Текст книги "Опрометчивые желания (СИ)"

Автор книги: Екатерина Скорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 19

Следуя за дворецким сэра Лори – статным мужчиной с угрюмым лицом и подрагивающей нижней губой, Алрой удивлялся, как старик Пинчер набрался смелости пригласить его в гости? В том, что темой разговора станет не благотворительный вечер, а предстоящие торги, сомнений не возникало. Одна только фраза из письма с мелкими буквами и размашистой подписью выдавала автора с головой: «Думаю, нам обоим интересно договориться о деле, прежде, чем наступит третье число». Похоже, сэр Лори сделал определенные выводы из беседы на балу в доме Алроя. Догадаться, о чем Пинчер будет расспрашивать или к чему склонять не составило бы труда, но напрягать голову, и без того распухшую от вчерашнего опиума, не хотелось. Да и зачем? Скоро освещенные керосиновыми светильниками коридоры, сменявшиеся проходными комнатами с пуританским убранством, закончатся, и Алрой узнает всё сам.

Он уже несколько лет следил за сэром Лори. Приглашал на вечера в своей квартире, с удовольствием наблюдал, как он ведет себя при дворе. Что-то в этом жилистом старике не давало покоя, заставляло вглядываться в морщинистое лицо, выискивать, как ему удается совмещать кричащую благообразность и скрытое распутство? Иногда Алрой ловил себя на том, что восхищается Пинчером – так ловко он умел повернуть даже самые безнадежные сделки в выгодные. И также со слухами – высший свет доподлинно знал о проступках сэра Лори, но неизменно располагал к нему, поскольку дедуля накидывал на себя такую маску беспомощности и благодушия, что даже сам Господь Бог не смог бы бросить в него камень. Одним словом, Пинчер забавлял Алроя, и тем интереснее было видеть воочию берлогу этого прожженного хищника.

Пока серые стены и монотонные ковры с деревянной мебелью в стиле бедняцких кварталов навевали лишь мысли о приведениях. Наверняка, какой-нибудь дух заморенной прислуги или отравленного дядюшки скрипел здесь половицами или скребся в двери, требуя отмщения. Подумав так, Алрой скривился – перед глазами встал образ отца. Что ж, у всех есть свой скелет или родственник, заживо запертый в чулане.

– Пришли, сэр, – коротко оповестил дворецкий, распахивая очередную дверь с обычной круглой ручкой. Ни запоров, ни рисунка или резьбы. Похоже, побывав у Пинчера в гостях и он будет верить, что старик праведен до седых косм.

В ту же секунду перед глазами открылась совершенно иная картина: мраморные вставки на белоснежных стенах, витражи под самым потолком в виде ангелов, круглый стол из слоновой кости на согнутых ногах, широкий диван, обшитый пятнистым мехом. Что ж, остается догадываться, чего сэр Лори хотел добиться, пригласив его именно в эту комнату. В ту же секунду сам хозяин вынырнул из-за двери, с ходу пожимая руку гостю и расплываясь в улыбке.

– Очень рад, сэр Алрой, что вы откликнулись на мою просьбу. Помогать ближним – наш долг, тем более тем, кому меньше дано в жизни. Вы ведь это понимаете? – Пинчер прищурился, будто надеялся на ответ. – Надеюсь, найти мой дом не составило большого труда?

– Нет. Впрочем, тяжело затеряться в Лондоне, если живешь в двух шагах от Трафальгарской площади, – отвечая на рукопожатие, произнес Алрой.

– Да-а, – на лице сэра Лори проступила искренняя гордость. – Но в этом нет моей заслуги – всё предки. Вы же знаете, что мой прадед положил во славу королевы Елизаветы…

– Наслышан, – резко перебил Алрой. Слушать бесконечную историю о подвигах предков Пинчеров не было ни малейшего желания. – Давайте опустим прелюдию и перейдем к делу.

