Текст книги "Опрометчивые желания (СИ)"

Автор книги: Екатерина Скорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7

Сумерки незаметно укрыли окна пеленой темноты, уличный шум поутих, и только мерное цоканье копыт доносилось со стороны балкона. Мари лежала на постели, прижимая руки к груди. В комнате стало ощутимо прохладно, но разжигать камин или накрываться одеялом поверх платья она не стала. Хотелось пострадать за стыдную слабость, вытерпеть лишение, напоминая плоти про ее немощность. Голод, урчавший и царапавший в животе, словно кот, тоже не давал покоя, но Мари переносила его спокойно. Что значит один пропущенный ужин по сравнению с сутками без крошки во рту? Года четыре назад подобные мелочи не могли помешать носиться по улицам, предлагая прохожим букеты полевых цветов. Как они были прекрасны! Нежно-голубые васильки, простенькие, но озорные ромашки, пахучий клевер…

Стук в дверь вырвал Мари из воспоминаний. Она судорожно сцепила пальцы, прислонила их к губам.

– Мисс! – раздался голос портье вместе с очередным стуком. – Ми-исс!

Страх ледяной змеей скользнул от груди к животу и осел там. Мари затрясло, сотни мыслей разом пронеслись в голове: что ему надо? Вдруг, он решил, что может воспользоваться чужой прислугой, пока господин в отъезде? Вспомнилось красное лицо хозяина гостиницы – в первую же секунду знакомства он показался подозрительным. Теперь же… Зачем он пришел? Может, хочет убедиться, что Мари спит, и обокрасть мистера Энтони?

Вскочив с кровати, она на цыпочках прошла к двери. Правда, уродливые деревянные башмаки не дали сделать это бесшумно.

– Вы спите? – оживился портье, видимо, услышав ее шаги.

– Нет, – дрожа от страха, выдавила Мари. – Что вам надо?

– Мистер Джортан, вероятно, не вернется к ужину. Все прочие постояльцы давно поели. Нехорошо, если вы останетесь без куска хлеба перед сном.

– Я не голодна, – соврала Мари, лихорадочно соображая, что делать, если у навязчивого портье припрятана запасная связка ключей. Ни единому его слову она не верила. – И потом – я заперта и не могу выйти из комнаты.

– В этом нет ничего страшного. – Из-за двери послышалось кряхтение и звон перебираемых ключей. – У старого Льюиса всегда припрятаны запасные. Только прошу – постояльцы ничего не должны знать об этом. Пусть это будет наш с вами секрет, мисс.

Холодный пот прошиб Мари до костей. Она вмиг озябла настолько, что начала стучать зубами. Взглядом она искала, чем можно оборониться, если хозяин гостиницы ворвется и попробует распустить руки. Схватив подсвечник со стола, Мари подошла вплотную к двери и застыла, чувствуя, как сердце отбивает набат.

– Вот вы и на свободе, – произнес портье, после чего дверь с легким скрипом распахнулась.

Едва он сделал пару шагов, как тут же остановился, с выпученными глазами уставившись на Мари с запрокинутым подсвечником.

– Что вы, мисс! Я не причиню вам зла, поверьте. Просто и впрямь выйдет дурно, если под моим кровом кто-то останется голодным на ночь.

Заглянув в его широко распахнутые глаза, Мари поняла, что хозяин гостиницы не врет. В них плескались усталость, застарелая боль и теплота. Она пахнула из-под мешковатых век портье и согрела душу. Мари опустила подсвечник и виновато произнесла:

– Простите, но… – договорить не смогла – краска стыда залила щеки, а язык стал ватным.

– Не стоит конфузиться, дитя, – не пытаясь приблизиться, ответил хозяин гостиницы. – На твоем месте я огрел бы старика по темени без лишних раздумий. – На его губах заиграла улыбка. – Пойдем, моя жена Глория приготовила знатную бобовую похлебку со шпиком. Да и кусок хлеба найдется.

