Текст книги "Опрометчивые желания (СИ)"

Автор книги: Екатерина Скорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 35

– Скажите правду, зачем вы меня купили?

Мари сидела на корточках, зябко кутаясь в ватник с торчащими из рванин опилками. Сквозь дыры в картонной крыше сочился блеклый лунный свет, ложился мертвенной бледностью на ее лицо. Виктория поежилась, крепче сжимая в ладонях кружку с горячей похлебкой. Рядом на соломенном тюфяке, пахшем плесенью, застонала Нора, переворачиваясь с бока на бок. Двое мальчишек лет по двенадцать с одинаковыми белесыми макушками сопели у стены, уткнувшись в коленки. Виктория попыталась вспомнить, как их зовут, но не смогла. В голове было пусто.

Странно, но холод не пробирал так сильно, как осознание вины. Их всех убили! Нелюдимого Джека, немого истопника Стивена, с некоторой ленцой следившего за чистотой в доме Гарри, старушку Мидлтон, в последнее время почти не покидавшую своей комнаты… и Альберта. Они убили всех только потому, что она сделала глупость, утратила терпение и пошла напролом. К чему? Ради чего? В горле запершило, хотелось зареветь в голос, но слезы не шли. Они застряли в груди и жгли душу.

– Ходили слухи – ты умеешь исполнять желания. А мне больше не на кого было надеяться, – произнесла Виктория глухо, прижимаясь щекой к плечу.

Не хотелось смотреть в глаза той, кто спас, вытащил из бездны. Виктория клевала себя за слабость и нещадно завидовала Мари. Бесправной рабыне, купленной на торгу, которая не испугалась ни заряженных карабинов, ни осколков стекла, ни высоты. А как она шла по улицам в одной сорочке? Иная сгорела бы от стыда, а Мари вышагивала так, словно на плечах у нее красовалось меховое манто. И вот теперь, зная, что жизнью обязана этой девчонке, Виктория не могла скрыть зависти – она хотела быть такой: сильной, смелой, жёсткой. Войти в огонь и вытащить из него если не всю Англию, то хотя бы половину. А когда собственная жизнь повисла на волоске – струсила.

– И что же вам хочется, миссис Неверти? Учтите – желание можно загадать только одно.

Виктория горько усмехнулась. Желание! Это проклятое желание загнало Альберта в могилу! И еще около сорока загубленных жизней… А завтра этот счет может увеличиться еще на одного – неизвестно, протянет ли Нора с простреленным боком до утра. Удивительно, как она вообще смогла бежать наравне с ними вчера ночью.

– Зачем теперь об этом? Я и так получила сполна.

Мари вздохнула, поставила пустую кружку на деревянный ящик, заменявший стол в их импровизированной ночлежке.

– Так уж получилось, что я исполняю желания хозяев тогда, когда становлюсь свободной от них.

Виктория встрепенулась – показалось в этих словах что-то пророческое, даже зловещее.

– Я хотела ребенка, Мари, – сказала – и прислушалась к себе. Живот ныл. Протяжно, отдавая болью в поясницу. Если ночь с мистером Джортаном была не напрасной, то прыжок со второго этажа мог стоить маленькой победы.

– А мистер Неверти?.. – взгляд пытливый, сочувствующий. Догадывалась ли, что они с Альбертом супруги только на бумаге? Вряд ли…

– Он не мог, – коротко ответила и отвернулась, прикрывая рот ладонью. Вот когда слезы хлынули потоком, разрывая грудь рыданиями. Виктория затряслась, всхлипывая и корчась от разраставшейся боли. Внизу живота разгоралось пламя, как раньше перед приходом крови, только в этот раз боль оказалась сильнее.

– Я исполню ваше желание, но не берусь предсказать, как это случится. – Мари подошла и обняла ее за плечи. Снисходительно, будто сама вытерпела гораздо большую потерю. – Может быть, всё произойдет помимо вашей воли – к этому нельзя подготовиться и сложно угадать.