– Вы так торопливы. Впрочем, я вас понимаю – молодость, бурление крови… – Сэр Лори закатил глаза, жестом приглашая его присесть на диван. Сам же устроился на грубо сколоченном деревянном стуле, прятавшемся за дверью. Казалось, он нарочно хотел подчеркнуть, что роскошь – исключительно для таких гостей, как Алрой, чтобы они не чувствовали себя неуютно в скромной обстановке. Словно подслушав мысли, Пинчер продолжил. – Надеюсь, вы не станете судить обо мне по этим стенам? Признаться, будь моя воля – продал бы все и купил пару акров земли за городом с лачугой. Ни скучных балов, ни лондонской суеты, ни растрат на содержание имения и фабрик… Сеять самому и пожинать плоды свои – что еще нужно, чтобы достойно встретить Божий суд?

На лице Пинчера отражалось страдание, но его прищуренные глаза продолжали изучать гостя. Во взгляде так и читалось: что, купился? Я еще и не то могу!

– Мне кажется, вам стоит встряхнуться, сэр Лори. – Алрой постарался изобразить максимум сочувствия. Нет, он не верил ни единому слову старика, но подобные стенания – отличная почва, чтобы сбыть с рук «неугодный товар» – Алисию Мейси. – Вы так сдали после смерти жены. Думаю, заведись в этом доме новая «птичка» – он оживет, а вы вновь полюбите жизнь.

Перемена, произошедшая с сэром Лори в ту же секунду, поразила: он вскочил с места, затравленно оглянулся, словно за дверью и впрямь прятался призрак, но тут же взял себя в руки и снова уселся на стул. На его лице застыла маска приторной учтивости, из которой смотрели два воспаленных огня. Алрой поежился – старик напомнил отца. Желание поскорее избавиться от общества Пинчера и выбраться из особняка навязчиво пульсировало в мозгу.

– Ах, сэр Алрой! Как я рад, что вы первым заговорили об этом! – картинно закатив глаза, воскликнул сэр Лори. – Годы мои, конечно, давно убили все плотское, но иногда я тоскую по леди Пинчер. Она была такой живой, чистой, как младенец, просто слезы наворачиваются, как вспомню ее черты, нежный голос… А несколько дней назад мне показалось, что я снова видел ее! Представляете?

– Но это невозможно, так ведь? – «Старый лис, – крутилось в голове. – Знаю, к чему ты клонишь. И ты это прекрасно понимаешь. Почему же так напропалую сводишь разговор к Мари? Ждешь от меня предложений?»

– Я тоже так думал. – Пинчер опять покинул стул, на этот раз – размеренно, с заламыванием рук и вздохами. – Но, видимо, на том свете еще помнят про старика с растерзанным сердцем. Помните, я сделал акцент на некоей девице? Она еще пела у вас на балу два дня назад?

– Позвольте, так это про выкупную мистера Джортана речь? – нарочито делая вид, что с трудом понимает, о чем речь, ответил Алрой.

– Именно про нее! – Пинчер хлопнул себя ладонью по лбу и довольно улыбнулся. – Мари, кажется? Так вот, мне показалось, она весьма утешна.

– Да, но при чем здесь я, сэр Лори? Может, мы все-таки вернемся к обсуждению благотворительного бала?

Скулы Пинчера заходили, глаза сощурились еще сильнее, превращаясь в щелки.

– Я слышал, вы хотели бы получить ее, – он замялся. – А я мог бы просить вас уважить старость благородного джентльмена и уступить девчонку за солидные отступные.

– Сожалею, сэр Лори, но боюсь, тут надо подкупать половину знатных фамилий Лондона. Слышал, даже из Винздора прибудут заинтересованные лица, упоминание которых только испортит нашу беседу.

– Ничего страшного. Думаю, никто из них не даст больше, чем смогу я. Но вы… Простите, сэр Алрой, но вы не уступите ее хотя бы ради принципа.

– Вы правы, – ответил он, удерживаясь, чтобы не рассмеяться от проницательности Пинчера. – Но, думаю, тут я не смогу быть вам полезен. Хотя, у меня было к вам несколько иное предложение, когда я заговорил про возможность украсить дом радостью.

Сэр Лори не проявил ни единой эмоции: ни раздражения, ни заинтересованности, но покорно вернулся на место, давая понять, что готов слушать.