При упоминании о горячем ужине, в животе снова противно закопошился голод. Как выкупная, Мари не имела права самостоятельно покидать номер, но мистер Энтони и впрямь куда-то запропастился. Ждать его возвращения казалось правильным, но сейчас так и подмывало ослушаться. Как в детстве, когда мама запрещала заглядывать во двор к миссис Шульц, которую вся округа считала колдуньей. Мари, затаив однажды обиду на родителей, перемахнула через ограду старушки с дурной славой. Правда, потом пришлось спасаться от приземистого дога с мощными челюстями. Теперь тоже хотелось набедокурить, словно внутри проснулась прежняя озорная девчонка с Мелони-стрит, кидавшаяся грязью в стоявшие на соседней улице особняки знати и лазавшая по кряжистым деревьям. Только скорее это была не досада на мистера Джортана, сколько злость на саму себя из-за того, что не смогла открыть правду.

– Я бы с удовольствием, но мистер Джортан рассердится, если не застанет меня в комнате.

Услышав это, портье резко переменился – в глазах вспыхнули недобрые огни, пухлые губы сжались в полоску.

– Дитя, клянусь, что сделаю все, чтобы он не узнал об этом. Если потребуется – брошусь под ноги, чтобы задержать его в дверях, пока Генри снова запрет тебя в номере.

Мари поразилась, насколько искренни и горячи оказались эти слова.

– Благодарю, – сдерживая слезы, ответила она. – Раз так, то я не стану заставлять вас упрашивать. А то чего доброго, вы еще решите встать на колени.

Через несколько минут они уже сидели за выскобленным дубовым столом рядом с Генри и высокой полнотелой женщиной в переднике и чепце, из-под которого выбивались седые пряди. Жена портье без лишних расспросов поставила на стол четыре глиняных тарелки и деревянные ложки. В кухонном лакированном буфете Мари заметила и серебро, но, скорее всего, его клали только перед посетителями. Сами хозяева предпочитали простоту и уют. Очаг потрескивал, разливая жар по комнате, где-то за стенкой скреблись мыши, словно просили поделиться ужином.

Мари согрелась и успокоилась, едва ступила на порог кухни и пискнула «добрый вечер». Теперь же, вдыхая аромат горячей похлебки и свежего хлеба, она чувствовала себя совершенно счастливой.

– Думаю, самое время сотворить молитву, – сипло проговорила миссис Глория, без лишних церемоний беря за руки тех, кто сидел рядом с ней – Генри и Мари. Руки у миссис Льюис оказались на удивление холодными, с узловатыми костяшками пальцев. Сам хозяин прикасаться к гостье не стал, да и на процессию смотрел с нескрываемым сарказмом.

– Отец наш небесный, – почти напевно произнесла жена портье, – спасибо за хлеб и кров, которым ты наделил нас в этот день…

Дальше Мари не слышала. Ее губы шевелились, выталкивая слова совершенно другой молитвы – той, что звучала в их доме, когда все девять членов семьи Хьюлори воспевали Господа за апостольский ужин. Слезы, не спросив разрешения, покатились по щекам из-под прикрытых век, но Мари не спешила их унимать. Боялась, что разняв руки, она снова потеряет ощущение, что находится дома…

– Аминь! – торжественно проговорила Глория, и Мари повторила за ней, открывая глаза.

Члены скромного семейства Тони Льюиса, как он представился, пока кряхтя спускался на кухню, приступили к ужину. Мари тоже не заставила себя ждать, погрузила ложку в густую похлебку и тут же поднесла ко рту. Бобовая гуща с плавающим на поверхности жареным шпиком радовала язык и желудок. После того, как тарелка опустела наполовину, Мари ощутила, что веки закрываются помимо воли. Все это время на кухне царила тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в печи. Даже мыши утихли.

– Благодарю за ужин, – отложив ложку, произнесла Мари. – И за доброту, – добавила чуть тише.

– Что ты, дитя, – тут же отозвалась миссис Льюис, хотя при этих словах ее лицо стало жестким: брови нахмурились, а уголки губ закруглились вниз. – Разве могли мы поступить иначе.

– Не подскажите ли, на какой улице находится ваша гостиница?

– Грин-стрит, – ответил мистер Тони, дожевав кусок хлеба. – А что, ты бывала тут раньше?

