. В тебе плоть и кровь Малфоев.
– Это просто невозможно! А если я избавлюсь от этой крови и плоти?! – запальчиво спросила она и нервно вскочила. – Мне, чёрт возьми, нужно в больницу, сейчас такие проблемы решаются очень быстро. И чем скорее, тем лучше. Я избавлюсь от этого… этого…
Гермиона подошла к шкафу и распахнула дверцу, вываливая на пол одежду и чертыхаясь. Дрожащей рукой она призвала чемодан, и он, криво завалившись на бок, подскочил и раскрылся.
– Постой, подожди… – мужчина подошёл к ней сзади и осторожно взял за локоть. – Ты ведь не знаешь, чей это ребёнок…
Девушка застыла, чувствуя его запах. Аромат одеколона смешивался с горькими нотками «Латакии», и Гермиона осознала, что и Люциусу нелегко далось принятие новости о ребёнке. Она с тоской подумала о том, почему тогда не поняла, что от Драко в отцовском обличии не пахло табаком.
– А вы, стало быть, знаете?
Она развернулась, глядя ему в глаза и боясь разреветься. Но слёз больше не осталось.
– Узнал вчера, – едва заметно кивнул мужчина. – Это мой ребёнок.
Гарри потер лоб, с которого пропал шрам, и сквозь зубы бросил что-то вроде «долбанные Малфои!» Он внимательно следил за реакцией подруги, держа палочку наготове.
– Мне сейчас очень хочется отдать под суд и вас, Малфой! Вам не кажется, что меня стоит разубедить в этом?!
Люциус даже не обернулся. Он выжидательно смотрел на Гермиону, не отпуская её руки.
– Я не вправе просить тебя о чём-либо, но послушай, просто послушай меня… – его голос дрогнул. – Мы с тобой теперь совсем одни. И у тебя, и у меня никого не осталось. Не губи эту маленькую ни в чём не повинную жизнь, Гермиона! Этот ребёнок не заслужил того, чтобы умереть, не родившись.
– Вы?! – горько бросила девушка. – Это вы-то одни?! А как же ваша семья?
– Ты – теперь моя семья, Гермиона. Ты и наш ребёнок. Вчера ты сражалась со мной бок о бок и прекрасно знаешь всё это.
Она стояла молча, пытаясь понять и принять его слова. Если бы Драко не изнасиловал её, кажется, она могла бы даже обрадоваться, но теперь…
– Мне нужно увидеть могилу родителей, – глухо бросила Гермиона. – Гарри, ты покажешь её мне?
– Я отправлюсь с вами, – заявил Люциус. – Может понадобиться моя помощь.
Однако избежать встречи с остальными Малфоями не вышло. Внизу, в гостиной, вычищенной от копоти, пахло мебельной полиролью и лимонной кислотой. Нарцисса прикрывала нос платочком и бодро командовала Чайной.
– Нет, шторы перевесь из комнаты Люциуса. А сгоревшие портреты вышвырни. Прекрати трястись! Да, я приказала выкинуть этих старых узколобых…
Драко рядом в кресле перебирал обугленные листы и что-то бормотал про себя. От глубокой раны на щеке не осталось и следа, но парень заметно нервничал, покусывая ноготь большого пальца.
Увидев Люциуса, Драко вскочил и порывисто подошёл к нему.
– Отец, доброе утро! Это звучит странно, но… я не помню, из-за чего мы повздорили накануне. Ты не напомнишь?
– Здравствуй, Драко! О, всё как обычно. Ты не хотел возвращаться в Британию. Снова уцепился за идею остаться здесь и жениться на Астории.
Драко потёр лоб и нахмурился. Взгляд его вдруг переместился за спину отца – на Гермиону, которая напряглась так, что в любой момент могла атаковать, и Люциус крепче сжал её руку.
– Отец, кто это? Твоя гостья? Я не видел её вчера.
Нарцисса едва слышно хмыкнула. Малфой-старший сдержанно улыбнулся.
– Моя невеста.
Гермиона поджала губы.
– Вот как! – Драко недовольно сощурился. – Так это правда: вы с мамой разводитесь?
– Да, – Люциус кивнул, испытующе глядя на сына. – Ты уже взрослый, чтобы понять. Мы возвращаемся в Британию, я напишу тебе.
– Так скоро? Мы же всегда проводили Рождество вместе! Что-то случилось?