– Что выкупная? Разве что пением согреет душу, но как вывести ее в свет? Как поделится весельем с другими? Сами видели, как коряво это выглядит на публике – джентльмен и выкупная. Другое дело – законная супруга, причем, не бывшая служанка, а настоящая леди. Воспитанная, скромная, добродетельная…

– Увы, нынешние девушки столь испорчены и избалованны. Найдется ли среди них хоть одна, способная встать подле ваших слов?

«А у тебя губа не дура, – внутренне усмехнулся Рой. – Только что пел про усладу старости, а тут на тебе – ищешь пару среди юных прелестниц».

– К ее чести, она родилась раньше даже моих сверстниц, и свет еще не успел испортить ее.

– О ком же вы говорите, не тяните, прошу! – Алрой заметил, что сэр Лори прикусил щеку и начал постукивать пальцами по коленям. Неужели, и впрямь подыскивал достойную партию для брака? Видимо, предложение руки и сердца Алисии будет как нельзя кстати!

– Мисс Алисия Мейси. Она родом из Лечестершира, но сейчас проживает в Лондоне у своей сестры – миссис Кит. Может быть, вы слышали про нее?

Брови Пинчера заплясали, словно он решал, верить ли Алрою или послать его ко всем чертям. На несколько минут старик так и застыл, а потом резко наклонившись вперед, прошептал:

– А почему вы сами упускаете сей брильянт?

– К сожалению, я не могу себе позволить жениться в столь раннем возрасте. А осквернять девушку своим вниманием не считаю разумным. По крайней мере, если она действительно достойна уважения. Я и так позволил себе слишком многое: приглашал ее к себе, бывал у ее сестры на званых вечерах, а в последний раз и вовсе допустил неприлично прижать бедняжку. Знаете, весьма тяжело сдержаться, когда рядом такой образец добродетели…

– Понимаю, сэр Алрой. В этом мы с вами похожи, – задумчиво произнес Пинчер. И в этот миг показалось, что вся напускная хитрость и благообразность слезли с его лица. Теперь напротив сидел настоящий Лори Пинчер – старик, все еще хватавшийся за жизнь. Но почему он не хотел погрузиться в почетную старость, как это делали многие? Пока Алрой не находил ответов. – Мы оба ценим в женщинах добродетель, а обнаруживая ее, едва терпим, чтобы не разрушить… В молодые годы я тоже не мог пройти мимо безупречной репутации, но, к счастью, встретил свою Маргарет…

– Не будем о грустном. – Алрой поймал себя на том, что и впрямь начинает жалеть старика. – Так вот, мисс Мейси составила бы почтенному джентльмену отличную пару. Такую девушку не стыдно назвать леди и провести под руку в здание королевского балета.

– Благодарю, что подсказали мне достойную партию, – вернувшись к фальшивой маске любезности, ответил Пинчер. – Надеюсь, это никак не повлияет на мою просьбу в отношении Мари…

– Мой ответ неизменен. Простите, сэр Лори, но я буду третьего в час на аукционе и сделаю всё, чтобы она стала моей. И вы здесь ни при чем, поверьте.

– А-а… – протянул сэр Лори. – Вы хотите сделать гадость мистеру Джортану, не так ли?

Алрой окаменел лицом. Похоже, поддавшись жалости, он ляпнул лишнего не там, где это было бы прощено.

– Я бы хотел, чтобы ответ оставался у меня, – как можно вежливее ответил он.

– Я и не ждал от вас ответа. – Уголки глаз старика усмехались, хотя лицо оставалось серьезным и благодушным. – Просто, чем дольше имею с вами дело, тем больше нахожу в вас черты самого себя.

– Хотите сказать, мы похожи?

– Да, сэр Алрой, только вы еще крайне молоды, чтобы спасаться молчанием.

– Чем же? В чем это сходство? – Высказанная Пинчером «теория схожести» подействовала, как шпоры для коня. Мысль показалась настолько дикой, что Алрой с трудом сдержал негодование.

– Неужели, вас это раздражает? Считаете, я слишком жалок, чтобы равняться с вами? Отнюдь… Мы оба прикрываем добродетелью свои пороки и верим, что Божий суд никогда не настанет. Только холодная земля и черви. Так ведь?