– Нет, – с тоской пролепетала Мари. Глупая! Отказывая самой себе в надежде, в душе она все равно хотела попасть туда, где они жили раньше.

Тем временем Глория встала из-за стола и принялась убирать посуду. Генри тоже подскочил с места – помогать.

– Не сочти за нескромность, но сколько тебе лет? – передавая мокрую тарелку сыну, сухо произнесла миссис Льюис.

– Шестнадцать.

– Уж прости, но я не могу понять, каким зверем надо быть, чтобы продать ребенка на торгу! – не выдержала Глория.

– Не стоит извиняться, миссис Льюис, – чувствуя, как к горлу подступает ком, ответила Мари. – Если вы думаете, что меня продали родители, то напрасно. Они отдали своим детям все, что имели, но этого оказалось слишком мало. А потом… – губы не смогли сдержать всхлип, – потом они умерли. Мама – от туберкулеза, а отец… Его нашли повесившимся на мосту через Темзу.

Мари замолчала. Слова стали колючими и першили в горле, но глаза оставались сухими. Видимо, на алтарь прошлого было положено достаточно слёз.

– Говорят, – спокойно продолжила под всеобщую напряженную тишину. – Хозяин фабрики, где он работал, не дал аванса. Отец исходил всех лавочников, но никто больше не продал ему рыбы и хлеба в долг. Тогда он покончил с собой, не в силах прийти домой и заглянуть в глаза семерым голодным ртам.

Договорив, Мари застыла, впиваясь взглядом в обрывки воспоминаний, плясавшие перед глазами темными пятнами. Синюшное заостренное лицо отца с передавленной шеей и бледное, с кровавым подтеком у губ – матери. Они лежали боком в одном гробу, поскольку денег, за которые предприимчивые кредиторы продали их лачугу, не хватало на два. Их так и похоронили в одной могиле, правда, седой священник в поношенной сутане читал молитвы только за упокой души Элизабет. Отца, как самоубийцу, отпевать не полагалось.

Мари вздрогнула, когда холодные пальцы обхватили голову – миссис Льюис, заливаясь слезами, прижала ее к своей груди.

– Хочешь, мы сходим на их могилы?

Внутри все перевернулось. Сколько раз Мари думала о покинутом доме, братьях и сестрах, угодивших в приют, и Аннет – тоже проданной на аукционе. Но мысль о том, чтобы найти клочок земли, под которым покоится гроб с родителями, ни разу не приходила в голову. И вместе с тем, прозвучав, она заняла собой все пространство. Вот только как это сделать? Мистер Джортан ни за что не пустит Мари с Льюисами, а сам вряд ли захочет посетить бедняцкое кладбище на окраине Лондона.

– Я не могу, – на выдохе ответила Мари, словно прыгнула через пропасть. – Мистер Джортан не позволит.

– А мы дождемся, когда он снова покинет гостиницу по делам, – вытирая щеки передником, заговорщицки проговорила Глория.

– Но у меня нет денег на дорогу… – ловя надежду в груди, прошептала Мари.

– Ничего. Деньги – пустое, – вставая из-за стола, сказал мистер Льюис. – И потом, моя прабабка тоже была выкупная. Отдам ей старые долги.

Мари не знала, какими словами благодарить этих людей, казавшихся такими страшными, а на деле – исполненными милосердия. Наверное, поэтому, она ничего не ответила, лишь переводила восхищенный взгляд с Тони на Глорию и прижималась к ее теплой груди, словно к родной матери. Когда мистер Льюис проводил Мари в номер и снова запер, она встала на колени и до утра не смыкала глаз, молясь, чтобы Бог даровал здоровье и благополучие этой семье.

Глава 8

На Грин-стрит Энтони попал только к утру – Алрой не отпустил его, пока не вытянул все подробности путешествия. Кроме того, сэр Шелди-Стоун пытался задавать вопросы и про Мари – вскользь, но Энтони старался избежать подробностей о ней. Каждый раз, когда друг с неизменным лукавым прищуром произносил ее имя, на язык так и просилось: «А что тебе до нее? Неужели, эта девушка не только для меня значит больше, чем прислуга? Когда ты успел оценить ее? Где видел?» Но вопросы оставались в голове, а вслух вылетали лишь учтивые фразы.