– Да, дела в Министерстве. Очень важные.
– Ты познакомишь меня со своей невестой?
На мгновение в гостиной повисла такая напряжённая тишина, что воздух, казалось, можно резать ножом. Люциус чувствовал, как дрожат и скользят от пота пальцы девушки в его руке.
– Ты прав, мы так поторопились, что я забыл об этикете. Гермиона, это мой сын, Драко. Драко, позволь представить тебе мисс Гермиону Грейнджер!
– Очень рада, – выдавила девушка. – Люциус много мне рассказывал о вас.
Она пыталась улыбнуться, чтобы ничем не выдать себя, но получалось чертовски фальшиво. Люциус проклял все хорошие манеры в мире, когда Драко поднёс её руку к губам и поцеловал. Мужчина мысленно возносил молитвы Мерлину о том, чтобы Гермиона выдержала этот спектакль до конца.
– Рад знакомству, – кивнул Драко. – Любопытно знать, на кого отец променял мою мать.
Девушка сглотнула, чувствуя, как подкашиваются ноги.
– Нам пора, – Люциус слегка подтолкнул её.
Заметив Гарри, Драко округлил глаза и шагнул ему наперерез.
– Ты-то что здесь делаешь, Поттер?
Тот так стремительно выхватил палочку, нацелив в лицо врага, что Малфой-младший неприязненно отшатнулся.
– Спокойно, мистер Поттер, Драко, – Люциус, поморщившись, встал между ними. – Мы уже уходим. Мистер Поттер передавал мне важные документы от министра Бруствера, только и всего.
Старые враги разошлись в стороны, но Гермиона шестым чувством ощущала, как Драко сверлит взглядом её спину.
Она считала, что достойно справится со всем этим: и со встречей с насильником, и с известием о беременности, и с приступами паники. Но на пароме «Кокель-Фолкстон» ужас стал накатывать волнами.
Девушка сидела на широкой скамье рядом с Гарри, закутанная в длинное пальто. Люциус ушёл дымить трубкой на корму, чтобы ветер не приносил на палубу запах табака. Судно шло, рассекая ярко-синюю воду до белоснежной пены, северо-западный ветер трепал шляпы и шарфы редких пассажиров. Мимо проходили рыболовецкие сейнеры, тарахтели буксиры и прогулочные катера. Когда они вышли из бухты и французский берег остался далеко позади, Гермиона прикрыла глаза, вдыхая запах соли и желая почувствовать облегчение.
«Теперь Драко далеко, всё закончилось. Всё теперь будет хорошо. Он больше не тронет меня».
Но вместо долгожданного покоя внезапно вспомнилось, как Драко насиловал её, и жуткая боль пронзила тело, вгрызаясь в живот и позвоночник. Снова нахлынуло мерзкое ощущение собственного бессилия в связанных руках.
Гермиона задышала тяжело и медленно, пытаясь прогнать приступ паники. И ничего не получилось. Всё стало только хуже. Перед глазами вдруг всплыли кошмарные образы.
Весь мир подёрнулся красным с багровыми прожилками. Лютый холод сжал сердце от жуткого шипения, которое слышалось отовсюду, и не было от него никакого спасения. Громадная змея бросилась на девушку, обвивая всё тело холодными кольцами. Чудовище повернуло голову, и Гермиона отчаянно завизжала: у монстра было лицо Драко. Изо рта высунулся длинный раздвоенный язык и скользнул по щеке девушки, вызвав дрожь омерзения.
– Думала сбежать от меня, ягодка?
Она даже не могла кричать: кольца давили с такой силой, что рёбра, казалось, вот-вот хрустнут. Воздух заканчивался, Гермиона хватала его открытым ртом, стремительно теряя сознание.
Более ужасной смерти она и представить себе не могла, но когда в глазах уже потемнело, раздался шёпот Драко у самого уха:
– Думаешь, Обливейт защитит тебя? Долго ли действовало моё заклинание? Как думаешь, сколько продержится твоё? Ты – моя, ягодка…
Гермиона забилась от страха, и нашлись силы и на вопль. Она так дёргалась, что не сразу поняла, что слышит голос Гарри и шум моторов вперемешку с плеском волн.
– Гермиона! Проснись!
Бледное лицо друга маячило над ней, очки съехали набок.