– Надеюсь, вы и в этот раз не ждете ответа? – отшутился Алрой, отмечая, что старик Лори далеко не дурак. «А было бы неплохо, если бы шутка с Алисией и впрямь удалась. Тогда Тони смог бы взыскать со старика Пинчера ее долги и в один момент сделаться миллионером!»

– Думаю, мы достаточно узнали друг о друге, чтобы понять важное, но не стоит затягивать беседу, ибо мы рискуем поссориться. Джозеф проводит вас до дверей.

Сэр Лори подошел к стене и несколько раз потянул за шнурок, торчавший из стены. Долго ждать не пришлось. Дворецкий, провожавший Алроя в эту комнату, вновь показался на пороге минут через пять.

– Сэр Алрой уже покидает нас? – деловито уточнил он у хозяина, и, получив утвердительный ответ, обратился к Алрою, – следуйте за мной.

Но едва он развернулся, чтобы проводить гостя, как из темного коридора донесся приглушенный крик, больше похожий на вопль животного. Алрой, хоть и не ожидал подобного, но внешне остался невозмутим. В отличие от Пинчера – он вздрогнул, как-то весь согнулся и помрачнел, а потом зыркнул на дворецкого так, словно собирался убить его прямо в дверном проеме.

– Опять? – сдавленным шепотом, похожим на шипение, проговорил сэр Лори.

– Она ничего не хочет слушать, – так же тихо ответил Джозеф.

Возможно, разговор продолжился бы, но Алрой напомнил о себе кашлем. Старик и его слуга красноречиво переглянулись, после чего первый одними губами произнес: «После поговорим, проводи гостя».

Не дожидаясь, когда о нем снова вспомнят, Алрой не спеша встал с дивана, слегка склонил голову, прощаясь с Пинчером, и побрел за Джозефом по мрачным коридорам. Слова сэра Лори еще крутились в голове, но сердце уже чувствовало – из этого источника не выйдет доброй воды. Более того, как бы ни отравиться одним только ее запахом. Только спускаясь по многочисленным ступеням крыльца, Алрой понял, что его смутило и испугало – он встретил более опытного и наглого игрока с жизнью. Слишком опытного, чтобы с ним тягаться. И вместе с тем, слишком наглого, чтобы без борьбы всё спустить ему с рук.

Глава 20

Отец опаздывал. Эндрю постукивал пальцами по столу, разглядывая склянки с заспиртованными уродцами, соседствовавшими на полках с толстыми книгами. Затертые переплеты, закладки, торчащие из переводов трудов Галена, Леонардо да Винчи, Андреаса Везалия – раньше казалось, что их отец любит сильнее, чем единственного сына. Теперь он знал это наверняка, вот только не вспыхивала прежняя ревность. Более того – Эндрю ловил себя на бесстрастности. Ничто не трогало сердце, не заставляло скрежетать зубами от злости или томиться от страсти. Остался только страх – липкий, тягучий, доводящий до сумасшествия. Эндрю боялся, что однажды он не ощутит ничего вообще, превратившись в такого же чурбана из плоти и металла, которых отец собирал для господина Норварда.

Как ни странно звучит, но жизнь после смерти обратилась для него в погоню за чувствами. Скачки, в которых он тайно участвовал наравне с известными жокеями, бордели с толпой девиц, за горсть шиллингов готовых ублажать и мертвого, и веселящие порошки – все, что могло хоть как-то пробудить отмиравшую душу. И еще – поручения хозяина.

Забавно, при жизни Эндрю был свободен, и если кого и величали господином – то его самого. Но хмельной выстрел продувшегося до портов аристократа все расставил по местам: он – раб. И не только короля, приказы которого исполнял скорее по приязни и желанию, нежели по обязанности невольника. Собственный отец – вот кто стал главным хозяином и мучителем.

Воспоминания… Они наполняли нутро желчью, ненавистью. К себе – за то, что в погоне за любовью отца перешел дозволенные грани, утратил стыд и жажду жить. К отцу – за то, что влез скрюченными пальцами в его смерть, собрал раскроенный череп, впихнул вместо живого сердца часовой механизм. Сколько раз Эндрю рассуждал – сделал бы отец такое с матерью, если бы мог? Ведь он любил ее – до сих пор у него в кармане пиджака томился медальон с ее портретом. И каждый раз не находил ответа, спотыкаясь об новую волну воспоминаний.