Вернувшись в гостиницу, Энтони первым делом направился к номеру Мари. Только у ее порога терзавшее до сих пор чувство, будто забыл что-то важное, отпустило. Повернув ключ в замочной скважине, он постарался как можно аккуратнее открыть дверь, не потревожив обитательницу скрипом петель. Как оказалось – не зря. Мари лежала на кровати, укрывшись одеялом. Ее глаза были прикрыты, а грудь мерно вздымалась. Нахмуренные брови и вместе с тем – чистая детская улыбка. Интересно, что ей снилось сейчас?

Пробраться в комнату к спящей девушке, которая нравилась больше, чем полагалось прислуге, казалось чем-то жгуче приятным и вместе с тем – стыдным. Энтони сам не знал, отчего внутри страх быть застанным мешается с радостью снова видеть Мари. Откинув сомнения, он поставил стул ближе к кровати и присел, продолжая рассматривать черточки милого лица. Во сне она казалась такой хрупкой и беспомощной. Сердце будто сжали в кулаке – щемящее чувство нежности вспыхнуло в нем, вытесняя все тревоги и предубеждения. Энтони провел ладонью по темным кудрям, разбросанным на подушке, коснулся щеки, ощущая, как на губах расплывается улыбка. «А ведь я вчера совсем позабыл про посыльного, – скользнуло в голове. – Выходит, Мари осталась на ночь голодной».

Не вовремя подоспевшая мысль спугнула романтизм мгновения. До сих пор Энтони старался, чтобы Мари не чувствовала себя рабыней, но последнее время начал вести себя неподобающе. Карикатурный образ господина – развратного сластолюбца, морющего выкупную прислугу голодом и побоями, замаячил перед глазами. Энтони тряхнул головой, прогоняя наваждение. Ну, уж нет! До рукоприкладства или разврата он никогда не дойдет! Вот только как быть с предложением Алроя? По сути – форменное предательство. Но как найти силы отказаться, если загнан в угол обстоятельствами и долгами? И в то же время не покидал вопрос: зачем это нужно самому Шелди-Стоуну? Какова его выгода? Почему он вызнавал про его жизнь, про закладные и Мари? Сделка казалась более, чем абсурдной.

Веки Мари вздрогнули, морщинка между бровей разгладилась, но при этом исчезла и улыбка. Энтони замер, боясь разрушить ее сон. Наверняка, Мари испугается, если увидит его в своей комнате в такой час. Да и вряд ли она легла спать одетая, значит, Энтони снова будет выглядеть, как бессовестный развратник. Словно подслушав его мысли, Мари перевернулась, освобождая от одеяла часть спины в ночной рубашке. У Энтони в один миг пересохло горло, на лбу выступили капли пота. Сердце застучало в висках, отстраняя из головы все прочие мысли, кроме желания созерцать нежно персиковую кожу под полупрозрачным лифом рубашки…

Со сдавленным вздохом, Тони отвернулся и зажмурился. Перед глазами заплясали яркие пятна, словно он долго смотрел на солнце, но облегчения не вышло. Порочные желания все сильнее овладевали им, и уже не казалось кощунственным, что Мари бесправна и не сможет дать отпор. «Так и должно быть, – пульсировало в мозгу, будто эхо чужих слов. – Девушка выкупная и ничего не скажет против. Сделать хорошо господину – ее долг». Мысли были липкими как грязь и такими же противными, но заглушить их принципами, которые Энтони сам придумал для себя, не получалось. Подлая натура, как адвокат из общественной конторы, подсовывала ту правду, которая выгораживала страсть. «И потом, если ты не сможешь ее выкупить у Алроя, то так никогда и не узнаешь этих сладких губ…» Тони вскочил и опрометью бросился к двери, выискивая в кармане сюртука ключи от номера.