Виктория обернулась, заглянула в глаза, в которых плескались лунные отблески. Они завораживали…

Мари закрыла глаза, выдохнула, выталкивая из сердца боль. Она не многих знала по именам, но это неважно. Смерть стирает имена, титулы, поступки. Она всех одаривает одинаковыми ледяными поцелуями… А сейчас стоило подумать о раненной Норе, впавшей в забытье, мальчишках на побегушках, чудом вывалившихся из подсобки с дровами, когда она с Викторией мчались через двор, и самой хозяйке. Бывшей хозяйке, которая на проверку оказалась испуганной зареванной девчонкой. Ей было тяжелее – похоже, в душе у нее вовсю резвилась совесть. Вот только пока Мари может помочь только ей.

Немного погодя из темноты закрытых век выступил ангел. Тот самый, что грозил пальцем, когда она на ночь привязывала Аннет за косу к кровати, тот самый, который указал на двери, когда на первом аукционе в них вошел мистер Джортан. Прижимая палец к губам, он подошел вплотную, впился взглядом, и показалось, что сама смерть пришла в его обличьи, чтобы утащить сбежавшую добычу. Холод заструился по пищеводу, затек в желудок, разливаясь мерзлотой по нутру. Ангел ждал.

«Дай ей ребенка, – мысленно произнесла Мари, чувствуя, как холод превращается в жар. – Что бы ни было и ради чего – дай ей дитя!»

– Эти, что ли? – грубый мужской голос раздался у самого уха.

Виктория встрепенулась, вскидывая руки, словно пыталась защититься ими, открыла глаза. Поодаль стоял вчерашний мужчина, накормивший и позволивший им переночевать в своем дворе, рядом с ним, отвернувшись в другую сторону стоял незнакомый джентльмен. По крайней мере – он был неплохо одет – в теплом плаще и цилиндре, жалко, в пелене утреннего тумана не получалось разглядеть его лицо. Еще двое тормошили и осматривали мальчишек и Нору – если пареньков не пришлось долго трясти, то около кухарки незнакомцы заметно оживились – завернули рукав, принялись щупать жилу, осматривать рану.

А совсем рядом, пристально разглядывая ее саму, стоял неопрятного вида мужик. Именно мужик – небритый, чумазый, с сочившейся изо рта вонью и налитыми кровью глазами. Похожих Виктория видела только раз, когда случайно оказалась рядом с пабом – подобный персонаж, от которого невыносимо разило виски, вывалился тогда из дверей в совершенно непотребном виде.

– Они самые, – довольно потирая руки, ответил вчерашний благодетель. У Виктории внутри всё оборвалось – похоже, зря они доверились этому человеку! Скорее всего, он только что продал их этому высокому господину и… Рассудок отказывался представлять, что будет дальше. Беспомощно закрутив головой, она нашарила взглядом Мари – та сонно потирала глаза, вставая с ящиков, заменивших ей постель.

– Не слишком похожи на тех, кто нам подойдет, – досадливо пробормотал неприятный мужик, перестав их разглядывать. – Может, ну их?

– Погоди, Освальд, надо спросить, откуда они такие красивые выбрались, – смешок и голос джентльмена показались знакомыми. Виктория прищурилась, пытаясь получше его рассмотреть. Но прежде, чем глаза справились с дымкой, память любезно подтолкнула воспоминания: бал в честь коронации, свора лизоблюдов, обходящих стороной обреченную девчонку в маске, и он – друг детства, забытый, но такой неожиданно родной…

– Генри! – выкрикнула Виктория, сдерживая слезы. Рванула к нему, обхватила за шею, прижалась к груди. Он, похоже, не сразу узнал, кто так внезапно кинулся его обнимать – нелепо начал тереть глаза, даже слегка отстранился, но потом так же сильно сжал ее, сдавленно выдохнув.

– Вики?! Но как? – заговорил он, наконец, когда от крепких объятий закружилась голова и сдавило горло. – Я слышал – вас сожгли вчера ночью!..

Сказал, и сам же осекся, словно по-новому разглядывая их – чумазых, полуодетых, изорванных.