Эндрю помнил ее – воздушную, нежную, с тонкой шеей с пульсирующей под бледной кожей голубой жилкой, с темными глазами, казалось, светившими изнутри. Кейт Феллери-Скотт. Ее имя он произносил вместо молитвы, едва открыв глаза, и шептал перед сном, их закрывая.

Пока Эндрю предавался размышлениям, в кабинет вбежал отец – растрепанная седая копна волос, клочковатая борода, потухший взгляд. Хотя нет – едва он видел свое лучшее творение, как в них разгоралась гордость.

– Задирай рукав, – не растрачиваясь на приветствия, выпалил отец, усаживаясь напротив Эндрю.

Послушно расстегнув запонки, он стащил ткань до локтя, открывая взору черные вздувшиеся нити на серой коже. Скривился, наблюдая, как отец оживленно нащупывает несуществующий пульс, вздыхает и тянется к ящику стола. За шприцем с такой же черной жидкостью, что течет в его жилах.

– Ты менял мне бульон неделю назад, – напомнил Эндрю, не скрывая усмешки.

– Разве? – Отец рассеянно уставился на затянувшиеся следы предыдущего укола. Правда, их там было с избытком – особо и не угадаешь, какой вчерашний, а какой – месячной давности. – Тогда зачем ты пришел?

А, правда, зачем он пришел? Поговорить? Этого и при жизни-то не получалось, если не считать восторженные или гневные монологи отца, узнавшего про чужие открытия из газет или научных журналов. Увидеть его? Нет. Эндрю воротило не то, что от его вида – от запаха, который он сам источал, и которым пропах отец – запахом смерти. Приторной вонью гниющих тел, мазутным «первичным бульоном» и еще какой-то гадостью, переливавшейся внутри механических слуг господина Норварда. В Эндрю отец лил только бульон, который, кстати, жалел для «чурбанов с выпученными глазами».

В этот миг вспомнилось приглашение для королей от некоего Шелди-Стоуна принять участие в аукционе. Этот дерзец рискнул позвать их высочества на торги, причем продавалась обычная девка! Правда, строгий почерк на серой бумаге гласил, что она не так просто, но кто поверит? Сам Эндрю, по воле отца восставший из мертвых, не верил ни в силу Бога, ни в колдовство. Но сейчас на язык не пришло ничего путного, кроме этой истории.

– Ты вроде как ученый…

– Именно так, – в его глазах заплескалось раздражение. В них почти читалось брезгливое: «Неужели он опять примется расспрашивать о том, чего не понимает?» Еще не забылось – как он кричал, выталкивая Эндрю на порог, стоило попросить рассказать – что он с ним сделал? И как сверлил злобными щелками глаз, когда к нему принесли окровавленного сына, пытавшегося самостоятельно разобрать механизм.

– Хотел уточнить – может ли кто-то влиять на чужую судьбу?

– Что за вопрос? Я бы понял, если меня спросили незнакомцы на улице, но ты! Ты сам – доказательство того, так чего тебе еще надо?! – Ноздри отца раздулись он сам стал, на голову выше и тоньше, казалось, еще чуть-чуть – и он кинется на Эндрю и клюнет промеж глаз.

Не желая разглядывать раздувшегося папашу, он сполз взглядом на карман отцовского пиджака.

– Сегодня я не вспомнил ее имя, – произнес Эндрю, отвернувшись к уродцам в банках. И, как оказалось – зря. Может быть, в ту минуту на лице мистера Феллери-Скотта отразился страх за сына. Но все, что Эндрю, обернувшись, успел ухватить – остатки сострадания.

– А ты говоришь – неделю назад! – рассерженно пробормотал отец, добыв злополучный шприц. – Погоди… Неделю-неделю… А! Так то был не очень хороший материал! Видимо, и бульон получился некачественный… Ничего, сейчас мы все поправим!

Отец засуетился, продолжая бормотать что-то под нос – наверняка, едва вколет сыну препарат, помчится изучать под микроскопом «прокисший» бульон. И невдомек ему, что Эндрю попросту соврал.