Что творится с его выдержкой и моралью в этом городе? В поместье Энтони никогда не позволил бы себе таких суждений, но в Лондоне, едва хлебнув общения с местным аристократом и его сальными намеками, он словно с цепи сорвался! Или так действует то, что рядом нет опекавшей Мари полнотелой доброй кухарки Мишель? Одного ее грозного взгляда хватало, чтобы низменные желания юркнули куда подальше. А теперь… «В конце концов, – продолжал разоряться внутренний бес. – Ты же не собираешься и впрямь жениться на нищенке? А иначе я не вижу смысла опекать ее добродетель». Это стало последней каплей – Энтони рывком дернул ключи из кармана, порвав его край, и выскочил из номера. Когда он снаружи захлопнул дверь, то услышал по ту сторону вздох и стук деревянных башмаков.

Энтони заперся у себя в комнате, подвинул стул к окну и стал наблюдать, как с Грин-стрит крупные капли дождя выживают продавцов газет и чистильщика обуви, примостившегося было у здания с кованой вывеской в виде сапога. Уже через несколько минут улица опустела, лишь изредка оглашаясь влажным стуком копыт и шумом воды, разбегающейся в стороны от колес кэбов. Энтони всматривался в укрытые воротниками лица кучеров, надеясь отыскать вчерашнего возницу, но ему не везло. Правда, он и сам не смог бы объяснить, зачем ищет вчерашнего знакомца. На душе скребли кошки из-за слабости, овладевшей им в комнате Мари. Все-таки, продолжая оставаться наедине с ней, он рано или поздно поддастся искушению. В этом не было никаких сомнений. Очарованный Мари, Энтони в упор не видел иных женщин, да и сама мысль подыскать проститутку или закрутить роман с другой казалась кощунственной. Поручиться за себя, что длительное воздержание ограничится головными болями и фривольными снами, он не мог. Неплохо бы нанять кого-нибудь для сопровождения. Лучше – строгую старушку с беззубым ртом. Может, она сумеет достучаться до запропастившейся совести?

Решив так, Энтони отогнал воспоминания о случившемся, и стал размышлять – стоит ли согласиться на предложение Алроя? Его намерения по-прежнему оставались неясными. Если предположить, что старый друг ничуть не изменился за прошедшие годы, то это – очередная игра, в которой Рой не получит ничего, но развлечется от души. А если нет? В голову лезли мысли одна хуже другой, но ни одна из них не оправдывала интереса Шелди-Стоуна к Мари. Единственное объяснение – он узнал про случай с мистером Шорти и хочет использовать мистические способности бедняжки, которые на деле оказались всего лишь выдумкой. Хотя… Верил ли сам Энтони, что она не причастна к смерти миссис Шорти? Возможно то, что происходит, неподвластно Мари и творится как-то само собой? Узнать бы, что она делала в тот день, что обещала или говорила мистеру Шорти…

Энтони покинул стул и направился к лакированной тумбе около кровати, достал из верхнего ящика сигару и покрутил ее в руках. Надо бы ненавязчиво расспросить Мари, либо подослать кого-то с расспросами. Правда, если она не смогла внятно объясниться с ним, то с чужим человеком и вовсе онемеет. Прикурив, Энтони вернулся на прежнее место и снова уставился в окно, за которым дождь продолжал набирать обороты. На глаза попались нахохлившие птицы, жавшиеся друг к другу в выемке у крыши соседнего здания. Энтони вскользь подумал, что как только небо перестанет хныкать, надо тут же отправляться в нотариальную контору на Бейкер-стрит. Алрой дал подробный адрес и даже имя служащего, которому отец доверил бумаги о наследстве. Джош Кудроу – значилось на бледно-розовой бумажке, а ниже приписка размашистым почерком сэра Шелди-Стоуна: «Стучи громче, старику перевалило за семьдесят и он жутко не любит гостей».

Стук в дверь вывел Энтони из размышлений.

– Мистер Джортан, – раздался голос портье. – Завтрак готов. Вы спуститесь или прикажете подать в номер?

– Подайте в номер, – ответил Энтони, торопливо вставая со стула и направляясь к двери. Повернув торчащий в замочной скважине ключ, он остановил Льюиса, направлявшегося к лестнице. – Тони! Могу я просить вас об одном деле?

– Конечно, – портье остановился и повернулся к нему.

– Могу я просить, чтобы с нами позавтракала миссис Льюис?