– Здесь вам делать нечего, – твердо проговорил Генри, продолжая обнимать Викторию одной рукой, а второй доставая из внутреннего кармана монеты. – Гарри, Николас – на вас раненая. – Один из них подхватил Нору на руки, второй стянул холщовый пиджак, прикрыл ее так, чтобы не было видно раны. Виктория сообразила, что сделали они это, защищая не от холода, а от любопытных глаз. – Остальные способны идти сами?

Мальчишки и Мари закивали, подходя ближе. Генри придирчиво окинул последнюю, Виктории стало неудобно, что девчонка в столь непотребном виде, но не снимать же с себя платье, чтобы одеть служанку?

– Жена-то у тебя есть? – отдавая пару шиллингов мужчине, приютившему беглецов, спросил Генри. Тот непонимающе заморгал, спрятал деньги за пазуху, после чего неуверенно замычал что-то вроде «а как же без бабы». – Принеси платье какое-нибудь – не вести же девчонку в исподнем.

Мужчина закивал и поспешил прочь. Вернулся он через пару минут с кульком в руках. Там нашлась простая юбка и длинная рубаха, к тому же пара шерстяных платков – не новых, судя по многочисленным дырам и свалявшемуся пуху.

– Это за труды и молчание, – сухо произнес Генри, протягивая ему еще пару монет и делая знак остальным, что пора трогаться в путь. – Надеюсь, ты сам понимаешь, что услышал лишнего этой ночью и можешь много за это пострадать?

Мужчина позеленел лицом и отчаянно закивал. Похоже, он и сам жалел, что проявил непростительную добродетель и приютил оборванцев. В любом случае жалеть его Виктория не собиралась – ей все еще казалось, что благодетель хотел их именно продать. Джентльмену, охочему до уличных девок, или разбойничьей шайке мятежников – какая разница.

Идя рядом с Генри, Виктория ощутила то же смущение, что и тогда на балу. Вот только и отголоски вчерашнего раскаяния еще не потухли. Она так и шагала неизвестно куда, разрываемая радостью и печалью. А где-то глубоко внутри росло и ширилось предчувствие, что всё будет хорошо.

Глава 36

Лондонские улицы стряхивали сонный туман. В воздухе засочились ароматы свежих булок, загомонили шустрые разносчики газет, расползлись протяжный скрип кэбов и стук молотка из ближайшей обувной мастерской. Под ногами хлюпала подтаявшая жижа, перебивая запах хлеба вонью выливаемых под ноги помоев. Виктория озябла и уже не могла ни о чем думать – только отсчитывать повороты и надеяться, что следующий окажется последним. Ей никогда не доводилось бывать на этих улицах, но по крестьянскому говорку местных и свойственной вчерашним земледельцам одежде догадалась, что они сейчас где-то на самой окраине столицы.

Тем лучше. Здесь их никто не узнает, не примется тыкать пальцем, восторженно или злобно выкрикивая. Вот только их процессия, во главе которой шел Генри Трейтор, не оставалась незамеченной. То ли запуганные полицейскими за последние недели, то ли просто недоверчивые по своей природе, местные окидывали их протяжными взглядами исподлобья. Тяжелыми, оседавшими в душе налетом неприязни и страха. Но главное – никто не поднимал шум, а остальное можно было стерпеть.

Наконец, свернув в еще один проулок, они вышли к одноэтажному широкому зданию с чередой заколоченных окон. Грязно-коричневого цвета с пучками торчащих лысых кустов и разбитых фонарей у фронтона, оно выглядело более, чем непристойное жилище для джентльмена. Около покосившихся дверей толпились несколько мужчин в фуфайках, широких штанах с одутлыми коленками и кепках, надвинутых на глаза. Лицами они походили друг на друга – бородатые, с красными шелушащимися щеками и цепким взглядом из-под нависающих бровей.