Меж тем, отец добыл откуда-то из подмышки жгут, перетянул ему руку, всаживая сначала пустой шприц, мгновенно наполнявшийся чернотой. Голова закружилась, внутри стало холодно. Эндрю знал – в эту минуту сотни мельчайших микропленок его мозга отмирают, унося с собой прошлое. Бывало, что при переливании он терял сознание, и тогда, на самой последней грани хотелось, чтобы новый день уже никогда не наступил.

В этот раз все кончилось быстро и почти безболезненно. Еще бы! Старый бульон не настолько стух, чтобы смена обернулась чем-то большим мигрени. Задернув рукав, Эндрю встал. Рассчитывать на то, что отец уделит еще хотя бы секунду, было бессмысленно. Собственно, мистер Феллери-Скотт этого и не скрывал – закопался в бумагах, сверяя формулы и поглядывая на густо черный бульон, вытянутый из жил сына. Не прощаясь, Эндрю направился к дверям.

– Кейт, – донеслось вслед, едва он схватился за ручку. – Ее звали Кейт…

Не оборачиваясь, Эндрю поспешил прочь, оставляя за собой на полу маслянистые черные пятна.

Глава 21

Два дня Мари не находила себе места. Под безмолвным присмотром мистера Джортана, она почти не общалась с Льюисами. Редкие фразы про пищу или погоду, сказанные Глорией за трапезой, не проясняли – договорился ли ее муж насчет побега. Неизвестность мучила сильнее, чем если бы не было никакой надежды на свободу. Мари жила на грани обморока, удивляясь, как сердце еще бьется и дыхание не прекращается? Но что удивительно – с того утра, когда она говорила с Льюисами, слезы словно пересохли. Мари внутренне закостенела, будто умерла, и не знала: принесет ли третий день долгожданное воскресение?

«Третьего в час». Слова мистера Джортана стучали молоточками в висках, словно отсчитывали время до злосчастного аукциона. Сам он по несколько раз на дню порывался заговорить, но всякий раз замолкал, едва начав фразу. Последние сомнения в правильности побега развалились, когда мистер Льюис наконец-то дал весточку: занеся в номер обед, он выразительно посмотрел на Мари и произнес что-то незначительное. Но в этой пустой фразе Тони особо выделил слово «сегодня». Сегодня! Душа ухнула в пятки от радости и страха – но как быть, если господин не отпускает ее ни на секунду? Даже в уборную он провожал Мари до дверей и ждал где-то неподалеку, словно догадывался о состоявшемся заговоре.

«Ночью, – решила она для себя. – Мистер Льюис придет за мной ночью. Господи! Сегодня ночью я стану свободной! Вот только как быть с паспортом? Без него меня никуда не возьмут на работу… Что ж, тогда я останусь с мятежниками. Наверняка, им нужен кто-то, кто бы шил, стирал, готовил. А если нет… Тайком проберусь на корабль и уплыву куда-нибудь подальше».

– Мари, – голос мистера Джортана заставил вздрогнуть. Увлекшись размышлениями, она забыла, что сидит в его номере с книгой в руках. Мама научила их с Аннет читать, чего не скажешь о других девчонках из трущоб. – Сегодня ночью я бы хотел, чтобы ты осталась со мной.

Сердце замерло, а потом разлетелось вдребезги о дощатый пол. Вот оно что! Господин решил напоследок воспользоваться служанкой. И впрямь – не отдавать же добро другим. Мари ощутила, как леденеют пальцы, а к щекам приливает кровь. Ярость застилала глаза, развязывала язык. Желание перечить впервые завладело ею, перекрывая собой все законы этикета и морали.

– Вы считаете, что это возможно? – спросила она холодно, особо выделяя каждое слово.

– Да, – мистер Энтони казался растерянным. Похоже, он не понял, что кроется в его словах. Либо хотел, чтобы это так выглядело.

– Что ж, я в вашей власти.

Мари закрыла книгу, отложила ее на стол и сцепила руки на груди. Внутренне она отрешилась от всего, бестолково уставившись в сгустившиеся за окном сумерки, разгоняемые светом тусклого фонаря. Его бледно-желтое пятно рябило в глазах, но не от слёз, а скорее от напряжения. Сама виновата, что так обернулось – поверила в сказку, обманулась, приняв мечты за реальность. Теперь придется заплатить за всё сполна.