– Я в порядке, – голос охрип. В горле кололо, будто туда насыпали толчёного стекла. – Всё хорошо. Просто задремала. Плохой сон. Можешь позвать мистера Малфоя? Я так и не узнала, как он выжил.
Гарри хотел снова обнять её, но вовремя отстранился, вспомнив, как она теперь на это реагирует.
– Хорошо. Но только если ты обещаешь быть здесь. Ты так жутко стонала…
– Без проблем, – Гермиона улыбнулась одними губами.
Уходя, он обернулся:
– Ты сильная, Гермиона. Ты справишься. Я в тебя верю.
Девушка судорожно вздохнула и подошла к краю палубы. Она стояла, оперевшись на гладкий металлический поручень, и вглядывалась в белую пену на изумрудных верхушках волн. Чайки тоскливо кричали сверху, только подбавляя тревоги и паники.
А море убаюкивало. Звало. В глубине вода казалась почти чёрной, будто чернила, нечаянно разлитые по пергаменту. И оно обещало желанный покой. Небытие. Избавление от всех бед и печалей.
«Думаешь, Обливейт защитит тебя? Ты – моя…»
Нет! Никогда!»
Гермиона и сама не заметила, как перебросила одну ногу через поручень, затем другую. Гладкая подошва ботинка соскользнула, и девушка полетела вниз.
Вода оказалась обжигающе холодной, и в первые минуты Гермиона пришла в себя, барахтаясь и отплёвываясь. Но потом снова навалилась апатия, и течение подхватило девушку, увлекая всё дальше от судна, от Гарри и Люциуса, от жизни и кошмара, в который её с головой окунул Драко. Вода унесла шапку и смешала тёмные пряди с бордовыми полосами шарфа.
Очнулась девушка оттого, что кто-то потянул её за воротник пальто и больно дёрнул за кудри. Увидев краем глаза белые волосы и чёрный рукав, Гермиона встрепыхнулась, но её уже настойчиво тащили.
Люциус схватил её за шиворот и трансгрессировал на палубу, отплёвываясь и бранясь такими словами, что пассажиры начали оглядываться, и Гарри поспешно наложил заклятие незначительности, а затем быстро высушил обоих заклинанием. Люциус поднял палочку, он так быстро и яростно наколдовал согревающие чары, что одежда Гермионы встопорщилась, и с неё посыпались алые искры.
От гнева он едва мог связно говорить.
– Совсем… ополоумела?! Для того ли я влил в тебя галлон зелий, чтобы ты сейчас сиганула в море?! Да что ты о себе возомнила?! Тоже мне Офелия нашлась!
– Да какое твоё дело, грим тебя забери?! – огрызнулась Гермиона. – Я не просила себя спасать!
Мужчина шагнул к ней вплотную, так что между ними едва ли остался дюйм, крепко вцепился ей в плечи и резко встряхнул. Его лихорадило так, что, казалось, длинные пальцы в перчатках сейчас отпустят ткань пальто и сомкнутся на её хрупкой шее.
– Я отказался от всей своей семьи ради тебя! Ты хоть понимаешь, что это значит?!
– Не трогай меня! – панически завопила девушка. – Слышишь, никогда не трогай!
– Я не стану, – пальцы Люциуса разжались, но отступать он не спешил. – Обещаю вообще не касаться тебя, если только ты сама этого не захочешь!
В глазах Гермионы, тёмных, как ночь, плясала дикая злость и тоска.
Девушка выкрикнула:
– Что, вместо вассальной клятвы можешь дать Нерушимый Обет?!
Люциус замер на мгновение, а затем тихо ответил:
– Могу, если тебе этого хочется. Только подумай о том, что я не сумею больше спасти тебя, если ты снова…
Гермиона прошептала:
– Мне стало страшно… Мне снился твой сын… Мне так страшно…Ты представления не имеешь, каково жить с этим…
Она опустила глаза и задрожала от всхлипов, сотрясающих тело. Люциус молча сгрёб её в охапку, крепко прижимая к груди и гладя по встрепанным волосам.
Гарри стоял рядом вполоборота и слышал, как подруга плачет в объятьях бывшего Пожирателя Смерти. Он всё ещё не мог понять, как Малфой догадался, куда делась Гермиона, и как опередил его самого. Должно быть, такому Малфою стоило и поверить.