Виктории стало не по себе. Невольно передернув плечами, она ухватила Генри за руку – так было спокойнее. Зачем он привел их сюда? Неужели, и правда живет в этом ужасном месте, похожем на дешевую ночлежку? Тайком скосила взгляд на Мари и мальчишек – похоже, их новый дом не пугал. На миг показалось, что им всё равно куда идти. Словно кто-то неведомый отметил их печатью безразличия. Нору по-прежнему несли на руках, но если всю дорогу она стонала, то теперь смолкла. Хотелось верить, что кухарка просто уснула, но несший ее мужчина, видимо, тоже заметил перемену. Отстав от остальных, он склонился ухом к ее лицу.

– Гарри, – позвал хриплым голосом. – Глянь – жива еще?

Товарищ поспешил к нему, послюнявил палец и поднес к носу Норы, потом ухватил за шею. Наконец, бесцеремонно откинул пиджак, которым она была накрыта, и прижался ухом к груди. Так он простоял несколько минут, словно позабыв про остальных, буравивших его нетерпеливыми и встревоженными взглядами.

– Кончилась, – буднично изрек Гарри, обтирая руку о штаны и отходя в сторону.

Виктория опустила голову, но внутри было пусто. Ни сожалений, ни угрызений совести. Рядом кто-то всхлипнул – один из белобрысых мальчишек утирал нос рукавом, размазывая слезы по щекам. Другой бессильно сжимал кулаки, обнимая его за шею. В тот же миг память разродилась образами – Нора прикармливала дворовых мальцов, как из их дома, так и уличных. На кухне для них всегда имелся кусок пирога или душистые лепешки с ванилью, продукты для которых кухарка покупала на жалованье.

– Закопайте на пустыре, когда стемнеет, – произнес Генри и развернулся ко входу в обшарпанный дом.

Мари вздрогнула, уставилась ему в спину. Виктория хотела одернуть ее за рукав, но осеклась и тихо прошла мимо, догоняя друга детства.

Внутри здание выглядело еще хуже: покрытые плесенью грязные стены, узкие коридоры с наставленными вдоль ящиками, ведшие в комнатенки наподобие келий, входы в которые в большинстве были просто занавешаны ветхими тряпками. Приторный запах коптивших свечей, мужского пота и забродившего хлеба забивал ноздри. Виктория содрогалась от мысли, что придется на какое-то время остановиться здесь. Особенно пугали люди – в основном мужчины, такие же, как те, что толпились у входа. Они развязно разглядывали вновь прибывших, прищуривая глаза, подставляя ноги в и без того непролазных коридорах, бесстыже гогоча вслед. Виктория терялась в догадках – как и почему Генри попал сюда? Тем временем он толкнул дверь одной из комнат, пропуская ее внутрь.

– Остальные пусть подождут снаружи, – жестом останавливая плетшихся следом под присмотром Гарри мальчишек и Мари, произнес Генри.

Виктория осмотрелась – провисший низкий потолок, кровать с деревянными набалдашниками, стул и тумба. Убранство скудное, зато постельное белье и пол были чистыми. Не дожидаясь приглашения, она присела на постель, прижала руку к животу – внутри колотилась боль. Оставалась крохотная надежда, что где-то в этих стенах прячется врач, но спросить у Генри напрямую не хватало решимости. Вместо этого, выпалила, поежившись:

– Зачем мы здесь? Этот дом больше походит на вертеп разбойников…

– А это и есть вертеп, – ухмыльнувшись, перебил он. И в ту же секунду Виктория поняла – это не шутка. Желудок превратился в комок страха – липкого, трясущегося, подпиравшего сердце. То, чем пугали в детстве учителя, показывая кровавые картинки: бунтовщики и революции – вот оно, в двух шагах, за стенами. – Не думал, что твоя кожа может стать еще бледнее, – рассмеялся Генри и присел рядом. – Вам нечего бояться, миссис Неверти. Просто в моем доме вас найдут быстрее, чем в этой ночлежке. Конечно, придется потерпеть – здесь нет слуг, сытного обеда и даже в уборную, уж прости за бестактность, придется ходить во двор. Никто не станет выносить за тобой ведра или приносить кофе к завтраку. Зато здесь тебя будут искать в последнюю очередь. А даже если и станут – не найдут.