– Мари… – снова попытался заговорить мистер Джортан, подходя к ней. – Я не могу тебе открыть, но так надо. Пойми, скоро все вернется как прежде…

Он застыл в шаге от Мари, а потом схватился за голову и с жаром продолжил:

– Так не пойдет! Кого я хочу обмануть? Себя? Тебя? Как это подло и низко! Мари! – Энтони подошел к ней, взял за руку, заглядывая в глаза. – Я люблю тебя, мой нежный ангел, люблю всем сердцем, насколько это возможно… Молчи! Не говори ни слова, потому что я всё знаю – я виноват перед тобой, потому что не смог дать тебе то, чего ты заслуживаешь… Поверь – я бы с радостью женился на тебе, но теперь…

– Теперь вы меня продаете, господин, – произнесла, ощущая, как в горле вырастают колючки.

Мистер Джортан смутился, отпустил ее руку, заливаясь болезненным румянцем, и отошел к окну.

– Да. Ты права – я предал тебя… Но у нас еще есть шанс на счастье! Я беден, Мари… Если бы ты знала, насколько я беден! Все мое имущество заложено по вине… неважно! Главное – я еще могу все исправить, Алрой даст мне денег…

– В обмен на меня.

Мир перевернулся. Мари догадывалась, что сэр Шелди-Стоун не просто так появился в этом бульоне, но до сих пор она гнала мысль о возможном господстве над нею этого странного и вместе с тем – страшного человека. А теперь… Как смеет теперь Энтони утверждать, что любит ее?!

– Да, но это не совсем так… – он резко повернулся. На его лице отразилась неподдельная мука то ли от необходимости объясниться до конца, то ли и правда страдал от предстоящей разлуки. – Он не тронет тебя, Мари, иначе – я сам его убью! На честной ли дуэли или как разбойник буду поджидать в темном переулке, но я не смогу жить, если кто-то причинит тебе боль, запятнает мерзостью…

– Любовь и предательство, мистер Джортан – их невозможно вместить в один сосуд. Вы говорите, что любите и не переживете моего позора, но сами унижаете меня…

Мари отвернулась. Она задыхалась словами, пыталась найти в себе силы смолчать или понять, но не могла. Мгновение – и сзади ее обхватили сильные руки Энтони, прижали к груди.

– Не говори ничего. Я мерзок – знаю! Но я живу только надеждой, что мы еще будем счастливы. Я выкуплю тебя обратно, как только поправлю дела, обещаю! Пару месяцев – и мы будем вместе!

– А если я не захочу? – сердце распирало от гнева, желания уязвить. Мари хватала ртом воздух, кляня исполнившееся желание. Вот он – человек, который ее купил. Любящий, но безвольный, запертый в клетку рамками предрассудков и долгов. Но как же ей хотелось слушать его оправдания! Какая злая шутка – Мари любила его преданно и безрассудно, и как верная жена готова была простить все, лишь бы он сказал, что сделал это ради нее.

Мистер Джортан отпрянул, рывком повернул ее к себе, заглянул в глаза безумным взглядом.

– Тогда я тебя отпущу, – на выдохе проговорил он и уткнулся в ее плечо.

Через секунду раздался приглушенный рык и рыдания. Энтони плакал как мальчишка, потому что мужчинам не полагалось так проявлять слабость. И сердце Мари таяло от этих слез…

Ночь завывала за окном ледяным ветром, просачивалась в щели, выстуживая номер. Даже жадно потрескивавший в камине огонь не мог спугнуть ее дыхание и лишь разгонял сумеречных призраков по углам комнаты. Мари зябко ежилась под шерстяным пледом, разглядывая плясавшие на полу и стенах тени. Господин спал в раскладном кресле, принесенном мистером Льюисом. Веки Энтони подрагивали, губы шевелились, а лежавшие поверх одеяла руки сжимались в кулаки. Мари разглядывала черты его лица, словно сквозь сон он мог помочь ей расстаться с сомнениями. После состоявшегося разговора решимость бежать таяла с каждой минутой. Казалось, на плече все так же жарко от откровенного прикосновения, и это ощущение не давало покоя.