– С вами? – кустистые брови портье взлетели на лоб.

– Со мной и моей служанкой, – поморщившись, ответил Энтони.

– Хорошо, я спрошу Глорию – найдется ли у нее свободное время.

– Буду признателен, – произнес Энтони, хлопнув по карману с деньгами.

Но, похоже, звон шиллингов Льюиса не впечатлил – удивление скрылось с лица, оставив лишь равнодушие. Он склонил голову, а потом развернулся и скрылся на лестнице, оглашая коридор стуком деревянных подошв.

Энтони пожал плечами – причуды портье волновали его в последнюю очередь. Оправив сюртук, он подошел к двери Мари и постучал.

– Мистер Джортан? – тут же отозвалась она.

Энтони показалось, что голос звучал совсем близко, словно Мари караулила его у порога.

– Мари, ты не в постели? – старался говорить спокойно, даже холодно, но слова все равно подрагивали.

– Нет, господин, я давно поднялась.

– Может, тебя что-то потревожило? – отпирая замок, спросил Энтони. Неужели, Мари не спала, когда он позволил себе слабость?

Мысль смутила, кольнула в сердце шпилькой стыда. «Где же ты был час назад?» – мысленно упрекнул Энтони сам себя.

– Нет.

Он открыл дверь – Мари и впрямь стояла рядом с ней в темно-вишневом хлопковом платье, волосы как всегда убраны в строгий пучок, руки – сложены на животе. Помимо воли перед глазами предстали распущенные кудри и нежная улыбка… Энтони стиснул зубы, прогоняя наваждение и давая себе клятву, что больше никогда не посмеет заглянуть к Мари во время сна.

– Нам подадут завтрак в мой номер. Я пригласил жену хозяина гостиницы побыть с нами, – отводя взгляд в сторону, произнес он. А потом, заметив удивление на лице Мари, добавил. – Надеюсь, она развлечет тебя беседой или расскажет нам о новостях. Я не слишком интересовался жизнью столицы последние два года.

Она молча кивнула, продолжая смотреть на Энтони как раз в тот момент, когда он тоже поднял на нее глаза. Вспыхнув румянцем, Мари опустила глаза.

– Прикажете идти сейчас?

– Ты иди, а я захвачу стул.

Когда Энтони со стулом в руках вошел в свой номер, на столе уже красовались тарелки с омлетом, жареным беконом, гренками в масле и свежим ароматным кофе. Мари сидела около кровати на табурете, видимо, принесенном женой Тони, которая устроилась точно на таком же рядом с ней. Внешностью миссис Льюис чем-то напоминала кухарку Мишель – то же добротное тело, морщинистые руки и дряблый подбородок. Ко всему прочему в ее глазах прятались те же теплые искорки, когда она смотрела на Мари. Правда, они тут же потухли, едва миссис Льюис увидела на пороге Энтони. На миг показалось, что она знает все низменные закоулки в его сердце, отчего он стал чувствовать себя нашкодившим мальцом.

Так и виделось – жена Льюиса встает со стула и грозит пальцем, приговаривая: «Мистер Энтони, вы позволили себе неподобающее поведение этим утром». Точно так ругала Энтони жилистая и низкорослая няня фрау Вернер – немка, специально привезенная из Мюнхена для воспитания Джортана-младшего и единственного. Она была суха в словах, скупа на ласку и крайне начитанна – отцу казалось, что это именно то, что нужно семилетнему мальчику, потерявшему мать.

Наверное, из-за этого пробирающего до костей взгляда Энтони кусок в горло не лез. Он устроился на стуле напротив Мари и миссис Льюис, имя которой никак не мог вспомнить, и напряженно ковырялся ножом и вилкой в тарелке. Завтрак так и прошел в полном молчании. Даже убирая тарелки, жена портье не произнесла ни слова, Мари же, как казалось, и вовсе проглотила язык, перейдя на другой вид общения – глазами. На Энтони они смотрели с уважением и боязнью, что уязвило, а вот на миссис Льюис – с доверием и ответной добротой. Оставалось догадываться, когда эти две женщины успели проникнуться симпатией друг к другу.