– Хочется верить. – Страх попасть в лапы мятежников сменился новым – Генри не просто так завел беседу о местных достопримечательностях. Он собирался уходить. Оставить ее одну в самом сердце кишащей сбродом ночлежки. – Но ты же не бросишь меня?

Он взял ее руки в свои, согрел дыханием, будто хотел поцеловать, но не решился.

– Нет. Но больше я ничего не могу обещать.

В комнате повисла тишина. Где-то жалобно заскреблась мышь, запищал младенец. «А что, если он не вернется? – болезненно пульсировало в мозгу. – Что если я точно так же, как затертые тени местных женщин осяду в этом гнилом доме? Какой-нибудь Гарри или Николас запустит грязную лапу в мои волосы, завалит на кровать… Никто из них не станет дожидаться венчания, да и не потащит сюда священника. Потому что в таких ночлежках нет места для Бога… Господи! Что если Генри и правда никогда не вернется? Неужели я спаслась, чтобы рожать в этом хлеву какому-нибудь бродяге?!» Дурнота подступила к горлу, перед глазами заплясали черные пятна – еще немного, и Виктория потеряла бы сознание. Но Генри излечил от жалости к самой себе – отцепил ее пальцы, ставшие вмиг ледяными и негнущимися, и направился к двери.

– Освальд, – едва он позвал, как неопрятная фигура мужика выросла в дверном проеме. – Остаешься беречь госпожу Викторию.

– Леди в маске, – плотоядно хмыкнул тот и ощерился, показывая гнилые зубы.

Виктория с трудом скрыла отвращение – почему Генри решил поручить ее именно этому человеку? Его и к роду-то людскому можно было причислить с большой натяжкой. А уж оставлять ее под покровительством Освальда! Немыслимо! Тот же Гарри казался гораздо приятнее. Или Генри доверял именно похожей на человека образине? Пока Трейтор пропускал в комнату Мари с мальчишками, Виктория наконец сообразила, почему испытывает к Освальду такую неприязнь: он слишком походил на механических слуг – ни намека на разум и абсолютная, собачья преданность. «Все-таки расчет Генри верен, – скользило в голове. – Этот Освальд будет охранят меня как цепной пес. И с такой же фанатичностью свернет шею, если прикажет хозяин…»

– Госпожа? – голос Мари вытащил из раздумий. Она держала Викторию за руку, озабоченно заглядывала в лицо.

– Не зови меня так, я теперь никто. – Виктория сердито одернула руку. С языка чуть не сорвалось «как и ты». Девчонка по-прежнему вызывала раздражение и зависть. Вот уж кому лучше всех – ничего не потеряла, ничего не жаль.

– Ваше желание исполнится.

Виктория вздрогнула. «Может быть, все произойдет помимо вашей воли» – застучало в ушах. Что ж, здесь, как нигде, все шансы оказаться брюхатой – только пальцем ткни, а то и просто останься без присмотра. Впервые мысль о беременности вызывала тошноту и отвращение. «А кто сказал, что ребенок должен быть благородным? – словно в издевку пронеслось в голове. – Любой младенец, рожденный до истечения года со смерти супруга будет считаться законным… Но как переступить через себя? Я с мистером Джортаном-то легла через силу, а если всё было зря?»

– Да-да… Нам придется остаться здесь, пока… – вот когда она поняла, что стоящие тут бывшие слуги больше не обязаны слушаться. Они и при доме Неверти были вольны, а уж теперь… Минувшее раздражение испарилось, захотелось кинуться к Мари, прижаться, зареветь. Пересилила – отвернулась, сцепляя руки на груди. – Мне придется остаться здесь. Вы можете идти, если есть куда.

– Без бумаг мы никто, – хмуро отозвался один из мальчишек. – Такие же бродяги, как и все в этом доме. Случись обыска – окажемся в ближайшей каталажке. Но лучше с вами – хоть сможем защитить, если что.