Завладевшая номером тишина засела звоном в ушах, сквозь который Мари ловила шорохи и стук, доносившийся из коридора. Вот только не было среди этих чахлых звуков долгожданного скрипа сапог Тони с толстой резиновой подошвой. Неужели, он забыл про нее? Эта мысль пугала и в то же время радовала – ведь тогда не придется терзаться, разрываясь между свободой и привязанностью.

«Нет, – скользнуло в голове, обдавая щеки теплом. – Это нечто большее, чем привязанность. Я знаю, что никогда не смогу быть с ним, как законная жена, но все равно не могу оставить его… Если бы не эти слова! Так просто казалось бросить Энтони, пока он оставался холоден, но стоило ему сказать «люблю», как я уже готова забыть себя…»

Скрип ступеней и отсвет в щели под дверью спугнул размышления. Мари натянула плед до подбородка, прикрыла глаза и замерла. Болезненно раздувшееся сердце отбивало набатом в ребра. Показалось, что со стороны господина послышался вздох, но посмотреть – проснулся он или нет, не хватало смелости.

Тем временем, знакомый скрип подошв и пятно света, видное сквозь прикрытые веки, приближалось. На мгновение оно застыло у кровати, словно мистер Льюис оглядывался по сторонам, а потом крепкие руки вцепились в плечи и тряхнули Мари.

– Дочка, не время спать, – шепотом, но вместе с тем властно проговорил Тони, продолжая трясти ее за плечи.

Вряд ли мистер Льюис стал бы будить ее на глазах у господина. Мари заморгала, резко вскакивая с кровати. Хорошо, что он сам приказал ей ложиться одетой. Хотелось поскорее покинуть комнату, не потому, что боялась, что Энтони проснется и загородит путь – чем дольше она была рядом с ним, тем сильнее начинала его жалеть. Тем более, что спящим он выглядел совершенно беззащитным и даже несчастным.

«Ему не к кому идти, – от этих мыслей защемило сердце. – Единственная надежда – выручить за меня денег, а если я уйду? Что станет с ним? А если останусь, как быть? Надеяться, что Энтони и правда выкупит обратно? Новый аукцион и новое унижение…»

Всё это можно вытерпеть, если искренне верить, что мистер Джортан никому не уступит, но Мари не могла похвастаться этим. Тони молча светил, терпеливо дожидаясь, когда она обуется и накинет шерстяную шаль, лежавшую у изголовья кровати.

– У нас мало времени, – направляясь к двери, произнес мистер Льюис. – Надо еще забрать твои вещи.

Мари молча кивнула, осторожно ступая по деревянным половицам. Казалось, что каждая из них готова разразиться предательским скрипом. Очередной шаг отдавал холодом в груди, взгляд не отлипал от сонного Энтони, окутанного сумраком. Черты его лица казались заостренными, будто вытянутыми бледным лунным светом, отчего страх только сильнее впивался в рассудок. На мгновение почудилось, что не мистер Джортан лежит в кресле, а отец – синюшный мертвец с проступающими трупными пятнами. Мари вздрогнула. Хотелось поскорее избавиться от леденящего душу видения, но оно не отпускало.

«А если и правда он убьет себя, лишившись единственной надежды?» – улиткой вползло в голову.

Пятно света в руках Тони ускользало вместе с ним, трепыхалось где-то за дверным проемом, а Мари никак не могла дойти до него. Если бы можно было найти способ поверить словам Энтони, но как?

«Желание! – вспыхнуло в мозгу, и она ухватилась за эту мысль, как за спасительную палку в болоте. – Если он действительно любит меня, то загадает, чтобы мы все-таки были вместе».

Ставшее ватным от страха тело тут же налилось легкостью и решимостью. Перестав озираться и ловить шорохи, Мари быстро подошла к мистеру Льюису и зашептала, ощущая, как по щекам поползли теплые капли:

– Благодарю вас за все и прошу простить меня, но я не могу.

– Ты что, дочка?! – чуть ли не в полный голос воскликнул Тони. – Его пожалела? Поверь, у них нет стыда, так почему ты должна совеститься перед ним?

– Я не могу. Он был слишком добр… К тому же, если я уйду, он погибнет.