До его слуха донеслось:
– Зачем ты тащил меня за волосы? Можно ведь было воспользоваться «Акцио»…
– В моих снах это не помогало. Не одна ты видишь кошмары.
На горизонте показался британский берег, и чайки заорали громче.
Глава 16
Гермиона заплела длинные косы и закрепила их на затылке заколками. Сегодня снова ожидалась духота, и девушка взмахнула палочкой, чтобы распахнуть все окна в домике. На дворе была середина июня, но молодая женщина надела поверх лёгкого сарафана с маками белое болеро, а на голову водрузила широкополую соломенную шляпу. Стоило вспомнить, как однажды, примерно месяц назад, Люциус застал её на крыльце в тонком халате и долго отчитывал в доме, как маленькую девочку за непозволительное легкомыслие, чтобы больше так не рисковать. Ей-богу, лучше бы устроил скандал с криком, чем злобно шипеть, как слизеринский змей!
По большому счёту он был прав: погода здесь, в Шотландии, менялась так стремительно, что солнечный день мог мгновенно обратиться градом или мощным ливнем. А если ещё учесть постоянные ледяные ветра, которые, казалось, пронизывают до костей, возможно, стоило и согласиться с Малфоем. Ведь он спас её тогда, на пароме, достал из студёной морской воды и теперь, очевидно, опасался каждого её чиха.
Надевая плетёные золотистые босоножки, девушка вспомнила, как они с Люциусом выбрали их здесь, в Шотландии, в магическом квартале «Волшебный закоулочек».
Она вышла на крыльцо и сощурилась от яркого солнца. Пришлось призвать тёмные очки и бутылку воды. Гермиона устроилась в красивой беседке рядом с домом и подложила под поясницу подушку. Стоило ли вспоминать, что это деревянное произведение искусства, с тонкой обрешёткой, увитой бледно-розовыми клематисами – тоже дело рук Люциуса. И тропинка, облагороженная плитняком, надёжными перилами и ступенями, и вон та площадка для удобной трансгрессии.
Малфой многое делал для неё. Слишком многое, чтобы заподозрить его в том, что она – всего лишь игрушка в его руках, но та его фраза: «Я никогда не позволю своему ребёнку прозябать в нищете – и точка!» уничтожала на корню всю благодарность за заботу.
«Нет. Он делает всё это не для меня. Для своего ребёнка. Я здесь вообще ни при чём!»
И даже его слова на могиле родителей не могли разубедить её.
Тогда, почти шесть месяцев назад, перемещения в Австралию сразу из Фолкстона оказались сущей пыткой. После каждого прибытия на очередное место назначения Гермиону всё время мутило, и она жалела, что не решилась полететь самолётом. Но одна мысль о том, что придётся выдерживать взгляды и шепотки о двух мужчинах, сопровождающих её, угнетала до невозможности. Когда она пошатывалась и зажимала ладонью рот, падая на глинистый холм где-то в Словакии, Люциус поддерживал, а девушка не отказывалась, хватаясь за крепкую руку. Гарри привычно подставлял плечо с другой стороны, но Люциус успевал раньше. Он всегда успевал раньше.
Гарри, видя, что Малфой не отходит от подруги ни на шаг, занимался организацией порталов и переговорами с аврорами. Случай на пароме давал возможность довериться бывшему Пожирателю. Рождественские каникулы сильно тормозили перемещение: болгарские волшебники, оторванные от праздничного стола, сердито ворчали, индийские качали головой и недовольно потирали виски, но всё же проводили к побережью океана, откуда трансгрессировать было удобнее. Слава Гарри помогала, титул героя и победителя одиозного тёмного волшебника делал своё дело, и путешественники в конце концов оказались на безлюдном кладбище недалеко от Канберры.
В Австралии было жарко, и Гермиона сняла пальто, бросив его на руку. Ровные ряды одинаковых серых надгробий, между которыми ветер колыхал жёлто-зелёные стебли, навевали тоску. В куцей траве стрекотали цикады и будто пели о том, как вечна и в то же время преходяща жизнь.
Могила Уилкисов обнаружилась в пятнадцатом ряду, третьей от узкой протоптанной тропинки. Гермиона опустилась на колени, обводя пальцем выбитые буквы чужих имён: «Венделл» и «Моника». Она чувствовала, как за спиной неподвижно стояли Гарри и Люциус, и думала о том, что смерть страшна не сама по себе, а страшна её необратимость. Ничего нельзя вернуть, и все твои ошибки остаются с тобой навсегда. Как и радости.