Виктория улыбнулась – к угрюмому чудовищу добавились сопливые сторожа. Но их искренность согрела душу – все-таки не только у Генри есть преданные люди.

– Не думаю, что знакомый миссис Неверти станет кормить пару лишних ртов, – задумчиво произнесла Мари.

– А мы заработаем! Будем газеты носить! Скажи, Бобби! – выпалил второй мальчишка. Все-таки он был помладше. Первый же понуро уставился под ноги – видимо, понял что-то, отчего слова Мари превращались в непреложную истину.

– Без паспортов нас даже нужник мыть не возьмут, – как неразумному дитё объяснила она. – А бумаги все сгорели, наверное… А у меня – так их и вовсе не было.

– И что? – буркнул младший. – Есть же такие работы, где паспортов не спрашивают…

– Портовой шлюхой, – оборвал Бобби. – А если куда и возьмут – так ведь денег ни гроша не получишь – будут грозить сдать в полицию. А за миску помоев работать – уж лучше самим сдаться.

Виктория обернулась – все трое стояли как пришибленные: угрюмые, с потухшими беспомощными взглядами.

– Бумаги остались в особняке, – проговорила она, поминутно сбиваясь. – Если собрать отряд местных, уверена – Генри… мистер Трейтор поможет. Там есть тайник… И потом – не станет же полиция воровать паспорта на прислугу. Есть шанс!

– Отряд не надо – долго, да и приметно, – после нескольких минут молчания решительно произнес Бобби. – Пока люди соберутся – от обгоревшего дома и кирпичей не останется без хозяев-то. Пойду один – поймают, прикинусь глухим или дурачком каким. Слышал – таких в работные дома отправляют, а оттуда дорога известная – слюней распустил, под себя напустил, да через забор, пока все за блаженного считают.

– Я с тобой, – в один голос загомонили Мари и мальчишка помладше.

– Фредди, ты еще мал, и потом – должен кто-то за госпожой присмотреть. А тебя возьму, – сказал Бобби, озорно щурясь на Мари. – Смелая девка в деле подспорье, особенно такая проворная. Только случись чего – в разные стороны бежим.

Виктория прижалась к заколоченному окну, сквозь щель разглядывая две тощие фигурки, спешившие поскорее скрыться за углом. Фредди сидел на кровати, поджав ноги – дулся. Похоже, не мог простить другу или брату, что тот ушел без него.

– Не вешай носа, малец, – почти по-отечески раздался голос Освальда за спиной. – Он правильно рассудил – разве девка сможет хозяйку защитить? А вот ты – другое дело. Это они там по свежему ветерочку пробегутся – и назад, а нам с тобой леди беречь.

Это «леди» кольнуло – чудилась в нем какая-то язва. Виктория поежилась, дождалась, когда Мари и Бобби скроются из виду и обернулась. Освальд щерился, гладя Фредди по голове – и мальчишка не отстранялся. Видимо, внешность сторожа его не пугала, или мальчишка чувствовал иначе и верил, что страшный дядька не причинит вреда? Вот кому можно позавидовать – ребенок, который не помнит зла и не ждет его от чужих людей. И за этими мыслями забылось, что Альберт купил Фредди на аукционе – мальчишку продавали то ли за воровство, то ли за убийство. Новый толчок боли внизу живота и знакомая тяжесть напомнили о себе. Поморщившись, Виктория неожиданно для себя самой спросила:

– Освальд, среди вас есть врач?

– То есть настоящий? – ни тени удивления или участия на лице. – Мм… Есть Гарри – вы его видели, но он так… прислуживал в аптеке, кое-чего видел, остальное – придумал сам. А так чтобы совсем настоящего – нет.

Тишина окутала комнату, в открытую дверь то и дело заглядывали любопытные небритые мужчины в рванье, сновали туда-сюда женщины с ведрами и тазами с бельем. Жизнь в этом муравейнике кишела, вбирая новых членов клана, ставя на них клейма нищеты. Увы, пока Генри не вернется, с этим клеймом придется мириться и Виктории.