– Орхидеус, – почти одновременно произнесли мужчины.
Могилу украсили два венка, один с лиловыми цветами, другой с жёлтыми. Гарри вопросительно посмотрел на Малфоя.
Тот, не поворачивая головы едва слышно сказал:
– Дань уважения её родителям. Гермиона спасла мне жизнь. Я обязан ей и им.
Оказавшись в Британии, они расстались на площади Гриммо.
Люциус взял её руку в свою и легонько сжал.
– Ты в любой момент можешь вернуться в поместье, Гермиона. И я не откажусь от своих слов, слышишь? Я сумею защитить тебя и помочь.
Она покачала головой.
– Я не смогу играть роль миссис Малфой.
– А я и не прошу играть.
На миг она посмотрела в его серо-голубые глаза, вспоминая о том, как стояла на берегу в Кале и мечтала, как лазурные волны станут его руками. Море было таким же: ласковым и неумолимым. Или он был морем, раз она так порывисто бросилась в волны?
Но череда ударов судьбы так опустошила и обессилила, что Гермиона не нашла в себе ни капли желания обдумать это предложение.
И даже не обернулась, когда поднималась с Гарри на крыльцо дома.
На Гриммо было, как и раньше: темно и мрачновато. В коридорах пахло уксусом и печёными яблоками, в гостиной у камина переливалась огнями скромно украшенная ёлка. На портрете Вальбурги красовалась какая-то аляповатая композиция, изображающая то ли цветы, то ли бабочек.
– Джинни не выдержала, – пояснил Гарри. – Миссис Блэк так вопила, что Джин привела свою угрозу в исполнение. И знаешь, не сказать, что я сильно жалею. По-моему, даже красиво.
Гермиона обосновалась в комнате Регулуса. Она бросила чемодан в пыльный угол и упала на кровать. Поймав взглядом паутину на потолке, девушка задумалась о том, как теперь жить. Гарри рассказал, что Грейнджеры продали дом на Карнаби-стрит и купили коттедж в Австралийской Канберре, который зарегистрировали на Уилкисов. И теперь, в связи со смертью владельцев, жильё было передано в собственность города. Гермиона понятия не имела, как и кому доказывать, что погибшие – Грейнджеры, а не Уилкисы, чтобы предъявить право собственности на дом. Ведь выходило так, что она действительно осталась круглой сиротой с весьма скромным счётом в банке, и всё, что у неё было – Малфои. Один в Уилтшире, в поместье, и другой здесь, прямо под сердцем. Такая злая насмешка судьбы стоила ответного удара.
Гермиона положила руку на живот и, повинуясь какому-то древнему инстинкту, прошептала:
– Ты меня слышишь, малыш? Если твой отец и вправду Люциус… О, Мерлин… Ты ведь пережил всё это вместе со мной, верно? Ты хорошо держался, должна тебе сказать. И я своих не бросаю. Мы всем этим кретинам с Косой Аллеи ещё покажем финт Вронского, вот увидишь!
Утром она столкнулась на кухне с Джинни и Роном. Поначалу беседа не клеилась. Все трое молча пили кофе с ореховым печеньем и невпопад роняли фразы о погоде. Когда спустился Гарри, обстановка разрядилась. Уизли загалдели, рассказывая о Рождественском ужине в Норе, магазинчике Джорджа и малышке Мари-Виктуар, Кикимер спрашивал, что приготовить на обед, и потирал лапки. Гермиона, усмехнувшись, предложила клош-червей и медальоны из форели. Гарри удивился такому выбору, но просьбу домовику передал. Кикимер смерил её странным взглядом и важно кивнул хозяину.
Когда Рон и Гарри трансгрессировали к Министерству, они с Джинни остались одни. Только теперь Гермиона заметила, как светится рыжая девушка. В глубине её голубых глаз сверкали искорки настоящего счастья.
– Гермиона! – она взяла подругу за руки. – Ты помнишь наш разговор тогда, перед Рождеством? Я боялась, что Гарри не вернётся, и молчала. Просто хотела сказать об этом сначала ему самому, но больше, кажется, не выдержу!
– Что такое?
– У нас будет малыш!
Гермиона даже приоткрыла рот. Как непохоже было это сообщение на то, которым «осчастливил» её накануне Люциус.
